Текст книги "Культура и пространство. Моделирование географических образов"

Географические образы путешествий. Путешествие – объект и предмет интереса философии и многих гуманитарных наук. Целенаправленные передвижения человека вызывают одновременно изменения и смещения его сознания, установок его поведения. В подобном смысле путешествие – ключевой объект для географии и туризма[650]650
  Лебедев Д. М. География в России XVII века. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1949; Родоман Б. Б. Географические проблемы отдыха и туризма // Территориальные системы производительных сил. М.: Мысль, 1971. С. 311–342; Каганский В. Л. Мир географических открытий и мир современной географии // Исследовательские программы в современной науке. Новосибирск: Наука, 1987. С. 186–203; Джонстон Р. Дж. География и географы: Очерк развития англо-американской социальной географии после 1945 года. М.: Прогресс, 1987; Джеймс П., Мартин Дж. Все возможные миры. М.: Прогресс, 1988; Каганский В. Л., Родоман Б. Б. Социокультурные функции самодеятельного походного туризма // Научные проблемы туризма и отдыха. Инф. бюлл. ВНИИЛТЭ. Науч. № 2. 1988. С. 152–180; Родоман Б. Б. Организация путешествий как вид искусства // Бюлл. ВНИИЛТЭ. Науч. № 3. 1988. С. 116–124; Голд Дж. Психология и география. Основы поведенческой географии. М.: Прогресс, 1990; Баттимер А. Путь в географию. М.: Прогресс, 1990; Родоман Б. Б. Искусство путешествий // Наука о культуре. Итоги и перспективы. Вып. 3. М.: РГБ, 1995. С. 79–85; Скворцова Е. А. Понятие «Митиноку» как физическое и духовное путешествие художника // География искусства. Вып. II. М.: Институт наследия, 1998. С. 9—26; Соколов-Ремизов С. Н. Путевой дневник как один из жанров японской традиционной живописи // Там же. С. 26–55; Шептунова И. И. Путешествие на Восток: дневник писателя // Там же. С. 55–78; Гусейнова Д. А. К истории одного путешествия // Там же. С. 78–95; Krygier J. B. Maps, the Representational Barrage of 19th Century Expedition Reports, and the Production of Scientific Knowledge // Cartography and GIS. 1997. 24:1. P. 27–50; Morin K. M., Guelke J. K. Strategies of Representation, Relationship and Resistance: British Women Travelers and Mormon Plural Wives, ca. 1870–1890 // Annals of the Association of American Geographers. September 1998. Vol. 88. № 3. P. 437–462; Merrifield A. The Extraordinary Voyages of Ed Soja; Inside the «Trialectics of Spatiality» // Annals of the Association of American Geographers. June 1999. Vol. 89. № 2. P. 345–347; Soja E. W. Keeping Space Open // Annals of the Association of American Geographers. June 1999. Vol. 89. № 2. P. 348–353; Sui D. Z. Visuality, Aurality and Shifting Metaphors of Geographical Thought in the Late Twentieth Century // Annals of the Association of American Geographers. June 2000. Vol. 90. № 2. P. 322–343; Papatheodorou A. Why people travel to different places // Annals of Tourism Research. 2001. Vol. 28. № 1. P. 164–179; Nash D. On Travelers, Ethnographers and Tourists // Annals of Tourism Research. 2001. Vol. 28. J№ 2. P. 493–496; Elsrud T. Risk creation in traveling – Backpacker Adventure Narration // Annals of Tourism Research. 2001. Vol. 28. № 3. P. 597–617 и др.


[Закрыть], психологии[651]651
  Голд Дж. Психология и география: основы поведенческой географии. Пер. с англ. / Авт. предисл. С. В. Федулов. М.: Прогресс, 1990; Генисаретский О. И. Процепция и виртуальность в возможных жизненных мирах // Виртуальные реальности в возможных жизненных мирах. М.: Институт человека РАН, 1995. С. 63–68; Нуркова В. В. «Человек путешествующий». География и автобиография // Вестник исторической географии № 2. М.; Смоленск: Ойкумена, 2001. С. 65–87; Felloneau M. – L. Love and loathing of the city: Urbanophilia and urbanophobia, topological identity and perceived inci-vilities // Journal of Environmental Psychology. 2004. Vol. 24. P. 43–52 и др.


[Закрыть], антропологии, культурологии и кросс-культурных исследований[652]652
  См.: Леви-Стросс К. Печальные тропики. Львов: Инициатива; М.: АСТ, 1999; Щепанская Т. Б. Культура дороги на Русском Севере. Странник // Русский Север. Ареалы и культурные традиции. СПб.: Наука, 1992. С. 102–127; Она же. Культура дороги в русской мифоритуальной традиции XIX–XX вв. М.: Индрик, 2003; Ревякина Н. В., Ромодановская В. А. Межуниверситетский центр научных исследований путешествий в Италию // Россия и Италия. Вып. 4. Встреча культур. М.: Наука, 2000. С. 333–340; Гирц К. Интерпретация культур. М.: РОССПЭН, 2004; Foucault M. Of Other Spaces // Di-acritics. 1986. № 16. P. 22–27; Mapping American Culture / Ed. by W. Franklin and M. Steiner. Iowa City: University of Iowa Press, 1992; Appadurai A. Modernity at Large. Minneapolis: University of Minnesota Press, 1996; Culture, Globalization and the World-system: Contemporary Conditions for the Representation of Identity / Ed. by A. D. King. Minneapolis: University of Minnesota Press, 1997; Jackson J. B. Landscape in Sight: Looking at America / Ed. by H. L. Horowitz. New Haven; London: Yale University Press, 1997; Nash D. On Travelers, Ethnographers and Tourists // Annals of Tourism Research. 2001. Vol. 28. № 2. P. 493–496.


[Закрыть], социологии[653]653
  См.: Бауман З. От паломника к туристу // Социологический журнал. 1995. № 4; Сандомирская И. И. Новая жизнь на марше. Сталинский туризм как «практика пути» // Общественные науки и современность. 1996. № 4. С. 163–172; Белкин М. Зачем и за чем? Путешественник и турист в исторической перспективе // Интеллектуальный форум. 2000. № 1. С. 20–58; Шюц А. Избранное: Мир, светящийся смыслом. М.: РОССПЭН, 2004; White N. R., White P. B. Travel as transition. Identity and place // Annals of Tourism Research. 2004. Vol. 31. No. 1. P. 200–218.


[Закрыть], востоковедения[654]654
  Cм., например: Глушкова И. П. Индийское паломничество. Метафора движения и движение метафоры. М.: Научный мир, 2000; Said E. W. Narrative, Geography and Interpretation // New Left Review. 180. March-April 1990. P. 81–97.


[Закрыть], филологии[655]655
  См.: Пропп В. Я. Морфология сказки. М., 1969; Неклюдов С. Ю. Время и пространство в былине // Славянский фольклор. М., 1972; Он же. Статическое и динамическое начала в пространственно-временной организации повествовательного фольклора // Типологические исследования по фольклору: Сб. памяти В. Я. Проппа. М., 1975; Бахтин М. М. Формы времени и хронотопа в романе // Он же. Вопросы литературы и эстетики. М.: Худ. лит., 1975. С. 234–408; Топоров В. Н. Пространство и текст // Текст: семантика и структура. М.: Наука, 1983. С. 227–285; Лотман Ю. М. Художественное пространство в прозе Гоголя // Лотман Ю. М. В школе поэтического слова. Пушкин. Лермонтов. Гоголь. М.: Просвещение, 1988; Топоров В. Н. Эней – человек судьбы. Ч. I. М.: Радикс, 1993; Кин Д. Странники в веках. М.: Изд. фирма «Восточная литература» РАН, 1996; Седакова О. А. «Странствия владычня» (Из наблюдений над церковнославянским словом) // Слово и культура: Сб. статей памяти Н. И. Толстого. Т. 1. М., 1998; Никитина С. Е. Сотворение мира и концепт Исхода/похода в культуре молокан-прыгунов // От Бытия к Исходу. М., 1998; Лотман Ю. М. Внутри мыслящих миров. Человек – текст – семиосфера – история. М.: Языки русской культуры, 1999. С. 163–175, 239–301; Цивьян Т. В. Движение и путь в балканской картине мира. Исследования по структуре текста. М.: Индрик, 1999; Стеценко Е. А. История, написанная в пути. (Записки и книги путешествий в американской литературе XVII–XIX вв). М.: ИМЛИ РАН, Наследие, 1999; Арутюнова Н. Д. Путь по дороге и бездорожью // Логический анализ языка. Языки динамического мира. Дубна: Международный университет природы, общества и человека «Дубна», 1999. С. 3—18; Розина Р. И. Движение в физическом и ментальном пространстве // Там же. С. 108–119; Казакевич О. А. Путешествие шамана (по материалам шаманских легенд и волшебных сказок северных селькупов) // Там же. С. 254–260;Левонтина И. Б., Шмелев А. Д. На своих двоих: лексика пешего перемещения в русском языке // Там же. С. 269–286; Никитина С. Е. Роду путешественного. (О концепте пути в русских конфессиональных культурах) // Там же. С. 297–304; Григорьев В. П. В. Хлебников: Веха, двигава и путь // Там же. С. 413–423; Зализняк Анна А. Преодоление пространства в русской языковой картине мира: глагол добираться // Логический анализ языка. Языки пространств. М.: Языки русской культуры, 2000. С. 30–38; Яковлева Е. С. Пространство умозрения и его отражение в русском языке // Там же. С. 268–277; Булыгина Т. В., Шмелев А. Д. Перемещение в пространстве как метафора эмоций // Там же. С. 277–289; Филиппенко М. В. Следы «пути» в высказывании // Там же. С. 308–315; Казакевич О. А. Селькупская дорога (Пространственная ориентация в фольклоре северных селькупов) // Там же. С. 322–329; Никитина С. Е. Келья в три окошечка (о пространстве в духовном стихе) // Там же. С. 348–357; Гик А. В. «Случится все, что предназначено.» (путь и судьба в идиостиле М. Кузмина) // Там же. С. 385–391; Григорьев В. П. Хлебников: «Настоящий голод пространства» //Там же. С. 400–407; Михеев М. И. Деформация пространства в пределах русской души (по текстам Андрея Платонова) // Там же. С. 407–420; Сандомирская И. Книга о родине. Опыт анализа дискурсивных практик. Wien, 2001 (Wiener Slawistischer Almanach. Sonderband 50). С. 56–59, 93—102 и др.


[Закрыть], философии[656]656
  Завадская Е. В. «В необузданной жажде пространства» (поэтика странствий в творчестве О. Э. Мандельштама // Вопросы философии. 1991. № 11; Генисаретский О. И. Хождение к святыням: философия путешественности И. М. Гревса // Упражнения в сути дела. М.: Русский мир, 1993. С. 140–154; Подорога В. Точка-в-хаосе. Пауль Клее как тополог // Вопросы искусствознания. 1994. № 4. С. 387–412, особенно 402; Он же. Выражение и смысл. Ландшафтные миры философии. М.: Ad Marginem, 1995; Касавин И. Т. «Человек мигрирующий»: онтология пути и местности // Вопросы философии. 1997. № 7; Ортега-и-Гассет Х. Камень и небо. М.: Грант, 2000; БодрийарЖ. Америка. СПб.: «Владимир Даль», 2000; Рыклин М. Вечная Россия. Две интерпретации на тему маркиза де Кюстина // Авто(био)графия. М.: Логос, 2001. С. 241–260; Brauwer R. W. Boundaries and Frontiers in Medieval Muslim Geography // Transactions of the American Philos. Society. 85/6. 1995. P. 1—73; Vilhjalmsson T. Time and travel in Old Norse Society // Disputatio. 1997. 2. P. 89—114 и др.


[Закрыть], истории[657]657
  Строев А. Россия глазами французов // Логос. 1999. № 8 (18). С. 8—42; Россия и мир глазами друг друга: Из истории взаимовосприятия. Вып. 1. М.: ИРИ РАН, 2000; Россия и мир глазами друг друга: Из истории взаимовосприятия. Вып. 2. М.: ИРИ РАН, 2002; Американская цивилизация как исторический феномен. Восприятие США в американской, западноевропейской и русской общественной мысли. М.: Наука, 2001; Андерсон Б. Воображаемые сообщества. М.: Канон-Пресс-Ц, Кучково поле, 2001 и др.


[Закрыть]. На чем основан такой интерес?

Путешествие – это динамика пути, путевой стиль и путевые состояния. Во время путешествия происходит расширение сознания, обострение всех чувств. Эмоциональная энергетика, на которой держится путешествие, как бы заводит все моторы возможного восприятия. В ходе путешествия человек видит и чувствует по-другому, он расширяет пространство.

Географические образы путешествий являются, фактически, содержательным ядром класса трансграничных ГО, определяют их основные закономерности формирования и развития[658]658
  См.: Замятин Д. Н. Стратегии репрезентации и интерпретации историко-географических образов границ // Вестник исторической географии. № 2. Москва; Смоленск: Ойкумена, 2001. С. 4—15; Он же. Феноменология географических образов // Новое литературное обозрение. 2000. № 6 (46). С. 264–265, 267–268.


[Закрыть]. Это географические образы, которые заранее моделируются на метауровне их восприятия и осмысления, а само путешествие мыслится как «безразмерный» и в то же время единственно возможный способ адекватного представления географических знаний и информации. Например, создание образа русской Италии связано с моделированием условного метапутешествия, состоящего из отдельных текстов и текстовых фрагментов литературного, эпистолярного, мемуарного, живописного, графического характера, связанных в единое целое на уровне анаморфированного геокультурного (образно-геокультурного) пространства «Россия – Италия»[659]659
  См. например: Кара-Мурза А. А. Знаменитые русские о Риме. М.: Изд-во «Независимая газета», 2001; Он же. Знаменитые русские о Флоренции. М.: Изд-во «Независимая газета», 2001.


[Закрыть]. Технологии моделирования подобных трансграничных географических образов, по-видимому, являются одним из наиболее сложных вариантов концептуального образно-географического моделирования, однако целенаправленный перевод образа путешествия на метауровень позволяет максимально учесть естественную пространственную динамику самих географических образов. В этой связи крайне важно обратить внимание на такой классический тип путешествия, как образовательное заграничное путешествие. Рассмотрим пример формирования образа России в «европейском путешествии» американца в 1850—1880-х гг[660]660
  См.: Павловская А. В. Россия и Америка: Проблемы общения культур. М.: Изд-во МГУ, 1998.


[Закрыть].

«Европейское путешествие» американца в XIX в. и образ России. В XIX в. образованный американец считал своим долгом совершить «европейское путешествие». Однако Россия не была обязательным номером такой программы – она лишь постепенно становилась особым и самоценным ее элементом, а иногда и предметом главного интереса. С 1850-х гг. Россия все больше и больше занимает внимание любознательных американцев – сюда стремятся дипломаты, журналисты, писатели, ученые. Образ России обретает постепенно в глазах американцев «плоть и кровь», перестает быть лишь набором умозрительных и смехотворных стереотипов в духе «белого медведя, сидящего под клюквой»[661]661
  Там же. С. 118–140.


[Закрыть].

Формирование полноценных географических образов страны связано с одной особенностью – они как бы вынуждены «смотреться» в другой образ, как в зеркало; страна должна видеть другую страну, формировать образ другой страны, чтобы, наконец, осознать, увидеть и свой собственный[662]662
  См. например: Путевые записки итальянских путешественников XIV века // Восток – Запад. Исследования. Переводы. Публикации. М.: Гл. ред. вост. лит. изд-ва «Наука», 1982. С. 9—113 (столкновение и взаимодействие образов христианского Запада и исламского Востока в ходе паломничества в Святую Землю).


[Закрыть]. Демократизм, известная фамильярность и деловитость американцев получили в путешествиях по России свои достойные полюса в виде косности, нерасторопности и чопорности различных слоев российского общества. Американский путешественник Нокс не без удивления отмечал: «Путешествующий по России слышит 'Si chass' по несколько раз за день… Дословный перевод 'Si chass' – 'этот час', и, возможно, именно этим объясняется тот факт, что на выполнение самого простого требования нередко уходит действительно час»[663]663
  Павловская А. В. Указ. соч. С. 241.


[Закрыть]. Плохое знание России могло обрести в этих путешествиях и дополнительные аргументы, и тогда образ России становился причудливым сочетанием мелких реальных фактов, прочно сраставшихся и питавших давние стереотипы морозной зимы, водки и бани[664]664
  Там же. С. 203–282.


[Закрыть].

Возможно, покажется странным и то обстоятельство, что американский образ России 1850–1880 гг., при всех своих лубочных недостатках, все же был достаточно живым и простым, даже надежным. Он эксплуатировал прочные макрогеографические образы, могшие помочь при восприятии России – прежде всего Запада и Востока, причем последний явно преобладал. Москва как олицетворение России и Востока, «чисто русский город» зачастую заслоняла более европейский и западный Петербург[665]665
  Там же. С. 251–261.


[Закрыть]. Московская и вообще русская экзотика надстраивалась над уже готовой образно-географической базой, ложилась уже готовыми «кирпичиками» в лишь слегка измененные образно-географические проекты далекой восточной и снежной страны. Дружественные политические отношения России и Америки в этот период могли облагораживать этот крепко сколоченный образ России, но не могли воздействовать на него кардинально.

Рассмотренный пример ясно показывает сложность и неоднозначность геокультурной динамики, которая репрезентируется и интерпретируется посредством заграничного образовательного путешествия. Путешествие как стиль, как элемент образа жизни, конечно, сильно способствовало созданию ярких и богатых страновых образов, но оно же часто и закрепляло и развивало ведущие стереотипы в восприятии той или иной страны. Идеальное путешествие оперирует лишь несколькими «обкатанными» и достаточно надежными, заранее подготовленными географическими образами, дальнейшее – это уже личный стиль путешественника. Географический образ страны может «формоваться» из заведомых стереотипов и даже парагеографических элементов (чаепитие, трактир, крепостной крестьянин), но его единство и действенность могут иметь именно иностранное происхождение.

Путешествия: реальность и образ. Путешествия могут радикально менять картины мира. Устойчивые географические пред-образы региона/ страны (до путешествия) недостаточны для новой образной информации, воспринимаемой и получаемой во время путешествия. Многочисленные и фрагментарные новые географические образы как бы налезают друг на друга, «громоздятся», формируя последовательно новые образно-географические поля. Обычные стереотипы (о стране, народе, его обычаях и традициях, политическом и экономическом развитии) рушатся. Возникает своего рода «анфилада» проходных комнат со сквозной перспективой, не возможной до путешествия. Контрастность картины мирового развития резко увеличивается. Путешествие – это ряд образно-географических «точечных вспышек», приводящих к развалу попыток постоянно продуцировать новые единые картины мира.

В географических образах путешествий связываются путь и шествие – путь становится более торжественным, он освящается, сакрализуется. Происходит возвышение самих образов, они воспринимаются как метафизические и метагеографические. Пространство в процессе его сакрализации максимально уплотняется. Путь превращается постепенно в шествие, происходит замедление и фиксация отдельных движений. Образы смотрят как бы сами на себя, саморефлексия путешественника обретает плоть и кровь. Наконец, возможна остановка, и далее – рождение нового места, плацдарма для последующего нового путешествия. Так географические образы путешествий включаются в процедуры топообразности и геотопики, прорисовки все новых и новых карт географических образов.

Путешествия – идеальный случай, когда реальность сразу может репрезентироваться и интерпретироваться как образ. Путешественник движется в своего рода «диком пространстве», wild space; «обнаженное» восприятие путешественника вынуждено сразу проводить аккультурацию преодолеваемого географического пространства.

Итак, использование позиционной классификации ГО позволяет эффективно исследовать динамику развития ГО, особенности их перехода из одного состояния в другое. При этом изучение трансграничных ГО ведет к обнаружению глубинных закономерностей развития ГО в целом.

Выводы к главе 3

Предложенные нами основные классификации ГО можно рассматривать как удобные и эффективные с научной точки зрения способы культурологического сжатия и одновременно структурирования образно-географических знаний. В ходе такого сжатия и структурирования происходит естественный с культурологической позиции отбор наиболее важных и значимых ГО в рамках культуры. Идентификация исследуемого ГО в соответствующей классификационной «ячейке» облегчает выработку стратегий его развития и возможных трансформаций. Поэтому мы еще раз кратко напомним суть выявленных нами образно-географических классификаций.

Генетическая классификация ГО имеет два варианта. Первый вариант – формальный; он учитывает происхождение ГО из репрезентирующих (представляющих) их источников. Здесь выделяются следующие классы: ГО, создаваемые и/или реконструируемые в СМИ (газеты, журналы, радио, телевидение, Интернет и т. д.); ГО, создаваемые и/или реконструируемые в нарративных (повествовательных) текстах, обладающих разветвленными образно-символическими структурами; ГО, создаваемые и/или реконструируемые в научных и учебных (образовательных, научно-популярных) текстах; ГО, создаваемые и/или реконструируемые в результате анализа массовых источников систематизированной информации – социологических опросов, сборников статистических данных; ГО, создаваемые и/или реконструируемые в результате полевых (экспедиционных) исследований одним или несколькими исследователями.

Второй вариант генетической классификации ГО – содержательный. Он учитывает содержательное происхождение либо образа в целом, либо его отдельных элементов. В целом генетическая классификация на содержательных основаниях (содержательно-генетическая) включает следующие классы ГО: образы, в которых как в центре, так и на периферии доминируют географические знаки, символы и архетипы; образы, в которых в качестве центра (ядра) выступает парагеографический символ (историософский, историко-культурный, политический и т. д.), притягивающий к себе географические, парагеографические и негеографические знаки и символы; образы, в которых в качестве центра (ядра) выступает географический знак или символ, притягивающий к себе все возможные – географические, парагеографические и негеографические знаки и символы.

Содержательная классификация основана на понятии специализации, или идентификации образа. ГО идентифицируются по их принадлежности к какой-либо сфере человеческой деятельности, имеющей пространственные выражения. Выделяются следующие классы ГО: культурно-географические образы (КГО); историко-географические образы (ИГО), политико-географические образы (ПГО), социально– и экономико-географические образы (СЭГО). Как инвариант описанной выше содержательной классификации ГО рассматривается классификация, включающая следующие классы: геокультурные образы, геоисторические образы, геополитические образы и геосоциальные и геоэкономические образы. В ядре (центре) образа здесь находятся по преимуществу культурные, исторические и т. д. особенности и закономерности развития объекта. Элементы, отражающие в большей степени географические (пространственные) аспекты развития, находятся, в основном, на периферии образа.

В масштабной классификации допускается, что между масштабностью географических объектов и масштабностью отражающих и выражающих эти объекты ГО есть прямое соответствие. Выделяются следующие классы: ГО микроуровня – это ГО местностей, городов, отдельных ландшафтов, небольших районов; к ГО мезоуровня относятся ГО регионов и стран (государств); к ГО макроуровня относятся ГО континентальных и межконтинентальных регионов (например, цивилизационных или политико-географических), а также ГО мира, или мирового развития в целом. Масштабная классификация ГО допускает также известную иерархичность ГО по масштабу, когда к ГО низшего уровня иерархии относятся ГО микроуровня, к ГО среднего уровня иерархии относятся ГО мезоуровня, и т. д. Возможна детализация этой классификации с соответствующей детализацией ступеней иерархии ГО.

Основание позиционной классификации – это позиция, с которой производится реконструкция или создание ГО. Выделяется три позиции, которым соответствует три класса образов: внутренняя позиция, когда ГО создается внутри самого, соответствующего образу, географического объекта – например, ГО России, создаваемый российскими политиками, учеными, журналистами, писателями и т. д. (интра-образы); внешняя позиция, когда ГО создаются или реконструируются извне соответствующего ему географического объекта – например, тот же ГО России, создаваемый из-за рубежа, зарубежными политиками и/или учеными (экстра-образы); трансграничная позиция, когда ГО создаются или реконструируются с использованием разных позиций – с целью создания более объективного, или более разностороннего, более сложного образа (трансграничные образы).

Обобщая содержание данной главы, сделаем следующие основные выводы:

1) Классифицирование ГО – необходимая составная часть процесса их исследования. Данная процедура помогает определить ведущие компоненты в формировании и развитии ГО, обосновать выбор тех или иных образно-географических стратегий (см. главу 4).

2) Нами выделено и описано четыре базовые классификации ГО. Эти классификации тесно взаимосвязаны между собой; отдельные классы внутри классификаций могут представлять, в известной степени, инварианты друг друга. Явно связаны между собой генетическая и содержательная, содержательная и масштабная, позиционная и генетическая классификации. Границы между отдельными классификациями не являются непереходимыми; в методологическом плане они, скорее, «размыты». Такая классификационная особенность онтологически объясняется известной пространственной нечеткостью, размытостью самих ГО (аналогия, в данном случае, – нечеткие, размытые границы при проведении узлового культурно-географического районирования).

3) Процессы формирования и развития ГО представляют собой открытую динамическую систему, поэтому возможно как совершенствование предложенных классификаций, так и разработка новых, характеризующих ранее не описанные процессы. Наряду с этим возможно создание новых типологий с помощью сочетания (скрещивания) уже предложенных классификаций – например, по признакам масштаба и содержания, и т. д. Это – главный вывод главы.

По мере выявления классификационных особенностей (классификационной принадлежности) тех или иных ГО возможна их идентификация с точки зрения разработки и создания конкретных образно-географических стратегий. Класс ГО определяет, так или иначе, спектр возможных стратегий; далее происходит выбор определенной стратегии, ее совершенствование и детализация в контексте формирования и развития изучаемых ГО. Анализу данных стратегий посвящена четвертая глава.

Глава 4
Основные стратегии разработки и создания специализированных географических образов

Для понимания образно-географической специфики отдельных видов человеческой деятельности, кроме выделения основных классификаций географических образов, необходимо изучение особенностей и закономерностей функционирования специализированных географических образов. Различные сферы человеческой деятельности (теоретической и прикладной, материальной и духовной) требуют разработки своих, особых географических образов, приобретающих специфические содержание и форму. Разработка этих ГО необходима для совершенствования базовых и/или дополнительных процессов сфер такой деятельности. Создание специализированных ГО требует, в свою очередь, разработки основных стратегий их конструирования, учитывающих различные социокультурные контексты. Выделение и анализ подобных стратегий имеет не только сугубо научную, но и практическую значимость. Зная обобщающие и специфические (в рамках конкретных сфер деятельности) типы таких стратегий, можно определять возможные изменения в структуре и динамике специализированных ГО, их последствия для пространственной организации культуры, учиться регулировать и, в некоторой степени, управлять этими процессами.

В этой главе рассматриваются основные стратегии разработки и создания специализированных ГО как в сферах теоретической (научной), так и прикладной деятельности. В рамках содержательной классификации изучаются все основные классы ГО (КГО, ИГО, ПГО, ЭГО). В рамках масштабной классификации исследуются ГО также всех трех уровней (микро-, мезо– и макро-). Особое внимание уделено изучению специализированных ГО в рамках политических и экономических процессов современной России (4.5. – 4.6.).

4.1. Типы образно-географических стратегий Целенаправленная человеческая деятельность включает в себя элементы сознательного создания и развития конкретных ГО

При этом формирующиеся в стратегическом плане образные системы можно назвать субъект-объектными, так как субъект (создатель, творец, разработчик) этих образов находится как бы внутри своего объекта – определенной территории (пространства). Чем более прикладной является сфера человеческой деятельности, тем в большей степени реальное пространство становится объектом четко сформулированных и достаточно простых стратегий создания и развития ГО. Понятие стратегии не определяется нами жестко. В «мягком» определении понятие стратегии, несомненно, несет четкий операциональный смысл и понимается как сознательное действие, деятельность по конструированию смысла, целенаправленное осмысление культурно-географического пространства[666]666
  См.: Новиков А. В. Культурная география как интерпретация территории // Вопросы экономической и политической географии зарубежных стран. Вып. 13. М., 1993. С. 84–95; Каганский В. Культурный ландшафт и советское обитаемое пространство. М.: Новое литературное обозрение, 2001; Стрелецкий В. Н. Географическое пространство и культура: мировоззренческие установки и исследовательские парадигмы в культурной географии // Известия РАН. Серия географическая. 2002. № 4. С. 18–29.


[Закрыть].

Роль и значение подобных стратегий состоит в выборе и известном культивировании наиболее «выигрышных» в контексте сферы деятельности элементов географического пространства, которые замещаются сериями усиливающих друг друга, взаимодействующих ГО. Так, образно-географическая стратегия А. Платонова в романе «Чевенгур» (сфера литературного творчества) заключалась в выборе элементов ландшафтов юга Воронежской губернии (российское Черноземье), характеризующих засушливость, безводность, степной и полупустынный характер территории. Последовательное проведение этой стратегии привело к созданию ГО полупустынных и пустынных пространств, образно и типологически сходных в природном и культурном отношениях с пространствами Центральной Азии.

В рамках определенных стратегий создания и развития ГО в различных сферах человеческой деятельности формируется, как правило, несколько доминирующих форм репрезентации и интерпретации соответствующих ГО. Прикладной характер деятельности способствует формированию альтернативных форм представления ГО, на случай возможной неэффективности какой-либо из этих форм. Вместе с тем, каждая сфера деятельности использует чаще всего определенный набор форм репрезентации и интерпретации ГО, лишь частично совпадающий с аналогичными наборами в других сферах деятельности. Например, в сфере среднего и высшего образования наиболее важными формами репрезентации и интерпретации ГО разных стран выступают, как правило, художественные описания, живописные произведения, фотографии, статистические данные, факты и артефакты массовой культуры. Соотношение этих форм может меняться от страны к стране – так, в стратегии создания ГО Италии важная роль, безусловно, принадлежит живописным произведениям, фотографиям различных памятников архитектуры и скульптуры; в аналогичной стратегии США ведущее значение принадлежит статистическим данным, артефактам массовой культуры, фотографиям американских мегалополисов и американской «глубинки»[667]667
  См.: Mapping American Culture / Ed. by W. Franklin and M. Steiner. Iowa City: University of Iowa Press, 1992.


[Закрыть].

Несмотря на серьезные различия в особенностях формирования образно-географических стратегий в разных сферах человеческой деятельности, можно, тем не менее, выделить обобщающие типы таких стратегий, в той или иной форме характерных практически для любой из исследованных сфер деятельности. Первая из обобщающих типов таких стратегий – это разработка перспективного ГО какого-либо объекта, в котором предполагается наличие элементов, отсутствующих или незначительно присутствующих в характеристике объекта в настоящее время. Подобная стратегия получила название стратегии образно-географического «аванса». Данный обобщающий тип стратегий может использоваться, например, в региональной политике, в случае региона, не обладающего изначально какими-либо значительными природными, культурными и/или экономическими ресурсами; в то же время предполагается, что регион, благодаря создаваемому благоприятному ГО может увеличить тот или иной вид ресурса.

Второй обобщающий тип образно-географических стратегий включает в себя стратегии, ориентированные на использование при создании ГО объекта его исторического, политического, культурного, экономического прошлого. События и факты прошлого, привязанные географически, актуализируются благодаря разработке соответствующих знаков и символов. В сфере региональной политики такой тип стратегий наиболее эффективен в случае регионов и/или городов с богатым, событийно насыщенным прошлым, так или иначе получившим свое первоначальное знаково-символическое выражение – например, в отношении Санкт-Петербурга или, в меньшей степени, Оренбурга[668]668
  См.: Косач Г. Оренбург: региональная мифология как фактор взаимоотношения с соседями // Что хотят регионы России? / Под ред. А. Малашенко; Моск. Центр Карнеги. М.: Гендальф, 1999. (Аналит. серия / Моск. Центр Карнеги; Вып. 1). С. 78–92.


[Закрыть] (значительная роль города в XVIII – первой половине XIX в. на юго-восточных границах Российской империи). Такой тип стратегий в целом можно назвать пассеистическим (от слова «пассеизм» – культивирование прошлого, любование прошлым), или ретроспективным.

Наконец, третий тип обобщающих стратегий объединяет стратегии, направленные на максимальное использование образно-географического контекста. Предполагается, как правило, что создание ГО какого-либо объекта должно учитывать отношения объекта со средой, а также трансформировать содержание и характер этих отношений в соответствующие архетипы, знаки и символы. Так, для большинства регионов-субъектов РФ, безусловно, важны политические и экономические отношения с Центром (Москвой как местом нахождения федеральных органов власти верхнего уровня). Эти отношения в целях региональной политики преобразуются в те или иные элементы ГО определенного региона. Так, образ Москвы в положительном или отрицательном контексте, само расстояние региона от Москвы, транспортная доступность по отношению к Москве могут оказаться существенными элементами ГО различных регионов-субъектов РФ – таких, например, как Калининградская область, Магаданская область или Республика Тыва[669]669
  См.: Замятина Н. Ю. Когнитивно-географическое положение региона как фактор регионального развития: методологические аспекты // Новые факторы регионального развития. М.: ИГ РАН, 1999. С. 86–97; Она же. Когнитивно-географическое изучение региональных политических процессов // Образы власти в политической культуре России. М.: МОНФ, 2000. С. 74–95.


[Закрыть]. Этот обобщающий тип стратегий можно назвать контекстным.

Естественно, что данная типология образно-географических стратегий является открытой для разработки и/или описания новых типов. Кроме того, возможно выделение подтипов внутри уже выделенных типов. Далее мы рассмотрим стратегии разработки и создания специализированных ГО, принадлежащих к различным классам в рамках предложенных ранее классификаций ГО. При этом наш выборочный анализ охватывает, в той или иной степени, практически, все классификации.