Текст книги "Рыцарь"

Глава 69
ГРЕНГАРМ

Дракон поднял голову, словно кобра, и на шее у него развернулись крылья меньшего размера, чем на спине.

– Кто отодвинул твою могильную плиту, призрак, что ты восстал, дабы противостоять Гренгарму?

– Из-под какой могильной плиты, – ответил вопросом на вопрос рыцарь-призрак, – выполз ты, червь?

Бородатый эльф в балахоне, все еще стоящий на коленях, крикнул:

– Мы здесь ни при чем, господин. Это дело рук Сетра.

– Сетр способен на большее. – Казалось, Гренгарм забавлялся. – Бледная тень, призрачный рыцарь, что ты станешь делать, коли я дыхну огнем? Или призову богов смерти? Разве жар моего дыхания не испепелит тебя?

Я знал, что за меч я держу в руке, когда вышел из-за камня, вскинув оружие над головой.

– Он призовет на помощь рыцаря и собрата по оружию!

Гренгарм бросился вперед быстрее, чем я ожидал, предварительно извергнув из пасти мощную струю пламени – так пронзительный голос трубы возвещает о начале атаки. Сжав рукоять меча обеими руками, я прыгнул вперед и, наполовину ослепленный огнем и дымом, услышал лязг клинка о клыки чудовища; а потом я принялся наносить удар за ударом, полосуя темным обоюдоострым мечом плоть, разрубая чешую и дробя кости.

Плечом к плечу со мной бились рыцари, почти реальные: отважные воины, смело смотрящие в лицо Хель. Но за Гренгарма сражались эльфы, вооруженные копьями, щитами и тонкими эльфийскими мечами, и они падали наземь, истекая кровью, и умирали, как обычные солдаты в бою.

Гренгарм начал отползать, чтобы нырнуть обратно в колодец, но я с двумя десятками рыцарей преградил ему путь. С быстротой молнии он метнулся в сторону…

И исчез. Кровь текла изо рта жалкого карлика, метнувшегося к бурлящей воде. Я кинулся вслед за ним, но стена огня встала у меня на пути. Карлик прыгнул в Гриффин и скрылся под водой.

Эльфы продолжали сражаться, но призрачные рыцари теснили их со всех сторон, испуская воинственные кличи, звучавшие еще в незапамятные времена, когда древнейшие деревья были слишком молодыми, чтобы их слышать. Из глубины веков, доносился громовой топот копыт.

Этерне сокрушал эльфийские мечи и раскалывал черепа, покуда последние эльфы не пустились в бегство по темному туннелю. Тяжело дыша, я повернулся к женщине на алтаре.

Пепельно-серый эльф перепиливал сломанным мечом веревки на ней. Голова у него была полуотрублена, и кровь стекала с пальцев на молочно-белую кожу и черные волосы женщины, но он упорно продолжал перерезать путы, одну за другой.

– Вложи меч в ножны, – промолвила женщина, – и прогони этих призраков, покуда они не причинили нам вреда. И прошу тебя… умоляю, освободи меня.

Я обратился к одному из призрачных рыцарей. (Он снял шлем, и на лице у него была такая глубокая печаль, Бен, что просто сердце разрывалось.)

– Кто вы? – спросил я. – Последовать ли мне совету этой женщины? Клянусь честью, я не отошлю вас прочь, не поговорив с вами.

Рыцари собрались вокруг меня и заговорили нестройным тихим хором, что всего лишь выполняли свой долг, повинуясь чувству чести. Голоса звучали глухо и гулко, словно некий искусный кукольник дергал за пропущенную сквозь полую тыкву струну, заставляя ее говорить.

– Мы – рыцари, некогда незаслуженно владевшие Этерне, – ответил рыцарь, к которому я обратился.

– С вашей стороны будет благоразумно выполнить ее желание, – сказал другой. – Но будет неблагоразумно доверять ей.

– Освободи меня от пут и дай мне пить! – крикнула женщина с алтаря. – У тебя есть вино?

Я продолжал задавать призрачным рыцарям вопросы – не скажу, какие. Потом один из них принес оброненный эльфом бурдюк, похожий на винный. Он вытащил затычку и наполнил маленькую чашу, вырезанную на другом конце затычки. Так подобные вещи делаются в Эльфрисе. По запаху я понял, что это крепкий бренди; мне не нужно было пробовать.

Я начисто вытер Этерне о волосы мертвого эльфа и вложил в ножны, собираясь взять винный мех, – и мгновенно все рыцари исчезли. Представь себе зал, освещенный множеством свечей. По залу проносится сильный ветер – и все свечи разом гаснут. Так случилось и с рыцарями.

Бурдюк упал на каменный пол пещеры, и почти весь бренди вылился, хотя, поспешно подхватив бурдюк, я спас малую часть содержимого. Я подошел к женщине на алтаре и перерезал веревки кинжалом, а потом налил в чашу остатки бренди и дал ей.

Она поблагодарила меня и опустила в чашу палец. Жидкость мгновенно полыхнула голубым пламенем, и она залпом выпила все, вместе с огнем.

– Боже милосердный!

Женщина улыбнулась.

– Нет, следует сказать: «Рыцарь милосердный». – Она погладила меня по щеке. – Я не божество, сэр рыцарь. И не простая женщина. Ты подданный моего брата?

Я сказал, что я рыцарь Ширвола.

– Да, и когда мы встретимся в следующий раз, ты низко поклонишься мне, а я улыбнусь так холодно! – От нее сильно пахло бренди. – Но сейчас мы не при дворе… Что ты делаешь?

Я снимал плащ, чтобы отдать ей.

– Он еще влажный, – предупредил я.

– Я его высушу.

Женщина спустилась с алтаря (тонкая и стройная, она покачивалась, словно ива под порывами ветра) и позволила мне накинуть плащ ей на плечи. Я считаюсь высоким, но плащ, достигавший моих лодыжек, даже не прикрывал ее коленей.

– Мы оба промокнем еще сильнее, чем плащ, ваше высочество, прежде чем выберемся отсюда.

Она подняла с пола пустой бурдюк.

– Они принесли это для меня. – Она рассмеялась, отбросив бурдюк в сторону, прелестным смехом, не похожим на человеческий. – Ах, какие они добрые, мои старые верные стражи! «Пусть она будет одурманена и счастлива, покуда челюсти Гренгарма не сомкнутся на ней». Жаль, что арак кончился.

Я собрался поискать другой бурдюк, но она остановила меня.

– Больше нет, к великому сожалению, – арак помог бы тебе обсохнуть. Что же касается меня, то я не промокну. А перед уходом я хочу открыть тебе, мой добрый рыцарь, одну тайну. – Она подалась ко мне и прошептала: – Если бы тот, кто пришел к алтарю, сожрал меня, он стал бы здесь таким же реальным, как в Муспеле.

На последнем слове она исчезла, и мой плащ упал на каменный пол. Одновременно с ним на пол упал мертвый эльф с полуотрубленной головой.

Снаружи, в залитом солнцем ущелье я не увидел ни души. Я медленно выбирался из потока, осторожно нащупывая опоры для рук и ног, думая лишь о том, что не хочу больше падать в воду – все, что угодно, только не это. Лучше всего мне запомнилось чувство смертельной усталости (практически только оно одно и запомнилось).

На месте нашей стоянки, где мы развели костер и привязали хромого белого жеребца, подаренного мне лордом Билом, оставались ветошь и фляга с маслом. Я хотел смазать чужую кольчугу, которую вытащил из источника. Помню, я посмотрел на нее при солнечном свете и заметил, что каждое пятое кольцо на ней золотое. Я хотел также позаботиться о своем кинжале и Мечедробителе, которые взял с собой; но больше всего я хотел привести в порядок Этерне. Когда я извлеку клинок из ножен, чтобы протереть и смазать, появятся призрачные рыцари. Я старался придумать какой-нибудь способ предотвратить появление призраков, но безуспешно. Я беспокоился и по поводу ножен. Они были сделаны из золота и украшены драгоценными камнями, но под золотом наверняка имелась подкладка, скорее всего деревянная, и я опасался, что она сгнила.

Позади меня прогремел низкий пришептывающий голос грифона:

– Хочешь увидеть его? Посмотри на запад.

Но я посмотрел на грифона. Вернее, завороженно уставился. Он был весь белый, если не считать клюва, когтей и прекрасных золотых глаз.

– Посмотри на запад, – повторил он.

Наконец я послушался. На западе собиралась гроза, на солнце надвигались темные тучи, на фоне которых кружилось нечто еще более темное.

– Да. Ты пощадишь его? – Грифон слетел в ущелье, со своего скального насеста, и земля сотряслась под тяжестью его тела. – Или убьешь?

– Я не вправе его пощадить, – сказал я. – Убью, если сумею.

– Я летаю так же быстро, как он, и даже быстрее. Полетишь со мной? – Огромная орлиная голова нависала надо мной, и вцепившиеся в камни когти могли сграбастать меня с такой же легкостью, с какой ребенок хватает тряпичную куклу.

Среди призрачных рыцарей, сражавшихся плечом к плечу со мной, не было Равда, но мне показалось, будто призрак Равда стоит у меня за спиной, когда я сказал:

– Да.

Грифон кивнул: торжественно наклонил вперед огромную жуткую голову. Я ждал, изнывая от желания выспаться и отдохнуть, но зная, что вместо этого мне предстоит сражаться не на жизнь, а на смерть. И тут грифон сделал нечто, удивившее меня не меньше, чем любое из событий, недавно происходивших в пещере. Повернувшись к ущелью, он крикнул:

– Тауг!

Тауг появился буквально через секунду: по-видимому, он прятался поблизости и наблюдал за нами.

– Вот ваш лук, сэр Эйбел, – сказал он, – вот ваш колчан со стрелами, и вот ваш шлем. Его вы тоже оставили у нашего костра.

Я взял лук, колчан и шлем, а взамен отдал Таугу Мечедробитель и свою старую перевязь.

– Ты снова заговорил.

– Да, сэр Эйбел, поскольку вы добыли его. Добыли меч. Я ждал вас тут, и он уже говорил со мной…

Я снова повернулся и уставился на грифона.

– Да, он самый. И он сказал, что мне можно с вами, если вы не станете возражать, поскольку увидел, что мне очень хочется, просто я не могу ответить, а потом я смог – и мы с ним сразу поняли, что вы добыли меч и теперь все будет в порядке. Вы позволите, сэр Эйбел? Я полечу с вами, раз вы не против?

– Если, – поправил я, и мне показалось, будто Равд положил руку мне на плечо, хотя я его даже не видел.

Мы оба сидели на шее грифона, зарывшись в белые перья, чтобы спастись от холода: я впереди, Тауг сзади.

– Ты станешь рыцарем, коли выживешь, – прокричал я, перекрывая шум мощных крыльев. – После этого ты не сможешь жить иначе.

– Знаю, – ответил Тауг. Он обнимал меня за талию и тесно прижимался ко мне.

Во мне вдруг открылся провидческий дар, как бывает перед лицом смерти.

– Ты станешь рыцарем, – повторил я, понимая, что этот мальчик, готовый превратиться в мужчину, по сути уже рыцарь. – Но ни один подвиг, который ты совершишь в будущем, не превзойдет величием этот твой подвиг. Я выполнил твою просьбу. Теперь ты выполни мою.

– Да, сэр Эйбел. – У него стучали зубы. – Все, что угодно.

– Скажи: «Я выполню любое ваше желание».

– Я выполню любое ваше желание, – повторил он. – Только не просите меня спрыгнуть отсюда. – Он смотрел на серо-зеленое море далеко внизу.

– Я хочу, чтобы на своем щите ты изобразил грифона. Сделаешь это?

– Но такой рисунок… он должен украшать ваш щит, сэр Эйбел.

– Нет. Так ты выполнишь мое желание?

– Да, сэр Эйбел. Я… я выполню.

Грифон повернул голову к нам, потом посмотрел вниз. Проследив за направлением его взгляда, я увидел в море Гренгарма.

С быстротой молнии грифон устремился вниз, выпустив острые когти; Гренгарм глубоко нырнул, словно кит, но я успел послать в него стрелу – и попал в цель.

Мы неслись низко над волнами. Глядя на них и чувствуя на лице теплые соленые брызги, я испытывал к ним такую же любовь, какую мужчина испытывает к женщине.

– Он поднимется на поверхность, чтобы глотнуть воздуха, – сказал грифон. Он говорил в такт своим движениям, сопровождая каждое слово мощным взмахом крыльев, возносящим нас все выше. – Но возможно, это произойдет не скоро и далеко отсюда.

Мы медленно поднимались, описывая широкие круги, и воздух становился все холоднее.

– Если он всплывет ночью, я его не увижу, – сказал я.

– Я увижу, – заверил нас грифон.

Солнце опустилось к горизонту и потускнело, когда грифон снова устремился вниз, и моя стрела вонзилась Гренгарму в шею сзади, под самой головой.

В третий раз он всплыл на поверхность, когда солнце уже скрылось за островами на западе, но теперь не нырнул, а ударил огромными черными крыльями по волнам и взмыл в воздух, как взлетает фазан, спасаясь от охотничьих псов. Мы очень долго преследовали Гренгарма и поднялись очень высоко и увидели внизу миллионы звезд, похожих на бриллианты, рассыпанные по облачному одеялу.

Между луной и замком Вальфатера мы настигли нашу жертву. Грифон и дракон сошлись в смертельной схватке на головокружительной высоте, откуда замок (по всем шести сторонам которого сверкали крепостные башни, так что непосвященному он показался бы шестиконечной звездой) казался гораздо больше, чем темный Митгартр далеко внизу. На парапетных стенках выстроились люди, которые наблюдали за схваткой и подбадривали нас криками, а в каждом окне каждой башни виднелось прекрасное женское лицо.

Когда челюсти Гренгарма сомкнулись на грифоньем горле, я перебрался на дракона, оглушенный шумом ветра, поднятого мощными крыльями. А когда я выхватил из ножен Этерне, два десятка призрачных рыцарей закружились вокруг меня, подобно сухим листьям. Я по самую рукоять вогнал легендарный клинок в глубокую рану, из которой по-прежнему торчала моя стрела, и почувствовал, как дракон умирает. Черные крылья задвигались медленнее, а потом вяло повисли, и грифон, не в силах тащить такую тяжесть, разжал когти. В падении я выдернул Этерне из раны, и ветер омыл лезвие, разбросав капли драконьей крови по всему небу.

И я вложил Этерне в ножны, подумав, что меч должен оставаться в своих ножнах, пусть я и погибну.

В тот же момент призрачные рыцари исчезли, а Гренгарм повернул ко мне свою ужасную голову и широко раскрыл огромную пасть. Когда я завороженно уставился в нее, готовый принять смерть, мне открылись вещи, прежде недоступные пониманию.

С высоты ко мне галопом спустился конь; резвые ноги с подкованными серебром копытами несли его вниз даже быстрее, чем мощные крылья несли грифона. Сидевшая на коне дева попыталась схватить меня, но промахнулась. Однако за ней стремительно скакала следующая, а за ней еще одна, которая с радостными криками нахлестывала поводьями своего коня, вихрем летящего со звездного неба. Третья-то дева и подхватила меня сильной рукой под мышку и усадила в седло перед собой, как я сам сажал Тауга, когда он еще не обрел дар речи. Я оглянулся и увидел, что я – хотя и считаюсь воином, способным помериться силами с лучшими, – едва достаю макушкой ей до подбородка.

– Я Альвит! – прокричала дева. – Можете не называть свое имя! Оно нам известно!

Мы спустились так низко, что облака уже оказались над нами; белый конь Альвит легким галопом стал подниматься на высокую облачную гору, не спотыкаясь и не уставая. Взобравшись на вершину, он вновь пустился во весь опор по незримой воздушной дороге, гулко стуча копытами.

– В мире нет ничего лучше, – проговорил я.

Я обращался к самому себе, и шум ветра, поднимаемого могучим белым конем, заглушал слова, но Альвит сказала:

– Не в мире, а за пределами мира. Любите жаркие схватки, сэр Эйбел?

– Нет, – сказал я и заглянул в свою душу. – Я сражаюсь, только когда мне велит чувство чести, любым оружием, имеющимся в моем распоряжении. И побеждаю любой ценой.

Она рассмеялась и обняла меня покрепче. Ее смех раскатился жутковатым прерывистым гулом, который порой доносится с неба среди ясного дня, заставляя людей вздрагивать от страха, а потом еще долго ломать голову.

– Для нас этого достаточно, и вы мне по сердцу. Вы согласны сражаться за нас против Великанов зимы и древней ночи? Согласны, если мы поведем вас в бой?

– Я готов сражаться за вас с любым противником, – сказал я, – и вам не нужно вести меня в бой. Никому не нужно. Я сам брошусь вперед и буду сражаться, когда командир, которого вы поставите надо мной, падет в бою.

Едва лишь последнее слово слетело с моих уст, она наклонилась и поцеловала меня. Ничего подобного я не испытывал прежде и больше никогда не испытаю: от поцелуя мое тело обратилось в железо и в груди заполыхал жаркий огонь.

Вскоре конь странным образом перекувырнулся на бегу, и замок Вальфатера, который прежде находился над нами, теперь оказался внизу. А мгновение спустя серебряные подковы застучали по хрустальным булыжникам внутреннего двора.