Текст книги "Волны над нами. Английские мини-субмарины и человекоуправляемые торпеды. 1939-1945"

Вполне естественно, что лодка стала погружаться кормой вниз. Оставалось время только на то, чтобы пинком закрыть главный люк и, таким образом, предотвратить трагедию. В следующий момент они оба шагнули в воду. В январе 1945 г. было вполне естественным носить ботинки для летчиков на овчине и их же куртки на «молнии», для соответствия. Но они оказались очень неподходящими для того, чтобы держаться на плаву. К счастью, двое моряков, находившихся в это время внутри лодки, сумели вывести ее на поверхность на более или менее ровном киле, и спасение состоялось.

Маленький запас рома оказался быстро израсходованным, и рыбаков, которые, видимо, считали, что все происходящее – в порядке вещей, тепло поблагодарили. Затем тренировочный поход был продолжен. Через несколько дней инцидент со смехом был рассказан в кают-компании, а также в женской вспомогательной службе флота из сигнальной башни и, по секрету, в гостиной отеля «Виктория» в Родсее.

Глава 25
АМЕРИКА И АВСТРАЛИЯ

Наконец лодки «ХЕ-1» – «ХЕ-б» были готовы отбыть на «Бонавенчуре». Из них была сформирована новая, 14-я флотилия подводных лодок, как одно из отделений 12-й. Командиром 14-й стал капитан Фелл. Несчастливый тринадцатый номер был пропущен.

Когда 21 февраля 1945 г. они покинули Порт-Баннатайн, война на Тихом океане достигла своего пика. Все моряки питали надежды на частые операции, и экипажи лодок «ХЕ-7» – «ХЕ-12» не были исключением. Будущее смотрелось в розовом свете.

Переход через Атлантику до Тринидада в Вест-Индии был спокойным, ясным и безмятежным на всем протяжении пути, кроме единственной случайной паники на одной подводной лодке. И все с интересом ждали намечавшуюся встречу с американским континентом. Но когда это произошло, все были очень разочарованы. Дело в том, что требования безопасности по отношению к «Бонавенчуру» и его грузу сделали жизнь почти невыносимой. На Тринидаде они были вынуждены бросить якорь вне видимости берега, в неудобном фарватере. Никаких увольнительных не разрешалось.

Эмбарго на увольнения повторилось на обоих концах Панамского канала и, поскольку к британскому кораблю такое запрещение вообще применялось впервые, было, конечно, проявлено здоровое любопытство – что за причина кроется за таким распоряжением. Были даже слухи, что команда удерживается на борту по причине намечающегося мятежа.

От Панамы курс пролегал на Сан-Диего, в Калифорнию. Судно отшвартовалось около верфи на предоставленном ему месте, и команда постоянно обменивалась добродушными шутками с находящимися на берегу женщинами из Американского вспомогательного корпуса, хотя такое проявление интереса к слабому полу делало продолжающийся запрет на увольнения еще более непереносимым.

Еще хуже, что были получены приглашения на посещение Голливуда, Лос-Анджелеса и Беверли-Хиллз, но официальный запрет оставался непреодолимым, и никакие увольнения на берег не были разрешены. Официальные визиты с берега были также сведены к минимуму, но отдельные персоны появлялись на борту корабля, причем неоднократно, и ясно было, что эти люди знали о назначении судна. В целом запрещение увольнений казалось особенно тяжелым при виде близких ярких огней и непрерывно проходящих мимо судов.

Прибытие в Пёрл-Харбор принесло как хорошие новости, так и плохие. Увольнения предоставлялись организованным группам для посещения американских лагерей отдыха, и радушие, оказанное американскими властями, было замечательным. Всякие попытки британцев оплатить все съеденное и выпитое в местах их пребывания дружелюбно пресекались.

Плохие новости, однако, сводили на нет всю радость от увольнений. Тайни Фелл был проинформирован, что адмирал Нимиц передумал и больше не хочет использовать карликовые подводные лодки в морской войне на Тихом океане. «От этого удара упал весь настрой, – написал Тайни впоследствии, – но осталась некоторая надежда, поскольку нам было приказано перейти на остров Манус, в архипелаге адмиралтейства. Но прежде чем мы добрались туда, нас перенаправили на юг, в Брисбен, и мы пребывали в черной тоске, опустив хвосты вниз».

Все взаимные неприятия, завязавшиеся еще в прежние дни и объяснявшиеся предвзятым отношением адмирала Кинга во время демонстрации первой человекоуправляемой торпеды, возродились с новой силой. Не то чтобы американские военно-морские верхи требовали выиграть войну с использованием только традиционного оружия, но, насколько можно понять, это было скорее результатом того, что убийственные методы, используемые немецким, итальянским и японским флотами, окрасили в темный цвет саму идею использования карликовой подводной лодки и заставили безоговорочно осуждать ее. Американские власти были убеждены, что Х-лодки были подобны тем японским сверхмалым лодкам, которые принимали участие в нападении на Пёрл-Харбор и имели такой же ограниченный радиус действия. Это убеждение было настолько прочным, что отбрасывало любую информацию, противоречащую ему.

Общее угнетение, царившее во флотилии, отчасти смягчалось великолепным австралийским гостеприимством, искренний и теплый прием распространялся на каждого. После второй ночи в Брисбене большинство судовых команд нашли себе пристанище по вкусу, и на них со всех сторон буквально изливалось самое искреннее доброжелательство. Две недели спустя они перешли на север, в Таунсвилл, на побережье Квинсленда. Как там, так и в более мелких городках, которые они посещали, было обычным делом найти возможных хозяев, которые боролись за право заполучить к себе механика X или кока Y.

Из Таунсвилла Тайни Фелл полетел в штаб-квартиру Британского Тихоокеанского флота в Сидней, чтобы выслушать последний «наезд» на оперативные действия Х-лодок, получив который он собирался предпринять ответный ход. Он смог увидеться с адмиралом Фрейзером, который, несмотря на теплые чувства к флотилии, мог только посоветовать Феллу продолжить в Мельбурне обсуждение вопроса о возможности использования «Бонавенчура» в качестве «флотского обоза».

Встретить конец войны, управляя складом, было бы в высшей степени неуважением к себе. Вытянувшись в струну, Тайни попросил разрешения в последний раз обратиться к американцам, чтобы провести хотя бы одну, последнюю операцию, и неохотно, считая это напрасной тратой времени, адмирал Фрейзер сказал «да».

Поэтому Фелл вскоре улетел на север, на Филиппины. Это было удивительное путешествие, с использованием самых разнообразных транспортных средств. Не будучи достаточно представительной персоной, он не мог заранее обговорить все этапы своей поездки, и тактика его перемещения мало чем отличалась от автостопа. Всюду, где он приземлялся, были кинопередвижка, мороженое, пончики и мясные консервы. Девушки из американского Красного Креста встречали каждый прилетающий самолет прямо на взлетной полосе с картонными коробками, полными сладостей, прохладительных напитков и пачек сухих бисквитов.

О серьезном характере войны на этом театре свидетельствовало множество фактов. Летные полосы были все в рытвинах и выбоинах, подбитые самолеты часто, подлетая, состригали верхушки деревьев, а вокруг лежали совершенно опустошенные болота и джунгли. А еще были американцы. Фелл нашел, что их добродушие превышает их компетенцию, и с еще большим недоумением убедился в их полном невежестве в отношении любых британских дел.

– Какие-нибудь ваши корабли есть на Тихом океане? – спросил его старший из генералов.

Он понял, что ни в американской прессе, ни в официальных коммюнике никогда не появлялось никаких новостей относительно действий Британского Тихоокеанского флота или австралийцев.

Наконец он добрался до Субик-Бэй и предстал перед американским командиром подводного флота, адмиралом Джеймсом Файфом. Об этой встрече Тайни позже написал:

«Мы сидели на его веранде, пили кофе, и он в течение нескольких часов слушал, в то время как я использовал любой аргумент, который мог бы помочь найти нам применение. Под конец, продемонстрировав удивительное понимание моих слов, что так или иначе смягчило удар, он сказал, что мы прибыли слишком поздно, и его доводы показались мне убедительными. Двумя месяцами раньше он мог бы найти нам применение, а уж двумя годами раньше он просто отчаянно нуждался в чем-то подобном, но теперь мы «устарели». Наша дружба началась при таких печальных обстоятельствах, и в дальнейшем, в следующие пять месяцев нашего общения, у меня крепло убеждение в том, что я встретил самого прямого, искреннего и способного человека». Фелл думал, что по крайней мере флотилия приобрела весьма нужного друга, так что, вполне возможно, его визит не был совсем уж напрасным. Маленький адмирал в пилотке сделал его возвращение на «Бонавенчур» не таким уж несчастным, но вообще это была печальная картина. В Сиднее, как и предполагал Фелл, дела были хуже некуда. Расформирование флотилии воспринималась уже как неизбежность. Но вдруг… судьба сделала поворот.

Чисто случайно, большей частью окольными путями и по неофициальным каналам, до Фелла дошли новости о срочной необходимости вывести из строя подводные телефонные кабели линии Сингапур – Токио, идущие через Индокитай и Гонконг. Проблема состояла в том, что для выполнения этой акции никак не могли найти способ. Никаких достойных мыслей по этому поводуне было, и тогда Тайни предстал перед командующим и сказал, что может успешно решить эту задачу. Командующий принял его предложение, потребовав сначала доказать, что оно осуществимо. Поэтому «Бонавенчур» расположился на укрытой якорной стоянке на Большом Барьерном рифе, чтобы доказать возможность обнаружения и перерезания подводного кабеля с помощью Х-лодки.

Немедленно все экипажи начали интенсивные тренировки. Нужно было решить две проблемы: найти технику для обнаружения подводного кабеля и разработать метод его повреждения. Для этой цели могли пригодиться резаки для перерезания сетей, имевшиеся на всех лодках, действие которых было проверено. Эти резаки должны были быть немного увеличены, что было процессом несложным, чтобы ими можно было перерезать любой кабель где угодно.

Более сложной задачей представлялось обнаружение кабеля, так как во многом это зависело от характера морского дна и глубины, на которой кабель находился. Конечно, большое значение для определения общего района поисков имело нанесенное на карту его общее положение, но это не могло избавить от необходимости тщательного поиска под водой. Вскоре подходящая «кошка» и метод ее буксировки были придуманы и согласованы.

За короткий промежуток времени экипажи и лодки доказали правоту смелого утверждения, высказанного Феллом в Сиднее. К несчастью, это должно было стоить жизни двум офицерам – Брюсу Энзеру, командиру «ХЕ-б», и Дейву Кэри, первому лейтенанту «ХЕ-3»[75]75
  Лейтенант Королевского флота.


[Закрыть], которые настояли на проведении непосредственных опытов с различными погружениями.

Лодки проводили эксперименты в режиме, близком к реальному. Они крейсировали, подыскивая наилучший тип и форму «кошки», чтобы она хорошо буксировалась и глубоко проникала в донный ил. В ходе этих экспериментов проводились погружения на глубину в сорок – сорок пять футов, на которой существовал некоторый риск кислородного отравления. Обе трагедии произошли с интервалом в два дня, причем никаких конкретных причин этого так и не было найдено. Были обсуждены все теоретические опасности, включая осьминогов, каракатиц и морских змей. Но, поскольку никто из остальных ничего подобного не видел, инцидент так и остался неразгаданной трагедией, погрузившей в траур на некоторое время весь экипаж «Бонавенчура».

Как только методика была разработана, Тайни Фелл вновь слетал на север, чтобы посетить адмирала Файфа, чей штаб был тут же погружен в разработку планов множества операций. Они включили в дополнение к разрыву кабельной связи между Сайгоном и Гонконгом атаку на два японских крейсера в Сингапурском проливе. Казалось, дело сдвинулось.

По возвращении Тайни Фелла «Бонавенчур» двинулся на юг, чтобы стать на якорь в Банда-Берг, на побережье Квинсленда. Вблизи берега проложили старый, вышедший из употребления кабель. Он должен был стать учебным полем. На последние тренировки была отпущена всего одна неделя, а затем «Бонавенчур» перешел на Филиппины. Первая фаза операции по перерезанию кабеля должна была начаться из Субик-Бэй. Для нее была выбрана лодка «Х-5», под командованием лейтенанта Королевского флота Х.П. Уэстмакотта, кавалера ордена и креста «За выдающиеся заслуги». Она должна была заняться кабелем, идущим от Гонконга.

Остальные три лодки были следующие: «ХЕ-4» под командованием лейтенанта резерва Королевского Австралийского флота М.Х. Шина (орден «За выдающиеся заслуги»), которой поручалась часть кабеля, идущая от Сайгона, а также «ХЕ-1» под командованием лейтенанта резерва Королевского флота Дж. Е. Смарта (член ордена Британской империи) и «ХЕ-3», под командованием лейтенанта резерва Королевского флота А.Е. Фрейзера (крест «За выдающиеся заслуги»), которые должны были атаковать два тяжелых крейсера, находящихся в Сингапуре.

Глава 26
«МАЛЕНЬКИЕ ПАРНИ С КРЕПКИМ НУТРОМ»

Оставив Уэстмакотта и «ХЕ-5» в Субик-Бэй, «Бонавенчур» пришел на Борнео, неся на себе флаг адмирала Файфа. Новая база – остров Лабуан – была после жестоких боев только что очищена от японцев австралийскими войсками и представлялась подходящей отправной точкой для двойного броска на Сайгон и Сингапур. Во всяком случае, среди всех мест, куда попадала флотилия, это было одно из самых восхитительных. В течение остававшихся до работы часов команда высаживалась на берег Лабуана или купалась в прибрежных водах возле одного из множества безымянных островков, где вода была удивительно теплой и казалась свободной от опасных обитателей тропических морей.

«ХЕ-1» и «ХЕ-3» должны были отбыть для проведения своей атаки в Сингапурском проливе 26 июля, примерно в полдень. Незадолго до занятия рабочих мест команды явились к адмиралу Файфу. Его доброе напутствие, в котором не была забыта и команда «ХЕ-4», уходившая в Сайгон днем позже, стало причиной замешательства всех присутствующих, кроме самого адмирала.

Речь его заканчивалась словами: «Вы – маленькие парни с крепким нутром. Удачи!»

Целями сингапурской операции были 10 000-тонные тяжелые японские крейсера «Нати»[76]76
  Ошибка автора. «Нати» был потоплен еще в ноябре 1944 г. в результате атаки американской авиации в Манильской бухте. На самом деле вторым предназначенным для атаки крейсером был «Миоко» (С. Роскилл. Флот и война). (Примеч. пер.)


[Закрыть] и «Такао», находившиеся в проливе Джохор у северо-восточного берега острова Сингапур. Долгое время они не выходили в море, но их присутствие было потенциальной угрозой союзным транспортам. Кроме того, они имели возможность обстреливать малую дамбу и могли представлять собой серьезную опасность для любых союзных войск, желающих использовать этот подход к острову. «Нати» был предназначен для «ХЕ-1», а «Такао» – для «ХЕ-3».

От Брунейского залива обе лодки буксировались сопровождавшими их большими субмаринами; гидом и наставником «ХЕ-3» была «Стид-жен» (командир – лейтенант Королевского флота Г.С. Кларебат, кавалер ордена «За выдающиеся заслуги», креста «За выдающиеся заслуги»). Телефонная связь между «Стиджен» и Х-лодкой нарушилась с самого начала, но, к счастью, походный экипаж мог поддерживать связь с помощью комплекта переносной рации («уоки-токи») каждый раз, когда подводные лодки поднимались на поверхность. Походный командир, сублейтенант резерва Королевского флота Фрэнк Огден, ранее был третьим офицером в команде Макса Шина при атаке на Берген. С ним был механик машинного отделения Альберт Нэйрн, матрос Эрнст Ди и машинист Спайк Хаджес. Их работа в ходе четырех дней буксировки состояла в выполнении обычных обязанностей, установленных практикой, а также исправлении некоторых мелких дефектов. По общему мнению, самым большим врагом в этом переходе была монотонность.

В своем рапорте командующему Тихоокеанским флотом Тайни Фелл так описал переход:

«Это происходило при хорошей погоде, и обе лодки без помех двигались к намеченной цели, где должны были разыграться действия. Походые команды выполняли свою работу блестяще. Не всегда понимают, сколь большую роль в успехе операции играют эти люди. При буксировке на полном ходу (иногда он достигал скорости до одиннадцати узлов) их работа является нелегким и небезопасным делом и, уж во всяком случае, очень неудобным. Она требует высокой степени нервного напряжения, иногда, в зависимости от условий, в течение нескольких дней подряд. Кроме того, она требует постоянного внимания к обычным занятиям – устранению влажности, проверке и, если надо, ремонту приборов и оборудования, находящихся на лодке. В значительной степени успех операции зависит от состояния, в котором лодка передана боевому экипажу. Ни в коем случае походный экипаж нельзя считать командой технического обслуживания.

Можно провести аналогию с несением вахты на большой подводной лодке, не говоря уже о том, что на Х-лодках эта вахта длится непрерывно в течение нескольких дней и, так же как на больших субмаринах, происходит смена экипажей, когда их места занимает боевая команда.

Обе эти лодки были переданы боевым экипажам в отличном состоянии, что заслуживает самой высокой похвалы в адрес командиров и всех членов походных экипажей».

Что касается «ХЕ-3», то смена команд была произведена в шесть часов утра 30 июля, а к одиннадцати вечера буксировка закончилась, не доходя сорока миль до того места, где находился «Такао». Боевая команда продолжала путь в одиночестве. Началась последняя стадия операции «Страггл» («Борьба»).

После перемещений, вызванных потерей Дей-ва Кэри, Фрейзер взял в свой экипаж первым лейтенантом занимавшего ту же должность у Брюса Энзера сублейтенанта резерва Королевского Новозеландского флота В.Д.Л. Киви Смита, механиком у него был Чарльз Рид, а судовым водолазом матрос первого класса Дж. Дж. Мик Медженнис. Фрейзер поступил на Х-лодки в начале 1944 г., пройдя специальную программу обучения подводников, так же как и Уэстмакотт и Кэри. Он был идеально сложен для службы на подводных лодках любого типа, а на Х-лодках в особенности, поскольку имел рост пять футов четыре дюйма. Во все, чем он занимался, он вносил элемент изобретательности, в том числе и в новые эксперименты по повышению эффективности лодки. Однажды он с большим трудом получил разрешение на получение легкого манильского каната (это было еще до изобретения нейлона), чтобы сбрасывать его с кормы большой подводной лодки во время буксировки. Это было сделано с целью исследовать возможность избежания самой большой опасности в эксплуатации Х-лодок – потери лодки при обрыве буксирного троса вблизи от буксирующей ее большой субмарины, что сразу давало большую нагрузку на носовую часть Х-лодки.

Фрейзер утверждал, что реальной опасностью является риск быть раздавленными на глубине нескольких сотен морских саженей и что существование Х-лодки зависит от лодки-буксировщика и на испытаниях нужно лучше анализировать эффект добавочного веса буксирного троса, когда известна глубина, характер дна и поблизости присутствует обслуживающее судно, чтобы отсоединить буксировочный трос в случае необходимости. Однако его предложение не встретило одобрения. К счастью, никаких инцидентов с обрывом буксирного троса в дальнейшем не было.

Неудивительно, что человек с такими идеями должен был действовать хладнокровно и успешно в своей первой атаке на борту Х-лодки. В течение остатка ночи и раннего утра большую часть времени он провел на кожухе, вооружившись парой биноклей. Он преднамеренно оставил безопасный фарватер и пошел через минное поле, чтобы избежать вражеских гидроакустических постов. Один раз он увидел танкер с вооруженным эскортом, идущий в Сингапурский пролив, и вынужден был погрузиться. Он решил, что, пока процессия не пройдет вся, безопаснее отлежаться на дне. Только всплыв на перископную глубину, примерно через полчаса, он обнаружил, что «ХЕ-3» практически лежала, навалившись на мину, которая решила не взрываться по причине, известной только ей.

Атака «ХЕ-23» на «Такао» (операция «Struggle» («Борьба»))

В 10.30 он обнаружил и опознал траулер, выполнявший роль охраны при противолодочном боновом заграждении. Медженнис приготовился быстро покинуть лодку и проделать проход в сети, но Фрейзер с удивлением и радостью обнаружил, что «ворота» открыты. Это значительно упрощало дело, даже при том, что нужно было проделать весь предполагаемый путь малым ходом вблизи борта дозорного судна на малой глубине и в довольно прозрачной воде. Случайный взгляд дозорного судна на воду мог разрушить весь спектакль. Но «джапы» не смотрели!

Миновав заграждение, нужно было пройти несколько миль узкого водного пространства, довольно оживленного. Это требовало от Фрейзера лоцманского искусства, от Смита – устойчивого сохранения глубины погружения и большой сосредоточенности и от Рида – осторожного управления кораблем. Не было никаких препятствий и никаких особых происшествий, и вскоре после полудня Фрейзер обнаружил «Такао». Это был тяжелый крейсер по классификации – около восьми восьмидюймовых орудий в качестве основного оружия и водоизмещением 10 000 тонн, – и внешне он также выглядел тяжеловесным. Типичная японская пагодообразная надстройка, казалось, повышала центр тяжести, и это впечатление не особо снижал наклонный полубак, переходящий в высокий форпик.

Непосредственную атаку Фрейзер начал в районе двух часов пополудни. Он рискнул быстро взглянуть в перископ и увидел только моторный катер, переполненный японцами, отбывающими в увольнение, находившийся меньше чем в тридцати ярдах от линз перископа. Больше он в него не смотрел. Крейсер находился на необыкновенно мелководном месте, и «ХЕ-3» должна была подходить к нему, скребя своим килем по морскому дну. Даже при этом она не смогла найти достаточно глубокой воды под орудийной башней «А» и тяжело и звучно ударилась о металлический корпус крейсера. Конечно, они сразу подумали, что это может выдать их присутствие. Но если это и произошло, они уже ничего не могли с этим поделать, и Фрейзер бодро отдал распоряжение отойти задним ходом. Дальнейшее исследование, преимущественно проводившееся методом проб и ошибок, показало, что крейсер почти лежит на мели носом и кормой и что воды достаточно только под средней частью корпуса.

После сорока минут маневрирования и подползания по морскому дну под корпус «Такао» «ХЕ-3» наконец оказалась в более или менее выгодной позиции наполовину под крейсером. Проведя лодку между корпусом и морским дном, Фрейзер втиснул ее в такое положение, из которого Медженнис должен был суметь произвести атаку, хотя условия точно уж не соответствовали описанным в инструкциях.

Работа Медженнису предстояла нелегкая вследствие того, что лодка была так сильно втиснута, не было возможности включить в игру антенны. Пружинные «ноги» должны были вращаться, пока не встанут и не обеспечат водолазу пространство в какие-то три фута для работы между лодкой и целью. В данном случае оказалось так, что передние антенны вообще не имели никакой свободы движения, а маленькая 39-тонная лодка была втиснута между 10 000-тонным крейсером и твердым морским дном с угрозой подвергнуться еще большему сжатию при отливе. В этой сложной обстановке Медженнис был не слишком удивлен, увидев, что наружный люк лодки открывается только на четверть.

Многие бы в таком положении сдались, но Медженнис быстро спустил воздух из своего дыхательного аппарата и сделал выдох, сжав свою грудную клетку до возможного минимума. Только тогда он сумел протиснуться через маленький зазор. Его испытания только начинались. Когда он начал выгружать прикрепляемые заряды из контейнера левого борта, он заметил, что от его снаряжения, несомненно поврежденного при протискивании через люк, идет постоянная струйка пузырьков. Они всплывали на поверхность, безошибочно сигнализируя любому зрячему японцу, который мог их увидеть. Ему оставалось только надеяться на везение.

«Х-23» несла в контейнере правого борта только один подрывной заряд. Контейнер же левого борта содержал много прикрепляемых зарядов-мин. Работа Медженниса заключалась в том, чтобы их установить. С первым из них он испытал довольно большие трудности, и скоро стало ясно, что и с остальными будет то же самое. Частично это объяснялось с тем, что корпус крейсера настолько оброс ракушками моллюсков, что магниты не могли держаться, а частично – явной кривизной обводов днища корпуса, столь отличающейся от таковой у судов, построенных на европейских верфях, и слишком большой для прикрепления магнита. Поэтому перед прикреплением каждого заряда Медженнис должен был очистить участок, полностью освободив его от раковин, а затем надежно разместить заряд на лине, идущем под килем крейсера, между парами магнитов. Это занимало добрые полчаса плавания, перетаскивания, скобления и привязывания – утомительной работы для любого водолаза, а особенно для борющегося с постоянной утечкой кислорода.

Медженнис мог бы удовлетвориться установкой одного-двух прикрепляемых зарядов, и никто бы не обвинил его, но он продолжал работать, пока не прикрепил все шесть на корпус крейсера, надежно и прочно, на длине в сорок пять футов. Только тогда он возвратился в отсек «W & D», повторив ухищрения, необходимые для протискивания через медленно сжимающуюся щель, находясь при этом в крайне вымотанном состоянии. Примечательно, что он занимался еще и тяжелой работой по закрытию люка, хотя его руки были сильно изрезаны раковинами моллюсков, а сам он находился в таком критическом состоянии, что едва сумел включить насос, чтобы осушить отсек.

Итак, дело было сделано, и «ХЕ-3» могла уходить. Оставалось только сбросить заряд правого борта и контейнер от прикрепляемых зарядов и затем отойти задним ходом. Но это оказалось не так просто. «Такао», казалось, не хотел, чтобы «ХЕ-3» высвободилась из-под него. Пятьдесят минут – а казалось, что это длилось гораздо дольше, – лодка по указанию Фрейзера давала поочередно полный назад и полный вперед, заполняла балластные цистерны и продувала их и использовала все средства, которые могла породить коллективная изобретательская мысль четырех членов экипажа Х-лодки. Когда они уже действительно начали думать, что им суждено навсегда остаться там, они внезапно выскользнули кормой вперед без всякого предупреждения и без помощи управления. При этом они почти выскочили на поверхность и создали значительный водоворот не далее как в пятидесяти ярдах от «Такао». Чудом они не были замечены. Через несколько мгновений они снова были на дне, с заполненными цистернами и сильно бьющимися сердцами.

Только тогда они поняли, что левый контейнер для прикрепляемых зарядов был поврежден и не отделился. Это сделало лодку очень трудной для маневрирования, и теперь надежда на успешное спасение была связана с тем, чтобы всеми силами добиться его отделения. Несмотря на свою усталость, утечку кислорода в своем снаряжении, про которую он знал, Медженнис немедленно вызвался выйти из лодки и освободить контейнер, надеясь сделать это быстрее, чем менее опытный водолаз. Итак, он вышел на дно, вооружившись большим гаечным ключом. Потребовалось семь долгих минут раздражающей и изнурительной работы, прежде чем он смог высвободить контейнер из задвижек держателей и затем вернуться внутрь. Рискнуть хотел и сам Фрейзер, но Медженнис ему этого не разрешил.

Наконец-то они были на пути к дому. Возвращение протекало относительно спокойно, если исключить минные поля, позиции гидрофонов, электромагнитные индикаторные петли и просто боновые заграждения, и закончилось встречей со «Стиджен». Все они могли испытывать глубокое удовлетворение в течение долгого пути из Сингапурского пролива. Они были рады, что Фрейзер был готов достичь цели без колебаний. Они были довольны, что, независимо от всех возможных последствий, он упорствовал в подведении лодки под крейсер, вместо того чтобы просто сбросить подрывные заряды рядом с корпусом цели.

Действия Фрейзера и Медженниса были превосходны со всех точек зрения. Но не менее достойными были действия Смита в центральном посту и Рида на рулях. Они все выполняли свои служебные обязанности без сна в течение пятидесяти двух часов, прежде чем вновь встретили «Стиджен», при этом Рид был на руле постоянно в течение тридцати часов, из которых шестнадцать с половиной они находились под водой. В своем окончательном рапорте Фрейзер, как и многие командиры Х-лодок, воздал должное высоким качествам людей, прошедших обучение по военно-морскому курсу для инженеров-механиков, особенно отметив профессионализм Рида.

Как стало известно впоследствии, заряды взорвались около 9.30 вечера в день атаки, сделав в корпусе «Такао» пробоину размером шестьдесят на тридцать футов, выведя из строя его орудийные башни и дальномеры, затопив несколько отсеков и надолго лишив хода. Эта была долгожданная новость для всех восьми членов двух команд «ХЕ-3», принимавших участие в этой славной операции.

Тем временем «ХЕ-1» работала в тех же водах. В команде Джека Смарта были сублейтенант Гарольд Харпер, механик машинного отделения Фишлейк и водолаз, старший матрос Помери. Последний, таким образом, принял участие в заключительной операции Х-лодок в войне, а ранее он был связан с Х-лодками в самом начале их деятельности в Хамбле и, кроме того, был членом походного экипажа Смарта на «Х-8» при операции против «Тирпица».

Как и «ХЕ-3», Смарт также оставил в стороне казавшийся безопасным фарватер в течение длинного следования Сингапурским проливом и вышел в заминированные воды, чтобы избежать предполагаемых постов гидрофонов. Его цель находилась на две мили дальше «Такао», и он планировал преодолеть заграждение немного раньше, чем «ХЕ-3». Однако его очень насторожило несколько встреч с надводными судами, в результате чего он прошел через «ворота» в сетевом заграждении приблизительно на девяносто минут позже, чем Фрейзер. Эта задержка отняла у него крайне необходимое для достижения цели время, чтобы уйти засветло, и он решил атаковать цель Фрейзера, чтобы не зря потратить свой бортовой груз. Не имея возможности подвести свою лодку под крейсер, в позицию, ставшую невозможной из-за продолжавшегося отлива, он сбросил свой основной заряд рядом с целью и отошел. При этом ему так же не везло с возвращением, как и с задержкой атаки, поскольку он опоздал на встречу с подводной лодкой «Спарк»[77]77
  Командир – лейтенант Королевского флота Д.Г. Кент.


[Закрыть] и ему пришлось долго блуждать в океане, прежде чем он и его лодка смогли начать последний этап всего длинного перехода назад на Борнео.

Эти атаки увенчало такое красивое оформление, как крест Виктории для Фрейзера и Медженниса, ордена «За выдающиеся заслуги» для Джека Смарта и Киви Смита, медаль «За отвагу» для Рида, а также крест «За выдающиеся заслуги», две медали «За выдающиеся заслуги», две награды «Член ордена Британской империи» и три упоминания в донесениях.