Текст книги "Рыцарь"

Глава 63
ЙОТУНЛЕНДСКАЯ РАВНИНА

Уже наступила ночь, когда мы достигли стоянки ангридов; но она располагалась на лесистом берегу ручья, и разведенный великанами костер (сложенный из целых деревьев, порой таких толстых, что обычному мужчине вроде меня пришлось бы орудовать топором больше часа, чтобы повалить одно из них) освещал все вокруг. На вертелах над огнем жарились два мула.

Предварительно сняв шлем и кольчугу, я прокрался довольно близко к костру, чтобы увидеть ангридов своими глазами. Когда я вернулся в лес, где меня ждали Ури, Баки и Гильф, то уже составил план действий.

– Их всего семеро. – Я сел на бревно, которое только что заметил. – Мы спорили насчет количества, но все думали, что оно больше.

– В таком случае вам не понадобится наша помощь, – заявила Ури. – Всего-навсего семеро великанов! Да вы с вашим псом расправитесь с ними еще до завтрака.

– Вы не будете сражаться с ними?

Ури помотала головой.

– Ты и Баки сражались с горцами.

– Против ангридов мы практически бессильны. – Баки избегала смотреть мне в глаза.

– Потому что в прошлом они были вашими богами?

Баки вздохнула – призрачный шелест в темноте под деревьями.

– Нашими богами были вы, господин. Они никогда не были.

– Мы можем появиться у них в костре, – предложила Ури, – если вы считаете, что в этом есть толк.

– Но великаны не боятся нас, – добавила Баки. – Они прикажут нам убраться, и мы должны будем подчиниться.

– Если не сделают чего похуже, господин.

Гильф зарычал.

– Значит, вы не хотите помочь нам? Коли так, вы вполне можете отправляться обратно в Эльфрис.

– Мы отправимся, коли такова ваша воля, господин, – сказала Ури, – но предпочли бы остаться.

Я разозлился.

– Зачем вы нужны мне здесь, скажите на милость?

– Будьте благоразумны, господин. – Ури придвинулась поближе, прижавшись ко мне бедром, мягким и теплым, как у обычной женщины. – Вы и сами не стали бы сражаться с ними, когда бы не хотели вызволить своего слугу…

– И подругу, – вставил Гильф.

– …из Утгарда. Предположим, мы вступим в бой, все четверо. Мы с Баки, от которых не будет никакого толку, и вы с вашим псом. И чем все закончится? Нас убьют – вернее, вас и вашего пса, – а нам с Баки придется бежать в Эльфрис или умереть.

Она выжидательно замолчала, но я не проронил ни слова.

– Каков будет результат? Один мертвый великан? Два? Ни одного, поверьте моему слову. Рыцарь и пес на корм воронью. Давайте просто задержим ангридов. Разве не это мы собирались сделать с самого начала?

Двумя минутами позже, пробираясь сквозь высокую траву к группе пасущихся на привязи мулов, я поймал себя на мысли, что сейчас подвергаюсь большей опасности, чем подвергался бы в сражении. При каждом моем движении трава шелестела, и если ангриды меня не слышали, то мулы, привязанные к кривой березе, слышали точно. Я довольно хорошо видел животных в свете костра: приподнятые уши и настороженно вскинутые головы. Они нервно перебирали ногами, и журчание ручья не заглушало глухого стука копыт. Казалось, ангриды не могут не слышать его, а когда я подкрался совсем близко к мулам, вдруг сообразил, что те вообще-то лягаются и кусаются не хуже лошадей, если не лучше. Они чуяли опасность, ожидали нападения – и были отнюдь не беззащитны.

– Инеистые великаны жарят двух из вас сию минуту, – прошептал я.

Мани однажды сказал мне, что некоторые животные понимают человеческую речь; тогда я не поверил ему и не верил сейчас, но все же оставалась слабая надежда, что он говорил правду.

– Вы считаетесь разумными животными. Разве вы не хотите убраться отсюда?

Я продолжал ползти, пока шептал, и теперь наткнулся в темноте на веревку. Вытащив из ножен кинжал, я перерезал привязь и услышал, как получивший свободу мул удовлетворенно фыркнул.

Я подобрался к дереву и решился подняться на ноги, прячась за стволом. Мой кинжал был острым, но веревки – толстыми и крепкими. Я все еще перепиливал следующую привязь, когда мимо меня неторопливо прошел мул. Совершенно отстраненно я задался вопросом, кому он обязан своим спасением – мне, Ури или Баки.

Веревка, которую я перепиливал, лопнула, и я нашарил в темноте следующую.

Со стороны костра донеслись громоподобные сердитые голоса. Один из ангридов встал, другой закричал, а третий зарычал. Я лихорадочно бил кинжалом по толстой веревке.

На расстоянии половины полета стрелы залитую лунным светом лужайку пересек мул, скакавший неуклюжим галопом, но быстро, погоняемый эльфийской девой, которая лежала у него спине подобием красной тени.

Очередная перевязь лопнула под ударом клинка. Едва не выронив кинжал, я пошарил по стволу, но теперь на нем болтались лишь обрывки веревок. К тому времени трое ангридов отошли от костра и направлялись ко мне: двое шагали плечом к плечу, третий держался чуть позади.

– Гильф! – крикнул я. – Гильф!

В ответ послышался яростный лай пса, идущего по следу: спустя несколько долгих секунд он превратился в возбужденное повизгивание пса, увидевшего добычу. Где-то вдали закричал мул – пронзительный крик, исполненный животного ужаса, – и дюжина животных бросилась врассыпную. Первый великан кинулся за одним из мулов (который рядом с ним казался размером с простую козу), но тот проскочил у него между рук. На мгновение ангрид схватил мула за хвост, но тот лягнул огромную руку и скрылся в темноте.

Черный зверь, убивший множество горцев, прыгнул на второго ангрида, норовя вцепиться в горло. Руки, превосходящие толщиной туловище самого рослого мужчины, сомкнулись вокруг него.

– Дизири! – выкрикнул я и бросился в бой. Третий ангрид тяжело шагал по направлению ко мне, когда прямо перед ним пронесся мул с красной тенью на спине, и он споткнулся и упал.

Второй ангрид подкатился ко мне, борясь со зверем, не похожим ни на пса, ни на волка, с огромным зверем, гораздо больше льва. Словно камень, швыряемый мощными волнами, тяжелый клинок Мечедробителя обрушился на голову великана, раз и еще раз. Не успев ни о чем подумать, я вскочил верхом на разъяренного зверя, за жизнь которого дрался, и понесся по холмам быстрее ветра.

Казалось, меня подхватил могучий ураган.

Еще до восхода солнца Гильф уменьшился до своих обычных размеров, и вскоре мы с ним нашли белого жеребца, которого я оставил на привязи накануне вечером. Я не стал садиться верхом, а отвязал и расседлал коня.

– Вы устали, – заметил Гильф. – Вы хотите поспать. Я посторожу.

– Я действительно устал, – признался я. – Но я не хочу спать и не собираюсь. Я хочу поговорить с тобой.

– Я уйду.

– Я не хочу, чтобы ты уходил. Ты мой, хотя бодаханы имеют на тебя законные права, и я очень, очень к тебе привязан и хочу, чтобы ты остался со мной. Но мне нужно знать некоторые вещи.

– Я вас пугаю.

– Ты нагонишь страха на любого. – Не увидев поблизости ни бревна, ни подходящего камня, я уселся на землю в зарослях папоротника на берегу ручья.

– Я уйду.

– Я же сказал, что не хочу, чтобы ты уходил. Я даже не хочу, чтобы ты поймал для нас кролика. Мы находимся слишком близко от инеистых великанов. Я хочу знать, кто ты такой.

– Пес. – Гильф тоже сел.

– Ни один обычный пес не способен на штуки, какие вытворяешь ты. И ни один обычный пес не умеет разговаривать, коли на то пошло.

– Хороший пес.

Я попытался мысленно сформулировать вопрос, ответ на который хоть отчасти удовлетворил бы меня, но не придумал ничего лучшего, чем спросить:

– Почему ты увеличиваешься в размерах, когда сражаешься ночью?

– Потому что умею.

– Когда у нас появился Мани, мне хотелось думать, что ты такой же, как он.

Гильф недовольно зарычал.

– Ладно, мне следовало сказать «он такой же, как ты, только кот». Мне много раз так казалось, но я уверен, что это не так.

Гильф лег, не проронив ни слова.

– Мани сведущ в магии, поскольку долго наблюдал за ведьмой, своей бывшей хозяйкой. Ты ничего не смыслишь в магии, а значит, твои жуткие превращения объясняются другой причиной. Я не знаю, какой именно, но знаю, что мне нужно подумать и найти ответ на свой вопрос. Если только ты сам не скажешь мне.

– Я не знаю.

– Тогда, возможно, Ури знает. Или Баки.

Я позвал девушек, но ни одна не появилась.

– Плохо дело, – сказал я. – Мы должны отправиться в Утгард за Поуком и Ульфой и вернуться прежде, чем сюда прибудет отряд лорда Била. Нам понадобится помощь Ури и Баки, но, возможно, придется обходиться без них.

Гильф поднял голову:

– Думаете, они знают? Могут знать?

– Могут, – ответил я, – и даже могут сказать нам. Эльфы умеют менять обличья. – Я ненадолго задумался. – Только не на солнце. Но в Эльфрисе Сетр превратился в человека по имени Гарсег, а Ури и Баки были превращены в химер. Или сами превратились. Я точно не знаю.

Заметив непонимающий взгляд Гильфа, я добавил:

– Такие летающие чудовища. Только что-то здесь неладно. Не знаю, что именно, но кожей чую.

– Поспите, – предложил Гильф.

– Ты прав. – Я пожал плечами. – Мне надо поспать, и во сне я могу поразмыслить над всем этим. Но только до наступления темноты, хорошо? Разбуди меня, когда начнет смеркаться, коли сам не заснешь.

Растянувшись на прохладных листьях папоротника, я подумал, что здорово рискую. Мы находились всего в нескольких милях от стоянки ангридов; они запросто могут наткнуться на нас, коли прочесывают лес в поисках мулов. Скорее всего, они увидят белого жеребца, поймают его и используют в качестве вьючной лошади. Но если бы я измотал до полусмерти себя, жеребца и даже Гильфа, было бы еще хуже; а в окрестностях Утгарда, насколько я понимал, обитает гораздо больше великанов, чем в этой засушливой холмистой местности.

Медленно погружаясь в сон, я попытался представить одного из ангридов, пашущего землю на быках, как наш фермер пахал бы на игрушечном тракторе. Но не сумел, несмотря на все старания.

Море волновалось вокруг меня, несомого подводным течением. Мимо проплыла стайка рыбешек, похожих на сверкающие рубины, и столкнулась с другой стайкой, сверкающей серебром. На несколько секунд они смешались, потом разошлись в разные стороны. Серебристые рыбки зависли вокруг меня и в следующее мгновение стремительно унеслись прочь.

Я увидел далеко внизу девичье лицо Кулили, похожее на остров с высоты птичьего полета. Огромные губы шевельнулись, но голос прозвучал лишь в моем уме: Я создала их. Как женщина лепит печенье из теста, я вылепила всех их, взяв немного от деревьев, немного от животных, рубивших деревья, и немного от себя самой.

Потом я увидел руки Кулили – руки, словно сотканные из миллионов белых червей, – и Дизири, постепенно обретавшую под ними форму.

Этот сон затерялся среди многих других задолго до того, как мои веки затрепетали. Но затерялся не полностью.

Я проснулся на заходе солнца и уже через час ехал на север в сопровождении Гильфа, трусившего рядом с жеребцом. Когда взошла луна, я сказал:

– Мне кажется, я понял. Не всё, но многие вещи, не дававшие мне покоя.

Гильф бросил на меня быстрый взгляд:

– Насчет меня?

– Не только. Я думал, что ты меняешь обличье только ночью.

– Обычно.

– Да, обычно. Но не всегда. Например, мы с тобой и старым Таугом сражались с разбойниками не ночью.

Некоторое время мы молчали; жеребец осторожно пробирался вперед в темноте, луна медленно ползла вверх по холодному небу.

– Ты помнишь свою мать, Гильф? Хоть немного помнишь?

– Запах.

– Но ты разлучился с ней. Ты помнишь, каким образом?

– Не хотел. – Низкий голос Гильфа звучал задумчиво. – Но так вышло.

Я подумал о маленьких бездомных детях.

– Ты отстал и заблудился?

– Не мог догнать. Меня нашли коричневые люди.

– Бодаханы.

Он утвердительно рыкнул.

– Они низко кланялись, когда отдавали мне тебя. Помнишь? Они старались скрыть свои лица.

– Да.

– По-моему, кто-то в Эльфрисе занимался со мной, Гильф. Мне кажется, меня там учили. Но я не знаю зачем и не помню чему.

– Хм!

– Я даже не знаю, научился ли я хоть чему-нибудь. Но, думаю, бодаханы занимались и с тобой. Дрессировали тебя, натаскивали, каким словом ни назови. Научили тебя говорить, возможно. И вероятно, растолковали все насчет перемены обличий: как это делается и почему этого не следует делать на солнце – во всяком случае здесь, в Митгартре.

– Свиньи.

Я натянул поводья, придерживая жеребца.

– Что ты сказал?

– Свиньи. Чуете запах?

– Думаешь, они близко?

Я напряженно всмотрелся в темноту и скорее почувствовал, нежели увидел, что Гильф поднял голову и принюхивается.

– Нет.

– Мы вполне можем продолжать путь, – решил я после минутного раздумья. – Если нам не проехать здесь ночью, то днем не проехать тем более.

Когда мы взобрались на вершину следующего холма, Гильф заметил:

– Они мне нравятся.

– Свиньи? – Я с трудом отвлекся – от своих мыслей.

– Эльфы.

– Значит, они обходились с тобой хорошо. Я рад.

– Вы тоже.

– Со мной тебе приходилось несладко.

– Только один раз.

– На корабле?

– В пещере.

Потом я ехал в молчании. В деревьях за рекой пел соловей, и я невольно задался вопросом, почему птица, которая встретила бы теплый прием в любой стране, предпочла поселиться в Йотунленде. Потом я вспомнил, как жил один в нашей хижине, чтобы не путаться у тебя под ногами. Я не имел ничего против, мне даже нравилось жить одному – и тут я вдруг осознал, что мне точно так же нравится путешествовать в одиночестве по Йотунленду. Я нормально ладил с людьми, и многие из них заслуживали всяческого уважения, но ты никогда не увидишь замок Вальфатера, покуда они рядом с тобой.

Кроме того, было здорово снова оказаться с Гильфом наедине. Он был прав насчет леса, а я тогда почти не думал о том, как нам хорошо там. Тогда я часто думал о том, как он увеличивается в размерах и что на нем можно ездить верхом, будто на коне. Гильф был очень крупным псом, даже в обычном своем обличье, поскольку стать еще меньше никак не мог. В противном случае он стал бы размером с крохотного пекинеса миссис Коэн. Мне казалось, что на свете нет спутника лучше пса – большого пса вроде Гильфа.

Я попытался представить, кого еще, кроме Гильфа, мне хотелось бы видеть рядом. Дизири, если бы она любила меня. Ну а если бы не любила? Дизири замечательная, конечно, но суровая и опасная. Она не вернется ко мне, покуда я не найду Этерне, а может, даже тогда не вернется. Я подумал, что, если бы она отвечала мне взаимностью, она бы ни на минуту меня не покинула.

С Гарваоном я чувствовал бы себя неплохо, но не лучше, поскольку на самом деле он был Сетром. С Идн пришлось бы ужасно мучиться. Поук меня вполне устроил бы. Он бы постоянно порывался поговорить, а мне бы приходилось постоянно затыкать его, но я уже научился этому.

Наконец я остановил свой выбор на Бертольде Храбром: вот идеальный товарищ. Едва подумав о нем, я страшно по нему затосковал. Пока мы жили вместе, он все время был малость не в себе, из-за тяжелого ранения в голову. Он забывал вещи, которые следовало помнить, и ходил неверной походкой, точно пьяный. Но когда ты постоянно находился рядом с ним, ты видел человека, которым он был в прошлом, сильного и смелого мужчину, способного повалить на землю быка, – и в нем очень много осталось от того человека. В деревне, где он рос, не было школы, но мать научила его читать и писать. Он много знал о земледелии, скотоводстве и плотницком ремесле, а также об эльфах. Я никогда не спрашивал у него, как с ними нужно разговаривать, а теперь уже было слишком поздно. Но мне казалось, он знал. Да, лучше Бертольда Храброго друга не найти.

Равд тоже был бы мне замечательным товарищем. Почему все лучшие люди, которых я знал, умерли? Я вспомнил о сломанном мече Равда – как я поднял его с земли, потом положил обратно и расплакался; и я подумал, что, наверное, Гильф говорил о той самой пещере, где мы нашли сломанный меч. Наконец я сказал:

– Мы с тобой были только в одной пещере: где разбойники прятали награбленное добро. Да и то находились там недолго. Или ты имел в виду форпик? Нам обоим пришлось там несладко.

– Я один, – объяснил Гильф. – Вас там не было.

– В пещере Гарсега? Я кое-что слышал о ней. Ты сидел там на цепи?

– Да.

Значит, Гарсег держал Гильфа на цепи, как и ангриды. Я задался вопросом, почему Гильф вообще допустил такое. Наконец я понял, что он просто не хотел принимать свое настоящее обличье. Он превращался в жуткого зверя, когда перед ним вставала необходимость сражаться, но в остальных случаях предпочитал скорее позволить посадить себя на цепь, нежели менять обличье.

– Разговор о пещере Гарсега возвращает нас к теме превращений, – сказал я. – Ты не меняешь обличье, а просто увеличиваешься в размерах. Гарсег однажды сказал мне, что эльфы, хотя и меняют обличье, всегда остаются прежнего размера.

– Плохо.

– О, я не вижу здесь ничего плохого. Ури и Баки могут принимать обличья летающих существ, и мне самому хотелось бы обладать такой способностью. Но с тобой совсем другое дело. Мы говорим о разных явлениях, которые только кажутся одинаковыми.

Я задумался в поисках уместной аналогии.

– Когда я впервые покинул корабль с Гарсегом, меня со всех сторон окружали келпи, морские эльфы. Я боялся утонуть, а они сказали мне не бояться – мол, я не утону, покуда они со мной.

Гильф поднял голову, настороженно принюхиваясь.

– Потом я остался с Гарсегом наедине, но все равно не утонул. Потом я нырнул в озеро на острове Глас. На глубине оно сливалось с морем, эльфрисским морем, и я находился под водой один, покуда не нашел там Кулили, но все равно не утонул.

– Видите живую изгородь впереди? – спросил Гильф.

– Я вижу длинную темную полосу, – сказал я. – Я как раз подумал, не стена ли это.

– В ней кто-то прячется.

Я немного вытащил Мечедробитель из ножен.

– Наверное, пока нам лучше сделать вид, будто мы ничего не заметили. Когда мы приблизимся, ты посмотришь, кто там.

– Хорошо.

– Я хотел сказать, что, вероятно, келпи могут защитить людей, находящихся с ними, но меня защитили не они. Меня защитило некое знание, почерпнутое в Эльфрисе в пору первого моего пребывания там; некое знание, которое кажется самым простым и заурядным, покуда не приглядишься к нему получше.

– Хм!

– То есть ты меняешь обличье не так, как эльфы. Дизири высокая и очень тоненькая, однако когда мы с ней оставались наедине в пещере… но тогда я тебя еще знать не знал… она принимала, так сказать, более округлые формы. – У меня запылали щеки. – И это было здорово. Но в таком случае ей приходилось становиться ниже ростом. Там, в живой изгороди, прячется только один человек?

– Еще барсук.

– Но человек-то один?

Гильф снова принюхался.

– Вроде да.

– Я рассказал Гарсегу про Дизири – как она становилась ниже ростом, чтобы стать полнее. Но мне следовало задуматься насчет него. Он превратился в дракона, причем в дракона чудовищных размеров. Ты можешь принять мое обличье?

– Нет.

– А ты можешь превратиться в огромного зверя, в какого иногда превращаешься? Прямо сейчас?

Гильф увеличился в размерах. Его глаза сверкали, словно раскаленные угли, и клыки длиной два фута торчали из пасти. Исполненный ужаса стон – тихий, но все же слышный – донесся со стороны живой изгороди, и Гильф огромными прыжками понесся вперед. Я пришпорил своего жеребца и поскакал вслед за ним.

Глава 64
СЛЕПОЙ СТАРИК С СЕДОЙ БОРОДОЙ

Когда я нагнал Гильфа, тот уже принял свое обычное обличье, справедливо решив, что одного крупного пса более чем достаточно, чтобы сбить с ног и прижать к земле старую женщину. Он отступил назад, повинуясь моему приказу, и она осталась лежать на сухих листьях под живой изгородью, скрючившись подобием креветки и судорожно рыдая.

– Ну-ну, не надо. – Спешившись, я опустился на колени рядом с женщиной и положил руку ей на плечо. – Успокойся, матушка. Гильф тебя не тронет, и я тоже.

Старая женщина продолжала рыдать. Она закрывала лицо руками, соединенными чем-то черным, что при ближайшем рассмотрении – вернее, обследовании на ощупь – оказалось железной цепью длиной чуть больше моего предплечья.

– Жаль, у меня нету фонаря, – сказал я.

– О нет, сэр! Не жалейте! – Старуха испуганно посмотрела на меня сквозь пальцы. – Хозяин наверняка увидит нас, коли вы зажжете фонарь. Вы ведь не сделаете этого?

– Нет. Во-первых, у меня нет фонаря. Это твой хозяин заковал тебя? Кто он такой?

– Да, сэр. Он, сэр. Вы один из рыцарей, да, сэр? С юга?

– Верно.

– В детстве, сэр, я видела рыцарей; они приезжали в нашу деревню. Высокие мужчины на огромных конях. В железной одежде. У вас есть железная одежда, сэр? – Она отняла одну ладонь от лица и провела по моей руке. – Ну и ну!

– Ты рабыня? – Внезапно жуткий протяжный вой зазвучал в моей голове: я содрогнулся, но он скоро стих. – Как зовут твоего хозяина? Чья ты рабыня?

– О, я его рабыня, сэр. Он нехороший, сэр, не похож на своего отца, но я видала людей и хуже, сэр. Но он суров, сэр. Суров. – Старуха захихикала. – Он обходился бы со мной лучше, будь я помоложе, сэр. Вы знаете, как это бывает. Его отец благоволил ко мне, сэр. Хюмир, сэр. Он мне не нравился, сэр, поскольку был огромный, в два раза больше вашей лошади, сэр. Но он был добр ко мне, только я тогда не понимала этого, сэр, а он жалел, что я такая маленькая, сэр. А теперь я слишком стара, сэр, поэтому Хиндл не трогает меня. Женщины должны трудиться, чтобы не помереть от голода и холода, сэр, так они говорят. Только я не знаю, что хуже.

– Хиндл – твой хозяин?

Старуха села и закивала:

– Да, сэр.

– Насколько я понял с твоих слов, он ангрид.

– В смысле – великан, сэр? Да, сэр. Они называют Ангр своей прародительницей.

– Если ты убегаешь от него…

– О нет, сэр! – Старуха казалась потрясенной. – Я бы не стала убегать от него. Я бы померла с голоду, сэр, и никогда не добралась бы до краев, где живут обычные люди. А если бы и добралась, я бы померла с голоду там. Кто станет кормить старую женщину вроде меня?

– Я кормил бы, если бы мог, – сказал я. – Но ты права, я не смог бы. По крайней мере, в настоящее время. Почему ты болтаешься здесь ночью, когда должна спать дома в постели?

Она захихикала.

– Ты эльф? И приняла такое обличье, чтобы подшутить надо мной?

– О нет, сэр!

– Тогда почему ты здесь?

– Вы мне не поверите, сэр.

Гильф заскулил; я погладил его по голове и сказал, что мы двинемся дальше через пару минут.

– Дело в мужчине, сэр. Да-да, и мне не следовало смеяться. Но я проделала страшно долгий путь, сэр, и очень утомилась за день непосильного труда. Если бы… если бы вы немного подвезли меня, сэр, я благословляла бы вас до конца своих дней, сэр. Я задумчиво кивнул.

– Я хотел сказать, что если бы ты убегала от хозяина, я пожелал бы тебе удачи, но ничем не смог бы тебе помочь. Мне надо добраться до Утгарда как можно скорее. Я не хочу сажать на коня второго седока – он и так хромает. Ты весишь вдвое меньше меня, а вес моих доспехов составляет половину моего веса. – Я встал и помог подняться на ноги старухе, казавшейся страшно худой и измученной в лунном свете. – Поэтому мы просто посадим на коня тебя.

Она тихонько взвизгнула, когда я легко поднял ее и посадил на своего белого жеребца.

– Вот так. Не обязательно свешивать ноги по сторонам седла, и я сомневаюсь, что у тебя это получится в твоих юбках. Сиди, как сидишь, и держись за заднюю и переднюю луки седла. Я поведу коня в поводу, и он пойдет не быстрее меня. Куда мы направляемся?

Старуха указала вдоль живой изгороди:

– Очень, очень далеко, сэр.

– Быть такого не может. – Я внимательно смотрел себе под ноги и не оборачивался к старухе. – Не может быть, коли ты собиралась проделать этот путь за ночь. И потом вернуться домой? И лечь спать?

– Да, сэр.

– Значит, недалеко. – Я побежал трусцой, чего уже довольно давно не делал.

– Вы не боитесь потерять вашего пса, сэр?

Я напряг зрение и всмотрелся в темноту, но коричневый зад и длинный хвост Гильфа уже исчезли в густой тени живой изгороди.

– Не боюсь, матушка. Он побежал вперед на разведку, что я сам велел бы ему сделать, когда бы вспомнил.

– Там кролики, сэр. А у вашего пса, похоже, огромная пасть.

– Да, но он не станет гоняться за кроликами сегодня ночью. – В молчании я пробежал трусцой ярдов сто, а потом перешел на шаг. – Ты сказала мне, по какому делу идешь, матушка. Ты упомянула о мужчине.

– Да. – Ее голос прозвучал ужасно печально. – Вы решите, что я совсем спятила, коли в моем возрасте бегаю за мужчиной.

– Для меня существует лишь моя возлюбленная, – сказал я, – и поэтому люди считают меня помешанным. Значит, ты безумная женщина, едущая на коне безумного рыцаря. Мы, сумасшедшие, должны держаться друг друга и помогать друг другу, иначе нас оставят выть на болоте.

– Вы расскажете мне про нее, сэр?

– Я мог бы говорить про нее целый год. Но моя женщина далеко, а твой мужчина рядом. Или скоро окажется рядом, будем надеяться. Он хороший человек и ждет тебя?

– Да, сэр. – Старуха вздохнула. – Он хороший. И он ждет, сэр. Хотите я расскажу вам нашу с ним историю? Таким образом я облегчу душу, а вы можете посмеяться надо мной, коли вам угодно.

– Да, могу. – Я снова побежал трусцой. – Но вряд ли стану.

– Это было много, много лет назад, сэр. Мы с ним жили в крохотной деревушке на юге. Все деревенские девушки имели виды на него, сэр, но он смотрел только на меня. И больше ни на кого. Так он говорил, сэр, и так оно и было.

– Охотно верю, мать.

– Да благословят вас оверкины за такие слова, вас и вашу возлюбленную. – Женщина ненадолго умолкла, погрузившись в воспоминания. – Меня взяли в плен. Великаны пришли за нами, как обычно, сэр, в пору листопада и не поленились обыскать все вокруг. Они нашли меня. Хюмир нашел, мой хозяин. И мне пришлось… пришлось делать все, что он требовал, и очень часто, а потом… потом родился Хеймир, сэр. Мой сын. Только теперь господин Хиндл прогнал его, иначе он помог бы мне. – Она снова немного помолчала. – Хеймира не назовешь красавцем, сэр, и это говорю я, его мать. Да и привлекательным не назовешь, и он начал говорить, только когда вымахал выше меня. Но у него такое сердце… У вас доброе сердце, сэр. Просто золотое. Но оно не добрее, чем у моего Хеймира, сэр. Ни одна женщина на свете не имела сына лучше.

– Я рад за вас.

– А я-то как рада, сэр. Вы не устали, сэр? Теперь я могу пойти пешком, а вы поедете.

– Я в полном порядке. – На самом деле мне было приятно размять ноги, а моему жеребцу требовалось немного отдохнуть.

– Вы почти все время бежите, а путь неблизкий.

– Я смотрю в себя. – Я хотел объяснить старухе, но это было нелегко. – И я думаю о море, о волнах, безостановочно набегающих на берег, одна за другой. И волны становятся моими шагами.

– Понимаю, сэр. – Но, судя по тону, она не поняла.

– Они словно несут меня. Меня научил этому один мой знакомый – или просто рассказал об этом и предоставил морю меня научить. Никакой магии. Море пребывает в каждом. Просто большинство людей не чувствует его в себе.

Тут я невольно вспомнил о Гарсеге и снова задался вопросом, почему он не наведался ко мне в Митгартре.

– У меня там все раскрылось, после родов. И тогда мы смогли жить, если вы меня понимаете. Как муж с женой.

– Ты и ангрид, твой хозяин? Хюмир?

– Да, сэр. Не то чтобы мне хотелось. Было ужасно больно каждый раз. Но он хотел, а тогда никто не смел его ослушаться. И вот потом я родила Хелу, только она убежала. Хозяин не стал бы ее трогать, поскольку она приходится ему единокровной сестрой, только она… Наверное, этого не стоит говорить, сэр. У нее огромная челюсть, как у всех них. И огромные глаза. И скулы торчат, что рожки у теленка, если вы меня понимаете, сэр. Только кожа хорошая, сэр, и золотистые волосы, в точности как у меня в молодости. За эти-то золотистые волосы мой хозяин, отец Хелы, и взял меня. Он сам так сказал мне однажды – выходит, с цветом волос мне не повезло. Хотя будь они черные или каштановые, как у большинства женщин, он бы, наверное, убил меня.

Живая изгородь закончилась, но тропинка вела дальше, петляя между деревьями и кустами, растущими по берегу реки.

– Иногда мне хотелось, чтобы он убил, – пробормотала женщина.

– Так мы идем на встречу с твоим сыном Хеймиром?

– О нет, сэр. Я не знаю, где сейчас мой сын, сэр. Нет, это тот самый человек, за которого я собиралась замуж давным-давно. Теперь они взяли в плен и его тоже, сэр, коли в такое возможно поверить. Взяли за то, что он отважно сражался с ними, старик с седой бородой, коли в такое возможно поверить. И… и я надеюсь, ваш конь его не напугает. Своим топотом, я имею в виду.

Я улыбнулся.

– Он стучит копытами не громче любой другой лошади, и человек, имевший мужество сражаться с ангридами, вряд ли испугается какой-то лошади. Кроме того, он увидит вас в седле, если только луна…

– О нет! Не увидит, сэр. Не сможет, сэр. Именно поэтому он думает, сэр, верит в глубине души…

Последние слова она произнесла сдавленным голосом, и я бросил на нее взгляд через плечо.

– Что он думает?

– Что я не изменилась с тех пор, сэр. Вы… вы молоды.

– Знаю, мать. Гораздо моложе, чем ты думаешь.

– И чтобы он думал так, чтобы верил в глубине души… О, я сказала, что нисколько не изменилась, сэр. Я бы никогда не пошла на такой обман. Просто когда он видит меня глазами своей души… а другими он не видит, сэр…

– Ты снова молода. Для него.

– Да, сэр.

– Иногда мне самому хочется стать молодым, мать. Молодым – не только в душе, но и внешне. Насколько я понимаю, он слеп?

– Да, сэр. Они чаще всего ослепляют их. Мужчин, я имею в виду. – Ее голос потеплел, и в нем послышались горделивые нотки. – И вот они ослепили его, хотя он такой старый. Но он видит меня, сэр…

Из темноты трусцой выбежал Гильф, тихо поскуливая. Я отпустил поводья и положил ладонь на теплую влажную голову пса.

– Ты нашел кого-нибудь?

Я почувствовал, как он еле заметно кивнул.

– Он представляет опасность?

Гильф помотал головой.

– Слепой старик с седой бородой?

Пес снова кивнул.

– Вон там мы всегда встречаемся, сэр, – сказала старуха. – Видите большое дерево на фоне неба? Оно растет на вершине холма, но сперва нам придется перейти вброд реку.

– Перейдем, – сказал я.