Текст книги "Сотворение жизни. Поиск своего пути"

4. Истории людей

Теперь я постараюсь спокойно посмотреть на себя и начать внутренне работать, ибо только так я смогу, как ребёнок в своём первом осознанном действии называет себя «я», назвать себя «я» в более глубоком смысле.

Сёрен Кьеркегор. Бумаги и дневники

Главная причина человеческих ошибок кроется в предрассудках, усвоенных в детстве.

Рене Декарт. Рассуждение о методе

Существует древняя еврейская легенда о том, что Яхве создал людей, потому что любил истории. Можно предположить, что мы, человечество, в любом случае стали бы источником множества разных историй, ведь наша психика излагает свои истины в повествовательной форме. Возможно также, что истории Яхве или Аллаха живут в нашей жизни, хотя нам кажется, что мы являемся их авторами. Тем не менее история – это повествование одной личности, и не только в том смысле, в каком о ней говорили Томас Карлейль и Ральф Уолдо Эмерсон, утверждавшие, что под историей понимается жизнеописание конкретного человека, или Наполеон, которому приписывается фраза «История – это ложь, с которой все согласны».

Каждый из нас проживает свою историю, динамичное повествование, единственное постоянство которого заключается в том, что мы каким-то образом появляемся в каждой из сцен. Хотя сюжетная линия может быть нам неизвестна, она существует и, разумеется, определяется генетическими, семейными и культурными предпосылками, существующими на момент рождения человека. Я не имею в виду некие прошлые жизни, в существование которых наверняка верит множество людей; моё мнение в этом вопросе неизменно – принцип, известный как «бритва Оккама», тут по-прежнему применим. Средневековый философ Уильям Оккам утверждал, что если возможно несколько объяснений, следует предпочесть наиболее простое из них, требующее как можно меньше дополнительных усилий для его прояснения. Короче говоря, существует множество других способов для осмысления биологических, социальных или психологических начал, определяющих поведение человека, и они гораздо проще, чем следование сложной структуре, построенной на вере в существование неких прошлых жизней.

Истории, которые мы проживаем, могут испытывать на себе влияние изменчивой судьбы, других людей, а иногда и последствий нашего сознательного выбора. Чем сильнее зашорено сознание, тем большее влияние оказывают на нас перипетии нашего собственного жизненного пути. Как заметил Юнг, то, что мы отрицаем внутри себя, придёт к нам в виде судьбы, это означает следующее: поскольку мы можем осознавать себя лишь частично, то бессознательно чаще всего предпринимаем шаги в направлении выбора, за который осудили бы, будь у нас такая возможность. Вот почему в жизни человека так часто появляются определённые паттерны, даже если он логически вынужден признать, что никто не заставлял его выбирать именно этого человека, этот путь или это поведение.

Хочется снова обратиться к мудрости классического воображения, которое интуитивно уловило этот парадокс. Боги приводят мир в движение, но право выбора остаётся за нами. Совокупность вариантов выбора, которые нам доступны, и их последствий, которые могут отразиться на последующих поколениях, и составляют историю нашей жизни. Как отметил Кьеркегор в отрывке, открывающем эту главу, прежде чем сказать «я» так же легко, как это звучит в речи ребёнка, мы должны совершить путешествие внутрь себя и познакомиться с тем, кого там встретим. Основательно, серьёзно, с толком. Поиск своей истории, исследование правил, по которым она разыгрывается, принятие того факта, что поверх неё может быть написана новая история, героями которой снова окажемся мы, – вот задача психотерапии или любого притязания на познание жизни.

Представьте себе женщину сорока восьми лет, которая пребывает в состоянии депрессии. Она чувствует себя безнадёжной и беспомощной. Двое детей и муж отнимают у неё все силы, из-за чего она чаще всего угрюма и обиженна. И вот ей снится, что она переживает родовые схватки, но большая чёрная масса блокирует её родовой канал и она не может родить. Большая чёрная масса, или massa confusa, – Юнг описывал это состояние в алхимических терминах, – это её депрессия, которая на начальной стадии преобразования должна стать nigredo. Так психика, блокируемая депрессией, стремится к новой жизни. Это её нынешняя история, но подлинная история связана с тем, что находится внутри чёрной массы, мешающей развитию личности.

Парадоксальность депрессии этой женщины заключается в том, что она представляет собой неопровержимое доказательство того, что психика недовольна её жизнью, её выбором. Симптоматика пропорциональна угнетению, от которого страдает женщина. Депрессия свидетельствует о динамическом характере психики, которая желает жизни, и её исцеление наступит только тогда, когда человек будет вынужден остановиться и спросить, почему и откуда появилась эта чёрная масса.

Другие терапевтические школы при работе с такой клиенткой попытались бы избавиться от чёрной массы с помощью лекарств, изменения поведения или когнитивного рефрейминга, и всё это, безусловно, полезные инструменты. Но ни один из них не учитывает, насколько депрессия настойчиво требует от человека изменить его жизнь. Даже если в данный конкретный момент в этом сложно убедиться, massa confusa может скрывать за туманом переживаний мощную волю к жизни.

Истинная история, таким образом, заключается не в том, что женщина чувствует себя застрявшей в домашней роли, а в том, что нечто внутри неё блокирует доступный выбор. Стоит нам узнать о её родителях, которые по поводу и без критиковали и были скупы на выражение эмоций, перед нами сразу появится девочка, которую постоянно обделяли жизненно важным, не разрешали быть такой, какой она является, что вынуждало её постоянно искать одобрения окружающих. Сама способность чего-то желать для себя в ней с самого начала была притуплена, что обнаруживается и во взрослом состоянии: для воли, которая всю жизнь была и остаётся подавлена, подорвана и направлена на служение другим, оказывается невозможным преодолеть рамки, законные или нет, предъявляемые уже её собственной семьёй.

Настоящая история – это то, что происходит в бессознательном, которое не подвластно времени. Там царят интериоризированные переживания детства, давящие тем сильнее, чем дольше остаются неосознанными. Поэтому можно поблагодарить депрессию как дар психики, которая желает, чтобы старые раны наконец были исцелены. Новая жизнь уже находится в родовом канале. Рождение блокируется чёрной массой, слепленной из проблем, которые стоят перед волей в настоящем, а также из разрешения и мужества противостоять тому, что когда-то было властным и всё ещё распространяет своё влияние на различные объекты жизни.

Благодарить депрессию как ангела, внимательного и несущего исцеление «вестника» кажется странным для современной культуры, которая патологизирует подобные проявления и стремится к их скорейшему устранению. Однако история женщины, которая лежит в основе её жизни, может возобновиться только тогда, когда она войдёт в чёрную массу и восстановит способности, которыми природа наделила людей, отправляя в это странное и захватывающее путешествие. Все силы женщины с самого детства были направлены на то, чтобы оставаться маленькой. Но призыв сдвинуться с места и воплотить свою историю в мире требует наконец вырасти, стать взрослее и сильнее, как и положено на пути взросления.

За несколько столетий до появления глубинной психологии Блез Паскаль задумывался о том, насколько зрелы его отношения с окружающими. Его мать умерла, когда ему было три года, и когда он вырос, он часто укорял свою сестру Жильберту за то, что она так ласкова со своими детьми и охотно принимает нежное отношение в ответ. Он писал:

Неправильно, если кто-то привязывается ко мне, даже если он делает это с радостью и по собственной воле. Я ввёл бы в заблуждение тех, в ком вызвал такое желание, ибо я не являюсь ничьей целью и не имею никаких средств для того, чтобы удовлетворить кого-либо в чувствах. Я виновен, если кто-то меня полюбил.[29]29
  Pensées, p. 117.


[Закрыть]

Внешняя история Паскаля – это история о гениальном математике, который основал теорию вероятностей. Об учёном, который внёс вклад в понимание давления воздуха и состояния вакуума, изобрёл вычислительную машину и блестяще защищал свою теологию. Его поиски Бога, его любовь к числам, страсть к открытию тайн мира природы способствовали развитию цивилизации. Его эрос был направлен на открытие, желание – на поиск, а страсть – на неуловимую определённость. Там, где жизнь, казалось, теряла свои очертания, их обретали числа. Там, где судьба проявляла жестокость и капризность, теория вероятностей и рациональное, упорядоченное познание Бога давали в руки инструмент, позволяющий контролировать. Ранняя потеря матери стала его судьбой, а компенсаторная мобилизация и реализация феноменального дара – его историей.

Из этого короткого воспоминания, приведённого выше, вытекает ещё одна история. В ней рассказывается о брошенном ребёнке, который считает себя недостойным. Бессознательное всегда функционирует логично, хотя и зачастую ошибочно. Раннюю потерю, с которой ребёнок столкнулся, он интерпретировал как адресованное ему безапелляционное феноменологическое заявление: этот мир зыбкий, неопределённый, непостоянный, а сам ты неполноценен, поэтому не сможешь завоевать и удержать его любовь. Такое убедительное прочтение своей судьбы, даже если оно неверно, ребёнок экстраполирует на всё, что его окружает, – на другие времена, события, людей. Такой ребёнок считает, что он не годится в качестве объекта привязанности и другие думают так же. Поэтому он выбирает отпугивать от себя окружающих и часто справляется с этим очень успешно.

Но не содержится ли в этом послании жалобный крик и всепоглощающее порицание, направленное на самого себя? «Если кто-нибудь полюбит меня, я буду в этом виноват». Но в чём же заключается эта вина? В том, что он проявил свою привязанность только для того, чтобы утвердиться в своей неполноценности? Возможно ли, что он, как и другие осиротевшие дети, с помощью магического мышления пришёл к выводу, что именно его неполноценность каким-то образом стала причиной смерти матери? Мы знаем, что дети винят себя в разводах, в смерти, в неблагоприятных событиях, которые происходят в семье, и фантазируют, что должны или нести за это наказание, или стараться хорошими поступками искупить вину, добиться успеха. Именно это мы и можем увидеть в биографии Паскаля, который совершил прорыв в науке и вознёсся на небывалую высоту, но в собственных глазах остался недостойным любви. Его заявление звучит как предупреждение другим: «Вы пострадаете, если приблизитесь, потому что я представляю собой сломанный механизм, который невозможно починить». Подобное прочтение своей судьбы исключительным умом, истинное оно или ошибочное, – достаточное свидетельство того, насколько огромное влияние оказывает на человека ранний формирующий опыт. И оно не ослабевает, а продолжает доминировать на протяжении всей жизни. Обладай Паскаль другой судьбой, его история привела бы совсем к другим результатам. Как однажды заметил Фрейд, ребёнок, чувствующий безусловную любовь матери, будет ощущать себя непобедимым.

Можно увидеть, что задача воспитания состоит в необходимости поддерживать ребёнка и смягчать экзистенциальное напряжение, которое возникает при разлуке, которую мы называем рождением. А затем в постепенном отдалении от него на стадиях, на которых он способен с этим справиться, чтобы однажды наконец уйти из его личного пространства и остаться в отдалении, исполняя роль поддерживающего взрослого, Родителя. Поскольку эта задача, требующая тонкости и точности воздействия, ложится на плечи обычных людей, чей собственный опыт привязанности или брошенности, вероятнее всего, также основывается на травме, вряд ли можно ожидать появления в их родительстве какого-то необычного паттерна. Часто паттерны берут начало в судьбе, как это было у Паскаля, когда тот потерял свою мать, и пронизывают бессознательную парадигму отношений между самим человеком и Другим, которая доминирует в нашем процессе развития.

Если человек может найти в себе безусловные рефлексивные стремления объяснять то, что происходит в его жизни, то он сможет довольно быстро объяснять свои обработанные логикой переживания и углубляться настолько, чтобы чувствовать ногами твердь самого раннего, формирующего опыта. Тогда такой человек сможет представить себе возможные альтернативные установки и модели поведения. Наличия симптомов на протяжении всей жизни уже достаточно для того, чтобы понять: психика с самого начала выражала свой протест, закрепляя его в молчаливых корректирующих жестах. Честная оценка своего самочувствия в эти периоды ещё сильнее подтвердит, что адаптивная личность никогда не чувствовала себя правильно. Отказ от адаптивных реакций и защит будет пугать, но в конце концов вознаградит человека поддерживающей психикой. Паскаль мог бы почувствовать себя любимым, если бы его великий ум смог отделить приобретённую историю от естественного желания богов. Но он не смог этого сделать, и это подтверждает, какой ловушкой становится рационализм, заставляющий нас заблуждаться, будто познать себя можно и вне диалога с Другим и миром.

Этого Другого можно было бы найти благодаря отношениям с человеком, чья любовь откроет возможность иной интерпретации себя и мира, чем та, которую до сих пор преподносила судьба. Или же Другой родится во внутреннем диалоге с психикой, который ведётся в снах, – по этому пути сегодня пытается идти и психотерапия. Он мог бы вырваться из ловушки Эго, в которую попадаем мы все. Эго постоянно чувствует себя в опасности, поэтому укрепляет свои стены и ставит на них столько верных слуг, сколько может найти. Но слуги, преданные только Эго, лишь возвышаются над ним, не позволяя выбраться наружу. Подобно тому как Паскаль смог признать в другом своём сочинении, что «у сердца есть причины, о которых Разуму неизвестно»,[30]30
  Pensées, p. 127.


[Закрыть] всё же его собственный разум продолжил служить Эго и его приспешникам, а его история осталась нерассказанной. Можно сказать, что пережитая им в детстве травма вынудила его стать гением, подобно тому как, по словам Одена, безумная Ирландия довела Йейтса до поэзии. Наверняка удивительные способности Паскаля и в другой истории позволили бы миру говорить о нём как о выдающемся человеке, но в ней он, возможно, получил бы большее удовольствие от своей человечности.

Меланхоличный датчанин Кьеркегор позаимствовал жизненный девиз у поэта-философа Гёте: «Наполовину детскими забавами, наполовину Богом переполнено моё сердце».[31]31
  Papers and Journals, фронтиспис.


[Закрыть] Он считал себя носителем проклятия, которое досталось ему от отца, и, возможно, был прав.

Отец Сёрена, Микаэль, прошёл путь от обедневшего пастуха до представителя среднего класса и преуспевающего торговца. Его юность прошла среди безрадостного пейзажа ютландских пустошей, где он, испытывая одиночество, холод, страх, проклял Бога. Став старше и встретив свою будущую супругу и мать Сёрена, Микаэль соблазнил её и после женитьбы полностью подавил, заставив превратиться в тень от себя прежней. Когда Сёрена спрашивали, почему он верит в Бога, тот всегда отвечал, что знает: Бог его ненавидит.

Финансовый успех Микаэля не уберёг семью от несчастий: один за другим умерли дети, потом мать, и над всем этим витал дух неизвестного психического заболевания. Сёрен, последний из семи детей, считал, что должен искупить проклятие, наложенное на отцовский род, своими страданиями и ранней смертью. Он стал радикальным критиком эпохи, её институтов и всего того, что несло на себе строгий отеческий образ. «Не будь как Сёрен», – говорили матери Копенгагена своим детям. Он сетовал: «Я написал вещи, которые, казалось бы, должны доводить до слёз и камни, но вместо этого они довели моих современников до оскорблений и зависти».[32]32
  Pensées, p. 312.


[Закрыть] Всё это время он чувствовал на себе тяжесть отцовского проклятия:

Меня страшит мысль о человеке, который, будучи маленьким мальчиком, пасшим овец на пастбищах Ютландии, сильно страдая и изнемогая, однажды встал на холме и проклял Бога! И этот человек не смог забыть о том, что сделал, даже в восемьдесят два года.[33]33
  Ibid., p. 204.


[Закрыть]

Елизаветинская трагедия, разыгравшаяся с лёгкой руки Шекспира в Эльсиноре, сравнима с поистине греческой трагедией, нашедшей своё воплощение в Копенгагене.

Кьеркегор чувствовал, что несёт в себе нечто большее, чем проклятие богов. По мнению Юнга, он нёс непрожитую жизнь, бессознательную историю родителей. Используя здесь слово «либеральный» в значении «свободомыслящий», Кьеркегор писал:

Опасность не в том, что отец или воспитатель является либералом или лицемером. Нет, опасность в том, что он благочестив и богобоязнен, но, несмотря на то что его ребёнок искренне и глубоко убеждён в этом, он всё равно замечает глубокое беспокойство в душе отца. Как будто даже то, что он богобоязненный и благочестивый, не принесло мир в его душу. Опасность заключается именно в том, что в этой ситуации ребёнок получает возможность сделать вывод, что любовь Бога не бесконечна.[34]34
  Ibid., p. 471.


[Закрыть]

Чувствуя давление проклятья отца, подвергаясь, с одной стороны, суровому и требовательному imago Dei, а с другой – властному призыву к радикальной религиозности, обречённый на болезнь и раннюю смерть Кьеркегор, подобно Паскалю, считает себя нелюбимым, недостойным, тем, кто долго не проживёт. Он со скандалом разорвал помолвку с Региной Олсен – поступок, который, учитывая нравы того времени, обрушил на него большое общественное порицание. Мы можем только догадываться о мотивах этого поступка, но, предположительно, Кьеркегор не мог выдать свою «патологическую тайну», то есть семейное проклятие. Также он вряд ли желал разделить с возлюбленной своё жалкое, короткое существование и подвергнуть её второму семейному проклятию, которое, как я подозреваю, заключалось в неизвестном психическом заболевании, в котором можно угадать биполярное расстройство.

Раздираемый изнутри, я не надеялся на счастливую земную жизнь… не надеялся на счастливое и безоблачное будущее… Неудивительно, что в отчаянии я ухватился за интеллектуальную сторону человека и сделал это так крепко, как только возможно. Мысль о значительных способностях моего ума стала единственным утешением, идеи – единственной радостью, а человечество всё это время было и оставалось ко мне равнодушным.[35]35
  Pensées, p. 40.


[Закрыть]

Кьеркегор поступил так же, как и все мы: он ухватился за свой талант, использовал его как защиту от жестокости неумолимой судьбы – тяжести родового проклятия и депрессии, которые довлели над семьёй. Он всё лучше адаптировался к жизни и становился всё более взрослым человеком, перед которым открывался мир, полный возможностей. По мнению Юнга, односторонняя адаптация к требованиям окружающей среды порождает невроз, поскольку она ставит в привилегированное положение отдельные части личности в ущерб другим её частям. Если бы мы наложили жгут на одну из наших конечностей, то сначала почувствовали бы боль, а потом все ощущения полностью бы пропали. Но оставленная без нашего внимания конечность со временем начала бы мстить всему организму, и рано или поздно отравила бы его. Такое компенсаторное страдание является нашим обычным состоянием.

Будучи одним из самых психологически проницательных мыслителей времени – а глубинная психология тогда ещё не была открыта, – Кьеркегор понимал, насколько его жизнь, как и все наши жизни, подпитывается защитой от тревоги. В другой своей работе я описал так называемую вре́менную личность, то есть приобретённое, а не естественное самоощущение, которое представляет собой совокупность поведения, отношения к себе и другим, а также рефлексивных реакций, цель которых – справиться с тревогой, испытываемой ребёнком.[36]36
  См. The Middle Passage: From Misery to Meaning in Midlife, pp. 10ff.


[Закрыть] Такая совокупность повторяется, складывается в систему и фиксируется, становясь вре́менным проводником души, даже если при этом является инструментом постепенного отчуждения от неё.

Кьеркегор задался вопросом, какой была бы его жизнь без этой адаптивной личности.

В глубине души каждого человека живёт тревога, что он окажется одиноким, забытым Богом, не замеченным среди миллионов и миллионов людей, обитающих в этом огромном доме, который называется «мир». Человек сдерживает эту тревогу, видя вокруг себя множество людей, связанных с ним узами родства и дружбы. Но тревога всё равно остаётся. Вряд ли кто-то осмелится подумать, каково будет, если всё это отнять.[37]37
  Papers and Journals, p. 274.


[Закрыть]

А что будет, если люди станут действовать исходя из естественной сути своего существа? Иногда, когда мы ведём себя наиболее спонтанно или полностью находимся в моменте, так и происходит. Слегка ударяя новичка, только постигающего дзен, мастер делает это не в наказание, а чтобы призвать вернуться в данный конкретный момент, который есть всё. Прошлое уже в прошлом, будущее никогда не наступит. Сейчас есть только момент. Об этом напоминал и Т.С. Элиот, говоря, что значимо не само прошлое, а его вездесущее присутствие.[38]38
  См. “Tradition and Individual Talent,” в: Eliot, Critical Theory Since Plato, p. 78.


[Закрыть] Компенсаторная активность психики, выражающаяся в настроениях, снах, симптомах, и является её попыткой настойчиво напомнить нам, как важно её чтить. Когда Юнг, говоря о неврозе, назвал его раненым богом, он хотел сказать, что симптоматика, которую мы так быстро подавляем, является динамическим представлением травмы какой-то глубинной части нашей души.

Именно сила приобретённых привычек к рефлекторному реагированию, глубина бессознательного, тонкая способность и меркантильная заинтересованность Эго обманывать себя затрудняют определение истории, которой живёт человек. Она имеет реактивный характер? Естественный? Как утверждает Джеймс Хиллман, у души есть свой код, который, хоть иногда и преобладает над всеми препятствиями, гораздо чаще подчиняется формирующим силам истории.[39]39
  The Soul’s Code: In Search of Character and Calling, p. 177.


[Закрыть] Хиллман говорит, что Генри Киссинджер был рождён, чтобы стать государственным секретарём США, это естественный ход истории, начавшейся в тот момент, когда его юное сердце замерло от страха при виде марширующих сверстников, поголовно вступивших в гитлерюгенд и сменивших одни короткие штанишки на другие. Но не этот ли ранний ужас побудил его стремиться к равноправию? Разве власть одних над другими вызывает только лишь влечение, как афродизиак высшей пробы? Возможно, юный Генри и был рождён, чтобы стать политиком, но с такой же вероятностью он мог стать пивоваром, или актёром, или коммивояжёром, очень хорошим, даже самым лучшим, но мы этого никогда не узнаем. Как заметил Торо:

Мы не знаем, где находимся. Помимо этого, почти половину времени своего дня спим. И тем не менее считаем себя мудрыми и поддерживаем хотя бы видимый порядок в своей жизни. [И всё равно] я думаю о великом Благодетеле и Разуме, который возвышается надо мной, человеческим насекомым.[40]40
  Walden, pp. 264f.


[Закрыть]

«Видимый порядок», о котором говорит Торо, – это, конечно же, приобретённая личность, опирающаяся на природные инстинкты и таланты. Можем ли мы когда-нибудь представить себе нашу историю не как рефлекторную реакцию на угрозу, а как то, что видит великий Благодетель и Разум?

Переосмысленная история – это то, что мы видим, когда обращаемся к своим снам, занимаемся активным воображением и иным образом уделяем терапевтическое внимание душе, в результате чего диалог с собственным большим неизвестным расширяет знакомый нам мир. Рильке однажды сказал, что мы никогда не сможем увидеть Бога, бесконечную тайну, выходящую далеко за пределы наших ограниченных возможностей, но мы можем повернуться и увидеть мир таким, каким его видит Бог.[41]41
  См. Letters of Rainer Maria Rilke, p. 172.


[Закрыть] Именно это имеет в виду аналитическая психология, когда просит Эго согласиться на честный обмен, который Юнг называл Auseinandersetzung, то есть диалогом с собственной Самостью, архетипом естественной целеустремлённости организма.

Из этого диалога вытекает более масштабная история, чем та, которая когда-либо может быть достигнута в узких рамках мира Эго. Вот почему рационализм и современные психологии, ориентированные на эго, неэффективны. Такие подходы лишь укрепляют историю, в которой мы заперты, – безопасный бункер приобретённых установок и утилитарных оправданий. Такие истории – это не те истории, для которых мы были предназначены.