Текст книги "Возвращение домой. Как исцелить и поддержать своего внутреннего ребенка"

Сегодня мы обладаем более широким пониманием защитных механизмов эго благодаря исследованиям химических и физиологических процессов в мозге. Избавление от защитных механизмов эго напрямую связано с эмоциями, проявляемыми на самых ранних этапах жизни человека. Работа с первоначальной болью дает удивительный терапевтический эффект, позволяя человеку заново прочувствовать эти неразрешенные эмоции из прошлого. Почему это приводит к исцелению?

Нейробиолог Пол Д. Маклин представил модель мозга, благодаря которой мы можем понять, как травма влияет на нас. Маклин описал мозг как «триединый», или состоящий из трех частей механизм. Все три части мозга являются нашим эволюционным наследием. Самый древний, или примитивный, мозг – рептильный, или висцеральный. Он отвечает за базовую стратегию безопасности и выживания: повторение. К примеру, ящерица ведет довольно простой образ жизни. Каждое утро она просыпается и отправляется по своим делам в надежде поесть мух и комаров и остаться не съеденной самой. Если она отыщет наиболее безопасный и легкий путь через траву и камни, то она будет ходить по нему туда-сюда вплоть до самой смерти. Это повторение гарантирует ей ее выживание. Висцеральный мозг также поддерживает автоматические физические функции нашего тела, такие как дыхание. Я люблю говорить своим пациентам, что наши «ящерицы» реально просыпаются и выползают на поверхность, когда мы впервые вступаем в брак и сталкиваемся с укоренившимися привычками другого человека.

Следующий мозг – это палеомаммальный, или чувствующий, мозг. Технически он представляет собой лимбическую систему. Когда на сцену эволюционного развития поднялись теплокровные млекопитающие, вместе с ними зародилась и эмоциональная энергия. Лимбическая система включает в себя чувства возбуждения, удовольствия, гнева, страха, печали, радости, стыда, отвращения и неудовлетворенности.

Самая сложная система в нашем мозге – это неокортекс, или мыслящий мозг. Он эволюционировал последним на протяжении последних двух миллионов лет или около того. Именно благодаря ему мы обладаем способностью рассуждать, пользоваться речью, планировать заранее, решать сложные проблемы и так далее.

По словам Маклина, эти три системы независимы друг от друга, но в то же время работают совместно, чтобы поддерживать равновесие в работе всего мозга в целом. Равновесие в системе мозга определяется необходимостью свести болезненные страдания к минимуму.

Мозг не пугают случайные жизненные невзгоды. Для поддержания равновесия он использует эмоции. Когда наше страдание достигает максимума, мы кипим от гнева, плачем от тоски или потеем и дрожим перед лицом страха. Ученые доказали, что слезы в действительности выводят из организма стрессовые химические вещества, которые накапливаются во время эмоционального переживания.

Мозг способен естественным образом привести себя в состояние равновесия посредством выражения эмоций, если только в течение жизни нас не научат заглушать их.

Детей, растущих в эмоционально неблагоприятных семьях, учат подавлять выражение своих эмоций тремя способами. Во-первых, их приучают к тому, что на их эмоциональные потребности никто не отвечает, или их никто зеркально не отражает. Иными словами, их буквально учат быть невидимками. Во-вторых, их не учат здоровым моделям для определения или выражения собственных эмоций. И, в-третьих, их стыдят или наказывают за проявление эмоций. Дети из дисфункциональных семей часто слышат такие вещи: «Что ты рыдаешь из-за пустяков», «Еще раз закричишь, и я тебе голову оторву». На самом деле их часто шлепают или наказывают за то, что они испытывают страх, злятся или грустят.

Но когда эмоции подавляются или когда стресс становится чрезмерным или хроническим, мозг начинает испытывать трудности. Из-за стресса или травматического опыта мозговая система принимает чрезвычайные меры для поддержания равновесия. Они являются защитными механизмами эго.

Чем раньше человек начинает подавлять эмоции, тем глубже будет полученный им ущерб. Исследования предоставляют нам все больше и больше доказательств того, что процесс формирования мозга имеет определенную последовательность, которая в основе своей соответствует этапам эволюционного формирования. Нейробиологам удалось выяснить, что развитие висцерального мозга происходит на поздней стадии беременности, а также на начальной стадии послеродового периода.

В течение первых шести месяцев после рождения начинает функционировать лимбическая система. Именно благодаря эмоциональному мозгу человек учится выстраивать важные взаимосвязи с окружающим миром на раннем этапе жизни.

Неокортекс только начинает формироваться на ранних стадиях развития, и мыслящий мозг нуждается в подходящей среде и должной стимуляции, чтобы развиваться здоровым образом. В своих исследованиях развития когнитивного мышления детей Пиаже обнаружил признаки настоящего логического мышления в возрасте шести или семи лет. (Хотя некоторые выводы Пиаже подвергли сомнениям, семилетний возраст, похоже, знаменует собой поворотный момент.)

Если задуматься о том, что основная задача висцерального мозга сводится к обеспечению нашего выживания, а главный принцип его работы заключается в повторении, идея импринтинга, или перманентного запечатления психологического опыта, приобретает смысл. Нейробиолог Роберт Айзексон доказал, что травматические воспоминания трудно искоренить из памяти, потому что они являются воспоминаниями о защитных реакциях. Поскольку висцеральный мозг учится и запоминает, но при этом практически ничего не забывает, он запомнит травму, которая будет неизменно доминировать над будущим. Все, что ребенок переживает в первые годы жизни, в период наибольшей психологической уязвимости, будет считаться приоритетными механизмами, необходимыми для выживания.

Большая часть исследований в области неврологии подтверждает то, о чем каждый психотерапевт, начиная с Фрейда и заканчивая современными специалистами, и так уже знает не понаслышке: невротики склонны испытывать побуждение к повторению.

Существует также неврологическое объяснение проявления серьезных сверхреактивных реакций, о которых упоминалось ранее. Нейробиологи сделали предположение, что широкие нейронные связи, выстроившиеся в результате стрессового опыта, искажают реакции организма во взрослом возрасте. Незатихающие болезненные переживания фактически создают новые схемы в мозге, делая его более готовым к распознаванию болезненных стимулов, которые другой человек может даже не замечать.

Это подтверждает теорию о том, что, как только в детстве формируется внутреннее ядро, оно начнет выступать в качестве чрезмерно чувствительного фильтра, влияющего на наше восприятие всех последующих событий. Факторы, при помощи которых раненый внутренний ребенок саботирует вашу взрослую жизнь, также попадают в эту категорию. Когда взрослый человек, внутри которого прячется раненый внутренний ребенок, переживает в настоящем ситуацию, похожую на послуживший прототипом болезненный опыт, это запускает механизмы его первоначальной реакции. Харви Джекинс сравнивает это с магнитофоном, на котором застряла кнопка включения: человек излишне эмоционально реагирует на то, что на самом деле является обычным и совершенно безобидным событием. Это яркий пример реакции на внешние события, которые в действительности происходят внутри нас.

В момент написания этих строк я нахожусь на круизном лайнере, путешествую по городам Европы. Когда два дня назад мы добрались до Гавра во Франции, моя дочь предложила мне доехать до Парижа на поезде, а не на экскурсионном автобусе, который ехал бы по времени на два часа дольше. Моя дочь пережила очень мало травм в раннем детстве, поэтому она непосредственна, любопытна и любит приключения. Я же увяз в навязчивых размышлениях. Я несколько раз даже просыпался ночью, с ужасом думая: «А что, если поезд сойдет с рельсов?», «Что, если поезд опоздает и корабль уплывет без нас?». Простое предложение моей дочери вызвало во мне сильнейшую эмоциональную реакцию. В детстве я пережил серьезную травму, когда отец бросил нас. Теперь мои навязчивые мысли крутились вовсе не вокруг того, как бы вернуться на корабль: я испытывал дикий страх, что меня могут снова оставить позади.

Работа с первоначальной болью основана на гипотезе о том, что ранняя эмоциональная боль со временем притупляется или подавляется. Мы начинаем отыгрывать переживание, потому что никогда не имели возможности проработать его. Но проработка невозможна, поскольку препятствующие механизмы (механизмы защиты эго) не позволяют нам осознать присутствие эмоциональной боли с самого начала.

«Вы не можете знать того, чего не знаете». Это лозунг, который мы часто используем в терапии. Мы отыгрываем наши чувства во внешний мир, пытаясь снова пережить ранний опыт или проецируя их на других людей. Мы не можем до конца их прочувствовать, и поскольку они остаются непроработанными, то нуждаются в выражении. Отыгрывать, повторно переживать и проецировать чувства – это единственные способы, которые знает наш внутренний ребенок для выражения своих эмоций, но они не являются постоянными и окончательными. Моя компульсивность (основная проблема раненого ребенка) не исчезла раз и навсегда, когда я бросил пить. Я просто сменил одну зависимость на другую, погрузившись в работу, словно в запой.

Пока я не разобрался с первоначальной болью моего раненого внутреннего ребенка, я продолжал отыгрывать ее в своей ненасытной тяге к удовольствиям и желании улучшить свое настроение. Защитные механизмы моего эго не позволяли эмоциям выплеснуться наружу. Всего десять лет назад я смог наконец увидеть закономерную связь между созависимостью, физическим и нефизическим инцестом и алкоголизмом, которые доминировали в моей семейной истории на протяжении нескольких поколений. И пока я не отбросил в сторону все свои заблуждения и отрицания касательно моей семьи и моего детства, я не мог завершить свою работу с первоначальной болью.

Принцип работы защитных механизмов эго можно увидеть в результатах исследовательской работы Рональда Мелзака. Он описал адаптивную биологическую реакцию подавления боли, которую назвал «системой воротного контроля». По мнению Мелзака, между тремя отдельными системами, составляющими собой триединый мозг, имеются взаимосвязанные волокна, которые выполняют как проекционную, так и тормозящую функцию. Система воротного контроля представляет собой механизм передачи информации между тремя мозговыми системами. Процесс, который мы обычно называем вытеснением из сознания, обычно происходит возле ворот, расположенных между мыслящим и чувствующим мозгом.

Проще говоря, когда эмоциональная боль в лимбической системе достигает предела, автоматический механизм закрывает ворота в неокортексе. Как если бы, услышав очень громкий шум из соседней комнаты, вы подошли бы и закрыли дверь.

Фрейд считал, что по мере взросления человека первичные защитные механизмы эго интегрируются в более сложные вторичные механизмы. Последние, в свою очередь, начинают со временем обладать свойствами мышления, такими как рационализация, анализ, логические объяснения и минимизация.

Недавние исследования лимбической системы, проведенные Р. Л. Айзексоном, подтверждают эту теорию. Айзексон отмечает, что воротная система неокортекса (мыслящего мозга) ориентирована на «преодоление привычек и воспоминаний из прошлого… и основная задача неокортекса заключается в подавлении прошлого». Эти привычки и воспоминания включают в себя глубоко укоренившийся импринтинг (нейронные связи), созданный тяжелым стрессом и травмой. Благодаря этому наш мыслящий мозг может функционировать, не обращая внимания на шум и сигналы, генерируемые в нашем внутреннем мире.

Однако эти сигналы никуда не исчезают. Вместо этого, как предполагают исследователи, они продолжают циркулировать по замкнутым цепям нервных волокон внутри нашей лимбической системы.

Таким образом, защитные механизмы эго помогают нам избегать напряжения и боли, которые все равно остаются внутри нас. Они записываются на подкорковом уровне как некий дисбаланс, нарушенная последовательность действий, ожидающая своего освобождения и принятия.

Энергия первоначальной травмы сохраняется подобно электрическому шторму, вызывающему напряжение во всей биологической системе. Ведущие на первый взгляд рациональную жизнь взрослые люди в действительности продолжают пытаться справиться с эмоциональной бурей.

И этот шторм продолжается бесконечно, поскольку их первоначальная боль так и не находит своего разрешения.

Работа с первоначальной болью включает в себя фактическое переживание изначально подавленных чувств и эмоций. Я называю это процессом раскрытия. Это единственное, что может привести к «изменениям второго порядка» – сильным переменам, которые действительно помогут дать выход вашим чувствам. При изменении первого порядка вы лишь меняете одно побуждение на другое. При изменении второго порядка вы способны избавиться от компульсивного поведения. Я долгое время страдал от навязчивых состояний, поскольку мой одинокий, раненый внутренний ребенок не мог избавиться от первоначального страдания. Я принимал участие в программах 12 шагов и пытался взять алкоголизм под контроль, но все равно возвращался к прежнему поведению. В моем сознании я мог представлять себя профессором, теологом, психотерапевтом, но это не меняло сути моих поступков и действий. Я читал каждую книгу, которая только попадалась мне в руки, и обсуждал свои проблемы на сеансах терапии, но все равно продолжал отыгрывать проблемы прошлого. Я стремился к раскрытию сознания, изучал практики древних шаманов и занимался энергетическим исцелением; я проходил Курс Чудес, медитировал и молился (иногда часами), но продолжал вести себя по-старому. Я даже был одержим идеей высшего разума. Чего я не знал, так это того, что мне нужно было просто принять одиночество моего убитого горем внутреннего ребенка и его неразрешенную скорбь о потерянном отце, потерянной семье и потерянном детстве. Мне нужно было примириться со своей первоначальной болью. Со своим законным страданием, о котором писал Карл Юнг.

Хорошая новость заключается в том, что работа с первоначальной болью представляет собой процесс исцеления, данный нам самой природой. Горе – это исцеляющее чувство. Мы способны исцелиться естественным образом, если только позволим себе оплакать наше горе.

Оно включает в себя целый спектр человеческих эмоций. Первоначальная боль – это накопление неразрешенных конфликтов, энергия которых со временем нарастает как снежный ком. Раненый внутренний ребенок впадает в оцепенение, потому что он никак не может справиться со своим горем. Все его эмоции пропитаны ядовитым стыдом. И это чувство стало результатом крушения нашего первого «межличностного моста». Мы пришли к выводу, что не можем зависеть от нашего основного опекуна. На самом деле мы пришли к убеждению, что не имеем права ни от кого зависеть. Изоляция и страх зависимости от кого-либо – два главных последствия ядовитого стыда.

Чтобы исцелить наши отравленные стыдом эмоции, мы должны выйти из собственного панциря и довериться кому-то. В этой книге я прошу вас поверить мне и довериться себе. Чтобы ваш раненый внутренний ребенок вышел из своего укрытия, он должен верить, что вы будете рядом с ним. Вашему внутреннему ребенку нужен поддерживающий и не осуждающий его союзник, способный признать брошенность, пренебрежение, жестокое обращение и затруднительность положения, с которыми ему пришлось столкнуться. Это самые первые и важные условия, которые требуются при работе с первоначальной болью.

Я надеюсь, что вы доверите себе эту задачу – стать союзником вашего внутреннего ребенка в работе с горем. Дело в том, что вы не можете полностью положиться в этом на меня или на кого-либо другого. Возможно, я из тех, кто спасает свою задницу первым, когда дело доходит до драки. Но вы знаете себя, а значит, можете себе доверять. Как написала когда-то Джо Кудерт в своей прекрасной книге «Совет неудачницы»[11]11
  Jo Coudert. Advice from a Failure.


[Закрыть]: «Из всех людей, которых вы будете знать всю жизнь, вы тот, кого вы никогда не потеряете».

Поверьте мне: многое из того, что вам преподносили как допустимые нормы воспитания, на самом деле является проявлением жестокого обращения. Если вы все еще склонны рационализировать и/или оправдывать способы, при помощи которых ваши родители прививали вам чувство стыда, игнорировали или использовали вас исключительно ради удовлетворения своих амбиций и потребностей, то прямо здесь и сейчас вы должны принять тот факт, что все эти вещи реально ранили вашу душу. Некоторые из вас стали откровенными жертвами физического, сексуального или эмоционального насилия. Зачем признавать и принимать подобное поведение? Странно, но чем больше вы терпели издевательств над собой, тем больше вы считали плохим именно себя и тем сильнее превозносили своих родителей. Это результат удивительной связи, о которой уже говорилось ранее. Все дети идеализируют своих родителей, потому что в этом они видят гарантию своего выживания. Но когда ребенок, подвергшийся насилию, начинает идеализировать своих родителей, он делает это, исходя из уверенности в том, что он сам несет ответственность за подобное обращение: «Они бьют меня, потому что я ужасный ребенок; они занимаются со мной сексом, потому что я очень плохой; они кричат на меня, потому что я непослушный. Все дело во мне, а не в них – они совершенно правы». Подобная идеализация родителей является одним из основных защитных механизмов эго, и его необходимо устранить. Ваши родители не были плохими, просто они сами были ранеными детьми. Представьте, что вас воспитывает трехлетний ребенок весом 90 килограммов, который был бы в пять раз больше вас, или трехлетний ребенок весом 65 килограммов, превосходящий вас по размерам раза в четыре: думаю, ваш внутренний ребенок понимает, о чем идет речь.

Ваши родители пытались сделать все, что могли, но это не та работа, с который может справиться трехлетний ребенок.

Если все это начинает шокировать вас, это прекрасно, потому что шок – это начальная стадия горя. После шока наступает депрессия, а затем отрицание. Отрицание отбрасывает назад защиту нашего эго. Обычно это происходит в форме торга. Мы говорим себе: «Ну, на самом деле все было не так уж плохо. У меня была миска супа и крыша над головой».

Пожалуйста, поверьте: вам было действительно плохо. Получить душевную рану из-за того, что твои родители не позволяют тебе быть тем, кто ты есть на самом деле, – это худшее, что могло с вами случиться. Держу пари, когда вы злились, вам говорили: «Никогда не смей больше повышать голос!» Из этого вы сделали вывод, что быть собой плохо, а злиться – еще хуже. То же самое произошло со страхом, печалью и радостью. Было неприлично прикасаться к своему влагалищу или пенису, хотя это ощущалось здорово. Было нехорошо с неприязнью относиться к преподобному Херкимеру, раввину Кракову или отцу Уолшу. Было плохо думать о том, о чем вы думали, хотеть того, чего вы хотели, чувствовать то, что вы чувствовали, или мечтать о том, о чем вы мечтали. Временами было нехорошо смотреть на то, на что вы смотрели, вдыхать ароматы того, что вы вдыхали. Было неправильно быть другим или быть собой. Принять и понять то, что я говорю, – значит признать право на законное существование той душевной раны, которая скрыта в основе каждого раненого внутреннего ребенка.

Еще одно чувство, которое обычно возникает при оплакивании горя, – гнев. Это обоснованная реакция на душевную рану. Хотя ваши родители, вероятно, сделали все, что могли, в работе с первоначальной болью их намерения не имеют особого значения. В действительности важно лишь то, что произошло на самом деле. Представьте, что, выезжая задним ходом на машине из гаража, они случайно переехали вашу ногу. Все эти годы вы хромали, так и не зная истинную причину вашей хромоты. Имеете ли вы право знать, что с вами случилось? Имеете ли вы право чувствовать себя обиженным и страдать из-за этого? Ответ на оба эти вопроса – однозначное «да». Злиться – это нормально, даже если то, что сделали с вами, было сделано непреднамеренно. Более того, вы просто обязаны испытывать злость, если по-настоящему хотите исцелить своего раненого внутреннего ребенка. Я не говорю, что вам нужно кричать и рыдать (хотя вы могли бы). Но испытывать здоровую злость из-за той несправедливости, с которой вы столкнулись, совершенно нормально. Я даже не могу считать моих родителей ответственными за то, что со мной произошло. Я понимаю, что они сделали все, что только могли сделать два раненых ребенка, которыми являются они сами. Но я также осознаю, что я получил глубокую душевную рану, и это пагубно повлияло на всю мою жизнь. Лично я считаю, что на каждом из нас лежит ответственность за то, чтобы прекратить делать то, что мы делаем с собой и с другими. Я больше не хочу мириться с откровенными перегибами и жестоким обращением, которые доминировали в моей семейной системе.