Текст книги "Мартин Борман. Неизвестный рейхслейтер. 1936-1945"

Глава 16
«Зона поисков сужается»

Мартин Борман жив. Об этом Адольф Эйхман сообщил следователям перед судом в Иерусалиме. Однако израильтяне так и не ознакомили общественность с заявлением Эйхмана в деталях.

После того как он предстал перед судом, Эйхман получал многочисленные письма. Некоторые с угрозами, другие ругательные и несколько ободряющих. Одно из писем с единственными словами «Мужество, Мужество» было подписано «Мартин». Эксперты-почерковеды посчитали, что письмо подписал Мартин Борман, сказал израильскому прокурору Гидеон Хауснер.

Захват и суд над Эйхманом резко оживили интерес к судьбе Бормана. Ведь если Эйхман мог работать необнаруженным как обычный работник в Западной Германии до 1950 года, затем уехать с помощью некоторых ветеранов СС через Италию в Южную Америку и жить в Аргентине под именем Рикардо Клемент еще десять лет, то нет сколько-нибудь значимой причины, почему бы и Борман не поступил так же. Попытки ответить на вопрос о том, что случилось с главой канцелярии нацистской партии, возобновились.

В июне 1960 года израильская газета «Гаолам Хацех» сообщила, что Борман приобрел большой дом в пригороде Буэнос-Айреса. Нуждаясь в лечении, он обратился за помощью к врачу, который оказался евреем. Врач узнал своего пациента, несмотря на то что тот явно сделал пластическую операцию. Тогда он убил Мартина Бормана, сделав ему смертельную инъекцию.

Но в сентябре 1960 года аргентинское информационное агентство Витоло сообщило об аресте Бормана полицией в промышленном городе Сарате, расположенном в 80 милях к северо-западу от Буэнос-Айреса. Арестант действительно походил на Бормана, но оказалось, что это был однорукий иммигрант по имени Вальтер Флегель. Его освободили, а Витоло заявило, что аргентинская полиция продолжит поиски Бормана, поскольку не располагает доказательствами его смерти.

Неожиданную активность аргентинской полиции, несомненно, подстегнул ажиотаж, связанный с арестом Эйхмана. Аргентинские власти попали в неловкое положение из-за того, что израильтяне обнаружили Эйхмана в Аргентине. Еще более обескураживающим было бы обнаружение там Мартина Бормана не самими аргентинцами, а кем– либо еще.

Арест Эйхмана побудил активизировать свою деятельность и западногерманские власти. Теперь Западная Германия переживала процветание, порожденное «экономическим чудом». Ее новая армия составляла главную ударную силу НАТО в Европе, и в противоположность Восточной Германии (Германская Демократическая Республика, созданная в 1949 году в советской зоне оккупации в ответ на провозглашение на территории зон оккупации на западе Германии ФРГ. – Ред.) эта страна символизировала эффективность свободного предпринимательства и демократических учреждений. Но Эйхман вызвал поток мрачных воспоминаний. Как суверенное демократическое государство, Западная Германия (ФРГ) не могла позволить себе, чтобы о ней говорили, будто она не предпринимает все возможное для юридического преследования скрывающихся нацистов. Именно с этой целью был учрежден близ Штутгарта Центр подготовки и координации по уголовному преследованию лиц, ответственных за концентрационные лагеря и военные преступления во главе с доктором Эрвином Шуле. Теперь в поисках Бормана, который являлся самым опасным из всех скрывавшихся нацистов, к доктору Шуле присоединился другой западногерманский чиновник.

В апреле 1961 года во Франкфурте доктор Фриц Бауэр публично взялся за дело Бормана и завел архив на него. Доктор Бауэр был пятидесятисемилетним немецким евреем. Его дважды заключали в нацистские концентрационные лагеря, но ему удалось бежать в 1940 году в Швецию.

Через девять лет доктор Бауэр вернулся в Германию. В 1961 году он стал окружным прокурором земли Гессен, связанным по работе с 4-м отделом окружной прокуратуры Франкфурта-на-Майне в Центре расследования нацистских преступлений Гессена.

Доктор Бауэр собрал 8 толстых папок с 1300 страниц документов, касающихся судьбы Бормана. 13 апреля он заявил на пресс-конференции о своей уверенности в том, что Борман жив, добавив, что международная тайная нацистская организация могла переправить его за рубеж через тщательно налаженные подпольные каналы.

Одним из сотен информантов доктора Бауэра стал старший сын Эйхмана, Хорст Адольф. Во время посещения Западной Германии в феврале 1961 года Хорст Адольф Эйхман сообщил окружной прокуратуре о многих последних разговорах с Борманом в Южной Америке.

Вскоре после пресс-конференции доктора Бауэра во Франкфурте-на-Майне другой уважаемый государственный деятель провел пресс-конференцию в Тель-Авиве. Им был доктор Грегори Тополевски, бывший посол Аргентины в Израиле. 9 мая 1961 года доктор Тополевски заявил, что Борман недавно бежал из Аргентины и скрывается в Бразилии. Но на следующий день посол сделал оговорки в отношении своего заявления. Он цитировал только сообщения аргентинской прессы и не имел сведений из официальных источников о местопребывании Бормана. Так обстояло дело в этом отношении до июня 1962 года. Затем пресс-атташе испанского посольства в Лондоне Анхель Алкасар де Веласко сообщил журналистам, что он встречал Бормана в Мадриде в мае 1945 года, а позднее оказался вместе с ним на борту немецкой подводной лодки. После морского перехода из Испании длительностью в двадцать один день Борман и Алкасар де Веласко высадились в Аргентине. Испанец сообщил, что он снова видел Бормана в 1958 году в Эквадоре. Тогда он выглядел не по годам постаревшим и совершенно лысым. У него были впалые щеки, и он перенес три пластические операции. Но так же, как в случаях с другими информаторами о Бормане, истинными были только слова Алкасара де Веласко (то есть не было доказательств).

К 1963 году Центр подготовки и координации по уголовному преследованию лиц, ответственных за концентрационные лагеря и военные преступления прилагал систематические усилия с целью обнаружения скрывавшихся нацистов. Это совместное предприятие одиннадцати земель Западной Германии, разместившееся в здании бывшей женской тюрьмы рядом с живописным замком в стиле барокко в Людвигсбурге (пригород Штутгарта к северу от города), располагало штатом в 115 следователей. Центр имел основной список из 160 тысяч имен нацистов. Разумеется, имя Бормана возглавляло список. За этим именем по значению следовало имя Генриха Мюллера.

Группенфюрер СС (звание соответствует генерал-лейтенанту вермахта) Генрих Мюллер, бесстрастная, секретная личность, был шефом гестапо (4-е управление РСХА). Один из его подчиненных, подполковник СС Вили Хётти, характеризовал его как «человека с внушительным черепом и резкими чертами лица, которые удивительно портил тонкий разрез рта, почти не имевшего губ». Мюллер находился в Берлине, когда Красная армия окружила город. Из своего кабинета на Курфюрстенштрассе он каждый день слал сообщения в бункер фюрера. Последний раз его видели там 29 апреля 1945 года. С тех пор полагали, что он погиб в уличном бою в возрасте 45 лет и был похоронен на гарнизонном кладбище Западного Берлина в районе Кройцберг. Его семья установила в связи с этим памятник на могиле.

Однако Центр в Людвигсбурге не был убежден в том, что шеф гестапо, а также Мартин Борман погибли в Берлине. Центр полагал, что Мюллер, видимо, спасся бегством и попытался прикрыть свое спасение захоронением другого трупа в предполагавшейся могиле шефа гестапо. Доказательства этого, конечно, не существовало. Но в рамках секретного проекта по определению судьбы Мюллера Центр обратился к окружной прокуратуре Западного Берлина с просьбой вскрыть могилу. Это было сделано в утренние часы 25 сентября 1963 года. Могила не содержала одного скелета, но в ней имелись кости трех различных человек. Патологоанатомы определили, что никакая из костей не могла принадлежать Генриху Мюллеру. Теперь к тайне исчезновения Мартина Бормана прибавилась загадка с судьбой шефа гестапо. Центр в Людвигсбурге продолжил систематические усилия в целях разрешения обеих загадок. То же делал доктор Фриц Бауэр.

Прорыв в деле Бормана, казалось, произошел в марте 1964 года. Некий Рихард Борман отдался тогда в распоряжение полиции бразильского города Сан-Паулу, поскольку «устал жить в подполье». Рихард Борман сообщил бразильской полиции, что его брат Мартин проживал в штате Мату-Гросу («Густой лес») в девственной, неразвитой части этой глубинной территории Бразилии, почти вдвое превосходившей территорию штата Техас и населенной главным образом индейцами гуарани.

Бразилия являлась идеальной страной для преследуемых нацистов, искавших укрытия. Она граничит с семью (с девятью – автор посчитал Гайану (до 1966 года Британская Гвиана), Суринам (до 1975 года принадлежал Нидерландам) и Французскую Гвиану одной страной Гвианой) другими латиноамериканскими странами, что обеспечивает легкий въезд и выезд. Иностранцев нельзя депортировать или выдать, если у них бразильское подданство. Смертная казнь отсутствует, сроки заключения не превышали тридцати лет. В бразильских штатах Санта-Катарина, Парана и Риу– Гранди-ду-Сул имелось многочисленное немецкое население.

Доктор Фриц Бауэр уже проверял сообщения, что секретарь фюрера умер в Парагвае в 1959 году и был похоронен на деревенском кладбище недалеко от столицы страны, Асунсьон. Когда данную могилу вскрыли, обнаружили, что она содержит останки парагвайца по имени Хормонцилла. Поэтому доктор Бауэр уделил особое внимание новому сообщению из бразильского города Сан-Паулу.

У Бормана, как выяснилось, действительно имелся младший брат. Рейхслейтер одно время обеспечил ему работу в качестве одного из адъютантов фюрера. В этом не содержалось ничего нового, хотя о брате Бормана по окончании войны забыли. Следователи доктора Бауэра отыскали его. Его звали Альберт, и он жил в селении Иккинг на юге Баварии (недалеко от Мюнхена).

«У меня нет брата по имени Рихард, – заявил Альберт Борман. – Нет такого имени ни у одного из моих родственников. Человек, который появился в Бразилии под именем Рихард Борман, должно быть, эгоцентрист или мошенник». Этот человек оказался пятидесятидвухлетним ветераном СС, который добрался до Южной Америки по фальшивым документам. В данный момент он страдал психическим расстройством.

Несмотря на ложные сигналы, такие как в случае с Рихардом Борманом, западногерманские власти воспринимали множившиеся сообщения о спасении Мартина Бормана настолько серьезно, что назначили в ноябре 1964 года вознаграждение в 25 тысяч долларов за информацию, способствовавшую его поимке. Помня об энергичных протестах Аргентины Израилю в связи с похищением Эйхмана, Федеративная Республика Германия предупредила, что в случае обнаружения секретаря фюрера, его похищения и возвращения в ФРГ вознаграждение будет выплачено только тогда, когда страна, в которой он скрывался, одобрит его выдачу.

Проходили месяцы, но вознаграждение оставалось невостребованным, хотя сообщения о том, что Борман жив, продолжали поступать. В марте 1965 года представители Интерпола в Сан-Паулу в Бразилии арестовали человека с аргентинским паспортом на имя Карлоса Родригеса и западногерманским паспортом на имя Альфреда Тренкера. Это был, действительно, бывший офицер СС Детлев Зоненберг, который прибыл в бразильский город Гуаружа (близ Сан-Паулу) из Египта в 1953 году. Интерпол интересовало не эсэсовское прошлое Зоненберга, но то, что на него был объявлен розыск по шести случаям вооруженного грабежа в Западной Германии. По словам Зоненберга, бывшие нацисты, проживавшие в Южной Америке, создали после похищения Эйхмана организацию самозащиты. Среди них был Борман, который проживал в Бразилии.

Сообщение Зоненберга не давало никаких зацепок. Но в Западной Германии доктор Бауэр продолжал свое расследование. Среди сотен людей, с которыми встречались сотрудники его ведомства, был Артур Аксман. Теперь он был бизнесменом в Руре. Бывший руководитель гитлерюгенда повторил историю, которую он рассказал офицерам разведки союзных войск относительно ночи 1 мая 1945 года в Берлине. Аксман оставался единственным авторитетным свидетелем смерти Бормана. И все же он был известным нацистом. Никто не мог подтвердить или опровергнуть его утверждение, что он видел трупы Бормана и доктора Штумпфеггера на железнодорожном мосту на Инвалиденштрассе. Но если бы Аксман оказался прав, то судьба Бормана была бы определена.

Упорный доктор Бауэр обнаружил, что 14 августа 1945 года почтовое отделение 40 Берлина на железнодорожной станции Лертер уведомило фрау Гертруду Штумпфеггер о смерти мужа в письменном виде. Служащие почты захоронили 8 мая 1945 года труп, опознанный как тело доктора Людвига Штумпфеггера, после его обнаружения на железнодорожном мосту Инвалиденштрассе. Место захоронения находилось в нескольких сотнях метров от моста на территории Выставочного парка, зоны развлечений, где летом устраивались выставки.

Доктор Бауэр разыскал также шестидесятисемилетнего отставного берлинского почтальона по имени Альберт Крумнов, который сообщил, что он и трое других сотрудников почтового отделения станции Лертер захоронили два тела, обнаруженные на железнодорожном мосту. Они сделали это по указанию русских, которые хотели предупредить вспышку эпидемии в городе. 8 мая 1945 года Крумнов и трое его коллег по почте похоронили тело высокого человека с отличительными признаками доктора Штумпфеггера на территории Выставочного парка и рядом с ним – тело человека меньшего роста и более плотного. Его коллеги уже умерли, и через двадцать лет Крумнов уже не помнил точно места захоронения. Однако его свидетельство и официальное уведомление вдове доктора Штумпфеггера, казалось, подтвердили историю Аксмана.

Таился ли ответ на вопрос, который в течение двух десятилетий явно сбивал с толку разведывательные и полицейские ведомства многих стран, в земле Западного Берлина? Доктор Бауэр намеревался найти этот ответ и предпринял очевидный шаг, который до него никто не предпринимал. 19 июля 1965 года полицейские Западного Берлина с кирками и лопатами в руках, а также при помощи бульдозера начали рыть землю на территории Выставочного парка. Он служил теперь местом складирования транспортной компании и был расположен рядом с Берлинской стеной.

В течение двух дней полицейские терпеливо и методично перерыли сотни квадратных метров земли. Они отрыли камни, три пня, пивные бутылки, старое стрелковое оружие немецкого и советского производства, но ничьих костей обнаружено не было. Раскопки были прекращены.

Еще один охотник за нацистами, Тадек Тувия Фридман, возможно, подсказал доктору Бауэру, что тот теряет время, разыскивая останки Бормана в Берлине. Секретаря фюрера следовало искать среди живых в Аргентине. Фридман, молодой польский еврей, трудился в принудительном порядке на нацистском оружейном заводе в родном городе Радоме. После войны он отправился в Вену и по собственной инициативе стал разыскивать нацистских преступников. Летом 1952 года Фридман эмигрировал в Израиль. Не имея специальности и сноровки, он жил в новой стране с большими трудностями. Фридман приобрел работу газетного репортера, а затем мелкого государственного чиновника. Но охота за нацистами оставалась его главной заботой. Фридман открыл свой собственный частный Институт документации нацистских военных преступлений в Хайфе, где собрал значительное количество информации о скрывающихся нацистах. Фридман особенно надоедал израильским властям призывами что-то предпринять в отношении Эйхмана.

В октябре 1965 года Фридман прибыл в Нью-Йорк, чтобы присутствовать на аукционе, где за тысячу долларов было продано письмо, написанное ему Эйхманом. Фридману было 42 года. Журналист из «Нью-Йорк пост» описывал его как «маленького круглого человека, с толстыми пальцами и явным обликом лавочника». Все же он лично проявлял большую активность в охоте на нацистских преступников, и его главной целью был Мартин Борман.

«За пятьдесят тысяч долларов вознаграждения мы сможем заполучить его через две недели», – сказал Фридман журналисту, бравшему у него интервью. – Мы знаем, что он находится в Аргентине. Мы точно знаем где. Но беда в том, что он никому не нужен. Понимаете, он международный преступник. Германии, Англии или Соединенным Штатам следовало бы его наказать, но после суда над Эйхманом они больше не хотят хлопот, не хотят головной боли. Что же касается меня, то я все еще слежу за ним, да».

Фридман говорил от своего имени, как частный следователь, а не от имени израильского правительства. Возможно, его вера в то, что Борман находился в Аргентине, была ошибочной. Но Фридман был определенно прав в том, что израильские власти не имели формального мотива вести розыски секретаря фюрера. Бормана уже осудил трибунал в Нюрнберге как главного военного преступника, «чьи преступления не связаны с конкретной географической территорией». По этому определению Борман не был специфически еврейской проблемой. Эйхман был такой проблемой, поэтому израильтяне обнаружили и осудили его.

Советский Союз был одним из четырех учредителей Устава Международного военного трибунала, который делил ответственность с остальными учредителями за поиски Бормана, если тот был жив. Русские, конечно, располагали разведывательным аппаратом с немалым опытом. Определение местонахождения нужного индивидуума являлось обычным родом деятельности для советской разведки. Но после Нюрнберга русские хранили молчание в отношении Мартина Бормана. Однако в 1965 году в Восточном Берлине была опубликована книга под названием «По следам Мартина Бормана». Автором книги был Лев Безыменский, бывший майор советской разведки. (Оригинальное русское издание этой книги было выпущено в Москве в конце 1964 года. – Ред.).

Согласно советскому автору, секретарь фюрера не был убит в Берлине. После бегства из города он направился инкогнито в Фолькенштайн в Тироле, где жила его супруга. Где-то в нацистской «альпийской крепости» он взял спрятанный ларец с золотыми монетами, которые первоначально предназначались для музея фюрера в Линце. Монеты были переданы советнику Бормана по экономическим вопросам доктору Гельмуту фон Гуммелю в Берхтесгадене в конце войны и стоили около 5 миллионов долларов. Обеспечив себя таким образом деньгами, Борман отправился на военно-морскую базу в Киле на северо-западе Германии, чтобы найти подводную лодку, готовую вывезти его из страны.

Однако, поскольку весь подводный флот гроссадмирала Дёница был захвачен союзниками, Борман скрывался в земле Шлезвиг-Гольштейн, а затем в соседней Дании до тех пор, пока не закончился Нюрнбергский процесс. Затем он связался с Organisation der ehemaligen SS-Argehorigen (ODESSA), тайной организацией ветеранов СС, которая наладила пути бегства разыскивавшихся нацистов через Альпы в Италию. Организации ODESSA оказывали поддержку итальянские аристократы, деятели Римской католической церкви и секретные агенты в Америке.

С помощью ODESSA Борман пробрался в 1947 году темной августовской ночью в Италию из Наудерса, горного селения в верховьях реки Инн, где сходятся границы Австрии, Швейцарии и Италии (под перевалом Резия, 1508 метров, через который идет дорога в Италию). Итальянские помощники предлагали Борману укрыться под защитой католической церкви. Он согласился и скрывался сначала в монастыре у озера Гарда, а затем во францисканском монастыре в Генуе.

Наконец секретарь фюрера встретился на Виа дель пейс в Риме с епископом Алоизом Гудалем. Он руководил Фондом христианского благосостояния и был также наставником старшего сына Бормана Адольфа Мартина, который готовился принять священство. Епископ Гудаль указал доверенному лицу Гитлера на две возможности. Он мог уехать либо в Испанию, где укрывались командир нацистских диверсантов штандартенфюрер Отто Скорцени (1908–1975; прославился прежде всего спецоперацией по освобождению Муссолини) и бывший лидер бельгийских фашистов Леон Дегрел (1906–1994; с лета 1941 года занялся формированием добровольческого легиона СС «Валлония» (позже дивизия СС «Валлония») и ушел воевать на Восточный фронт, где сражался до конца войны. Закончил войну бригадефюрером (генерал-майором) СС, командиром дивизии «Валлония». Награжден 22 наградами, в том числе Железным крестом 1-го и 2-го класса, Рырцарским крестом с дубовыми листьями, Германским крестом в золоте. С уважением относился к противнику, всегда считая русских арийским народом. После войны скрылся в Испании, затем в Аргентине и снова Испании, где и умер. – Ред.), либо в Аргентину, подобно Эйхману. Аргентина была более подходящим выбором.

Но это была только «рабочая гипотеза», пишет Безыменский. Это было то, что «могло бы случиться». Советский автор не имел намерения подкрепить свою гипотезу конкретными именами и адресами. Он не желал походить на шерлока Холмса, но хотел указать на то, что следы Мартина Бормана вели в политическую жизнь тех западных стран, в которых тот мог рассчитывать на убежище. Жив ли был этот человек или нет, его дух, несомненно, не умер. Это было особенно верным для Западной Германии, в послевоенном правительстве которой было немало нацистов. Безыменский посвятил половину своей книги, имевшей подзаголовок «Правда о германском империализме», продвижению этого тезиса.

В отличие от бывшего советского майора разведки Клаус Эйхман более определенно утверждал, что Борман живет в Южной Америке. В январе 1966 года тридцатилетний сын Адольфа (в наших энциклопедиях – Карла Адольфа и даже Карла. – Ред.) Эйхмана написал открытое письмо Борману. Его опубликовал популярный, иллюстрированный, западногерманский журнал «Квик». Клаус хотел очистить имя отца. По мнению Клауса, отец пал жертвой преступлений, ответственность за которые несет Борман.

«Я хочу, чтобы вы отдали себя в распоряжение правосудия, – писал Клаус. – Я хочу, чтобы вы взяли на себя часть вины, за которую несете ответственность, но за которую отвечает, вместо вас, мой отец на суде в Израиле… Вы все еще скрываетесь в укромном месте Южной Америки. Вы удовлетворенно потираете руки после каждого сообщения о вашей смерти в 1945 году в Берлине…»

Примерно в то же время, когда появилось это открытое письмо, старший брат Клауса, Хорст Адольф Эйхман, дал интервью в Буэнос-Айресе. В феврале 1961 года Хорст Адольф уже рассказывал доктору Фрицу Бауэру о своих частых разговорах с Борманом в Южной Америке. Теперь же он заявил, что секретарь фюрера, по его мнению, все-таки погиб в Берлине. На просьбу разъяснить противоречие между нынешней точкой зрения старшего брата и прежней Клаус Эйхман заявил журналу «Квик»: «Когда живешь в Южной Америке, где имеются влиятельные нацистские круги, надо учитывать, что эти круги могут однажды отомстить любому человеку, который поставит их в затруднительное положение».

Этот инцидент не имел последствий. Сыновья Эйхмана исчезли из поля зрения, вместе со своими воспоминаниями и свидетельствами. Но в Германии доктор Фриц Бауэр упорно продолжал работу. У западных немцев имелся мотив для обнаружения Бормана. Хотя его и осудили в Нюрнберге как международного военного преступника, Западная Германия могла привлечь к суду секретаря фюрера за его преступления как немца против немецких граждан. Достаточно указать на его приказ от 23 марта 1945 года уничтожить все продовольственные запасы в Германии (находящиеся под угрозой захвата наступающими войсками противника) и согнать все население, пешим порядком и принудительно, в центральные области страны.

16 апреля 1966 года доктор Бауэр заявил на пресс– конференции в Бонне, что у него есть «свежие сведения» относительно Бормана. «Зона поисков сужается, – сказал следователь. – Мы тщательно проанализировали сообщения со всего света и теперь, я надеюсь, идем за ним по горячим следам». Доктор Бауэр был убежден в пребывании Бормана в Южной Америке, но отказался раскрыть подробности своих новых доказательств. В 1966 году Борман так и не был задержан.

Симон Визенталь тоже полагал, что Борман жив. Визенталь, бывший до вторжения нацистов в его страну проживания Польшу архитектором и инженером, собирал информацию о скрывавшихся нацистах со времени своего освобождения в феврале 1945 года американскими войсками из концентрационного лагеря Маутхаузен (в Маутхаузене, среди прочих, был замучен генерал Д.М. Карбышев. – Ред.) в Австрии. Он продолжал свои частные поиски, поскольку считал, что холодная война вынудила полицию и разведывательные службы государств Востока и Запада ослабить преследование нацистов, совершавших преступления против евреев. Это делалось, по его мнению, чтобы «потрафить западным немцам» в ФРГ и сделать подобное же в ГДР, «где многие нацисты отреклись от своих убеждений и присоединились к коммунистам».

Визенталь не был профессиональным следователем и лично не охотился за нацистами, объявленными в розыск, но он собрал большое количество ценных материалов от частных информантов и в результате дотошного изучения своих досье. Затем он передавал свою информацию официальным государственным ведомствам для дальнейших действий. Сведения, переданные им израильским властям, помогли схватить Адольфа Эйхмана. После этого Визенталь заинтересовался Борманом, который числился в списке более чем 22 тысяч нацистских военных преступников в Еврейском центре документации Визенталя в Вене. Центр, имеющий персонал численностью шестнадцать человек, финансируется за счет еврейских взносов.

В феврале 1967 года в Соединенных Штатах появляются журнальные перепечатки из готовящейся тогда к публикации книги Визенталя «Убийцы среди нас». В этих перепечатках Визенталь сообщил о ряде его наиболее важных дел. Одно из них касалось Франца Штангля. С марта по август 1942 года он был комендантом лагеря смерти Собибор. В августе и сентябре 1942 года Штангль возглавлял лагерь смерти Треблинка. В этих лагерях, расположенных в Польше, по оценкам Визенталя, содержалось 700 тысяч человек, почти все евреи в них, за немногими исключениями, были умерщвлены (было два лагеря Треблинка, Треблинка-1, трудовой, с принудительным трудом для евреев (и других), большинство здесь осталось в живых, и Треблинка-2 – лагерь уничтожения, функционировавший в 1942–1943 годах. – Ред.).

Как и Адольфа (Карла Адольфа) Эйхмана, Штангля интернировали после войны в американском лагере для военнопленных. Офицеры разведки не могли выявить подлинную идентичность каждого человека. Оба нациста бежали из лагеря без особых затруднений. Визенталь утверждал, что Штангль, сбежавший в 1951 году в Бразилию, работал теперь на автозаводе в Сан-Паулу и что ему известен его адрес.

Другим делом Визенталя была, по его выражению, «крупнейшая нераскрытая тайна нацизма». Посредством изучения информации, предоставленной ему различными людьми, которые видели Бормана живым или слышали об этом, Визенталь сделал вывод, что секретарь фюрера жил, «наиболее вероятно», там, где сходятся границы Чили и Аргентины. Но ни одна страна в действительности не заинтересована в его поимке. Поскольку Борман достиг шестидесятисемилетнего возраста, тайна, окружающая его, «выродится в простое биологическое уравнение».

«Он хорошо защищен, – писал Визенталь. – Ни одна страна не пожелает второго дела Эйхмана. Однажды Борман закончит свой жизненный путь, и вознаграждение в 100 тысяч марок (объявленное западногерманскими властями) не будет выплачено. Смерть не нуждается в деньгах».

Затем, 2 марта 1967 года, департамент политического и социального порядка бразильского штата Сан-Паулу задержал Франца Штангля. Бразильцы действовали по просьбе австрийских властей, которые в свою очередь принимали меры на основе информации, предоставленной им Визенталем. Штангль был принят на работу в качестве инспектора по техническому обслуживанию бразильским заводом германской фирмы «Фольксваген» в Сан-Паулу, растущем промышленном городе с населением в пять с четвертью миллионов человек. Он скромно жил в пригороде Сан– Паулу, Бруклине, с женой-австрийкой и тремя дочерьми.

Штангль отрицал какую-либо причастность к массовым убийствам, происходившим в Собиборе и Треблинке. В камере предварительного заключения в казарме 1-й зенитной батареи Бразилии он сообщил бразильским следователям, что его работа состояла в записывании имен жертв лагерей, когда они следовали на ликвидацию. Штангль сделал следующее заявление: «Я только выполнял приказы, которые иногда исходили от самого фюрера, поскольку был обер– штурмфюрером (обер-лейтенантом) в гестапо». Однако Австрия, Западная Германия и Польша потребовали экстрадиции Штангля из Бразилии.

Австрийское министерство иностранных дел попросило арестовать Штангля. Ведь он родился в 1908 году в Австрии и перед службой в СС занимал пост офицера полиции. Польша хотела судить Штрангля потому, что Собибор и Треблинка находились на ее территории. Западная Германия (ФРГ) обосновывала свою просьбу тем, что и Польша, и Австрия находились под нацистской оккупацией, когда Штангль действовал в качестве немецкого функционера. Пока Верховный суд Бразилии разбирал правовые основания этих соперничающих петиций, Штангль оставался под арестом и допрашивался по поводу тех скрывающихся нацистов, которые могли жить в Южной Америке.

5 марта 1967 года голландские журналисты взяли интервью у Симона Визенталя, который прибыл в страну, чтобы посетить свою замужнюю дочь в Утрехте. Он сообщил, что вскоре в Южной Америке будет арестовано еще одно важное лицо, подозреваемое в военных преступлениях, имя которого он не будет раскрывать. Визенталь утверждал, что большинству военных преступников в Южной Америке помогала «очень влиятельная и опасная организация» Kameradenwerk («Действие ради товарищей»).

Затем, 11 мая, шеф секретной полиции Гватемалы Эдуардо Гарсиа Гомес объявил об аресте в Марискосе, деревне, расположенной в 155 милях к северо-востоку от столицы Гватемалы, облысевшего, седобородого человека. Он назвался Хуаном Фалеро Мартинесом, бродячим плотником, уроженцем Уругвая. На его лице сохранились следы пластической операции. Гватемальская полиция подозревала, что нашла Мартина Бормана, хотя человек, назвавшийся Хуаном Фалеро Мартинесом, сказал, что такое предположение «безумно».

Доктор Фриц Бауэр потребовал, чтобы отпечатки пальцев подозреваемого доставили в Западную Германию. Через пять дней после ареста дежурный полицейский патруль снял его отпечатки пальцев в аэропорту Рейн-Майн (здесь долгое время располагалась авиабаза ВВС США. – Ред.) во Франкфурте-на-Майне и доставил их в Бюро по вопросам преступлений в соседнем Висбадене. Там эксперты сравнили эти отпечатки пальцев с отпечатками Бормана. Они не сошлись.