Текст книги "Философия в семи предложениях"

Глава седьмая
Кьеркегор

Худшая из опасностей – потеря своего Я —

может пройти у нас совершенно незамеченной,

как если бы ничего не случилось.

Сёрен Обье Кьеркегор, «Болезнь к смерти»

Датчанин Сёрен Обье Кьеркегор (1813–1855) серьезно относился к себе, о чем свидетельствует большой объем оставленных им дневников. Говоря нашим языком, он был глубоким интровертом и сильно страдал меланхолией (в эпоху до появления антидепрессантов). Если бы Кьеркегор не принимал лекарств, он, возможно, так и остался бы в тумане истории. В последнее время в литературе, например в бестселлере «Тишина: сила интровертов в мире, который не может перестать говорить», предпринимаются попытки показать сильные стороны интроверсии в культуре, которая обычно поощряет экстравертов . Но внутренние трудности Кьеркегора не лишили его смысла жизни. Он был воспитан в христианской вере и никогда ее не оставлял. Однако, особенно во взрослой жизни, он никогда не воспринимал ее как нечто само собой разумеющееся или просто как часть датской культуры. Лютеранство было и остается теологией Датской церкви, но Кьеркегора больше волновало состояние самого себя, чем статус церкви.

Молодой Сёрен готовился к приходскому служению, но так и не был рукоположен. Он был помолвлен с Региной Ольсен, но через несколько лет разорвал отношения. От этой травмы он так и не оправился. После смерти он завещал все ей, так и не женившись. Некоторые гадают, как эта романтическая травма повлияла на его книги, но для нашей темы это не имеет особого значения.

Кьеркегор, несмотря на высокий уровень интеллекта и грамотности, не был ученым по призванию. Он унаследовал от отца значительную сумму денег, которую использовал для финансирования своей писательской деятельности, иногда оплачивая публикации своих книг из этого источника. Можно много рассказать о личной жизни Кьеркегора, его отношениях с церковью, литературных распрях и многом другом. Этому посвящены целые книги. Жизнь великих мыслителей часто стоит изучать, независимо от их характера. Но для наших целей его писательская деятельность имеет приоритет над биографией. Еще одна биографическая заметка показательна. В книге Уолтера Лаури «Краткое описание жизни Кьеркегора» утверждается, что Кьеркегор умер довольным человеком.

Племянник Кьеркегора, Трольс Лунд, вспоминает о том, как он общался с ним, когда Лунд был маленьким мальчиком:

Он взял мою руку в обе свои – как же они были малы, тонки и бледно-прозрачны – и сказал только: «Спасибо, что

пришли, Трольс, а теперь прощайте»; но эти простые слова сопровождались взглядом, подобного которому я никогда не видел. Он сиял возвышенным и благословенным великолепием, от которого, как мне кажется, светилась вся комната: искренняя любовь, блаженное растворение печали, пронизывающая ясность ума и шутливая улыбка .

Мне это показалось трогательным. Кьеркегор сделал то, что задумал: к сорока трем годам он написал около сорока книг. Кто еще может с полным правом утверждать, что прожил жизнь не только ради себя?

Но какую цель преследовал Кьеркегор, издавая свои книги? Это сложный вопрос, но можно ли усмотреть ключевую причину? Частично ответ на этот вопрос дает высказывание, найденное в его объемных дневниках, которые многое сообщают об этом человеке и его идеях.

Что мне действительно нужно, так это ясно представлять себе, что я должен делать, а не то, что я должен знать… Речь идет о том, чтобы понять свою судьбу, увидеть, чего на самом деле хочет от меня Божество; дело в том, чтобы найти истину, которая затронет меня, идею, ради которой я готов жить и умереть. И что толку, если я открою так называемую объективную истину или если я пройду через все философские системы и смогу призвать их к ответу, указывая на противоречивость каждой?…

Что толку, если истина будет стоять передо мной, холодная и обнаженная, равнодушная к тому, признаю я ее или нет, вызывающая скорее тревогу и трепет, чем доверие и преданность? Конечно, я не стану отрицать, что все еще принимаю необходимость знания и что обретение его все еще влияет на человека, но тогда мною оно должно быть воспринято как

нечто живое, и именно в этом я теперь вижу главную задачу. Именно этого жаждет моя душа, как жаждут воды африканские пустыни .

Обратите внимание на взаимодействие истины и смысла. Кьеркегор не отрицает возможности или необходимости подлинного знания, уверенности в истине. Скорее, он задается вопросом, как истина может побудить его следовать ее настоятельным требованиям. Кьеркегор стремился к истине, которая предъявляла жесткие требования к его существованию и к другим людям, которые, как он боялся, могут потерять самих себя, если не займут правильное место перед Богом.

Изречение Сёрена Кьеркегора, выбранное в качестве эпиграфа к этой главе, не такое запоминающееся и не такое остроумное, как другие, рассмотренные до сих пор, но от этого оно не менее философское. К Кьеркегору нужно привыкать медленно. Итак, в книге, которой не суждено попасть в раздел самопомощи в любом книжном магазине, мы находим это заманчивое предложение:

Худшая из опасностей – потеря своего Я – может пройти у нас совершенно незамеченной, как если бы ничего не случилось .

Это странное предостережение включено в книгу «Болезнь к смерти», произведении, которое особо посвящено вопросу человеческого Я и его возможностям. Кьеркегор был философом самости. Его волновали метафизика и психология человеческого сознания, но в решительно личном плане. Вместо того чтобы обратить внимание на закономерности мировой истории (как Гегель), аргументы в пользу существования Бога или абстрактные моральные принципы, Кьеркегор стремился побудить своих читателей примириться с собой перед окружающей реальностью. Для меланхоличного датчанина это была нелегкая задача. Она заняла всю его короткую, но плодотворную взрослую жизнь.

Все выбранные в этой книге философские предложения затрагивают или провоцируют Я, но под разными углами. Протагор возвращает все к Я, которое является мерой всех вещей. Я показал, что он ошибался. Сократ призывает Я исследовать себя в поисках истины столько, сколько потребуется. Его нужно похвалить и последовать его примеру. По мнению Аристотеля, поиск знаний заложен в природу человека. И он прав. Декарт обретает определенность в неоспоримом факте мышления: он мыслящее и, следовательно, реальное существующее Я, в разуме которого обитает концепция бесконечного Бога. Разум человека – не самое худшее место для начала исследований. Паскаль призывает нас рассмотреть рассудок сердца, тот аспект себя, который получает знания непосредственно и интуитивно. Я уверен, нам стоит прислушаться к его призыву.

Перейдем теперь к взглядам Кьеркегора. Как он смотрел на человеческое Я? Он сделал дерзкое заявление о том, что человек может потерять свое Я и даже не знать об этом. Что он имел в виду? Он не имел в виду то, что человек может перестать быть человеком, но то, что он может перестать быть правильным человеком. Прежде чем мы попытаемся разобраться в этом, давайте немного рассмотрим жизнь и основные идеи Кьеркегора.

Кьеркегор и экзистенциализм

Кьеркегора часто считают «отцом экзистенциализма», но мало кто придает такому его «отцовству» большое значение. Например, будучи студентом, я знал одного профессора-атеиста, который читал курс по экзистенциализму, включавший Кьеркегора. Следуя ошибочному примеру Альбера Камю и Жана-Поля Сартра, профессор не придавал никакого религиозного значения работам Кьеркегора, сохраняя при этом его экзистенциализм. Это все равно что преподавать философию Карла Маркса, забывая о его взглядах на политику. (Тот же профессор, преподавая философию Георга Ф. В. Гегеля не упомянул его концепцию Мирового Духа, без которой Гегель не мыслим. Будучи его ассистентом, я безуспешно пытался компенсировать это его упущение). Является ли экзистенциализм неизменно атеистичным? Если да, то как Кьеркегор, лютеранин, мог быть его отцом?

Кьеркегор занимался не столько метафизическими или политическими системами, сколько жизнью, проживаемой изнутри наружу, то есть нашим существованием как субъектов в объективном мире. Не то, чтобы предыдущие философы игнорировали эту тему или не писали о ней подробно. Однако у Кьеркегора Я (субъект) становится объектом пристального и серьезного изучения (как бы иронично это не звучало). Таким образом, экзистенциалист может быть теистом (как Кьеркегор) или атеистом (как Сартр). Экзистенциализм глубоко озабочен метафизикой Я в мире и склонен игнорировать или оттеснять на второй план такие темы, как философия науки или история. Экзистенциалисты начинают с себя и направляются вовне, вместо того чтобы начать с концепции или принципа и вернуться к себе. По сути, это как раз то, что Кьеркегор отвергал в философии Гегеля, которая также (в некоторой степени) повлияла на богословие датской церкви в его время.

Мы почти готовы рассмотреть в деталях опасность потери самости. Но прежде – неприятная деталь авторства Кьеркегора. В отличие от многих писателей, которые просто ставят свое имя на своих книгах (как, например, ваш покорный слуга), Кьеркегор разработал сложную и запутанную схему написания книг под разными псевдонимами. Он делал это для того, чтобы достичь различных целей, которые, как ему казалось, он не мог достичь, если бы просто писал книги сам. Это затрудняет восприятие авторского голоса. Если вы наберете в поисковике «Кьеркегор книги», то найдете длинный список книг. Однако изначально все они были изданы не так. Кьеркегор использовал псевдонимы, например Иоганнес Климакус. Свой метод он называл «непрямой коммуникацией». Грубо говоря, это глубоко философский риторический метод, в котором прямая экспозиция и аргументация отвергаются или, по крайней мере, отодвигаются на задний план, в пользу использования различных литературных жанров, чтобы вызвать открытость к определенным идеям и способам существования в мире. Возможно, стоит вспомнить о разнице между притчей и силлогизмом. Притча не является ни дидактической, ни аналитической, а скорее наводящей, образной, аллюзивной и иногда поэтической. В книге Томаса Одена «Притчи Кьеркегора» раскрывается его литературная хватка . В конце своей короткой жизни Кьеркегор написал небольшую книгу под названием «Точка зрения на мою писательскую деятельность». В ней он заявил, что его литературная цель – защита христианства. Но чтобы понять это, мы должны рассмотреть более широкие проблемы, рассмотренные Кьеркегором.

Фоном для творчества Кьеркегора послужили, во-первых, влияние философии Гегеля и, во-вторых, деловитость и суперофициальность датского общества. Сначала рассмотрим герра Гегеля.

Против Гегеля и его системы

Гегеля (по крайней мере, для меня) практически невозможно постичь, не говоря уже о том, чтобы обобщить. В связи с этим существует обширная вторичная литература по интерпретации Гегеля, что не всегда красит философа. Но мы остановимся на том, как Гегеля толковал Кьеркегор. Кьеркегор утверждал, что гегелевская философия принесла два беды.

Во-первых, в ней абстрактное преобладало над конкретным до такой степени, что индивиды перестали иметь значение как индивиды; они были скорее эфемерными эпизодами в самораскрытии Geist, или Мирового Духа. Кьеркегор считал, что Гегель смотрит на мир не под тем ракурсом.

Во-вторых, Гегель утверждал, что «рациональное есть реальное». История была воплощением идей, которые развивались упорядоченно и неумолимо, и Гегель – назначенный неумолимой Судьбой – пришел, чтобы раскрыть нам эту философию. Кьеркегор, напротив, ставил индивидуальное выше универсального. Никто не может быть уменьшен или поглощен какой-то высшей категорией. Каждое отдельное человеческое существо проживает жизнь уникально и неповторимо. Кроме того, Кьеркегор отрицал, что реальность прозрачна для человеческого разума, даже (или особенно) для разума Гегеля. Реальность густо покрыта тайнами, парадоксами и загадками. Гегель отказался от всего этого ради «Системы», то есть своей системы. По мнению Кьеркегора реальность является системой только для Бога, но не для нас. Выступая против такой философии, Кьеркегор, таким образом, высмеивал один из аспектов культуры. Но какой?

Против толпы, за индивидуальность

Кьеркегор говорил о датском обществе как о находящемся в плену толпы. Он называл этот недуг «толпой», а толпа всегда была неправа. (Ницше говорил нечто подобное о «стадном чувстве», но с совершенно иной точки зрения). Именно толпа распяла Христа и плюнула Ему в лицо. Кто, спрашивает Кьеркегор, стал бы плевать в этого человека, стоя к нему лицом к лицу и один на один?

Существует взгляд на жизнь, согласно которому, где толпа, там и истина, и что у самой истины есть необходимость в том, чтобы толпа была на ее стороне. Есть и другой взгляд на жизнь, согласно которому там, где толпа, там и неправда, так что… даже если бы каждый человек, сам по себе, обладал истиной, все равно, соберись они в толпу… неправда сразу же стала бы очевидной .

В толпе шумно, и в этом шуме Я может затеряться. Таким образом, Кьеркегор просит о тишине, чтобы восстановить себя, способного слышать то, что должно быть услышано.

В своей иеремиаде «Нынешний век» Кьеркегор сетует на то, что люди утратили страсть. Под страстью он подразумевает стремление к смыслу, а не к простому знанию, социальному конформизму или экономическому успеху. Он начинает книгу следующими словами: «Наш век – это, по сути, век понимания и размышлений, без страсти, мгновенно вспыхивающей в энтузиазме и проницательно возвращающейся в покой» .

Кьеркегора также беспокоили самодовольство и суеверия, царившие в датской церкви. Эти работы были собраны в книге «Нападение на христианство». Он был редким типом интеллектуального агитатора, но не был ни шутником, ни позером. Его университетская диссертация была посвящена Сократу . Неисследованная жизнь была для него неприемлема. Он хотел разбудить спящий мир, о чем свидетельствует притча:

В театре за кулисами вспыхнул пожар. Клоун вышел предупредить публику; они подумали, что это шутка, и зааплодировали. Он повторил ее, и аплодисменты были еще сильнее. Я думаю, что именно так и наступит конец света: под всеобщие аплодисменты умников, которые считают это шуткой .

Исходя из этих соображений, Кьеркегор считал, что Я находится под угрозой. Философия пыталась выкачать из него жизнь. Культура утратила страсть к личному смыслу. Необходимо было отрезвляющее осмысление самости через «болезнь к смерти».

Познание себя

Рассмотрим, как Кьеркегор понимал проблему самоосознания, на основе его книги «Болезни к смерти». Эта книга была написана под псевдонимом Анти-Климак. На первом курсе колледжа мой профессор философии задал книгу «Болезнь к смерти» в качестве литературы для курса истории современной философии. Параллельно нужно было прочитать другую книгу Кьеркегора «Страх и трепет». Эти книги не были примерами силы позитивного мышления. Выполняя задание, я написал довольно пренебрежительное эссе о Кьеркегоре, при этом не прочитав первоисточник. Мне стыдно признаться в этом, поскольку я не хочу, чтобы мои студенты были такими ленивыми. Но когда я потрудился прочитать самого Кьеркегора, я открыл для себя психологически интересного писателя, который глубоко проник в человеческое состояние. Его короткая книга была сложной по стилю, но стоила затраченных усилий.

Однажды поздно вечером, в одиночестве в своей маленькой комнате в общежитии, прочитав значительную часть книги, я понял, что книга читает меня. Она объясняла мне меня так, как я никогда не предполагал, и не в самых лестных выражениях. Тем не менее я продолжал читать, потому что никогда не читал ничего подобного. Спустя годы я читал эту книгу страница за страницей студентам старших курсов Орегонского университета. Редко когда я так усердно готовился к преподаванию чего-то настолько сложного (а философию Иммануила Канта я преподавал много раз). Но труд был сполна вознагражден проницательностью Кьеркегора.

Термин «болезнь к смерти» взят из перевода Евангелия от Иоанна 11, где Иисус говорит, что болезнь его друга Лазаря не закончится смертью. Это потому, что Иисус воскресит его из мертвых. Однако Кьеркегор использует этот термин идиосинкразически [по-особому], определяя отчаяние как самовнушение, не имеющее естественного конца. «Вовсе не утешая отчаявшегося, неспособность отчаяния его уничтожить, напротив, оказывается пыткой, что постоянно возобновляет свою боль, свои укусы; ибо только беспрестанно собирая в настоящем прошлое отчаяние, он отчаивается в том, что сумеет поглотить себя или же избавиться от своего Я, уничтожить себя» .

Болезнь к смерти – это феноменология Я, заданная в терминах отчаяния. Как я уже говорил, феноменология изучает жизнь изнутри наружу – то, как она субъективно проживается. Книга проясняет внутреннюю работу Я – Я, которое не в ладах с самим собой. Как таковое, оно не может достичь того, чем должно быть.

Таким образом, мы снова обращаемся к самости. На этот раз нас интересует не то, существуем ли мы как Я (Декарт), а то, какого рода существованием мы обладаем или должны обладать.

Болезнь к смерти

Кьеркегор не стал бы терпеть тех, кто говорит: «Я духовен, но не религиозен», поскольку это замечание свидетельствует о том, что человек не желает подчиняться последовательной философии или школе религиозной мысли. Хотя Кьеркегор изучал Я под микроскопом, его задачей было не раскрытие человеческого потенциала и не повышение самооценки. Напротив, он хотел заставить человека осознать себя как Я, даже если для этого придется пройти через отчаяние. Рассмотрим нашу ситуацию. Постоянная рассеянность отдаляет нас от самих себя. Вы ужинаете с близким другом в переполненном ресторане с громкой фоновой (или основной) музыкой, а также мигающими экранами, странно освещающими помещение. В это время ваш друг много раз проверяет свой смартфон, часто отправляет смс или даже звонит кому-то. Вы получаете два текстовых сообщения, но не отвечаете на них. Проходит два часа, и вы задаетесь вопросом, что происходит? Кажется, вас не было там, где вы были. Вы хотели побыть рядом с другом, который только что развелся. Но вы так и не смогли достойно провести это время. Что же пошло не так? Чтобы выяснить это, нам нужно немного терпения, чтобы освоить несколько тяжеловесный слог датчанина.

Вот как Кьеркегор начинает книгу «Болезнь к смерти»:

Человек есть дух. Но что же такое дух? Это Я. Но тогда – что же такое Я? Я это отношение, относящее себя к себе самому, – иначе говоря, оно находится в отношении внутренней ориентации такого отношения, то есть Я – это не отношение, но возвращение отношения к себе самому.

Человек – это синтез бесконечного и конечного, временного и вечного, свободы и необходимости, короче говоря, синтез. Синтез – это отношение (Forhold) двух членов. С этой точки зрения Я еще не существует .

Один из комментаторов мудро назвал это «пугающим началом». Оно, конечно, не завлекает вас ловким оборотом речи или обезоруживающе простым утверждением, как, например, «Жизнь трудна» М. Скотта Пека в книге «Непроторенная дорога» или «Дело не в вас» Рика Уоррена в книге «Целеустремленная жизнь». Это не путь Кьеркегора. Он с самого начала заставляет нас усердно трудиться, а, по мнению некоторых, так слишком усердно. Но Кьеркегор считал, его работа должна быть сложной для прочтения, поскольку концепции, к которым он обращался, не были простыми. Он стремился сделать христианство более трудным.

Хотя многие современные читатели не замечают этого, Кьеркегор тонко высмеивает гегелевское понимание диалектики. Но вместо того, чтобы применить диалектику к эпохам мировой истории, он сосредоточивается на самом себе. Это не просто пародия. Это, скорее, портал в глубь человеческой личности. Кьеркегор словно спрашивает, «Будем ли мы бродить по мелководью как дети или нырнем в глубину как взрослые?» Но позвольте вернуться к той заманчивой цитате про Я.

Кьеркегор хочет сказать, что Я всегда находится в диалоге с самим собой. Именно это подразумевается под «отношением двух членов». Он считает это взаимодействие с самим собой диалектическим – термин, который нуждается в некотором пояснении. Сократовский метод был диалектическим в том смысле, что философские дискуссии Сократа были направлены на поиск истины через дискуссию. Карл Маркс утверждал, что история разворачивается на основе «диалектического материализма». Он утверждал, что перевернул гегелевскую концепцию диалектического развития, лишив ее Мирового Духа. На его место Маркс поставил класс экономических сил, который породит новые политические государства, что приведет к бесклассовой, безгосударственной утопии (которая никак не хочет наступать). Но диалектика Кьеркегора – это борьба внутри себя. Она не может быть снята в синтезе («синтезирована», по выражению Кьеркегора) или разрешена человеческим умом и мудростью. Люди могут игнорировать проблему или просто жить в напряжении, не обращаясь за помощью за пределами собственного Я.

Я – это не простая идентичность, а постоянная борьба с ней – даже, порой, гражданская война. Вспомните, как мы говорим: «я был сам не свой» или «я в раздумьях». Это раскрывает внутреннее неравновесие, спор Я с самим собой по поводу некоторых фиксированных и неизбежных факторов человеческого сознания. Можно сказать: «Я был не в себе» после неприятного разговора с супругом или супругой. То есть не был достигнут какой-то идеал или не соблюден какой-то принцип. Возможно, муж был нехарактерно груб с женой по поводу пропущенного платежа. Когда ценности борются за внимание и преданность, у нас «двоится в голове». Должен ли я остаться дома с семьей или отправиться в путешествие, чтобы достичь продвижения по работе? Как совместить эти противоречия? Если человек не может этого сделать, то, по мнению Кьеркегора, мы еще не являемся Я в идеальном смысле этого слова.

Кьеркегор помещает эти напряжения на самый глубокий метафизический (а значит, и психологический) уровень, обнаруживая в самости неумолимый конфликт между бесконечным и конечным, временным и вечным, свободой и необходимостью. На первый взгляд это кажется абстрактным, но для Кьеркегора это не так. Конфликт лежит в глубине души каждого смертного. Я остановлюсь лишь на одном из этих противоречий: конфликте между необходимостью и возможностью.

Отчаяние возможности заключается в том, что мы теряемся в имеющихся вариантах. Студенты в начале обучения в колледже входят в ступор, когда их спрашивают: «Какая у вас специальность?» То же состояние возникает, когда человек решает, стоит ли добиваться конкретного представителя противоположного пола, просто дружить или игнорировать его. Отчаяние необходимости – это полная противоположность. Мы чувствуем сокрушительный пресс неизбежного, как в случае болезни или когда мы сталкиваемся с пределом наших умственных способностей, остроумия или силы. В любом случае возникает отчаяние: неспособность примириться с возможностью или необходимостью или приемлемо их синтезировать. Это отчаяние имеет нравственный оттенок, поскольку мы вольны реагировать либо на возможность, либо на необходимость, и ни один ответ не дает прочного спокойствия совести.

Кьеркегор не просто размышляет о себе. Он призывает нас отнестись к делу предельно серьезно. Мы можем потерять себя, если не будем уделять должного внимания Я в нашей окончательной реальности. Как сказал Иисус: «Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? или какой выкуп даст человек за душу свою?» (Матфея 16:26). В человеке есть нечто вечное, к чему необходимо прислушиваться в этой жизни. Чтобы объяснить это, Кьеркегор обращается к нашему другу Сократу.

Сократ доказывал бессмертие души тем, что болезнь души (то есть грех) не может ее разрушить подобно тому, как болезнь разрушает тело. Можно аналогично доказать вечность человека тем, что отчаяние не может разрушить Я, самим этим жестоким противоречием отчаяния. Без вечности, которая заложена в нас самих, мы не могли бы отчаиваться; однако если бы это отчаяние могло разрушить мое Я, не было бы также самого этого отчаяния .

Мы не будем рассматривать вопрос о том, прав ли Кьеркегор в отношении Сократа. Вместо этого мы сосредоточимся на двух последующих предложениях. Это состояние отчаяния выходит далеко за рамки желания быть кесарем и невозможности быть кесарем. Оно проникает во внутренние ресурсы человека по отношению к тому, что такое Я.