Текст книги "Воинство сатаны"

К ритуалу готовились долго – расставляли по комнате толстые свечи, смешивали компоненты будущего зелья, завешивали окна – не приведи Эрнис, посторонний свет в комнату проникнет, все насмарку пойдет. Работу эту в основном выполнял Денис, а Таяна и Тернер предпочитали давать ценные указания. Ну, что касается волшебницы – оно было и понятно, ее глаза по-прежнему не видели ничего, хотя уже и открывались, Отек спал, но она едва могла отличить свет от тьмы, а уж о том, чтобы просто пройти по комнате, ни обо что не споткнувшись, и речи не шло. Тернер же, видимо, считал, что возиться с порядком дурно пахнущими компонентами зелья – это ниже его достоинства.

Наконец все было готово. Пришла и травница, тихонько присев в уголке на краешек скамьи и пообещав вести себя тихо, «аки мышь возле спящей кошки».

За время пребывания в этом мире Денис уже не раз видел творимые Таяной заклинания, поэтому нынешнее действо было для него истинным откровением. Он уже свыкся с мыслью о существовании магии – ибо странно было бы не верить собственным глазам, но почему-то решил, что вся сила магов – в разуме. И что колдовство – это набор жестов и слов, подкрепленных силой воли волшебника. Тернер в ставшей для него в последнее время обычной язвительной манере пояснил, что всему свое время и свое место. В том числе и сложным ритуалам, где каждая составляющая часть является совершенно необходимой и малейшие отступления от правил ведут .к полному провалу.

– Это ж не огненным шаром стрельнуть, юноша. – Тьер упорно называл Дениса то «юношей», то «парнем». Конечно, учитывая прожитые им годы, можно было сказать, что разница в возрасте давала ему такое право, но сам Жаров каждый раз, слыша эти слова, ощущал сильный дискомфорт. Он не привык к такому насмешливо-снисходительному обращению. – Тут все куда тоньше… боевых магов много, а настоящих целителей куда меньше. Напакостить себе нетрудно, а вот излечиться…

– Прошу тишины, – капельку недовольным тоном попросила Тэй, усмотрев в последней реплике камень в свой огород. – Я начинаю.

Денис слушал голос Таяны как зачарованный. Это была самая настоящая песня. И хотя ее язык был ему незнаком, да и не пела она, а скорее проговаривала текст рифмованным речитативом, но мелодичность этих слов превращала речь девушки в песнь. Тьер, которому столь бесцеремонно заткнули рот, демонстративно отвернулся, но не издавал ни звука. Даже, кажется, дышать перестал. С него станется…

Очередная фраза, и свечи, до того горевшие ровным желтым пламенем, вдруг испустили пять столбов голубого света. Комната, сразу приобретшая какой-то потусторонний вид, осветилась… стала хорошо видна серебряная чаша, стоящая на столе, в самом центре образованной свечами пентаграммы. Бурая масса в чаше пузырилась, но вместо ожидаемого зловония – Денис хорошо помнил, как пахли тщательно смешиваемые им ингредиенты – вдруг повеяло приятным ароматом трав. Наверное, свечи должны были бы мгновенно расплавиться, сгореть… но голубое пламя по-прежнему заливало все вокруг мертвенным светом, более того, по стенам теперь не метались тени, свечи горели ровно, как лампочки.

А девушка продолжала читать заклинание. Голубое пламя становилось все ярче и ярче, но вдруг и чистой синеве появились всполохи другого цвета, багровые…

– Нет, дочка! – вдруг пронзительно взвизгнула старуха. – Ой, не так!!!

И все тут же окончилось. Свечи снова горели колеблющимися язычками желтого пламени, а в нос отчетливо шибануло смрадом навоза.

– Ты что, старая, с ума сошла? – прошипел тьер, приподнимаясь. От вложенных в слова интонаций Денис явственно ощутил, как по коже пробежал холодок. Пожалуй, он не хотел бы сейчас очутиться на месте старухи-травницы.

– А ты глохни! Много ль понимаешь… Поживи с мое, а тогда и рот разявай, – довольно невежливо отмахнулась от Тернера старуха. – Ты, девонька, меня слухай. В шостом ряде, опосля «тиалла вэй» надобноть петь «тиалла дон», А ты что пела? Ты ж вместо «дон» пела «тон»! Совсем разум потеряла, али вас там, в академьях ваших, ничому уж и не учат путному? А дальше – больше. Таки ведь и не только без глаз, а и без головы остаться можно…

Первый раз за все время знакомства Денис увидел на лице Таяны откровенно виноватое выражение. Тьер, видимо, тоже понял, что своим вмешательством бабка уберегла волшебницу от большой беды, и замолк, проглотив оскорбление. Денис только усмехнулся – что же, не только его за молодого здесь считают, пусть и тьер почувствует, каково это. А старуха все не унималась.

– Отвар спортился, да ты плюнь на него, новый сделаем. А сперва поучу тебя, как петь-то правильно надо. Уж пойдет на пользу наука-то… почитай что седьмой десяток лет травничаю, вам, молодым, немало поведать могу. Да пока не придет беда, кто ж старую слушать-то будет? А к тебе пришла, ты таперича и слушай, глядишь, и глазоньки здоровее прежнего будут.

* * *

На обучение ушла большая часть ночи, а потом и половина следующего дня. И только к вечеру, заставив Таяну трижды пропеть все заклинание, старуха позволила волшебнице повторно провести ритуал. Все повторилось – и голубое сияние свечей, и ароматный травяной дух, заполнивший комнату… только не было в этот раз багровых отблесков в синеве магического пламени. И когда волшебница завершила песнь и в последний раз полыхнул колдовской огонь свечей, в чаше вместо дурно пахнущей смеси осталось несколько капель вязкой густо-синей массы, немного прозрачной и источающей приятный аромат. Снадобьем густо намазали глаза девушки и, перевязав чистой тряпицей, оставили до утра.

Денис, немного смущаясь, протянул старушке увесистую серебряную монету – старую, но от того ничуть не менее ценную. Бабка мелко закивала, благодаря, и тут же упрятала денежку от чужих глаз подальше, в самую глубину разноцветного лоскутного тряпья, составлявшего ее наряд. И потом, покидая городок, путники видели, как травница долго, стоя у околицы, махала им вслед.

Зрение к Таяне вернулось почти полностью. При ярком дневном свете глаза еще немного слезились, но вскоре и это должно было пройти – драгоценной мази осталось еще на раз, и к следующему утру девушка уже чувствовала себя совершенно здоровой.

А вот тьер был мрачен. Настороженно оглядываясь по сторонам, он почти все время ехал в сотне метров перед Денисом и Таяной, то ли тяготясь их присутствием, то ли просто будучи погруженным в собственные думы. Даже на привалах он предпочитал не сидеть у костра, а наматывать круги вокруг лагеря. Теперь, когда не было необходимости изображать из себя обыкновенного человека, тьеру не было необходимости симулировать усталость или сон.

Поначалу Дениса такое поведение тьера не слишком волновало. Ему было о чем поговорить с Таяной. Точнее, девушка пытала его вопросами, а он, в свою очередь, старался, насколько это было возможно, давать понятные ответы. Теперь, когда память к нему вернулась,

Денис оказался для Таяны бесценным кладезем информации о другом мире и испытывал все связанные с этим неудобства.

И только к вечеру второго дня он не выдержал и, когда тьер, по своему обыкновению, разжег костер и вознамерился исчезнуть в лесу, Денис задержал его.

– Я вижу, тебя что-то беспокоит?

– С чего ты взял? – вопросом на вопрос ответил Тернер.

– На лбу написано, – хмыкнул Жаров, кивая хищнику на давно кем-то срубленное бревно, теперь приспособленное в качестве лавки для усталых путников.

Тернер явно был недоволен, но сел и молча уставился на огонь. Молчал он очень долго – и Денис не торопил его, понимая, что если уж тьеру не захочется признаваться в своих опасениях, то и никакие уговоры не помогут. И сам сидел рядом, изредка подбрасывая ветки в костер и время от времени бросая взгляд в сторону спящей Таяны. Тэй была еще немного слабовата – если она и старалась бодриться перед спутниками, утверждая, что совсем здорова, то к вечеру становилось видно, что дорога изматывает ее, как никогда раньше.

– С ней все будет в порядке, – вдруг сказал Тернер, проследив, видимо, взгляд Жарова.

– Надеюсь, – вздохнул тот. – Можно задать тебе вопрос?

– Попробуй…

– Там, когда на нас напали урги, в лесу. Я видел, как ты быстро двигался. Человек не может быть столь быстр…

– Я же не человек… – В кривой ухмылке хищника было слишком много человеческого, чтобы полностью поверить в это утверждение.

– Я знаю… ты был человеком, не так ли? Но дело не в этом… Скажи, Тернер, и прости, если я касаюсь запретной темы. Тебя можно победить?

Тот снова усмехнулся, и от этой печальной ухмылки повеяло глухой тоской. Денису вдруг показалось, что мрачное настроение Тернера связано именно с этим. Когда-то, до вызванной магами мутации, превратившей его в стремительное, созданное для убийств создание, он был человеком, и теперь, видя вокруг обычную жизнь простых людей, возможно, немного завидовал им… Проведя столетия в образе нерассуждающего охотника, он, возможно, и в самом деле теперь мечтал всего лишь о покое.

– Думаешь, сможешь справиться в случае чего или нет?

– Да я…

– Не важно. Конечно, думаешь, не можешь не думать. Иначе какой же ты воин. Только я не знаю ответа. Наверное, можно… когда-то нас было пятеро. Сейчас я остался один.

– Ты в этом уверен?

– Да… если б еще кто-то уцелел, я бы знал. Но я единственный из выживших, значит, способ есть. Мне он неизвестен. Хотя, ты слышал ведь о первом законе магии, не так ли? Ничто не совершенно, стало быть, и я тоже.

– А пробовали? В смысле, убить тебя?

Тьер вдруг рассмеялся, весело и жизнерадостно, как человек, услышавший, будучи в прекрасном настроении, острую шутку.

– Я же воин, Дьен… конечно, пытались. И маги, и воины… в одиночку и толпой, в честном бою и исподтишка, сталью, магией, ядом, ловушками… перечислять можно долго, а если вспомнить каждого в лицо, то на это не хватит и ночи. Некоторые были более удачливы, некоторые – менее. На моем теле немало шрамов, оставленных ими… удачливыми. Я могу сделать так, что от шрамов не останется и следа, – но не хочу. Чтобы выжить, я должен помнить.

Денис помолчал, затем заговорил снова, медленно, осторожно подбирая слова, стараясь не рассердить или не обидеть собеседника.

– Еще раз прости… я не могу понять другого. Ты – непобедимый… ладно, почти непобедимый боец, бессмертный, нечувствительный к магии и не боящийся ран, которые были бы смертельны для меня. И все же ты чего-то боишься, я это чувствую. Но то, что опасно для тебя… для нас с Таяной это может означать куда большую опасность, не так ли?

Тернер повернулся, их глаза встретились. Игра в гляделки продолжалась недолго, Денис под тяжестью этого тяжелого взгляда отвернулся.

– Я действительно неспокоен… – Тьер снова уставился на огонь. Говорил он нехотя, медленно, как будто бы стараясь обдумывать каждое слово, прежде чем доверить его ночному воздуху. – Ты прав, я не боюсь магии, мне почти не страшна честная сталь. Но меня волнует все непонятное… например, эта старуха.

– Старуха? – опешил Денис, не ожидавший услышать столь простую причину беспокойства хищника. – Какая старуха?

– Травница, что лечила твою девушку.

– Господи, обычная старая бабка, полунищая… что в ней особенного?

– Я не знаю, и это меня беспокоит. Таяна как-то говорила, что нынешние маги многое забыли, утратили знание, которое в мое время было достоянием многих. Так вот, заклинание, которое ее излечило, относится к еще более древним временам. То, что его знаю я… объяснить это слишком сложно. Просто знаю – и все. Как и многие другие. Даже если бы твоя подруга-волшебница на коленях умоляла меня научить ее, я бы отказался. Не потому, что мне жалко, – совсем не потому. То, что было заложено в меня при создании, проявляется само по себе, не подчиняясь моим желаниям. Такое впечатление, что я просто вспоминаю это… когда становится совершенно необходимо.

– Ну и что?

– Так вот, этот ритуал излечения очень стар, он еще из тех времен, когда мир был молод, когда магов почти не было, а были только знахари, колдуны и шаманы, когда для любого колдовства необходимо было не только усилие тренированной воли, не только отточенная мысль. Редкие ингредиенты, магические фигуры, положение звезд, длинные и сложные заклинания… даже в мое время это знание уже было уделом избранных.

– Я все равно не понимаю, к чему ты клонишь, – покачал головой Денис.

– Какая-то старуха-травница, встреченная нами в маленьком городке, знает древний ритуал назубок. Знает каждое слово, хотя наверняка не понимает знамения этих звуков, то давно забытый язык, он умер за сотни и, может, тысячи лет до моего… рождения. Это слишком странно.

– Ну, мало ли что. Может, у нее в семье из поколения в поколение… – Денис понимал, что говорит глупости. Не может изустная передача знания сохранить его в целостности, неизбежны постоянно накапливающиеся искажения, способные в конечном счете изменить первоначальный вариант до неузнаваемости.

Видимо, тьер понял мысли Дениса, поэтому не стал ничего говорить, лишь мрачно кивнул головой.

Если бы сейчас тьер вернулся назад в покинутый городок, он был бы весьма удивлен. И встревожился бы еще больше.

Потому что никто не смог бы ничего рассказать ему о старухе-знахарке. Никто и никогда не видел ее, дом, в котором они с Денисом придирчиво выбирали травы и редкие компоненты для будущего ритуала, оказался бы вдруг давно покинутой развалюхой, вросшей в землю по самые наличники, с прогнившей насквозь крышей и дырявым полом, под которым нашли себе пристанище стаи крыс. И кабатчик мог бы поклясться чем угодно, что никто – и уж тем более никакая оборванная старуха – не нарушал покой гостей, хорошо заплативших за уединение. Даже если бы методично опросить всех местных жителей от мала до велика, ни один не смог бы и слова поведать о старой седой женщине, чуть не до бровей закутанной в цветастые обноски.

Но у тьера не было повода для возвращения.

– На дороге всадники, – сообщил Тернер, но на этот раз в его тоне сквозило полное спокойствие.

– Кто? – механически спросил Денис, хотя и понимал, что чутье хищника, позволяющее ощутить опасность задолго до того, как она реально возникнет, вряд ли может детально описать, с кем им предстоит столкнуться на этот раз. Но Тернер тут же с уверенностью ответил:

– Солдаты.

Таяна и Денис переглянулись. Девушка пожала плечами – мол, мы к ним и едем, чего уж тут волноваться.

– Ты уверен?

Ответа Денис не дождался – видимо, тьер считал ниже своего достоинства отвечать на глупые вопросы. Раз сказал, что солдаты, – стало быть, так оно и есть.

– Ну… – протянул Жаров, – тогда поехали вперед. Посмотрим, что за солдаты…

Разъезд они встретили только спустя час, и Денис лишний раз поразился, насколько же обостренным чутьем обладал их спутник. Два десятка легионеров на здоровенных скакунах окружили путников. В их глазах и жестах не было особой враждебности… как и особого радушия.

– Кто такие, куда? – сухо спросил старший, молодой совсем юноша, но уже гордо носящий знаки отличия сотника. Окруженный своими солдатами, половина из которых была вдвое старше него, он изо всех сил старался «соответствовать» – и от этого выглядел немного комично. Но Денис не позволил себе даже тени улыбки, со слов Таяны он знал, что под командованием барона де Брея получить нашивки «ни за что» или за одно только благородное происхождение было очень сложно. Следовательно, парень умеет не только элегантно сидеть в седле.

И тьер, и сам Денис безропотно уступили право говорить волшебнице. Та коротко пояснила, что они ищут ставку барона и что у них к де Брею важное дело. Очень важное… и его не следует доверять даже столь опытному и, безусловно, компетентному офицеру. Сложно было сказать, обиделся ли сотник, но спорить не стал – только кивком отдал приказ одному из легионеров, и тот, сняв с пояса небольшой рог, протрубил сложный сигнал.

– Подождем, – спокойно заметил сотник, и эта короткая фраза, несмотря на обыденность тона, прозвучала как приказ.

Ждать пришлось недолго. Уже через несколько минут на дороге появился еще один отряд кавалеристов. Их командир обменялся с сотником парой слов, после чего тот жестом предложил путникам следовать за собой.

Денис с некоторым беспокойством заметил, что всадники окружили их, и теперь их скакуны неторопливо трусили вдоль дороги впереди и позади, тем самым полностью отрезая путникам путь к бегству, если бегство, конечно, понадобится. Тернер по-прежнему хранил абсолютное молчание и выглядел умиротворенно-спокойным, мерно покачиваясь в седле и, кажется, даже смежив веки. Зная, что тьеру сон не столь уж и нужен, Жаров подумал, что несмотря на внешнюю расслабленность хищник сейчас готов в любое мгновение вступить в бой. И страшно было подумать, что может произойти с легионерами, если вдруг они дадут понять Тернеру о враждебности своих намерений.

Пока они ехали по широкой дороге, петляющей среди леса, Тая на несколько раз пыталась расспросить командира о том, что происходит в окрестностях, но тот отмалчивался и лишь тогда, когда девушка стала особо настойчива, недовольно ответил;

– Простите, леди, вопросы вы сможете задать барону. Если, конечно, вы именно те, за кого себя выдаете.

Оскорбленная в лучших чувствах девушка замолкла. Она ехала чуть впереди, и Денис откровенно любовался изящной фигуркой, красиво устроившейся в седле. Скакуны, которых удалось купить в городке, были далеко не идеальными представителями породы… и, когда утром Таяна уверенно направилась к могучему зверю, ранее принадлежавшему Тернеру, тот лишь равнодушно проводил ее взглядом. Хищнику было безразлично, на ком ехать – Денис не без оснований предполагал, что с равным успехом тот мог и просто бежать за спутниками, не выказав к вечеру ни усталости, ни недовольства.

Сейчас она была особенно прекрасна. Волны золотых волос, струящиеся по темно-зеленому плащу из мягкой шерсти, стройное тело, гордая посадка головы. Она выглядела королевой… или уж по меньшей мере настоящей дамой благородной крови. Жаров чувствовал, как его переполняет восхищение – подумать только, такая красота!

Солдаты тоже откровенно пялились на волшебницу, и только сотник был холоден, все время зыркая по сторонам, как будто бы чего-то опасаясь, И не снимал руки с эфеса меча. Да и кое-кто из других легионеров, несмотря на бросаемые на красавицу восторженные взгляды, сохранял холодную голову – в их руках были заряженные арбалеты, и, хотя жала массивных болтов смотрели в сторону леса, Денис понимал, что изменить прицел – дело мгновения. Другой вопрос, что вряд ли Тернер, случись что, убоится стрелков… только это мало поможет и ему, и Таяне.

Причины столь прохладного отношения были неясны. Пусть даже идет война… но стоит ли проявлять столько осторожности по отношению к безобидным… ну хорошо, кажущимся безобидными путникам. Или это просто демонстрация служебного рвения в расчете на будущее вознаграждение?

Дорога вынырнула из-под крон деревьев и теперь, прекратив петлять, устремилась вдаль, на две части рассекая зеленое поле. А в нескольких сотнях метров от опушки раскинулся огромный военный лагерь. Сложно было сказать, сколько сейчас здесь собралось бойцов – палатки, казалось, доходили до самого горизонта.

Краем глаза Денис заметил, что легионеры подобрались и насупились. Даже те, кто откровенно наслаждался видом прекрасной золотоволосой наездницы, теперь посуровели, и руки их переместились поближе к оружию. Жаров посмотрел на Тернера – тот все так же «дремал» в седле, ничуть не обращая внимания на окружающих.

Они подъехали к огромному шатру, над которым развевался вымпел с гербом де Брея – латная перчатка, сжимающая меч. Сотник вырвался вперед, из-под могучих копыт его скакуна во все стороны летели комья земли. Соскочив с седла, он заговорил с одним из воинов, охранявших вход в шатер.

Стражей было много – не меньше десятка, – хотя кто-то наверняка стоял и с другой стороны шатра. Телохранитель, выслушав сотника, коротко кивнул и исчез за пологом. Вскоре он появился снова, на этот раз в сопровождении самого барона Арманда.

Наверное, подсознательно Таяна ожидала, что отец тут же бросится ей навстречу, но он лишь окинул девушку мрачным взглядом, но не сделал и шага из-за строя телохранителей. Да они и не позволили бы ему такого порыва – Денис видел, что, как только барон вышел из шатра, воины тут же сомкнули щиты и теперь стеной стояли между командиром и путниками. Наверное, и до Таяны дошло, что не стоит прыгать к папке на руки… солдаты этот порыв могут превратно истолковать.

Поэтому она лишь чуть заметно надула губки и тихо спросила:

– Ты… ты не узнал меня? Отец…

Арманд расслабился. Самую малость – и все же его поза немного изменилась. Он уже не был так напряжен, но рука все равно не отдалялась от оружия.

– Тэй? Рад тебя видеть. – Голос генерала говорил об обратном. – Приветствую тебя и твоих спутников в нашем лагере. Я так давно тебя не видел, уж сколько месяцев…

Таяна удивленно подняла бровь.

– Отец… ты не… мы же виделись недавно. Еще и полутора месяцев не прошло!

По губам барона пробежала легкая усмешка.

– Ах да… действительно. Я смотрю, твой друг по-прежнему с тобой? Вы ведь, помнится, собирались ехать в столицу к Императору?

Это было уже выше сил Таяны. Она одним легким плавным движением соскользнула с седла и шагнула к отцу, который – Денис не видел иного варианта – был наверняка тяжело болен и остро нуждался в помощи. И кто же сможет ему помочь лучше, чем дочь, титулованная волшебница…

Копья как по команде разом опустились ей навстречу, так, что девушка едва сама себя не нанизала на широкие острия. Неизвестно, что могло бы произойти, если бы Тэй впала в бешенство… разозленный маг, знакомый с боевыми заклинаниями огня, может натворить много бед… но барон вдруг резко махнул рукой, и копья тут же исчезли. Как будто у воинов были глаза на затылке, ибо они стояли к командиру спиной.

– Она действительно моя дочь, – чуть более резко, чем следовало, сказал он. – Пропустите.

– А эти двое? – Голос сотника был по-прежнему холоден, словно лед в разгар зимней стужи.

Барон на мгновение задумался. Затем поднял глаза на Тэй, и Денис вдруг увидел, что глаза воина наполнены болью.

– Ты ручаешься за своих друзей?

– Папа, что проис…

– Я спросил, ты ручаешься за своих друзей? Просто ответь.

– Да, – фыркнула волшебница. – Я ручаюсь за них.

– Пропустить и их, – приказал Арманд. – Сотник, ты свободен. Благодарю. А вы, господа, прошу, проходите… я думаю, у нас найдутся темы для беседы.

Внутри шатер был обустроен весьма неплохо. После нескольких ночевок прямо на голой земле было приятно увидеть нормальные стулья, небольшой, зато плотно уставленный едой и напитками столик. Барон тяжело опустился на стул, жестом пригласив гостей тоже занять места за столом и отдать должное трапезе. Хотя, конечно, ни у Дениса, ни у Таяны сейчас кусок бы не полез в горло.

– Прости за такой прием, малышка… и вы тоже, Дьен. Не знаю имени вашего спутника…

– Меня зовут Тернер, – сообщил хищник, с лица которого так и не сошло умиротворенное выражение.

– Тернер… рад встрече. Прошу прощения и у вас. К сожалению, в последнее время здесь творится разное… и я должен быть осторожен.

– Какая осторожность, отец? – Глаза Таяны метали молнии, а лицо покраснело от уже почти не сдерживаемого гнева. – В чем? В том, чтобы не узнавать собственную дочь? В том, чтобы задавать ей прилюдно глупые вопросы? Не знаю, кто как, а я решила, что ты просто сошел с ума!

– В чем? – задумчиво переспросил ее Арманд, как будто не замечая, что молодая волшебница вот-вот окончательно потеряет контроль над собой. – Знаешь… а ведь тебя могли просто застрелить. Без разговоров, без предупреждений… стрелу-в грудь, да и не одну. Вам невероятно повезло, что Марик решил доставить вас в лагерь…

– О Эрнис! Да что ж тут у вас творится!

– Я же говорю, много чего, – недобро усмехнулся барон. – Например, вчера в этом шатре убили тебя, девочка моя. Я сделал это сам. Своими руками. Вот так-то…

Несколько минут все поражение молчали. Денис подумал, что фраза, даже будучи явно иносказательной, звучит все же довольно странно. Таяна вообще смотрела на отца с легким оттенком сострадания. Видимо, решив, что беседовать дальше на эту тему не стоит, она осторожно попыталась направить разговор в другое русло.

– Да, отец, я все хотела спросить… Ты не познакомишь меня с Таркином? Я столько слышала о нем от тебя. Признаться, я думала, что он все время проводит в твоем шатре… ну там, планы баталий и прочее.

Барон помрачнел еще больше, хотя, казалось, это и было невозможно. Затем сказал медленно и глухо, глядя прямо в глаза дочери:

– Лонг Таркин умер. Два дня назад убийца зарезал его в его же собственном шатре.

– Убийца? – непроизвольно сорвалось с языка Дениса. Таяна пару раз действительно упоминала в разговоре о генерале Таркине и о том, что барон всегда неплохо о нем отзывался. Ему, ведавшему, пусть и не слишком долго, вопросами безопасности, было непонятно, как такое вообще могло произойти. – Убийца в таком лагере? Неужели охрана организована настолько плохо?

В глазах барона на мгновение мелькнула искра гнева. В какой-то момент Жаров подумал, что вот сейчас этот человек вспылит, много чего наговорит сопляку, посмевшему учить опытного лидера, а то и вовсе укажет на дверь. Пусть так… это все же лучше, чем видеть полководца в столь упадническом состоянии духа. Но нет… искра праведного гнева тут же угасла, и перед гостями снова сидел измученный человек, плечи которого были согнуты каким-то тяжким грузом. Грузом, который нельзя просто сбросить, распрямив спину.

– Охрана организована хорошо. – Голос был все так же печален. – Но в палатку вошел… человек, которого охрана безропотно пропустила.

– Убийцу нашли? Кто же он?

– Да, нашли. Да он и не пытался скрыться, Таркина убил некий… барон Арманд де Брей.

– Ты??? – задохнулась от удивления Таяна, но отец лишь покачал головой.

– Нет, не я.

Он взял со стола массивный кубок, наполненный вином – явно не первый в этот день, – одним махом опустошил его чуть не наполовину и начал рассказывать.

С момента соединения армии де Брея и остатков легионов Таркина прошло не более суток. Измученные стремительным маршем легионеры отдыхали, а Арманд вместе со своим помощником уже разрабатывали план кампании. Конечно, следовало не просто дать понять ургам, что их наглость будет наказана, – следовало отбить у них охоту браться за оружие не менее чем на полсотни лет. В прошлый раз, когда войска были практически уже на границах владений лесных племен, ургам удалось откупиться – немного унижения Империи, немного золота гномам… Золота все же было много – но кто сумеет заглянуть в сундуки гномов? А сами те никогда не скажут правды.

Теперь же де Брей не намерен был останавливаться, урги перешли все мыслимые границы, и если Империя могла позволить себе снисходительно относиться к мелким стычкам – в конце концов, потери мизерны, зато армия держит себя в форме, то падение приграничных крепостей, массовое бегство народа во внутренние области Империи… не говоря о том, что Корона несла огромные убытки от брошенных урожаев, уже сам факт пренебрежительного отношения к имперским легионам требовал отмщения. Немедленного и сурового. И барон готов был отстаивать свою точку зрения перед кем угодно – хоть бы и перед самим Императором.

Доклад Таркина о переправе ургов через Беловодную командующий выслушал с довольно мрачным видом. С его точки зрения, генерал допустил лишь одну, зато непростительную ошибку. Он недооценил противника. Как-то издавна повелось думать об ургах, как о совершеннейших дикарях, способных лишь на атаку толпой, без строя, без продуманного плана. Но известия о падении бастионов должны были подбросить генералу пишу для размышления.

И все же Таркин сумел вывести легионы из-под удара, потеряв совсем не так много бойцов, как того хотелось бы ургам. И теперь соединенная армия имела достаточно сил, чтобы растереть Орду в порошок. Де Брей, в двух словах выразив генералу свое неудовольствие, с головой окунулся в разработку плана контрнаступления. И только под утро, когда глаза уже начали слипаться от усталости, а язык потерял способность внятно произносить слишком сложные слова, он отпустил Лонга на отдых. И сам забылся коротким, тревожным сном – здесь же, возле стола, заваленного картами.

Барона разбудил шум – трубы играли тревогу. Он натянул кольчугу – куда-то запропастился адъютант, а облачиться в латы самостоятельно было слишком уж сложным и, главное, долгим делом. Можно было бы позвать на помощь кого-то из телохранителей… но, выглянув из шатра, барон не увидел ни одного из своих стражей, обычно не отходивших от командира.

В лагере было шумно, в воздухе витал запах беды… но это явно было не нападение ургов. Барон двинулся в сторону источника тревоги, по пути ловя на себе изумленные взгляды солдат. Толпа собралась у палатки Таркина. Здесь генерал уже заметил, что его приход приводит легионеров в недоумение. Хотя причину его он понял лишь через несколько минут, когда, подчиняясь приказу, солдаты раздались в стороны, пропуская его.

Таркин был мертв. Он лежал ничком на полу – никто не посмел прикоснуться к телу, и огромная лужа крови расползалась по полу, пропитав насквозь небольшой коврик. Страшная рана в спине – похоже, его проткнули мечом насквозь. А рядом с трупом мерно колыхалась какая-то студенистая масса, отвратительная на вид и столь же мерзко воняющая.

Один из офицеров, бледный как мел, зажимая ладонью рану в боку, доложил генералу о происшествии. По его рассказу, который невозможно было принять на веру, выходило следующее.

Уже почти рассвело, когда к палатке генерала подошел он, Арманд де Брей, собственной персоной. Не сказав стражам ни слова, командующий вошел к Таркину. Охрана и бровью не повела – кто посмеет остановить барона? Офицер – а он в тот момент и стоял в карауле – не мог точно сказать, о чем говорили Таркин и барон, да и состоялась ли вообще между ними беседа. Прошло всего несколько минут, и из палатки раздался вопль, переходящий в хрип.

Когда солдаты ворвались в шатер, их глазам открылась страшная картина – генерал Таркин бился в агонии, насквозь пронзенный мечом, а барон стоял над ним и тупо смотрел на дело своих рук. А потом он повернулся к вбежавшим стражникам, медленно оглядел их, как будто бы стараясь запомнить каждого в лицо, – и вдруг бросился к ним, на ходу выхватывая из ножен кинжал.

Наверное, солдаты просто были в шоке – иначе сложно объяснить, почему они подняли оружие на своего командира, пусть даже он – а это было очевидно – неожиданно сошел с ума. Может быть, сработали рефлексы, когда тело твердо знает: каждый, обнаживший против тебя оружие, – враг. Центурион получил удар кинжалом в бок, но и его меч нашел цель. Хотя, вонзив клинок в горло своему же начальнику, офицер тут же выпустил из рук эфес, ужаснувшись содеянному…