Текст книги "Основной инстинкт"

Глава одиннадцатая

Он бросился к телефону, будто от этого зависела его жизнь. Слова, которые он услышал, отравленными дротиками врезались в затуманенный мозг. Ник чувствовал, что лужа виски у него в животе хлюпает, точно трюмная вода в старой посудине.

– Да, – только и сказал он. – Хорошо. Он не смог припомнить имени того, кто обращался к нему с другого конца провода, но стоило ему услышать этот голос, как он сразу понял, что с ним беседует полицейский, который звонит ему по приказу начальства. Полицейский говорил громко и коротко. Он сообщил Нику, что произошло и где его ожидают через пять минут, затем повесил трубку.

Карран проснулся нетрезвый, однако этот ночной звонок рассеял опьянение быстрее, чем летнее солнышко прогоняет утренний туман. Хмель сразу прошел, но Ник был так потрясен услышанной новостью, что точно прирос к кушетке. Ему потребовалось время, чтобы собраться силами и уйти.

На месте преступления – позади бара «Десять-четыре», где находилась стоянка для машин, – царила привычная суета, Пожалуй, здесь собралось даже больше полицейских, чем обычно, поскольку в деле замешан был их коллега; повсюду виднелись патрульные машины, дежурили служители закона, будто их не оставляла надежда, что преступник вернется туда, где произошла трагедия. Когда Ник выходил из своего «мустанга», ему пришло в голову, что, возможно, его-то, они и ждали. Уокер, Гас и двое парней из «Внутренних дел» стояли вокруг большого золотистого «линкольн тауна». Никто из них не был особенно счастлив видеть Ника, впрочем, если уж на то пошло, и он отнюдь не пришел в восторг от встречи с ними. Когда Ник подошел, толпа, стоявшая вокруг машины, отпрянула от него, как от чумного.

Гас Моран осветил фонарем широкое переднее сиденье роскошной машины: там, развалясь, сидел Мартин Нилсен – бывший следователь службы «Внутренних дел» полицейского управления Сан-Франциско. Лужица темной, почти черной крови застыла на велюровой спинке сиденья, создавая траурный ореол вокруг его головы.

– Один выстрел, – пробормотал Гас. – Стреляли с близкого расстояния. По-видимому, из револьвера тридцать восьмого калибра.

Никто здесь не нуждался в объяснении, что револьвер тридцать восьмого калибра был стандартным казенным огнестрельным оружием работников полицейского управления Сан-Франциско.

– Дай мне твое оружие, Ник, – чуть ли не извиняясь, сказал Уокер.

– Господи Иисусе, Фил, – спокойно проговорил Ник, – неужели ты веришь, что я…

– Послушай, дай мне твое оружие, Ник. Пожалуйста.

Карран пожал плечами, вытащил револьвер из кобуры, закрепленной на груди, и отдал его начальнику отдела по расследованию убийств. Уокер взял револьвер, понюхал дуло, как знаток пробует вино двойной выдержки, и покачал головой. Он отдал оружие одному из работников «Внутренних дел».

– Что ж, хотя это еще ни о чем не говорит, Ник, но из этой штуки давно не стреляли.

– В последней раз я испытывал его на нашем полигоне две, а может, три недели назад. Я не убивал Нилсена, ты ведь знаешь.

– Я знаю только то, что Нилсен не был убит из этого револьвера. Это все, что я могу сказать с полной уверенностью.

Уокер не смотрел Нику в глаза. Он повернулся и пошел прочь к своей машине.

– Вы думаете, я…

– Я так не думаю, сынок, – сказал Гас. – Но должен сказать тебе, у меня тут мало единомышленников.

Лейтенант Джейк Салливан, тоже следователь «Внутренних дел», такой же иезуит, как и покойный Нилсен, сказал: «Здесь распоряжаюсь я», – и в упор посмотрел на Ника.

– Карран, проследуй в управление. Нам нужно немного поговорить.

Было ясно, что Салливан не приглашает Ника на Дружескую беседу за чашечкой кофе.

– Я подозреваюсь в убийстве, Салливан?

– Возможно.

– Тогда огласите мои права и арестуйте меня.

Ника поразило, что он повторял почти те же самые слова, с которыми обращалась к нему Кэтрин Трэмелл. Салливан пожал плечами.

– Раз ты хочешь этого, Карран, мы можем пойти тебе навстречу.

– И с большим удовольствием, – сказал Моран, еще одна тупоумная сволочь из «Внутренних дел».

– Послушай, Ник, – сказал Гас Моран, становясь между своим напарником и двумя полицейскими. – Сделай себе одолжение хоть раз в жизни. Помоги этим парням разобраться что к чему.

Казалось, Карран вот-вот потребует, чтобы ему зачитали его права, гарантированные конституцией, и надели наручники, но это было слишком большим позором для полицейского, и даже Карран не стал испытывать судьбу.

– Я отправлюсь в нижнюю часть города, Салливан, но только для того, чтобы доказать вам, что я всегда сотрудничаю с правоохранительными органами как честный, добропорядочный гражданин.

– Хорошо.

– И доказать вам, что я не убивал этого… – он кивнул в сторону мертвого Нилсена. – Этого полицейского.

– Ничто, Карран, не доставит мне большего удовольствия, – сказал Салливан, но никто не поверил ему.

* * *

Они привели Ника в ту же самую комнату, в которой допрашивали Кэтрин Трэмелл, Уокер, Толкотт и Гас Моран тоже сидели тут, но поодаль от стола, на втором плане: распоряжались здесь Салливан и Моран. Нику отводилась лишь третьестепенная роль. Все знали, что теперь уж «Внутренние дела» покажут свою силу и что они либо арестуют Ника, либо хорошенько попортят ему нервы прежде, чем отстранят от службы по состоянию здоровья.

– Ты ведь не любил Марти Нилсена, правда, Карран? – спросил Моран таким тоном, будто привел блестящий аргумент в споре на жаркой предвыборной дискуссии.

– Это и так всем известно. Я уверен, что и ты кое-кого не любишь, Моран. И бьюсь об заклад, что полным-полно людей, которые терпеть не могут тебя.

– Это не относится к делу.

– Ты набросился на него вчера днем, – сказал Салливан, – на глазах более, чем десятка офицеров полиции.

– Правильно. Ну и что из этого? Хорошо. Я пришел кое-что выяснить у него. И потерял самообладание.

– А может, у тебя его никогда и не было. Может, ты поджидал Марти за баром «Десять-четыре» и пустил пулю ему в голову. Может, ты хотел еще раз посчитаться с ним за то, что он был строг к тебе. Ведь и такое вероятно, правда?

– Насрать мне на то, как Нилсен относился ко мне, Моран. Я вообще не обращал на него внимания.

– Тогда что же так достало тебя, так задело тебя за живое? – спросил Салливан. – Почему ты его вдруг возненавидел?

– Я относился к нему безразлично, но он… Послушай, Нилсен заполучил мое досье вместе с медицинской картой. Ее завели на меня в управлении сразу после того, как я пустил в расход двух туристов.

Толкотт поморщился. Он терпеть не мог такие грубые, прямолинейные выражения. Он предпочел бы медицинские термины Бет – травма или несчастный случай.

– Бред собачий, – убежденно сказал Моран.

– Я знаю, что он достал мое досье. Но ему этого было мало, он использовал его. И показывал за пределами управления. Он использовал мое досье против меня.

– У тебя есть какие-нибудь доказательства? Можешь ты убедить нас, что он действительно показывал кому-то твою медицинскую карту? И есть ли у тебя доказательства того, что он вообще владел ею?

Конечно, доказательства у Ника были. Он располагал множеством доказательств. Но если он расскажет о Кэтрин Трэмелл и ее сверхъестественной осведомленности о его психике и привычках, они подумают, что он совсем сбрендил. А если он расскажет о признании Бет Гарнер в том, что она отдала его досье Нилсену, у нее будут неприятности. Ему оставалось только одно – лгать.

– Я спрашиваю о доказательствах, Карран. У тебя они есть?

Ник Карран покачал головой.

– Нет. Нет. У меня нет никаких доказательств.

– В таком случае, у тебя вообще ничего нет, – заметил Моран.

– Только я еще не совсем свихнулся, чтобы впутаться с человеком в драку, а двумя часами позже пристрелить его из служебного револьвера тридцать восьмого калибра. Это ведь тоже о чем-то говорит, правда?

– Вовсе необязательно. Люди иногда совершают безумные поступки? Ты ведь знаешь об этом, Карран.

Дверь в комнату для допросов открылась, и вошла Бет Гарнер. Под глазами у нее залегли темные круги, будто она не спала всю ночь, а не была всего-навсего поднята с постели плохими новостями. Она с беспокойством посмотрела на Ника Каррана.

– А вот и наш специалист по людям, совершающим безумные поступки, – сказал Моран.

Салливан меньше всего хотел видеть здесь психиатра Каррана.

– Мы побеседуем с вами позднее, если вы не возражаете, доктор Гарнер.

– Я бы хотела присутствовать здесь, я думаю, что могла бы помочь расследованию.

– Я на самом деле попросил бы…

Странно, но именно Толкотт решил и спор. Для репутации управления было лучше объявить Каррана безумным полицейским, нежели признать при всем честном народе, что работник полицейского управления Сан-Франциско хладнокровно убил коллегу-полицейского.

– Я не вижу ничего дурного в том, чтобы доктор Гарнер присутствовала здесь, если не возражает детектив Карран.

Ник пожал плечами.

– Мне все равно.

Бет Гарнер кивнула, взяла стул и пододвинула его к столу, она была взволнована и напряжена.

– Где ты был сегодня ночью, – требовательно спросил Моран.

– Дома, – сказал Ник. – Смотрел телевизор.

– Всю ночь? – Да.

– И что ты смотрел?

– Я не знаю. Какое-то дерьмо.

Он едва ли мог припомнить, включен ли был у него телевизор, а тем более перечислить названия передач на экране.

– Ты пил? – спросил Салливан. Карран ожег Бет взглядом горящих глаз.

– Да. Я пил. Салливан нахмурился.

– А я думал, ты завязал.

– Я долго не пил. Два месяца я вообще ни капли не брал в рот. А теперь, когда прихожу домой, выпиваю пару стаканчиков. Я знаю свою норму. И я не пью, когда это не положено. Я не потребляю спиртного на службе, как образцовый полицейский.

– Но ты пил.

– Я же только сказал, что да.

– Сколько?

– Пару стаканчиков. Я же сказал.

– Когда ты снова начал пить? Ведь ты же так долго придерживался сухого закона.

– Я начал пить два дня назад. Я перестал пить, потому что этого хотел. Я снова взялся за бутылку опять же по своему желанию. Тебя это волнует, лейтенант?

– Меня это не волновало. Пока ты не набрался и не решил выйти на улицу и наделать глупостей. Вот и все.

Бет Гарнер решила вмешаться.

– Вчера около десяти часов вечера я видела детектива Каррана у него в квартире. Он был уравновешен и не пьян. – Бет говорила уверенно, голосом объективного врача.

Салливан подозрительно посмотрел на нее.

– Скажите, пожалуйста, если вы не возражаете, что вы делали вчера в десять часов вечера в квартире детектива Каррана?

У Бет был готов ответ.

– Я была там по делам службы как штатный врач управления. Я слышала о ссоре Каррана с лейтенантом Нилсеном и подумала, что он, возможно, нуждается в помощи.

– Прямо среди ночи, – усмехнулся Моран.

– Это было вовсе не ночью лейтенант. Я же сказала вам, что посетила Каррана около десяти часов. И какие бы у вас ни были представления о моей профессии, вы должны помнить, что я могу потребоваться больному в любое время суток.

– Очень впечатляюще, – съязвил Моран. – Очень самоотверженно. И очень удобно.

– И каково, по-вашему, мнению было состояние детектива Каррана, доктор?

– Я же сказала, что он был уравновешен и не пьян.

Он признался, что сожалеет о стычке с Нилсеном, и не проявлял враждебности.

– Сколько времени вы пробыли у него?

Она прямо посмотрела на Ника Каррана, выдержав его взгляд.

– Я пробыла у него около пятнадцати минут, поняла, что причин для беспокойства нет, и ушла.

Ник отвел глаза в сторону, поискал сигарету, зажег ее и жадно затянулся.

– В этом здании не курят, – раздраженно сказал Моран.

Уокер, Толкотт и Гас Моран точно знали, что ответит ему Карран.

– И что вы сделаете со мной? Привлечете меня к суду за курение?

– Послушай, Карран.. – сердито сказал Моран, приподнявшись в кресле.

Салливан оборвал Морана.

– Я спрошу у тебя всего раз, Ник. Это будет записано в протокол: ты убил его?

– Нет, – без запинки ответил Ник.

– Ты уверен? – стоял на своем Салливан.

– Послушай. Я уже сказал. Зачем мне днем при всех врываться в кабинет Нилсена, а ночью убивать его? Назовем это глупостью, сумасшествием… как хотите, но я недостаточно глуп и недостаточно свихнут, чтобы натворить такое.

– Ты считаешь, что, если утром сцепился с ним, – сказал Моран, – это освободит тебя от обвинения в убийстве. Дает тебе алиби.

– Так же, как создание книги об убийстве одного парня освобождает ее автора от подозрения в таком же убийстве, – заявил Уокер. Он обменялся взглядами и улыбками с Мораном и Карраном.

– Вы знаете, лейтенант, пожалуй, вам это следует принять во внимание, – сказал Ник.

Салливан и Моран догадались, что их обошли, и им это не понравилось.

– Не понимаю, – сказал Салливан. – О чем вы говорите, черт побери? Какая книга?

– Забудь об этом, Джейк, – проговорил Уокер. – Это к делу отношения не имеет. Мы просто пошутили, вот и все.

– Пошутили? Долбаного следователя «Внутренних дел» пускают в расход, а вы, дерьмовые филеры, вместо того, чтобы заниматься расследованием убийства, обмениваетесь шуточками, Это что еще за бред собачий?

Лицо Морана сильно покраснело.

Толкотту тоже было не до веселья.

– Ничего тут смешного нет, – строго заявил он и поднялся со стула. – Вы в отпуске, Карран. – Он многозначительно посмотрел на Бет Гарнер. – В отпуске в связи с предстоящим психиатрическим обследованием. Посмотрим, каковы будут его результаты.

Ему не нужно было договаривать до конца, всем и так было ясно, что он имел в виду: нужно уволить Каррана из полиции по причине психиатрического расстройства.

На сегодня допрос прекратился. Толкотт выскочил из комнаты, бодро проследовав за Салливаном и Мораном. Уокер остался один.

Гас Моран почесал щетину на щеке.

– Ник, док, вы не против пойти позавтракать. Я предлагаю отведать старомодного лакомства полицейских: яичницу с сосисками на слегка поджаренном сале. Я угощаю.

– Спасибо, Гас, но я не могу.

– Ну, а вы, док?

– Я провожу Бет до ее машины, Гас. Моран пожал плечами.

– Похоже, вы не хотите разделить со мной компанию, да? Что ж, тогда я, пожалуй, куплю «Кроникл» и пойду набивать брюхо в одиночку.

Он, волоча ноги, побрел прочь, его плечи согнулись от усталости и гнета забот.

Ник Карран взял Бет Гарнер под руку и повел к двери. В предрассветные часы жизнь замирает даже в штабе полицейского управления большого города. В коридорах не сновали полицейские и их поднадзорные, вместо них там иногда попадались сторожа и уборщики. В холлах было тихо, лишь гудели машины, полировавшие мраморные полы.

Бет искоса взглянула на Ника, будто сомневалась, в здравом ли он уме.

Ник Карран предвидел ее вопрос.

– Я всего лишь хотел поблагодарить тебя.

Он говорил спокойно, его голос был нежен и мягок.

– Пустяки, Ник, особенно если учесть, какие неприятности я навлекла на тебя своими отчетами.

– Тебе не следовало предоставлять мне алиби. За все, что я тебе наговорил и сделал, ты вполне могла бы бросить меня на произвол судьбы.

– Зачем мне это? Ник криво улыбнулся.

– Я ведь этого заслужил.

– Выкинь это из головы. – Она доброжелательно улыбнулась. – Как ты догадался, что Кэтрин Трэмелл видела твое досье?

– Очень просто. Она знает обо мне такие секреты, которыми я делился только с тобой.

Бет. Гарнер покачала головой, будто не верила ушам своим.

– Она действительно уникальная женщина. С клинической точки зрения, конечно.

– А какая она была во время учебы.

– Я мало знала ее. Но мне всегда было рядом с ней как-то не по себе.

Ник распахнул перед Бет большие стеклянные двери здания управления.

– Не по себе? Почему?

Бет вздрогнула. Трудно было сказать – от холода или от неприятных воспоминаний.

– Я… я не знаю почему. Это было давно, я на самом деле забыла.

Они остановились возле ее машины.

– Ник, ты должен отдохнуть. Обещай мне, что ты больше не будешь перенапрягаться.

– Обещаю.

Она быстро нежно поцеловала его в щеку.

– Хорошо.

Она поискала ключи от машины, нашла их и открыла дверцу.

– Ступай теперь домой, Ник. Поспи часа два. Ты почувствуешь себя намного лучше.

Но он и теперь мог сделать нечто такое, от чего почувствовал бы себя гораздо лучше.

– Бет, я был зол на тебя. Поэтому и сказал, что… Она подняла руку и оборвала его.

– Ты сказал то, что думаешь. Я уже большая девочка. И справляюсь с этим.

– Бет…

– Ступай домой, Ник.

Ник оставался на стоянке, пока не уехала Бет. Он не пошел домой. Он подождал, когда она скроется из вида, а затем отправился искать Гаса, чтобы съесть с ним порцию чистейшей холестериновой отравы в ожидании новостей из управления.

* * *

В девять часов Ник решил, что Андруз должен уже появиться в служебном кабинете на своем рабочем месте.

Когда Ник вошел в сыскное бюро, Уокер хмуро посмотрел на него из своей кабинки. Этот взгляд говорил яснее ясного; что ты делаешь здесь, черт побери?

– Пришел очистить мой стол, – отозвался Ник.

– Даю тебе пять минут, Ник, – крикнул Уокер. – Потом убирайся отсюда ко всем чертям.

– Ну, конечно. В чем дело.

Он надеялся, что у него вид невинного пай-мальчика, которого незаслуженно обижают. Андруз сидел за столом и как заведенный стучал по клавишам пишущей машинки, приводя в порядок записи, нацарапанные в служебном блокноте, который лежал тут же на столе.

– Привет. Как дела, Сэм?

Андруз с преувеличенной подозрительностью посмотрел на Ника.

– Как у меня дела? У меня все в порядке, Ник. А вот что ты скажешь о себе? Хочешь пополнить список служащих полицейского управления Сан-Франциско, уволенных по причине психического расстройства?

– У меня талант влипать во всякие истории, – сказал Ник, пододвигаясь быстрыми, мелкими шажками к столу Андруза. Он взглянул на Уокера в стеклянной кабинке, затем понизил голос. – Ты выяснил что-нибудь о ее родителях?

– Ты в отпуске, парень, – шепнул Андруз в ответ. – В отпуске по причине неладов с психикой, Ник. Я разговариваю с возможным психопатом.

– Ты знаешь, что я псих, Сэм, – усмехнулся Ник. – Так что ты выяснил?

Андруз стрельнул глазами на Уокера, затем опустил взор на свой доклад.

– Яхта взорвалась. Была утечка в газопроводе, и есть сведения о двух предыдущих ремонтах. На имя Трэмеллов было зарегистрировано два страховых полиса, очень солидных, по пять миллионов долларов каждый. После взрыва проводилось расследование. Полиция в нем не участвовала, но страховая компания наняла военных, которые обшарили всю посудину. Она не хотела платить десять миллионов наличными. Но никто ничего не нашел. Пусто. Нуль. Страховая компания напряглась и заплатила. Твоя и моя страховые премии выросли на пару процентов. Это был несчастный случай. Вот официальная версия.

– А неофициальная? Андруз пожал плесами.

– Как ты думаешь?

– Благодаря страховке она получила десять миллионов долларов. Ну, и что ж такого, Она и так после смерти родителей должна была стать обладательницей сотни миллионов. Ей не было смысла подстраивать взрыв ради получения страховки.

«Ей был смысл подстроить его интереса ради», – мысленно добавил он.

– Послушай меня, парень: общественности было заявлено, что она вообще ни при чем. Помни это.

– Попытаюсь, – кивнул Ник.

– Карран!

– Ухожу, Фил, – крикнул Ник.

– Зайди ко мне перед уходом, Ник.

– Конечно, – послушно согласился Карран.

Он проследовал в кабинет Уокера и закрыл дверь.

– Что ты хочешь, Фил?

– Я не верю в превращение цепного пса Ника Каррана в вежливого пай-мальчика. Я слишком хорошо знаю тебя, Ник.

– Я простецкий душевный парень с добрыми намерениями.

– Прибереги эти россказни для кого-нибудь другого. А теперь послушай. «Внутренние дела» хотят еще раз побеседовать с тобой по поводу Нилсена. Они ведут расследование. Мы вне игры. Они все взяли в свои руки.

– Навозные жуки решили позаботиться о чести мундира, а? Поправь меня, если я ошибаюсь, Фил, но убийство есть убийство и еще раз убийство. Интересно, чего опасаются «Внутренние дела», взяв на себя это расследование?

– Ну вот, наконец заговорил Ник Карран, которого я всегда знал. – Уокер покачал головой. – Я не собираюсь спорить с тобой, Ник. Это не мое дело и тем более – не твое. Просто выполни следующие простые наказы: не уклоняйся от контактов с «Внутренними делами», если ты им потребуешься, не впутывайся ни б какие истории и поддерживай связь с Бет Гарнер. Я помогу тебе пройти психиатрическое обследование. Ник сложил руки на груди.

– Она убила его, – упрямо сказал он.

– Господи Иисусе! Ты и впрямь совсем спятил! Теперь ты уже и Бет подозреваешь в убийстве людей.

– Не будь тупицей, Фил. Я говорю не о Бет. Я говорю о Кэтрин Трэмелл. Она убила Нилсена.

– Правда?

– Да, прав Она убила его. Это опять ее игры.

– Ее игры? Сначала ты обвинил ее в том, что она купила твое досье. Теперь ты обвиняешь ее в убийстве Нилсена. Сделай мне одолжение, сделай себе одолжение, забудь ее, хорошо? Поезжай куда-нибудь. Посиди на солнышке. Выброси ее' из головы.

– Ты не веришь мне, да? Она знала, что в это никто не поверит. – Он улыбнулся и кивнул будто бы самому себе. – По-моему, тебе следует просто снять перед ней шляпу. Она продумала все заранее точно так же, как сюжет какой-нибудь своей книжки. Она все спланировала. И она знала, что я обвиню ее в убийстве. И она знала, что мне никто не поверит.

Уокер с жалостью посмотрел на него.

– Она задурила тебе голову, Ник. Держись от нее подальше.

– Конечно, – легко сказал Ник, – не сомневайся. Я ведь в отпуске, так? Долой все заботы.