Текст книги "Зачем убили Джона Кеннеди. Правда, которую важно знать"

«Театральное представление» с участием Освальда и Бронье случилось три дня спустя. Бронье рассказал, что был в магазине, когда ему сообщили о демонстранте на Кэнал-стрит с транспарантом «Да здравствует Фидель». Он и двое его друзей-кубинцев бросились туда и окружили активиста, которым, к немалому раздражению Бронье, оказался Ли Харви Освальд, тот самый человек, который предлагал ему помощь в борьбе с Кастро. «Затем, – описывал Бронье, атмосферу тех событий помощнику адвоката Уэсли Либелеру, – вокруг нас собралась толпа, чтобы посмотреть, что происходит. Я начал объяснять, что сделал Освальд, поскольку хотел настроить американцев против него, не брать удар на себя как на кубинца, а сделать так, чтобы они ополчились против него, и я сказал им, что Освальд – агент Кастро, коммунист и что он хочет сделать с ними то же самое, что Кастро на Кубе: убить их, а затем поставить к стенке и их детей…

Люди на улице пришли в ярость и стали кричать: “Изменник! Коммунист! Убирайся на Кубу! Убейте его!” и другие вещи, которые, наверное, не имеют отношения к сути дела».

Один из друзей Бронье выхватил листовки Освальда, порвал их и бросил в воздух.

«Я разозлился еще больше, – продолжал Бронье, – снял очки и подошел к нему ближе, чтобы ударить, он понял мои намерения, опустил руки и скрестил их».

Бронье сделал паузу в рассказе, чтобы показать Либелеру, как именно Освальд скрестил руки перед собой. После этого Бронье продолжил: «[Освальд] приблизил свое лицо [к моему] и сказал: “Хорошо, Карлос, если хочешь ударить меня, то ударь”».

Не упоминая в своем рассказе о почти дружелюбной интонации, с какой Освальд провоцировал его, Бронье сказал Либелеру, что понял в тот момент: Освальд «окажется жертвой, если я ударю его, а потому не стал делать этого»{285}285
  Там же, с. 37–38.


[Закрыть].

Через несколько секунд подъехали две полицейские машины. Уличная потасовка с участием невозмутимого прокастровского агитатора и троих его «оппонентов», игравших по сценарию, не ими написанному, внезапно прекратилась. Офицер полиции арестовал Освальда, Бронье и двоих его друзей-кубинцев и отвез всех четверых в полицейский участок, где им предъявили обвинение в нарушении общественного порядка. Бронье и его друзей отпустили под залог, а Освальд провел ночь в тюремной камере. Впоследствии обвинения с троих кубинцев были сняты. Освальд же признал свою вину и был оштрафован на $10{286}286
  “WCH,” Exhibits, vol. 20, p. 527.


[Закрыть].

Находясь в тюрьме, Освальд через сотрудников полиции просил пригласить для разговора агента ФБР. Это была странная просьба для антиправительственного агитатора. Позже ему разрешили полуторачасовую встречу с новоорлеанским специальным агентом Джоном Куигли. Почему? Следующей весной Куигли туманно объяснял Комиссии Уоррена, что Освальд, «по всей видимости, сделал это заявление в попытке объяснить мне, почему он распространял подобную литературу, и ни по какой-либо другой причине»{287}287
  “WCH,” vol. 4, p. 435.


[Закрыть].

К моменту допроса Куигли члены Комиссии Уоррена уже были прекрасно осведомлены о другой возможной причине, по которой Освальд мог просить встречи с агентом ФБР, и заключалась она в том, что деньги он получал там же, «работал на ФБР, получая $200 в месяц, с сентября 1962 г. до дня своей смерти»{288}288
  “President’s Commission on the Assassination of President Kennedy: Report of Proceedings Held at Washington, D. C., Monday, January 27, 1964”; published by Harold Weisberg as “Whitewash IV: Top Secret JFK Assassination Transcript” (Frederick, Md.: 1974), p. 38; p. 129 (в оригинальной расшифровке).


[Закрыть], как сформулировал генеральный юрисконсульт комиссии Ли Ранкин на закрытом заседании 27 января 1964 г. Стенограмма этого знаменательного заседания хранилась под грифом «совершенно секретно» в течение десятилетия, пока исследователь Гарольд Вайсберг в 1974 г. в результате судебной тяжбы не получил доступ к этим данным и не использовал их в своей работе «Заметание следов IV» (Whitewash IV). Основная задача членов Комиссии Уоррена на заседании 27 января состояла в том, чтобы обсудить тревожные сведения, поступившие Ранкину от главного прокурора штата Техас Вагонера Карра о том, что «Освальд – секретный агент ФБР»{289}289
  Там же.


[Закрыть]. Ранкин назвал доклад Карра, в котором были приведены конкретные данные о расчете заработной платы, «грязными слухами, вредными для Комиссии», и сказал, что «Комиссия должна всеми силами их разрушить»{290}290
  Там же, с. 48; с. 139 (в расшифровке).


[Закрыть]. Члены Комиссии сделали это, просто опросив официальных представителей ФБР, а также ЦРУ (где Освальд также работал, согласно полученной информации), чтобы выяснить, работал ли Освальд на них в действительности. Обе организации ответили отрицательно{291}291
  “The Warren Commission Report” (New York: St. Martin’s Press, 1992, from U. S. Government printing in 1964), p. 327.


[Закрыть]. Бывший директор ЦРУ Аллен Даллес на совещании 27 января объяснил их отрицательные ответы концепцией национальной безопасности, откровенно признавшись, что руководство агента в ЦРУ «давало присягу о неразглашении подобной информации»{292}292
  Weisberg, “Whitewash IV,” p. 62; p. 153 (в расшифровке).


[Закрыть]. Даллес добавил, что такой же принцип отрицания (или лжесвидетельство, это слово он не произносил) характерен и для ФБР{293}293
  Там же, с. 52; с. 143 (в расшифровке).


[Закрыть]. Стенограмма заседания 27 января показывает, как Аллен Даллес, один из главных адептов холодной войны и, соответственно, первый подозреваемый в убийстве Джона Кеннеди, сохранял поразительное самообладание, посвящая почтенных старейшин в тайны работы под прикрытием.

Освальд, похоже, работал как на ЦРУ, так и на ФБР. Для ЦРУ он исполнял роль провокатора, разрушающего авторитет Комитета за справедливость для Кубы среди общественности. Как мы увидим позже, Освальд также участвовал в подготовке плана убийства президента, в котором его деятельность как активиста в поддержку Кастро готовила почву для того, чтобы в случае убийства президента он был признан виновным. В то же время Освальд, очевидно, был информатором ФБР. Если же более серьезно проанализировать жизнь Ли Харви Освальда, то можно предположить, что информация, которую он предоставлял ФБР, была направлена на предотвращение убийства президента.

Через шесть дней после освобождения из тюрьмы Освальд вновь раздавал на улице листовки в поддержку Кастро. На сей раз ему удалось привлечь большее внимание СМИ к вреду, причиняемому его действиями Комитету за справедливость для Кубы. В телевизионных новостях показали, как Освальд раздает листовки, и комментатор местной радиостанции Уильям Стаки взял у него интервью, пытаясь выяснить подробности биографии. Освальд рассказал о службе в морской пехоте, где он «служил честно», опустив при этом факт измены родине и побег в Советский Союз, а также свое увольнение, чтобы не выставить себя перебежчиком. Он принял предложение Стаки поучаствовать в радиодебатах с его предполагаемым оппонентом Карлосом Бронье и его соратником агентом ЦРУ и главой радикального антикоммунистического Американского информационного совета Эдом Батлером. Согласно докладу ЦРУ, ныне хранящемуся в Национальном управлении архивов и документации, «исполнительный директор Американского информационного совета Батлер – связной нашего подразделения в Новом Орлеане и автор многочисленных донесений»{294}294
  «Служебная записка ЦРУ от 23 мая 1968 г.», Собрание документов о Джоне Кеннеди в Национальном архиве; цитируется по Davy, “Let Justice Be Done,” p. 81.


[Закрыть].

Во время радиодебатов 21 августа быстро выяснилась история приверженности Освальда советскому коммунистическому курсу. Ранее в тот день неназванный «источник», а затем и Эд Батлер сообщили Уильяму Стаки о пребывании Освальда в Советском Союзе, о чем Стаки впоследствии рассказал и в Комиссии Уоррена{295}295
  “WCH,” vol. 11, pp. 167–68.


[Закрыть]. Стаки сказал, что они с Батлером посовещались и «решили включить эту информацию в программу»{296}296
  Там же, с. 168.


[Закрыть]. В начале дебатов, представляя Освальда, Стаки процитировал отрывки из газетных статей, говорящие о том, что в 1959 г. он пытался отказаться от американского гражданства и стать гражданином Советского Союза, где он проживал в течение трех лет{297}297
  “WCH,” Exhibits, vol. 21, p. 634.


[Закрыть]. Затем Бронье и Батлер засыпали его вопросами о Комитете за справедливость для Кубы как о коммунистическом фронте и о Кубе как о государстве – сателлите Советского Союза. Освальд реагировал на эти заранее спланированные провокации столь же невозмутимо, как недавно на нападки Бронье на улице. Он спокойно признал, что действительно находился в эмиграции в СССР, а затем добавил собственные критические замечания по поводу деятельности членов Комитета за справедливость для Кубы, постоянно навязывающих федеральным органам власти свои наблюдения и оценки и протестующих, пожалуй, слишком активно в связи с тем, что никаких ответных действий власть не предпринимает{298}298
  Там же, с. 634–641.


[Закрыть].

В результате этих так называемых дебатов оппоненты Освальда констатировали наличие непосредственной связи между его участием в деятельности Комитета и изменой родине в прошлом. После этого публичного скандала его непродолжительная кампания в Новом Орлеане завершилась. Ему удалось не только основательно подорвать доверие общественности к Комитету за справедливость для Кубы. После убийства Джона Кеннеди в сознании людей Освальд будет тесно связан с Комитетом, и эта связь в результате уничтожит то немногое, что от этой организации оставалось{299}299
  Барбара Томлинсон, организатор отделения Комитета за справедливость для Кубы в Сиэтле, описала то, как задолго до устроенного Освальдом фарса в Новом Орлеане, была дискредитирована работа местного Комитета. За год до убийства Джона Кеннеди Томлинсон получила рассылку из штаб-квартиры Комитета в Нью-Йорке о туре с выступлениями профессора антропологии и музыковедения, который в обход американского эмбарго посетил Кубу. Профессор, финансируемый Комитетом за справедливость для Кубы, должен был читать лекции и показывать слайды по афро-кубинским танцам. Томлинсон организовала в Сиэтле встречу с докладчиком. Тот начал свое выступление с оскорбления Барбары. Затем он в безумном темпе показал несколько слайдов туристического характера о Бразилии, следуя какому-то непонятному сценарию, в котором не прослеживалось никакой связи с Кубой. Презентация и поведение самозванца нанесли ощутимый удар по выстроенной Томлинсон хрупкой коалиции старых активистов левого крыла и группы либеральных демократов. Ей удалось организовать еще одну встречу, после чего отделение прекратило свое существование. Томлинсон считает, что головной офис Комитета оказался под контролем государственных органов, уже на ранних стадиях продвигая тур провокатора с выступлениями по всей стране. Если это так, то в ЦРУ должны были бы понимать, что летом-осенью 1963 г. не существовало реально работающего Комитета за справедливость для Кубы, с которым было бы необходимо бороться. Взгляд Томлинсон на перспективы отделения в Сиэтле подтверждает идею о том, что бы ни говорил Гай Банистер Освальду, главная цель устроенного Освальдом балагана в Новом Орлеане выходила за рамки дискредитации фиктивной организации. Из беседы Джеймса Дугласа с Барбарой Томлинсон 7 и 14 июня 2001 г. в Сиэтле.


[Закрыть].

Однако гораздо важнее, что спектакли Освальда в поддержку Кастро в Новом Орлеане позже использовали для того, чтобы связать убийство Кеннеди непосредственно с Фиделем Кастро. Раздутая впоследствии связь Освальда с кубинскими правящими кругами позволяла представить Кастро более значимым виновником (или заказчиком) убийства и таким образом сделать нападение на Кубу вполне оправданной ответной мерой на убийство президента, который лично давал обещание отказаться от агрессии в отношении этого государства.

Переход Кеннеди к мирному урегулированию конфликта не обошелся без отклонений и компромиссов. Под давлением сторонников политики холодной войны президент Кеннеди вынужден был 19 июня 1963 г. уступить и сделать шаг назад. Он утвердил разработанную ЦРУ программу диверсионных операций и враждебных актов, целью которых были стратегические объекты на Кубе – электростанции, нефтяные, транспортные и производственные предприятия{300}300
  “FRUS, 1961–1963, Volume XI, Cuban Missile Crisis & Aftermath October 1962 – December 1963,” pp. 828–34, 837–38; также Mark J. White, “The Kennedys and Cuba: The Declassified Documentary History” (Chicago: Ivan R. Dee, 1999), pp. 324–31.


[Закрыть]. Кеннеди должен был реагировать не только на звучащие все громче требования собственной администрации об усилении давления на Кастро, но и на формирующийся агрессивный политический курс кубинского руководства, направленный на разжигание революционных настроений в других странах Латинской Америки. Не отказываясь официально от данного Хрущеву обещания не осуществлять вторжений на территорию Кубы, Кеннеди все же дал добро на секретную операцию, «Мангуст», согласованную еще в начале 1961 г. Всего через девять дней после обращения в Американском университете Кеннеди утвердил программу ЦРУ, в корне противоречащую основным тезисам его речи.

Отступление Кеннеди от собственной позиции объяснимо, если принять во внимание политический контекст того времени. Он все же был американским политиком, и холодная война была еще далека от завершения. В течение последних пяти месяцев своей жизни Джон Кеннеди продолжал проводить политику подрывной деятельности против Кубы, которую он, вероятно, считал своего рода костью, брошенной возмущенным сотрудникам ЦРУ и военным советникам, однако, так или иначе, это было преступлением против международного права. Кроме того, это было нарушением международного доверия, о котором он и Никита Хрущев грезили со времен Карибского кризиса. До самой своей смерти Кеннеди оставался в некотором смысле воином холодной войны, чьи головокружительные замыслы, о которых он говорил во время выступления в Американском университете в Вашингтоне, не соответствовали действиям. Однако примечателен не сам факт компромисса, на который пошел Кеннеди, поддержав попытки свержения кубинского правительства в 1963 г., важно, что в существовавших тогда политических реалиях он продолжал тайно развивать альтернативный вариант взаимодействия с Фиделем Кастро. Посредником в этом процессе поиска контакта с Кастро, заинтересованность которого в этом только усиливалась, Кеннеди негласно сделал другого своего противника – Никиту Хрущева.

Когда Хрущев и Кеннеди пришли к соглашению о том, что в обмен на вывод советских ракет с Кубы США прекратят атаки на Кубу, Кастро был зол на Хрущева почти так же, как и на Кеннеди. И причины для огорчения у него были достаточно весомые. Бывший представитель Кубы в ООН Карлос Лечуга в своей книге о Карибском кризисе писал: «[Кастро] не принимал участия в совещаниях по этому вопросу и не получал информации о том, что в Кремле обсуждали такие мероприятия. Как для кубинского правительства, так и для граждан страны вывод ракет и то, как было принято такое решение, стали весьма чувствительным ударом. Даже если, взглянув на эти события с позиций дня сегодняшнего, мы признаем, что они помогли предотвратить войну, стоит отметить, что такое решение проблемы не гарантировало Кубе абсолютной безопасности»{301}301
  Carlos Lechuga, “In the Eye of the Storm» (Melbourne: Ocean Press, 1995), p. 104.


[Закрыть].

В результате соглашения двух сверхдержав Куба получила лишь обещание президента империалистического государства о том, что США не будут нападать на своего крошечного соседа. Однако не было никаких гарантий того, что Кеннеди или его преемники выполнят данное обещание. Не означало это торжественное обещание и того, что отказ от вторжения будет предполагать и прекращение диверсионных действий США на территории Кубы, что лишь подтвердили дальнейшие события. Кастро был взбешен из-за того, что Советский Союз без каких-либо консультаций вывел с территории Кубы ядерные средства сдерживания агрессии США. Долгое время после разрешения Карибского кризиса Кастро был настолько зол, что отказывался даже встречаться с советским послом в Гаване{302}302
  Sergei Khrushchev, “Nikita Khrushchev and the Making of a Superpower” (University Park, Pa.: Pennsylvania State University Press, 2000), p. 642.


[Закрыть]. Он считал, что Никита Хрущев его предал.

На обвинения в предательстве Хрущев ответил, написав Кастро «поистине чудесное письмо… красивое, остроумное, очень дружеское письмо»{303}303
  Приветственное слово Фиделя Кастро Трехсторонней конференции по Карибскому кризису, 11 января 1992 г.; Laurence Chang and Peter Kornbluh, editors, “The Cuban Missile Crisis,” 1962 (New York: New Press, 1992), p. 343.


[Закрыть], как его три десятилетия спустя описал кубинский премьер-министр. Письмо своему далекому товарищу 31 января 1963 г., как и свое первое секретное послание Кеннеди, Хрущев начал с описания прекрасных пейзажей, которые он видел из окна поезда, возвращаясь в Москву с конференции в Берлине: «Наш поезд мчится мимо полей и лесов Советской Белоруссии, и я представляю, как было бы прекрасно, если бы в такой же солнечный день, как сегодня, ты мог бы увидеть землю, покрытую снегом, и серебристый от инея лес.

Скорее всего, ты, южанин, видел все это лишь на картинках. Тебе, должно быть, достаточно сложно представить землю, покрытую снегом, и леса, белые от инея. Было бы хорошо, если бы ты смог посетить нашу страну в каждое время года, ведь у каждого из них – весны, лета, осени и зимы – свои прелести»{304}304
  Письмо Никиты Хрущева Фиделю Кастро от 31 января 1963 г.; Chang and Kornbluh, “Cuban Missile Crisis,” p. 319.


[Закрыть].

Хрущев писал, что главной темой этого письма было «страстное желание с моей стороны и со стороны моих товарищей увидеть тебя и поговорить, поговорить откровенно»{305}305
  Там же.


[Закрыть]. Он признавал наличие напряженности «в отношениях между странами – Кубой и Советским Союзом – и между нами лично. Говоря откровенно, это уже совсем не те отношения, что были до кризиса. Не скрою, что сей факт очень тревожит нас. А также мне кажется, что развитие наших отношений сможет во многом определить наша личная встреча»{306}306
  Там же.


[Закрыть].

Затем он упомянул Карибский кризис, в котором «наши позиции не во всех вопросах совпадают», призывая Кастро признать: «Несмотря на все сложности, на основании заявления президента Соединенные Штаты Америки взяли на себя определенные обязательства. Разумеется, нельзя слепо доверять им и ожидать каких-либо гарантий, однако неразумно также полностью их игнорировать»{307}307
  Там же, с. 327.


[Закрыть].

Хрущев очень мягко убеждал Кастро рискнуть и поверить Кеннеди, ведь сам Хрущев также начинал верить американскому лидеру, а Кеннеди начинал верить Хрущеву. Порой кто-то из них сожалел о принятии такого решения, но оставалось стремление к установлению мира как основы, к которой можно будет вернуться в любой момент.

Кастро принял приглашение Хрущева посетить Советский Союз весной. С мая по начало июня 1963 г. он объездил почти весь Советский Союз, как минимум половину этого времени он провел с лидером страны, которого еще в ноябре он отвергал и остерегался. По словам Сергея, сына Никиты Хрущева, именно тогда «между отцом и Фиделем сложились наставнические отношения»{308}308
  S. Krushchev, “Nikita Khrushchev and the Making of a Superpower,” p. 659.


[Закрыть]. Воспоминания Кастро о том периоде общения с Хрущевым подтверждают как наставничество, так и особое внимание к Карибскому кризису: «Часами [Хрущев] читал мне многочисленные сообщения, сообщения от президента Кеннеди, некоторые из них были переданы Робертом Кеннеди… С нами работал переводчик, и Хрущев все читал отправленные и полученные им письма»{309}309
  Приветственное слово Кастро от 11 января 1992 г., Chang and Kornbluh, “Cuban Missile Crisis,” p. 344.


[Закрыть].

Хрущев пытался поделиться со своим кубинским товарищем тем парадоксальным озарением о необходимости достижения мира, которое пришло к нему и Кеннеди, когда они оказались на грани полномасштабной войны. Отзываясь о лидере капиталистического государства исключительно в положительном ключе, Хрущев не мог не возложить особую надежду на договоренности, которых ему с Кеннеди удалось достичь. Сергей Хрущев вспоминал: «Отец пытался убедить Кастро в том, что американский президент сдержит свое слово, и Кубе гарантированы как минимум шесть лет мирного развития, именно столько, по мнению отца, Кеннеди должен продержаться у власти. Шесть лет! Да это же почти вечность!»{310}310
  S. Krushchev, “Nikita Khrushchev and the Making of a Superpower,” p. 659.


[Закрыть]

Читая вслух свою переписку с Кеннеди, Хрущев случайно выдал Кастро информацию о том, что по договоренности с Кеннеди ракеты были выведены из Кубы в обмен на вывод американских ракет из Турции и Италии. Это означало, что у Хрущева на уме были и другие стратегические цели, помимо защиты Кубы. Кастро вспоминал: «После того, как были прочитаны эти строки, я посмотрел на него и попросил: “Никита, прочти, пожалуйста, эту часть про вывод ракет из Турции и Италии еще раз”. Он лишь рассмеялся своим задорным смехом. Он смеялся, но это был знак. Я был уверен, что еще раз этого повторять никто не станет, потому что, как гласит старая поговорка, не стоит говорить о веревке в доме повешенного»{311}311
  Chang and Kornbluh, “Cuban Missile Crisis,” p. 344.


[Закрыть].

Еще до посещения Советского Союза Кастро начал делать шаги к сближению с Кеннеди путем налаживания контакта с ним через посредника на переговорах по освобождению пленных из залива Свиней, Джеймса Донована, в ответ на решение Кеннеди о прекращении в апреле рейдов эмигрантских боевых групп на Кубу. Еще более воодушевленный наставлениями Хрущева, Кастро вернулся в Гавану полным решимости начать переговоры со своим противником Джоном Кеннеди. ЦРУ, в свою очередь, продолжало отслеживать каждый шаг, сделанный в этом направлении. В секретном докладе от 5 июня 1963 г. Ричард Хелмс писал, что ЦРУ получило информацию о том, что «по просьбе Хрущева Кастро возвращается на Кубу с намерением начать реализацию политики примирения в отношении администрации Кеннеди “на неопределенный срок”»{312}312
  Ричард Хелмс, служебная записка директору ЦРУ о “Возможном интересе кубинского правительства к сближению с Соединенными Штатами», 5 июня 1963 г.; Peter Kornbluh, “Electronic Briefing Book.”


[Закрыть].

ЦРУ удалось пресечь такое развитие событий благодаря диверсионной программе (которую Кеннеди утвердил 19 июня), а также очередной попытке убить Кастро, предпринятой непосредственно сотрудниками разведки. В конце лета 1963 г. оперативные сотрудники ЦРУ встретились с проживавшим на территории Кубы агентом, работавшим под псевдонимом AM/LASH. Он был близко знаком с Фиделем Кастро. На встрече с коллегами из ЦРУ он обсудил «внутреннюю работу», направленную против Кастро. Он сообщил, что «ждет от американского руководства плана дальнейших действий»{313}313
  United States Senate Select Committee to Study Governmental Operations with Respect to Intelligence Activities (Church Committee), “The Investigation of the Assassination of President John F. Kennedy: Performance of the Intelligence Agencies: Final Report” (Washington: U. S. Government Printing Office, 1976), p. 14.


[Закрыть]. Информация об этом поступила в штаб-квартиру ЦРУ 7 сентября. Далее мы узнаем больше об этом плане убийства Кастро, когда его утвердят в ЦРУ и приведут в соответствие с аналогичным планом убийства Джона Кеннеди.

Рано утром на следующий день Кастро дал интервью после приема в посольстве Бразилии в Гаване. В статьях американских газет от 9 сентября репортер Associated Press Дэниел Харкер сообщал, что Кастро произнес «сумбурную неофициальную речь ранним утром», в которой предупредил «американское руководство» о том, что, если оно будет содействовать попыткам устранить кубинских лидеров, «они готовы вступить в борьбу с ним и будут отвечать соответствующим образом. Лидеры США должны понимать, что, если в их планы входит поддержка террористических группировок, стремящихся устранить кубинских государственных деятелей, сами они не смогут чувствовать себя в полной безопасности»{314}314
  Там же. “Fidel Says Cuba Will Fight Back,” Miami Herald (September 9, 1963), p. 1A.


[Закрыть].

В 1978 г., отвечая на вопросы членов Специального комитета по расследованию убийств политических деятелей об этой его реплике, Кастро сказал: «Я не помню дословно, что я тогда сказал, но я помню, что, говоря эти слова, я хотел предупредить правительство, которое, как нам было известно, вынашивало планы по нашему уничтожению… Поэтому я сказал о том, что такие планы создают негативный прецедент, причем весьма серьезный, который впоследствии мог бы бумерангом вернуться к своему создателю… но мои слова не подразумевали никакой угрозы… я вовсе не имел в виду, что мы предпримем такие же меры, что и американцы, в качестве ответного удара»{315}315
  Interview of Fidel Castro Ruz, “Investigation of the Assassination of President John F. Kennedy: Hearings before the HSCA” (Washington: U. S. Government Printing Office, 1978–79), vol. 3, p. 216.


[Закрыть].

Враждебно настроенные по отношению друг к другу Кеннеди и Кастро отказывались от возможности любого диалога в течение всего лета, и лишь в сентябре два дикобраза возобновили свои осторожные ухаживания. Возобновление интереса к диалогу произошло при содействии журналистки ABC Лизы Ховард, которая в апреле брала интервью у Кастро, а также благодаря американскому дипломату Уильяму Эттвуду, представлявшему американскую миссию при ООН.

Вернувшись с Кубы, Лиза Ховард на основании своего интервью с кубинским премьер-министром написала статью для журнала War/Peace Report «О первых инициативах Кастро». Она писала, что в личной беседе Кастро «делал особый акцент на своем желании начать переговоры с Соединенными Штатами… В нашей беседе он ясно дал понять, что открыт для обсуждения вопросов о размещении советских военнослужащих и вооружения на кубинской земле, о выплате компенсаций за отчужденные американские земельные участки и капиталовложения, о позиционировании Кубы в качестве базы для свержения коммунизма в Западном полушарии»{316}316
  Lisa Howard, “Castro’s Overture,” War/Peace Report (September 1963), pp. 3–5; цитируется по Kornbluh, “JFK & Castro,” p. 90.


[Закрыть].

Именно Ховард предрекла следующий шаг, который предпримут власти США. Ее статья подтолкнула администрацию Кеннеди к принятию решения «о направлении представителя государственной власти с мирным визитом в Гавану, чтобы выслушать, что хотел сказать им Кастро»{317}317
  Там же.


[Закрыть]. К осуществлению этой рискованной секретной операции Уильям Эттвуд[22]22
  Уильям Эттвуд (1919–1989) – американский журналист и дипломат. Участник Второй мировой войны. Помощник и друг одного из ведущих политиков Демократической партии США Э. Стивенсона, выдвигавшегося в президенты США. После победы Кеннеди перешел в его администрацию. В момент описываемых событий посол по особым поручениям. Впоследствии вернулся к работе в СМИ. – Прим. науч. ред.


[Закрыть] приступил по поручению президента Джона Кеннеди в сентябре 1963 г.

Более чем 10 лет спустя с момента убийства Джона Кеннеди, 10 января 1975 г., Эттвуд давал показания на сверхсекретном закрытом заседании Комиссии Сената США по разведывательной деятельности под руководством сенатора Фрэнка Черча. На заседании Эттвуду был задан вопрос: «Ставил ли вам президент Кеннеди задачу изучить возможности для сближения с Кастро и восстановления дружественных отношений с Кубой?».

Эттвуд ответил: «Да… да, предпринимались определенные действия и контакт был установлен, и осуществлялись эти действия исключительно с разрешения Белого дома, который их всячески поддерживал»{318}318
  Отдельная комиссия сената США по изучению правительственных операций в области разведывательной деятельности. Закрытоезаседание. 10 июля 1975 г. Свидетельские показания Уильяма Эттвуда.


[Закрыть].

Уильям Эттвуд идеально подходил для этой роли. Будучи выдающимся журналистом, Эттвуд брал интервью у Фиделя Кастро вскоре после кубинской революции 1959 г., которое стало основой для двух статей в журнале Look. В докладе для Белого дома от 18 сентября 1963 г. Эттвуд писал о том, что он знаком Кастро как журналист: «Хотя Кастро не оценил мою последнюю статью 1959 г. о нем, мы неплохо ладили, и я думаю, он помнит, что я тот человек, с которым он может говорить откровенно»{319}319
  “Memorandum by William Attwood,” Washington, September 18, 1963, “FRUS, 1961–1963,” vol. XI, p. 870.


[Закрыть]. Эттвуд также составлял речи для Эдлая Стивенсона и Джона Кеннеди. Президент Кеннеди назначил его послом в Гвинее. Эттвуд и Кеннеди были знакомы со школьной скамьи. Осенью 1963 г. в перерыве между выполнением дипломатических миссий Уильям Эттвуд несколько месяцев исполнял обязанности советника представителя США в ООН по отношениям со странами Африки Эдлая Стивенсона. Эттвуд идеально подходил на роль спецпредставителя для ведения секретного диалога с Кастро. В своей докладной записке Стивенсону и Кеннеди от 18 сентября он писал: «Моего статуса достаточно для того, чтобы Кастро поверил в серьезность нашего разговора. При этом я не слишком известен, чтобы мой отъезд, приезд или возвращение [на Кубу и с Кубы] привлек чье-либо внимание»{320}320
  Там же.


[Закрыть].

20 сентября президент Кеннеди прибыл в Нью-Йорк, чтобы выступить на Генеральной ассамблее ООН. Там он встретился со Стивенсоном и подтвердил, что Уильям Эттвуд должен «секретно выйти на связь» с постпредом Кубы в ООН доктором Карлосом Лечугой для поиска возможностей диалога с Кастро{321}321
  Уильям Эттвуд в своей служебной записке Гордону Чейзу, сотруднику аппарата Совета национальной безопасности, от 8 ноября 1963 г. отмечает, что 20 сентября президент Кеннеди дал согласие на «осторожный выход на контакт» с постпредом Кубы в ООН Карлосом Лечугой, “FRUS, 1961–1963,” vol. XI, p. 880.


[Закрыть]. Тогда Эдлай Стивенсон сказал, почему такому диалогу между Кеннеди и Кастро никогда не суждено будет случиться, и эта фраза стала пророческой. «К сожалению, – сказал он, – ЦРУ до сих пор контролирует Кубу»{322}322
  William Attwood, “The Twilight Struggle: Tales of the Cold War” (New York: Harper & Row, 1987), p. 259.


[Закрыть]. Тем не менее, осознавая всю опасность нового выступления против ЦРУ, Кеннеди принял решение о том, что подходящий момент для начала диалога с Кастро наступил.

Совместно с Эттвудом 23 сентября Лиза Ховард организовала в своей квартире в Нью-Йорке вечеринку, которая послужила одновременно поводом и прикрытием для первой беседы между Эттвудом и Лечугой. Приглашая Карлоса Лечугу на вечеринку, она, чтобы гарантировать его присутствие, как вспоминал годы спустя Лечуга, сказала, «что представитель американской делегации Уильям Эттвуд хотел бы со мной побеседовать, причем вопрос был срочный, поскольку на следующий день он должен был возвращаться в Вашингтон»{323}323
  Lechuga, “In the Eye of the Storm,” p. 197.


[Закрыть].

Лечуга и Эттвуд позже в своих мемуарах подробно описывали тот конструктивный разговор на вечеринке у Лизы Ховард – Лечуга в своей работе «Эпицентр бури» (In the Eye of the Storm), а Эттвуд – в «Сумеречной борьбе» (The Twilight Struggle). Согласно более подробному описанию того вечера у Лечуги, Эттвуда ему представили «в разгар распития коктейлей и поедания сэндвичей в кругу дипломатов и журналистов», и, «не теряя понапрасну времени, он сообщил, для чего хотел со мной встретиться. Он сказал, что действует по поручению Стивенсона и через несколько часов улетает в Вашингтон, чтобы получить разрешение президента на организацию встречи с Фиделем Кастро на Кубе, в ходе которой должен будет определить возможности для сближения Гаваны и Вашингтона». Лечуга был удивлен откровенностью Эттвуда. Он справедливо предположил, что не только Стивенсон, но и сам президент уже одобрил их первичный контакт. Он сказал Эттвуду, что ввиду конфликта между странами, которые они представляли, «то, что он говорил, было весьма странно, но очень любопытно»{324}324
  Там же, с. 198.


[Закрыть].

Эттвуд спросил Лечугу, как тот полагает, есть ли шанс, что кубинское правительство разрешит ему посетить Гавану с такой миссией, хотя бы с вероятностью 50 на 50. Лечуга ответил: «Весьма точное предположение»{325}325
  Там же, с. 199.


[Закрыть]. Собеседники сошлись во мнении, что текущий политический курс США привел к «абсурдной ситуации»: с одной стороны, Кеннеди произносит речь в Американском университете и предлагает заключить договор, запрещающий ядерные испытания, с другой же стороны, не прекращаются рейды подконтрольных ЦРУ эмигрантских диверсионных групп на Кубу, а самолеты-разведчики совершают полеты над территорией страны. Эттвуд рассказал Лечуге, что «в конфиденциальных беседах Кеннеди часто признавался в том, что не представляет, каким образом можно изменить политику США в отношении Кубы, а также что ни власти США, ни власти Кубы не смогут в одночасье изменить свой политический курс, поскольку это повлияет на репутацию государства. Тем не менее Кеннеди сказал, что бездействие недопустимо и необходимо сделать первый шаг»{326}326
  Там же, с. 200.


[Закрыть].

В своем рассказе о том разговоре Уильям Эттвуд раскрывает ряд других подробностей. По словам Лечуги, «когда в 1961 г. Кеннеди стал президентом, Кастро надеялся на установление контакта с ним, но события в заливе Свиней похоронили эти надежды как минимум на какое-то время. Однако Кастро прочел текст июньского выступления Кеннеди в Американском университете и оценил его тон. Я упомянул мой визит в Гавану в 1959 г. и сказанное Фиделем в конце беседы “давайте будем друзьями”. Лечуга заметил, что еще одна подобная беседа в Гаване могла бы оказаться очень полезной и что организовать такую встречу можно. Он выразил сожаление в связи с продолжающимися рейдами эмигрантских боевых групп и с заморозкой в июле кубинских активов в американских банках на сумму $33 млн. Мы сошлись на том, что ситуация ненормальная [как сказал Лечуга, они пришли к выводу о том, что ситуация “абсурдна”] и нам следует держать друг друга в курсе дел»{327}327
  Attwood, “Twilight Struggle,” pp. 259–60.


[Закрыть].

Эттвуд встретился 24 сентября с Робертом Кеннеди в Вашингтоне и доложил ему о результатах беседы с Лечугой, состоявшейся прошлым вечером. Роберт Кеннеди считал поездку Эттвуда на Кубу очень рискованной, поскольку «рано или поздно может произойти утечка информации», за которой последуют обвинения в политике примирения{328}328
  Там же, с. 260.


[Закрыть]. Он задался вопросом о том, согласится ли Кастро встретиться с представителем американской стороны не на Кубе, а, к примеру, в ООН. Роберт Кеннеди настоятельно рекомендовал Эттвуду и далее поддерживать связь с Лечугой{329}329
  Там же. См. также служебную записку Эттвуда Гордону Чейзу от 8 ноября 1963 г., “FRUS, 1961–1963,” vol. XI, p. 881.


[Закрыть].

Три дня спустя Эттвуд и Лечуга встретились в зале для делегатов ООН, «очень подходящем для секретных переговоров месте», по словам Эттвуда, «поскольку там всегда шумно и многолюдно»{330}330
  Attwood, “Twilight Struggle,” p. 260.


[Закрыть]. Он сказал Лечуге, что как государственному должностному лицу ему будет сложно организовать поездку на Кубу. Однако, «если Кастро или его уполномоченный представитель хотят что-либо нам сообщить, мы готовы встретиться с ними и побеседовать в любом удобном месте и в любое время»{331}331
  Служебная записка Эттвуда Чейзу, “FRUS, 1961–1963,” vol. XI, p. 881.


[Закрыть]. Лечуга пообещал передать эту информацию в Гавану.

Затем Лечуга предупредил своего собеседника по секретному диалогу, что «7 октября он произнесет жесткую антиамериканскую речь, но ее не стоит воспринимать всерьез»{332}332
  Attwood, “Twilight Struggle,” p. 260.


[Закрыть]. Позже в ответ на эту речь Лечуги Эдлай Стивенсон выступил с антикубинской речью, написанной Эттвудом, и Лечуга также отнесся к ней скептически, так как теперь знал о заинтересованности Кеннеди в диалоге с Фиделем Кастро{333}333
  Там же. См. также Lechuga, “In the Eye of the Storm,” p. 205.


[Закрыть]. Американо-кубинская полемика в ООН теперь служила прикрытием для зарождающегося диалога Кеннеди и Кастро.

Прошло три недели, а из Гаваны ответа все не было, тогда с разрешения Эттвуда Лиза Ховард начала звонить помощнику и доверенному лицу Кастро Рене Вальехо, который также был сторонником диалога двух стран. Ховард сомневалась, что информация Лечуги о готовности Джона Кеннеди к началу диалога с Фиделем Кастро вышла за пределы кубинского министерства иностранных дел. Поэтому она звонила Вальехо, чтобы убедиться в том, что Кастро известно о желании США вступить с ним в переговоры. На следующей неделе Ховард и Вальехо обменялись телефонными сообщениями{334}334
  Эттвуд Чейзу, “FRUS, 1961–1963,” vol. XI, p. 882.


[Закрыть].

28 октября в зале для делегатов ООН Лечуга сообщил Эттвуду окончательное решение Гаваны о том, что «отправлять кого-либо в ООН для переговоров» едва ли «имело бы смысл в данный момент»{335}335
  Там же.


[Закрыть]. Как и Ховард, Эттвуд полагал, что сообщение Лечуги так и не было передано Кастро критически настроенным Министерством иностранных дел{336}336
  William Attwood, “The Reds and the Blacks: A Personal Adventure” (London: Hutchinson, 1967), p. 261.


[Закрыть].

Тем временем потерявший терпение Джон Кеннеди решил создать свой собственный тайный канал связи с Фиделем Кастро, как удалось ему это сделать с Никитой Хрущевым через Нормана Казинса и других посредников. В четверг 24 октября президент дал интервью в Белом доме французскому журналисту Жану Даниэлю, редактору социалистического еженедельника L’Observateur. Даниэль был давним приятелем Уильяма Эттвуда, знавшего, что тот собирается ехать на Кубу для интервью с Кастро. Эттвуд уговорил Даниэля встретиться сначала с Кеннеди. Кеннеди увидел для себя в этом интервью идеальную возможность неформально пообщаться с Кастро, изложив основные мысли, которыми Даниэль неизбежно поделится со своим следующим респондентом. Даниэль понял, что Кеннеди, попросивший нанести ему визит сразу после встречи с Кастро, хотел узнать, что тот ответил. Президент сделал Даниэля своим неофициальным посланником к премьер-министру Кубы.