Текст книги "Незнакомцы на мосту"

Джеймс Донован
Незнакомцы на мосту

© Atheneum House, Inc., 1964

© Foreword copiright by Jason Matthews, 2015

© Перевод. И.Л. Моничев, 2015

© Издание на русском языке AST Publishers, 2015

* * *

Посвящается тем американским адвокатам, кто готов защищать людей слабых, бедных и отвергнутых обществом.

Предисловие

Перед вами переиздание книги «Незнакомцы на мосту», впервые вышедшей в 1964 году и пользовавшейся в то время огромной популярностью. Это история суда по делу об обвинении в шпионаже офицера советской разведки Рудольфа Абеля, написанная его назначенным государством адвокатом Джеймсом Б. Донованом. Важно отметить, что повествование и сегодня не утратило ни своего интереса для читателей, ни политической актуальности. Книга привлечет внимание любителей захватывающих перипетий и интриг «холодной войны», равно как и людей, которых неизменно увлекают драмы, происходящие в зале суда. Остроумное описание Донованом его ловкой юридической стратегии поистине увлекательно. А попытка проникновения в прикрытый завесой сдержанности таинственный и сложный склад ума советского шпиона Абеля завораживает читателя сама по себе. Но важнее всего то, что это нашумевшее дело пятидесятых годов прошлого века может служить нам весомым напоминанием: шпионаж существовал всегда и не случайно называется второй древнейшей профессией. Если вы забыли об этом, пролистайте подшивки свежих газет с сообщениями о совсем недавних арестах в Америке российских разведчиков, их затаившейся на время агентуры – и поймете, что история продолжается.

Наиболее успешной агентурной разведывательной операцией двадцатого столетия стало, безусловно, советское проникновение в тайны проекта «Манхэттен» и приобщение к данным о создании атомной бомбы в США в 1940–1950-х годах. Выполняя то, что Иосиф Сталин назвал «Задачей номер один», русские похитили информацию на ранней стадии разработок, именовавшихся «атомными секретами», из США, Великобритании и Канады. До сих пор в академических кругах продолжаются споры, какие именно и в каком количестве совершенно секретные данные удалось в действительности заполучить советским разведчикам и действительно ли в области физики и конструкторских решений помогли русским в ходе выполнения их собственной программы создания атомного оружия.

Достоверно известно, что добытая в США информация на самом деле способствовала ускорению работы советских конструкторов над некоторыми чисто механическими устройствами – такими как барометрический взрыватель, – но советские физики большую часть проблем преодолели самостоятельно. Более того, НКВД (предшественник КГБ) тщательно оберегал похищенные атомные секреты и не поделился ими с большинством собственных ученых. Вместо этого руководитель НКВД Лаврентий Берия использовал американские данные в основном лишь для того, чтобы негласно проверять правильность теоретических и практических решений, найденных советскими специалистами. В наши дни наиболее распространена точка зрения, что советский шпионаж, вероятно, сэкономил для русских всего лишь пару лет при создании своей атомной бомбы.

В начале 1940-х годов Советскому Союзу предстояло проделать огромный объем работы, чтобы успешно решить «Задачу номер один». Сталин выделил для этого неограниченные ресурсы. Берии и его запятнавшему руки кровью НКВД было поручено возглавить осуществление операции. Что касается проекта «Манхэттен», то это была разветвленная, а потому уязвимая разведывательная цель с многочисленными точками, где проводились исследования с привлечением более чем ста тысяч ученых, инженеров, механиков, администраторов и сотрудников вспомогательного персонала при несогласованной и плохо скоординированной организации систем безопасности на заводах и в лабораториях, которыми руководили различные ведомства. На той стадии Второй мировой войны Советский Союз рассматривался как надежный союзник США и имел положительный образ в глазах американского общественного мнения, а также пользовался полной политической поддержкой Вашингтона. Благосклонный взгляд на Россию среди многих завербованных Москвой ученых, которых позднее окрестили «атомными шпионами», нашел свое выражение в распространенном среди них убеждении, что совместное обладание секретами атомного оружия создаст более сбалансированную послевоенную обстановку, устранит почву для взаимного недоверия и гарантирует мир во всем мире.

Таким образом, вербовка идеалистически и сочувственно настроенных американцев и иммигрантов, участвовавших в проекте «Манхэттен», напоминала сбор созревших плодов офицерами советской разведки, работавшими под дипломатическим прикрытием советского посольства в Вашингтоне, консульства в Сан-Франциско и советской миссии при Организации Объединенных Наций в Нью-Йорке. Многие ученые, намеченные для вербовки, были либо потомками выходцев из России, то есть этнически русскими, либо сторонниками коммунистической партии США, либо и теми и другими одновременно. К ним относились, например, Клаус Фукс, Гарри Голд, Дэвид Грингласс, Теодор Холл, Юлиус и Этель Розенберги (все – члены шпионской сети под кодовым наименованием «Волонтеры»).

Но советские успехи по внедрению в проект «Манхэттен» сопровождались обычными в таких случаях проблемами. В 1952 году, как и в наши дни, только по завершении опасной самой по себе стадии вербовки агентурной сети начинается настоящая работа. А держать под контролем источник секретной информации даже сложнее, чем изначально заполучить его. Из Москвы сыплются все новые требования данных – Сталин хочет лично получать больше информации, более важные сведения и как можно быстрее. Между тем давление на источник – процесс весьма деликатный, и на практике установлено, что чем дольше шпион ведет свою деятельность, тем серьезнее становится вероятность его поимки. К 1950 году работа российских агентов в США начала становиться рискованной. Доброжелательное отношение американцев к Советскому Союзу значительно померкло под тенью «красной угрозы» и набиравшей силу «холодной войны». Контрразведка ФБР стала проявлять нешуточную активность и представляла опасность. Открытые контакты между американским ученым и советским дипломатом стали крайне нежелательны.

Способ поддержания сети «Волонтеры» в рабочем состоянии был разработан в основном советской стороной: следовало завербовать других американцев (курьеров) для встреч с «атомными» шпионами и последующей передачи информации куратору (из числа разведчиков-нелегалов), которые переправляли донесения в Москву. Подобная схема гарантировала, что советское участие в операции не могло быть кем-то прямо замечено. Безопасность обеспечивалась разделением операции на стадии, а двустороннюю связь с Центром (штаб-квартирой НКВД) было невозможно отследить.

НКВД использовал классический набор из трех категорий сотрудников разведки, оперировавших за рубежом. Легальных разведчиков с официальным прикрытием, работавших обычно в одном из дипломатических учреждений; разведчиков с неофициальным прикрытием, которые выдавали себя за иностранных бизнесменов, ученых или технических экспертов, получая периодический доступ к источнику; и нелегалов, выдававших себя за граждан страны пребывания с тщательно продуманной и разработанной личной биографией («легендой»). Нелегал мог годами вести неброский образ жизни, налаживая свой быт в стране, поначалу устраиваясь на работу, уровень которой на первых порах не имел особой разведывательной ценности. Такого рода сотрудник мог не использоваться много лет до тех пор, пока в нем не возникала необходимость (именно по этой причине агентов данной категории иногда называли «спящими»).

Разработка «легенды» (зачастую в ее основу кладут жизнеописание давно умершего человека) – сложная работа, но жить в соответствии с ней много лет подряд – вот настоящее испытание для силы духа и психики. Процесс административной поддержки для нелегалов неизбежно затянут во времени и затруднен. Завести и затем поддерживать нелегального разведчика в стране – это очень затратное мероприятие. Такой человек должен пройти длительную подготовку. Личная безопасность и надежность связи становятся критически важными аспектами – если нелегального агента НКВД арестуют, его не сможет спасти дипломатический иммунитет. К тому же многим мешает неспособность в совершенстве овладеть иностранным языком. Но все недостатки в виде первоначальной низкой эффективности, дороговизны и риска при внедрении подобного шпиона в страну окупаются затем очевидными преимуществами: железной, готовой выдержать любую проверку биографией, анонимностью и неприметностью.

Многие разведки мира не прибегают к услугам нелегалов в силу вышеупомянутых практических неудобств. Но при этом нельзя игнорировать и простой человеческий фактор. Вообразите себе удел офицера разведки, у которого есть жена, семья и друзья на родине, обреченного на десять или даже двадцать лет пребывания в чужой стране, на территории, где он дышит, ест и спит в роли совершенно другого человека. А теперь дайте своему воображению еще больше воли и представьте, что этот офицер вынужден делить постель с приставленной к нему командованием подставной супругой (пусть только потому, что она хорошо владеет азбукой Морзе)! Подобное совершенно несовместимо с западными идеалами и ценностями. Это настолько по-русски, настолько в духе «холодной войны» 1950-х годов, настолько по-советски, что, как легко предположить, едва ли хотя бы одна здравомыслящая разведслужба прибегает к использованию нелегалов в наши дни.

Но это окажется ошибочным предположением: одиннадцать нелегалов, работавших на Владимира Путина и его Службу внешней разведки СВР – наследницу КГБ, были арестованы сотрудниками ФБР в июне 2010 года в Нью-Йорке, Нью-Джерси и в Бостоне.

Офицер разведки НКВД полковник Рудольф Иванович Абель был арестован ФБР и агентами иммиграционной службы США в номере отеля в Бруклине ранним июньским утром 1957 года и обвинен в шпионаже и участии в тайном заговоре. Это стало важнейшей частью операции ФБР под кодовым названием «Полый никель»[1]1
  «Никель» – так в США называлась монета достоинством пять центов. – Здесь и далее примечания переводчика.


[Закрыть], которая закончилась вынесением Абелю обвинительного приговора федеральным судом США в октябре того же года и наказанием в виде 45 лет заключения в тюрьме особого режима в Атланте.

Рудольф Абель приехал в Соединенные Штаты в 1948 году через Францию и Канаду под именем покойного эмигранта из Литвы. Он прошел усиленную подготовку как агент-нелегал НКВД и получил приказ вселить новый заряд энергии в сеть «атомных» шпионов «Волонтеры», которая с 1942 года поставляла строго секретные материалы по проекту «Манхэттен» из главной лаборатории в Лос-Аламосе, штат Нью-Мексико, но заметно сбавила свою активность в связи с усиленными мерами безопасности, принятыми американскими властями в послевоенные годы. Вскоре по прибытии Абель сменил личность и обосновался как никому не известный фотограф и художник в Бруклине. Его неброское фотоателье стало превосходной базой для нелегала. Будучи человеком свободной профессии, Абель мог без помех много путешествовать, уезжая порой для выполнения мнимых заказов, а наличие у него сложного фотографического оборудования и приборов не вызывало подозрений.

Рудольф Абель являл собой классический тип разведчика-нелегала. Он свободно владел английским, русским, немецким, польским языками и идишем. Еще в юности он живо интересовался техникой, музыкой, живописью, фотографией и радиоделом, проявляя незаурядные способности. Во время Второй мировой войны занимался обучением радистов для Красной армии, а потом был призван в ряды советской разведки и участвовал в дерзкой операции по распространению радиодезинформации, направленной против Абвера (немецкой военной разведки). В награду за военные заслуги Абеля и избрали как будущего агента-нелегала, чтобы обосноваться в самой престижной из реестра НКВД стране: Соединенных Штатах Америки.

Первые два года в США Абель использовал, чтобы обжиться, получить деньги и инструкции, а также, по всей видимости, совершить поездку в Санта-Фе, столицу штата Нью-Мексико, чтобы подобрать курьеров, активировать источники, переставшие давать информацию, и наладить новую схему связей. В своей бруклинской студии Абель смастерил проволочную антенну, заземленную через водосточную трубу, чтобы начать шифрованный радиообмен на коротких волнах с Центром. Абелю удалось успешно вдохнуть новую жизнь в сеть «Волонтеры»: в 1949 году Москва прислала радиограмму с сообщением о награждении его орденом Красного Знамени – важным советским знаком отличия, обычно вручавшимся за особую храбрость в сражениях. Он, должно быть, отправлял в Центр информацию столь высокого качества, что она вполне удовлетворяла не только начальство, но и самого Сталина.

Однако в 1950 году у «Волонтеров» начались серьезные неприятности. Юлиус и Этель Розенберги, важнейшие курьеры и вербовщики, были арестованы благодаря явке с повинной и показаниям против них другого члена организации – Дэвида Грингласса (он приходился Этель родным братом). Им была также выдана властям русская супружеская пара курьеров, Лона и Моррис Коэны, которым тоже грозил арест, но они успели сбежать в Москву через Мексику. Казалось бы, пошатнулись сами основы шпионской сети, и Рудольф Абель как ее главный контролер и куратор, известный многим курьерам, оказался в опасности. Но Коэны сумели уйти, а оказавшиеся за решеткой Розенберги упрямо отказывались сотрудничать с ФБР даже в обмен на обещание сохранить им жизнь. Обоих казнили в июне 1953 года.

До крайности утомленный и балансировавший на грани разоблачения, Абель обратился с просьбой о помощи. В 1952 году Центр направил в США подполковника НКВД Рейно Хейханена в качестве ассистента Абеля. Рейно прибыл в Нью-Йорк на борту «Куин Мэри» с «легендой» финского эмигранта и потратил почти два года на обустройство, извлечение денег, кодов и оборудования из старых тайников (обычно почтовых ячеек) на Манхэттене, в Бруклине и в Бронксе. В отличие от самого Абеля Хейханен не отличался дисциплинированностью, знанием техники и приемов работы нелегала. Он постоянно и много пил, публично скандалил со своей «назначенной» финской женой (его настоящая жена осталась в Москве), привлекая к себе излишнее внимание непрестанными домашними сценами, и частенько пренебрегал прямыми обязанностями разведчика-нелегала.

В одном из тайников, вскрытых Рейно, находилась монета, которую специально сделали полой внутри, чтобы с ее помощью тайно передавать микрофильмы или миниатюрные шифрованные сообщения. Но еще до того, как растяпа Хейханен вскрыл монету и догадался об истинном назначении этого предмета, он по рассеянности потратил ее или использовал для входа в метро. И монета циркулировала по Нью-Йорку в течение семи месяцев, пока мальчишка, торговавший газетами, не уронил ее случайно на тротуар и не увидел, как она раскрылась, обнажив крошечный листок с группами цифр. Дело, получившее в ФБР кодовое название «Полый никель», оставалось нераскрытым еще четыре года, потому что федеральным шифровальщикам никак не удавалось прочитать сообщение.

До изобретения автоматической технологии шифрования безопасность коммуникаций между штаб-квартирой разведки и ее агентами обеспечивалась использованием одноразовых шифровальных блокнотов (ОШБ, которые в просторечии иногда именовалось «шпионскими карточками лото»). Подобные блокноты на самом деле представляли собой отдельные листки с рядами и колонками пятизначных цифр, сформированных в группы. Листки для надежности покрывали тонким прорезиненным защитным слоем и делали миниатюрными, чтобы их легче было прятать.

«Полевой» агент садился перед радиоприемником, настроенным на определенную короткую волну, и прослушивал одностороннюю передачу из Центра. Обычно женский голос монотонно зачитывал серию номеров – закодированное сообщение. Агент тщательно записывал цифры по пять в ряд, делил на группы и сверял их с соответствующим ОШБ. В результате он получал 26 букв алфавита, с помощью которых и читалось послание. Поскольку каждая страничка ОШБ нумеровалась в произвольном порядке и использовалась только однажды, пытаться извлечь смысл из набора цифр путем криптоанализа – напрасный труд. Этот код невозможно взломать, что и подтвердил опыт с «Полым никелем».

Между тем поведение и отношение Хейханена к своим профессиональным обязанностям делалось все хуже и хуже. Сеть «Волонтеров» снова начала распадаться, причем особенно быстро в период шестимесячного отсутствия Абеля, которого отправили для продолжительного отдыха и восстановления сил в Москву. Тайники не вскрывались в положенное время, сообщения по радио принимались с ошибками, а Рейно тратил казенные деньги на водку и проституток. И Абель вынужден был просить Центр отозвать Хейханена, что и было сделано в начале 1957 года. Горький пьяница, но не дурак, Хейханен направился в американское посольство в Париже и стал перебежчиком. Естественно, что посольство вернуло его в Штаты и передало прямиком в руки борцов со шпионами из ФБР. Рейно стал охотно сотрудничать с ними. Он называл фамилии, указывал места расположения тайников, дал описание внешности Абеля и адрес его ателье. Он расшифровал сообщение из монеты. Дело «Полого никеля» извлекли из нафталина.

После продолжительных допросов Хейханена и усиленной слежки за Абелем агенты ФБР арестовали Рудольфа в номере отеля, где он жил, рано утром 21 июня 1957 года. И хотя он уже прекрасно понимал, что его положение безнадежно, Рудольф Абель, обладавший крепким, как алмаз, характером, оставался профессионалом до конца. Он отказался даже разговаривать с производившими арест офицерами ФБР по особым поручениям (как позже откровенно высмеял предложение стать двойным агентом), а потом попросил разрешения самому упаковать хрупкое и дорогостоящее оборудование. И только востроглазый сотрудник ФБР успел заметить, как он пытался спрятать в рукав шифровальные блокноты и микропленки, когда заполнял один из чемоданов. Разыграв целый спектакль, он объявил, что бо́льшая часть его имущества – обычный мусор, и многое успел выкинуть в бак для отходов. Среди этого «мусора» обнаружились потом устройства для тайников и другие шпионские атрибуты. Среди прочего федеральные агенты захватили миниатюрные фотоаппараты, в том числе для съемки не только на пленку, но и на отдельные микрокадры, и несколько коротковолновых радиоприемников. Реестр конфискованного включал в себя пустотелые болты, запонки, ручки от щеток, карандаши и папье-маше со спрятанными внутри ОШБ, микрофильмы, планы контактов и наличные деньги. Абель хранил фотографию супругов Коэн, уже бежавших из США через Мексику, но, кроме того, и опознавательные пароли для прочих членов шпионской сети.

(Неутомимые Коэны, как это ни удивительно, продолжили карьеру разведчиков. В 1959 году они всплыли в Великобритании как Питер и Хелен Крогеры, чтобы поучаствовать в операции советской разведки, позже названной «Портлендским делом», целью которой являлось получение секретной информации о королевской флотилии подводных лодок. Но на этот раз Коэны-Крогеры попали в руки Скотленд-Ярда, угодили в тюрьму, но все же были освобождены в 1969 году в ходе вошедшего в моду обмена провалившимися шпионами.)

Любопытная деталь. После ареста Абеля особенно волновала судьба и условия хранения созданных им самим и обрамленных произведений живописи. И во время суда и все четыре года в заключении он постоянно напоминал, чтобы с ними обращались как можно бережнее, и даже пытался настаивать на их отправке в Восточную Германию. Нам остается только гадать, были ли спрятаны микропленки с атомными секретами в завитках золоченых рам и сколько микрокадров сумел он скрыть под слоями краски на полотнах.

Рассказ о суде, написанный Донованом в живом, лаконичном стиле, по-настоящему увлекателен. Знакомый юрист, недавно прочитавший эту книгу, отметил два момента, представляющих исторический интерес. Первый заключался в том, что жюри присяжных для столь громкого, привлекшего огромное внимание и прессы, и широкой публики шпионского процесса, было избрано всего за три часа – потрясающе быстрыми темпами. В наше время на выбор присяжных для рассмотрения в суде значимых случаев уходят недели, если не месяцы. Стало ли это аномалией именно при рассмотрении дела Абеля или же не выходило за рамки общепринятой практики в те годы?

Второй вопрос, возникший у юриста, вызвал способ, к которому прибегнул Донован, избежав вынесения Абелю смертного приговора. Он сделал это, убедив председательствовавшего судью Мортимера У. Байерса, что Рудольф может в будущем оказаться полезен при обмене шпионами с советскими спецслужбами. Напомним, что действие происходило в 1957 году – за три года до того, как состоялся первый в истории подобный обмен. Это по меньшей мере указывает на то, что Донован обладал необъяснимым даром предвидения: пилот «U-2» Фрэнсис Гэри Пауэрс был сбит в 1960 году, и его обменяли (на Абеля) в 1962-м. В 1963 году Донован участвовал в переговорах об освобождении с Кубы тысяч плененных в заливе Свиней спецназовцев. Студента университета Пенсильвании и заложника Марвина Макинена в том же 1963 году обменяли на двоих граждан СССР. Советский шпион в Лондоне Гордон Лонсдейл стал разменной картой для британского агента Гревилла Уинна в 1964-м.

(Обмены шпионами между Востоком и Западом продолжались до 1986 года, причем многие происходили как раз на Глиникском мосту, переброшенном через реку Хафель рядом с Потсдамом в Восточной Германии и тихим южным уголком американского сектора разделенного тогда Берлина. Книга заканчивается захватывающей картиной, описанной Донованом, когда по этому самому мосту Рудольф Абель перешел в ГДР, в горячие объятия коллег из КГБ, а пилот «U-2» Гэри Пауэрс вернулся домой.)

В тюрьме Атланты Абель занимался живописью, много общался с другими заключенными, обучился шелкографии и каждый год рисовал огромное количество поздравительных открыток к Рождеству. А вот схваченные советскими властями граждане Запада, включая Пауэрса, Прайора, Уинна и Макинена, провели годы заключения в невыносимых условиях центральной Владимирской тюрьмы, расположенной на северо-востоке от Москвы, или в камерах следственных изоляторов Лубянки, Бутырки или Лефортово – тюрем, находящихся в центре Москвы, лишенные нормального питания и подвергавшиеся постоянному психологическому и физическому давлению.

Фото, сделанные после ареста в 1957 году и запечатлевшие Рудольфа Абеля с непроницамым выражением лица в его любимой соломенной шляпе с широкой белой лентой, могут служить самым наглядным напоминанием о «холодной войне» и целой эпохе в истории советского шпионажа. Операция «Полый никель» с едва различимыми цифрами в ОШБ, крошечными рулонами микрофильмов, неуклюже громоздкими коротковолновыми приемниками – это взгляд в прошлое, в жестокий мир послевоенных шпионских страстей, который видится населенным мелкими и не слишком приятными людишками, использовавшими оборудование и методы, ныне представляющиеся нам примитивной дешевкой, безнадежным старьем. Но в этом же ряду невозмутимо стоит Глиникский мост – стальные конструкции, асфальтовое покрытие дороги. И почему-то кажется, что он должен быть всегда непременно окутан клубящимся туманом, сквозь который с трудом пробивается подсветка прожекторов, придавая ему цвет старого грязноватого льда. Мост шпионов.

Но самая горькая правда заключается в том, что шпионские игры продолжаются и сегодня. Это приходится признавать независимо от того, считаете вы новую «холодную войну» уже начавшейся или нет. Пустотелые монеты, микрокадры и одноразовые шифровальные блокноты сменились портативными компьютерами с программным обеспечением, дающим возможность практически мгновенной шифровки и расшифровки, и снабженным современными устройствами стеганографии. Вместо сделанных от руки набросков устройства первых атомных бомб нынешние разведчики ставят себе задачи проникнуть в сердце электронной финансовой системы страны, выяснить энергетические ресурсы, которыми она располагает, или найти уязвимые точки в кибернетической защите информации. Спутники и беспилотные самолеты позволяют заглядывать далеко в глубь территории противника. Однако все эти чудеса технологии не в силах предугадать планы и намерения иностранных лидеров, провоцирующих нестабильность в мире. Только сами люди разведки в состоянии сделать это. Шпионы, подобные Рудольфу Абелю.

Обычные с виду мужчины и женщины с полыми монетками в руках продолжают играть в игру, длящуюся уже веками: они похищают секреты и тайны и порой попадаются. После чего двое людей – членов этого загадочного братства – незнакомцами проходят мимо друг друга в тумане по мосту.