Текст книги "История. Тысячелетие обмана"

Однако при всем этом литература в России долгое время оставалась той областью, где общественная мысль могла подавать хоть какие-то признаки жизни, с трудом пробиваясь сквозь препоны запретов, цензуры и навязываемых идей.

Практически каждый образованный человек в России знает фразу М. Цветаевой о том, что «Пушкин – это наше все». А лет за 30 до ее слов Ф. Достоевский в своей «пушкинской» речи произнес: «Пушкин есть явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа. И пророческое. И никогда еще ни один русский писатель, ни прежде, ни после его, не соединялся так задушевно и родственно с народом своим, как Пушкин». Вся русская литература, по мнению Достоевского, вышла из Пушкина. В чем же здесь дело и что имелось в виду?

Все творчество великого русского поэта, все его произведения пронизаны идеями гуманизма. В их центре всегда стоит обычный, простой человек, носитель той самой «искры божией». Но он не только стоит в центре, он одновременно еще является и мерилом всего. Нравственный закон у Пушкина – высший закон не только человеческого бытия, но и объективный закон вселенной. Никто и ничто не может его нарушать безнаказанно. Само мироздание мстит такому человеку, приводя его к неизбежному наказанию: жизненному краху или гибели. Об этом все произведения Пушкина – от лирики и поэм до драматургических произведений и прозы. Нельзя достичь благой цели негодными средствами. Данное утверждение у Пушкина звучит четко и безапелляционно. Надо сказать, что нигде и никогда в мировой культуре не было в столь отчетливой и одновременно рельефной форме провозглашена данная максима. Все последующее развитие русской литературы шло именно в направлении, указанном Пушкиным, а еще точнее – в осознанном им и четко очерченном русле русского духа. Все душевные терзания героев Тургенева, Лескова, Толстого, Достоевского, Чехова – есть не что иное, как попытки соотнести собственную жизнь с этим самым нравственным началом, измерить общественные установления мерилом милосердия и человеколюбия. Любой человек, каким бы он ни был, пусть это даже гоголевский Акакий Акакиевич или старуха-процентщица из «Преступления и наказания», есть «образ божий» и имеет право на жизнь.

К. Леонтьев, говоря о Возрождении, как-то сказал, что «Пушкин для России и был Возрождением». Отчасти это справедливо. Но лишь отчасти. Дело в том, что само европейское Возрождение было вовсе не равно пушкинскому гуманистическому взгляду на мир. Оно проходило под знаменем секуляризации жизни, т. е. вывода ее из-под гнетущей власти церкви и религиозных догм. Именно это являлось главным. Появлялись национальные государства, которые освобождались от деспотизма Ватикана. Человек в новой системе мироздания также становился мерилом жизни. Но это был совсем другой человек. Здесь он понимался не как «тварь божья», а как вполне земное, греховное и часто безбожное существо – со всеми своими пороками и набором не совсем привлекательных качеств. Избавляясь от религиозных пут и отвергая католические каноны, во многом к тому времени дискредитированные институтом «папства» и политической практикой Ватикана, деятели Возрождения зачастую ничего не предлагали взамен. Свобода оборачивалась в том числе и свободой от любой морали. Мемуары Челлини, произведения Рабле, Чосера, Боккаччо и многих других авторов зачастую поэтизировали низменный быт и давали примеры настоящего аморализма. Европейское Возрождение – это торжество человека, но человека безбожного. Особенно ярким примером торжества подобного «возрожденческого духа» являлись сочинения Никколо Макиавелли (напр., небезызвестный «Государь»), в которых автор давал наставления тем, кто занимается политикой и государственным управлением. Вот лишь несколько таких «советов»:

«У государя никогда не бывает недостатка в законных причинах для нарушения своих обещаний».

«Управляя людьми, их нужно либо купать в ласке, либо подавлять».

«За легкие обиды подданные начнут мстить, но за тяжкие обиды мстить не станут».

«Создание колоний обычно обходится совсем недорого. Те, кто живет в колониях, обычно верны своему правителю и не настроены вредить ему, а те, чьи интересы государь затронул, не могут ему навредить в силу своей бедности и разрозненности».

«Завоеватель должен стать главой и защитником менее могущественных соседей, в то же время стараясь ослабить тех, чья сила начинает возрастать».

«Человек, желающий жить по всем канонам добродетели, непременно окажется разбит бесчестным большинством».

«Все люди в общем-то неблагодарны, ненадежны, лживы и трусливы. Покуда правитель на коне, они будут у ног его. Когда нужда стоит на пороге, они будут готовы на все. Но при случае они тут же от него отвернутся».

«Государю важно казаться милосердным, праведным, гуманным, верующим, справедливым, однако при необходимости он должен уметь проявить противоположные черты характера».

И так далее. Не правда ли, современно? И вполне в духе наших «западных партнеров». Макиавелли, с одной стороны, формализовал уже сложившуюся к тому времени практику государственного управления, а с другой – установил в явном, не прикрытом виде принципы, следуя которым, можно стать успешным в политике. Другим ярким примером, иллюстрирующим принципы, заложенные в основу западного менталитета, является деятельность ордена иезуитов, оказавшего колоссальное влияние на европейскую политику второй половины XVI–XIX веков. Принципы, сформулированные еще его основателем Игнатием де Лойолой, по существу, провозглашали один главенствующий принцип: «Цель оправдывает средства». Жесткая дисциплина, строгая централизация, беспрекословное повиновение младших по положению старшим служили одному: достижению целей, которые Орден ставил перед собой. Система морали, разработанная иезуитами, давала широкую возможность (в зависимости от обстоятельств) произвольно толковать основные религиозно-нравственные требования. Члены Ордена освобождались от многих религиозных предписаний и запрещений и были ответственны только перед собственным орденским начальством. В силу аморальности используемых принципов очень скоро само слово «иезуит» приобрело переносное значение.

7.

Вплоть до XVIII века основу, ядро любого мировоззрения составляла религия. Именно на основе религиозных доктрин строились нации и государства. Поэтому вполне очевидным выглядит предположение о том, что данные доктрины являлись мощнейшим инструментом в политической борьбе, а также универсальным орудием в манипуляциях сознанием противников.

Авторы Новой хронологии очень много внимания уделяют установлению исторических корней христианства. Прообразом библейского Иисуса, по их мнению, служил византийский император Андроник Комнин (он же Андрей Боголюбский во время его пребывания на территории нынешней России). Все события происходили не две тысячи лет назад, а в начале XII века (государственный переворот, попытка бегства, арест и последующая казнь Андроника). Данные события оказали столь огромное впечатление на современников, что они разошлись по миру в бесчисленном количестве копий и пересказов (с другими локусами и именами). Собственно, это то, что авторы Новой хронологии называют «дубликатами». Наличие этих дубликатов было установлено статистическими методами, путем компьютерной обработки огромных массивов информации. Но об этом мы будем подробно говорить далее. Пока же отмечу 2 момента.

1. Попытка взглянуть на события, описанные в евангелиях, как на отражение реальных исторических событий, произошедших в XII веке, да еще анализ данной гипотезы при помощи современных методов, которые были немыслимы еще лет 30–40 назад, привели к прекрасным результатам. Однако, как и многие авторы оригинальных открытий, авторы Новой хронологии слишком, на мой взгляд, увлеклись ею и начали распространять абсолютно на все области – от искусства до литературы и лингвистики – области, в которых они не столь сведущи, как в статистических методах анализа. Огромный объем материала, который обрабатывался, неизбежно привел к тому, что какая-то его часть оказалась довольно слабо аргументирована и не имела той продуманной, четкой основы, как это было в первых книгах.

2. Среди всех областей, которые были подвергнуты рассмотрению авторами Новой хронологии (а их оказалось, как отмечалось выше, немало), не было только религии. И это более чем странно, т. к. религия во все времена являлась одной из основ построения общества. Выявив исторические корни христианства и констатировав, что так называемые «мировые религии» возникли позднее и знаменовали собой распад Евразийской империи, авторы Новой хронологии обошли вниманием вопросы, связанные со становлением «мировых религий» и их влиянием на исторический процесс. Вполне вероятно, что это было сделано осознанно. Новая хронология и так идет вразрез с многими устоявшимися мнениями. Примешивать к этому еще религию – означало вызывать на себя огонь клерикалов различных мастей, а также недовольство не всегда уравновешенной паствы. В многосерийном фильме по Новой хронологии А. Фоменко напрямую отмежевался от попыток рассматривать религию, дабы не затрагивать чувств верующих. В принципе, понять это можно. Однако, при том, насколько важную, системообразующую роль играла религия в Средние века, не очень ясно, как можно провести полноценный анализ и восстановить ход исторических событий, не затрагивая вопросов религии. Как бы то ни было, восстановить справедливость здесь необходимо. К тому же рассмотрение вопросов генезиса мировых религий проливает свет на многие ключевые моменты исторического развития, – как показал анализ, понимаемые совершенно неверно. В том числе и авторами Новой хронологии. Как это ни покажется странным, но даже авторы Новой хронологии оказались недостаточно радикальны в своих гипотезах.

8.

Все религии, как известно, условно можно разделить на 2 категории. Одна категория охватывает все этносы, населяющие Землю. Это древние религии, те, которые, христиане называют «языческими». Это вера в божеств, олицетворяющих те или иные силы природы, а также важнейшие стороны устройства человеческого общества. Это религии «исконные», помогающие жить человеку в гармонии с природой, приспосабливаться к тем или иным условиям. Вторую категорию составляют религии «мессианские», т. е. те, которые были «сочинены» конкретными людьми («мессиями», «пророками», а также их последователями). К «мессианским» относятся и так называемые «мировые» религии. Это христианство, ислам, конфуцианство, буддизм.

Несложно заметить, что разница между этими двумя видами религий состоит в том, что первый вид происходит из самой жизни вполне естественным путем, формируется в течение многих поколений, пытается объяснить окружающую реальность и «приспособить» ее под нужды человека. Второй вид – это религии искусственные, созданные в короткий промежуток времени и затем активно внедрявшиеся в жизнь (в значительном количестве случаев насильственными методами).

Как мы помним, любая новация (в том числе и религиозная) – вещь дорогостоящая. На ее внедрение нужно потратить огромные ресурсы – от материально-финансовых до человеческих. Не стоит также забывать, что эти вложения долгосрочные, что еще больше их «удорожает». Соответственно, «бонусы» от подобного внедрения должны многократно превосходить вложения. Только тогда данное действо будет иметь какой-то смысл. Что же это за «бонусы»?

Для начала зададимся вопросом: в чем состоит главное отличие «исконных» религиозных систем от «мессианских»? После внимательного рассмотрения становится очевидным, что все «исконные» религии объединяет то, что они по своей сути являются системами жизнеутверждающими, а «мессианские» – это системы жизне– и мироотрицающие.

Поясним.

Вполне очевидно, что настоящая доктрина, истинная философия должна человека приподнимать над бытием, вселять в него силы и уверенность, убеждать в правильности избранного пути, будить творческое начало и поощрять созидательную деятельность. Иными словами, «поощрять» к бытию. Именно это мы видим в религиях «исконных», где, по существу, богами являются творящие силы природы. Мир делится на части не по принципу оппозиции добра и зла, а исключительно по факту своего месторасположения («мир небесный», «мир земной», «мир подземный»). Человек, в принципе, при желании может войти на какое-то время в любой из них (с помощью шамана, или животного-тотема). Однако мир, в котором живут люди и для которого они созданы, – это «мир земной». Здесь у каждого человека есть «судьба», его собственный «путь», по которому он должен идти в жизни. Путь этот измеряется «правдой» и «справедливостью», т. е. морально-этическими нормами, благоприятствующими процветанию рода. То, насколько человек соответствует своему «пути», является показателем его успешности. Однако при этом никакого посмертного воздаяния в рамках таких религий, как правило, не предполагалось. Например, у славян все умершие без исключения попадали в «Ирий» (аналог рая).

Что же мы видим в религиях «мессианских»? И конкретно – в «мировых» религиях? Здесь картина кардинально иная. В первую очередь потому, что данные религии «мироотрицающие». Одна из главных мыслей в них состоит в том, что наш мир греховен по своей сути. Человек лишь «пережидает», когда сможет покинуть эту «юдоль скорбей». «Скорбеть» о собственной греховности – это, собственно, то, чем должен в основном заниматься человек во время своего земного существования. Просить прощения у бога, каяться и всячески искупать вину. «Благость» в данной системе исходит лишь от осознания близости к богу. Радость же от самого факта существования, счастье «земное» выносятся за скобки в принципе. Терпение объявляется главной добродетелью. И непротивление злу насилием. Для тех же, кто вдруг окажется «излишне праведным», придуман «первородный грех», который появляется вследствие уже самого факта рождения человека на свет. Иными словами, если ты родился, то ты уже грешен изначально, хотя еще не успел ничего совершить. Далее. Что же человек получает вследствие такого самоотречения? Ответ очень прост. Ничего. Точнее, воздаяние вынесено за рамки земной жизни. Все блага ты получаешь после смерти, в «царствии небесном». Ну, или если был недостаточно праведен, претерпеваешь «вечные муки» в «геене огненной», т. е. в аду, в окружении чертей и прочей нечисти. Мироотрицание звучит совершенно явственно. Нелишне напомнить, что даже в качестве основного символа христианства был избран знак страдания и смерти – образ распятого, умирающего человека. На это вполне могут возразить, что это вовсе не символ страдания и смерти, а напротив – искупительной жертвы, последующего возрождения и т. д. Возможно. Но тогда почему в качестве символа не был избран, например, образ воскресшего Христа? Или какой-то другой образ, наглядно изображающий идею жизнеутверждения?

Разумеется, мировые религии отличаются друг от друга (ниже мы будем подробно об этом говорить), но у них гораздо больше общего, чем различного. Ислам по своей сути представляет собой пересказ книг Ветхого завета. Новый завет там также отчасти представлен, только Иисус выведен в качестве одного из многих пророков (под именем Иса). Ну, и разумеется, в число священных книг входят законы Шариата – свод продиктованных Аллахом правил, которым должен следовать правоверный мусульманин.

В конфуцианстве разделение частей, описывающих взаимоотношения «человек – общество» и «человек – окружающий мир» также весьма ярко выражены. По существу, конфуцианство – это свод правил этического характера, трактующий о том, как человек должен вести себя в обществе. Космогония и взаимоотношения «человек – вселенная» вообще оставлены за его пределами. О чем же говорит конфуцианство? Если свести все к нескольким простым сентенциям, то получится примерно следующее. Задача человека – почитать предков и поддерживать порядок, ими заведенный. Достигнуть гармонии можно, следуя принципам «человека высоких помыслов». А они состоят в том, чтобы быть тем, кто ты есть. Если ты строитель, то будь строителем и совершенствуйся в этом направлении. Если ты повар, то будь поваром и расти в своей области. И так далее. В принципе, это все. Естественно, мы опускаем требования общего характера, вроде «почтительного отношения к родителям», «помощи бедным» и проч., поскольку они одни и те же практически в любой религии. Нетрудно заметить, что, по существу, конфуцианство консервирует социальные отношения, а также структуру общества, призывая человека довольствоваться тем, что имеешь.

Остается вопрос о том, почему конфуцианство сконцентрировало внимание только на этике. Ответ довольно прост. Полностью на вопросах постижения вселенной были сконцентрированы даосы, т. е. приверженцы даосизма, учения, которое сочетает космогоническую философию, духовные практики и техники самосовершенствования. Ареалы распространения конфуцианства и даосизма примерно совпадают. Однако даосизм был уделом довольно узкого круга лиц, поскольку требовал посвящения абсолютно всего времени духовным практикам и, соответственно, удаления от мира. Даосы жили в основном в монастырях или вели жизнь странствующих монахов и факиров, не оказывая особого влияния на повседневную жизнь государства.

Одной из главных целей даосов являлось обретение полного контроля над природой человека и достижение бессмертия в физическом теле.

Своего рода ответом даосизму стал буддизм, в котором мироотрицание доведено до крайности. Если даосы стремились обрести вечную жизнь, то буддизм объявил своей целью фактически вечную смерть. Смыслом всех усилий, всего пути совершенствования (духовные практики Будда, как известно, заимствовал у даосов) объявлялась смерть не только в физическом теле, но и на «тонком» уровне. Поскольку мир полон страданий (знакомая теза, не правда ли?), их следует каким-то образом прекратить. Но поскольку со смертью физического тела жизнь не прекращается, а лишь, в соответствии с принципом реинкарнации, возрождается в ином обличьи, то нужно прекратить эту цепь перерождений (круга сансары). Тогда душа войдет в нирвану и сольется с Буддой.

Как видим, у мировых религий очень много общего – гораздо больше, чем различного (даосизм, естественно, в силу его мироутверждающего характера, следует из их числа исключить).

9.

Итак, все мировые религии имеют ярко выраженный мироотрицающий характер. Возникает резонный вопрос – как такое вообще могло случиться? Ведь мироотрицание для главной доктрины того или иного этноса – вещь самоубийственная, саморазрушительная. Мало того, это явление совершенно противоестественное. Ведь любая философская система призвана устанавливать место и роль человека в окружающем мире для того, чтобы он взаимодействовал успешнее с «универсумом», чтобы жил лучше! Иными словами, цель у любой нормальной философско-этической системы должна быть противоположной, т. е. жизнеутверждающей, иначе в ней нет никакого смысла. Подтверждением служит то, что все религии «исконные» – именно жизнеутверждающие.

Как это объяснить?

На место все ставит предположение, что мироотрицающие системы создавались преднамеренно в качестве орудия ослабления, подчинения и порабощения того или иного народа извне. Только в этом случае возникает какая-то логика, становится понятно, для чего это было необходимо. При этом система не создавалась что называется «с нуля» – в этом не было необходимости. Бралась уже существующая у этого народа система и соответствующим образом «модифицировалась». В нее лишь внедрялись «нужные» элементы (о «стратегии вируса» мы будем говорить подробно позже). Этим достигалось сразу две цели: 1. «Старые», узнаваемые элементы упрощали принятие новой системы «паствой»,

2. «Новые» элементы можно было хорошо замаскировать среди привычных вещей.

Но логика возникает не только в этом отношении. Становится понятным и то, почему для мировых религий столь характерна экспансия. Внедрение «огнем и мечом» (в особенности это касается христианства и ислама) – было обычной практикой. Религиозная нетерпимость вообще возникает только с появлением «мировых» религий. Язычники относились вполне индифферентно к данному вопросу. Поклонение тому или иному богу было личным делом каждого. Максимум при встрече (вкупе с тем, к какому роду ты принадлежишь) могли поинтересоваться: «Каким богам молишься?» Но насильно обращать в свою веру, а уж тем более убивать того, кто твою веру принять не захотел. Такое представить было невозможно.

С самого начала следует сказать – религиозная нетерпимость являлась для «заинтересованных» внешних сил тем «топливом», которое с легкостью превращало народ, подвергшийся «модификации», в орудие экспансии. Подчинив с помощью «модифицированной» религиозной системы некий этнос, «интересанты» начинали взращивать в нем ощущение своей избранности, своего «мессианства», осознание того, что они обладают некой универсальной истиной, а все остальные, по существу, людьми не являются, и, соответственно, их нужно привести к этой истине насильно. Другими словами – тоже сделать их вассалами, послушными слугами данных «интересантов». Идеальная схема ведения войны «чужими руками».

Все это не является каким-то великим открытием, требующим головоломного расследования. История в огромном количестве представляет факты, подтверждающие сказанное. Это касается как истории христианства, так и истории ислама. Мало того, данные методы ничуть не изменились до настоящего времени, а весьма активно используются в наши дни. Достаточно вспомнить хронологию событий с так называемым «Исламским государством» (ИГИЛ), которое намеренно взращивалось, вооружалось и направлялось внешними силами. А что для этого надо было сделать? Лишь слегка «модифицировать» ислам, максимально радикализировав адептов и усилив градус религиозной нетерпимости.

Буддизм и конфуцианство в этом отношении отличаются от христианства и ислама, но исключительно по той причине, что «создавались» в другое время и с несколько иными целями. Здесь все «заряжалось» не на экспансию, а на подчинение и удержание. Именно поэтому в буддизме и конфуцианстве нет того же потенциала мессианства. Впрочем, дальше мы подробно будем об этом говорить.

Апокалиптичность – еще одна из характерных черт «мессианских» религий. Что это значит? С небольшими нюансами суть апокалиптичности сводится к следующему. Мир лежит во зле. Когда-то явится мессия, и его приход будет знаменовать собой конец мира. Он будет всех судить, и спасутся только праведники, т. е. наиболее стойкие и послушные приверженцы данной религиозной системы.

Нетрудно заметить, что апокалиптичность ведет к следующему:

1. Радикализация адептов, подталкивание их к более активному следованию всем предписаниям религиозной доктрины и указаниям религиозных лидеров.

2. Запугивание не просто смертью, а тотальной гибелью всего человечества. Здесь уже не действуют соображения того, что «после меня останутся дети» и т. п. Это тотальная гибель, от которой нет спасения, кроме «единственного пути».

3. Посмертное воздаяние разрастается до гигантских размеров, приобретая вид «спасения избранных».

Имея в виду эти три пункта, можно предположить, что подобная радикализация нужна была в моменты кризисов для того, чтобы мобилизовать «паству». Именно это мы и видим на протяжении всей истории. Апокалиптические настроения всегда особо обострялись в эпоху смут и упадка и являлись одним из способов «встряхнуть» общество.

Надо сказать, идея апокалипсиса со временем претерпела изменения. В результате разнесения «дубликатов» исторических событий по разным эпохам, а также разного рода «склеек» появилось множество племен и народов, которые возникли словно из ниоткуда и пропали непонятно куда. В результате была придумана теория о цикличности развития цивилизации, о том, что рождение и расцвет государств неизбежно сменяется их упадком и гибелью. За великолепной «античностью» следует «мрачное Средневековье», затем снова наступает «Возрождение» и т. д. В философии это воплотилось в идеях Ницше о том, что первобытная, дикая «дионисиевская» сила дает начало развитию культуры, но потом со временем оформляется в цивилизацию, в ней начинает преобладать «аполлоническое» начало, которое ведет к расцвету искусства, архитектуры и проч., но, вместе с тем, когда первоначальный импульс иссякает, цивилизация теряет силы, дряхлеет, на смену ей вновь приходят первобытные орды, «гунны». Они сметают ее – и все повторяется вновь (см., например, работу «Происхождение трагедии из духа музыки»). Нетрудно увидеть, что в этих идеях отразились все те же апокалиптические воззрения. Но только уже без бога (в полном соответствии с утверждением Ницше о том, что «бог умер»). В исторической науке это породило, например, теорию этногенеза Льва Гумилева, которая для объяснения цикличности вводила особый термин «пассионарность», с помощью которого она пыталась истолковать «синусоидальный» принцип развития цивилизаций.

10.

Невозможно не заметить тот факт, что все мировые религии удивительно похожи в смысле «сюжетных ходов». Это и приход какого-то «учителя» к людям, и его жизнеописание – начиная с необычных обстоятельств рождения, обретения учения и заканчивая трагическими или даже таинственными обстоятельствами смерти. Если подходить с сугубо литературной точки зрения, то можно заключить, что в основу мировых религий положены одни и те же шаблоны, они строятся на одних и тех же сюжетообразующих клише. Подобное сходство наталкивает на мысль о том, что у всех данных текстов, в сущности, один и тот же автор. Повторим, принцип здесь используется следующий: зачем что-то менять в «методах влияния», если они и так работают? Самый экономичный путь – это тиражировать их, но с «поправкой на ветер», т. е. с легкими изменениями.

Однако здесь вполне можно возразить. Как же так, ведь «исконные» религии также во многом сходны? И там есть повторяющиеся сюжетные ходы. Да, именно так. Но это лишь оттого, что они в конечном итоге все восходят к одной общей проторелигии, формирование которой, как известно, происходило в далекие доисторические времена. С ростом населения и его распространением на новые территории возникали и сходные сюжеты в мифах, легендах, преданиях.

Итак, какова же история была на самом деле? Какие силы двигали людскими массами, какие причины заставляли народы принимать то или иное мировоззрение, менять устоявшийся образ жизни? Кто и зачем искажал историю, сознательно «зачищал» источники, проводил насильственное обращение в ту или иную веру, разобщал народы?

Попытаемся, насколько это возможно, ответить на данные вопросы.