Текст книги "Сага о хварангах"

5.5 Тайное и явное

 
В хитросплетениях событий —
Времени страстная плеть,
Радость нежданных открытий,
Слёзы, потери и смерть!
 

Ле́сли Ха́нтер был очень образованным человеком! Кроме английского, гаэльского и русского он в совершенстве владел ещё шестью европейскими языками, свободно оперировал латынью, мог сносно изъясняться на арабском, японском и китайском. Аристократические манеры, знание мировой истории и политики, умение музицировать и танцевать, а также со вкусом рассуждать об искусствах изобразительных, намекали на его принадлежность к представителям высшего общества.

Будучи классическим фехтовальщиком, Хантер от природы имел полезное, но совершенно необъяснимое качество – он интуитивно овладевал любым холодным оружием буквально за считаные минуты. Взяв в руки незнакомый клинок, либо иной убийственный предмет, Лесли замирал, удивлённо и саркастически приподняв одну бровь, хмыкал, посмеивался, начинал неспешно вышагивать, примеряясь к весу и боевой амплитуде, потом внезапно ускорялся, позволяя оружию самому показывать свои смертоносные возможности.

Как и все выпускники Равнинной школы, Лесли Хантер свято хранил тайну Братства Смотрящих. Он убедительно представал перед людьми лишь в подобающих ситуации образах, коих имелось у него про запас изрядное количество. Таковым стало его новое естество, наполненное тайными знаниями, воспитанное многолетним усердным трудом, самодисциплиной и послушанием.

Да, выпускники школы в Эдинбурге были штучным товаром! Многие посвящённые слышали о школах Тайного Союза «L.B.B.» в Глазго, Плимуте, Ливерпуле и курсах в Кембридже, но лишь немногие избранные знали о существовании особого пансиона в шотландской столице.

Удивительное место! Студенты здесь обучались семь лет, причём на каждом курсе могло быть не более десяти человек. А до выпускных экзаменов, по разным причинам, доходила иногда лишь пара-тройка стойких, везучих и талантливых ребят. Например, выпуск Лесли Хантера был одним из самых многочисленных за последнее десятилетие – шестеро молодых Мастеров.

В Равнинной школе не было сословных делений. Каждый способный юный претендент мог попасть в число студентов. Но каким-то непостижимым образом подавляющее большинство школяров уже полвека составляли сироты из родственных и союзных шотландских кланов. Видно, сама история охраняла наследников древних фамилий от жестокой доли – деградации и забвения своих корней!

Закрытую школу Братства Смотрящих уже более ста лет лично и добровольно курировал действующий Магистр Тайного Союза «L.B.B.» – обеспечивал деньгами, приглашал лучших учителей, радел о фондах библиотеки и специальном инвентаре, выделял стражу при выездах на пленэры и в лагеря. Да что говорить, выпускником этой школы был сам Магистр Лэрд Росс, как и двое его предшественников.

При всём этом пансион не принадлежал Братству «L.B.B.». Более того, большинство воинов Союза даже не подозревало о его существовании! На то были веские причины. Уже почти два века эта тайная школа готовила эмиссаров – полномочных представителей Братства Смотрящих в европейских государствах.

Старшие Мастера «L.B.B.» честно и добросовестно исполняли свои партнёрские обязательства по обеспечению учебного процесса и быта учеников, ведь школа на долгие годы заменяла воспитанникам настоящую семью.

Хантеры были в родстве с кланом Га́мильтон207207
  Га́мильтон – древнее и родовитое семейство южной Шотландии, ближайшие соратники и родственники шотландских королей. Современная королевская семья Великобритании имеет Гамильтонов среди своих предков.


[Закрыть], но в политике участия не принимали, сиятельной роднёй обласканы не были, да особо и не стремились к этому, мудро предпочитая управлять делами своего небольшого поместья вместо придворных интриг и кровавой борьбы за власть. Они издавна занимались шерстью и крепкой выпивкой, которые приносили им неплохой доход. Традиционно средние братья в каждом поколении стремились попасть в военный флот, а младшие посвящали жизнь почтовой службе.

Лесли был единственным ребёнком у молодой пары «почтовых» Хантеров. Но в возрасте четырёх лет внезапно осиротел. Его родители умерли во время эпидемии, а мальчика забрал в свой дом брат отца – заботливый дядя Джон.

Лесли повезло – дядя оказался волонтёром Братства и давним другом Лэрда Росса. Он учился вместе с будущим Магистром в Равнинной школе, но на шестом курсе получил сложный перелом ноги, охромел, учёбу оставил, но романтического духа и полезных связей не растерял! Джон твёрдо решил приложить максимальные усилия для подготовки маленького Лесли к поступлению в закрытый пансион Смотрящих. Он искренне желал племяннику покорить те высоты и глубины, которые не дались ему самому, поэтому не скупился на плату приглашённым учителям, да и сам в последующие шесть лет передал мальчику всё, что знал.

В десять лет Лесли Хантер без труда сдал вступительные экзамены, успешно прошёл трёхмесячные первоначальные испытания и был зачислен на первый курс закрытой школы Братства Смотрящих в Эдинбурге. Он с радостью и удовольствием учился семь лет, пользовался дружеской поддержкой и уважением сокурсников, был любим строгими педагогами, как талантливый и целеустремлённый студент. Лесли стал настоящим Мастером Братства, готовым посвятить свою жизнь без остатка порученному Служению…

А служба и тайная миссия достались Хантеру весьма необычные!

 
Ничто не вечно под луной —
Иного не бывает мненья!
Мы завершаем путь земной
И растворяемся в забвеньи…
 

Сам чёрт ногу сломит – вот точное и ёмкое определение, которое можно дать событиям, происходившим в Англии и Шотландии в середине семнадцатого века. Иначе и не скажешь! Интриги, заговоры, измены, противоречивые идеи и бурление народных масс, нескончаемые конфликты амбициозного Карла I то с парламентом, то с непокорными шотландцами, уступки, вольности, восстания и приговоры. Дальше – больше. Победы не менее амбициозного Кромвеля, смертная казнь короля, новые порядки, а потом вновь восстания, мятежи, сражения, интриги, заговоры…

В этом дьявольском котле варилось жуткое зелье из страстей, грехов и пороков. Человеческие судьбы превращались в крутой бульон, приправленный низменными желаниями и устремлениями. Идеологические миазмы отравляли жизнь даже самым смиренным и покладистым людям. Бесспорно и очевидно – это варево предстояло кому-то расхлёбывать… Но желающих год за годом становилось всё меньше!

Многие благородные английские семейства и старинные шотландские кланы, потрёпанные войной и революционными междоусобицами, уже пришли к осознанию катастрофичности нынешней ситуации. Противоречиям не видно конца и края, а выбраться из этой зловонной политической трясины, не запачкавшись до макушки, удастся очень немногим.

Молодёжь отправлялась искать счастья в чужих землях, а старики прятались в родовых замках, испуганно притихнув и отдавшись в руки божественному провидению, молясь лишь об одном – не привлечь внимания какой-нибудь воинственной группировки или, что много хуже, не стать камнем преткновения в противоборстве политиков и церкви.

Для опытных Смотрящих любые кризисы – родная стихия! А вот молодым Идущим, чутко реагирующим на ураганы бытия, порой бывает трудно уловить ритм Путеводной Нити, успокоить мечущиеся мысли и продолжить двигаться в единственно верном направлении, утвердиться на Пути, не поддаваясь тревоге и не опуская рук. Конечно, советовать легко! Но кто бы ответил – что делать и как поступить в сложной ситуации, когда мир ополчился на тебя, а личного опыта и силы воли хватает лишь на то, чтобы не рыдать прилюдно в голос?

В декабре 1650 года в очень сложном и даже двусмысленном положении оказалась студентка женских курсов Равнинной школы Мэри Гамильтон. Её жених А́льфред десять дней назад погиб от рук безжалостных мучителей и убийц, которые долго и изощрённо пытали молодого Смотрящего, требуя выдать какую-то тайну.

Школа в последующие дни подверглась пяти нападениям неизвестных злоумышленников – было сожжено здание женского пансиона и ранены трое юношей-студентов. Под давлением обстоятельств господин ректор принял нелёгкое, но единственно верное решение – распустить женские курсы до лучших времён, а студентов мужского пола отправить по домам, у кого они есть, либо вверить заботам попечителей из числа Мастеров Братства Смотрящих. Так и сделали.

А вчера к Мэри на улице открыто подошли двое наглых бородатых головорезов и, угрожающе гримасничая, перемежая речь низкой бранью и угрозами, потребовали у неё какие-то бумаги Альфреда и чистосердечного признания в том, где находится якобы известный ей тайник. На раздумье и подготовку дали один день. Обещали пытать до смерти. Объяснений и оправданий слушать не стали…

Ну и вдобавок ко всем несчастьям, Мэри окончательно уверилась в том, что беременна. Совсем некстати, учитывая смертельную опасность, исходящую со стороны бандитов, гибель возлюбленного и полное непонимание того, что предпринять дальше! Родственников, денег и надёжного пристанища у неё в Шотландии не было. Запереться в гостеприимном доме подруги-сокурсницы, обрекая саму Лору и её престарелых родителей на верную смерть, конечно же, нельзя! Что же делать?

 
Как жить в эпоху перемен?
И силу духа взять откуда?
Не попадать сомненьям в плен
И как по-детски верить в чудо?
 

События развивались стремительно! Посовещавшись с Лорой и её родителями, Мэри разумно решила обратиться к господину ректору за советом. Он человек опытный, умудрённый, с большими связями и возможностями, глядишь и поможет. Нужно спешить! Но, выйдя из дома, буквально на следующей улице Мэри лицом к лицу повстречалась со смертью. Двое хмурых бородачей с огромными ножами в руках быстро шли к намеченной жертве…

Мэри окаменела от испуга, медленно отвернулась, шагнула к стене ближайшего дома и закрыла глаза, прощаясь с жизнью. Последние капли духовной силы и желания бороться были выжаты из неё, разум наполнился тупой и вязкой обречённостью, не позволяющей испугаться ещё сильней или как-то иначе ярко прожить последние мгновения. Она просто стояла и ждала боли…

– Солнце моё, ты так не пугайся, тебе вредно сейчас! – услышала Мэри за спиной встревоженный женский голос. – Ну, возвращайся уже!

Мэри, как флюгер в порыве ветра, развернулась на камнях мостовой, при этом правый её каблук подозрительно хрустнул. Двое бандитов лежали бездыханные. Их деловито обыскивал крепкий седой мужчина, похожий на военного. А рядом, улыбаясь, стояла удивительная пара – молодой богато одетый господин и невысокая девушка в тёплом охотничьем верховом костюме.

– Душенька, и снова не пугайся! – напевно воскликнула юная леди, подскочила к Мэри, взяла за руку и потянула за собой. – Меня зовут Эла́йв, да-да-да, та самая! А вот он – Лесли Хантер… Однако, теперь уйдём отсюда, с крысоловами, б-э-э-тьфу, Джек сам разберётся!

Спасённая от неминуемой гибели Мэри Гамильтон никак не могла взять в толк – может, она уже убита и это иной мир? Или она вообще спит, и нереальные видения скоро рассеются? Конечно же, она слышала истории о волшебной защитнице Мэри Элайв. Помнится, на младших курсах девочки каждый вечер говорили о фее-покровительнице Смотрящих, приходящей к хорошему человеку в опасный миг. Подружки вырезали из бумаги фигурки Элайв со стрекозиными крыльями, раскрашивали их, отделывали бисером и перламутром, подвешивали над своими кроватями…

И вот теперь Мэри третий час сидит в доме настоящей феи, за одним с ней столом, и запросто пьёт напиток королей – душистый китайский чай со сдобными сухариками и изюмом. Про чай она тоже слышала, но в реальности он оказался намного вкусней всех ожиданий – терпкий, карамельный, согревающий тело и проясняющий разум.

Девушка больше помалкивала, пытаясь нащупать подобие душевного равновесия, а вот Элайв болтала без умолку, заваривала очередные порции напитка и звонко хохотала.

– А ты русский язык ещё не забыла, радость моя? Так ты вспоминай! – подмигнула фея и продолжила беседу по-русски. – Фёдор Михайлович Ртищев {73}, твой покровитель, уж всё, поди, на родине устроил. Ах, как люблю я земли ваши, скучаю! – Элайв задумалась загадочно и светло улыбаясь.

– А Вы разве знаете Фёдора Михайловича? – посмела робко удивиться Мэри. – И в наших краях бывали?

– Угу! – жуя изюм кивнула волшебница. – Три жизни там провела, – непонятно пояснила она. – Вот, Боги в свидетели, дела завершу тут да к вам уеду! Ртищев Фёдор – куратор Смотрящих российских, благодетель, большое дело затевает ныне… А вот твоя судьба весьма необычна! – резко изменила тему разговора Элайв. – Обожаю такие хитросплетения!

Судьбу Мэри Гамильтон действительно нельзя было назвать заурядной. Родилась она в Москве и прозывалась в детстве Евдокией. Её отец Григорий был потомком шотландца Томаса Гамильтона {74}, прибывшего в середине шестнадцатого века с миссией Братьев Смотрящих в Россию. Григорий, помощник влиятельного Фёдора Ртищева, желал для своей дочери лучшей доли, чем обычное русское бабье существование, а потому, пользуясь благорасположением и щедростью покровителя их семьи, отправил десятилетнюю Евдокию учиться в Шотландию.

А весёлая Мэри Элайв продолжала настойчиво угощать гостей. Теперь она взялась за скромного и молчаливого Лесли – подсела поближе с огромной миской изюма и по ягодке принялась запихивать ему сладости в рот.

– Ох-ох! Бедный Хантер! Ты хоть покушай напоследок с женской ручки, девок-то тебе до-о-олго теперь не нюхать! – забавлялась фея.

– А почему ему… ну, с девками нельзя? – снова осмелилась спросить Мэри.

– Аха-ха-ха! Ой, не могу! – до слёз расхохоталась Элайв. – Так родственничек же твой с миссией в Россию едет. Тебя вот заодно проводит до места… Головой у наших Смотрящих там ныне монах Досифе́й, так, стало быть, Хантеру-бедолаге в и́ноки прямая дорога, не иначе!

И действительно, Мастер Лесли Хантер, прибыв в Россию, стал иноком Гу́рием – почитаемым наставником молодёжи Братской школы208208
  Братской школой монастырская братия и учителя называли училище, основанное боярином Фёдором Ртищевым при монастыре.


[Закрыть], действующей в стенах Андреевского Преображенского монастыря на Плени́цах. Андреевское училище в Москве и Братская Академия Петра Моги́лы в Киеве {75} многие десятилетия были главными учебными заведениями и тайными обителями российских Смотрящих.

Досифей и Гурий сопровождали другого соратника Фёдора Ртищева – патронуса Смотрящих Артамона Матвеева на Большом Совете в Амстердаме. После кончины Досифея в 1668 году Гурий принял на себя обязанности эмиссара Братства в России…

Но всё это случится много позже! А пока Мэри Элайв спешила сказать действительно важные вещи перед дальней дорогой:

– Душа моя, ты мне верь! – серьёзно и убедительно молвила фея. – Что было, то было, всё к лучшему! Тебе сложно сейчас это понять… Но сие так. А ныне исправим беду, как подобает. Возьмёт тебя в законные жёны наш надёжный человек, полюбишь его потом искренне, обещаю. О дочери твоей позаботится. Есть у нас мысли на сей счёт… Ничего не бойся! До Глухова тебя Хантер проводит, и я пару стражников надёжных дам, а там уж тебя муженёк дожидаться будет, Артамон свет Сергеевич.

– Я верю, правда верю! Я чувствую, как новое зовёт меня, а старая боль вскоре утихнет… Всю жизнь буду молиться тебе, защитница моя, незабываемая! – сквозь слёзы облегчения выпалила Мэри и рыдая припала к коленям волшебницы.

И всё сбылось совершенно так, как обещала фея! Артамон оказался умным, добрым и заботливым человеком. Он обвенчался с Евдокией в Глухове, привёз молодую жену в Москву, окружил беременную заботой, укрыл от посторонних глаз, дабы та втайне выносила чужого ребёнка. В конце августа Евдокия благополучно родила девочку и назвала её Натальей.

Малышку выдали за свою дочь верные сподвижники Артамона Матвеева – Кирилл и Анна Нарышкины, недавно потерявшие ребёнка того же возраста. Через несколько лет Наталью забрали в дом Матвеевых, где она росла уже как любимая воспитанница.

Эта небольшая мистификация позволила российским Смотрящим возвысить для общего блага род верных Нарышкиных и взрастить будущую царскую супругу Наталью Кирилловну. А что важнее всего – это позволило в скором времени распахнуть ворота для насущных преобразований и свершений великого императора Петра I, которого в раннем детстве обучал воинскому искусству и Всеобщему Благу ещё один дальний шотландский родственник Мэри Гамильтон – Смотрящий Пол Мэ́нзис {76}.

 
Чтобы твой последний бой
Был истории достоин —
Просто будь самим собой,
И умри, как храбрый воин!
 

Теперь следует подробней рассказать об упомянутой тайной миссии, порученной Лесли Хантеру ещё до приезда в Россию.

Около сорока лет европейские Братья Смотрящие и дружественные им тайные Союзы наблюдали за деятельностью общества Rattenfänger, бойцы которого по всему миру выполняли секретные поручения ордена иезуитов, не гнушаясь при этом грязными приёмами – шантажом, воровством, разбоем, убийством. Крысоловы и сами, без всяких заданий свыше, промышляли сбором старинных ценностей, магических артефактов, регалий, манускриптов и оружия. Это был хороший товар, большую часть которого втридорога сбывали тем же иезуитам! С какой наценкой христова братия продавала отдельные вещицы королям и сиятельным аристократам, одному богу известно…

Надёжными хранителями, которым европейские мистики, маги и алхимики смело могли бы доверить ценные предметы, издревле считались три обособленных Братства – германский «Союз Закона», сэрвы из Глухова и мерянские карты. В Азии существовал свой хранительский мир, практически не пересекавшийся с воровскими трактами Европы и Ближнего Востока. Правда, знающие люди говорили, что, мол, было некогда ещё четыре общества настоящих хранителей – в греческой Кава́ле, в Крыму, дружина адже́рков (или, в более позднем звучании – ажде́рхов), кочующих в предместьях нынешней Астрахани, а также монгольские цзу́бу, облюбовавшие берега озера Балхаш. Но это, как говорится, дела давно минувших дней.

Ныне, в середине семнадцатого века, крысоловы не на шутку растревожили тайный мир, привыкший к тишине и порядку! Дошло до того, что разбойники стали позволять себе открыто нападать на Смотрящих и их доверенных партнёров.

Конечно же, были приняты возможные защитные меры! «Союз Закона», при содействии шотландцев из «L.B.B.», поселил в подземелья Обер-Ольмер-Вальда пещерных альвов. Туда же поместили части Большого Тайника и приступили к долгому обустройству, отладке и пробной эксплуатации сложного древнего механизма. Сразу по окончании этих работ всё сокровенно хранимое Братьями «Союза Закона» было передано под присмотр добросовестных асу.

Сэрвы из Глухова не связывались теперь с магическими артефактами и запретными книгами, предпочитая иметь дело с хабаром воровским. А вместо долгого хранения стали надёжно доставлять секретные грузы на большие расстояния.

В неведении оставались пока только мерянские карты, по причине своей удалённости от бурной Европы избежавшие до сей поры конфликтов с наглыми бандитами. К ним и был направлен Лесли Хантер, дабы предупредить об известной Смотрящим смертельной угрозе – крысоловы точно собираются посетить окрестности Москвы в июле 1651 года. Но события, как это часто случается, пошли по незапланированному сценарию.

Лесли прибыл в Россию в конце 1650 года и был настоятелем Досифеем представлен братии и послушникам Преображенского монастыря как киевский инок Гурий…

Сам эмиссар Смотрящих Досифей в молодости был помощником и сподвижником знаменитого Петра Моги́лы, посетил многие европейские государства, учился во Львове и Киеве, несколько лет пробыл с миссией в Варшаве. И нынешняя его служба – создание в стенах Андреевского монастыря училища, под прикрытием которого российские Смотрящие могли бы успешно жить и растить себе смену, была продолжением трудов молодости.

Гурий весьма органично вписался в учительский состав Братской школы и её секретной части – Академии на Плени́цах. Преподавать ребятне иностранные языки, историю и философию было делом увлекательным. Заведование библиотекой редких старинных книг раскрывало бескрайние возможности по соприкосновению с мудростью веков, поиску знаний, крайне необходимых для совершенствования образования будущих российских Смотрящих.

С мерянскими картами встреча была назначена на конец апреля. Время позволяло лучше обустроиться на новом месте, войти в ритм, освоить многочисленные нюансы предстоящего Служения, окончательно и достоверно войти в образ инока…

Вот с образом инока и вышла промашка! Всем хорош монастырь. Здесь почитаемы и уместны почти любые науки и искусства – от живописи, стихосложения и музыки до химии, математики и механики. Но вот боевые искусства с монашеским чином никак не совместимы! Поэтому, чтобы поддерживать на должном уровне навыки фехтования, уходил инок Гурий по снежной целине подальше в голые зимние рощи на Воробьёвых горах и вновь превращался там в Мастера Лесли Хантера.

В портках и просторной рубахе, в сапогах, а в охотку и босиком, невзирая на метели и трескучие морозы, Хантер, переменяя шпагу на саблю, часами кружил меж чёрных деревьев в бешеном боевом танце! Со стороны его экзерсисы казались сражением со стихией, демоническим белым вихрем, наполненным звучными боевыми выдохами и вспышками света на стальных клинках!

– Вона, вона он, чёрт! – прохрипел запыхавшийся яры́жка209209
  Яры́га (ерыга, ерыжник) – наёмный чернорабочий (грузчик, бурлак, гребец, погонщик и т.д.); в приказах – низший служитель, использовавшийся как рассыльный, прислуга, соглядатай.


[Закрыть], тыча рукавицей в морозный туман, в котором разгорячённый воин легко и внезапно маневрировал, отрабатывая вращение одновременно двумя саблями.

– Ишь-ма, как верти́т яво! Бесноватый, поди! – согласился старшой в кафтане и стрелецкой шапке. – К князю Долгорукову надобно яво волочь… Но погодим покамест, ползём в зады, а пойдёт в обрат, там гуртом на яво и навалимси!

Так Лесли Хантер познакомился с российским Сыскным приказом и его дозорных и заплечных дел мастерами. Он благоразумно не стал оказывать сопротивление, мгновенно смекнув, с кем столкнулся. Брошенный в темницу под следствие он мог только ждать и надеяться на помощь Досифея и влиятельных покровителей Братства, вхожих в высшие военные и государственные круги.

Допрашивать Хантера не спешили. А от пыток и избиений спасло его имущество. Сыскным людям показалось удивительным наличие у неистового фехтовальщика кроме иноземного дорогого оружия – монашеской одежды, наперсного креста, старинных кипарисовых чёток, драгоценного золотого перстня с вензелями и письменных принадлежностей. Решили обождать покуда и разузнать точней – кто таков мог быть сей чудной человек?

Почти два месяца потребовалось настоятелю Досифею и его опытным Смотрящим на то, чтобы разыскать место заключения Лесли. И ещё два месяца Фёдор Михайлович Ртищев и Артамон Сергеевич Матвеев пытались по-тихому выручить пленника – лично уговаривали хитрого князя Долгорукова, сулили ему деньги и земли, обещали нерушимый союз. Но только раззадорили упрямого верховного сыскаря́. Дошли до царя Алексея Михайловича. Поведали государю всё как есть, и получили в прошении своём полную поддержку. Повелел царь инока Гурия отпустить, догляд за ним впредь не вести, хватать его и пытать запретить, поелику сие супротив интересов государевых есть!

И вот, в середине июля, исхудавший и бледный Смотрящий, счастливо воскресший из тёмных княжеских подвалов, опять в облике Лесли Хантера прискакал на взмыленном коне в селение мерянских картов. Он успел!

Посидели совместно. Покумекали. Решили так поступить – покамест незваные гости восвояси не уберутся, к наиважнейшим схоронам близко не ходить, издалека наблюдать, а к рядовым тайникам выдвигаться по трое. Да ещё один скрытно у нычки с короткими копьями должен сидеть, дабы с грозным оружием на выручку кинуться, если сшибка случится. Лесли и четверо мерянских бойцов будут в тайной засаде неподалёку, шагах в ста. Там они и подход татей увидят, и отступление их. А в крайнем случае тоже в бой ринутся!

Четыре дня так спокойно ходили, а на пятый пожаловали крысоловы, шестеро. Матёрые! Один передовым дозором шёл, за ним трое, ещё двое в боковых дозорах крались. И вышел-таки один бандит на парня Ве́кшу, который су́лицы сторожил. Тюкнул бедолагу кистенём по темечку, насмерть! Передовой и трое с ним прямиком на картов вышли. Ну те тоже ребята непростые, готовы были – сбросили кисеты с ключами и кресалами в траву, мешок с харчами на веточку повесили, рукава засучили да в драку сами полезли.

Пришлые помахаться были не дураки! Ух, славно мужики распотешились! С равным и попеременным успехом – рожи друг другу раскровянили, рубахи и ремни в куски, бороды и волосья повыдирали, любо-дорого! И всё бы ничего, но почуяли гости, что не победить им просто так – свистнули своих боковых дозорных, выхватили ножи, налетели на безоружных картов смертным боем. Те сперва отмахивались было, да и отряд Лесли уже летел на помощь… Но крысоловы дожидаться не стали – умело метнули ножи точно в цель! А сами рванули к арыку, где у них, слышно, кони стояли. Убийца с кистенём споткнулся на бегу, выронив своё оружие, а потому первым был зарублен Лесли. Троих догнали почти у воды – одного из лука подстрелил мерянский боец, а двоих закололи сулицами. Ещё один поймал затылком железный шар из пращи и упал бездыханный. А последний бандит таки успел вскочить в седло! Он умчался прочь вместе с дежурившим у коней служкой…

Множество ярких и опасных моментов было в жизни Мастера Лесли Хантера, более известного под именем монаха Гурия. И сражаться ему приходилось, и скитаться, и трижды тонуть в бушующем море при кораблекрушениях. В османском плену провёл он пять трудных лет, но благополучно бежал. Болел тифом и холерой, выжил. Выучил уму-разуму десятки Братьев Смотрящих. Сохранил для потомков превеликое множество древних текстов, обнаруженных в недрах библиотеки Андреевского монастыря. Отличился как толмач и переговорщик на Большом Совете в Амстердаме. Дожил до ста трёх лет и почил мирно в своей келье…

Он был скромным и покладистым человеком, благоразумно живущим одним днём. Но при этом всю свою долгую жизнь, даже на смертном одре, он вспоминал лишь две цветные, волнующие память картины – бой с крысоловами в подмосковном лесу и маленькую девичью руку, достающую сладкий изюм из огромной деревянной миски…

 
Когда дневные впечатленья
Заменят нега и покой,
Тебя погладят сновиденья
Волшебной призрачной рукой…
 

Весь мир наполнен незримой тайной Первоначального Замысла – в этом год за годом всё больше и больше убеждался Дмитрий Прокофьевич Трощинский, пытаясь точно следовать по той непроторённой тропинке, которую просто и доступно указала ему в юности незабвенная Мария. Любимая наставница Анна Григорьевна научила его делать по этой тропинке решительные шаги – осмотрительно и взвешенно, но при этом смело и непоколебимо! Он попал в струи всемирного мистического потока, несущие его в грядущее. Он честно старался придерживаться середины течения, не останавливаться, не причаливать к берегам мирских соблазнов и уж точно – не плыть против могучих волн времени.

Он всегда любил думать. Зайти в размышлениях чуть дальше, чем положено. Заглянуть за грань необходимого и достаточного, в надежде разглядеть бездонные глубины откровения. Таков был его личный любимый метод познания бытия и небытия, сформировавшийся как результат осознанного труда и бессознательного стремления расширить пределы любого знания до бесконечности.

Выбрав в апреле 1794 года Санкт-Петербург, дабы неспешно сделать последние приготовления перед наиважнейшим событием – утверждением устава тайного общества «Глобер. Звезда», Дмитрий Прокофьевич намеренно взял тайм-аут… Не то чтобы он захотел переосмыслить свою жизнь или ощутить подобающую торжественность момента, нет, он давно перерос такие потребности. Трощинский захотел побыть наедине с собой и великим городом. Обратиться к тем высоким духовным материям, о которых в повседневной суете и хлопотах человек забывает, откладывает в долгий ящик, а потом, на склоне лет, с ужасом осознаёт бессмысленность своего существования.

И теперь Дмитрий Прокофьевич днями напролёт гулял вдоль Невы или сидел на скамейках в парках, заходил в художественные салоны и галереи, глядел на полотна живописцев или объёмные причудливые линии мраморных изваяний. Изобразительные искусства помогали ему воспарить над обыденностью, сблизить миры, стереть условные границы внутреннего и внешнего.

– Ишь, до чего точно подмечено! – размышлял Трощинский о Пути и Благе. – Путь, который возможно описать словами, пощупать и уложить в рамки и меры, уже и не может именоваться словом Путь. Ибо Путь – высшая идея, означающая соединение в связанном потоке бесконечного множества отдельных тропинок, кои есть судьбы и дела людей, материальное воплощение знаний и последующее служение предметов людям. Да что и говорить, само движение космических тел и полёт времени согласуются с руслом всеобщего потока. Свобода мыслителя в широте видения и непредвзятости, а не в дотошном постижении природы вещей и явлений…

Внезапное изумление заставило сердце философа стремительно упасть, при этом кровь бросилась ему в голову, а холодные волны мурашек пробежали по коже. Прямо на него смотрела Мария! Это был тот самый портрет работы Пьетро Ротари, на котором незабываемая волшебница изображена с книгой у подбородка и лукавым выражением в глазах… Экспозиция «Кабинета мод и граций» ныне была выставлена для обозрения в дворцовом павильоне, куда и забрёл витающий в облаках Дмитрий Прокофьевич, сам того не заметив.

Справедливости ради надо сказать – тот портрет в действительности не совсем-то и похож на живую Марию, он весьма условен и лишь отдалённо напоминает черты бессмертной волшебницы. Это скорее вольная фантазия художника на тему её образа, некое впечатление, которое Ротари сохранил в своей памяти… Но странное дело – как тень от облака или причудливый изгиб гор может порой пробудить в наблюдателе чёткие ассоциации и воспоминания, так и этот портрет имел удивительное свойство пробуждать в воображении живой и цельный образ Марии, напоминать о магической силе её взгляда, мимике и манере разговаривать, точности и внезапности жестов. Трощинский мгновенно, головокружительно, в потрясении и восхищении узнал свою покровительницу.

Мария – путеводная звезда его жизни! Сколько раз он запоздало корил себя за робость, не позволившую ему в юности заговорить с ней, расспросить о вещах действительно важных, глубже соприкоснуться с таким знанием, которому и названия-то нет… Да что греха таить, не посмел просто побыть с ней рядом, ощущая, как меняется сердечный ритм, а чувства мечутся, будто стаи растревоженных птиц.

Лишь три женских образа будоражили мысли Трощинского всю жизнь! С ними он неосознанно сравнивал всех женщин, на время входивших в ближний круг его привязанностей. К ним он летел во снах и обращался в грёзах. Три неразделимые части его души звали и манили, заставляя остро переживать потери, но при этом наполняться лучистым счастьем сокровенных воспоминаний.