Текст книги "Строптивая"

ГЛАВА 27

К тому времени, когда Паулина приняла ванну и переоделась, приехали «скорая помощь» и полиция. Через Блонделл она передала Дадли указание не разрешить санитарам проносить тело Сирила Рэтбоуна через дом, а пронести его в обход дома мимо загона для собак. Из спальни, где окна были открыты, она слышала, как один из санитаров, выносивший останки Сирила Рэтбоуна к машине, проговорил с испанским акцентом: «В этом доме мрут, как мухи. Я уже второй раз здесь. В прошлый раз я нечаянно задел картину, что висит у лестницы. Так ты бы слышал, как хозяйка раскудахталась».

Паулина дождалась, когда уедет машина «скорой помощи», и спустилась вниз, чтобы встретиться с капитаном Нельсоном и полицейским Уитбеком из отделения полиции в Беверли-Хиллз.

Ожидавшие полицейские бродили по великолепной библиотеке, молча поглядывая на предметы на столах и картины на стенах. Полицейский Уитбек время от времени покашливал, привлекая внимание капитана Нельсона и указывая на ценный предмет, который, как он думал, капитан не заметил.

– Как ты думаешь, можно сесть? – спросил Уитбек, поглядывая на зеленое кожаное кресло в английском стиле – любимое кресло Жюля Мендельсона.

Капитан Нельсон покачал головой.

– Нам лучше постоять.

Дверь библиотеки открылась, и вошла Паулина. От нее исходил аромат дорогих духов.

– Надеюсь, вам предложили выпить, капитан? – сказала она, подходя к нему и протягивая ему руку для пожатия. – Я – Паулина Мендельсон.

Они слышали и читали о красивой и очень богатой вдове.

– Спасибо, миссис Мендельсон, нам ничего не надо, – сказал капитан Нельсон. – Это – полицейский Уитбек.

Паулина улыбнулась Уитбеку.

– Пожалуйста, ради Бога, не стойте, садитесь. Сюда, полицейский Уитбек. Это любимое кресло моего мужа. Простите, что заставила вас ждать. Я ждала наверху, пока «скорая помощь» не увезла тело мистера Рэтбоуна. Это навеяло грустные воспоминания. Мой муж умер совсем недавно.

– Да, да, конечно, – сказал капитан Нельсон, не в состоянии оторвать от нее глаз.

Присущая ее социальному положению властность овладела всеми в комнате. Хотя полицейские ничего не понимали ни в моде, ни в стиле, оба пришли к заключению, что одета она превосходно, в шелковом платье и скромных золотых украшениях, словно собиралась отправиться на чашку чая в избранном обществе. Она сидела прямо, всем своим видом показывая, что она в их власти, но они понимали, как, впрочем, и она сама, что не она, а они в ее власти.

– Извините, мэм, – сказал полицейский Уитбек, – но мы должны задать вам несколько вопросов.

– Конечно, – ответила она.

– О вашем госте, мистере Рэтбоуне, – продолжил Уитбек.

– Но я едва знаю мистера Рэтбоуна. Он не был гостем в том смысле, что я его не приглашала. Вообще, это так странно. Он в некотором роде писатель и пишет для журнала «Малхоллэнд». Он проявлял большой интерес к желтым фаленопсиям, которые мой старший садовник и я вывели, и просил разрешения посетить мою оранжерею.

– Желтые что? – спросил полицейский Уитбек, делавший записи. – Не могли бы вы продиктовать по буквам?

– Это сорт орхидей, – сказала Паулина, – обычно они бывают белые, но Джервис, мой садовник, и я смогли вывести желтый вариант, который, с гордостью могу сказать, произвел сенсацию в садоводческих кругах. Сад – моя страсть. Его приезжали посмотреть члены лос-анджелеского клуба садоводов, его фотографировали для нескольких журналов по садоводству. Мистер Рэтбоун хотел посмотреть мои фаленопсии для чего-то, о чем он пишет, как я думаю. Я срезала розы в саду, когда он приехал. Вот они. – Она указала на корзину с розами, которую оставила на столе. – Я должна их поставить в воду, пока они не завяли. Вы не возражаете? Для них губительно лежать без воды в такую жару. Но мы можем продолжать разговор.

– Нет, нет. Займитесь ими прямо сейчас, миссис Мендельсон, – сказал капитан Нельсон.

– Следующее, что я знаю, так это то, что он начал кашлять и задыхаться, и я попросила Дадли, моего дворецкого, послать человека, чтобы посмотреть, все ли с ним в порядке! – прокричала Паулина из туалетной комнаты, где набирала воду для цветов.

– Вы знаете, сколько ему лет, миссис Мендельсон?

– Вам надо позвонить в его журнал. Я действительно не знаю его. У него был сердечный приступ? – спросила она, возвращаясь в комнату с розами в вазе. – Я аранжирую их позже.

– Его ужалила оса в язык, – сказал капитан Нельсон.

– О, Боже!

* * *

Когда полицейские ушли, она подошла к телефону и набрала номер.

– Это миссис Жюль Мендельсон. Я бы хотела поговорить с мистером Пондом. Понимаю… Все-таки спросите его. Уверена, если вы передадите ему, он ответит… Сэнди, дорогой, это Паулина, – сказала она, когда издатель поднял трубку. – Случилась странная вещь. Мне нужна твоя помощь. Этот ужасный человек, который продолжает писать жуткие вещи о Жюле и этой женщине. Что? Да, да. Как его имя… Рэтбоун, кажется. Я скажу, что с ним. Он только что умер у меня в саду.

* * *

Пресса много писала о странной смерти Сирила Рэтбоуна, неоднозначно оцененного автора колонки в журнале «Малхоллэнд», который «задохнулся до смерти от укуса осы в язык в саду поместья миссис Жюль Мендельсон». Единственный раз имя Паулины Мендельсон было упомянуто в статье в «Лос-Анджелес трибьюнэл», где, однако, утверждалось, что во время происшествия она отсутствовала. Осталось загадкой, что делал Сирил Рэтбоун в одиночестве в саду Паулины Мендельсон. Это вызвало массу догадок, так как в. светских кругах было точно известно, что хозяйка дома недолюбливала его и никогда не приглашала к себе.

Самую большую лепту в пересуды внесла не кто иная, как Гортензия Мэдден, литературный критик журнала «Малхоллэнд», которая тоже, но по другой причине не выносила Сирила. Она упивалась каждой гротескной деталью его кончины, рассказанной ей санитаром «скорой помощи» Фаустино, а также владельцем похоронного бюро, который бальзамировал тело Сирила. Их описания размера и цвета языка Сирила привели ее в восторг, и она заставила их несколько раз повторять некоторые подробности, которые записала в блокнот, как заправский репортер на месте преступления. Она даже умолила владельца похоронного бюро открыть гроб, чтобы взглянуть в последний раз на Сирила, но он отказался, сославшись на профессиональное правило, тем более, что она не была членом его семьи.

– Дорогая, язык распух так, что стал в четыре раза больше и, казалось, лопнет. Ярко-красный, начинающий чернеть, – докладывала чуть дыша Гортензия Люсии Борсоди. – Представь, что он мог говорить Паулине в тот момент, когда Бог покарал его, да еще таким образом.

Не один Бог регулярно поминался Гортензией в разговорах и мыслях, а потому Люсия из приличия прервала ее разглагольствования.

– Но Паулины Мендельсон даже не было дома, Гортензия, – сказала она. – Он пришел туда, чтобы посмотреть ее желтые фаленопсии.

– Не верю я этим басням, – сказала Гортензия, махнув рукой. – Запомни мои слова: Паулина дала деру, как только Сирил испустил последнее дыхание.

– Что ж, мне придется писать надгробную речь, – сказала Люсия. – Представления не имею, о чем говорить.

– Скажи, что, в каком бы углу ада ни находился Сирил, он наверняка хвастается перед чертями, что сподобился умереть в саду Паулины, миссис Мендельсон, – сказала Гортензия.

* * *

По совету Сэнди Понда Паулина покинула «Облака» сразу после телефонного разговора с ним. «Будут звонить репортеры. Лучше тебе уехать из дома, – сказал он. – О тебе и так слишком много писали после смерти Жюля».

К счастью, «бентли» Жюля стоял во дворе, и ключи от зажигания были на месте. Она села в машину и покатила с горы к дому Камиллы Ибери, не сказав ни слова шоферу Джиму.

Когда Камилла, играя в теннис, подала мяч, она увидела нежданную гостью, шедшую по направлению к корту. Камилла что-то сказала Филиппу, и он, повернувшись, обнаружил Паулину. Оба знали, что Паулина не из тех людей, кто без приглашения является в дом даже таких близких друзей, как Камилла Ибери. Поэтому Камилла заподозрила, что случилось что-то неприятное.

– Продолжайте играть, – сказала Паулина, – не хочу, чтобы вы из-за меня прерывали игру.

– У тебя все в порядке? – спросила Камилла.

– Конечно. Просто проезжала мимо и подумала, что не видела тебя давно, вот и решила зайти на стакан чая со льдом. Но не хочу, чтобы вы прерывали игру. Здравствуй, Филипп.

– Здравствуй, Паулина, – ответил он вежливо, но сдержанно, помня о неприятном завершении их последнего разговора.

Паулина улыбнулась дружески Филиппу.

– Никогда не видела тебя в шортах. Какие красивые у тебя ноги. Неудивительно, что Камилла сходит по тебе с ума.

– Паулина! – сказала Камилла, краснея и смеясь. Паулина удивила Филиппа, так как ее дружелюбный тон противоречил их последнему прощанию, после которого они, казалось, больше никогда не должны встречаться.

– Я попрошу принести тебе чай, – сказала Камилла.

– Нет, нет, заканчивайте сет, я посмотрю.

Камилле было странно видеть Паулину, без дела проводившую это время дня, лениво сидевшую в шезлонге и наблюдавшую игру в теннис. Обычно она была безумно занята то в саду, то корреспонденцией, то благотворительными делами, то составлением списка гостей, то аранжировкой цветов. Но сейчас она сидела в шезлонге Камиллы, полностью расслабившись, и наблюдала за окончанием сета очень внимательно, временами делая замечания по поводу хорошей подачи или «свечи», или «бекхэнда».

Окончив игру, они прошли в дом и больше часа проговорили в общем-то ни о чем, что при других обстоятельствах Паулина посчитала бы пустой тратой времени.

– Мне уйти? – спросил Филипп, думая, что из-за его присутствия Паулина откладывает разговор об истинной причине своего визита. – Может быть, дамы предпочитают поговорить наедине?

– Нет, нет! – воскликнула Паулина. – Расскажи мне, что ты сейчас пишешь? Надеюсь, ты больше не связан с Каспером Стиглицем? Разве забудешь тот вечер? Разве это был не кошмар?

– Филипп возвращается в Нью-Йорк, – сказала Камилла.

– Когда?

– На следующей неделе.

– На следующей неделе? Почему, Филипп?

– Мои дела здесь завершены. Я приехал на несколько месяцев, а пробыл почти год. Пора возвращаться.

Паулина посмотрела на Камиллу, которая, казалось, была огорчена его решением.

– А я мешаю вам проводить один из последних дней, что вы вместе, – сказала Паулина, собираясь уходить.

Пока они стояли на подъездной дорожке, наблюдая, как «бентли» выезжает на Копа-де-Оро, Камилла, прижавшись к Филиппу, обнимавшему ее за талию, заметила, что не видела Паулину в таком веселом настроении давно, разве что до болезни Жюля.

Когда на следующее утро Филипп прочел в «Трибьюнэл», что миссис Мендельсон не было дома в момент смерти Сирила Рэтбоуна, он все понял.

* * *

– Пропал мой заработок по четвергам, – сказал Лонни Эдж, отбрасывая в сторону «Трибьюнэл».

Фло Марч была еще достаточно молода, чтобы читать в газетах страничку с некрологами. Если она и читала некрологи, то только те, что в особых случаях заслуживали упоминания на первой странице, когда речь шла о смерти знаменитостей, таких, как Рок Хадсон или Люсилль Болл. А потому она не знала, что Сирил Рэтбоун умер, пока ее квартирант случайно не упомянул об этом за чашкой утреннего кофе.

– Сирил Рэтбоун умер? – спросила пораженная Фло. – Отчего?

– Оса ужалила в язык. Минуту Фло размышляла.

– Не так уж неправдоподобно.

– Что ты хочешь сказать?

– У парня язык был как у змеи. Где это случилось?

– В доме Паулины Мендельсон.

– У Паулины Мендельсон? Ты, верно, шутишь?

– Так написано в газете.

– Дай-ка посмотреть, – сказала Фло. Она взяла газету и прочла заметку. – Интересно, что он делал у Паулины?

Лонни покачал головой.

– Он ненавидел Паулину. И Паулине он не нравился. Жюль часто говорил об этом. Клянусь, я знаю, что он делал в «Облаках».

– Он был мой постоянный клиент. Каждый четверг в четыре по-полудни. В дождь или солнечную погоду. Ни одного раза не пропустил. И всегда приносил ореховые пирожные.

– Ты от этих пирожных раздобрел, Лонни. Жирком обрастаешь.

– Эй, не думал, что ты обращаешь на меня внимание, Фло.

– Брось свои идеи. Лонни рассмеялся.

– Он был большой модник. Всегда носил костюмы из полосатой материи и розовый галстук. Не в моем вкусе. Слишком по-английски. Мне будет не хватать парня.

– А мне нет.

– Нет? Почему?

– Он хотел, чтобы я выпрыгнула из окна с пятнадцатого этажа.

Лонни уставился на нее.

– У тебя есть сигареты? Мои кончились.

* * *

Джо-Джо докладывал Арни Цвиллману, что ему не удалось разыскать Сирила Рэтбоуна ни в редакции «Малхоллэнда», ни в его квартире в районе Уилшира.

– Ты меня разочаровываешь, Джо-Джо, – сказал Арни по телефону из парной.

Когда Арни на следующее утро прочел о смерти Сирила в «Трибьюнэл», он все понял и позвонил немедленно Джо-Джо.

– Это значит, что кассеты у этой бабенки. Либо она держит их в сейфе в банке, либо у себя дома.

– Я тоже так считаю, – сказал Джо-Джо.

– Хотел бы я знать, что делал этот сладкоежка в доме Паулины, – сказал Арни.

* * *

Заупокойная служба проходила в маленькой часовне при морге неподалеку от студии «Парамаунт». Посетителей было довольно мало, чего и следовало ожидать, поскольку покойного не любили. По подсчетам Гортензии Мэдден, в часовне было только пятьдесят мест, но заняты оказались не все. Большинство из присутствующих на службе были сотрудники журнала, которых Люсия Борсоди в приказном порядке заставила явиться, включая даже рабочего, обслуживавшего фотокопировальную машину. В задних рядах, рядом с венком из розовых гладиолусов, сидел Лонни Эдж.

Венок из гладиолусов наверняка бы оскорбил Сирила. Что касается присутствия Лонни, то Гортензия Мэдден, обладавшая живым воображением, быстро определила связь между порнозвездой и покойным.

Ни одна из двух дам, чьи жизни за последние несколько месяцев переплелись не без литературного вмешательства Сирила – Паулина Мендельсон и Фло Марч, – не присутствовали на службе. Однако Паулина, пренебрегая пересудами, прислала цветы, поскольку Сирил умер у нее в саду. Но цветы были не из ее сада или оранжереи, что было в ее привычке, и не из модного цветочного магазина Петры фон Кант. Отправить цветы она поручила своей горничной Блонделл, которая, не получив четких указаний от хозяйки, выбрала розовые гладиолусы. Их-то Люсия Борсоди и распорядилась поставить в задние ряды в часовне.

* * *

– Ты был другом моего мужа, Симс – сказала Паулина.

– Да.

– Ты знал его лучше, чем другие.

– Возможно.

– Существуют кассеты, которые записала мисс Марч. Ты знал это?

– Нет.

– Не менее сорока часов записи. Вероятно, они содержат некоторые откровения, если верить тому, что этот ужасный Сирил Рэтбоун рассказал мне, которые могут оказаться нескромными. Деловые откровения. Личные.

– Ты веришь ему? Половина того, что он писал, – вранье. Все говорят так.

– Я верю ему.

– Он еще что-нибудь говорил?

– В тот момент оса влетела ему в рот и ужалила в язык. Они помолчали. Затем Симс спросил:

– Ты плачешь?

– Да, чуть-чуть. Надо что-то делать, Симс. Эти кассеты, если они существуют, следует выкрасть.

– Легко сказать. Я не знаю, как это делается.

– У меня есть идея, – сказала Паулина. – Ты когда-нибудь слышал о некоем Арни Цвиллмане?

– Парень, что поджег «Вегас Серальо» ради страховки?

– Да. Страшный человек. Я встречала его однажды. У него вид чистюли, что порой характерно для гангстеров. Думаю, они моются чаще, чем другие люди.

– При чем тут Арни Цвиллман? Он пытался шантажировать Жюля. Он ответственен за то, что Жюль не получил назначения в Брюссель.

– Он, вероятно, тоже охотится за кассетами. Из-за дела, связанного с Брюсселем, и «отмывания денег».

– Не улавливаю здесь связи, Паулина.

– Сдается мне, что мистер Арни Цвиллман знает способ, как проникнуть в дом мисс Марч и украсть кассеты, – сказала Паулина. – Я имею в виду, что люди такого сорта знают, как это делается, не так ли?

Магнитофонная запись рассказа Фло. Кассета № 27.

«Прошлой ночью, когда не могла заснуть, я смотрела по телевизору «Лауру». Там было действующее лицо по имени Уолдоу Лайдекер, которого играл кинозвезда прошлых лет, возможно, теперь уже покойный, Клифтон Уэбб. Я все думала, кого этот парень мне напоминает? И потом поняла – Сирила Рэтбоуна. И не только потому, что оба были авторами колонок сплетен. Они даже одеты были похоже и говорили похоже.

Я слышала от женщины из банка «Уэллс Фарго» в Беверли-Хиллз, что с Сирилом чуть удар не случился, когда он обнаружил, что я забрала кассеты из сейфа. У нас у обоих были ключи. Клянусь, что причина, по которой он был в «Облаках» и встречался с Паулиной, связана с кассетами. Зная Сирила, я думаю, что он пытался шантажировать ее тем, что было на кассетах.

Удивляюсь, почему он не пришел ко мне и не попытался их отобрать».

ГЛАВА 28

В первое время после смерти Жюля, когда она перестала получать деньги, бережливость для Фло Марч была относительно безболезненной. Она не стала возобновлять подписку на журналы и газеты, покупала дешевые марки напитков. Прекратила ежедневные походы в магазины на Родео-Драйв и начала делать покупки в супермаркете в Западном Голливуде вместо супермаркета в Беверли-Хиллз. Работник, регулярно чистивший плавательный бассейн, приходил и какое-то время выполнял работу бесплатно, потому что ему нравилась Фло и он понимал, что она оказалась в трудном положении. Но вскоре перестал приходить. В его отсутствие вода в бассейне застоялась и покрылась пленкой, а сток забило опавшими листьями. Затем Фло пришлось отпустить садовника. Лонни Эдж предложил делать работу по саду не хуже «маленького Джэпа», но ему вскоре это надоело, и он забывал включать оросительную установку, откладывал на потом стрижку лужайки и прополку в саду, поэтому трава разрослась, стала высокой и побурела, сад зарос сорняками. Теперь вид вокруг дома был непригляден для глаз любого хозяина и, конечно же, не порадовал глаз Трента Малдуна, звезды телевидения, когда он вернулся после долгого отсутствия взглянуть на свой дом на Азалиа Уэй.

Он нажал кнопку дверного звонка и услышал переливчатый звон внутри дома. Мелодичный дверной звонок был не единственным усовершенствованием, сделанным его арендатором в доме. На звонок никто не отвечал, но он заметил в гараже две машины. Через несколько минут он снова позвонил. На этот раз дверь открылась, и на пороге появился заспанный Лонни Эдж в одном полотенце, повязанном вокруг бедер. Звонок прервал его полуденную сиесту у бассейна.

– Да? – спросил он.

– Я хотел бы видеть мисс Марч, – сказал Трент.

– Она спит. Встанет не раньше двенадцати.

– Не передадите ли ей, что ее хочет видеть Трент Малдун?

– Трент Малдун, – повторил Лонни, широко улыбаясь, наконец узнав лицо телезвезды. На какой-то момент он не мог вспомнить название сериала, в котором тот снимался, но затем его отменили. Лонни обычно смотрел сериалы, а потому почувствовал восторг от встречи с актером. – Думаю, что узнал вас.

– Не разбудите ли вы ее, пожалуйста?

– Какие разговоры. Проходите, Трент. Подождите в гостиной. Садитесь прямо сюда, на ее диван. Я позову Фло.

Оставшись один в комнате, Трент Малдун увидел, что зеркальное стекло раздвижной двери, разбитое от выстрела Фло, все потрескалось. Она не смогла заменить стекло, потому что по самым дешевым расценкам оно стоило не меньше полутора тысяч долларов, на что денег у нее не было. Свои серьги с желтыми бриллиантами она носила к ювелиру из магазина антикварных драгоценностей в Беверли-Хиллз. Но ее финансовое положение было так хорошо всем известно, что управляющий магазином, воспользовавшись ее нуждой в деньгах, предложил ей лишь половину стоимости серег. В последний момент она не смогла расстаться с ними, поскольку это был последний подарок Жюля, и продала только одну сережку, получив деньги фактически за один бриллиант. У Фло были намерения заменить испорченное стекло, но деньги ушли на оплату самых срочных счетов, после чего она осталась опять без денег.

Трент Малдун стоял у двери, водя пальцем по трещинам на стекле, когда в комнату вошла Фло в сопровождении Лонни. Она была босая, в махровом халате и темных очках, волосы не причесаны.

За годы, проведенные с Жюлем, когда он постоянно наставлял ее, она развила в себе вкус, понятие о стиле и хороших манерах. Сейчас, даже не взглянув в зеркало над баром, она была уверена, что ее вид в глазах Трента Малдуна представлял не лучшую картину: ни стиля, ни вкуса, да еще рядом с Лонни Эджем, порнозвездой, стоявшем за ее спиной в одном полотенце, повязанном на бедрах, что еще больше усиливало ее непрезентабельный вид. Она подняла руки к голове, в отчаянной попытке привести волосы в порядок.

– Я могу все объяснить! – воскликнула она, не дав ему возможности сказать хоть слово. – Подсунули мне коробку среди ночи. Вроде коробки для корсажа. Я открыла ее, а внутри полно оберточной бумаги, ну, знаете, такой розовой папиросной бумаги. А на дне коробки лежал пистолет и записка. В записке говорилось: «Положи в рот и выстрели». Клянусь Богом. За всю свою жизнь я ни разу не держала пистолет в руке и не знала, как с ним обращаться, поэтому я наставила его на дверь и выстрелила, чтобы проверить, заряжен он или нет. И, как видите, он оказался заряженным, а стекло потрескалось. Теперь я заменю его, могу вас в этом уверить. Новое зеркальное стекло уже заказано.

Она посмотрела на него. Поняла, какое произвела на него впечатление. Она посмотрела на Лонни. Поняла, как он выглядит. Она проклинала себя за то, что попросила Лонни пожить у нее.

– Я очень сожалею, мисс Марч, но боюсь, что вынужден попросить своего управляющего заняться улаживанием дел о выселении, – сказал Трент. – Прошло четыре месяца с тех пор, как вы в последний раз уплатили за ренту, и мой дом не только запущен, но и подвергается разрушению.

– Ну, пожалуйста, Трент, то есть мистер Малдун, я хочу сказать. Дайте мне шанс, пожалуйста. Не заставляйте меня съезжать. Я так люблю этот дом. – Она пыталась не заплакать. – Если бы я знала, что вы придете, то привела бы все в порядок, чтобы дом был как новенький. Я сейчас в некотором затруднении, но я все улажу. Вы получите ренту, и стекло я заменю. Клянусь Богом.

Трент, не говоря ни слова, пересек гостиную и вышел из дома.

– Эй, Трент. – Фло бежала за ним, окликая. – Послушайте, пожалуйста. Посмотрите, сколько денег я вложила в этот дом. Вы должны посмотреть уборную. Дизайн для нее делала Нелли Поттс. Она лучший декоратор в Беверли-Хиллз. Это стоит тысячи. А бар? Я устроила бар, и стены отделала зеркалами.

Она стояла на пороге и продолжала говорить, пока Трент садился в «феррари». Затем он включил мотор, развернулся и повел машину по ее подъездной дорожке, которая уже больше никогда не будет ее.

– Как ты можешь выкинуть меня отсюда, Трент, когда я повысила цену твоему дому? Пожалуйста. Дай мне только три месяца. Мне надо три месяца, чтобы закончить книгу. Пожалуйста, пожалуйста. Я потратила целое состояние на твой вшивый дом.

Трент Малдун не был бессердечным человеком. Он знал, что такое тяжелые времена, и сочувствовал Фло Марч. Но инстинкт подсказывал ему, что она уже не встанет на ноги, как это сумел сделать он. Как бы то ни было, картина, в которой он только что закончил сниматься в Югославии, может произвести сенсацию, как об этом ему сказал итальянский продюсер. Он знал, что такое паника и отчаяние, когда сам столкнулся с этим, и видел, что Фло Марч была в панике и отчаянии.

* * *

Когда Фло вручили повестку о выселении, страх за будущее буквально парализовал ее и лишил сил заняться поисками новой квартиры. Тридцать дней ей дали на то, чтобы освободить дом, но лишь в конце третьей недели она начала искать новое жилье.

– Не упоминай моего имени в разговоре с хозяевами, Лонни. Все стараются держаться от меня подальше и не хотят иметь со мной дела, – сказала Фло.

Ни одна квартира или часть дома, что они осмотрели, не нравилась ей так, как дом на Азалиа Уэй.

– Если я вынуждена жить в трущобе, то по крайней мере, я хочу жить в трущобе в приличном районе, – говорила она.

Каждый день она проклинала себя за то, что тратила много денег, когда они у нее были. Осматривая очередное сдаваемое в наем жилье, которое либо не подойдет ей по цене, либо не понравится, она снова и снова повторяла для Лонни перечень своих расходов.

– Одни шторы стоили мне сорок тысяч долларов, а гардеробная с встроенными шкафами еще сорок тысяч. Итого получается восемьдесят тысяч. Хочешь знать, сколько я потратила на зеркала?

– Эй, перестань. Тебя заело, как заигранную пластинку, Фло. Ты рассказывала мне это сотни раз. Хватит, я сыт по горло.

– Знаю, знаю. Послушай, Лонни.

– Да?

– Можешь достать мне «валиум»? У меня нервы ни к черту. Мне надо успокоиться.

– Я думал, что ты не можешь принимать таблетки, раз ходишь к анонимным алкоголикам.

Фло проигнорировала его замечание.

– Можешь достать, Лонни? Когда перееду, то успокоюсь.

– Конечно.

Они стали чаще спорить, потому что устали и не подходили друг к другу. Ей не хотелось, чтобы ее видели в его обществе, но в то же время она боялась, что он бросит ее. Она перестала ходить на собрания анонимных алкоголиков из опасения, что встретит Филиппа Квиннелла. Ей неприятно было признаться ему, что оказалась в безвыходном положении и что Лонни Эдж живет в се доме. От знакомой, с которой встретилась в супермаркете, она узнала, что Филипп возвращается в Нью-Йорк. Попыталась дозвониться к нему в «Шато. Мармон», чтобы попрощаться, но он оттуда выехал. Оставался номер телефона Камиллы Ибери.

* * *

– Алло?

– Это ты, Камилла?

– Да.

– Это Фло Марч.

– О, здравствуй.

Фло говорила быстро, как будто боялась, что их прервут.

– Послушай, Камилла. Я знаю, что ты – подруга Паулины, и не хочу тебя втягивать в разговор со мной, поэтому позволь мне быстренько сказать кое-что, а ты ничего не говори. Во-первых, спасибо за то, что была так добра ко мне на похоронах Жюля. Ведь ты не обязана была делать это, и я была очень тронута. Во-вторых, мне необходимо поговорить с Филиппом. Я слышала, что он собирается возвращаться в Нью-Йорк, но до его отъезда мне надо с ним поговорить. Думаю, мой телефон прослушивается, поэтому пусть лучше домой мне не звонит. Спроси у него, собирается ли он на собрание в четверг. Мы можем там поговорить. Хорошо?

– Конечно, я передам ему, – сказала Камилла.

– Ты ведь знаешь, Камилла, что я не бегаю за ним?

– Знаю.

– Мне нужно просто обсудить с ним одно дело.

– Я передам ему. Фло, ты слушаешь?

– Да.

– Удачи тебе.

* * *

Лонни Эдж очень кичился своим телом и старался изо всех сил держать его в форме. С тех пор, как он переехал на Азалиа Уэй, он каждый день спускался из каньона Коулдуотер в парк Беверли и бегал не меньше трех миль. В течение нескольких дней он замечал, что золотистый «роллс-ройс» останавливается в аллее рядом с беговой дорожкой. Лонни всегда заглядывался на дорогие машины и с любопытством разглядывал их пассажиров. Спустя два дня он обратил внимание, что двое мужчин на переднем сиденье машины посматривают на него. Еще через день он ответил, когда они приветливо ему кивнули. На четвертый день он подумал, что ничего нет дурного в том, что они спросили, не. надо ли его подвезти. Хотя нужды в этом не было, но он все-таки оказался на заднем сиденье «роллса». Он привык, что его приглашают подвезти, но на улицах богатого района, где он тогда жил, такого не случалось, и он уже скучал по подобным приключениям.

Но это приключение оказалось другого рода, какого он не ожидал. Оно сулило деньги, большие деньги, о которых он и не мечтал. Ему только надо было оставить дверь незапертой.

– Что вы имеете в виду, когда просите не запирать дверь?

– Только это – не запирай дверь на ключ. Очень просто.

– А затем что вы сделаете?

– Нанесем визит. Вот и все. В доме есть кассеты, которые нам нужны.

– Кассеты? Вы имеете в виду мои видеокассеты? Но вам не надо вламываться в дом для этого. Вы можете купить их в круглосуточно работающем книжном магазине на углу Санта-Моника и Хэвнхерст за тридцать девять долларов и девяносто пять центов.

– Нет, не твои видеокассеты, Лонни. Аудиокассеты. Сорок часов записи на аудиокассеты. Микрокассеты. Такие маленькие.

– Ничего о них не знаю, – сказал Лонни.

– Они там, это точно. Были вначале в сейфе банка «Уэллс Фарго» в Беверли-Хиллз, а теперь в том доме.

– А Фло? – спросил Лонни.

– Что Фло?

– С Фло ничего не случится?

– Господи, нет. Она меня совсем не интересует. Мне нужны только пленки.

Они привезли Лонни обратно в парк. Позже, вернувшись домой, в бывший особняк Чарльза Бойера, Арни Цвиллман позвонил Симсу Лорду.

– Я видел его. Прокатил немного.

– Ну и?

– У Лонни Эджа коэффициент умственного развития вполне на уровне.

Сидевший в этой же комнате и слышавший разговор Джо-Джо рассмеялся, но Арни недовольно поднял руку, и смех прекратился.

* * *

В конце концов именно Лонни решил проблему с жильем для Фло. Он сообщил ей, что встретился с хозяином бунгало на бульваре Кауэнга, где он прежде жил. Новый жилец устроил небольшой пожар, и хозяин сказал Лонни, что согласен снова сдать ему бунгало.

– Но мне казалось, что ты разругался с хозяином, – сказала Фло.

– Так оно и было.

– Мне казалось, что он обвинял тебя в том, что ты водишь в бунгало клиентов.

– Точно.

– Тогда почему он хочет, чтобы ты вернулся?

– Я сказал, что со всем этим покончил. Я сказал, что начинаю новую жизнь.

Фло кивнула. Она подумала, что в его рассказе чего-то не хватает.

– И еще я сказал, что собираются публиковать книгу Бэзила Планта. Тогда обо мне сообщат в новостях, что именно я обнаружил давно потерянную рукопись. И ему это понравилось.

– Но ты говорил, что в бунгало совсем мало места и едва хватало тебе одному.

– Правильно.

– Тогда почему ты хочешь поселиться там со мной?

– Ты помогла мне, когда я нуждался в жилье. Я просто хочу отплатить тебе тем же.

Фло все больше и больше не хватало Жюля. Ей не хватало его помощи в принятии решений.

– Послушай, ты можешь пожить в моей конуре временно, Фло, – сказал Лонни. – Можешь сдать мебель на хранение, а не тащить ее за собой туда, где тебе не нравится. Потом, когда найдешь что-нибудь подходящее, переедешь со всем барахлом. Все-таки это какой-то выход для тебя: поживешь там немного, исчезнешь из поля зрения. В моем районе ты наверняка не встретишь никого из тех, кого ты знала в Беверли-Хиллз.

– Хорошо, – сказала она. Другого выбора у нее не было.

* * *

Целый день Фло и Глицерия не слезали со стремянки, снимая шторы во всех комнатах.

– Они не пригодятся больше, – сказала Глицерия.

– Неважно. Не хочу оставлять их Тренту Малдуну, – ответила она.

– Что ты собираешься с ними делать?