Текст книги "Гарри Поттер и Дары Смерти"

Обыкновенная счастливая семья безмятежно улыбалась с газетной полосы. Крохотная ручка Арианы слегка помахивала зрителю из пеленок. Над снимком шел заголовок:

НАШ ЭКСКЛЮЗИВ!

СКОРО В ПЕЧАТИ!

Рита Вритер

БИОГРАФИЯ АЛЬБУСА ДУМБЛЬДОРА

«Хуже все равно уже некуда», – решил Гарри и начал читать:

После нашумевшего ареста мужа и заключения его в Азкабан высокомерная гордячка Кендра Думбльдор не могла оставаться в Замшелье. Она сорвалась с места и вместе с детьми переселилась в Годрикову Лощину, деревню, которой позже предстояло обрести громкую известность: именно там Гарри Поттер странным образом спасся от убийственного проклятия Сами-Знаете-Кого.

Подобно Замшелью, Годрикова Лощина приютила многие колдовские семьи, но Кендра никого не знала и потому была избавлена от любопытных расспросов о преступлении мужа, которыми ее донимали в родном селении. Она упорно пресекала попытки новых соседей подружиться с ней и вскоре добилась желаемого результата: ее семью оставили в покое.

– Я испекла котлокексы и пришла ее поприветствовать, добро, мол, пожаловать, а она захлопнула дверь у меня перед носом, – рассказывает Батильда Бэгшот. – За весь их первый год здесь я встречала только мальчиков. А про дочь и не узнала бы, только зимой после их приезда собирала заунывки в лунном свете и увидела, как Кендра вывела Ариану погулять в сад за домом. И, знаете, очень крепко держала за руку. Прошлась с ней по лужайке и отвела обратно в дом. Я не представляла, что и думать.

Видимо, Кендра считала, что переезд в Годрикову Лощину – прекрасная возможность раз и навсегда спрятать Ариану, и, возможно, планировала это давно. Время поджимало. Ариане едва исполнилось семь, когда она бесследно исчезла, а ведь именно к этому возрасту, по мнению многих экспертов, у детей проявляются магические способности, если таковые имеются. Ариана же, по воспоминаниям ныне здравствующих очевидцев, не показала себя ведьмой ни разу. Абсолютно ясно: Кендра сочла, что лучше скрыть от людей существование ребенка-шваха, чем сгорать из-за него от стыда. И она решилась поместить дочь в заточение. Переезд лишь упростил ей задачу – в Годриковой Лощине про Ариану никто не знал. Немногочисленные же посвященные свято хранили тайну, в их числе и двое братьев несчастной девочки. На неудобные вопросы мать научила их отвечать: «Моя сестра слишком слабенькая и не может учиться в школе».

Читайте на следующей неделе: «Альбус Думбльдор в “Хогварце” – призы и притворство».

Гарри ошибся: стало хуже. Он снова посмотрел на фотографию счастливой семьи. Что здесь правда? Как выяснить? Он рвался в Годрикову Лощину, и не важно, сможет ли Батильда что-то рассказать: надо посетить место, где и он и Думбльдор потеряли близких. Он уже опускал газету, чтобы спросить мнения Рона и Гермионы, когда тишину кухни разорвал оглушительный хлопок.

Впервые за три дня Гарри забыл о Шкверчке и подумал, что это вернулся Люпин. Но в следующую секунду в воздухе прямо возле его стула материализовался странный кишащий клубок: руки, ноги, головы двух дерущихся. Гарри вскочил, а Шкверчок, выдравшись из хватки соперника, низко поклонился и проскрипел:

– Шкверчок доставил вора Мундугнуса Флетчера, хозяин.

Мундугнус с трудом поднялся и достал волшебную палочку, но Гермиона его опередила:

– Экспеллиармус!

Его палочка взлетела в воздух; Гермиона ее поймала. Мундугнус Флетчер с ополоумевшим видом бросился к лестнице, но рухнул на каменные плиты, поскольку Рон схватил его за ноги. Раздался глухой хруст.

– Чё надо? – заорал Гнус, тщетно вырываясь. – Га? Чё за проблемы? Эльфа поганого подослали! Чё за фокусы? Чё я вам сделал-то… Отвали! Да отцепись, говорю, не то…

– Не тебе нам угрожать, – сказал Гарри, отшвырнул газету, быстро пересек кухню и опустился перед Мундугнусом на колени. Тот в испуге затих. Запыхавшийся Рон встал и смотрел, как Гарри приставил палочку прямо к носу Мундугнуса. От того разило пóтом и табаком; шевелюра свалялась, одежда перепачкана.

– Шкверчок просит прощения за непозволительную задержку, хозяин, – проскрипел эльф. – Флетчер умеет уходить от погони, ловко прячется, и у него много сообщников. Но Шкверчок сумел загнать вора в угол.

– Ты молодец, Шкверчок, – похвалил Гарри. Эльф еще раз низко поклонился. – У нас к тебе пара вопросов, – сказал Гарри Гнусу, который тут же заголосил:

– Сдрейфил я, понятно? И вообще, я в ваши дела лезть не собирался, без обид, конечно, только мне за тебя, друг, помирать не по кайфу, а за мной Сам-Знаешь-Кто гнался, чтоб его разорвало, – кто угодно бы драпанул! Я ж говорил: не хочу я с вами…

– К твоему сведению, больше никто не дезаппарировал, – вмешалась Гермиона.

– Ну, значит, вы у нас герои, вот и вперед! А я в самоубивцы не записывался!

– Нас не интересует, почему ты бросил Хмури. – Гарри подвинул палочку к налитым кровью глазам Мундугнуса. – Мы всегда знали, чего ты кусок и что тебе нельзя доверять.

– Так какого ж рожна эльфа на меня натравили? Или опять из-за кубков? Нету их у меня, нету, отдал бы, да нету…

– Дело не в кубках, хотя это уже теплее, – перебил Гарри. – Заткнись и слушай.

Было так приятно найти себе занятие и человека, из которого можно вытрясти хоть толику правды. Гнус в страхе косил глаза на приставленную к его носу палочку Гарри.

– Когда ты обчистил этот дом и вынес ценности… – начал Гарри, но Мундугнус вновь заверещал:

– Да Сириусу барахло всю жизнь до лампады…

Послышалось топотание, блеснула медь, что-то лязгнуло, раздался вопль – Шкверчок наскочил на Мундугнуса и со всего маху треснул его по голове тяжеленной сковородой.

– Убери его, убери, его под замок надо, он психический! – закричал Мундугнус, пригибаясь: эльф опять занес над ним сковороду.

– Шкверчок, нельзя! – приказал Гарри.

Тонкие руки эльфа тряслись от тяжести, но он упорно держал оружие на весу.

– Может, еще разок, хозяин Гарри? На счастье?

Рон засмеялся.

– Он нам нужен в сознании, Шкверчок, но, если придется его уговаривать, я предоставлю эту честь тебе, – обещал Гарри.

– Покорно благодарю, хозяин. – Эльф поклонился и немного отошел, с отвращением глядя на Мундугнуса большими бледными глазами.

– Когда ты обчистил дом, – снова начал Гарри, – ты взял из чулана в кухне кое-какие вещи и среди прочего медальон. – Во рту у Гарри вдруг пересохло, и он физически ощутил, как напряглись Рон и Гермиона. – Что ты с ним сделал?

– А чего? – спросил Мундугнус. – Он, что ли, дорогой?

– Так он до сих пор у тебя! – воскликнула Гермиона.

– Нет, вряд ли, – прозорливо заметил Рон. – Просто запереживал, что мог запросить больше.

– Больше?! – бросил Мундугнус. – Вот уж был бы не фокус… Я задарма отдал, выбора не было…

– В смысле?

– Я толкал товар на Диагон-аллее, а тут она: где лицензия на торговлю магическими артефактами? Ищейка проклятая. Собиралась штрафануть, да ей медальончик приглянулся, ну и забрала его, а меня на тот раз отпустила. Мол, радуйся, повезло.

– Кто «она»? – спросил Гарри.

– А я знаю? Карга из министерства. – Мундугнус поразмыслил, морща лоб. – Низенькая такая, на маковке бантик. – Нахмурился и добавил: – Жаба вылитая.

Гарри выронил палочку. Та ударила Мундугнуса по носу, и его брови загорелись от снопа красных искр.

– Агуаменти! – выкрикнула Гермиона. Струя воды из ее палочки окатила Мундугнуса, тот закашлялся, зафыркал.

Гарри посмотрел на Рона и Гермиону. Их лица зеркально отражали его собственное потрясение. Шрамы на тыльной стороне правой ладони снова как будто заныли.

Глава двенадцатая
Магия – это могущество

Медленно тянулся август. Трава на неухоженном газоне в центре площади Мракэнтлен постепенно высохла и побурела. Никто из соседей не видел ни обитателей дома № 12, ни сам дом. Местные муглы давно смирились с тем, что из-за нелепой ошибки за номером одиннадцать сразу следует номер тринадцать.

Однако сейчас площадь облюбовали личности, живо интересовавшиеся этой аномалией. Дня не проходило, чтобы не появился один или двое зевак, и с единственной целью: встать, опираясь на ограду, и пристально глазеть туда, где соединялись дома одиннадцать и тринадцать. Наблюдатели всегда были разные, однако дружно ненавидели нормальную одежду, и хотя лондонцев эксцентричностью не удивишь, кто-нибудь нет-нет да оглядывался: как это – в плаще в такую жару?

Наблюдение, похоже, не давало желаемых результатов. Иногда дозорные вдруг начинали взволнованно вглядываться в одну точку, словно заметив наконец что-то достойное внимания, но затем неизменно разочаровывались и вновь опирались на ограду.

Первого сентября личностей в плащах собралось больше обычного. Полдюжины человек молча вперились взглядами в стык между домами, но, похоже, так ничего и не высмотрели. Наступил вечер, и впервые за несколько недель вдруг пошел холодный противный дождь. Внезапно наблюдатели необъяснимо засуетились: как будто заметили нечто стоящее. Один – мужчина с перекошенным лицом – указал на что-то другому, стоявшему рядом, полному и бледному, и рванулся вперед, однако миг спустя все огорченно обмякли и вновь застыли.

Тем временем в доме № 12 Гарри вошел в холл. Он едва не потерял равновесие, когда аппарировал на порог, и боялся, что Упивающиеся Смертью заметили, как в воздухе мелькнул его локоть. Аккуратно затворив входную дверь, он снял плащ-невидимку, перекинул через руку и по мрачному коридору быстро направился к кухне, крепко сжимая украденный «Оракул».

Его приветствовал обычный тихий шепот: «Злотеус Злей?» Гарри обдало холодом, язык на мгновение свернулся трубочкой.

– Я вас не убивал, – сказал Гарри, как только к нему вернулась способность говорить, и задержал дыхание, пережидая, пока осядет пыль от взорвавшегося чудища. Спустившись до середины лестницы в кухню, подальше от пыли и миссис Блэк, он крикнул:

– У меня новости, и они вам не понравятся!

Кухню было не узнать. Все сияло: медные сковороды и кастрюли, начищенные до розоватого блеска, и деревянная столешница, и сверкающие кубки и тарелки, уже расставленные к ужину. В камине весело играл огонь, в котле что-то кипело. Однако сильней всего потрясали перемены в домовом эльфе, поспешившем навстречу Гарри. Эльф был одет в белоснежное полотенце, чистые кустики в ушах пушились как вата, на худой груди подпрыгивал медальон Регула.

– Ботиночки снимите, хозяин Гарри, прошу, и ручки помойте перед едой, – прокаркал Шкверчок, принял плащ-невидимку и торопливо зашаркал к вешалке. Плащ присоединился к нескольким старомодным свежевыстиранным мантиям.

– Что там? – со страхом спросил Рон. Они с Гермионой изучали какие-то рукописные заметки и карты, нарисованные от руки, – все это в беспорядке валялось на краю длинного кухонного стола. Но сейчас взгляды Рона и Гермионы были прикованы к Гарри. Он подошел и бросил газету поверх их пергаментов.

С большой фотографии смотрел знакомый черноволосый мужчина с крючковатым носом. Заголовок сверху гласил: «Злотеус Злей утвержден в должности директора “Хогварца”».

– Нет! – дружно воскликнули Рон и Гермиона.

Гермиона первой схватила газету и стала читать вслух:

– «Злотеус Злей, долгое время занимавший пост преподавателя зельеделия в школе колдовства и ведьминских искусств “Хогварц”, был сегодня назначен ее директором. В ряду изменений кадрового состава древнейшего учебного заведения это – одно из важнейших. После выхода на пенсию преподавателя мугловедения освободившийся пост займет Алекто Карроу, а ее брат Амик станет преподавателем защиты от сил зла… “Я рада возможности поддержать лучшие традиции и защитить ценности колдовского мира…”» Это какие же, позвольте спросить? Убийство и отрезание ушей? Злей – директор?! Злей в кабинете Думбльдора? Мерлиновы портки! – вдруг завопила Гермиона. Гарри и Рон сильно вздрогнули. Она выскочила из-за стола и ринулась из комнаты, крикнув на ходу: – Сейчас вернусь!

– «Мерлиновы портки»? – удивленно повторил Рон. – Видать, сильно расстроилась.

Он притянул к себе газету и пробежал глазами статью.

– Другие преподаватели не согласятся: ни Макгонаголл, ни Флитвик, ни Спарж. Они ведь знают, как погиб Думбльдор. Они не примут Злея. И кто такие Карроу?

– Упивающиеся Смертью, – ответил Гарри. – Там есть фотографии. Они были на башне, когда Злей убил Думбльдора, так что… друзья встречаются вновь. И вообще, – с горечью продолжил он, выдвигая стул, – вряд ли у преподавателей есть выбор. Если за Злеем министерство и Вольдеморт, тут уж либо оставайся в школе и учи, либо проведи десяток прекрасных лет в Азкабане, и это если повезет. Я думаю, они останутся – чтобы защитить учеников.

Шкверчок прискакал к столу с большой супницей и, насвистывая, начал разливать суп в безупречно чистые миски.

– Спасибо, Шкверчок, – поблагодарил Гарри и перевернул Злея лицом вниз, чтобы не видеть. – Что ж, по крайней мере, мы точно знаем, где этот гад сейчас.

Он взял ложку и принялся забрасывать суп в рот. Шкверчок готовил не в пример лучше с тех пор, как получил в подарок медальон Регула. Гарри еще не доводилось пробовать такого вкусного французского лукового супа.

– У дома целая толпа Упивающихся Смертью, – сказал он Рону. – Гораздо больше обычного. Будто ждут, что мы вот-вот отправимся с сундуками на вокзал.

Рон взглянул на часы.

– Я об этом весь день думаю. «Хогварц-экспресс» почти шесть часов как ушел. Как-то странно, что мы не там, правда?

Гарри представил малиновый паровоз, за которым они с Роном однажды следовали по воздуху, яркую гусеницу, петляющую меж полей и холмов. Наверняка Джинни, Невилл и Луна сидят сейчас вместе и говорят про него, Рона и Гермиону или решают, как лучше бороться с режимом Злея.

– Они меня чуть не увидели, когда я возвращался, – сказал Гарри. – Неудачно приземлился на верхнюю ступеньку, и плащ соскользнул.

– Да со мной постоянно так. А, вернулась, – добавил Рон, поворачиваясь на стуле к Гермионе. – Ну и куда, во имя подштанников старины Мерлина, тебя унесло?

– Вспомнила кое-что, – ответила запыхавшаяся Гермиона. – Вот.

Она поставила на пол большое полотно в раме, взяла с буфета бисерную сумочку, открыла и начала заталкивать картину туда. Через несколько секунд, несмотря на внушительные размеры, картина, подобно многим вещам до нее, исчезла в бездонных глубинах крохотной сумочки.

– Финей Нигеллий, – объяснила Гермиона, бросая сумку на стол. Внутри, как всегда, что-то гулко загрохотало.

– Не по-онял? – протянул Рон, но Гарри сообразил: Финей Нигеллий Блэк мог перемещаться по своим портретам с площади Мракэнтлен в кабинет директора «Хогварца», где, без сомнения, в эту самую минуту восседает Злей. Радуется, что стал хозяином Думбльдоровой коллекции изящных серебряных приборов, каменного дубльдума, Шляпы-Распредельницы и – если, конечно, его не перепрятали – меча Гриффиндора.

– Не исключено, что Финей Нигеллий шпионит на Злея, – объяснила Рону Гермиона, усаживаясь за стол. – Но теперь пусть попробует! Финей ничего не увидит, кроме подкладки сумочки.

– Отличная мысль! – восхитился Рон.

– Спасибо, – улыбнулась Гермиона и придвинула к себе миску. – Гарри, а что еще новенького?

– Ничего, – ответил Гарри. – Семь часов пронаблюдал за входом в министерство. Ее – ни следа. Зато, Рон, видел твоего папу. Выглядит хорошо.

Рон благодарно кивнул. Они давно решили, что контактировать с мистером Уизли около министерства на глазах множества служащих слишком опасно, но поглядеть на него время от времени все же хотелось. Утешало, даже если мистер Уизли был усталый и встревоженный.

– Папа говорил, министерские в основном попадают на работу через кружаную сеть, – сказал Рон. – Потому мы Кхембридж и не видим. Не пешком же ей, такой важной, топать.

– А та смешная старушенция и маленький колдун в темно-синей мантии? – поинтересовалась Гермиона.

– А-а, типчик из хозяйственного отдела, – проговорил Рон.

– Откуда ты знаешь, что из хозяйственного? – Гермиона застыла, не донеся ложку до рта.

– Отец говорил, там все служащие в темно-синем.

– Но ты никогда об этом не упоминал!

Гермиона бросила ложку, придвинула стопку бумаг и карт, которые они с Роном изучали до прихода Гарри, и начала лихорадочно их пролистывать.

– Здесь ничего нет о темно-синих мантиях, ничего!

– Это что, так важно?

– Рон! Все важно! Если мы хотим проникнуть в министерство и не попасться, когда там каждый колдун на стреме, значение имеет любая мелочь! Мы учим и учим наизусть, но какой смысл в разведывательных вылазках, если ты не даешь себе труда сказать…

– Обалдеть: я забыл какую-то ерундовину, а ты теперь…

– Ты что, не понимаешь? Для нас сейчас министерство, наверное, самое опасное место в мире…

– Я думаю, надо идти завтра, – объявил Гарри.

Гермиона застыла с открытым ртом; Рон поперхнулся супом.

– Завтра? – повторила Гермиона. – Ты серьезно?

– Да, – подтвердил Гарри. – Мы можем еще хоть месяц просидеть в засаде у входа в министерство, но лучше все равно не подготовимся. Чем дольше будем откладывать, тем верней прозеваем медальон. Вдруг Кхембридж его уже выбросила? Он ведь не открывается.

– Или, – сказал Рон, – она нашла-таки способ его открыть и сейчас одержима.

– Никто и не заметит, она по жизни чудовище, – пожал плечами Гарри.

Гермиона в глубокой задумчивости покусывала губу.

– Все самое важное нам известно, – убеждал ее Гарри. – Мы знаем, что аппарировать в министерство или оттуда запрещено и что только самым высшим чинам разрешено подключить дома к кружаной сети: Рон слышал, как на это жаловались двое неописуемых. И мы приблизительно в курсе, где кабинет Кхембридж. Помните, как тот бородатый говорил другому…

– «Я буду на первом этаже, Долорес хотела меня видеть», – немедленно процитировала Гермиона.

– Именно, – кивнул Гарри. – И еще мы знаем, что внутрь люди попадают, используя эти дурацкие монетки, или жетоны, или кто они там, я сам видел, как одна ведьма одалживала у другой…

– Но у нас-то их нет!

– Если все по плану – будут, – спокойно ответил Гарри.

– Не знаю, Гарри, не знаю… Столько всего может пойти наперекосяк, нельзя так полагаться на удачу…

– Ничего не изменится, даже если готовиться еще три месяца, – сказал Гарри. – Пора действовать.

По лицам Рона и Гермионы он понимал, что им страшно. Он и сам был не очень-то уверен в себе, однако твердо знал: время пришло.

Последние четыре недели они, надевая плащ-невидимку, по очереди наблюдали за главным входом в министерство – Рон, спасибо мистеру Уизли, с детства знал, где это. Они следовали за сотрудниками, шедшими на работу, подслушивали разговоры и постепенно определили, кто ежедневно появляется один в одно и то же время. Иногда удавалось выкрасть свежий «Оракул» у кого-нибудь из портфеля. Мало-помалу накопилось множество схем и заметок, которые лежали сейчас стопкой перед Гермионой.

– Так и быть, – медленно произнес Рон. – Давайте завтра. Но только я и Гарри – вдвоем.

– Опять двадцать пять, – вздохнула Гермиона. – Мы же договорились!

– Одно дело торчать у входа под плащом, но тут другая история. – Рон ткнул пальцем в «Оракул» десятидневной давности. – Ты в списке муглорожденных, не явившихся на допрос!

– А ты вообще-то умираешь от ряборылицы в «Гнезде»! Если кому нельзя идти, так это Гарри, за его голову назначена награда в десять тысяч галлеонов…

– Отлично, я остаюсь, – сказал Гарри. – Сообщите, когда победите Вольдеморта, хорошо?

Рон и Гермиона засмеялись, но лоб Гарри пронзила боль. Рука непроизвольно взметнулась к шраму. Гермиона подозрительно прищурилась, и Гарри сделал вид, будто хотел убрать с глаз волосы.

– Хорошо, но если пойдем втроем, придется дезаппарировать по отдельности, – заметил Рон. – Вместе мы уже под плащ не помещаемся.

Шрам болел все сильнее. Гарри поднялся. К нему немедленно кинулся Шкверчок.

– Хозяин не доел суп, может, хозяин желает вкуснейших тушеных овощей или пирожное с патокой, к которому хозяин столь неравнодушен?

– Спасибо, Шкверчок, я сейчас вернусь… я в… туалет…

Зная, что Гермиона с подозрением за ним наблюдает, Гарри поспешил наверх в холл, а оттуда – в ванную этажом выше, и захлопнул за собой дверь. Постанывая от боли, он привалился к черной раковине с кранами в виде змей, разинувших пасти, и закрыл глаза…

Он неслышно скользил по сумеречной улице. Дома с высокими деревянными щипцами выглядели пряничными. Он приблизился к одному и постучал – длинные тонкие пальцы казались совершенно белыми на фоне двери. Волнение нарастало…

Дверь открыла смеющаяся женщина, но, едва она увидела Гарри, улыбка сошла с ее лица, веселье сменилось ужасом…

– Грегорович? – произнес холодный пронзительный голос.

Женщина затрясла головой и хотела закрыть дверь, но белая рука ей помешала.

– Мне нужен Грегорович.

– Er wohnt hier nicht mehr! – закричала хозяйка, мотая головой. – Он здесь не жить! Не жить! Я не знать!

Бросив попытки закрыть дверь, она начала отступать назад, в темноту. Гарри неспешно, плавно двинулся на нее, а его длиннопалая рука достала волшебную палочку.

– Где он?

– Das weiß ich nicht! Он уехать! Я не знать, не знать!

Он воздел руку, женщина вскрикнула. В холл выбежали двое малышей. Она закрыла их руками. Полыхнуло зеленым…

– Гарри! ГАРРИ!

Он распахнул глаза. Оказывается, он сполз на пол. Гермиона снова заколотила в дверь.

– Гарри, открой!

Выходит, он кричал. Гарри встал, открыл дверь. Гермиона, едва не упав, ввалилась внутрь и настороженно осмотрелась. Встревоженный Рон из-за ее спины целился палочкой в углы холодной ванной.

– Что ты тут делал? – строго осведомилась Гермиона.

– Ну, как по-твоему? – попробовал отшутиться Гарри.

– Орал как резаный, вот что, – сказал Рон.

– Ну… наверное, задремал, и…

– Гарри, пожалуйста, не морочь нам голову. – Гермиона глубоко дышала. – Мы же знаем: у тебя заболел шрам. Ты и сейчас белый как полотно.

Гарри сел на край ванны.

– Ладно. Я только что видел, как Вольдеморт убил женщину. Наверное, уже всю семью. Так, ни за что. Как Седрика: попались под руку…

– Гарри, ты ведь должен был это остановить! – закричала Гермиона, и ее голос эхом разнесся по ванной. – Думбльдор хотел, чтобы ты научился окклуменции! Считал, что такая связь опасна! Вольдеморт может ею воспользоваться, Гарри! Что толку смотреть, как он мучает и убивает людей, чем это поможет?

– Так я хотя бы знаю, чем он занят, – объяснил Гарри.

– Поэтому даже не пытаешься оборвать связь?

– Гермиона, я не могу! Ты же знаешь, в окклуменции я ноль! Никогда ее не понимал!

– Потому что никогда и не пробовал! – горячо возразила она. – Вообще, Гарри, тебе что, нравится это ваше единение или взаимоотношения, не знаю, как и назвать…

Она умолкла под его взглядом. Гарри встал.

– Нравится? – тихо повторил он. – Тебе бы понравилось?

– Мне… нет… прости, Гарри, я не…

– Я ненавижу это, ненавижу! Мне отвратительно, что он лезет мне в мозг и что я вижу его, когда он всего опаснее. Но я буду этим пользоваться.

– Думбльдор…

– Забудь про Думбльдора. Решение мое, и только мое. Мне необходимо узнать, для чего он разыскивает Грегоровича.

– Кого?

– Грегорович – иностранный изготовитель волшебных палочек, – пояснил Гарри. – В том числе палочки Крума, и Крум о нем очень высокого мнения…

– Но ты, – перебил Рон, – говорил, что у Вольдеморта в плену Олливандер. Если есть один мастер, зачем второй?

– Может, он вроде Крума считает, что Грегорович лучше. Или надеется, что Грегорович объяснит ему, что сотворила моя палочка, когда он меня преследовал. Олливандер не сумел.

Гарри глянул в пыльное треснувшее зеркало и увидел, как Рон и Гермиона за его спиной скептически переглянулись.

– Гарри, опять? «Палочка сотворила», – сказала Гермиона, – когда в действительности сотворил ты! Почему ты так стремишься снять с себя ответственность?

– Потому что я знаю, что это был не я! И Вольдеморт знает, Гермиона! Мы оба знаем, что произошло на самом деле!

Они воззрились друг на друга. Гарри видел, что не убедил Гермиону, что она выискивает аргументы в развенчание его теории и хочет убедить впредь не соваться в сознание Вольдеморта. К его радости, вмешался Рон.

– Оставь, – посоветовал он Гермионе. – Его дело. Но если мы завтра идем в министерство, надо еще разок повторить план.

Гермиона с явной неохотой смолчала, но Гарри не сомневался: она вновь накинется на него при первой же возможности. Они вернулись на кухню, и Шкверчок подал тушеные овощи и пирожные с патокой.

Спать они отправились очень поздно, после того как каждый вытвердил план завтрашней операции назубок. Гарри – он теперь переселился в комнату Сириуса – лег в постель, направил свет палочки на старую фотографию отца, Сириуса, Люпина и Петтигрю и еще минут десять вполголоса повторял пункты плана. Но затем в темноте он думал не о всеэссенции, рвотных ракушках и темно-синих мантиях хозяйственного отдела, а о Грегоровиче. Есть ли у того шанс укрыться, когда Вольдеморт ищет его с таким упорством?

Рассвет прибыл вслед за полуночью до неприличия торопливо.

– Видок у тебя, – поприветствовал Гарри Рон, пришедший его будить.

– Ничего, пройдет, – зевнул Гарри.

Гермиону они застали внизу, на кухне; Шкверчок уже подал ей кофе и горячие булочки. На лице у нее застыло то безумное выражение, которое у Гарри прочно ассоциировалось с подготовкой к экзаменам.

– Мантии, – нервно бубнила она, лишь кивнув им обоим и роясь в бисерной сумочке, – всеэссенция… плащ-невидимка… бомбушки-отвлекушки… возьмем на всякий случай по несколько… рвотные ракушки, нуга-носом-кровь, подслуши…

Они проглотили завтрак и направились к выходу. Шкверчок на прощание поклонился и пообещал приготовить к их возвращению пирог с мясом и почками.

– Благослови его небо, – нежно произнес Рон. – Надо же, а я мечтал повесить его голову на стену…

На порог они вышли очень осторожно. Двое Упивающихся Смертью опухшими глазами следили за домом с окутанной туманом площади. Гермиона дезаппарировала с Роном, затем вернулась за Гарри.

После привычного удушья и темноты Гарри очутился на узкой улочке, где они собирались привести в исполнение первую часть плана. Вокруг было пусто, только стояла пара больших мусорных баков. Первые работники министерства обычно появлялись здесь не раньше восьми утра.

– Итак, – Гермиона взглянула на часы, – она будет минут через пять. Когда я ее сшибу…

– Да, Гермиона, мы знаем, – сурово сказал Рон, – но, по-моему, еще надо открыть дверь до ее появления.

– Чуть не забыла! – взвизгнула Гермиона. – Отойдите…

Она направила палочку на амбарный висячий замок. Пожарная дверь, сплошь в граффити, с грохотом распахнулась. Темный коридор за ней, как они выяснили на разведке, вел в пустующий театр. Гермиона прикрыла дверь так, словно она заперта, и повернулась к Гарри и Рону:

– А теперь опять надеваем плащ…

– …и ждем, – закончил Рон и накинул ей на голову плащ, будто одеяло на клетку с волнистым попугайчиком. И, поглядев на Гарри, закатил глаза.

Прошло немногим более минуты. Раздался легкий хлопок, и прямо перед ними из воздуха возникла невысокая министерская ведьма с развевающимися седыми волосами. Она заморгала на неожиданно ярком свете – из-за облака как раз выглянуло солнце, – но не успела насладиться внезапным теплом: безмолвный сногсшибатель Гермионы ударил ее в грудь. Ведьма упала.

– Отлично сработано, – похвалил Рон, появляясь из-за контейнера у двери театра. Гарри в ту же секунду снял плащ-невидимку. Вместе они утащили ведьму в коридор, что вел за кулисы. Гермиона вырвала пару волосков с ее головы и добавила их во флакон с глинистой всеэссенцией, извлеченной из бисерной сумочки. Рон порылся в сумке ведьмы.

– Это Мафальда Хопкёрк, – сообщил он, рассматривая визитку. Их жертва работала ассистентом в отделе неправомочного использования колдовства. – Возьми карточку, Гермиона, и вот еще жетоны. – Он извлек из кошелька ведьмы несколько золотых кружочков с отчеканенными буквами «М. М.».

Гермиона выпила всеэссенцию, которая приобрела приятный цвет гелиотропа, и в считаные секунды превратилась в копию Мафальды Хопкёрк. Затем сняла с Мафальды и надела на себя очки. Гарри поглядел на часы:

– Опаздываем, мистер хозяйственник вот-вот прибудет.

Они поспешно спрятали настоящую Мафальду в театре, Гарри и Рон накинули плащ-невидимку, а Гермиона осталась на виду, выжидая. Через пару секунд раздался новый хлопок, и перед ними появился маленький колдун, чем-то смахивающий на хорька.

– О, привет, Мафальда!

– Привет! – дрожащим голосом отозвалась Гермиона. – Как дела?

– Вообще-то не слишком, – удрученно вздохнул колдун.

Они с Гермионой направились к главной дороге, а Гарри и Рон крадучись пошли за ними.

– Надо же, какая жалость, – решительно перебила Гермиона сетования колдуна. Главное – не дать ему добраться до улицы. – Вот, съешь конфетку.

– А? Нет, спасибо…

– Вкусные! – напористо сказала Гермиона, тряхнув мешочком с ракушками перед носом мнимого коллеги. Колдун испуганно взял одну.

Эффект был незамедлительным. Едва ракушка коснулась языка хозяйственника, у того началась рвота – выворачивало его так, что он не заметил, как Гермиона вырвала прядь волос с его макушки.

– Бедняга, – проговорила Гермиона с состраданием, – может, тебе взять выходной?

– Нет… нет! – Он задыхался, его рвало не переставая, он не мог даже выпрямиться, но упорно брел дальше. – Я должен… сегодня… должен…

– Ну что за глупости! – в тревоге воскликнула она. – Куда же на работу в таком состоянии! Нет-нет, прямиком к святому Лоскуту, пусть тебя вылечат!

Колдун рухнул на четвереньки, но из последних сил полз к главной улице.

– Говорю же, в таком виде на работу нельзя! – закричала Гермиона.

Наконец колдун внял ее словам. Цепляясь за Гермиону, он встал на ноги, повернулся на месте и исчез, оставив после себя портфель, который Рон выхватил у него из рук, и брызги рвоты.

– Фу! – Гермиона брезгливо подхватила полы мантии, чтобы не испачкаться. – Сшибить было бы приятней и проще.

– Да, – согласился Рон, появляясь из-под плаща и крепко держа портфель. – Но я попрежнему считаю, что гора бесчувственных тел слишком привлекала бы внимание. Этот тип прямо-таки помешан на работе! Ну давай волосы и всеэссенцию.

Через две минуты Рон уменьшился, стал похож на хорька и облачился в темно-синюю мантию из похищенного портфеля.

– Странно, что он ее не надел, правда? Он же так спешил в министерство… В любом случае, если верить бирке на подкладке, я Редж Кэттермоул.

– Жди здесь, – велела Гермиона Гарри, скрытому плащом-невидимкой, – сейчас мы и для тебя волосы найдем.

Гарри ждал десять минут, но в одиночестве, на улочке в лужах рвоты, у двери, за которой без сознания лежала Мафальда, ему показалось, что времени прошло куда больше. Наконец появились Рон и Гермиона.

– Кто он, мы не знаем. – Гермиона передала Гарри кудрявые черные волоски. – Но несчастный отправился домой с чудовищным носовым кровотечением. Он высокий, понадобится мантия длиннее.