Текст книги "Обещание Кристоса"

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Оставив шумную толпу репортеров позади, Алисия ступила на борт яхты. Вечернее солнце золотом отражалось в воде.

Кристос представил ее персоналу и команде, назвав с десяток имен, пока яхта мягко качалась на прибрежных волнах.

Эмоциональное напряжение, бесчисленное количество знакомств, новое окружение вдруг отняли все ее силы. Или это просто пришло пони – мание того, что она заперта здесь до того, как корабль коснется земли?

Должно быть, она никогда отсюда не выберется.

Голова кружилась. Алисия вдыхала воздух, и с каждой новой пришедшей в голову мыслью ее охватывала все большая паника. Что она сделала? Господи, ну что она сделала?

– Я не смогу, – задыхаясь, проговорила он, направляясь к выходу. Ее взгляд прыгал от стены к двери, к клочку голубого неба снаружи. – Я не смогу это сделать. Я не смогу, не смогу…

– Сможешь, – мягко возразил Кристос, подходя к ней. – Ты уже смогла.

Он до минимума сократил процедуру знакомства и, взяв ее под локоть, прошел с ней в элегантную каюту в бледно-голубых тонах. Прямо над широкой дверью отражался голубыми бликами океан. Это было умиротворяющее и расслабляющее зрелище.

– Хочешь выпить? – спросил он, снимая пиджак.

– Нет.

– Бренди взбодрит тебя.

Алисия подумала, что уже ничто не сможет взбодрить ее, пока она не выберется с этой яхты. Но вслух ничего не сказала, боясь выдать себя и поселить в его душе подозрение.

Кристос бросил пиджак на спинку кровати.

– Может, горячий душ поможет. Не думаю, чтобы тебе так потакали в монастыре.

– Нет, конечно же. У нас был только холодный душ.

Он расстегнул верхнюю пуговицу рубашки.

– Тебе же будет хорошо здесь?

Она окинула взглядом огромную кровать с горой подушек.

На застекленной двери висела мягкая шелковая штора. Такой же нежно-голубой шелк покрывал шезлонг. Ее пальцы погладили ткань на шезлонге, на поДушке. Ее комната в монастыре была простой и строгой.

– Да.

– Хорошо. – Он продолжал расстегивать одну пуговицу за другой, обнажая сначала горло, а по —. том темную от загара грудь с густыми завитками волос.

Алисия вдохнула. Ей показалось, что она вторгается во что-то личное. Но она не могла заставить себя отвернуться, наполовину очарованная, наполовину испуганная. Кристос беззаботно снял с себя рубашку, открыв ее взору мощные мускулы.

– Это твой шкаф. Переоденься во что-нибудь более удобное. Сейчас у нас будет легкий обед на палубе, а потом, ближе к десяти, ужин.

Типичное в Греции время для обеда. Но совсем нетипичный греческий мужчина. Алисия быстро отвела взгляд в сторону.

Наконец до нее дошли его слова: «Это твой шкаф».

– Мы что, живем в одной комнате?

Его выражение лица не изменилось.

– Конечно.

Алисия отступила на шаг и уперлась в угол письменного стола. Она оглядела полированную столешницу, стопки бумаг, чернильницу, ручку.

– Мистер Патере, вы помните условия нашего соглашения?

– Спать в одной кровати – это еще не значит заниматься любовью.

– Но…

– Как будто ты ни с кем не жила в одной комнате.

Он не имел в виду ее первого мужа. Ему это было не нужно. И она точно знала, что он хотел сказать, но ей совсем не понравилось это.

– Послушай, мне бы хотелось иметь свою собственную комнату.

Кристос приблизился к ней. Она отпрянула, снова столкнувшись со столом. Без всяких церемоний он заключил ее в объятия и прильнул к ее губам.

Тепло разлилось по венам, по всему телу. Она почувствовала жар и слабость, и когда он разжал ей губы, она не сопротивлялась. Чем сильнее раскрывались ее губы, тем дальше она пробивалась сквозь многолетнюю пустоту.

Его ладонь легла ей на бедро, сильнее прижимая ее к нему. Алисия почувствовала его возбуждение, и это болью отозвалось в ее груди, соски затвердели. Он был слишком близко, но все же она не оттолкнула его, не смогла оттолкнуть.

Он изучал ее, все сильнее разогревая огонь во всем ее теле. Не было уже никакого притворства. Он хотел ее всем телом. Сейчас.

Ноги Алисии дрожали, тепло разливалось по лодыжкам, коленям. Она подумала, что не хочет этого огня, потому что не сможет контролировать себя.

Кристос оторвался от нее и заглянул ей в глаза. Он провел рукой по ее раскрасневшейся щеке.

– Отдельные комнаты? – хрипло произнес он. —

Я так не думаю.

Кристос ушел поговорить с капитаном, и Алисия нашла убежище в душе. Вода бежала из крана, и молодая женщина энергично намылила лицо, словно стараясь смыть каждый след поцелуя Кристоса.

Кем он себя возомнил, целуя ее, трогая ее, обращаясь с ней как со своей собственностью?

Он заключил сделку с ее отцом, но не с ней!

Еще раз намылившись, она терла губы, шею, плечи, грудь.

Сколько времени она уже не имела возможности вот так понежиться в горячем душе! Великолепный запах шампуня напомнил ей о фруктовом коктейле с цитрусом, манго, папайей. Все это было в шампуне, и он так легко промывал ее чудесные волосы.

Кристос Патере ни на чем не экономил. Яхта. Женщины. Туалетные принадлежности.

Неожиданно яхта ожила, звук заработавшего, вибрирующего мотора донесся сквозь керамический пол, проник в ее ноги. Они наконец-то покидали Оиноуссаи.

Она быстро прошла в спальню с одним полотенцем, обвернутым вокруг тела, и с другим – в виде тюрбана закрученным на голове.

Алисия была полна противоречивых эмоций, возбуждения, интереса и дикого ужаса. Она так долго ждала момента, когда наконец-то покинет Оиноуссаи, но никогда не думала, что покинет его в качестве жены американца!

Пока яхта поднимала якорь, женщина вдруг осознала, какие изменения произошли в ее жизни. Все что угодно может случиться сейчас. Все что угодно.

С немым удовлетворением смотрела она на удаляющийся Оиноуссаи, на маленький остров, который становился все меньше и меньше, пока мили воды не отделили яхту от каменистого берега.

Остров теперь казался лишь маленьким пятнышком в море, наконец и оно исчезло. Неожиданно Алисии стало легко и свободно, как будто тяжелейший груз сняли с ее плеч.

Свободна. Она свободна. Она провела на Оиноуссаи всего два года, но эти два года показались ей вечностью. Они и были вечностью. Не только смерть ее матери, но и санаторий, кошмарный брак с Джереми, ребенок…

Ребенок.

Алисия тяжело осела на кровать, сминая голубой шелк покрывала. Застонав, она закрыла лицо руками, прижала ладони к глазам. Миниатюрные желтые точки запрыгали перед ее закрытыми веками.

Голова была как в огне, она ужасно болела. С судорожными рыданиями Алисия качалась из стороны в сторону, раненная своей памятью. Алекси, я скучаю по тебе, я скучаю по тебе, я скучаю по тебе.

Это было слишком – слишком жестоко, слишком ужасно.

Она не должна это делать, не должна опять предаваться своему несчастью. Доктора в санатории учили ее сражаться, держать все в глубине своей памяти и не выпускать наружу.

Понемногу боль отступила, и улеглось страшное чудовище в тайниках ее памяти.

Успокаивая дыхание, она медленно подняла голову и поймала свой взгляд в огромном зеркале в золотой раме. Огромные безумные глаза. Трясущиеся губы. Ужас и ненависть.

Как она может быть не полна ненависти? Она сделала ужасную, непростительную вещь. Она никогда никого не ненавидела больше, чем себя.

Кристос наблюдал за появлением Алисии на палубе, ее длинное платье без рукавов облегало грудь, скользило по тонкой талии и спускалось до лодыжек, длинные пшеничные волосы собраны в, узел на затылке. Она выглядела настолько женственно, что он почувствовал волну одержимости, которая прокатила по всему телу. Она была его. Теперь она принадлежала ему.

Он видел ее раньше, несколько лет назад на встрече в Афинах. Она была совсем молода, с еще более светлыми волосами, и она со слезами что-то шептала своему отцу. Отец зашипел на нее тогда, встреча приостановилась. Она продолжала настаивать. Дсриус Лемос сердито отчитал ее и вдруг залепил ей пощечину – удар прозвучал очень громко, слишком громко в неожиданно затихшей комнате.

Кристосу тогда было двадцать семь, он был иностранцем, чужаком, затаившимся в дальнем конце комнаты. Он хорошо говорил на греческом, но не понимал всех нюансов.

Он был в шоке, когда Дериус ударил свою дочь, был поражен жестокостью этого удара, который оставил на лице девушки красный след. Но девушка не проронила ни звука. Она просто смотрела на отца глазами, полными слез, а потом, так и не нарушив молчания, вышла из комнаты.

Встреча возобновилась, и все потекло своим чередом, как будто ничего и не случилось.

Но что-то все-таки случилось. Что-то случилось с Кристосом.

И сейчас Алисия приближалась к нему так же медленно и нерешительно, как тогда, много лет назад, она приближалась к своему отцу.

Не говоря ни слова, он подал ей бокал шампанского. У нее были влажные, удивительные зеленовато-голубые глаза, прикрытые длинными черными ресницами.

– Опять тяжелые мысли? – пробормотал он.

– И опять, и опять, и опять. – Она отвернулась. Он снова почувствовал дикое желание сжать ее в своих объятиях, поцеловать ее нежную кожу, согреть ее в своих сильных руках. Он словно уже знал ее лучше, чем кто-либо. Как будто уже раскрыл все секреты, таящиеся в ее душе.

Алисия расслабилась и, поведя узкими плечами, облокотилась на перила, держа в руках бокал шампанского. Яхта быстро скользила по волнам, и ветер выхватывал прядки волос из ее туго затянутого пучка.

– Куда мы направляемся? – поинтересовалась она.

– А куда бы ты хотела?

– Подальше от Греции.

– Замечательно.

Она наконец взглянула на него. Ее голубые глаза были темными и загадочными.

– Я даже не знаю, где ты живешь.

– Большую часть времени я живу в пригороде Нью-Йорка. Но вообще-то у меня еще есть дома в Лондоне, Провансе и на Мальте.

– Ты выглядишь устало.

Его губы сложились в слегка удивленную улыбку.

– Видишь, ты меня уже достаточно хорошо знаешь.

Стюард в форме вышел на палубу и сообщил, что еда готова. Кристос жестом пригласил Алисию следовать за ним в дальний конец палубы, где был накрыт стол.

Кристос пододвинул ей стул, она села за маленький столик.

– Ты прекрасно выглядишь в розовом.

Алисия поставила бокал на узорчатую ска – терть. Она подождала, пока стюард уйдет, чтобы начать разговор с Кристосом.

– Давайте не будем притворяться, мистер Патере. Ведь наш брак – не более чем бизнес.

– Ну, в какой-то мере браки – это всегда бизнес. – Он сел за стол напротив нее, облокотившись на спинку стула. – Но это не значит, что он должен быть бесплодным или холодным и нестерпимым. И это не значит, что мы не можем отметить наш союз.

Она повертела бокал между двумя пальцами.

– И что же мы отмечаем, мистер Патере? Ваш новый финансовый доход? Ваше объединение с Дсриусом Демосом?

– Вес перечисленное.

Она собралась поставить шампанское на место.

– Тогда я не собираюсь праздновать.

– А что, если мы отпразднуем твою красоту?

– Я не буду за это пить.

– Ты думаешь, что некрасива?

– Я это знаю.

– А я нахожу тебя просто завораживающей.

– Может, тебе в последнее время не хватало женского общества?

Он снисходительно улыбнулся.

– Хватало. Но должен признаться, что ты действительно приводишь меня в восторг. Ты просто мучительно красива.

Алисия побледнела, ее глаза широко распахнулись.

– Этот разговор очень смущает меня, заставляет чувствовать себя неловко.

– Извини.

Но она отметила, что голос его не звучит виновато.

Одеваясь сегодня, Алисия твердо решила, что будет держать дистанцию, отдалится от него, насколько это возможно, но он оказался сильнее. Она поняла, что внимательно на него смотрит.

Он был незнакомцем. Его купил ее отец. Ему нужны только деньги Демосов. Но почему тогда так учащенно бьется сердце и мысли путаются, почему возникают такие желания, которые не должны возникать?

Опустив глаза, она напомнила себе, что Кристос – паук, что он сплел сети, и что если она не будет осторожна, то он съест ее, как паук съедает маленькую муху. Это вроде помогло.

Она положила ногу на ногу, придав себе независимый вид. Кристос вытянул свою длинную руку и пододвинул поближе к себе стул Алисии.

– Не надо бояться.

– Я вовсе не боюсь. – Замечательно – в ее голосе звучал холод.

– У тебя очень частый пульс. Послушай здесь, на запястье.

Ее сердце билось как пойманная птичка. У нее перехватило дыхание, закружилась голова, она почувствовала нетерпение. Если он подвинется ближе, она просто провалится сквозь землю. Все было неправильно, ужасно неправильно, и она ничего не могла поделать, кроме как играть теми картами, которые ей дали.

– Вовсе нет. Я абсолютно спокойна. Может, тебе нужны очки?

Его губы сжались, а потом расслабились, и Алисия поняла, что он усмехается.

– Мое зрение идеально. Единица. Ни отец, ни мать – никто у нас не носил очков. – Неожиданно улыбка сползла с его лица, он. нахмурился, из голоса исчезла всякая смешливость, он смотрел тяжело, сосредоточенно и твердо. – Почему ты о себе такого невысокого мнения?

Столь неожиданный переход с одной темы на другую вывел ее из равновесия. Алисии показалось, что она налетела на стену. Она потрясла головой, приспосабливаясь к новой реальности, в которой вдруг очутилась.

Он спрашивает почему? Почему? Да ведь то, что она сделала, столь ужасно, что муж оставил ее, друзья отказались от нее, разум чуть не помутился. Уйму времени она провела в санатории, чтобы вернуться к жизни.

– Ты умна, красива, чувственна, просто очаровательна, – произнес Кристос, проводя ладонью ей по щеке. Она отвела голову. Он взял ее за подбородок и повернул ее голову так, чтобы она смотрела на него. – Почему так мало гордости, Алисия?

Доброта в его голосе растопила ее. Никто, кроме матери и, может быть, аббатисы, не говорил с ней так мягко, так ласково уже долгие годы. Он заставил ее почувствовать себя… человеком.

К глазам подступили слезы. Сжав ножку от бокала с шампанским еще крепче, она не могла оторвать взгляда от глаз Кристоса.

– Пожалуйста, не надо больше.

– Я хочу понять.

– Нечего понимать. Я, как говорит мой отец, – это я. Безрассудная. Своенравная. Непокорная.

Его взгляд скользил по ее лицу, исследуя каждый его дюйм, потом он перешел к плечам, ниже.

– Правда?

– Конечно, я же дочь своего отца. – Она старалась говорить небрежно, но в ее голосе было столько же безнадежности, сколько самонадеянности было в его голосе. Неожиданно она почувствовала себя совершенно голой, и ее платье казалось не большей защитой, как если бы это был кусок кухонного тюля.

Алисия так крепко сжала свой бокал, как будто от этого зависела ее жизнь. Что, если он узнает о ней всю правду? Что, если он поймет, какой она на самом деле человек?

– Пожалуйста, отпусти меня. Можешь оставить себе все мое приданое, все драгоценности, все мои сбережения. Мне ничего не нужно.

– Ты не выживешь в бедности. Ты не знаешь, что это такое. Это не так просто – выжить, как может показаться с первого взгляда.

– Уж лучше я буду бедной, но свободной. Только отпусти меня. Пожалуйста.

Кристос буравил ее взглядом. Он молчал довольно долго и напряженно. Наконец покачал головой. ничего не могла поделать, кроме как играть теми картами, которые ей дали.

– Вовсе нет. Я абсолютно спокойна. Может, тебе нужны очки?

Его губы сжались, а потом расслабились, и Алисия поняла, что он усмехается.

– Мое зрение идеально. Единица. Ни отец, ни мать – никто у нас не носил очков. – Неожиданно улыбка сползла с его лица, он. нахмурился, из голоса исчезла всякая смешливость, он смотрел тяжело, сосредоточенно и твердо. – Почему ты о себе такого невысокого мнения?

Столь неожиданный переход с одной темы на другую вывел ее из равновесия. Алисии показалось, что она налетела на стену. Она потрясла головой, приспосабливаясь к новой реальности, в которой вдруг очутилась.

Он спрашивает почему? Почему? Да ведь то, что она сделала, столь ужасно, что муж оставил ее, друзья отказались от нее, разум чуть не помутился. Уйму времени она провела в санатории, чтобы вернуться к жизни.

– Ты умна, красива, чувственна, просто очаровательна, – произнес Христос, проводя ладонью ей по щеке. Она отвела голову. Он взял ее за подбородок и повернул ее голову так, чтобы она смотрела на него. – Почему так мало гордости, Алисия?

Доброта в его голосе растопила ее. Никто, кроме матери и, может быть, аббатисы, не говорил с ней так мягко, так ласково уже долгие годы. Он заставил ее почувствовать себя… человеком.

К глазам подступили слезы. Сжав ножку от бокала с шампанским еще крепче, она не могла оторвать взгляда от глаз Кристоса.

– Пожалуйста, не надо больше.

– Я хочу понять.

– Нечего понимать. Я, как говорит мой отец, – это я. Безрассудная. Своенравная. Непокорная.

Его взгляд скользил по ее лицу, исследуя каждый его дюйм, потом он перешел к плечам, ниже.

– Правда?

– Конечно, я же дочь своего отца. – Она старалась говорить небрежно, но в ее голосе было столько же безнадежности, сколько самонадеянности было в его голосе. Неожиданно она почувствовала себя совершенно голой, и ее платье казалось не большей защитой, как если бы это был кусок кухонного тюля.

Алисия так крепко сжала свой бокал, как будто от этого зависела ее жизнь. Что, если он узнает о ней всю правду? Что, если он поймет, какой она на самом деле человек?

– Пожалуйста, отпусти меня. Можешь оставить себе все мое приданое, все драгоценности, все мои сбережения. Мне ничего не нужно.

– Ты не выживешь в бедности. Ты не знаешь, что это такое. Это не так просто – выжить, как может показаться с первого взгляда.

– Уж лучше я буду бедной, но свободной. Только отпусти меня. Пожалуйста.

Кристос буравил ее взглядом. Он молчал довольно долго и напряженно. Наконец покачал головой.

– Я не могу. Ты слишком мне нужна.

Ее хрупкое тело вздрогнуло, руки судорожно сжали бокал, и с оглушительным треском его ножка раскололась на две части. Бокал рассыпался по столу мелкими кусочками. Один осколок глубоко и очень больно вонзился Алисии в запястье.

Как будто при замедленной съемке она смотрела на неожиданно брызнувший ручеек крови, который стекал по ее руке. Кристос выругался и, схватив льняную салфетку, перекрыл кровоточащую ранку.

– Я в порядке, – слабо запротестовала она.

– Нет, не в порядке. У тебя фонтаном льется кровь. – Он приподнял салфетку, чтобы получше осмотреть порез. – Надо наложить шов.

– Она сама остановится.

Он бросил на нее злой взгляд.

– В ранке стекло. Держи пока. – Он передал ей салфетку.

Кристос нахмурил брови, его лицо стало сосредоточенным и жестким, губы сжались от напряжения, пока он пытался аккуратно вытащить осколок из пореза. Она поморщилась от боли, и он почувствовал это. Внезапно его лицо изменилось. Его темные глаза были такими глубокими, что казались бездонными.

– Я не хочу причинять тебе боль.

– Это не ты причиняешь мне боль. Я сама это делаю.

– И тем не менее.

«И тем не менее», – мысленно передразнила она его. Как будто у него есть сила исцелять все раны, перестроить ее взгляд на мир, смягчить все порезы и ушибы. Не человек, а просто чудо какое-то. Слезы навернулись на глаза Алисии. Кристос бросил осколок стекла на скатерть.

– Это должно помочь, – произнес он, стирая кровь и перебинтовывая запястье Алисии.

Она задержала дыхание, когда он подоткнул концы повязки за ее край. Его прикосновения вызывали в ней жар и волнение. И в то же время рядом с ним она чувствовала себя так… безопасно. Какая чепуха! Разве она это заслужила?

– Твой отец говорил, что тебе не стоит доверять. – Кристос смотрел ей в лицо. Черные ресницы только частично открывали его глаза, полные затаенных желаний. – Но я не думал, что он имел в виду мой хрусталь.

Его губы искривились в усмешке, брови выгнулись. Хотя в насмешливом тоне Алисии послышались беспокойство и забота, но она тут же себя одернула. Это всего лишь сделка, брачная сделка, а ты – очень дорогая невеста.

Она почувствовала комок в горле. Не в силах сказать ни слова, она смотрела на его руки. Они были большими и загорелыми, пальцы – длинными, правильной формы, а прикосновения – легкими и такими искусными, что он мог бы стать скульптором или даже хирургом. Ее муж! Дрожь прошла у нее по позвоночнику, но это больше не был страх, это было предвкушение, ожидание. Она нервно вскинула голову и посмотрела ему в лицо, ее сердце готово было выскочить из груди, как будто она была маленькой испуганной мыш – кой, а не одной из самых богатых женщин Греции. Деньги не приносят спокойствия, защищенности и счастья. Никто не знал этого лучше ее.

– Мой отец… он сказал тебе, что мне нельзя доверять?

– Ммм.

Краска стыда залила ее щеки. Что еще отец сказал ему? Она слишком хорошо знала, какой бесчеловечной и жестокой может быть прямота ее отца. Он тысячи раз причинял боль и ей, и ее матери своей правдивой, никого не щадящей оценкой. Ничто не было для него достаточно хорошим. И уж конечно, не была достаточно хороша его семья.

– Не надо. – Голос Кристоса был неожиданно хриплым, и мужчина протянул руку, чтобы погладить ее залитые краской щеки кончиками пальцев.

Странная боль пронзила Алисию, и она положила перебинтованную руку на живот. Она почувствовала себя в тот момент такой незащищенной, такой уязвимой.

– Что «не надо»?

– Подумай. – Складка залегла около его рта, и маленькие морщинки – у уголков его глаз. – Ты опять себя мучаешь.

– Уж лучше я, чем ты, – насколько возможно небрежно произнесла она, улыбнувшись дьявольской улыбкой, которая причиняла боль каждой точечке ее тела. Она боролась со своим сатаной и раньше всегда выигрывала. И она опять выиграет. И сделает это без помощи Кристоса.

– Еще одна небольшая проверка, – произнес зн, беря ее руку и развязывая концы салфетки, тобы осмотреть рану, как будто в этом был какой-то смысл. – Может, и не нужны будут швы.

– Благодарю вас, доктор.

– Не стоит благодарности.

Он должен был засмеяться, сказать что-нибудь язвительное. Но вместо этого посмотрел ей в глаза сосредоточенно и серьезно, глубокая морщина пересекла его высокий загорелый лоб. Алисия могла бы поклясться, что он видит ее насквозь: все ее страхи, секреты.

Кровь отлила от ее лица, сосредоточенность его взгляда заставила ее напрячься. Что он видит, когда смотрит на нее так? И что он все-таки знает? Она почувствовала панику, намек на ее прошлое.

– Правда, Кристос, я не упаду из-за этого в обморок. – Она хотела пошутить, но на его лице не появилось даже тени улыбки.

Но потом его губы изогнулись.

– Ты впервые назвала меня по имени.

Что он делает? Растапливает ее каменное сердце, пробивается сквозь все ее преграды – вот что он делает. Она не может этого допустить, не позволит ему разрушить ту высокую и крепкую стену, которую построила вокруг себя. Никто к ней не проникал через эту стену. Никогда.

Чем раньше они достигнут берегов Сефало-нии, тем будет лучше. Она облокотилась на спинку стула, чувствуя себя неуверенно.

– Знаешь, я не голодна. Если ты позволишь, я лучше вернусь в свою комнату.

– Конечно. Почему бы тебе не пойти в нашу комнату и немного не отдохнуть? А обед тебе принесут позже.