Текст книги "Мартин Борман. Неизвестный рейхслейтер. 1936-1945"

Глава 15
«Смерть полностью не установлена»

6 января 1948 года в Нюрнберге начался так называемый Суд на Вильгельмштрассе. Это было одно из двенадцати судебных заседаний по рассмотрению военных преступлений, известных как «Последующие процессы», поскольку они проводились по окончании работы Международного военного трибунала над главными военными преступниками. «Последующие процессы» проходили в Военном трибунале Нюрнберга, состав которого был полностью укомплектован американцами.

Двадцати двумя обвиняемыми Суда на Вильгельмштрассе были бывшие высокопоставленные сотрудники германского министерства иностранных дел, а также других министерств с офисами на Вильгельмштрассе в Берлине. Одним из обвиняемых был Готтлоб Бергер, некогда учитель физкультуры сельской школы, директор реальной школы, с давних пор увлекшийся нацистской идеологией. (Г. Бергер (1896–1975), в 1914 году добровольцем пошел на фронт. Воевал в пехоте. Четырежды ранен (дважды – тяжело). Награжден Железным крестом 1-го и 2-го класса, серебряным знаком «За ранение», орденом Фридриха с мечами, Вюртембергской медалью за военные заслуги в золоте, Рыцарским крестом Железного креста за военные заслуги. Войну закончил обер-лейтенантом).

Во время Второй мировой войны Бергер стал обергруппенфюрером (соответствует генералу рода войск в вермахте и генерал-полковнику в Красной армии. – Ред.) СС, руководителем Главного управления СС, которое ведало делами на родине пятнадцати боевых дивизий СС, воевавших за пределами рейха. Он нес ответственность за вербовку кадров СС и рекрутировал в боевые части СС уроженцев Голландии, Бельгии, Франции, Финляндии, Дании, Норвегии и Украины, которые имели подходящий «нордический» внешний вид и были настроены против коммунизма.

Бергер был также личным офицером связи Гиммлера с министерством восточных оккупированных территорий Альфреда Розенберга. Ему удалось возглавить 1-й главный (политический) отдел в министерстве Розенберга. В 1942 году Главное управление СС Бергера опубликовало пресловутую брошюру «Унтерменш», в которой русские характеризовались как существа, не достигшие в развитии уровня настоящего человека (то есть «истинного арийца», евреев же, цыган и негров нацисты за людей вообще не считали, относя их ближе к обезьянам, лемурам и т. д.). Бергер хорошо знал Бормана и считал его зловещей фигурой, чьи интриги нанесли вред военным усилиям нацистов, СС и Гиммлеру.

«Я считал и считаю до сих пор, что Борман нанес огромный вред за эти годы всем, за исключением нескольких умников в мундирах», – заявил с трибуны Нюрнбергского суда Бергер. «Что касается остального, то приговор в отношении Бормана, полагаю, будет подтвержден в течение последующих нескольких лет». (Бергера приговорили к двадцати пяти годам заключения. После отбытия трехлетнего срока его освободила американская комиссия по помилованию. – Ред.)

По мнению Бергера, секретарь фюрера был советским агентом. Когда русские заняли Берлин, он просто перешел на их сторону. Теперь Борман находится в Советском Союзе и в подходящий момент вновь появится при поддержке Советов в качестве комиссара коммунистической Германии.

Но в 1948 году Борман не был в России, если прав другой источник информации, который утверждал, что видел его в том же году в Чили. Это был Пабло (Пауль) Хейссляйн, шестидесятидвухлетний уроженец Баварии. В 1920– х годах Хейсслейн был мэром города в Саксонии, депутатом в рейхстаге от Католической партии центра и пресс-атташе Федерации немецких госслужащих. Он потерял эти посты, когда к власти пришли нацисты. После нескольких лет преследований гестапо он эмигрировал в 1938 году в Чили и перебивался там подготовкой информационных бюллетеней по политике и экономике.

В феврале 1948 года Хейссляйн был гостем у еще одного немецкого беженца, графа Яна Ульриха фон Райхенбаха, в графском имении среди девственного леса в Чили близ границы с Аргентиной. Находясь там, Хейссляйн решил посетить озеро Ранко, одно из наиболее красивых озер Чили (около 40° южной широты). Для этого необходимо было около трех часов идти по лесу. В целях безопасности Хейссляйн взял с собой несколько собак графа фон Райхенбаха и револьвер, поскольку бывший депутат рейхстага знал, что на этой территории водятся пумы и живут враждебные индейцы. Ему были известны также разговоры о том, что около озера Ранко поселились нацисты. Предполагалось, что после падения Третьего рейха они высадились на западное побережье Чили с двух подводных лодок.

Во время путешествия Хейссляйна ему неожиданно встретились три всадника в пончо и сомбреро, которые проехали в нескольких футах от него. Собаки насторожились. Хейссляйн вынул револьвер. Затем он узнал в среднем всаднике Мартина Бормана.

«Это Хейссляйн, – пробормотал Борман, затем добавил командным голосом: – В галоп!» Три всадника поскакали к границе с Аргентиной и исчезли. Хейссляйн был абсолютно уверен, что среди всадников находился Борман, которого он хорошо помнил по предвоенному Берлину. Он сообщил чилийским властям о своей встрече в лесу, но те потребовали, чтобы он хранил молчание до тех пор, пока не завершатся их собственные поиски местонахождения Бормана. Затем Хейссляйн прочел в сообщениях газет, что секретарь фюрера покинул Аргентину и уехал в Испанию.

Однако в 1948, 1949 и 1950 годах Борман не появлялся в Испании или где-либо еще. В 1950 году в Западной Германии обнаружили другого пропавшего нациста, близкого друга и протеже Бормана. Это был Эрих Кох, гаулейтер Восточной Пруссии и имперский комиссар Украины.

Характеризуя себя «свирепым псом», Кох считал украинцев, по собственному определению, белыми «неграми» и обращался с ними при помощи «водки и кнута». Когда Красная армия вновь заняла Украину, Кох бежал в Пиллау, что в Восточной Пруссии. С приближением русских к Пиллау гаулейтер Кох и его штаб сели 23 апреля 1945 года на ледокол под названием Ostpreussen. Гаулейтер не позволил воспользоваться ледоколом обычным беженцам, бросив их на милость наступавших русских.

Ostpreussen бороздил воды Балтийского моря, пока Кох не услышал по радио Дёница весть о смерти фюрера. Приказав команде ледокола двигаться к причалу Фленсбурга, Кох высадился там, имея при себе документы на имя майора Рольфа Бергера и отрастив усы огромных размеров. Затем он провел почти год неопознанным беженцем из Восточной Пруссии в лагере земли Шлезвиг-Гольштейн.

В мае 1946 года Кох покинул лагерь и стал поденным рабочим в деревне британской зоны оккупации в 17 милях от Гамбурга. Все еще успешно выдавая себя за майора Бергера, он участвовал в митингах восточнопрусских беженцев и часто выражал перед ними свою веру в то, что ненавистный гаулейтер Эрих Кох утонул, когда русские самолеты потопили ледокол. Кох оставался на свободе до тех пор, пока его не опознал бывший немецкий офицер, семье которого гаулейтер не позволил эвакуироваться из Восточной Пруссии. Обиженный офицер сообщил гамбургской полиции о местонахождении Коха. Его арестовали и передали британским оккупационным властям, которые согласились передать его польским властям в феврале 1950 года. (Коха судили только через восемь лет. В марте 1959 года Варшавский суд вынес ему смертный приговор, но нет никаких свидетельств того, что приговор был приведен в исполнение. Хотя Кох был высшим нацистским чиновником на Украине, советские власти не проявили публично никакого интереса к суду над ним, рассматривавшему только его сравнительно небольшие преступления в той части Восточной Пруссии, которая перешла после войны под управление Польши. То, что советские власти не захотели судить Коха и предать огласке таким образом имена его жертв из местных националистов, которые тоже были настроены против Кремля, должно быть, останется предметом для многих спекуляций, пока не будут представлены факты этого любопытного дела. – Ред.)

Гамбургская полиция или британские оккупационные власти не установили никаких послевоенных связей между Эрихом Кохом и его влиятельным покровителем Мартином Борманом. Но запоздалое задержание Коха указывало на то, что известный нацист мог оставаться на свободе пять лет после падения Третьего рейха. Даже после ареста Коха некоторое количество их избежало обнаружения, включая Вернера Наумана и Адольфа Эйхмана.

Доктор Науман был назначен Гитлером преемником Геббельса на посту главы министерства пропаганды. Он также входил в группу, которая 1 мая попыталась вместе с Борманом спастись побегом из имперской канцелярии. После той ночи Науман исчез. Но в 1950 году он продолжал жить в Западной Германии неопознанным. В том же году человек с паспортом беженца на имя Риккардо Клемента прибыл в аргентинскую столицу Буэнос-Айрес на корабле из Италии. «Клемент» был на самом деле Эйхманом. Если он и Науман могли избежать ареста в 1950 году, сохранялась, по крайней мере, возможность, что секретарь фюрера тоже оставался на свободе, если он выжил после войны.

Шансы Бормана оставаться на свободе подкреплялись обстоятельствами уникальными в его случае. В 1945 году он был объектом охоты разведывательных служб Советского Союза, Соединенных Штатов, Великобритании и Франции. Международный военный трибунал, Устав которого сохранял силу, судил и осудил Бормана, вынеся приговор в отсутствие обвиняемого. Следовательно, ответственность за его обнаружение и исполнение приговора Нюрнбергского трибунала лежала исключительно на державах, представители которых подписали Устав. Однако настоятельность в исполнении этой ответственности к 1950 году ослабла из– за холодной войны.

Бывшие союзники в войне против нацистской Германии стали теперь врагами. Советский Союз был заинтересован прежде всего в обеспечении контроля над Восточной Германией. Соединенные Штаты, Великобритания и Франция хотели создания на территории своих зон оккупации демократического, ориентированного на Запад государства. В результате обнаружение исчезнувших нацистов заменили другие приоритеты.

К 1950 году ни один из членов Международного военного трибунала не предпринял решительных усилий открыть тайну мистического исчезновения Бормана. Если же они и хотели этого, то немцы были лишены полномочий действовать на этом поле. Для израильской секретной службы Борман представлял гораздо меньший интерес, чем Адольф Эйхман, который занимался исключительно «окончательным решением еврейского вопроса». Объектами розыска Интерпола были грабители банков, фальшивомонетчики, растратчики, обычные убийцы и т. п. Международное полицейское ведомство не подлежало юрисдикции в отношении нового вида преступника, порожденного Третьим рейхом. Это был человек, который не совершал традиционных преступлений и не помышлял о них, но он был тем человеком, который, сидя за канцелярским столом, исполнял губительные приказы фюрера на основании законов, принятых в нацистской Германии.

Эти обстоятельства увеличивали шансы Бормана успешно скрываться в некоторых странах, терпимых к нацистским беженцам. А слухи и сообщения утверждали, что он не погиб в Берлине, но оставался в живых еще в 1952 году.

В январе 1952 года бывший итальянский партизанский лидер Луиджи Сильвестри сообщил журналистам, что видел 10 мая 1945 года Бормана в итальянском городе Больцано. Борман выходил в это время из большого черного «Мерседес-Бенца», чтобы войти в Доминиканский монастырь, служивший штаб-квартирой итальянского Красного Креста. Он позиционировал себя как лидер гуманитарной немецкой организации, занимавшейся обменом немецких и итальянских военнопленных. Больцано располагался на солнечной южной стороне Альп, как раз напротив той части Тироля, где в мае 1945 года жила фрау Герда Борман, после того как она оставила Берхтесгаден.

Через месяц после заявления Сильвестри бывший чиновник нацистского министерства вооружений и военного производства Эберхард Штерн увидел монаха в францисканском монастыре Сан-Антонио в Риме и признал в нем Бормана. Фотография «брата Мартини», который был поразительно похож на Бормана, широко публиковалась в мировой прессе. Однако монастырь Сан-Антонио отрицал, что он когда-либо укрывал Бормана, а «брат Мартини» оказался францисканским монахом, отцом Ромуальди Антонуцци.

17 февраля 1917 года появилось другое сообщение о том, что Борман выжил. Оно исходило от западноберлинского торговца зерном, бывшего штурмбаннфюрера (майора) СС Иоахима Тибуртиуса. В качестве штабного офицера дивизии СС «Нордланд» Тибуртиус возглавлял группу из примерно четырехсот человек, пытавшихся 1 мая 1945 года спастись из имперской канцелярии. Он видел, как Борман бежал рядом с танком, когда тот взорвался на Видендаммерском мосту. Но взрыв не убил секретаря фюрера, по словам Тибуртиуса, который видел Бормана вскоре после этого около отеля «Атлас» на дальней стороне моста. Он был одет в штатском.

– Мы шли вместе к зданию театра Шифбауэрдамм и Альбрехштрассе, – утверждал Тибуртиус. – Затем я потерял его из виду. Но у него было столько же шансов спастись, сколько и у меня.

За два дня до заявления бывшего майора СС настораживающее событие укрепило веру в возможность бегства Бормана из Берлина. 15 февраля 1953 года верховный комиссар британской зоны в Западной Германии объявил об аресте в Гамбурге и Дюссельдорфе семи человек. Они подозревались в заговоре с целью ликвидации федеральной республики и установления нацистского режима.

Англичане утверждали, что конфисковали четыре тонны материалов, которые обеспечат доказательствами обвинение этой семерки в измене родине и заговоре. Послужной список этих лиц действительно вызывал тревогу. Среди семерки были Карл Кауфман, некогда гаулейтер Гамбурга; доктор Густав Шеель, гаулейтер Зальцбурга, а также доктор Генрих Газельмейер, бывший руководитель Лиги нацистских студентов, эксперт по «расовой науке» и стерилизации непригодных лиц.

Главарем заговора англичане назвали доктора Вернера Наумана. Выяснилось, что после бегства из Берлина в ночь 1 мая 1945 года Науман работал в Шварцвальде и во Франкфурте-на-Майне в течение пяти лет простым рабочим, не обнаруженный американскими оккупационными властями. Затем он уехал в британскую зону и подрядился в Руре работать в экспортно-импортной фирме, владельцем которой был его бывший коллега по министерству пропаганды. Все еще оставаясь нераскрытым, Науман сколотил группу заговорщиков из бывших гаулейтеров, офицеров СС и чиновников нацистского режима. Их очевидной целью было наладить связи между подпольными ячейками нацистов за рубежом и захватить контроль в респектабельных западногерманских правых партиях, таких как «Свободные демократы», посредством проникновения в них. Англичане считали Наумана источником наиболее серьезной неонацистской угрозы ФРГ, которая находилась в стадии становления.

Федеративная Республика Германия (Западная Германия) была близка к обретению полного суверенитета от оккупационных держав. Поэтому в марте 1953 года британский верховный комиссар удовлетворил просьбу канцлера Конрада Аденауэра передать Федеративной Республике ответственность за расследование и дальнейшее судебное разбирательство по делу доктора Наумана и его сообщников. Затем западногерманские власти освободили семерку арестантов, решив, что реальные доказательства серьезного нацистского заговора отсутствуют. Самого доктора Наумана наказали только тем, что пожизненно запретили ему заниматься политической деятельностью.

Западногерманские власти не смогли найти доказательств связи Бормана с пресловутыми заговорщиками. Но Науман смог пролить больше света на судьбу Бормана. Науман сообщил следователям, что он вместе с Борманом, Аксманом, Кемпкой, доктором Штумпфеггером и некоторыми другими беглецами попытался пересечь в ночь 1 мая 1945 года Видендаммерский мост. Танк, которым они хотели прикрыться, был взорван выстрелом советского солдата, использовавшего фаустпатрон. Но Борман не был убит этим взрывом. Он, Науман, Аксман и некоторые другие спутники продолжили путь на станцию Лертер. Там последний министр пропаганды Третьего рейха расстался с Борманом и отправился на запад. Науман не знал, что случилось с Борманом после этого. Однако Науман утверждал, что Борман был еще жив при их расставании между 3 и 4 часами ночи. Секретарь фюрера не был ранен и не выглядел измученным и отчаявшимся.

Однако Борману не удалось выйти из Берлина, сочли два немецких юридических учреждения, которые в 1954 году постановили, что он юридически мертв. Окружной суд Берхтесгадена провел расследование с целью определить его личное имущество. 30 января 1954 года суд Берхтесгадена постановил, что глава канцелярии нацистской партии погиб в Берлине, и даже определил дату и время смерти: 2 мая 1945 года, полночь. По немецким законам окружной суд не был обязан предавать огласке доказательство, на основании которого выносил решение. Он и не делал этого.

24 июля 1954 года Управление регистрации гражданских состояний Западного Берлина, последнего известного места проживания Бормана, последовало примеру окружного суда Берхтесгадена и объявило секретаря фюрера мертвым. Управление ежегодно публиковало «Книгу оповещения смертей», которая сообщала о смертях жителей Берлина, подтвержденных в течение года. В томе за 1954 год смерть Бормана обозначена номером 29 233. Однако запись помечена примечанием: «Смерть полностью не установлена».

После решений суда Берхтесгадена и Управления регистрации Суд денацификации Западного Берлина получил легальную возможность конфисковать имущество Бормана в пользу жертв нацизма. Но суду удалось обнаружить имущество на сумму всего лишь в 8300 долларов. Не все оно подверглось конфискации. Около 450 долларов из этой суммы выделили детям Бормана для оплаты издержек, понесенных судом по денацификации в урегулировании вопроса об имуществе их отца.

Можно усомниться в том, что расследование суда Берхтесгадена проводилось и имело иной мотив, кроме окончательного разрешения вопроса об имуществе Бормана, поскольку оно завершилось за год до того, как пять свидетелей его побега из имперской канцелярии обнаружились на Западе.

В 1955 году Федеративная Республика Германия добилась освобождения советскими властями некоторого числа военнопленных, некоторые из которых были задержаны русскими во время попыток спастись вместе с Борманом бегством из имперской канцелярии. Среди этих военнопленных, проведших в советских тюрьмах десять лет, был камердинер Гитлера Хайнц Линге.

– Уверяю вас, Борман мертв, – сказал он западногерманским журналистам, учинившим ему расспросы по возвращении из России в октябре 1955 года. Камердинер видел секретаря фюрера в последний раз возле взорвавшегося танка, когда он был объят пламенем у Видендаммерского моста.

Другой вернувшийся военнопленный, Йохан Раттенхубер, начальник подразделения охраны фюрера, был уверен, что взрыв убил Бормана. Той же точки зрения придерживался личный летчик Гитлера, Ганс Бауэр, который не смог выполнить приказ фюрера о доставке воздухом Бормана из Берлина на ближайший аэродром. Адъютант от СС Гитлера, Отто Гюнше, также был убежден в гибели Бормана. Но, по версии Гюнше, рейхслейтер был внутри танка, когда тот взорвался.

Советские следователи дотошно допросили Линге, Раттенхубера, Бауэра и Гюнше относительно судьбы Бормана. Они рассказали им ту же историю, что сейчас поведали западным журналистам. Хотя версии четырех возвратившихся пленников отличались в деталях, все они были едины во мнении, что Борман погиб на Видендаммерском мосту. Однако ни один из них не видел его трупа.

Не то было с другим вернувшимся пленным, испанцем Хуаном Рока-Пинаром. Воевавший некогда на Восточном фронте в составе испанской Голубой дивизии (Голубая дивизия по цвету рубашек – формеы фалангистов Франко – 205-я дивизия испанских добровольцев (существовала с 24 июня 1941 до 10 октября 1943 года). Единовременно в ней воевало ок. 20 тысяч, всего приняли участие в боях около 50 тысяч испанцев. Отличилась при грабеже Великого Новгорода (в частности, испанцы украли крест с храма Святой Софии, вернули только в 2007 году). В октябре 1943, когда перспективы Германии стали мрачными, Франко принял решение о выводе и расформировании дивизии. Но многие испанские солдаты добровольно остались на фронте, теперь уже под исключительно немецким командованием. Сражались в Берлине, как и французские эсэсовцы, защищавшие подступы к бункеру рейхсканцелярии, до конца боев. Также была Голубая эскадрилья испанских летчиков, воевавшая на самолетах германского производства. – Ред.). Рока-Пинар в ночь 1 мая 1945 года оказался в составе небольшого подразделения СС близ Видендаммерского моста. Там возле испанца остановился танк, и офицер СС приказал испанскому эсэсовцу: «Вытащи из него Бормана».

Рока-Пинар вместе с другим солдатом прыгнул на танк, открыл крышку люка и заглянул внутрь. Испанец увидел двух мертвецов. В одном из них он узнал Мартина Бормана. По словам Рока-Пинара, он вытащил Бормана из танка. Но усилившийся огонь русских заставил испанского эсэсовца оставить труп Бормана на улице.

Возвратившиеся пленные, хотя вроде бы и подтвердили гибель главы канцелярии нацистской партии, на самом деле запутали вопрос еще больше. Ведь их заявления прямо противоречили свидетельствам Наумана, Аксмана, Швегермана и Тибуртиуса. Эти четверо утверждали, что видели Бормана живым значительное время после взрыва танка. Все ли из них ошибались или некоторые из них, был ли это сговор с целью прикрыть секретаря фюрера? Что случилось с ближайшим доверенным лицом фюрера?

Никто из его детей, которые воспитывались разными приемными родителями, не дал удовлетворительного ответа. Однако старший сын Бормана промелькнул в 1958 году в новостях. Гитлер был крестным отцом Адольфа Мартина, который в свое время учился на «отлично» в нацистской школе для подростков в Фелдафинге. Ему было 15 лет, когда пришлось бежать из Берхтесгадена и когда умерла его мать. Бесприютный мальчик воспитывался семейством Гогенвертер под именем Мартин Бергман. Члены этой семьи являлись австрийскими крестьянами и ревностными католиками.

Мартин Борман наказывал жене «добиться гарантии того, чтобы никто из детей не бедствовал и не отравился ядом христианства в любой дозе». Тем не менее старший сын стал вновь обращенным католиком. Более того, молодой Мартин Борман (он отказался от имени крестного) был посвящен 20 августа 1958 года в сан католического священника в Ордене миссионеров Священного сердца при иезуитской церкви австрийского города Инсбрук.

«Мы знаем о тяжелом бремени, которое лежит на его плечах, – заметил один из послушников ордена иезуитов после рукоположения молодого человека. – Для нас он является подтверждением того, что даже среди безбожников, выращенных тоталитаризмом, есть те, кто нашел путь к спасению».

Отец Мартин Борман из Общества Христа занялся затем миссионерской работой в Конго и остался там после того, как эта бельгийская колония добилась независимости. Время от времени европейские следователи просили его пролить свет на судьбу отца. Он не мог этого сделать, как и восемь других детей Бормана. Один американский писатель однажды побеседовал с отцом Борманом в его простенькой миссионерской станции, расположенной среди девственного тропического леса в 300 милях к югу от Киншасы, конголезской столицы. Писатель спросил, имеет ли священник представление, где мог быть его отец.

– Я почти не сомневаюсь, что он погиб, – сказал отец Борман. – Я не верю рассказам, что его видели живым после исчезновения в Берлине. Он никогда не контактировал с моей матерью или каким-нибудь другим членом нашей семьи. Полагаю, он погиб в Берлине.

– Если бы ваш отец был жив, – спросил писатель, – и если бы он прибыл сюда, в Конго, вы бы защитили его, предоставили бы ему убежище?

– Да.

– Как бы вы смогли пойти на это, после всего что случилось?

– Он ведь мой отец. Несмотря на все свои деяния, он мой отец. Нет человеческого, божественного или церковного закона, который побуждал бы меня передать отца в руки палача.

– Но вы приняли священство и прибыли сюда, чтобы искупить его грехи.

– Если угодно, – сказал отец Борман в заключение беседы.

В 1958 году, когда был рукоположен молодой отец Борман, Федеративная Республика Германия открыла новое ведомство в Людвигсбурге, небольшом городке близ Штутгарта. Оно называлось Центр подготовки и координации по уголовному преследованию лиц, ответственных за концентрационные лагеря и военные преступления. Ведомство возглавил бывший районный прокурор, доктор Эрвин Шуле.

Союзники занимались обнаружением и наказанием нацистских военных преступников, когда Западная Германия была оккупированной территорией, но теперь она стала суверенным государством, осуществляющим юрисдикцию в этих вопросах. Ведомство доктора Шуле как раз и имело дело с военными преступниками. Оно добилось успехов в привлечении к суду многих из тех нацистов, которые ускользнули от внимания союзников. Среди них были двадцать два члена штаба лагеря смерти Освенцима. Однако и в 1959, и в 1960 годах доктор Шуле добился не больших результатов в обнаружении Мартина Бормана, чем кто-либо еще.

Постепенно мир утратил интерес к главе канцелярии нацистской партии. Статьи о лицезрении его живым исчезли даже из иллюстрированных журналов, рассчитанных на сенсацию. Казалось невероятным, чтобы Борман или какой-нибудь другой важный нацист мог прожить пятнадцать лет необнаруженным. Подобная идея выглядела слишком фантастичной.

Но 11 мая 1960 года на автобусной остановке в пригороде Буэнос-Айреса израильские агенты схватили Адольфа Эйхмана – у самого его дома.