Текст книги "Замок"

– Ты наверное хочешь сказать, не хожу в дом обучения? Так я хожу!

– Нет, я говорю про школу, не про детский сад!

– Детских садов не бывает! И школ тоже! – запротестовал Вито.

– Ничего не знаю! У нас школа всегда была, есть и… никогда не закончится, походу, – вздохнула девочка.

– У вас – это где?

– Опять иностранец, – подытожила Маша.

– Мы из России. Меня зовут Анна, а ее – Мария.

– Я из Канделарии, – выдал мальчик.

– Пфф, нет такой страны! – бросила Маша.

– А вот и есть!

– И на каком же языке там говорят? На кандела… канделярском?

– А вот и нет! На испанском!

– На испанском?

– Может быть, ты из Испании, а Канделария – это твой город? – предположила Аня.

– Вот вы глупые! – Вито по-настоящему удивился. —Даже моя младшая сестренка знает, что Испания в 2181 году стала Канделарией! А ей всего один год!

– Чего-чего? – закричала Маша, выпучив глаза. – В каком-таком году?

– В 2181, – повторил Вито.

– Забавно! Теперь мы знаем, что в 2181 Испания станет Канделарией, – Маше отчего-то стало жутко смешно.

– Зато мы можем быть уверены, что русский язык к 22 веку практически не изменится, – отметила Анна.

– Ага, даже канделярцы будут на нем говорить! – заливалась Маша.

– И правда, откуда ты знаешь русский? – Аня с интересом уставилась на мальчика.

– Здесь у всех единый язык, – вмешалась Белинда. – Даже змеи… Ой! – ведьма вдруг вспомнила о чем-то важном.

– Стойте-стойте! – Маша просто не могла успокоиться. Мы живем в 2020, а ты говоришь про две тысячи сто… что-то там! Как же так?

– Так вы из 21 века? Тогда все понятно, – бросил Вито. – Это все объясняет..

– А ты из какого? – спросила Аня.

– Дай я посчитаю! – предложила Маша. – Если две тысячи с чем-то, то это будет…

– Из 23, конечно! – засмеялся Вито.

8. Карта

Как только Граф де Лепаж закончил читать свою книгу, он понял, что путь в настоящий мир для него закрыт. А находился он тогда в излюбленном месте проведения досуга – в собственной волшебной библиотеке.

Граф был человеком необычным, начиная от сложения его тела (он был очень высок) и заканчивая складом ума (он был чрезвычайно умен). Чтение книг приносило ему особое наслаждение, благо библиотека, доставшаяся ему по наследству как и все родовое поместье Лепажей, располагала множеством занимательных книг. Но со временем этого оказалось недостаточно…

– Право, как же досадно, что мне больше нечего прочесть! – произнес как-то граф, печально расхаживая туда-сюда мимо книжных полок.

Тогда в дальнем углу библиотеки что-то засветилось. Граф подошел поближе – одна из полок запестрела золотыми крупинками, вылетающими из узких щелочек между томами книг. Светлые огоньки летали туда-сюда, оставляя за собой хвосты, подобные хвостам комет. Они стремительно рассекали воздух, то и дело врезаясь друг в друга, заливая всю библиотеку плотным живым светом. Как только свечение стихло, граф обнаружил в своих руках новую книгу.

С тех пор чудесные новые книги регулярно читались, стоило только их позвать. Каждая из них была настолько интересной, что граф прочитывал ее за раз, иногда часами, а то и днями, не покидая своего любимого кресла. Стоило цепким глазам графа выхватить последнее слово, как книга бесследно исчезала, и граф отправлялся в свои покои, размышляя о прочитанном.

В этот раз он порядком устал от чтения, чего прежде за собой не замечал. Он потянулся и, зевая, принялся вертеть в руках книгу, никак не желавшую исчезать. Надо сказать, что граф был человеком привычки, и потому все это ему уже тогда не понравилось.

– Коли книга осталась не в своей библиотеке, надо думать, я остался не в своем замке, – рассуждал он.

Он встал и направился к выходу.

Как он и предполагал, коридор оказался совершенно чужим, непривычным.

– Покамест книга не исчезнет, я буду находится здесь, – продолжал рассуждать граф, прохаживаясь по одному из коридоров восточной части Замка. – Радует лишь одно: я снова оказался абсолютно прав.

В это время по тому же коридору, разве что в обратном направлении, бродила молодая журналистка с пресс-камерой в руках. Она уже успела записать на пленку все, что встретилось ей на пути: обветшалую мебель и красивые картины, потухшие факелы и яркие люстры, высокие своды и стены узких коридоров… И вот, пытаясь запечатлеть получше каменный пол, она чуть было не врезалась в прогуливающегося графа. Нисколько не растерявшись, она протянула ему руку.

– Джессика Форстер, – представилась девушка.

Граф учтиво поклонился и, к удивлению Джессики, поцеловал ее легкую ручку.

– Граф Дезире Жером де Лепаж, – представился он, разглядывая одеяние своей новой знакомой.

На ней было нежно-зеленое платье с юбкой в складку, удивительно подходящее к изумрудным глазам. На талии красовался коричневый ремешок.

Сам граф, впрочем, был не менее эффектен. Его лицу придавали особую выразительность проницательные серые глаза, отдающие непередаваемым ощущением надежности. Можно сказать, что он производил впечатление человека, способного без труда справиться с любой проблемой. Только полнейшая неожиданность могла внести коррективы в его планы. На этот раз неожиданностью стала маленькая медная монетка, выпавшая из кармана при поклоне. Монетка со звоном и сверканием упала на каменный пол. Дезире хотел было поднять ее, но девушка его опередила.

– Какая прелесть! – воскликнула она. – Это же лиар 1665 года!

Девушка принялась разглядывать монетку со всех сторон: на аверсе красовался портрет Людовика XIV, а на реверсе – украшенная тремя королевскими лилиями надпись: «LIARD DE FRANCE».

– Это три денье, совершенно верно, – подтвердил граф, собираясь вернуть монетку в карман.

– А могу я… купить ее у Вас? – с надеждой спросила Джессика.

– Купить деньги за деньги?

– Смотрите же, я даю Вам за нее втрое больше! – девушка протянула графу купюру в один доллар.

– Бумажные деньги? – Дезире успел провести в уме расчеты, согласно которым его монетка стоила, как минимум, 200 долларов.

– Ах, точно, – Джессика улыбнулась. – Вы наверное о них еще не слышали…

– Почему же? Очень даже слышали. Только вот я предпочитаю бумаге золото и серебро, – заявил граф торжественно. – Впрочем, я не против обменяться с Вами сими средствами, так сказать, в украшение нашего с Вами знакомства.

– Спасибо, спасибо, спасибо! – обрадовалась Джессика, тут же выхватив монетку у графа из рук.

Она бросилась ее фотографировать, ослепляя Дезире вспышками.

– Что это Вы делаете? – поинтересовался он.

– Я фотографирую. Ах да, Вы наверное, еще не знаете…

– Я – не знаю?

– Их изобретут у вас потом, попозже. Даже не знаю, как сказать… Видите ли, мы из совсем разных времен…

– Да, это так. До этого я полагал, что можно встретиться, приехавши из разных мест, а теперь осознал, что и из времени можно прибыть.

– И Вас совсем не удивляет то, что вы видите человека из будущего?

– А Вас не удивляет, в таком случае, то, что Вы видите человека из прошлого?

– Ах! – Джессика приняла мечтательный вид. – Я попала в старинный замок, так почему бы здесь не оказаться старинному графу?

– Старинному?

– Ой, а хотите, я и Вас сфотографирую?

Граф всем видом показал, что не хочет.

– Хотите? Тогда встаньте, пожалуйста, смирно! – попросила журналистка, приступив к своему любимому занятию.

Она запечатлела графа во всей красе. Одет он был в красный жюстокор на пуговицах, пышно украшенный золотыми нитями. Из-под рукавов жюстокюра с коричневыми манжетами было выпущено пышное кружево белоснежной рубашки, жабо которой расправлялось поверх кафтана. Из-под штанов, напоминавших юбку, виднелось черное кружево канонов, повязанных на белые чулки. Обувь Дезире составляли туфли на каблуке, украшенные синими бантами. Довершал образ плащ-накидка без рукавов с отложным воротником. Хорошо, что у графа не было при себе парика и шляпы, иначе на пленке не отразилось бы его вьющихся черных волосы, почти доходящих до плеч.

– Отлично! – Джессика осталась довольна. – Откуда же Вы, граф? – спросила она.

– Я рожден во Франции, в 1656 году. Имею честь общаться с Вами в году 1683.

– Соединенные Штаты Америки, Орегон. Родилась 15 апреля 1936 года. Сейчас у нас 1961.

– Хорошо же, теперь мне ясно, что Вы Нового Света, и что Вам двадцать пять, – установил граф.

– А Вам тогда…

– Двадцать семь.

– И все-таки, это что-то невозможное! – возмутилась Джессика – Совершенно не поймешь, как отсюда выйти сегодня!

Дезире задумался.

– У меня появилась идея, – сказал он через пару секунд.

– Какая? – спросила журналистка, мысленно маркируя встречу с графом как «очень даже удачную».

– Замечательная. Пойдемте со мной.

– Но куда? – удивилась девушка.

– В кладезь знаний.

И вот они в библиотеке. Джессика рассматривала, точнее фотографировала, все ее обустройство, а Дезире раздумывал, какие слова ему лучше произнести. Наконец он торжественно молвил:

– Я, граф Дезире де Лепаж, хочу знать, что это за место и как его покинуть!

На этот раз золотым загорелась не полка, а целый шкаф. Граф, а точнее Джессика, которая его опередила, пулей подбежала к полкам и, не долго думая, стала, одну за другой, скидывать книги на пол.

– Что же Вы творите? – возмутился граф.

– Ой, а Вы не видите? Так посмотрите же сюда!

Дезире посмотрел. За книгами прятался кусочек карты. Не мешкая, граф отодвинул шкаф вовсе, и карта предстала во всей своей полноте. Ничего в ней не было постоянно, все то и дело двигалось, изменялось, искривлялось.

– Кажется, мы здесь! Здесь написано «Library», – заметила Джессика, указывая на надпись.

– Да, вроде того… – согласился граф, посмотрев на «La bibliothèque». – Значит мы на третьем этаже ?

– Да как же на третьем? На втором! – сказала девушка, еще раз посмотрев на карту. – А может и на третьем…

– А вот и выход! – восторжествовал граф, заметив большие ворота Замка. – Если бы мы прошли по тому коридору дальше, мы бы вышли на развилку. Затем нужно повернуть в коридор, который находится… справа…

– А я пришла из того, что слева! – вмешалась Джессика.

– Ну так вот, мы повернем в правый коридор, – продолжал Дезире, – который, по Божьей милости, стоит на месте! Повернем и попадем в большой зал, оттуда выйдем через главные ворота…

– Вот и отлично! Чего же мы ждем?

– Можем отправляться.

– Могу я обращаться к Вам на «ты»?

– Буду очень рад.

9. Музы

Тем временем кто-то был совсем не рад. Елизавета сильно негодовала.

– Да что происходит?! Разве могу я так оставлять свой пост? Дурацкие девочки, готова поспорить, что это все из-за них! – возмущалась она, пробираясь по тесному коридору.

– Сама ты дурацкая! – раздалось откуда-то из-за стены.

– Брай! Ну-ка хватит там сидеть, пойдем со мной! – приказала Принцесса.

Стена тут же раздвинулась, заставив Елизавету отскочить. На пороге стояла маленькая девочка с длинной рыжей копной волос. Ее светло-карие глаза дерзко смотрели на принцессу, едва заметные брови хмурились, а маленький, чуть приплюснутый носик, забавно раздувался. Лицо ее было необычайно чистым, чего не скажешь о серой юбочке в широкую складку и пиджачке того же цвета – они были целиком забрызганы краской. В руках Брай была кисточка, с помощью которой она избавила от чистоты не только стены потайной комнаты, но и Елизавету, спросив с вызовом:

– Откуда ты знаешь, как меня зовут, тетка!

– Я знаю намного больше, чем кто-либо другой, – спокойно ответила Принцесса. – И если ты не хочешь домой, ты можешь сидеть здесь сколько тебе влезет, пока не помрешь с голоду, – сказала она довольно строго, заставляя пятна краски исчезнуть с прекрасного желто-золотого платья.

– Как тебя зовут?

– Елизавета. Можно просто Лиззи.

– Я Брай О'Доэрти, самая известная актриса во всей Ирландии, – гордо заявила девочка, швырнув кисточку в комнату.

Стены задвинулись.

– Я знаю, – сказала Принцесса, мягко улыбнувшись.

Через минуту они шли, держась за руки, и лицо Брай выражало совсем другие эмоции.

– У тебя красивое платье, – сказала она.

– У тебя красивые волосы.

Больше они не говорили. До самой Парадной Залы.

– Ну вот и пришли, сказала Елизавета.

Следующие события случились быстро.

Граф беседовал с Анной, Вито пытался научить Машу летать, Джессика уже почти сфотографировала волосы Белинды, как произошло следующее: открылась новая дверь. Зоркий глаз журналистки сразу заметил в этом нечто до невозможности интересное.

Она метнулась в сторону Елизаветы. Уже почти сделала снимок, как вдруг поймала на себе властный взор желто-карих глаз.

Пресс-камера тут же взорвалась.

– Что это?! Что с моей камерой? – закричала журналистка.

По невозможности игнорировать истерику такой силы, все находящиеся в Зале тут же обступили Джессику, Брай и Елизавету.

– Ага! А вот и наша принцесска подъехала! – шепнула Маша Ане, тут же получив в ответ укорительный взгляд.

– Почему? Почему это произошло?! – неистовствовала Джессика.

Она судорожно схватилась за голову, запустив пальцы в искусно уложенные волосы цвета карамели.

Граф хотел было одарить Джессику еще одним лиаром в знак поддержки, но тут Елизавета наконец заговорила:

– Я объясню, почему, – она выступила вперед. – Фото, видео, а также электросъемка моей личности в любой точке земной плоскости запрещена законом. Любые устройства, использованные для этого, должны быть уничтожены.

– Правильно! Нечего ее снимать! – закричала Брай. – Вот сейчас я вернусь за своей кисточкой…

– Но я ведь не знала! – отчаянно зарыдала Джессика.

– Незнание законов не освобождает от ответственности, – Елизавета усмехнулась.

– Но я ведь все продумала! – не унималась журналистка. – В этот раз у меня получилось бы доставить эти кадры домой! А теперь… Все пропало… Вся работа насмарку… Да послушайте!

Впрочем, никто уже Джессику не слушал. Граф поспешил встрять в спор Ани и Маши относительно национальности Елизаветы, а Белинда и Вито вновь принялись искать не пойми куда запропастившуюся Змею.

– Глупенькая! – сказал вдруг неизвестный доселе голос, принадлежавший пожилому человеку, осмелевшему достаточно, чтобы покинуть свое убежище. – У тебя никогда не получится рассказать миру об этом месте!

Говорил старик. Несмотря на то, что выглядел он невероятно старо, он не был лишен той особой жизненной энергии, которая заставляет нас считать человека молодым. Его одеждой были потрепанные джинсы и теплый серый свитер. Лицо его, не лишенное морщин, можно было бы вполне счесть непривлекательным, если бы не добрые светло-голубые глаза. Нос его был грубоват, а на щеках присутствовала серебристая, в цвет волосам, щетина.

– Почему не получится? – спросила Джессика, вытирая слезы.

– Уж так заведено! Я это тебе как художник говорю.

– Так это Вы – художник! – удивилась Мария.

– А ты что думала? Что картины сами собой появляются? – старик засмеялся.

– Так, все это конечно хорошо, но я не намерена здесь больше оставаться. – вмешалась Елизавета. – Что происходит? Почему я должна голодать? – возмущалась она.

– Ах! Точно! – воскликнул вдруг старик. – Прекрасное творение! – он обратился к Елизавете. – Из-за Вас я и обнаружил себя. Я бы отдал все на свете, если бы Вы согласились хоть разочек попозировать мне!

– Ну это вряд ли, не сейчас, – ответила Принцесса, натянув на себя подобие улыбки.

Тогда художник заметил Брай, стоявшую рядом с ней. Он снова вскрикнул.

– Вот и все! Настало мое счастье! Какая юная и какая красивая! Я искал вас двоих так долго, так долго… Отныне вы обе мои первые Музы! – торжественно объявил он.

– И эта-то рыжая – муза?! – возмутился Вито. – Вот посмотрите лучше на нее! – он показал на Белинду, заглядывающую под стол. – У нее же волосы до самого пола! И на плече антенна!

– Это была роза! – откликнулась ведьма.

– Ее я уже рисовал, неинтересно! – отмахнулся старик.

– Так, что я вижу, – Елизавета совершила полный обход Парадной Залы глазами. – Прелестно! Две школьницы, назойливая журналистка, ее граф в плаще, маленький ребенок и ведьма! – констатировала она. – Лучше и быть не может!

– Это хуже тебя ничего не придумаешь! – бросила Маша.

Вместо Принцессы разозлилась Брай:

– Заткнись и молчи, мелкая! – закричала она.

– Мелкая? Да ты на лет пять меня младше!

– Маша, успокойся! – попыталась остановить подругу Анна.

– Не успокоюсь, пока не врежу ей! – решительно объявила Маша, не зная хорошенько, кому собирается врезать.

– Нет-нет-нет! Нельзя вредить Музе! – взмолился художник.

– Ей можно и нужно вредить! Она сожгла мою камеру! – закивала Джессика.

– Прекратите браниться сию же секунду! Что за вздор? – вмешался граф.

– Это все рыжая девчонка виновата! – Вито показал Брай язык.

– И не думай подходить к ней, мерзкий мальчик! – вступилась Елизавета.

Она достала из складок своего бесконечного платья веер, да так резко расправила его, что Вито, стоявший неподалеку, потерял равновесие и плюхнулся на пол.

Тут никто и опомниться не успел, как перед Елизаветой закружились густые черные клубы. Дым окутал Принцессу со всех сторон, не давая шагнуть ни шагу.

Елизавета принялась махать веером. Недостаточно для того, чтобы отогнать от себя черные оковы, но достаточно, чтобы разглядеть в дымной массе лицо Белинды.

– Не. Смей. Обижать. Вито! – слова ведьмы эхом раздались по всему Замку.

– Не сметь указывать мне! – не менее громко приказала Елизавета.

Стены от этого не на шутку проснулись, начиная теперь по-настоящему стреляться острыми копьями, которые, увы, не исчезают.

А ведьма не на шутку разозлилась. Она топнула левой ногой, вскинула правую руку вверх, закружила белые пальцы…

В Зале вдруг создался сильный сквозняк, постепенно переходящий в ураган. Елизавета, по воле Белинды, подлетела под самый потолок.

Неизвестно, чем бы это закончилось, если бы не одна, прямо таки, совсем необычная гостья. Кто она? Как ей удалось остановить этот хаос, воцарившийся в Парадной Зале? Что же, для этого нам необходимо обратиться к сказке.

10.Лесная Дева

В глубокую старину, когда солнце светило ярче, а деревья были выше, жил на свете юноша по прозванью Юншен-цзы. Жил он с матерью да двумя братьями в вечной нужде да бедности, и частенько тоска одолевала его. Сидит, бывало, да думает: «Вот мне уж давно сравнялось двадцать, а я еще ничего в жизни не повидал, только и делаю, что работаю с утра до ночи. И замуж за меня точно никто не пойдет, если мы с матерью да братьями сами себя прокормить не можем. Так видно и буду своей смерти дожидаться».

Гулял однажды Юншен-цзы по бамбуковому лесу, которому ни конца ни края не сыщешь, да думал все о судьбе своей, как вдруг видит – впереди речка течет, а подле речки дерево стоит, какого он еще не видывал. Подошел Юншен-цзы поближе да только диву дается: листья точно из шелка сотканы, а стебли до самого неба достают. Дивился Юншен-цзы, дивился, как вдруг услышал, будто бы кто-то сзади него вздохнул горестно.

Оглянулся юноша да увидел старца. Юншен-цзы поклонился ему, а старец говорит: «Добрый юноша! Вижу я, что ты сильный и пригожий. Помоги мне! Сруби ты это дерево, от него все несчастье мое! Я заплачу тебе столько, что будешь ты жить всегда в богатстве и довольствии».

Юншен-цзы поначалу согласился исполнить просьбу старца да подошел к дереву. Да тут сердце его сжалось, руки опустились. Хотел Юншен-цзы сказать старцу, что не способен он такую красоту загубить, а его и след простыл. Только лишь золотой кувшин остался на том месте, где стоял он.

Подобрал юноша кувшин. Как увидел, что тот золотой, тотчас же на базар отправился. Кувшин понравился одному господину, да купил он его, хорошо заплатив. Юншен-цзы вернулся домой с мешочком, полным монет, положил его себе под голову да уснул.

Наутро юноша проснулся, смотрит, а вместо денег золотой кувшин подле него лежит. Подивился Юншен-цзы, подивился, да опять на базар пошел.

А в городе суета: все только и говорят о том, как нынче ночью знатный господин умер. Стал Юншен-цзы снова кувшин продавать, да понравился он одному вельможе. Вельможа дал ему еще больше денег, но на следующий день кувшин снова к юноше возвратился, а в городе о второй смерти говорили.

Отправился Юншен-цзы тогда к тому самому месту, где старца повстречал. Поставил он кувшин туда, где подобрал, и хотел было домой направится, как слышит вдруг, будто ветерок ему шепчет: «Постой, не уходи, поговори со мной! Постой, не уходи, поговори со мной! Постой, не уходи, поговори со мной!» Смотрит юноша, а то молодая дева из шелкового дерева выглядывает, да его подзывает. Подошел к ней Юншен-цзы, а она ему и говорит:

– Спасибо тебе на том, что меня от верной смерти спас. Вечно храню я этот лес, и вечно буду благодарна тебе. Скажи же мне, чего желаешь ты, и я исполню твое желание.

– Ах, прекрасная дева! Ничего мне не нужно в этом мире кроме жизни! Можешь ли ты сделать так, чтобы жил я так же вечно, как и ты?

Призадумалась дева, призадумалась, да наконец ответила:

– Так и быть, выполню я твое пожелание. Но будешь ли ты каждый день набирать речную воду в золотой кувшин да приносить ее мне?

– Я буду делать это!

– Смотри же, помни об этом. Забудешь свою Му Нинг, и жизнь твоя закончится.

Да отвечал юноша Му Нинг, что никогда не забудет ее. С тех пор вставал Юншен-цзы поутру рано-рано, отправлялся к реке, набирал в золотой кувшин воды да поливал шелковое дерево.

Так проходили дни, года. Вскоре мать Юншен-цзы умерла, а за ней и братья его. Да никуда не мог он уйти из тех краев. С каждым днем грусть его росла, река становилась шире, а золотой кувшин – тяжелее.

Наконец бросился юноша к дереву, упал на колени да стал молить деву о том, чтобы она его от вечной жизни избавила да в странствия да скитания отправиться позволила. Му Нинг, прелестными губами мягко улыбнувшись, молвила:

– Да будет так.

В мгновение ока вышла он из дерева да ступила на твердую землю, а юноши как будто и не бывало. Махнула дева рукой левой – дерево с треском упало в воду. Махнула дева рукой правой – стебли его обернулись крепким мостом. Отрезала от него Му Нинг один прутик да сказочную флейту сотворила. Медленно перешла она через реку да отправилась в далекие края.

Долго Му Нинг путешествовала. Бывало, сядет где-нибудь в тени да начнет играть на флейте волшебной. Тотчас окажется дева в чудесной комнате, где ровно девять тысяч бабочек порхает.

Подолгу могла сидеть там Му, даже не шелохнувшись. Да лишь однажды сильный шум помешал ей тишиной наслаждаться. Поднялась дева да направилась туда, где человеческие сердца согласия найти не могли, да бабочки ее не оставили.

Долго ли, коротко ли, пришла Му Нинг к волшебному кругу, от которого тьма исходила. Встала дева в самый центр, а бабочки все вокруг нее летают. Раздумывала Му Нинг, раздумывала, как вдруг земля ушла из под ног ее. Бабочки подхватили деву да медленно опустили на Солнце, что грело людей, враждующих меж собой.

Увидали они Му Нинг да застыли.

– Прекратите вражду, иначе никогда не сумеете вы разрешить общую проблему свою, – молвила дева. – И никогда не ставьте себя выше других, не умея спуститься, – продолжила Му, повелевая бабочкам опустить на землю ту, что на всех сверху вниз взирала.

11.Палитра

Все гости были удивлены появлением Му. Не каждый день увидишь волшебницу на огромной люстре Парадной Залы Замка, из которого ты не можешь выбраться..

– Кто ты? – спросил Вито, первым выйдя из оцепенения.

– Имя мне – Му Нинг, – отвечала фея, спускаясь со своего светила.

Бабочки ее без помощи не оставили.

Она была не похожа на человека – словно куколка с хрупкой фарфоровой шеей и свежим, немного детским, личиком. Ее губы вполне возможно было сравнить с нежными лепестками орхидеи. Ее черные волосы, впитавшие теплый свет люстры, были собраны весенними цветами в два пучка. Только две тонкие пряди лежали поверх нежно-розового шелкового ханьфу с широкими белыми рукавами и поясом, расшитым серебряными нитями. Темно-зеленые глаза внимательно изучали новых знакомых.

– Вы, вероятно, здесь госпожа? – спросил Дезире, учтиво кланяясь, невольно заставив каждого, хотя-бы слегка, но пригнуться.

Даже Елизавета, и та немного наклонила голову.

– В этом месте пятнадцать господ, – ответила Му, взглянув на стулья.

– А нас десять,– художник покачал головой.

– Я могу это изменить, – сказала волшебница с уверенностью. – Но вам лучше посторониться.

Все, включая надменную Елизавету и неуправляемую Брай, послушались. Му Нинг закрыла глаза и начала медленно разводить руки в разные стороны, так что все бабочки, порхающие в Зале, залетели в ее рукава.

«Хлоп!» – и она открыла глаза.

«Хлоп!» – и она исчезла, оставив после себя только пару зеленых листочков.

– Ну и что нам теперь делать? – закапризничала Брай.

Однако через секунду Му уже «Хлоп!» – и вернулась. И не одна.

– Теперь осталось только сесть, – молвила она торжественно.

Началась невероятная неразбериха по поводу того, кто где должен сидеть, так что новые гости остались совсем без внимания.

– И что это она уселась во главе стола? – возмущалась Маша, показывая на Джессику.

– А я вообще не хочу сидеть! – объявила Брай.

– Чего вы спорите? Посмотрите на цвета! – кричал Вито.

Наконец, не с первого раза, правда, все услышали мальчика и через несколько пересадок все же распределились.

Получилось так, что во главе стола, на золотом стуле, оказался граф де Лепаж. Справа от него располагались серебряный, черный, синий, фиолетовый, зеленый, оранжевый и розовый стулья. Первые два стула нам известны: на серебряном сидел, болтая ножками в «прыгай-выше-кросовках», Вито, а рядом с ним стоял стул, возвращенный на место задумчивой Белиндой. Светловолосый юноша, Люсиан Бош, сидел на синем стуле. Художник посоветовал своему стулу фиолетовый цвет. За зеленым была красавица Му Нинг. Рядом, на стуле розового цвета, беспрестанно рыдала вдова, обеспокоенная чрезвычайно сумасшедшими стенами. Стены, к слову, изобиловали теперь не только копьями, но и несущимися колесницами. Впрочем, вдова рыдала не от этого, а от того, что она была в трауре. Джессика Форстер, тоже весьма печальная, занимала оранжевое место.

Слева от графа, на красном стуле, сидела Брай, которая то и дело спрашивала: «И почему я должна здесь сидеть?». Елизавета, восседающая рядом с ней на ярко-желтом стуле, шептала: «Потерпи, так надо…». Затем имел место белый стул, на котором сидел, нога за ногу, настоящий ученый-философ. Наконец очередь дошла до Анны, стул которой оказался прозрачным.

– Ну вот! У всех есть цвет, а у меня нет! Отлично! – пожаловалась девочка.

– Твой стул хоть как-то изменился! – заметила Маша.

– Посмотрите же! – обратил на себя внимание ученый. – Два стула – лишние!

И на самом деле – Мария занимала все три последних стула. Она пересаживалась с одного на другой, в надежде обнаружить свой, но все три остались при своем мнении о том, какого цвета они должны быть.

– Я не смогла дотянуться до этих двоих, – молвила Му Нинг печально.

Мария наконец успокоилась и села рядом с Анной, что было очень кстати, потому как в ту же секунду, как по щелчку пальца, два стула перестали пустовать. Рядом с Машей оказался юноша с каре песочного цвета. Его стул стал коричневым. Девушка, а точнее черный мешок с девушкой внутри, сидел на стуле телесного цвета.

– Почему нас должны приводить сюда насильно, когда мы и сами можем прийти, – сказал юноша, сверкая ореховыми глазами.

При слове «насильно» мешок так сильно возмутился, что фокуснику, а юноша был, несомненно, настоящим фокусником – в черном фраке, с волшебным цилиндром и даже с тростью, пришлось развязать мешок. Как только он это сделал, он тут же об этом пожалел, так как девушка, находившаяся там, была спортсменкой.

– Это моя… ассистентка, – объяснил он, мирясь с болью.

– Вовсе нет, идиот! Мы с ним никак не связаны, – заверила девушка, с любопытством разглядывая остальных гостей. – Доброе утро.

– Здравствуй, сестра! – поздоровался ученый.

– Что? – переспросила та.

– Ну вот! Теперь все стулья окрасились! – обрадовался Вито.

– А мой нет! – отчаянно протянула Маша.

– Прекрасное создание, – обратился к ней художник, – разве ты видишь где-нибудь такой же, как у тебя?

– Некоторым вещам лучше оставаться обычными, чтобы отличаться от других, – добавил ученый, заметно успокоив девочку.

– Все это замечательно! – снова повторила Елизавета. – Но кто-нибудь может объяснить мне, что здесь происходит?

Дезире хотел было ответить ей, но Маша его опередила.

– Мы все застряли здесь, вот что! – сказала она.

– И умрем от этих ужасных стен! – завершила вдова.

– Это место, кажется, называется «Замок», – граф де Лепаж мысленно просматривал карту.

– И мы здесь умрем!

– Мы говорим на разных языках, но понимаем друг друга, – добавила Белинда.

– Это оттого, что мы равны, – пояснила Му Нинг.

– И мы умрем!

– Так! Отлично! Кто-нибудь знает что-нибудь еще? – спросила Джессика.

– Я знаю, – заговорила вдруг Анна, встав, чтобы все могли ее видеть. – Все мы пришли сюда разными путями из разных мест и времен. Раз уж случилось так, что мы встретились, теперь мы должны искать путь домой вместе.

– А вдруг вернуться может только один, и мы должны бороться между собой за это право? – предположила Джессика.

– Не нужно бороться, вернуться должна я, – твердо сказала Брай. – И Лиззи, – добавила она чуть погодя.

– Фу, ну что за вечная привычка? – возмутился Люсиан, впервые заговорив. – Только в одном месте соберутся умные люди, как они тут же обязаны друг друга возненавидеть… Как это банально!

– Я считаю, что прежде всего нужно выяснить, из-за чего это произошло, – высказалась Елизавета, косясь на Машу с Аней.

– Нет, так не пойдет! – не согласилась Джессика. – Не могу ничего выяснять! Вообще думать не могу, пока не знаю, с кем говорю! А что если нам придется провести вместе не один день?

– Еще чего, – фыркнула Лиззи.

– Пускай каждый хотя бы представится…

– Пока мы еще живы…

12.Ворота

Первой представилась сама Принцесса, которая оказалась пятнадцатилетней Королевой династии Оптис из 24 века. Она проговорила все это так быстро, что остальные сначала ничего не поняли, а когда поняли, то запутались еще больше.

– И какой же страной ты управляешь? – спросил Вито недоверчиво.

– Страны – это пережиток прошлого, – ответила Лиззи.

– Да ладно! – не поверила Маша. – Значит, в 24 веке не будет ни Испании, ни Канделарии! Как же много я знаю теперь!

Затем она, тихонько хихикая, шепнула на Анне на ухо:

– А ты все твердила: «Француженка, француженка…»

– Но ведь она одета как дама из прошлого! – не выдержала девочка.

– Сомневаюсь, что дамы из прошлого носили платье весом в 16 зеттабайт, – гордо ответила Королева, услыхав слова Ани.

– Одежда из информации? Так значит, ее все же изобрели!.. – вслух подумал Люсиан.

Он тоже представился. Мальчик был сиротой и самые первые его воспоминания возникли в доме обучения. Вот уже шестнадцать лет он проводил там свои дни.