Текст книги "Покидая мир"

Следующая заметка, опубликованная через шесть недель, коротко сообщала, что по решению суда Келли Фрэнклин направляется в исправительное учреждение для подростков до тех пор, пока не станет ясно, что она больше не представляет опасности для себя и окружающих.

Более свежих публикаций мне найти не удалось, и я сделала вывод, что Келли, по всей вероятности, до сих пор находится в колонии.

Какой же ты мерзавец, Корсен. Погубил жизнь этой несчастной девчонки, да еще и вынудил свою церковь заплатить семье за молчание. Потом ты переехал на запад, и вот в городе, где ты поселился, пропадают две девочки, а твоя церковь ничего не предпринимает. Может быть, потому, как я быстро выяснила, еще немного покопавшись в Интернете, что их семьи не были прихожанами таунсендских Божьих Ассамблей. А потом исчезает Айви Макинтайр, и ты подставляешь ее бедолагу отца – человек он вспыльчивый и не умеет держать себя в руках, когда выпьет, а значит, легкая добыча. Идеальный мальчик для битья.

Я обеими руками вцепилась в край компьютерного стола, стараясь совладать с охватившим меня гневом. Мне хотелось не мешкая позвонить сержанту Кларку и поделиться с ним своим открытием. Однако это было бы рискованно: я подписала бумаги насчет «альтернативных мер» и понимала, что за нарушение соглашения в полиции меня по головке не погладят. Лучше пока ничего им не сообщать. Лучше пока…

Я посмотрела на часы. Было четыре часа дня. Я набрала номер местного проката автомобилей и договорилась, что через пятнадцать минут для меня подготовят «тойоту-короллу». Я оплатила все время, проведенное в Интернете. Попрощалась с чудаковатым парнем, зависавшем на каком-то готическом сайте за соседним компьютером. Когда я была уже у выхода, он мне ответил: «Доброго пути».

Не уверена, подумала я, что этот путь ведет к чему-то доброму.

Через полчаса я понемногу пробиралась вперед в медленно ползущем автомобильном потоке. Дни стали длиннее, так что через час, когда я сумела наконец выбраться из бесконечных пригородов и оказалась за городом, было еще светло. В машине у меня играло радио – музыкальная программа. Во время пяти– и шестичасовых новостей я его выключала. Я не хотела больше слышать ничего об этом деле. Я хотела только добраться до Таунсенда и там…

Вообще-то, я не совсем представляла себе, что делать дальше. Подъеду к дому Корсена, позвоню в дверь и выложу, что все знаю о его давних делишках с Келли Фрэнклин и собираюсь рассказать об этом всему свету? Я и охнуть не успею, как он свяжется с сержантом Кларком. И потом, Фрэнклины получили деньги за молчание, они не станут давать показания против негодяя. И меня привлекут за то, что я снова заставила полицию попусту тратить время.

Нет, встреча лицом к лицу с Корсеном абсолютно отпадает. Но проследить за ним, выяснить, чем он занимается вне церкви… а что, это может принести результат.

Проблема состояла в том, что я не представляла, как можно следовать за ним и оставаться незамеченной. В крошечном городке чужаку в машине с приметным (вот незадача!) фирменным стикером «Авис» во весь багажник спрятаться не удастся. А если учесть, что меня уже знают в местном ресторанчике, да и сам Корсен…

Итак, плана у меня не было, я не представляла, что стану делать. Единственное, что я знала, – надо постараться последить за Корсеном во время его «вылазки», и только тогда, возможно, удастся застигнуть его врасплох.

Почему я была настолько уверена, что он совершает какие-то вылазки? Просто интуиция, вкупе с соображением, что если он не сразу убил Келли Фрэнклин после того, как похитил ее, то…

Да, но ее отпустили – или, что более вероятно, она сбежала – через десять дней. Станет ли Корсен сохранять жизнь Айви Макинтайр в течение трех недель?

Опять же, что он сказал про Айви на той неделе, давая мне «интервью»?

«Она не умерла».

Впрочем, он мог об этом позаботиться уже после самоубийства Джорджа. В конце концов, что он заявил на вопрос журналиста сегодня в новостях?

Как это ни трагично, я склоняюсь к предположению, что она мертва.

Потому что ты сам отнял у нее жизнь?

До Таунсенда я добралась к семи часам и направилась прямиком к церкви. Повезло. Стоянка была заполнена машинами, а в церкви горел свет. Из нее доносились странный шум, крики и рычания – не иначе как укрощали змей. Афиша у входной двери гласила: «Чудеса в понедельник. Сегодня в девятнадцать часов!»

Меня тоже поджидало еще одно «чудо». «Лендровер» Ларри Корсена – обознаться было невозможно из-за приметного номерного знака «ПРОПОВЕДНИК» – стоял на том же месте, что и прежде. На стоянке не было ни души, так что я беспрепятственно подъехала к нему и заглянула внутрь. Ничего необычного, если не считать того, что переднее пассажирское было завалено старыми газетами и пустыми бумажными стаканами из «Макдоналдса» и «Бургер Кинга». На заднем сиденье были во множестве разбросаны DVD-диски. Я рассмотрела обложки – на всех дисках они были одинаковы: улыбающаяся физиономия Ларри Корсена крупным планом, рука воздета в благословляющем жесте, вверху надпись: «Чудеса каждый день с Ларри Корсеном». Я подергала дверь, и оказалось, что она открыта. Мы были в провинциальной Канаде, а в провинциальной Канаде у всех двери нараспашку. Не раздумывая, я обогнула машину и нажала на ручку багажника. Дверца подалась, и я увидела в багажнике пару грязных одеял. Еще я отметила, что багажник не отделен от салона наглухо – там был просто натянут брезентовый тент, образующий как бы крышу грузового отсека. Внезапно мне пришла бредовая идея. Если спрятаться в таком багажнике, нет опасности оказаться взаперти. Можно просто приподнять брезент и выбраться через салон. Не предаваясь долгим размышлениям, я решила так и сделать.

Прикрыв дверцу багажника, я вернулась к машине, взятой напрокат. Сначала я хотела оставить ее в углу на стоянке, но вовремя сообразила, что это глупо. По окончании «понедельничных чудес» парковка опустеет, и останется только моя машина. Корсен или кто-то из его людей непременно заинтересуется оставшимся автомобилем. И увидев логотип «Авис» на багажнике…

В общем, взятую напрокат машину достаточно просто вычислить и проверить, кому она выдана. А потом сообщить обо мне местному шерифу.

Поэтому я выехала со стоянки и проехала немного по Мэйн-стрит. В конце улицы обнаружился небольшой супермаркет, который закрывался в десять часов. Уповая на то, что местные власти вряд ли часто суют нос на магазинную парковку, я поставила машину в самый дальний уголок. Потом взглянула на часы. Без четверти восемь. «Понедельничные чудеса» будут наверняка продолжаться еще не меньше часа, а мне нужно минут пятнадцать, чтобы пешком добраться до церкви. Вечер был холодный – минус двенадцать, если верить показаниям термометра на приборной панели. Я натянула вязаную шапку и, пониже нагнув голову, направилась к таунсендским Ассамблеям. Но улица была пуста. Мне никто не встретился. Оказавшись у церкви, я снова проверила часы. Четыре минуты девятого. Из здания слышался усиленный электроникой голос Корсена:

– Мы знаем, что Ты здесь, Иисус! Мы знаем, что сейчас Ты прямо здесь, в этой церкви, что Ты наполняешь нас любовью!

Последнее слово он произнес с особым подвыванием. За этим последовали крики и визг его паствы. Я огляделась. На стоянке никого не было. Благодаря столь высокому накалу религиозности я сумела незамеченной перебежать двор и оказалась у машины Корсена. Я надавила на ручку. Подняла одеяла, скомканные в углу багажника. От тряпок пахло затхлостью и сыростью, на ощупь они оказались холодными. Я забралась в багажник и потратила некоторое время, чтобы улечься на полу, потом вытянула левую руку и попробовала захлопнуть дверцу. С третьей попытки – после того, как два раза не смогла дотянуться, – я изловчилась, и замок щелкнул. Я оказалась в замкнутом пространстве. Из-за натянутого сверху брезента в багажнике было еще и темно. Повертевшись с боку на бок, я устроилась в позе эмбриона, даже довольно удобно. Угнездившись, я дотянулась до кармана куртки и отключила мобильник, после чего снова проверила время: восемь часов двенадцать минут. В машине было не только темно, но и холодно. Я надела перчатки. Молнию на куртке застегнула доверху. Накрылась тонкими вонючими одеяльцами. Я ждала.

Прошел час, за это время я то и дело ловила себя на мысли: И как только тебя угораздило ввязаться в эту дикую авантюру? По меньшей мере дважды в течение первого часа ожидания я была на грани того, чтобы поднять брезентовую крышу, выбраться через боковую дверцу и скрыться в ночи. Но как раз тогда, когда холод, темнота и страх уже почти одержали надо мной верх, снаружи послышались голоса и скрежет отъезжающих машин. Поздно, слишком поздно. Теперь ты попалась.

Я опять посмотрела на часы: четырнадцать минут десятого. И никаких признаков Великого Проповедника. Машины продолжали выезжать со стоянки. Наконец без двадцати десять раздались шаги и голоса у самой машины.

– Дело в том, Карл, – произнес Ларри Корсен, – что Бренда мне названивает днем и ночью, и рано или поздно кто-нибудь обязательно смекнет что к чему. Понимаешь, каждый раз, не успею войти в дом, Бонни начинает проедать мне мозги, кричит, что я ей изменяю и все такое. Уйти в отказ – утверждать, что Бренда так страдает, а потому ей нужна моя постоянная поддержка? Шаткая версия. Так ты уж будь добр, поговори еще разок с Брендой, вразуми ее, объясни, что молчание – золото, и если она не хочет неприятностей, лучше ей пока меня не трогать. Скажи ей, когда шум уляжется, я сам ее найду. Не возражаешь?

– Не возражаю, брат, – откликнулся мужской голос.

– А в следующем месяце, когда все стихнет, мы можем поговорить о том, чтобы приход приобрел для тебя ту самую модель автомобиля, которая тебе так давно нравится. Для пастырского служения, разумеется.

– Ага, разумеется.

И оба расхохотались.

Боже праведный, так значит, Корсен трахал Бренду. Эта побочная сюжетная линия меня не особенно удивила – я уже не раз задавала себе вопрос, нет ли у них романа. Но слышать, что Корсен совершенно откровенно и цинично обсуждает это с одним из своих прихвостней… Да, вот это по-настоящему потрясло меня – может, потому что, пролежав больше часа в багажнике его машины, я уже начала дрожать от холода. «Объясни, что молчание – золото, и если она не хочет неприятностей, лучше ей пока меня не трогать». Интересно, как он обеспечит мое молчание, если обнаружит меня у себя в автомобиле?

Открылась передняя дверца машины. Я затаила дыхание, в надежде, что в салоне не слышен стук моих клацающих от холода зубов. Мне было слышно, как Корсен садится на водительское место, как нашаривает ключи. Раздался звук мотора и свист воздуха, когда Корсен включил печку на полную мощность. Из колонок, размещенных в разных местах, раздался голос – мягчайший баритон вкрадчиво и очень убедительно рассказывал об «оптимизации Целостной Личности».

– Сегодня мы рассмотрим тему «Скажи нет негативу». Где бы вы сейчас ни находились – вот в этот самый миг, – я хочу, чтобы вы сказали это вслух, громко, прямо сейчас: «Я ГОВОРЮ НЕТ НЕГАТИВУ!»

И Ларри Корсен действительно это сделал. Сказав «нет» негативу, он включил зажигание и тронул машину с места.

Путешествие было недолгим – минуты четыре, максимум пять. По дороге мотивационный компакт-диск продолжал увещевать слушателя:

– Отнеситесь к негативу, как к раку, с которым вы в состоянии справиться, не позволяя ему давать метастазы. Я хочу, чтобы вы громко повторили это за мной: «Негатив – это раковая опухоль, и я не хочу, что он меня пожрал!»

Ларри Корсен и на этот выполнил требование. Провозгласив, что негатив – это раковая опухоль, он нажал на тормоз и остановил машину. Мотор замолк. Нагрев – тепло едва-едва начало до меня доползать – прекратился. Хлопнула дверца. И тут случилось нечто непредвиденное: прозвучало характерное «бип-бип». Корсен не просто запер машину, но и привел в боевую готовность внутреннюю охранную сигнализацию.

Это «бип-бип» было мне отлично знакомо, точно такая же сигнализация стояла на моем старом «БМВ». Она срабатывала на любое движение внутри автомобиля. Я не сомневалась, что машина остановилась возле дома Корсена, судя по тому, что от церкви мы отъехали всего ничего. Тот факт, что, уходя, он поставил машину на охрану, означал только одно: пастор спокойно ляжет спать, а мне, скрюченной в три погибели и совершенно растерянной, остается только замерзать в багажнике.

Идиотка, идиотка, идиотка…

Я разревелась – из-за собственной глупости, из-за того, как я снова все испортила, из-за того, что мое психическое состояние и впрямь нестабильно, и из-за того, что за прошедшие после трагедии пятнадцать месяцев моя тоска по Эмили ничуть не утихла.

Плакала я, должно быть, не меньше десяти минут. Когда волна отчаяния и бессильной злобы наконец иссякла, я приняла решение. Я просто подпрыгну и собью брезентовое покрытие, потом перелезу на заднее сиденье и выскочу на улицу. Корсену потребуется не меньше минуты, чтобы, услышав сирену, сообразить что к чему. А я к тому времени буду уже далеко.

А что потом? Снова эта печальная, убогая жизнь. День за днем ходить на работу, которую я могу назвать интересной только с большой натяжкой. Снова эта квартирка – и одиночество по вечерам. Назад ко всему тому, что я делаю, лишь бы отвлечься от постоянной гложущей тоски, стряхнуть которую я просто не в силах. Назад к осознанию простой вещи: Ты никуда не двигаешься, просто топчешься на месте.

Так зачем бежать с корабля? Зачем уносить ноги, если, возможно, вот-вот удастся узнать…

А знаешь, что тебе предстоит узнать? Что Корсен на своей машине ездит из церкви домой и обратно, а ты застряла здесь до утра. Только утром он снова отопрет машину, и ты получишь шанс тихонько удрать, чтобы не попасться на глаза пастору и его подпевалам и не угодить за решетку…

Эти внутренние препирательства, впрочем, скоро отступили перед куда более насущной проблемой: мне нестерпимо хотелось в туалет. Больше часа я старалась игнорировать боль в мочевом пузыре и ощущение, будто он вот-вот лопнет. Но сейчас стало ясно, что нужно что-то предпринимать немедленно. Поэтому я стянула с себя одно из одеял, сложила его в несколько раз, как-то умудрилась стащить джинсы и трусы, потом подоткнула под себя одеяло и помочилась на него.

Тряпка издавала отвратительный запах, зато я испытала ни с чем не сравнимое облегчение. Сложив мокрое одеяло, я тщательно затолкала его в дальний угол багажника. Потом снова натянула джинсы, застегнула куртку и задумалась, сумею ли пережить ночь и не замерзнуть.

Поразительно, но мне удалось заснуть – блаженство. Казалось, я подремала всего несколько минут. Однако, когда я проснулась и посмотрела на часы, они показывали без двадцати три. Мы снова двигались, уже в полной темноте. От звуков я и проснулась: раздалось «бип-бип» – машину сняли с охраны, – хлопнула дверца, заурчал мотор, заработала печка и на полную громкость зазвучал пакостный мотивационный курс. Мы с Корсеном куда-то ехали.

Мы были в пути более полутора часов, на протяжении которых Корсен непрестанно повторял банальные высказывания на разные темы, вроде «Я готов отстаивать свою правоту», «Как идти вперед без страха» и «Я могу овладеть любой ситуацией». Mотивирующий диктор чуть не лишил меня присутствия духа, когда начал вдалбливать, что «все можно преодолеть, стоит вам только захотеть этого». Меня буквально тошнило от этого приторного, медоточивого голоса. Я пришла в бешенство. А потом отрешилась от него и принялась слушать дорогу.

Минут сорок мы двигались по ровной, хорошо мощенной дороге, за исключением пары-тройки выбоин. Насколько я могла понять, наша машина была единственной на дороге в ночной час, лишь один-два раза тишину нарушил рев грузовиков (по крайней мере, я предположила, что это были именно грузовики).

Но вот мы резко свернули направо, и на смену хорошей пришла ухабистая, кое-как вымощенная дорога. При каждом подскоке машины я летела и ударялась о заднюю стенку багажника, уповая только на то, что Корсен не захочет проверить, что там за шум. Из колонок по-прежнему неслись мотивационные увещевания, да и печка работала на полную мощность, а шины так скрежетали на каменистой дороге, что все это вкупе, видимо, заглушало стук и грохот, с которым мое несчастное тело перекатывалось по багажнику.

А мы все ехали и ехали. Я периодически поглядывала на часы, отмечая, что прошло десять минут, потом пятнадцать, потом…

Мы сбросили скорость, а вскоре и вовсе остановились. Мотор смолк. Открылась дверца, и мне показалось, что Корсен ищет что-то в бардачке. Наконец дверца хлопнула, и я услышала его шаги, удаляющиеся от автомобиля. К счастью, на этот раз он не стал включать сигнализацию.

После того как шаги затихли, я выждала еще добрых пять минут и только тогда рискнула высунуть руку и нажать на рычаг, поднимающий брезентовое покрытие багажника. Встать на ноги оказалось нелегко. Я пролежала, скорчившись в тесном пространстве, больше восьми часов. Все тело затекло, казалось, каждый сустав точно схватило клеем. Впрочем, радость от возможности размяться и снова нормально двигаться уравновешивало другое чувство – неподдельный страх. Мне было страшно, что мы оказались здесь. Страшно при мысли о том, что я могу здесь обнаружить. Страшно при мысли, что сделает со мной Корсен, если увидит…

Я выдвинулась в салон на несколько дюймов и выглянула в окно. Вокруг была непроглядная темень, но где-то рядом с машиной светил слабый огонек. Сначала я просунула голову над задним сиденьем – это был единственный способ выбраться – и упала вперед на вытянутые руки. Потом села и очень медленно, стараясь не шуметь, приоткрыла заднюю дверцу. Крадучись, я вышла, но не захлопнула за собой дверцу. В лицо ударил ледяной ветер. Трудно было идти на негнущихся, неподатливых ногах – а вокруг была кромешная тьма. И все же я продвигалась вперед, на свет. Я не видела земли под ногами. Я понятия не имела, куда направляюсь. Что, если я на скале, а впереди водоем? Что, если дорога резко пойдет вниз и я кубарем покачусь с обрыва?

Единственное, что я видела перед собой, был тусклый огонек. Шаг за шагом я приближалась к нему.

Даже подойдя, я не могла понять, что за сооружение передо мной. С каждым шагом, однако, его очертания становились все четче. Какая-то лачуга. В этой лачуге горел свет. Из нее доносился голос мужчины – Корсена, – который тяжело дышал, пыхтел, стонал и сбивался на крик.

Я уже подобралась к хижине метров на десять. Прямо передо мной виднелась дверь, слева – маленькое оконце. Пригнувшись, я направилась к нему. Добравшись, я присела под окном, слыша теперь тяжелое, ритмичное дыхание Корсена и женские стоны.

Набравшись смелости, я приподняла голову и заглянула в окно. То, что я увидела, было… чудовищно. На грязном, измаранном матрасе навзничь лежала девчушка лет двенадцати, может, тринадцати, обнаженная ниже пояса. На левой лодыжке у нее был наручник, цепью прикрепленный к кровати. Корсен, со спущенными брюками, взгромоздился на нее и двигался толчками, одновременно крича на девочку и изрыгая ругательства. Я снова присела на корточки, не зная, что предпринять. В этот момент, нечаянно взмахнув рукой, я наткнулась на лопату, прислоненную к стене лачуги. Я мгновенно покрылась испариной, сердце бешено заколотилось в груди. Я нащупала черенок, оказавшийся длинным и тяжелым. Двумя руками я схватила лопату. Вопли Корсена тем временем становились все громче, девочка отчаянно вскрикивала от боли и ужаса. Пригнувшись к земле, я пробралась к двери. Она оказалась закрыта, но выглядела совсем хлипкой. Раз, два, три – и-и-и….

Я что было сил толкнула дверь и, издав боевой клич, устремилась к Корсену. Тот в испуге выпрямился. И тогда я саданула его лопатой в живот. Негодяй согнулся пополам, а я ударила его лопатой по голове. От второго удара он покачнулся, сделал несколько неуверенных шагов вперед и рухнул на колени. Он не двигался, по лицу ручьями текла кровь.

Девочка на матрасе скулила, как раненый зверек. Отбросив лопату, я подбежала к ней, чтобы успокоить, но она пронзительно завизжала, когда я попыталась ее обнять.

– Все хорошо, все хорошо, – пробормотала я вопреки тому, что видела.

Девочка была вся в грязи, нижняя половина ее тела сплошь покрыта синяками и порезами. На губах язвы, под ногтями въевшаяся грязь. Наручник на ноге глубоко врезался в воспаленную кожу, рана выглядела плохо, возможно, начиналась гангрена. Слева от матраса валялось ведро, из которого доносился явственный запах фекалий. Волосы девчушки свалялись, кожа на голове была покрыта струпьями. Но по-настоящему меня испугали ее глаза. Запавшие, безумные глаза, в которых не было ничего, кроме животного ужаса.

– Айви Макинтайр? – прошептала я.

Она пугливо кивнула. Я кивнула ей в ответ и оглянулась на Корсена. Он лежал на полу, как мешок. Я опять взяла лопату. Подошла к пастору, занеся свое орудие над головой, – я была готова нанести новый удар, если он только осмелится шевельнуться. Но Корсен еще не окончательно пришел в сознание и, судя по его ошеломленному виду, был всерьез потрясен. Когда я ткнула его лопатой, в ответ раздался стон. Брюки у него все еще были спущены и собрались на щиколотках. Сунув руку в один из брючных карманов, я нащупала ключи от машины и длинную цепь с десятком ключей. Я вынула их, еще раз толкнула Корсена черенком лопаты и тут увидела во внутреннем кармане его брюк пистолет. Я вытащила оружие, судорожно вцепившись дрожащей рукой в его плоскую холодную рукоятку, сунула пистолет в свой карман и возвратилась к Айви. Девочка сжалась в комок, ее била дрожь. Я занялась ключами, пытаясь определить, какой из них откроет наручник. Восьмой по счету подошел. Когда, бережно высвободив ногу Айви из браслета, я приподняла ее, стало видно, насколько серьезно повреждение. Металл глубоко въелся в плоть. Рана была воспалена и обнажала кость.

Прежде чем снова заняться Айви, я повернулась к Корсену, не забыв о лопате. Одновременно я подергала цепь, прикидывая, достаточно ли она прочна. Она крепилась к другому наручнику, пристегнутому к металлическому брусу в углу сарая. Мне показалось, что эта конструкция вполне в состоянии выдержать значительный вес… я старалась не думать о том, сколько раз девчонка пыталась вырваться из этих средневековых оков. Пришла пора Корсену опробовать свои дьявольские приспособления на себе. Я надела один из браслетов пастору на лодыжку, заперла на ключ, а потом дала ему пощечину, чтобы привести в себя. Он моментально открыл глаза. Казалось, он не совсем понимает, где находится. Наклонившись, я прошептала ему на ухо два слова:

– Молись Господу.

После этого я выпрямилась и со всех сил лягнула его в промежность.

Корсен испустил отчаянный вопль. Поискав на полу, я увидела замызганные спортивные брюки, брошенные рядом с матрасом. Сначала Айви сопротивлялась, когда я стала ее одевать, но я шепотом повторяла, что все теперь будет хорошо, что все плохое уже позади. Мне удалось кое-как натянуть на девочку брюки, после чего я попробовала поставить ее на ноги. Но распухшая, воспаленная лодыжка подвернулась, и Айви застонала от боли. Я взвалила ее на плечо, ожидая, что прогнусь под тяжестью тела, но девчушка оказалась такой худенькой и истощенной, что показалась мне невесомой. Не задерживаясь, чтобы посмотреть на Корсена, я направилась к двери. В полной темноте мне пришлось чрезвычайно осторожно, практически на ощупь двигаться к еле видимой на дороге машине. На дорогу у меня ушло минут пять. Когда мы наконец добрались до машины, я услышала вопли Корсена, доносившиеся из сарая.

Постепенно сознание возвращалось к нему. И теперь он выл от бессилия.

Чтобы открыть пассажирскую дверцу, мне пришлось привалить Айви к стенке автомобиля, и, когда вес пришелся на больную ногу, девочка согнулась пополам от боли и чуть не упала.

– Прости, прости, – зашептала я, поддерживая ее одной рукой, а другой отворяя дверцу.

Бережно уложив Айви на пассажирское сиденье, я опустила спинку, так что получилось некое подобие кровати. Девочка тут же сжалась в комок и закрыла глаза.

Захлопнув дверцу, я обежала машину и уселась на водительское место. Мотор завелся сразу же. Когда я взялась на баранку, руки у меня вдруг заходили ходуном, так что пришлось с силой сжать руль и подождать, пока уймется дрожь. Я включила фары, выжала сцепление, развернулась и, всматриваясь в освещенную дорогу, выехала на грязную проселочную дорогу. Минут пятнадцать мы прыгали по колдобинам. Айви молчала, а я пыталась взять себя в руки и не впасть в прострацию после испытанного шока. Наконец, последний раз подскочив на ухабе, мы выбрались на ровное шоссе, и я вспомнила, что здесь Корсен резко повернул вправо. Значит, нам нужно сворачивать влево. Но сначала я включила мобильный телефон и вытащила из бумажника карточку. Карточку с координатами сержанта Кларка. Последним в списке был указан номер его мобильника. Я набрала его. Трубку сняли не скоро – голос сержанта звучал хрипло, и я сообразила, что разбудила его.

– Сержант, это Джейн Говард.

– Кто?

– Джейн Говард.

– С ума сойти, вы знаете, который час?

– Точное время четыре часа тридцать одна минута. А вам придется немедленно сесть в машину и приехать за мной в Таунсенд.

– Что?

– Я примерно в полутора часах от Таунсенда, так что не теряйте времени. Мы с вами встретимся у таунсендской церкви Божьих Ассамблей.

Теперь сержант совершенно проснулся.

– Ну, это уже слишком… – Кларк был явно раздражен. – Вы перешли черту. Вы даже не представляете, какие вас ждут неприят…

– Мне нужно, чтобы вы были там, – перебила я. – И еще мне нужно, чтобы там была «скорая помощь».

– Зачем? Чтобы сразу вас забрать?

– Я везу Айви Макинтайр.

Молчание. Потом:

– Вы бредите.

– Вы хотите, чтобы я тащила ее к вам в Калгари, в такую даль?

– Это серьезно?

– Серьезно.

– Вы с ума сошли.

– В самую точку, сержант. Я действительно сошла с ума.