Текст книги "Мистерия убийства"

Это повергло меня в уныние. Пицца пребывала в морозилке с тех пор, когда я еще не разругался с Лиз и моя жизнь не пошла наперекосяк. Скорее всего она была куплена для детей. На какой-то миг мне показалось, что промерзшая пицца является талисманом, и я долго не решался ее выбросить. Печально покачав головой, я вылил кислое молоко в раковину и выкинул все остальное.

Как правило, я питался вне дома, но с подобной практикой следовало кончать, поскольку она означала дополнительные и довольно существенные расходы. Я дал себе слово завтра отправиться за припасами и запастись готовыми ужинами. И другой полезной для здоровья пищей. Яблоками, например, или апельсиновым соком.

Впервые после похищения близнецов я влез в кроссовки и выбежал в сырую вашингтонскую ночь. Я давно утратил спортивную форму, но бег, как ни странно, принес мне облегчение. Мне доставляли огромное удовольствие движение, струйки пота на теле, напряженный ритм дыхания. Мне нравились проносящиеся мимо машины, туманные пятна света во влажной мгле. Но больше всего устраивало, что все мои мысли были сосредоточены на том, куда двигаться, как обогнать пешехода и в каком темпе перебежать улицу на зеленый сигнал светофора.

Минут через пятнадцать я повернул назад и остановился около универсама «Севн-илевн» на углу Портер-стрит и Коннектикут-авеню. Тяжело дыша и истекая потом, я выцарапал из кармашка шорт пятидолларовую банкноту.

За прилавком стояла девица, получившая от Джека прозвище «тихоход». Это было очень юное, тощее, застенчивое создание со славным личиком. Она все делала так медленно, что посетители, знавшие об этой ее особенности, уходили, увидев очередь более чем из одного человека.

– Две порции говядины в тесте по-ямайски, – сказал я, предвкушая ужин – пусть немного жирный, но зато вкусный.

Продавщица обратила на меня взор своих огромных карих глаз, а затем, опустив взгляд на руки, сказала почти шепотом:

– Вы – тот человек, у которого пропали дети.

– Верно.

– Мой дядя уметь общаться с другим миром, – она прижала палец ко лбу, – и он сказать, что ваш мальчики о'кей.

– Ваш дядя? С иным миром? Может быть, он знает, где находятся дети?

– Нет, нет! – Она соединила пальцы и отвела взгляд в сторону. – Он общается – как это вы говорите?.. Да, с миром духов. Так вот, дядя сказать, что мальчиков там нет, что они все еще в этот мир. Я ему говорить, что вы живете рядом и приходить сюда много дней. Мой дядя говорить, ваши мальчики хорошо. Я подумала, что вы хотеть это знать. – Девушка застенчиво улыбнулась и едва заметно пожала плечами.

– Огромное спасибо, – искренне сказал я. Любой проблеск света в этом мрачном мире радовал меня. – Благодарю вас за то, что вы мне это сказали.

– Пожалуйста, – ответила она и, выдержав паузу, спросила: – Вам с перцем или без?

Я бросил сдачу в большой стеклянный кувшин, на котором было написано, что идет сбор средств на лечение страдающей лейкемией девочки по имени Белинда. Еще один выстрел во тьме, подобный сайту в Интернете или портрету на молочном пакете. Когда речь идет о детях, вы не подсчитываете их шансов на выживание, а делаете все, что можете.

– Еще раз спасибо за то, что вы мне сказали, – повторил я.

Моя благодарность шла от чистого сердца. Я был искренне изумлен тем, как подняла мой дух эта неожиданная и совершенно непрошеная поддержка.

Мадонна за кассовым аппаратом одарила меня божественной улыбкой.

Глава 16

– Не бросай трубку, – сказал Шоффлер, – мы разбредаемся с очередного сборища.

До меня доносились чьи-то голоса и шум лифта.

Шоффлер обменялся с кем-то парой реплик, а затем вернулся ко мне:

– Слушаю тебя.

– Я хочу поговорить о близнецах Сандлинг.

Если бы я не знал его так хорошо, то, возможно, и не уловил бы некоторой неуверенности и даже холодности, появившихся в голосе.

– И что же с ними случилось?

– Чем больше я читаю об этом деле, тем больше оно напоминает мне дело Кевина и Шона. И я не понимаю, почему вы с Джуди отмели его как не имеющее отношения к расследованию.

– Мы проверили это дело, Алекс. – Я понял, что он тщательно подбирает слова. – Вникли в детали. Послушай, то похищение произошло на противоположном конце континента, а совпадение заключается лишь в возрасте ребятишек и в том, что они – близнецы. И это все.

– Все?

– Кроме этого, мы не видим никакой связи. – Шоффлер прокашлялся и добавил; – Их мать, как ты понимаешь, не была столпом общества.

– Послушай, Рей, я прочитал по этому делу все, что можно было найти. Могу сказать, что Эмма Сандлинг, конечно, не мать Тереза, но нет никаких фактов, указывающих на то, что она имела отношение к похищению своих детей.

– Это ты так считаешь. Может быть, имеются факты, о которых ты понятия не имеешь.

– Обязательно должны быть. Поскольку, как мне известно, после появления детей в Юрике поиски похитителя прекратились.

– Ты ошибаешься, – ответил Шоффлер. – Следствие продолжалось. И очень тщательное, надо сказать. Но мать, мягко говоря, не стремилась ему помочь.

– Ты хочешь сказать...

– Я хочу сказать, что Эмма Сандлинг отказалась от сотрудничества. Она объясняла это желанием защитить мальчиков, но на ее слова никто не купился. Послушай, дети оказались живы и здоровы, и история имела счастливый конец. Несколько дней кряду это было главной новостью, и пресса именовала спасение не иначе как чудом. Хочешь знать, что случилось потом? Не было ни преступника, ни обвинений, ни каких-либо следов, способных заинтересовать журналистскую братию. Остались лишь сами ребятишки да зашедшее в тупик полицейское расследование. Ты спросишь почему? Да потому что по неизвестной нам причине мамочка, вне зависимости от того, замешана она в преступлении или нет, не желала говорить и не позволяла этого детям.

– Она ведь вполне могла подзаработать пару баксов у прессы.

– Верно. И это означало бы, что она ведет себя адекватно. Кроме того, она могла вчинить иск за причиненный ей ущерб. Это тоже было бы вполне нормально. Чем внимательнее общественность всматривалась в это дело, тем яснее становилась роль, которую она в нем сыграла.

– Если там вообще была какая-то роль.

– О'кей, пусть будет «если». Но все сошлись в том, что Эмма Сандлинг в нем каким-то образом замешана и имелся некий план вытрясти бабки. План пошел наперекосяк, что и заставило нашу мать Сандлинг смыться.

– Думаю, ты не прав.

Шоффлер немного помолчал, а затем спросил:

– И почему же?

– Да потому, что чем больше я вникаю в это дело, тем сильнее во мне крепнет жутковатое ощущение, что детей Сандлинг похитил тот же парень, что увел моих ребятишек. Ее дети сбежали, и он взамен украл моих.

– Хм... «Жутковатое ощущение», говоришь?

– Здесь абсолютно та же схема. Открой глаза, Шофф.

– Да на западном побережье близнецов навалом. Зачем парню ехать через всю страну?

– Не знаю. Однако повторяю, что чем больше вглядываюсь в дело Сандлинг, тем сильнее оно напоминает мне дело моих близнецов. Думаю, стоит копнуть поглубже, но я не могу этого сделать по одной простой причине. Причина эта – Эмма Сандлинг. Создается впечатление, что она вообще исчезла с лица земли.

– Ты пытался ее найти?

– Да, пытался. Поиск людей – неотъемлемая часть моей профессии. Если ты репортер, ты нуждаешься в источниках информации и обязан найти их, хотят они того или нет. Но найти Эмму Сандлинг я не смог.

– Хм...

– Пытаясь напасть на ее след, я беседовал с копами в Орегоне. Хотя это не совсем точно. Беседы как таковой не было.

– Не понимаю.

– Я звонил в Корвалис, где пропали ребятишки, и в Юрику, где они вырвались из трейлера. Полицейские Юрики поделились со мной всем, что знали. А знали они, надо сказать, очень мало. Но что касается Корвалиса... Оттуда я не получил ничего. Каменная стена, Рей. Копы намертво отказались со мной разговаривать, ссылаясь на всякое дерьмо вроде «права личности на конфиденциальность».

– Так вот почему ты позвонил мне, – с тяжелым вздохом произнес полицейский.

– Да. Я подумал, что ты, возможно, сумеешь их расшевелить. Дай понять, что никаких неприятностей я им не доставлю.

Прежде чем я услышал ответ, прошло довольно много времени.

– Прости, Алекс, – сказал он. – Я ничем не могу тебе помочь. Хотел бы это сделать, но у меня связаны руки.

– Связаны руки? Ведь мы говорим о моих детях. Рей, ты не... Но детектив уже отключился.

* * *

Двумя часами позже я ждал Шоффлера у его дома (он жил в Гринбелте, штат Мэриленд). Дом не оправдал моих ожиданий. Впрочем, я и сам не знал, что, собственно, собирался увидеть. Мне было известно, что он работал семьдесят два часа в неделю и прошел через два неудачных брака. Видимо, я рассчитывал на жалкое убежище холостяка, а вместо этого передо мной красовался окруженный штакетником аккуратный и уютный дом в стиле «ранчо», с ухоженными цветочными клумбами на лужайке перед входом. А сам вход украшала виноградная лоза.

Вначале я сидел на веранде, но затем темнота и туча разнообразных кусачих тварей загнали меня назад в машину.

Я ждал, слушая по радио репортаж о бейсбольном матче и врубая кондиционер, когда становилось слишком жарко.

Мою дремоту прервал глухой металлический звук, источник которого, как мне показалось, находился непосредственно в моем черепе. На самом деле это был всего лишь стук в дверцу машины, что я сразу осознал, открыв глаза и узрев за стеклом физиономию Шоффлера.

Мое появление явно не вызвало у него восторга. Детектив стоял в угрожающей позе, а свет уличных фонарей придавал его лицу нездоровый зеленоватый оттенок. Выглядел он столь отвратительно, что я машинально взглянул на приборную доску. Часы показывали 3:32. Ночи, естественно.

По телу струился пот. Казалось, рот мой забит ватой, а губы запеклись и потрескались. Рубашка прилипла к сиденью, и когда я потянулся к ручке дверцы, за спиной раздался хлюпающий звук. Однако Шоффлер не позволил мне вылезти из машины. Положив здоровенную лапу на ручку двери, он сказал:

– Поезжай домой, Алекс.

– Ни за что.

– Поезжай.

– Мне надо с тобой поговорить.

Шоффлер резко развернулся на каблуках, двинулся к входной двери и скрылся в доме. Еще до того, как я успел выбраться из джипа. Я по меньшей мере десять раз нажимал кнопку звонка, издававшего вместо привычного «дзинь» мелодичный «бин-бон». Невозможно поверить! Я, ожидая его, просидел в машине шесть часов, а он не желает впустить меня в дом! Я вернулся в машину со страстным желанием давить на клаксон до тех пор, пока Шоффлер ко мне не выйдет. Но, припомнив выражение его лица, отказался от этой импульсивной идеи.

За последние несколько недель я так много времени провел в обществе Шоффлера, что легко настраивался на одну с ним волну, как это бывает между любящими людьми. Я постоянно искал в его поведении ответы на вопросы: Не слышал ли он что-нибудь? Нет ли у него каких новостей? Я научился находить эти ответы в его интонациях, жестах и выражении глаз.

Но я знал, что копы, как и военные, придают огромное значение тому уважению, которое проявляют по отношению к ним люди. Если я учиню скандал и таким образом унижу Шоффлера в глазах соседей, то не добьюсь ровным счетом ничего. Он даже может меня арестовать. Я отъехал на два квартала и поставил будильник сотового телефона на шесть утра. Детективу не удастся снова застать меня спящим.

* * *

Когда в 7.44 он вышел из дверей своего дома, то для человека, спавшего в лучшем случае четыре часа, у него был на удивление бодрый вид. Он увидел меня лишь когда я выступил из-за его «форда-краун-виктории».

– Боже мой, Алекс, – произнес детектив, качая головой.

Я молча ждал продолжения.

– Влезай, – распахнул он дверцу «форда».

– Что?

– Влезай, говорю.

На улице уже было жарко, и в блеклой утренней дымке солнце выглядело белым пятном. Дышать в машине было нечем. Кроме того, там стоял устойчивый малоприятный запах. Застарелая вонь сигаретного дыма смешивалась с амбре разнообразных блюд, которые детектив брал навынос в разного рода забегаловках. Хвойный аромат освежителя воздуха лишь усугублял эту мешанину вони. Я провел с Шоффлером достаточно времени и знал, что он весь день пьет кофе, непрерывно курит, если имеет такую возможность, и питается в основном не выходя из машины.

Он сдал задним ходом по подъездной аллее и открыл все окна. Вначале я подумал, что мы едем выпить кофе в «Пончики Данкана» или в «Севн-илевн», но мы уже мчались по шумной, как всегда бывает в час пик, 50-й дороге. Детектив в мрачном молчании сидел рядом со мной. Через несколько минут он закрыл все окна, кроме водительского. Затем Шоффлер судорожно вздохнул, зажег сигарету и жадно затянулся. Дым он выдохнул в открытое окно, но не потому, что пекся о моем здоровье, а просто в силу привычки. Он был зол, и волны раздражения окружали его, словно силовое поле.

– Куда мы направляемся? – поинтересовался я.

– У меня совещание, – ответил Шоффлер. – На Капитолийском холме.

– Но...

– Ты желаешь поговорить? Так это как раз то время, которым я располагаю. А если тебе надо будет добраться до своей машины еще до полуночи, так это твоя проблема.

– О'кей.

Я подавил искушение извиниться или хотя бы понизить уровень напряжения в машине. Пусть все останется как есть. Будем продолжать молча злиться, чтобы не вывалить друг на друга кучу дерьма.

Мы уже катили по 95-й дороге. Шоффлер лавировал в густом потоке машин в своем обычном стиле – настолько безрассудно и агрессивно, что я с трудом удерживался от инстинктивного движения к педали воображаемого тормоза. Детектив докурил сигарету до фильтра, раздавил окурок в переполненной пепельнице и щелкнул крышкой.

Сигарета погасла не до конца, и скоро из щели в салон пополз едкий дым тлеющих фильтров. Через пару минут он снова открыл пепельницу и плеснул в дымящуюся массу остатки холодного кофе. Окурки зашипели, выбросив свежую волну невыносимой вони.

– Ароматерапия, – произнес Шоффлер и, немного помолчав, добавил: – А вообще-то я на тебя не злюсь.

– Неужели?

– И знаешь почему? Да потому что ты прав.

Детектив бросил свою огромную машину в образовавшийся на краткий миг разрыв между автомобилями на левой полосе, вызвав этим маневром шквал возмущенных гудков. В ответ на протест он высунул в окно руку с поднятым средним пальцем.

– Моя дочь утверждает, что во мне «слишком много инфантильности и не хватает зрелости». Моя зрелость проявляется в том, говорю я ей, что, не пытаясь остановить этих клоунов, я всего лишь показываю им палец.

Он порылся в нагрудном кармане рубашки, извлек оттуда сигарету, зажег ее и сказал:

– Итак, матушка Сандлинг...

– Слушаю...

– Это очень похоже на дело Снайпера. Все утверждали, что этот самый Снайпер – белый и действует в одиночку. Белый. Белый. Белый. Белый парень в белом внедорожнике. Однако в ходе расследования некоторые ребята из окружного управления стали в этом сомневаться. И в первую очередь копы афро-американского происхождения. Допросив свидетелей и прослушав пленку с записью голоса преступника, они пришли к выводу, что парень является их «братом». Кроме того, эти ребята определили, что Снайпер водит списанную полицейскую машину – либо синюю «форд-краун-викторию», либо «шевроле-каприз» с форсированным двигателем. В наших кругах такие машины называют «попробуй выкуси». Некоторые засранцы обожают возвращать их к жизни, чтобы поиздеваться над полицией, или просто потому, что эти крошки действительно способны развивать сумасшедшую скорость. Однако суть дела вовсе не в этом. Спрашивается, что мы слышали об этих сомнениях? Почему никто ни на одном брифинге не сказал ни слова о черном парне в синем седане, говорящем о себе «мы»? Ты что-нибудь слышал об этом?

Я отрицательно покачал головой.

Шоффлер сунул окурок в вонючую массу в пепельнице и сказал:

– И это произошло только потому, что графство Монтгомери привлекалось к суду за «расовую предвзятость».

– Ты шутишь.

– Теперь возьмем дело Сандлингов, – покачав головой, продолжил детектив. – Здесь мы имеем не один, а целых два иска. Джонс и я... мы заметили те сходства, на которые ты обратил внимание. Одним словом, Джонс поперла на Корвалис. И знаешь, что из этого получилось? Если ты думаешь, что они нам помогли, то сильно ошибаешься. Нет. Они дали нам понять, чтобы мы проваливали.

– И послали Джонс куда подальше, несмотря на то что она агент ФБР?

– Нет, парни были сама вежливость. Сказали, что хотели бы нам помочь, но ничего не могут сделать.

– Но почему?

– Из-за судебного иска, который вчинила им Эмма Сандлинг за то, что дело велось, по ее мнению, неправильно. Она обвинила полицию в неоправданной длительности своего пребывания под стражей, в нарушении законности во время расследования, в запугивании и во всем, что только смогла придумать. Кроме того, имеются иски в связи с ее обвинением в якобы неправильном поведении и нездоровом образе жизни.

– А это что такое?

– По конституции этой страны все люди имеют равные права вне зависимости от расовой и этнической принадлежности, возраста и пола. Ее юристы утверждают, что данное положение конституции распространяется как на образ жизни человека, так и на его классовую принадлежность.

– Выходит, речь идет о нарушении конституции?

– Именно. С ума сойти! Тем не менее копы не верят Сандлинг и считают, что у нее рыльце в пушку. Так с какой же стати Сандлинг станет беседовать с нашей братией? Я имею в виду все правоохранительные органы. Копы считают, что за этим делом стоит именно она. Детей увели от нее, и прошло несколько месяцев, прежде чем она получила их назад из органов опеки. Это произошло только потому, что судья оказался большим либералом. Ревнитель прав человека решил, что проживать с детьми в палатке и оставлять их на целый день в библиотеке не значит нарушать права ребенка. С нашей системой социального обеспечения и ростом безработицы, заявил он, у Сандлинг просто не было иного выхода. Одним словом, когда Джонс попыталась потолковать с мамой Эммой по телефону, из этого ничего не вышло.

– Сандлинг отказалась говорить?

– Точно. Сандлинг молчит, копы немы, адвокаты держат язык за зубами. Мы пробовали разговорить их всех.

– Ей известно о Кевине и Шоне?

Шоффлер слегка наклонил голову и, покосившись на меня, спросил:

– А ты как считаешь? Неужели думаешь, что она могла пройти мимо этого события? Ведь она обитает не на Марсе. Нет, похищение твоих парней повергло ее в ужас. Кошмар, через который ей пришлось пройти, снова вернулся.

– Откуда тебе это известно?

– Мы провели встречу, в которой участвовали я, Джонс, Сандлинг и ее адвокаты. Присутствие адвокатов, как ты понимаешь, оказалось чрезвычайно «полезным». Эти парни постоянно твердили, что она вовсе не обязана с нами разговаривать и ей не следует отвечать на тот или иной вопрос. Однако мы как следует навалились на бабу, пытаясь вызвать у нее чувство вины. «Два маленьких мальчика находятся в смертельной опасности, – твердили мы. – Возможно, ваши дети располагают сведениями, способными помочь расследованию, неужели вы, как мать...» Бла... бла... бла...

– Ну и что?

– Ничего. Мы потерпели полное фиаско. В итоге никто не знает, где она сейчас живет и как теперь ее зовут. Она хочет, чтобы так оставалось и впредь... что вполне объяснимо. Эмма боится, что мы допустим утечку информации и ее дети снова окажутся на первых полосах газет. «Преступник может вернуться...» – твердила она, на что Джонс отвечала: «Не вернется, если мы его схватим». Но мама Сандлинг осталась непреклонной, а ее адвокат строго предупредил нас, чтобы мы не упоминали об этом в СМИ.

– Шутишь?

– Он не поленился позвонить шефу Джонс в ФБР и моему начальству... дабы подтвердить предупреждение.

Я слушал его в бессильной ярости. Я был смертельно зол на Сандлинг, на ее адвокатов, на копов, на ФБР... Одним словом – на всех и вся. Но хуже всего было то, что я вдруг почувствовал внутреннюю опустошенность. Чтобы слегка приглушить это чувство, мне пришлось несколько раз глубоко вдохнуть.

– С тобой все в порядке? – спросил Шоффлер.

Я в ответ лишь пожал плечами.

– Я могу сделать для тебя две вещи, – продолжил детектив. – Во-первых (хоть и сомневаюсь, что это принесет тебе пользу), передам копию фоторобота, составленного со слов мальчишек. Джонс все-таки сумела из них кое-что выудить. Я не имел права копировать набросок, но нарушил предписание. Картинка была опубликована в прессе, и если тебя вдруг спросят, где ты ее добыл, можешь врать спокойно.

– Есть сходство с Дудочником?

– Кто знает? – пожал плечами детектив. – Вообще-то я бы не сказал. Во всяком случае, если сравнивать с нашим парнем, у этого на роже гораздо больше растительности. И второе – Сандлинг в девичестве носила фамилию Уэйлен (ты это можешь узнать самостоятельно, и я всего лишь экономлю для тебя время).

– Ты думаешь, она сейчас живет под этой фамилией?

– Мне не положено думать, – ухмыльнулся Шоффлер. – Я отстранен от этого дела.

Он высадил меня неподалеку от Белого дома.

– Сядешь в поезд «Юнион стейшн», – сказал детектив. – Сойдешь на станции «Нью-Карллтон» и возьмешь такси, что обойдется тебе самое большее в десять баксов.

* * *

Открыв следующим утром входную дверь, чтобы взять газеты, я обнаружил конверт из плотной желтой бумаги. Многого от фоторобота я не ждал, но, увидев набросок, все же почувствовал разочарование.

Изображенная на нем физиономия в отличие от живых лиц не имела никакого выражения, что лишало образ целостности, придавая ему какую-то неопределенность. «Даже в самых скверных и размытых фотографиях, – подумал я, – есть некая жизненность». Я принес рисунок в кабинет и поместил рядом с набросками, сделанными Марийкой. Один из них был исполнен с моих слов, а другие – со слов свидетелей. Сравнивая образы, я заметил некоторое сходство в глазах. Во всем остальном портреты различались. Это были не похожие друг на друга мужчины, с разной растительностью на лицах. Они смотрели на меня, как мне казалось, с издевкой. Ведь ты не знаешь, кто я, как будто говорили они.

* * *

Мэри Макгафферти побарабанила розовыми ноготками по крышке письменного стола, подняла на меня свои огромные карие глаза и сказала:

– Мы найдем ее без проблем. Даже если она не имеет адреса и обитает в парке, у нее остается машина, а значит, водительские права и страховка. Дама скорее всего записана в библиотеку и наверняка имеет доктора, который лечит ее детишек. Найти ее нам также помогут школьная информация, штрафные квитанции за нарушения правил движения и чеки за покупки по кредитным картам. В наше время имеются тысячи баз данных, из которых, если этим серьезно заняться, можно почерпнуть самые разные сведения. Сомневаюсь, что Эмме Сандлинг удалось оборвать все связывающие ее с прошлым нити, – покачала головой Мэри.

– Вы думаете?

– Пусть дама живет под другим именем – мы знаем ее девичью фамилию. Вероятность того, что она поменяла свою социальную карту, очень мала... Если же она этого не сделала, то найти вашу Эмму Сандлинг проще простого. Думаю, к завтрашнему дню я уже буду кое-что иметь. Что вы предпочитаете: электронную почту или факс?

– Почта меня вполне устроит.

– Значит, договорились, – подытожила она, вставая. – Но мне досталась самая легкая часть дела. Вызывать ее на откровенность придется вам.

– Знаю.

– Боюсь, что женщина может быстро вызвать себе на подмогу кавалерию, – сказала Мэри. – Соблюдайте осторожность. Не позволяйте себя арестовать.