Текст книги "Иерархия Неба и Земли. Том II. Часть II. Новая схема человека во Вселенной"

Практичному здравому смыслу повторяемость не кажется столь привлекательной, но, по крайней мере, ясно, что регулярные привычки, когда на них держится ваша жизнь – не показатель глупости: это уже чересчур – ожидать, что Жизнь будет самоубийственно блуждать, просто чтобы показать, что она не жертва собственных привычек. Непостоянные или нерегулярные действия продолжают быть ей жизненно необходимыми, и их у нее много; однако они сдерживаются. Земля есть то, что она есть, из-за огромного разнообразия моделей поведения, ее составляющих, однако она не более обязана имитировать какую-либо из них, чем человек обязан обозначать шаг на месте в соответствии с биением своего сердца. И, в любом случае, ее поведение в качестве единого целого, хотя оно и повторяющееся, не лишено тонкости. Ее орбита имеет не круговую, а эллиптическую форму – и даже не эллиптическую, так как Луна заставляет ее качаться из стороны в сторону на своем пути. Наклон оси ее вращения, которому мы обязаны временами года – еще одно усложнение. Также существует вращение, приблизительно через каждые 26 000 лет, самого наклона оси – отсюда и предварение равноденствия. Также можно принять во внимание путь Солнца через звездное пространство, благодаря которому Земля, сопровождающая Солнце, описывает на своем пути спиралевидную траекторию. Нужно помнить, что до тех пор, пока мы не будем делать соответствующую поправку на наше положение, мы будем предубежденными некомпетентными наблюдателями. Наблюдательная блоха на рукаве у своего хозяина естественным образом предположила бы, что этот рукав – единственный постоянный элемент в удивительно мобильной вселенной.

Движение Юпитера относительно Земли – типичный пример поведения в сообществе планет.

Точно так же, для наблюдателя с одного из спутников Юпитера или с планеты совершенно другой звезды, поведение Земли казалось бы таким же сложным, как и движения балерины – и помните, что наблюдатель всегда прав. Для равных себе и для своих сотоварищей Земля – это планета, странник. Когда, рассматривая ее их глазами, и при достаточно маленькой временной шкале, мы воспринимаем ее движения как единое целое (как мы воспринимаем музыкальное произведение), разве они в какой-то мере не обладают прекрасным различием-в-единстве или комплексным ритмом, присущим истинному произведению искусства?

Ф.: Этот танец Земли существует благодаря полосе удачи, которая длится много сотен миллионов лет и включает в себя немыслимое число счастливых случайностей?

3.: Вовсе нет. Почему земля вращается вокруг Солнца? Естественные законы, в особенности законы движения и тяготения или их современные формулировки в выражении времени и пространства, геодезии и т. п., не оставляют альтернативы. Земля ведет себя так, как ведет, потому что она не может нарушить естественный порядок. Безусловно, правда, что современная физика предпочитает другие термины и говорит о том, что Земля пошла по «кратчайшему» или «самому легкому» пути, учитывая характеристики пространства, в котором она находится. Но хотя классические законы движения были видоизменены и по-новому истолкованы, нет и речи о том, чтобы упразднять концепцию физической закономерности – нечто подобное является необходимостью – и, безусловно, нет и речи о том, чтобы приписать Земле или любому другому небесному телу способность спонтанного движения[434]434
  Однако для Эддингтона Земля, в некотором смысле, может «двигаться как захочет» и до любой степени отклоняться от своего пути – однако наши инструменты в состоянии уловить подобные причуды. «Тот факт, что для Земли установлен предсказуемый путь через время и пространство, не является настоящим ограничением ее поведения, а предписано формальной схемой, в рамках которой мы составляем наш отчет о ее поведении» (Природа физического мира, VII).


[Закрыть].

Выражаясь как можно менее технично: равнодействующая сила D, возникающая из двух сил – В (притяжения) и С (инерции), – такая же, как если бы они действовали по очереди. Если сила В на время приостанавливается, Земля перемещается в (с); если затем на такое же время приостанавливается сила С, Земля перемещается в (d). (На самом деле это не совсем так, однако это приближается к истине по мере того, как выбранной промежуток времени сокращается). Тот же закон параллелограмма используется, чтобы прочертить траекторию снаряда.

Ф.: Во-первых, отметьте, какое противоречие скрывается в ваших терминах. Закон без свободы или спонтанности, закон без возможности его нарушить, закон, в котором повиновение предрешенный вывод – что это за закон? Несомненно, это слово при таком применении становится бессмысленным. Сказать, что земля повинуется определенным законам, означало бы предположить, что она не вынуждена это делать и могла бы поступить иначе. Ваш вопрос («Почему Земля вращается вокруг Солнца»?) отвечает сам на себя, так как признано, что у нее есть причины для подобного поведения. Это очень подобающий вопрос – человек не был бы человеком, если бы не спрашивал о причине вещей, и если причина вещей не является причиной в самих этих вещах, то онаявляется самой собой лишь наполовину.

3.: Все это просто игра словами. Единственным убедительным доказательством была бы демонстрация, в научной манере, того, что Земля действительно обдумывает возможность внезапно отклониться от своего пути; и очевидно, что такая демонстрация невозможна.

Если игнорировать притяжение, снаряд достигает (b) через промежуток времени t. Теперь давайте предположим, что им не выстрелили из (а), а выбросили его из (b) – в этом случае за тот же промежуток времени t он упал бы в (с). И (с) и является его реальным местонахождением через временной промежуток t. Этот принцип представляет собой огромную техническую важность, и (как пишет Бертран Рассел в Физике и опыте), является «основой математических методов, применяемых в традиционной физике». И нельзя сказать, чтобы квантовая теория (которая от него отказывается) сильно ему навредила.

Ф.: Это и возможно, и просто. И есть две причины, по которым это заслуживает внимания научной эпохи – во-первых, это является математическим; во-вторых, это предоставляется самой наукой. Как ученый объясняет и выражает с точки зрения математики изогнутый путь планеты? Приписывая ей две соперничающие и чередующиеся тенденции – ее тенденцию приближаться к Солнцу и ее тенденцию внезапно отклоняться от заданной траектории, чтобы следовать собственным путем независимо от Солнца. По крайней мере, в целях проведения расчетов, предполагается, что Земля следует сначала одной тенденции, а затем другой, передумывая (так сказать) через столь частые интервалы, что в результате вместо пути, похожего на храповое колесо (постоянно дергаясь от центростремительной к центробежной пути и обратно), получается гладкий и постоянно обновляемый компромисс кривой линии. Я иду на один шаг дальше, чем математик, который ассимилирует только начало и конец своих расчетов к физическому объекту, и я считаю, что все его вычисления (с их «искусственными» или «консервативными» методами и крайностями) одинаково важны и для физического объекта – в этом смысле у меня больше веры в математику, чем даже у самого математика. И эта вера не случайна, ибо ученый-математик не внешний по отношению к своему объекту, а является этим же объектом, который достигает самосознания. Он рассчитывает орбиту Земли не в качестве человека, а в качестве самой Земли: предположение, что Земля следует сначала одним путем, а затем другим, не столько его предположение, сколько ее. Это она, с одной стороны, допускает возможность стремиться к Солнцу, и с другой стороны – возможность внезапно отклоняться от пути. Это она рассчитывает последствия сначала одного действия, а затем другого, прежде чем прийти к компромиссу. И промежуточные стадии ее расчетов выявляют тот решающий факт, что ее осознание собственного поведения включает ее осознание собственной свободы поступить иначе. Это иллюстрация закона о том, что сознание и свобода неразлучны[435]435
  Как говорит Платон, астроном верно делает вывод о звездах, «что если бы они были бездушны и, как результат, лишены разума, они никогда не смогли бы с такой точностью применить столь точные расчеты» (Законы).


[Закрыть].

3.: Когда Земля обнаруживает законы, управляющие ее поведением, они при этом не прекращают незамедлительно действовать. Они, на самом деле, остаются непоколебимыми, какой бы большой ни была та свобода, которую они допускают в теории.

Ф.: Вера в то, что определенные законы движения контролируют Землю и другие небесные тела, не более научная, чем вера в то, что это делают боги или ангелы[436]436
  В наших размышлениях о Земле существует четыре стадии: (1) анимизм – она живет отдельно от нас; (2) аниматизм – она является неодушевленной вещью, в которой живет дух (или скопление духов под названием законы движения); (3) механизм – она является машиной; (4) нео-анимизм – она живая, и больше всего живая именно в нас. У Шелли Земля иногда проявляет признаки второй стадии:
«Ты, Земля, спокойное царство счастливой души,Сфера самых божественных форм и гармоний,Прекрасное небесное тело! По мере своего вращенияСобирающая ту любовь, которой усеян твой путь по небесам».  Освобожденный Прометей, IV


[Закрыть], и уж точно менее поэтичная. Все, что она делает – это заменяет более совершенную мифологию более низшей, маскируясь псевдо-научным языком. (И, на самом деле, современная наука, когда она бывает хоть немного самокритичной, непременно поясняет, что ее «законы» – не более чем удобные условные описания явлений и не несут в себе и намека на принуждение). По крайней мере, можно составить некое представление о том, чем может быть управляющий звездой бог или ангел; но абстрактный «закон движения», способный каким-то образом гонять неразумную Землю по кругу солнечного цирка – несомненно, настоящая пучина бессмысленного суеверия, отказаться от которого у суеверия есть все причины. Дело в том, что наука не занимается тем, что видно «изнутри», тем, что же заставляет Землю вращаться, внутренними причинами: является ли Земля свободной или несвободной, сверхчеловеческим разумом или куском почвы, науку не касается[437]437
  Чарльз С. Пирс говорит: «Единообразие – как раз тот вид фактов, который должен быть объяснен… закон – типичная вещь, требующая причины». Пирс должен был добавить, что сам закон и является причиной, которая действует в индивиде, повинующемся закону.


[Закрыть]. Наука не знает и не может знать ничего такого, что можно было бы возразить на слова Паулсена[438]438
  Введение в философию


[Закрыть]: «Это не сила притяжения и не закон тяготения удерживает Луну на ее пути вокруг Земли, а, так сказать, ее собственная воля. Если она когда-нибудь сойдет со своей орбиты, Земля и закон тяготения ей не помешают. Луна подчиняется исключительно своей собственной природе или склонности… Это универсальная истина: законы природы не вынуждают вещи вести себя определенным образом; эти законы – выражение спонтанной активности этих вещей»[439]439
  Тем не менее, эта активность (особенно в случае с небесными телами) поддается математическому описанию и предсказанию. Иногда удивляются тому, что математика, которая является априорным творением этого незначительного фрагмента вселенной под названием человек, так четко применяется ко всем остальным. Такое удивление вызвано ошибочным представлением о том, что человек – неизменная величина, которая не расширяется и не сокращается вместе с его объектом. Расчеты относительно планет планетарные: Земля – математик. Ум, как говорит нам Кант, – законодатель природы. Но чей ум? Природы. Таким образом, Эмерсон хорошо говорит о природе и человеке: «Ее законы – это законы его собственного ума. Природа затем становится для него мерилом его собственных достижений. Насколько он не знает природу, настолько он еще и не обладает собственным умом. И, в итоге, древнее наставление «Познай себя» и современное наставление «Исследуй природу» становятся, в конце концов, одним и тем же афоризмом» (Американский ученый).


[Закрыть].

3.: Тогда есть фундаментальное различие между созданными человеком законами в обществе и естественными законами в мире за его пределами, поскольку первые являются инструментами управления, а вторые – нет.

Ф.: Это различие очень важно для науки, однако вовсе не фундаментально для философии. На самом деле два вида законов являются двумя разновидностями одного и того же: тот же самый вид «искусственного» закона, который действует в обществе, распространяется и на всю природу. Таким образом, исключение этого закона из научной картины мира лишь предваряет его включение в философскую картину мира. Например, тогда как наука освобождает Землю от правления старого принудительного естественного права, философия показывает (так, как я только что показал), что теперь Земля добровольно подчиняет себя законам, так как она, посредством науки, полностью осознает свое поведение, тот порядок, который оно иллюстрирует, и возможность отклонения от этого порядка. Закон все еще есть, но он трансформируется из чего-то смутного и внешнего во что-то конкретное и внутреннее; и, таким образом, это именно наука и ведет планету от старых законов к новым[440]440
  Сравнить: Послание к евреям, VIII, 10 и далее; Книга пророка Иеремии, XXXI.33.


[Закрыть], от закона неволи к закону свободы. Осознанно следуя правилам, она свободна[441]441
  Сравнить с учением Спинозы о том, что ложная свобода возникает из нашего невежества относительно причин, определяющих наши действия, тогда как истинная свобода возникает из нашего знания и принятия их. См.: Этика, III.2.


[Закрыть]. Эта свобода заключается не в беззаконии или слепом повиновении, а в намеренном принятии ограничений: как говорит Шеллинг, «необходимость становится осознанной». Какими бы ни были причины, побудившие Вордсворта заявить, что это именно Долг Законодателя, а не сила, защищает звезды от вреда[442]442
  Ода долгу.


[Закрыть], работа, проведенная наукой (которая включает и пробуждение звезд к осознанности и свободе[443]443
  Согласно Канту, воля – это способность осознанного подчинения закону. Мы изъявляем волю, чтобы наше действие попадало под правило, и кроме этого нет никакой разумной воли (Сравнить: Г. Дж. Пэтон, Может ли разум быть практичным?) Наука соблюдает правила – в обоих смыслах этого слова («observe» по англ. – и «соблюдать», и «наблюдать» – прим, пер.); в частности, Земля, соблюдая таким образом законы своего собственного поведения, проявляет волю.


[Закрыть]), это подтверждает.

Благодаря науке, Земля подвержена законам движения в том же смысле, в котором гражданин подвержен законам государства; и ведь ее поведение выражает уважение закону по меньшей мере настолько же, насколько закон выражает уважение ее поведению. Тогда получается, что законы физики – это больше, нежели просто кодифицированные предшествующие факты: в них есть настоящая эффективность, и не в виде замаскированных оживляющих духов, а в виде аспектов самосознания законопослушных существ. Парадокс в том, что пока ученый почтительно смиряется перед фактами природы, вместо того чтобы принуждать их, он является законодателем природы[444]444
  «Когда Аттикус, в своей критике аристотелевской астрономии, указывает на тот факт, что задача науки – не предписывать природе законы, а обнаруживать их в природе, он явно прав относительно метода» (См. А.Э. Тейлор, Аристотель). Только после того как открытие уже сделано, ученый в состоянии увидеть свои законы как нечто, что каким-то образом исходит от него самого.


[Закрыть]. Если он опустится до того, чтобы завоевывать, он будет продолжать завоевывать, только продолжая опускаться. Короче, на человеческом уровне я являюсь свободным и сам себе законодателем только насколько я знаю и поддерживаю законы государства и охотно подчиняюсь им. Точно так же и на планетарном уровне – я являюсь свободным и сам себе законодателем только насколько я знаю и поддерживаю законы, управляющие моим поведением в качестве Земли, и насколько охотно я подчиняюсь им.

3.: Остин[445]445
  Лекции по юриспруденции.


[Закрыть] со стороны юриспруденции, Карл Пирсон со стороны науки и семантики со стороны лингвистики – все очень стараются указывать на «огромную разницу между использованием термина «закон» в науке и его использованием в юриспруденции. Несомненно, «что применение одного и того же слова для двух абсолютно разных концепций привело к большой неразберихе», говорит Карл Пирсон[446]446
  Грамматика науки, III.2. Сравнить дискуссию, которую ведет Эддингтон в Философии физической науки, о связи между двумя видами закона. Стэнли Кук в Возрождении христианства сделал несколько интересных заявлений на тему их ложного отделения.
  Правоведы также осознают необходимость преодолеть разрыв между естественным и искусственным законом; итак, великий Блэкстоун пишет: «Ни одни человеческие законы не имеют никакой силы, если они противоречат законам природы; и те из них, которые имеют силу, берут всю свою силу и всю свою авторитетность опосредствованно или непосредственно из этого источника».
  Подобные взгляды можно найти в писаниях греческих философов, римских правоведов и христианских отцов церкви.
  Для св. Фомы закон – это «указ разума для общего блага», включающий (1) вечный закон, или божественный разум, проявленный в порядке вселенной; (2) естественное право – ту часть вечного закона, которую могут обнаружить люди; (3) человеческий закон, который (настолько, насколько он справедлив) применяет принципы естественного права к обществу; (4) явленный закон, состоящий из декалога и Евангелия. Короче говоря, хотя св. Фома проводит необходимые различия в концепции закона, он оставляет единство самой концепции.


[Закрыть].

Ф.: Я бы пошел еще дальше и настоял на том, что преждевременное опознавание двух видов закона, кроме того, что оно ведет к неразберихе, является и самой смертью науки. Ибо основополагающее единство законов физического мира с законами человеческого государства может быть осуществлено только если продолжать настаивать на их различии. Таким образом, Карл Пирсон и прочие враги этого единства, в конечном счете, являются его лучшими друзьями. Однако философ не может остановиться на уровне этих различий: он должен обнаружить более глубокое единство, которое они укрепили и обогатили. Например, он должен указать на тот факт, что в отношении этого, как и многого другого, наш язык опережает наше мышление, и кажущаяся двусмысленность слова «закон» является воплощением соответствия. В конце концов, для постороннего человека, или для любого наблюдателя, способного на объективность, все действенные человеческие законы и правила (вплоть до самых недавних и «искусственных») такие же реальные и естественные, как законы движения Ньютона. И только субъективная предвзятость, недостойная науки, проводит какое-либо фундаментальное различие между ними. Чем является эта теория – о том, что упорядочение дел между людьми «полностью отличается» от упорядочивания дел между всеми другими уровнями бытия – как не примером человеческой самонадеянности? Более здравая альтернатива этому учению – в частности, мнение, что естественные законы являются общими привычками на данном конкретном уровне[447]447
  Паскаль видел, что «природа – не более чем первая привычка, как привычка – вторая природа», Мысли, 93.


[Закрыть] – это та, которой придерживались множество современных мыслителей, в том числе Равессон-Мольен[448]448
  De ['Habitude.


[Закрыть], Ренувье[449]449
  Персонализм.


[Закрыть], Уорд[450]450
  Царство целей.


[Закрыть], Лосский[451]451
  Мир как органическое целое.


[Закрыть] и Уайтхед[452]452
  Процесс и реальность и т. п. См. также С. Г. Ричардсон (правильно: С. А. Ричардсон (Сирил Альберт) – прим, пер.), Духовный плюрализм.


[Закрыть]. Более того, новый стимул ей придал успех в физике статистических законов (Шредингера и других), которые не подразумевают единообразие поведения в отношениях между индивидами. У нас больше нет никакого повода считать, что хотя поведение человека свободно и изменчиво, все остальное поведение жестко определенно. «Нет таких законов, которые предшествовали бы активным индивидам, составляющим этот мир, никаких законов, которые бы определяли их, если только мы не назовем законом их собственную природу», говорит Уорд[453]453
  Цитируемое ранее произведение.


[Закрыть].

«На самом деле, – говорит профессор У. Э. Хокинг, – само понятие «закона» в природе сбивает с толку, когда мы пытаемся исключить из природы ум». Даже наиболее наивная интерпретация естественного закона, как всего лишь описательное изложение, наводит на мысль, что когда происходит х, это является сигналом для того, чтобы произошел у – а чем может быть сигнал в неодушевленном мире? (Виды философии) «Я склонен считать, – пишет д-р Инге, – что сама концепция закона подразумевает цель» (Наука, религия и реальность).

Как говорит Лотце, закон природы – это не некая внешняя сила, контролирующая реальность, а либо всего лишь побочный закон разума, либо выражение внутренней активности вещи (Основные положения философии религии). Безусловно, классическое разграничение между теорией, которая соблюдает приличия, и теорией, которая следует природе, необходимо. Тем не менее, в конце концов, все теории, ввиду того что они также естественные и исходят из той же самой природы, которую они обсуждают, на всех стадиях имеют к ней отношение.

Дело в том, что до тех пор, пока закон не является явным и не применяется осознанно, он еще не закон. Когда законы человеческого уровня, вместе с законами всех остальных, были еще неизученными и просто естественными, их существование было потенциальным, а не реальным; постепенно они реализовывались – по мере того, как человек, систематизируя их и намеренно применяя их к себе, начал брать собственную природу в свои руки. Однако этот процесс не ограничен человеческой плоскостью. То, что Юстиниан, Фредерик и Наполеон сделали для человечества, Дарвин и Вейсман сделали для Жизни, а Ньютон – для Земли. В конечном счете, есть лишь один закон, который по-разному проявляется на разных уровнях, осуществляется в разное время, применяется более осознанно здесь и менее осознанно – там. «Все человеческие законы питает один божественный закон», говорит Гераклит: свод законов государства и «Principia» на самом деле являются двумя главами одного и того же тома[454]454
  Я не хочу сказать, что эти законы неизменны или что, осознавая их больше, мы их (в каком-то смысле) не меняем. Как верно говорит Уайтхед: «Прогресс состоит в изменении законов природы» (Приключения идей, III.8), но (по моему мнению) изменение на самом деле – более полное осуществление этого закона.


[Закрыть].

Сначала человек приписывает Земле душу. Затем, открыв закон ее поведения, он лишает ее души. Но на самом деле ничто не утрачено: он взял ее душу на себя. Его наука, которая, видимо, отказывает в уме и ей, и вселенной, на самом деле является четким утверждением, более зрелым проявлением этого же самого ума.

На этой стадии и возникает то, что является, быть может, самым серьезным из всех возражений здравого смысла. Рассмотрим две или три тысячи миллионов лет существования Земли, прежде чем она достигла человеческой цивилизации – не говоря уже о самом Ньютоне. Тогда все происходило по большей части так же, как сейчас: ее движение было так же упорядоченно и так же своевременно. Самосознание и воля не внесли никаких существенных изменений в ее поведение, и очевидно, что они для него не являются необходимыми. Так как это самосознание не выполняет никакой работы, не излишне ли оно и не представляет ли собой, быть может, излишнюю гипотезу[455]455
«Если бы с нашей планеты была содранаТа кожура,Которая обворачивает ее лаву и камни, то спутник СолнцаВсе же сохранял бы неизменными свои движения в Божьем планетарии».  Роберт Бриджес (Свидетельство красоты) несомненно прав; однако чтобы показать, что движения лишенной руководящего начала планеты полностью бездумны, он должен был бы доказать, что их не знал ни один астроном, нигде.


[Закрыть]?

Тот факт, что наше дело – излечить Землю от ее амнезии, замечательно показано в мифе гностиков-симонийцев. Земля становится Еленой, которая забыла, кто она такая на самом деле, и живет жизнью проститутки в Тире. Симон, обнаружив ее, постепенно возвращает ей память и выкупает ее. Кстати, эта тема использована в недавней пьесе г-на Джеймса Бриди. Сравнить: Буссе, Основные проблемы гностицизма (1907), Гильберт Мюррей, Пять стадий греческой религии, IV и также, конечно, роман Анатоля Франса, Таис.

Полный ответ кроется в части V данной книги: здесь я должен ограничиться очень кратким и неполным ответом. Во-первых, отметьте, что это возражение, хотя и кажется таким внушительным, на самом деле и само себе противоречит, и само на себя отвечает. Вот Земля, которая живо ощущает свою инертность, которая осознает свою неосознанность! Эта ее извечная история – разве она ее не осознает? Вовсе нет. Бесчисленные тома по истории, геологии, палеонтологии, бесчисленные музейные экспонаты красноречиво свидетельствуют о ее интересе; более того, по мере того, как методы исследования улучшаются, все большая и большая часть ее прошлого приходит к сознанию. И чем же конкретно является это ее историческое сознание? Это копирование прошлого или прямое переживание? Это (если только эпистемология этой книги не полностью ошибочна) – прямое переживание. Но в таком случае слишком рано говорить, что какая-либо часть прошлого планеты лишена сознания. Ни одна эпоха не является столь далекой, никакое происшествие – столь тривиальным и столь преходящим, что оно безвозвратно утеряно для ума, и вполне может быть, что «Нет ничего сокровенного, что не открылось бы, и тайного, чего не узнали бы»[456]456
  Евангелие от Луки, XII. 2.


[Закрыть]. Единственная настоящая трудность возникает из ошибочной оценки сознания, которое представляют себе подобным материальной субстанции – как может столь малого количества хватать на так много времени и пространства и как может нечто размером с острие булавки влиять на такой большой комок? Но сознание ничего не знает об этих физических ограничениях и справляется со световыми годами с такой легкостью, будто они – секунды. А что же касается промежутка времени между поступком и осознанием этого поступка, то в одной из дальнейших глав я приведу доводы о том, что некий подобный интервал абсолютно нормален и даже, на самом деле, необходим: вся осознанность относится к прошлому или к будущему, или к обоим вместе.

Однако признать, что мы таким образом способны – по крайней мере в принципе и посредством огромных усилий – спасти Землю от ее древнего автоматизма, значило бы неправильно заявить о данном вопросе. Это задача самореализации, которая по большому счету не отличается от задачи приведения к полному свету сознания нашего человеческого и животного прошлого. Существует психологическая необходимость (и здесь я вновь оставлю свои доводы «на потом») в том, чтобы мы перестали подавлять свою Земную историю, чтобы мы пришли к самосознанию на этом уровне нашего бытия[457]457
  Существует бесчисленное множество примеров того, что можно назвать «психологической действенностью» сознания Земли, однако ни один из них, наверное, не является более поразительным, чем месопотамское заклинание, посредством которого человек стремился стать единым с Небом и Землей:
«Я есть Небо, ты не можешь дотронуться до меня,Я есть Земля, ты не можешь околдовать меня!»  Комментирует Торкильд Якобсен: «Человек пытается уберечь свое тело от колдовства, и его внимание сконцентрировано на одном-единственном качестве Неба и Земли – их священной неприкосновенности. Когда он станет идентичным с ними, то это качество вольется в него…» (В преддверии философии).


[Закрыть]. Давайте я приведу пример. Мисс Джоанна Филд[458]458
  Эксперимент с досугом.
  Сравнить: стихотворение Мередита, Земля и замужняя женщина:
  «Они не добрались до корней, которые встречаются с огнем Внизу и связывают нас с Землей…»


[Закрыть]описывает, как она просматривала свои детские воспоминания, чтобы понять, что же такое придавало им ощущение своеобразной важности. Техника свободных ассоциаций привела ее к Земле и к огненной и полной катастрофе истории Земли, которая вызвала старое ощущение глубокой значимости и удовлетворения. И вновь поле, озаренное закатом, побудило ее созерцать огонь Земли: «Я почувствовала, что Земля – это живое существо и на секунду почувствовала, будто мое собственное тело и есть Земля».

В большой части своей поэзии Мисс Эдит Ситвелл применяет подобные образы.

Так же, как и мисс Кэтлин Рэйн:

«Эти кости ещё помнят, как плавились Камни в солнечном огне» (Пифия и другие стихотворения). См. также Камень и цветок и Жизнь во времени.

Как ни странно, именно беспричинная сила сопротивления здравого смысла таким понятиям и подтверждает их психологическую важность. Здравый смысл слишком много протестует. Это символ слепой веры, что планета теперь, так же, как и в прошлые времена, является куском глины, выброшенным в космос; камнем, вертящимся шариком из грязи и огня; и ничто из того, что этот шарик может сказать или сделать, не в состоянии поколебать эту веру[459]459
  Красноречиво описав жизненность планеты, Фехнер (Зенд-Авеста) заключает: «Я недоумевал, как представления людей могли стать столь извращенными, чтобы видеть в Земле лишь сухой комок глины и искать ангелов отдельно от Земли и звезд или над ними в пустом небе и никогда не найти их. Однако мою точку зрения называют фантастической. Земля – это просто шар, а чем еще она является, можно увидеть за стеклянными витринами наших музеев естественной истории» (Религияученого).


[Закрыть]. Великая Мать (как учили гностики) пала очень низко и стала для нас грубой и нечистой, запачканной и пачкающейся вещью, великим неприкасаемым. «Чистая работа», как следует отделенная от нее – как она желанна! «Земля сейчас голая, – писал один поэт викторианской эпохи, – и нога не чувствует, что она обута» – так мы защищаемся от «самой дорогой свежести, сокрытой глубоко внутри вещей»[460]460
  Это слова из прекрасного сонета «Величие Бога», автор Джерард Мэнли Хопкинс. Я бы добавил, что мы не можем найти эту «самую дорогую свежесть», отрицая гниение и настаивая на кремации, или бальзамировании, или на свинцовом гробе, чтобы защитить нас от нашей Матери. Самое меньшее, что мы ей должны – это труп для ее пополнения, а ее благотворным червям – сырье.


[Закрыть]. Мы защищаем наши маленькие тела от нашего большого тела, наши коротенькие истории – от нашей давнишней истории, наши частичные и частные «я» – от нашего более полного общего «я», потому что такова тенденция нашего времени. Появляется все большая необходимость того, чтобы перестать подавлять противоположную тенденцию в себе самих; того, что бы компенсировало наш однобокий и ненормальный индивидуализм.