Текст книги "Без денег ты мертвец"

Глава третья

Утром следующего дня, как рассказал мне Барни, Эллиот сидел в своем солнечном патио, нетерпеливо ожидая, пока Луи де Марни закончит составлять перечень его имущества.

Наконец Луи вышел в патио, и Эллиот, с трудом сдерживая нетерпение, предложил ему выпить.

– О нет, спасибо. Никакого алкоголя!.. Никакого крахмала! Только расслабься на секунду – и фигуры как не бывало! – Луи взглянул на Эллиота. – Вы вот, кстати, в прекрасной форме.

Эллиот передернул обнаженными плечами – он был без рубашки, только в слаксах, носках и сандалиях. Он ненавидел носки, но без них сверкание протеза на солнце вгоняло его в депрессию.

– Думаю, я в порядке. Садись. – Помолчав, он продолжил: – Что ж, каков итог?

– Некоторые ваши вещи очень хороши, мистер Эллиот, – сказал Луи, садясь. – Немного на любителя, но очень хороши.

– Я и так знаю, что там у меня есть, – нетерпеливо прервал его Эллиот. – Я хочу узнать, сколько это все стоит!

– Ну конечно! – Луи всплеснул руками. – Я не могу назвать вам точную цифру, мистер Эллиот. Вы же понимаете, мне надо проконсультироваться с Клодом, но я бы сказал, что где-то около семидесяти пяти тысяч.

Эллиот заметно напрягся, кровь прилила к его лицу. Он и не ожидал, что Луи будет щедр, но эта цифра… это был грабеж средь бела дня.

– Шутки шутишь? – зло проговорил он. – Это меньше четверти от той суммы, которую я изначально заплатил!

Луи выглядел опечаленным.

– Звучит ужасно, не так ли? Просто рынок сейчас, мистер Эллиот, неблагоприятный для покупателя. Если бы вы могли подождать… – Он пожевал нижнюю губу, нахмурился, будто размышляя. – Клод, наверное, согласится взять нефрит и Шагала на комиссионных условиях. Выставит их в галерее. Так вы сможете продать их подороже, но это, конечно, потребует времени.

– Насколько дороже?

– Этого я не могу вам сказать. Клоду нужно определиться с ценой.

– Как долго мне придется ждать? Два, три месяца?

Луи покачал головой. Казалось, он сейчас расплачется.

– О нет, мистер Эллиот, это может занять и пару лет. Видите ли, нефрит… я уверен, что нефрит вернется в моду и снова будет высоко цениться, но – через год или два.

Эллиот стукнул кулаком по колену:

– Я не могу так долго ждать! Это Клод может позволить себе ждать! Поговори с ним, Луи. Скажи ему, что он может забрать нефрит и Шагала, но я хочу сразу получить наличные – и по нормальной цене, а не это дерьмовое предложение в семьдесят пять тысяч!

Луи изучал свои прекрасно наманикюренные ногти.

– Ну конечно, я поговорю с ним. – Он помолчал, затем продолжил: – Клод упомянул, что вам срочно нужны наличные, мистер Эллиот. Строго между нами, конечно. У нас есть для вас интересное предложение, раз вы так остро нуждаетесь в деньгах. Неплохие деньги: что-то около двухсот тысяч. Прибавьте к этому семьдесят пять, вырученные за ваши вещи, и жизнь может стать намного счастливее.

Эллиот воззрился на него:

– Двести тысяч? – Он выпрямился. – Что это за интересное предложение?

– Вы же друзья с мистером Ларримором, филателистом?

Глаза Эллиота сузились.

– Это предложение имеет отношение к Ларримору?

Луи взглянул на Эллиота и тут же отвел глаза:

– Именно так.

– Мы с Клодом уже говорили о Ларриморе. Я сказал ему, что шансов нет.

– Взгляды Клода несколько изменились с тех пор, как вы общались с ним. – Луи словно ступал по тонкому льду. – Он готов предложить вам двести тысяч за ваше, скажем так, содействие.

Эллиот глубоко вздохнул. Он подумал о том, как эти деньги могут повлиять на его текущую ситуацию.

– Мое содействие? Слушай, Луи, ты можешь перестать болтать, как чертов политик, и объяснить, что ты имеешь в виду?

– Мистер Ларримор владеет кое-какими русскими марками, довольно-таки особенными. – Луи снова перевел взгляд на свои безукоризненные ногти. – У Клода есть клиент, который хочет их приобрести. Мы писали мистеру Ларримору с предложением выкупить эти марки, но он не отвечает. Если бы вы сумели достать для нас эти марки, Клод заплатил бы вам комиссионные в размере двухсот тысяч.

– Боже праведный! Сколько же за них можно предложить?

– Вы или я – очень немного, но заинтересованный коллекционер – огромную сумму.

– Сколько?

– Не думаю, что нам стоит углубляться в это, мистер Эллиот. – Луи по-лисьи улыбнулся ему. – Суть в том, что эти марки, если вы сможете их достать, лично вам принесут двести тысяч.

Эллиот откинулся на спинку стула. Возможно, это решит его насущные проблемы, подумал он. Но удастся ли ему убедить Ларримора продать марки?

– Я должен знать цифры, если я собираюсь говорить с Ларримором, – сказал он. – Это же очевидно, не так ли? Мне придется назвать ему сумму, которую ваш человек готов заплатить. Как еще я смогу убедить его продать их?

Луи поправил пальцами свою соболью шевелюру.

– Не думаю, что вы сумеете договориться с мистером Ларримором, какую бы сумму вы ни предложили ему. Наш клиент уже писал ему – мистер Ларримор отказался продавать. Нет, прямое обращение к мистеру Ларримору приведет к катастрофе.

Эллиот нахмурился:

– Тогда что же вы имеете в виду?

Луи снова начал изучать свои ногти; он явно находил их очаровательными.

– Мы подумали, что, раз вы с мистером Ларримором на дружеской ноге и имеете доступ в его дом, вы, возможно, найдете способ овладеть этими марками. Если вы это сделаете, мы заплатим вам немедленно – двести тысяч наличными. – Луи встал на ноги, в то время как Эллиот воззрился на него, не веря своим ушам. – И конечно, мы не будем задавать никаких вопросов.

Эллиот молчал довольно долго, а затем спросил, и в голосе его звучало раздражение:

– Вы предлагаете мне украсть эти марки для Клода?

Луи замахал руками, не глядя на собеседника:

– Мы ничего не предлагаем, мистер Эллиот. Если вам посчастливится заполучить эти марки – каким именно способом, это не наше дело, – мы примем их у вас, не задавая вопросов, и отдадим вам двести тысяч долларов.

Эллиот вскочил на ноги. Выражение его глаз заставило Луи поспешно отступить.

– Вон! – В голосе его звучала такая злость, что Луи отступил еще дальше. – Передай Клоду, что я не имею дел с жуликами! Я найду кого-нибудь, кто купит мое барахло! Передай ему, что меня он больше не увидит!

Луи покаянно пожал плечами:

– Я предупреждал его, что вы, скорее всего, не одобрите эту идею, но Клод – совершеннейший оптимист. Без обид, мистер Эллиот. Естественно, предложение остается в силе, если вы передумаете.

– Вон!

Луи вздохнул и, развернувшись, повихлял по дорожке, которая вела к автостоянке.

По возвращении в галерею он немедленно прошел к Клоду.

– Этот сукин сын вышел из игры, – сказал он, как только захлопнул дверь. – Он назвал тебя жуликом и сказал, что больше не хочет тебя видеть. Я предупреждал, Клод. И что нам теперь делать?

Кендрик снял парик и положил его на стол перед собой. Ему надо было подумать.

– Это был шанс, и он все еще есть. Надавлю-ка я немного на нашего драгоценного Дона. – Он еще немного поразмышлял, затем, открыв ящик стола, достал оттуда адресную книгу в кожаном переплете. – Кому, как ты думаешь, Эллиот должен больше всего?

– «Люку и Фремлину», – тут же ответил Луи. – Каждой шлюхе, с которой он спал, он дарил драгоценности. Самая последняя получила кольцо с бриллиантом и рубином, которое, должно быть, стоило уйму денег.

Кендрик заглянул в свою книгу, затем позвонил «Люку и Фремлину», лучшим и самым дорогим ювелирам в городе. Он попросил соединить его с мистером Фремлином – младшим партнером и открытым гомосексуалом.

– Сидни, ясень мой прекрасный, это твой преданный Клод. Как я? О, вполне неплохо, пытаюсь сводить концы с концами. – Он захихикал. – А ты?.. Я так рад. – Он помолчал. – Сидни, пару слов тебе на ушко. Не знаю, задолжал ли тебе что-то Дон Эллиот… да-да, бывшая кинозвезда. Ах, должен? Я подумал, что это вполне возможно, да… Я волнуюсь за него. Он и мне тоже должен. Я послал Луи поговорить с ним сегодня утром. Ты же знаешь, как я тактичен. Луи пытался получить чек у него, но Эллиот повел себя отвратительно. У нас сложилось впечатление, что он не в состоянии заплатить. Ужасно, не правда ли? Конечно, бедный парень теперь инвалид без ноги и без работы в кино, но я полагал, что финансово он в порядке. Он много тебе должен? – Клод выслушал, затем поднял брови и присвистнул. – Бедняжка! Пятьдесят тысяч! Но это же целое состояние! Мне-то только пять. – Он снова послушал. – Что ж, я бы на твоем месте действовал побыстрее. Не думаю, что у него много осталось. Да у него даже девчонки ни одной не было с тех пор, как он потерял ногу. Ужасно, ужасно грустно. Я подумал, что стоит предупредить тебя. Конечно, давай встретимся как-нибудь. Ну пока.

Когда он повесил трубку, Луи сказал:

– Это может сработать.

– Бедный Сидни… он глупенький, но мне нравится. Что ж, давай не будем тратить время зря. Счета Эллиота за бухло, жратву и шмотки должны быть впечатляющими. – Кендрик водрузил парик на место. – Думаю, пара слов кое-кому на ушко будет почти что актом благотворительности. – И он снова потянулся к телефонной трубке.

Тойо, шофер Эллиота, встретил Винстона Окленда в аэропорту Парадиз-Сити и повез его на виллу. Окленд прилетел из Майами на собственном легком самолете по срочной просьбе Эллиота.

Окленд был низковат, толстоват и очень суетлив. Он был одним из ведущих экспертов по искусству и антиквариату в Майами, владел процветающей галереей и всегда был заинтересован в новых приобретениях. Когда Эллиот поведал ему, что у него есть на продажу Шагал и коллекция нефрита, Окленд немедленно откликнулся, сказав, что прибудет в тот же день.

Эллиот наблюдал за ним, пока он изучал Шагала. Выражение толстого лица Окленда ничего ему не прояснило. Наконец Окленд отвернулся от картины.

– Это может быть Эррил Хори, но это точно не Шагал, – заключил он. – Хорошая подделка. Надеюсь, она не стоила вам слишком дорого, мистер Эллиот.

– Сто тысяч, – сказал Эллиот хрипло. – Вы уверены, что это подделка?

– Никогда нельзя быть уверенным на сто процентов, но это мое мнение, – спокойно произнес Окленд. – Полагаю, это Кендрик продал вам ее?

– Да.

– Кендрик не так хорошо разбирается в этом виде искусства, как он полагает, – сказал Окленд. – Он мог и сам обмануться. Даже лучшие эксперты обманываются подделками Хори, но, к счастью, я специализируюсь на Шагале, и я уверен: это не его работа… по крайней мере, почти уверен.

Эллиот почувствовал, как холодный пот выступил у него на лбу.

– А нефрит? Только не говорите, что это тоже подделка.

– О нет. Это очень хорошая коллекция. Я бы предложил вам за нее двадцать тысяч.

– Можете ли вы дать мне что-нибудь за Шагала?

Окленд покачал головой:

– Мне она не нужна. С этой картиной у любого продавца будут проблемы.

– А остальное?

– Ничего впечатляющего, но, если вы хотите избавиться от всех картин разом, я бы предложил вам десять тысяч. Сожалею, что так мало, но эти картины – они же просто для украшения… В них нет ценности.

Эллиот помедлил, затем пожал плечами:

– Ладно… Дайте мне чек на предъявителя, чтобы эти тридцать тысяч я получил наличными, и все барахло ваше.

Окленд выписал ему чек. Когда он ушел, Эллиот крепко задумался. Возможно, думал он, Клод и не знал, что Шагал поддельный. Он колебался довольно долго, затем все же позвонил в галерею Кендрика.

К телефону подошел Луи.

– Дай мне Клода, – сказал Эллиот.

– Это мистер Эллиот?

– Да.

– Минуточку.

Кендрик взял трубку.

– Если хочешь Шагала, можешь его забирать, – сказал Эллиот.

– Мой драгоценный… какой приятный сюрприз! Луи передал мне, что ты сердит на меня, – сказал Кендрик, удивившийся этому звонку.

– Не важно. Сколько ты мне дашь за Шагала, прежде чем я предложу его Винстону Окленду?

– Окленду? Не стоит делать этого, мой мальчик! Он тебе ничего не даст! Возможно, он скажет тебе, что это подделка. Окленд просто ужасен.

– Сколько ты предлагаешь?

– Я бы предпочел взять его за комиссионные, дорогой Дон. Я могу обещать тебе…

– Мне нужны наличные… помнишь? Так сколько?

– Тридцать тысяч.

– Я заплатил сто тысяч.

– Я знаю, но сейчас кошмарные времена.

– Можешь забрать его за сорок пять: наличные сразу.

– Сорок, мой дорогой. Это абсолютный максимум.

– Пришли Луи с чеком на предъявителя и забирай, – сказал Эллиот и повесил трубку.

Кендрик тоже положил трубку и улыбнулся Луи:

– Этот дурачок только что продал нам Шагала за сорок. Представляешь? А глупая миссис Ван Джонсон умирает, как хочет именно Шагала. Если я не получу от нее сотню тысяч, клянусь, я съем свой парик!

– Осторожней, Клод, – сказал Луи. – Что, если она захочет его проверить?..

– Ну конечно она не будет его проверять, как и Эллиот не проверял. – Кендрик откинулся на спинку стула; его толстое лицо сморщилось в улыбке. – Мое слово для них – гарантия подлинности.

К трем часам пополудни у Эллиота было уже семьдесят тысяч долларов наличными. Чеки Окленда и Кендрика он обналичил в другом банке, не в своем. Он понимал, что если попытается обналичить их в своем банке, то неминуемо встанет вопрос о превышении им кредита.

Заперев деньги в ящике стола, он почувствовал, что дышать определенно стало легче. Теперь он сможет заплатить персоналу, а на оставшиеся деньги жить своей привычной жизнью еще несколько месяцев. Впервые за много недель он немного расслабился. И тут зазвонил телефон.

Нахмурившись, Эллиот снял трубку. Звонил Ларри Кауфман – агент, продавший ему «роллс-ройс».

– Мистер Эллиот? – Голос Кауфмана звучал резко и враждебно. – Я прошу вас уладить вопрос с «роллсом». На меня давят. Вы владеете машиной уже более двух месяцев. Мое начальство настаивает на немедленной оплате.

Элиот мгновение поколебался. У него пока еще есть его «альфа», за которую давно все заплачено. Сейчас было бы безумием расстаться с тридцатью тысячами долларов разом – не важно, насколько сильно он полюбил свой «роллс». Он понимал, что теперь должен трястись над каждым долларом, который попадает к нему в руки.

– Можете забрать его обратно, Ларри. Я передумал. Мне он не нужен.

– Не нужен? – Кауфман почти кричал.

– Именно так.

– Вы не можете просто так взять и вернуть его… Черт! Это теперь уже подержанная машина!

– Что ж, ладно, значит, заберите ее как подержанную. Сколько с меня?

– Вы уверены, что хотите этого, мистер Эллиот?

– Сколько?

– Я назову вам точную цифру, только когда смогу ее продать. Пока вы должны мне три тысячи.

– Вы полагаете, это честно?

– Это честно, и вы это знаете, мистер Эллиот.

– Ладно… ладно. Приезжайте и получите. Я выпишу вам чек.

Эллиот пытался быть невозмутимым, но видеть, как Кауфман уезжает на «роллс-ройсе» вместе с чеком на три тысячи в кармане, было больно. Эллиот не знал, прокатит ли его чек. Он надеялся, что банковский менеджер увеличит его кредит. В любом случае, думал он, стоило попытаться. После обеда, как раз когда он устроился в патио вздремнуть, позвонил банковский менеджер:

– Дон… Только что был Кауфман и предъявил твой чек на три тысячи. Я принял его к оплате, потому что мы хорошие друзья, но это в последний раз. Тебе необходимо что-то сделать со своим долгом. Больше никаких чеков, Дон. Ясно?

– Конечно… конечно… Я что-нибудь продам. – бойко ответил Эллиот. – К концу недели я все исправлю.

Во`роны слетаются, подумал он. Что ж, по крайней мере, у него есть семьдесят тысяч наличными в ящике стола. Может, это и вариант – прыгнуть в «альфу» и умчать в Голливуд, потусить в каком-нибудь мотеле пару недель, а его долги уж пусть как-нибудь сами о себе позаботятся.

Чем больше он думал об этом, тем больше ему нравилась эта идея, но сегодня явно был не его день. Он как раз встал с намерением собрать сумку и убраться отсюда, и тут в патио вышел его мажордом:

– Пришел джентльмен…

Из-за спины мажордома выступил высокий мужчина с чемоданчиком в руках, лицо его было сурово.

– Меня зовут Стэн Джеррольд, мистер Эллиот. – Он замолчал, ожидая, пока мажордом оставит их одних, а затем продолжил: – «Люк и Фремлин», а также «Хэнкок и Эллисон» уполномочили меня взыскать с вас два значительных долга. Мне велели организовать вам повестку в суд в конце этого месяца, если я не получу заверенный чек прямо сейчас.

– Вот как? – Эллиот изобразил улыбку. Как только дело дойдет до суда, все вóроны слетятся. – И какова же сумма?

– Шестьдесят одна тысяча долларов.

Эллиот чуть не упал, но ему удалось сохранить улыбку на лице.

– Так много? – Он понимал, что не может позволить дойти делу до суда. – Я дам вам наличные.

Десять минут спустя Джеррольд ушел, его чемоданчик заметно пополнел, а наличные активы Эллиота, напротив, резко похудели – до девяти тысяч долларов.

Эллиот прикурил сигарету и, откинувшись на спинку кресла, стал обдумывать свое будущее. Сейчас оно представлялось ему более мрачным, чем когда-либо. Он понимал: скоро пойдет слух, что он платит свои долги. Со дня на день все остальные его кредиторы начнут звонить в дверь. Пришло время сматываться, и сматываться быстро. Он поедет в Голливуд и, когда его девять тысяч долларов закончатся, примет достаточное количество снотворного, чтобы в последний раз попасть в заголовки газет.

Придя в спальню, он упаковал в чемодан все самое лучшее из своего гардероба, вполне осознавая, что за все эти шмотки еще так и не заплачено. Положил поверх вещей бутылку виски и блок сигарет.

Взяв три сотни долларов из своей похудевшей заначки, он отправился искать мажордома. Найдя его на кухне, Эллиот объявил, что уезжает, и отдал ему деньги.

– Этого вам должно хватить до моего возвращения. Я собираюсь повидать мистера Левишона.

Мажордом поклонился, взял деньги, грустно и внимательно посмотрел на Эллиота. По выражению его глаз Эллиот понял, что старик в курсе того, в какой бедлам превратилась его жизнь.

– Я напишу, если задержусь больше чем на неделю, – сказал Эллиот, чувствуя себя неуютно под пытливым грустным взглядом старика.

Он вернулся в спальню, огляделся, будучи уверенным в том, что в последний раз полагает эту комнату своей. Затем, передернув плечами, он подхватил чемодан и пошел к гаражу.

Садясь в «альфа-ромео», Эллиот заметил медленно бредущую девушку: блондинку в белой футболке и алых шортиках.

«Это же Синди Лак!» – удивленно подумал он и, подъехав, притормозил около нее.

– Привет. – Он улыбнулся. – Что привело тебя сюда?

Синди чувствовала себя не в своей тарелке, улыбка у нее получилась слегка вымученной.

– Я… я хотела снова увидеть вас.

Вин, Джоуи и Синди придумали план похищения. Вин был уверен, что Синди сможет привести Эллиота к ним в бунгало.

– Ты только приведи его сюда, – сказал он, – а уж потом я им займусь.

Синди колебалась.

– Ты же не будешь его бить, Вин?

– Бить? Вот еще! Да я только ткну в него пушкой, и он сразу поплывет. Знаю я этих липовых крутышей. Они хороши на экране, но в реальной жизни они растекаются в кисель, стоит показать им ствол.

Эллиот хорошо рассмотрел ее. «Она, конечно, та еще штучка, – подумал он. – Если б не чертов протез, я бы ее трахнул».

– Что ж, вот он я, – сказал он. – Как раз уезжаю в Голливуд.

Глаза Синди расширились. Вот это неожиданность…

– О, мистер Эллиот! Мой отец так расстроится! Он ваш преданный фанат. Когда я рассказала ему, что была здесь и вы обедали со мной, – честно, он чуть не умер от зависти. Он был так расстроен, что я пообещала ему, что попробую уговорить вас прийти и повидаться с ним. – Ее мысль заработала быстро, она заметила тревогу во взгляде Эллиота. – Я знаю, что прошу многого, но мой отец – инвалид, и у него так мало радостей в жизни. Он видел все ваши фильмы и действительно считает вас величайшим… как и я.

Эллиот заколебался было, а потом подумал: «А собственно, что я теряю? У меня во всем мире ни одного друга не осталось, а эта девчонка такая штучка! От меня не убудет повидать ее старика. Они будут чертовски рады».

Он улыбнулся:

– Ладно, где ты живешь, Синди?

– На бульваре Сивью.

– Отлично. Это мне по пути. Запрыгивай. – Эллиот потянулся и открыл боковую дверцу. – Я не могу остаться надолго, но с удовольствием порадую твоего старика.

Синди внезапно стало плохо. Она позволила Вину уговорить себя участвовать во всем этом. Вин упирал на то, что деньги не имеют никакого значения для Эллиота и что как только они их получат, то поженятся и все такое. Она согласилась, не думая об Эллиоте, но сейчас он был так добр с ней, что ее начала грызть совесть. Довольно долго она стояла в нерешительности, но, когда он ее поторопил, повиновалась и села в машину.

– Не знаю, смогу ли вас отблагодарить, – сказала она, не глядя на него. – Вы не представляете, как много это значит для моего отца.

– Забудь, – сказал Эллиот, выезжая на шоссе. – Я возвращаю маленький должок. Ты сказала кое-что очень приятное… кое-что, чего никто никогда мне не говорил.

– Что я такого сказала?

– Ты не запомнила, потому что это было сказано от самого сердца. Ты говорила про мой дом. И сказала, что я заслужил его, потому что подарил много радости многим людям. – Он улыбнулся ей. – Я вот сейчас пытаюсь соответствовать твоему представлению обо мне.

Синди смотрела в сторону. В какой-то момент она чуть не рассказала ему, что ведет его в ловушку, но подавила этот порыв, вспомнив о Вине, отце, о том, как много эти деньги значат для них и как мало, по словам Вина, для него – кинозвезды-миллионера.

– Спасибо, – сказала она. – Я действительно имела в виду то, что сказала, и вы вполне этому соответствуете.

Эллиот быстро ехал к бульвару Сивью. Он был слегка озадачен тем, что эта девушка рядом с ним выглядела столь напряженной. Поскольку она молчала, он вдруг спросил:

– О чем думаешь, детка? Что-то не так?

Синди напряглась:

– Не так? Нет. Я думала о том, как мне повезло и как же вы добры.

Эллиот рассмеялся:

– О, да брось, Синди! Что за лесть! Я просто веду себя как всякий нормальный человек.

– Вот как…

Синди подумала о Вине и впервые с тех пор, как она влюбилась в него, осознала с некоторой болью, что в нем не было никакой доброты. Он был жесткий, сильный, шикарный, но доброты в нем не было. И внезапно Синди подумалось, что доброта не менее важна, чем шик. Она сравнивала Вина с Эллиотом и затем Эллиота с Джоуи. Эллиот и Джоуи были похожи: в них чувствовалось какое-то тепло, а в Вине нет.

– Не многие из тех, кто, как и вы, знамениты и богаты, – сказала она тихо, – стали бы возиться с такими людьми, как мой отец и я.

– Разве?

«А возможно, она права», – подумал он. Эллиот спросил себя, стал бы он сам возиться с ней, если бы «Пасифик пикчерз» возобновила его контракт. И решил, что не стал бы. Он размышлял, во что он ввязался: старик, скорее всего, будет чертовски скучным. Что ж, нет никакой необходимости быть там долго.

– Я завтра встречаюсь со своим агентом, – сказал он. – Может быть, я снова начну сниматься.

Синди повернулась к нему. Ее лицо просветлело, она выглядела такой обрадованной, что Эллиот проклял себя за такую глупую ложь.

– Я так рада! Я читала про аварию. Мне аж поплохело. Так ужасно, что это произошло с вами!

Эллиот пожал плечами:

– Всякое бывает. – Он помолчал немного и продолжил: – Левая ступня у меня теперь из железяки. – Он бросил на нее быстрый острый взгляд. – Это шокирует тебя?

– Шокирует? Почему же? Вы ходите прекрасно. Никто бы и не заметил.

– Заметно, если снять ботинок.

Горькая нота в его голосе заставила ее вздрогнуть.

– Да… Я понимаю. Мне очень жаль.

– Почему тебе жаль?

Она помолчала.

– Ну продолжай, скажи.

– Должно быть, вам тяжело. Я уверена, у вас было много девушек… Не дайте этому испортить вам жизнь. – Она снова помолчала. – Какая разница, что там с ногой, если мужчина и женщина любят друг друга?

Эллиот присвистнул.

– Ты не понимаешь, детка. Это чертовски большая разница. Ты просто не понимаешь.

– Я имела в виду, если мужчина и женщина по-настоящему любят друг друга. Я не про то, чтобы просто покувыркаться в кровати. Я имею в виду любовь.

– А для тебя была бы разница?

– Я скоро замуж выхожу, – сказала Синди, не глядя на него.

– Правда? – Эллиот удивился тому, что эта новость обескуражила его. Этот внезапный укол разочарования обеспокоил его. Кто ему эта цыпочка? Она та еще штучка, конечно, но ничего более. И все же разговор о ее грядущей свадьбе расстроил его. – Кто этот счастливчик?

– Вы его увидите. Он живет с нами. – Синди показала пальцем в сторону дома. – Вот это крайнее бунгало справа.

Эллиот изучал маленькое бунгало, наполовину скрытое кустами.

Его не удивила убогость домика. Вообще-то, ему даже понравился его обшарпанный вид… такой контраст с его роскошным домом.

Он припарковался у ворот прямо за синим «ягуаром» Вина.

– Это машина твоего дружка? – спросил он, когда Синди тоже вышла из машины.

– Ну да.

– Хорошая машина… Что ж, пойдем, зая, я ненадолго.

Синди повела его по дорожке к входной двери.

Джоуи и Вин наблюдали из-за тюлевой занавески. Джоуи потел и чувствовал слабость в ногах. Вин держал наготове пистолет 38-го калибра и тяжело дышал.

– Она справилась! – воскликнул он. – Я знал, что она сможет! Что ж, вот идут пятьдесят тысяч! Просто предоставьте это мне.

– Только не покалечь его! – умолял Джоуи. – Будь осторожен, Вин. Мне все это не нравится. Я…

– Просто заткнись, ладно? – огрызнулся Вин. – Я справлюсь.

Синди открыла входную дверь:

– Прошу, входите. – Ее голос прозвучал хрипло; Эллиот взглянул на нее. Она побледнела и в целом выглядела напуганной.

– Что такое, детка? – спросил он озадаченно. – С тобой все в порядке?

А потом он услышал какой-то звук за спиной и обернулся.

Вин стоял в дверях гостиной, и его пистолет был направлен прямо на Эллиота.

– Просто не дергайся, пижон, – сказал Вин; его голос скрипел, как посыпавшийся гравий. – Заходи давай. Одно неверное движение, и у тебя будет еще один пупок в животе.

Секунду Эллиот был в замешательстве, но затем быстро взял себя в руки.

Он улыбнулся.

– Этот диалог прямо как из второсортного кино, – сказал он, затем взглянул на Синди. – Я разочарован в тебе. Кто бы мог подумать, что ты подельница гангстера? – Он рассмеялся. – Так еще больше похоже на второсортное кино.

В этом месте Барни решил притормозить. Он хитро посмотрел на меня и произнес:

– Не хотите попробовать знаменитые сосиски от Сэма, мистер Кэмпбелл? Одно из фирменных блюд этого заведения. Их вымачивают в роме, прежде чем жарить в соусе чили. Весьма рекомендую.

Я объяснил, что уже пообедал и к тому же слежу за своим весом.

– Слишком много внимания теперь все уделяют своему весу, – сказал Барни с ноткой презрения в голосе. – Живем один раз, мистер. Даже и думать не хочу о всей той вкуснятине, которую я бы не съел, если б следил за своим весом. Понимаете, о чем я?

Я сказал, что у меня есть свое мнение на этот счет и что он-то, может, и не откажется от сосиски-другой, но я точно пас.

Он улыбнулся и поднял толстый палец, привлекая внимание Сэма. Должно быть, это был заранее оговоренный сигнал, поскольку Сэм поспешил принести тарелку с дюжиной маленьких темно-бурых сосисок, блестящих и сморщенных.

– Попробуйте, – сказал Барни, пододвигая тарелку в мою сторону.

Но что-то меня удержало от этого опрометчивого шага. Я предложил ему продолжать без меня.

– Ох и острые же, – сказал Барни, запихивая сосиску в свой маленький рот.

Он начал жевать, и я увидел, как его глаза заслезились. Тут я возрадовался, что не дал слабину и устоял. Сделав приличный глоток пива, Барни вытер глаза тыльной стороной кисти и уселся поудобнее.

– Настоящий динамит! – сказал он, кивая с одобрением. – Я видал так называемых крутых парней, которые подпрыгивали на три фута после всего лишь одной из этих маленьких красавиц.

– Вы остановились на похищении, – напомнил я. – Что было дальше?

Барни подцепил еще одну сосиску, говоря:

– Что ж, Вин действовал жестко, а он мог быть очень жестким, когда был не в духе. Он до чертиков напугал Синди и Джоуи, но совершенно не впечатлил Эллиота. Эллиот вошел в гостиную и сел в самое лучшее кресло. В сторону Вина и нацеленной на него пушки он и глазом не повел, а все свое внимание направил на Джоуи. Ему понравился Джоуи, и Эллиота удивило, что старик дрожит.

– Это и есть твой отец, Синди? – спросил он.

– Да. – Синди тоже дрожала.

Эллиот кивнул Джоуи:

– Поздравляю вас. У вас чудесная дочь, мистер Лак. А этот джентльмен, который тычет в меня пушкой, твой возлюбленный, так я понимаю?

– А теперь слушай, пижон! – рявкнул Вин. – Заткнись! Говорить тут буду я!

Эллиот по-прежнему не обращал на Вина никакого внимания. Он повернулся к Синди:

– Я бы никогда не подумал, что он в твоем вкусе. Его бы даже в телевизор не взяли. Уверен, ты могла бы метить и повыше.

Вин решил принять вызов. Он заметил необычное выражение лица Синди, так же как и реакцию Джоуи.

– Ладно, засранец! – сказал он зло.

В прошлом он имел дело с крутыми парнями, всякими умными засранцами, придурками, которые нарывались на неприятности. Этого высокого красивого актера следовало осадить и объяснить ему доходчиво, кто тут главный. Подскочив к нему, Вин протянул руку и схватил Эллиота за грудки.

Идея была в том, чтобы выдернуть Эллиота из кресла, швырнуть его через комнату, впечатать в стену и выбить из него дух, но получилось иначе.

Эллиот рубанул Вина по кисти, вскинул ногу и вдарил ему в грудь, отправив его в полет через себя и кресло. Вин плашмя рухнул на стол, и пистолет вылетел у него из рук.

Эллиот вскочил на ноги и схватил пистолет. Вин лежал неподвижно, ошеломленный.

– Прошу прощения, мистер Лак, – сказал Эллиот мягко. – Надеюсь, этот стол не был особенно ценным.

Джоуи утратил дар речи, напуганный тем, что пистолет теперь в руках Эллиота. В своем воображении он уже видел, как подъехала патрульная машина, как его и Синди грубо запихали в нее, а железные ворота тюрьмы с лязгом закрылись за ними по крайней мере на десять лет.

Зачем он послушал Вина? Почему он не настоял на том, что Синди надо держаться подальше от этого дела?

Синди, прижавшись спиной к стене, смотрела глазами, полными ужаса, на Вина, волнуясь, не сильно ли он пострадал.

– Не гляди так печально, – подмигнул ей Эллиот. – Все с ним в порядке. Что такому мачо маленький кувырок?

Вин потряс головой, приходя в себя, неуверенно поднялся на ноги. Он таращился на Эллиота, лицо исказилось от ярости, кулаки сжаты.

– Одно неверное движение, пижон, – сказал Эллиот с ухмылкой, – и это у тебя будет еще один пупок в животе.

Глядя на Вина, переполненного злобой, и на такого спокойного, забавляющегося, совершенно невозмутимого Эллиота, Синди почувствовала внезапную перемену в своем сердце. Она поняла, что Вин – не ее суженый. Осознание пришло к ней как шок, она кинулась к Джоуи и схватила его за руку. Джоуи хорошо чувствовал такие вещи, с робкой радостью он понял, что дочь вернулась к нему.

– Предлагаю всем сесть и обсудить ситуацию, – сказал Эллиот. – Ты вон туда. – Он махнул Вину на кресло у окна, приблизительно в десяти футах от того места, где он стоял. – Давай… садись, если, конечно, не хочешь, чтобы я тут устроил пальбу и нагрянула полиция.