Текст книги "Мартин Борман. Неизвестный рейхслейтер. 1936-1945"

И в самом деле, считал Хартли, ни один из союзников не станет отрицать того, что Бормана не нашли живым или мертвым. Международный военный трибунал был вынужден принять необычное решение в отношении пропавшего без вести Мартина Бормана.

Глава 14
В его отсутствие

Начиная с 22 октября 1945 года по радио Гамбурга и Кельна в течение месяца, раз в неделю, передавали объявление. Его напечатали в то же время в четырех берлинских газетах. По всей Германии было расклеено 200 тысяч экземпляров данного объявления. Оно гласило:

«РАСПОРЯЖЕНИЕ ТРИБУНАЛА ОТНОСИТЕЛЬНО ОПОВЕЩЕНИЯ, КАСАЮЩЕГОСЯ ПОДСУДИМОГО БОРМАНА

МЕЖДУНАРОДНЫЙ ВОЕННЫЙ ТРИБУНАЛ – СОЕДИНЕННЫЕ ШТАТЫ АМЕРИКИ, ФРАНЦУЗСКАЯ РЕСПУБЛИКА, ОБЪЕДИНЕННОЕ КОРОЛЕВСТВО ВЕЛИКОБРИТАНИИ И СЕВЕРНОЙ ИРЛАНДИИ и СОЮЗА СОВЕТСКИХ СОЦИАЛИСТИЧЕСКИХ РЕСПУБЛИК

против

ГЕРМАНА ВИЛЬГЕЛЬМА ГЕРИНГА и др. подсудимых.

Международный военный трибунал, будучи учрежденным надлежащим образом, а также получив обвинение, поданное в Трибунал главными обвинителями, причем один из обвиняемых, Мартин Борман, не обнаружен, предписывает, чтобы оповещение по поводу упомянутого Мартина Бормана производилось в следующей форме и следующим способом.

Форма оповещения

Обратить внимание:

Мартин Борман обвиняется в преступлениях, совершенных против мира, военных преступлениях и преступлениях против человечества, все они выдвинуты в обвинении, которое подано в Трибунал.

Обвинение имеется в наличии во Дворце правосудия, Нюрнберг, Германия.

Если Мартин Борман явится, он вправе выслушать обвинение лично или через адвоката.

Если он не явится, то его будут судить в его отсутствие начиная с 20 ноября 1945 года во Дворце правосудия, Нюрнберг, Германия, и если его признают виновным, то он, без дальнейших слушаний, согласно распоряжениям Контрольного совета по Германии, будет казнен, где бы его ни обнаружили.

По распоряжению

Международного военного трибунала

генеральный секретарь Гарольд Б. Уилли».

Если Мартин Борман и прочитал или услышал «Оповещение», он не стал обременять тех, кто его распространял, своим появлением во Дворце правосудия. К 17 ноября его исчезновение приобрело еще более таинственный характер. Но суд должен был вот-вот начаться, и Трибуналу следовало принять решение. И вот его председатель, досточтимый лорд-судья Джефри Лоуренс из Великобритании поинтересовался у главных обвинителей, желают ли они сделать какие-либо заявления в отношении Бормана.

Заместитель главного обвинителя от Соединенного Королевства, Дэвид Максвелл-Файф, который выступал также от имени Франции и Соединенных Штатов, ответил: «Если угодно, Трибуналу известно, что подсудимый Борман включен в обвинение, поданное на рассмотрение Трибунала. Нет никакого изменения позиции в отношении подсудимого Бормана, не представлено к сведению главных обвинителей никакой новой информации о нем…. Три члена группы, бывшие с Борманом в [sic] этом танке, были допрошены. Двое считают, что Борман погиб, третий – что он ранен. Положение, следовательно, таково, что обвинение не может сказать, что исключена вероятность гибели Бормана. Существует и реальная возможность того, что он жив.

В этих обстоятельствах я должен заявить, что он подпадает под четкие определения статьи 12 Устава: «Трибунал имеет право предпринимать судебное разбирательство против любого лица, обвиняемого в преступлениях, которые описаны статьей 6 этого Устава, в отсутствие этого лица, если оно не обнаружено».

Дэвид Максвелл-Файф предложил, чтобы Бормана судили в его отсутствие. Полковник Покровский от советской делегации согласился с его мнением. После перерыва Джефри Лоуренс объявил, что Бормана будут судить в его отсутствие и что для его защиты будет назначен адвокат.

Трудная миссия защиты была возложена на компетентного немецкого адвоката, доктора Фридриха Бергольда, который считал, что суд в отсутствие его клиента является правонарушением. По мнению доктора Бергольда, это была «совершенно новая процедура в правовой истории всех времен». Позднее он заметил: «В Нюрнберге у нас есть изречение, которое пришло к нам из Средних веков и которое гласит: «Нюрнбергцы никогда не повесят человека, которого не держат в руках».

Суд начался в 10.03 утра 20 ноября 1945 года. Двести пятьдесят репортеров, представлявших газеты со всего мира, сидели в пресс-центре зала суда. Справа от них, позади продолговатого стола, стоявшего на возвышении, сидели судьи от Франции, Великобритании, Соединенных Штатов и Советского Союза. Они были одеты в черные судейские мантии, за исключением советского судьи и его заместителя, которые носили военную форму. Имелись места для обвинителей, защитников, переводчиков, стенографистов, фотографов, кинооператоров и сэра Джефри Лоуренса. Для удобства фотографов и кинооператоров зал заседания освещали двадцать два мощных прожектора.

Напротив судей располагались подсудимые, сидевшие на двух длинных деревянных скамьях, позади которых стояли восемь американских солдат, вооруженных пистолетами и полицейскими дубинками. Наблюдая за подсудимыми из пресс-центра, Уильям Ширер сказал, что они выглядели «жалкими маленькими людьми».

Первый день судебного заседания был целиком посвящен зачитыванию обвинения, которое делилось на четыре основные части. Двадцать пять тысяч слов обвинения были затем подытожены главным обвинителем от США Робертом Джексоном: «1-й пункт обвинительного заключения касается коллективного плана или сговора с целью захвата власти, установления тоталитарного режима, подготовки и ведения агрессивной войны. 2-й пункт содержит обвинение в развязывании агрессивной войны. Третий пункт относится к нарушению законов войны, и 4-й пункт включает обвинения в преступлениях против человечности, репрессиях и геноциде».

Не все из двадцати четырех человек, включенных с самого начала в список обвиняемых, присутствовали при зачитывании текста обвинения. Престарелого и дряхлого Густава Круппа фон Болена унд Гальбаха обвиняли как представителя германской военной промышленности. Но обвинение против Круппа было аннулировано, после того как международная медицинская комиссия обнаружила, что он был не способен «по психическому состоянию следить за судебным процессом». Глава Трудового фронта Роберт Лей повесился 25 октября в тюремной камере. Обергруппенфюрер (генерал-полковник) СС Эрнст Кальтенбруннер, чье Главное управление имперской безопасности контролировало гестапо и большинство разведывательных и полицейских учреждений в Третьем рейхе, перенес кровоизлияние в мозг и не мог присутствовать на открытии судебного заседания. Позднее, однако, Кальтенбруннер появился.

На скамье подсудимых было зарезервировано место для Бормана, но оно оставалось незанятым. Тем не менее суд продолжался. Продолжались усилия с целью найти бывшего секретаря фюрера или доказательства того, что он жив. В декабре американские агенты обнаружили Артура Аксмана и личного помощника Бормана штандартенфюрера СС Вильгельма Цандера.

Цандера нашли в Айденбахе, маленькой деревушке близ Пассау на границе с Австрией. Документы, которые он вынес из имперской канцелярии, хранились в чемодане в Тегернзе. Цандер сообщил агентам, что разочаровался в нацизме. Однако он не мог пролить свет на местоположение Бормана, настаивая на том, что больше ничего не видел и не слышал о своем шефе после ухода из имперской канцелярии.

Аксман, последний руководитель гитлерюгенда, был задержан в Баварских Альпах. Он рассказал, что после взрыва танка видел Бормана живым в воронке от снаряда, сопровождал его до станции Лертер, а затем увидел его труп на железнодорожном мосту. Таким образом, Аксман был единственным свидетелем, который утверждал, что видел мертвое тело Бормана в Берлине, от этого утверждения он никогда не отказывался.

«Верить Аксману или нет – вопрос личного выбора, – писал Тревор-Ропер, – поскольку его слова не подтверждены никем другим. В его пользу говорит то, что он настаивал на подлинности своих свидетельств на всех этапах. С другой стороны, если бы Аксман хотел избавить Бормана от дальнейших поисков, то естественной линией его поведения была бы дача фальшивых показаний относительно гибели секретаря фюрера».

16 января 1946 года Борман еще отсутствовал. В этот день против него как отдельного обвиняемого возбудил дело один из помощников главы группы обвинения от Соединенных Штатов Томаса Дж. Додда, лейтенант Томас Ф. Ламберт-младший.

Лейтенанту Ламберту потребовалось немало труда для доказательства того, что Борман являлся уникальным творцом и исполнителем преступлений. Его роль как секретаря фюрера и ближайшего доверенного лица не подкреплялась документами. Кто мог сказать, с точным правовым обоснованием, о том, что решалось во время долгих приватных разговоров между двоими людьми? Один был мертв, другой пропал без вести. Лейтенант Ламберт обосновывал обвинение следующими словами:

«С разрешения Трибунала напомню, что каждому школьнику известно, каким злодеем был Гитлер. Мы подчеркиваем в данном случае то, что без таких руководителей, как Борман, Гитлер не смог бы захватить и укрепить тотальную власть над Германией, но был бы обречен остаться в одиночестве со своей дикостью.

Борман был в действительности злым гением люцифера Гитлера. Хотя Борман, возможно, избежит судебного разбирательства в этом Трибунале, где его место на скамье подсудимых пустует, все же он не сможет избежать ответственности за свои противозаконные деяния…»

Пустовало ли место Бормана потому, что его не было в живых и его зарыли в безвестной могиле? Или потому, что он находился в бегах? Один из ответов пришел в первую неделю февраля. Радио из Монтевидео, Уругвай, передало, что Борман скрывается в провинции Мисьонес на севере Аргентины.

Это было первое из многих сообщений о том, что Борман проживает в одной из латиноамериканских стран, где правили диктаторы с профашистскими симпатиями. Целью таких известий было желание оконфузить правительство Хуана Перона.

Между тем, пока в Нюрнберге продолжался долгий судебный процесс над обвиняемыми главными военными преступниками, 22 марта 1946 года скончалась жена Бормана. Ей было 37 лет. О ее смерти дали знать спецслужбам союзников, которые неожиданным образом обнаружили ее местожительство вскоре после Дня победы в Европе. Обезумевший от горя немецкий гражданин явился в штаб– квартиру контрразведывательной службы США в Мюнхене, утверждая, что его ребенок был похищен из Берхтесгадена фрау Гердой Борман, что он знает, где найти супругу секретаря фюрера.

Начальник службы поручил Александеру Раскину проверить эту наводку, учитывая возможность, что Борман может навестить жену. Раскин был тридцатиоднолетним бельгийским евреем, который бежал из нацистского трудового лагеря и принят позднее на службу в американскую контрразведку. В мае 1945 года он и упомянутый немецкий гражданин отправились автомобилем в район австрийского Тироля, граничивший с итальянским городом Больцано. Затем они добрались на муле до искомого отдаленного места. Через четыре дня они прибыли на виллу в Фолькенштайне в Грёднертале (горах на севере Италии), где фрау Борман содержала детский сад.

Раскин допросил фрау Борман, которая охотно призналась, что является женой Мартина Бормана. Она сказала, что взяла с собой «похищенного» ребенка в Фолькенштайн, чтобы спасти его от бомбардировок авиации в Берхтесгадене, как и своих собственных детей. Но Герда Борман не признавала, что знает что-либо о своем муже. На вилле не было обнаружено никаких следов его присутствия.

Фрау Борман показалась Раскину весьма нездоровой. Он связался с местным врачом, который сообщил, что она умирает от рака. Обо всех добытых сведениях Раскин сообщил в контрразведывательную службу в Мюнхене. Он был уверен, что информация дошла до генерала Джорджа Паттона, поскольку позднее офицер разведки из штаба Паттона сказал ему: «Генерал считает, что эту женщину следует оставить умирать в покое».

Фрау Борман отправилась наконец в единственное место близ Фолькенштайна, где могла пройти медицинское лечение у компетентных врачей. Речь идет о больнице в Мерано (к северо-западу от Больцано), Италия, предназначенной американцами для лечения военнопленных. Перед смертью в больнице от рака кишечника фрау стала новообращенной католичкой и передала своих девятерых детей заботам опекуна, его преподобия Теодора Шмица.

С того времени, как Раскин обнаружил фрау Борман в мае 1945 года, и до ее смерти 22 марта 1946 года контрразведка США держала ее под постоянным наблюдением на тот случай, если супруг попытается навестить ее или связаться с ней. Но ничего не произошло. Фрау Борман предоставила лишь одну нить к разгадке судьбы ее мужа. По свидетельству Раскина, она показала ему телеграмму, которую Мартин Борман послал ей в Берхтесгаден в последние дни войны. Ее текст был предельно прост: «Все кончено. Я отсюда не выберусь. Позаботься о детях».

Но Борман, очевидно, выбрался из Берлина. Согласно слухам, циркулировавшим в апреле 1946 года в Нюрнберге, он проживал в селении Эспириту-Санто в испанской провинции Саламанка. Однако проверка властей ООН и Испании показала, что его там не было. Более того, испанское правительство заявило, что в провинции Саламанка нет селения под названием Эспириту-Санто.

Доктор Бергольд вел в июле 1946 года защиту Бормана, когда того еще не обнаружили и не определили точно его судьбу. Перед этим доктор Бергольд пытался доказать, что его подзащитный отсутствует на судебном заседании не по своей воле. По мнению Бергольда, Трибунал судит мертвеца и поэтому должен отказаться от рассмотрения его дела.

Для подкрепления своих доводов Бергольд вызвал 3 июля на свидетельскую трибуну Эриха Кемпку и добился от него нижеследующих показаний:

Бергольд. Свидетель, в какой должности вы работали на Гитлера во время войны?

Кемпка. Во время войны я работал на Адольфа Гитлера в качестве его личного шофера.

Бергольд. Вы встречались во время этой работы с Борманом?

Кемпка. Да, я встречался с Мартином – рейхслейтером Мартином Борманом, работая в это время, как со своим непосредственным начальником.

Бергольд. Свидетель, в какой день вы видели обвиняемого Мартина Бормана в последний раз?

Кемпка. Я видел рейхслейтера, бывшего рейхслейтера Мартина Бормана в ночь с 1 на 2 мая 1945 года близ железнодорожной станции Фридрихштрассе у Видендаммерского моста. Рейхслейтер Борман – бывший рейхслейтер Борман – спросил меня о том, какова обстановка на станции, и я сказал ему, что там, на станции, едва ли возможно…

Председатель (сэр Джефри Лоуренс). Вы слишком быстро говорите. Он спросил вас о чем?

Кемпка. Он спросил меня о том, какова обстановка и можно ли пройти оттуда к станции Фридрихштрассе. Я сказал ему, что это практически невозможно, поскольку оборонительные бои там слишком сильны. Затем он спросил, можно ли сделать это на бронемашинах. Я сказал ему, что не следует даже помышлять об этом. Затем подошли несколько танков и бронетранспортеров, небольшие группы людей сели на них или побежали под их прикрытием. После этого бронированные машины двинулись через противотанковые заграждения, и вслед за этим головной танк получил прямое попадание примерно посередине, с левой стороны, где шел Мартин Борман. Думаю, стреляли из фаустпатрона из окна, и этот танк взорвался. Произошла огневая вспышка как раз с той стороны, с какой шел Борман, и я видел…

Председатель. Вы слишком спешите. Слишком спешите. Последнее, что я слышал от вас, – это то, что Борман шел в середине колонны. Верно?

Кемпка. Да, посередине танка, с левой стороны. Потом, после того, как танк продвинулся метров сорок – пятьдесят за противотанковые заграждения, он получил прямое попадание, полагаю, кумулятивной гранаты фаустпатрона из окна. Танк разнесло на куски, накрыв именно то место, где шел Мартин – рейхслейтер Борман. Меня самого отбросило взрывной волной и человеком, который шел впереди меня и ударился об меня. Думаю, это был штандартенфюрер, доктор Штумпфеггер. Я потерял сознание. Когда пришел в себя, то не мог видеть. Вспышка меня ослепила. Затем я пополз вновь к месту взрыва танка, и с этих пор я Мартина Бормана больше не видел.

Бергольд. Свидетель, вы видели падение Мартина Бормана во время вспышки?

Кемпка. Да, конечно. Я еще видел движение, похожее на падение. Это можно назвать отлетом в сторону.

Бергольд. Был ли взрыв, по вашему мнению, настолько сильным, что должен был убить Мартина Бормана?

Кемпка. Да, я уверен, сила взрыва была настолько велика, что он погиб.

Трибунал не разделял уверенность Кемпки. Его члены знали, что и Артур Аксман, и Гюнтер Швегерман утверждали, что видели Бормана живым после взрыва танка. Возможно, из-за того, что их свидетельства противоречили свидетельствам Кемпки, доктор Бергольд не вызывал на свидетельскую трибуну Аксмана или Швегермана. Трибунал отказался приостановить судебное разбирательство в отношении Бормана.

Доктор Бергольд сетовал на то, что этот отказ только укрепит веру в легенду о спасении своей жизни его подзащитным. Еще раньше доктор Бергольд указывал: «В самом деле, фальшивые Мартины Борманы уже появились. Они посылают мне письма за подписью «Мартин Борман», которые не могут быть им написаны».

Тем не менее 22 июля доктор Бергольд начал защиту своего клиента. «Ваша светлость, ваша честь, – обратился он к суду. – Дело подзащитного Мартина Бормана, защиту которого поручил мне Трибунал, необычно. Когда солнце национал-социалистического рейха находилось еще в зените, подсудимый жил в тени. Он является теневой фигурой и на этом процессе, и, по всей вероятности, он ушел в страну теней – эту обитель отделившихся душ, согласно представлениям древних. Он является единственным из подсудимых, который отсутствует на заседании, и только к нему применима статья 12 Устава…»

Главная линия защиты доктора Бергольда, и единственно возможная линия в данных обстоятельствах, заключалась в том, что Трибунал совершает ошибку, пытаясь судить Бормана в его отсутствие. «В течение всего этого длительного процесса, – продолжал адвокат, – Борман как человек и его деятельность остаются окутанными в ту самую пелену безвестности, в которой подсудимый, по собственной предрасположенности, держал себя при жизни. Обвинения, с которыми выступили против него другие подсудимые, видимо по вполне определенным причинам и явно для того, чтобы защитить и реабилитировать себя, не могут послужить, по справедливости, основой для судебного решения. Обвинение не раз заявляло через своих представителей, что подсудимые будут искать способ взвалить главную вину на убитых или отсутствующих людей за действия, которые рассматривает сейчас Трибунал.

Но никто не знает, что подсудимый Борман мог бы сказать в ответ этим людям, если бы присутствовал на заседании. Возможно, он смог бы доказать, что его поступки не были причиной тех событий, на которые ссылается сторона обвинения, и что он также не обладал тем влиянием, которое ему приписывается как секретарю фюрера и партии».

Суть аргументов долгого выступления доктора Бергольда заключалась в следующем: «Пока Борман отсутствует и не заслушивается лично, подлинная его роль остается неясной. Никто, даже высокий суд, не может вынести справедливое решение по его делу. Весь разбор дела остается сомнительным… К сожалению, уже сейчас сочиняются легенды в отношении личности Бормана, его деятельности и его спасении. Но для трезвомыслящих юристов легенды не являются правомерной основой для обоснованного приговора, свободного от сомнений». В заключение выступления доктор Бергольд снова попросил Трибунал «отложить слушание дела подсудимого Бормана, пока его не заслушают лично и пока он лично не даст своих объяснений по делу…».

В тот же день после того, как Трибунал отверг требование защитника от 22 июля, появились сообщения, что Бормана видел живым Якоб Глас. Он был личным шофером Бормана в Мюнхене и Берхтесгадене до конца 1944 года. Секретарь фюрера обвинил Гласа в хищении овощей со своего личного огорода и уволил его. Глас уверял начальника контрразведывательной службы в своей «абсолютной уверенности», что человек, ехавший в автомобиле по главной улице Мюнхена, был Борманом. Он носил обычную, довольно потрепанную одежду. «Я знаю Бормана, – настаивал Глас, – и человек, которого я видел, был Борман».

Контрразведка провела тщательные поиски в Мюнхене, дом за домом, но не обнаружила Бормана, как не обнаружила его во Фленсбурге, в Тироле, в Испании или в Аргентине. Он все еще отсутствовал, когда Международный военный трибунал собрался 30 сентября 1946 года, чтобы вынести свой приговор двадцати двум фигурантам, которых судили как главных военных преступников.

Бормана признали невиновным по 1-му пункту обвинения, в том, что касалось участия в разработке общего плана или заговора с целью захвата власти, установления тоталитарного режима и ведения агрессивной войны. Он не был осужден по 2-му пункту, который касался начала войны и агрессии. Обе эти позиции исходили из признания того, что Борман не играл значительной роли в нацистской иерархии, пока после начала войны Гесс не улетел в Англию. Бормана признали виновным по 3-му пункту, военные преступления, и 4-му пункту – преступления против человечности.

В заключение своего вердикта Трибунал отметил, что доктору Бергольду пришлось «работать в трудных условиях». Указывалось также, что, «если Борман не погиб и будет задержан позднее, Контрольный совет Германии (состоял из главнокомандующих советской, американской и французской зонами оккупации. Местом пребывания Совета был определен Берлин. – Ред.) может, в соответствии со статьей 29 Устава, рассмотреть любые факты, способные смягчить приговор. Он вправе изменить или смягчить приговор по собственному усмотрению». 1 октября 1946 года Борман, в числе двенадцати других обвиняемых, был приговорен к казни через повешение (другими одиннадцатью обвиняемыми были Геринг, Кейтель, Йодль, Кальтенбруннер, Розенберг, фон Риббентроп, генерал-губернатор Польши Ганс Франк, шеф программ принудительного труда Фриц Заукель, имперский комиссар Нидерландов Артур Зейс-Инкварт, имперский протектор Богемии и Моравии Вильгельм Фрик, глава Имперского банка Вальтер Функ и гаулейтер Франконии Юлиус Штрайхер. Другие обвиняемые получили наказания в диапазоне от пожизненного заключения (Гесс) до оправдания (Ганс Фриче из министерства пропаганды). – Ред.).

В ночь на 15 октября смертные приговоры были приведены в исполнение, за двумя исключениями. Как уже отмечалось, Геринг отравился при помощи яда. Борман не мог быть повешенным из-за своего отсутствия. Между тем сообщения о его спасении продолжали поступать.

1 ноября 1946 года обнаружили некоего Иоахима Борсбурга, шагавшего по главной улице города в Баден-Вюр– темберге в мундире оберштурмбаннфюрера (подполковника) СС. Сотрудники контрразведки задержали и допросили его. Борсбург сообщил, что его недавно повысили в звании в ходе ночной церемонии, проводившейся на кладбище Мартином Борманом. В ходе дальнейшего расследования контрразведка установила, что Борсбург попал в конце войны в заключение в Саксонии как обычный рядовой. Он сбежал из госпиталя, а теперь страдал психическим расстройством.

Все ли были безумцами, подобно Иоахиму Борсбургу, которые утверждали, что видели Бормана? И действительно ли секретарь фюрера скрывался? Это весьма беспокоило сотрудников разведки союзников. В 1946 году не так легко было сбросить со счетов опасность возрождения нацизма. Живой Борман мог рассматриваться как потенциальный фюрер Четвертого рейха. Гитлер выбрал его исполнителем своего завещания и будущим лидером нацистской партии. Теперь Борман стал единственным представителем нацистской иерархии, с которым надо было считаться. И столь неопределенное положение сохранялось весь 1947 год.

По мере того как тайна становилась все более загадочной, росло число сообщений о дальнейшей судьбе Бормана. Некоторые из сообщений носили фантастический характер, другие были правдоподобными, а одно, в частности, было особенно пугающим. Его источником в начале 1948 года был человек, который лучше представлял себе, о чем он говорит, чем прежние источники информации. Это был обергруппенфюрер СС (соответствует званию генерала рода войск в вермахте и генерал-полковнику в Красной армии) Готтлоб Бергер.