Текст книги "Мистерия убийства"

– Маргрэт не выдержала того, что случилось, – произнес мой тесть, освобождаясь от учрежденных его дочерью объятий. Мистер Таггарт укоризненно покачал головой, а строгое выражение лица директора школы ясно указывало на то, что поведение супруги его разочаровало. – Нервы слегка перенапряглись, но, – он радостно всплеснул руками, – скоро мама будет в полном порядке.

Маргрэт Таггарт была очень милой и мягкой женщиной, являя собой полную противоположность суровому супругу. Типичная Инь для ярко выраженного Ян Джека. В данный момент она находилась под действием транквилизаторов в Медицинском центре города Рокленд, штат Мэн.

Лиз действительно хотела, чтобы отец остался с мамой, но я видел, что его присутствие помогает ей держаться на плаву. Джек Таггарт принадлежал к категории абсолютно уверенных в себе людей, убежденных в том, что они могут добиться всего желаемого, включая обнаружение пропавших внуков. Джек считал, что, если дело попало в его надежные руки, благоприятный исход гарантирован. Относиться серьезно к вере Джека в свое всемогущество было невозможно, но Лиз оказалась не единственной, кого успокаивало его присутствие. Я тоже подпал под его влияние.

Мои родители должны были появиться примерно через час после Джека. Я предполагал встретить их в аэропорту, но к нам собирались заехать Шоффлер и его поисковая команда, и мне не хотелось оставлять Лиз одну в обществе полицейских. Но с другой стороны, если Джеку без проблем удалось миновать толпу репортеров, то мои родители сделаны совсем из другого теста и их сжуют заживо.

Когда отец позвонил мне из аэропорта, я предложил ему взять такси. Вдоль всех кварталов Кливленд-парка параллельно нашей улице шел подъездной проезд, и я сказал, что отопру задние ворота.

– О'кей – ответил он и добавил: – Я уже вижу наши сумки. Теперь мы мигом у тебя появимся.

Однако мой план не сработал. О появлении родителей нам возвестил ураган, пронесшийся по Кливленд-парку от нашего дома до конца квартала и обратно – но уже по подъездному проезду. До нас доносились топот ног и громкие беспорядочные выкрики – журналистская братия задавала моим старикам вопросы. Мы с Джеком выскочили через черный ход, чтобы вызволить маму из поглотившей ее толпы журналистов. Какая-то блондинка с хищным оскалом, схватив маму за руку, размахивала перед ее лицом микрофоном, словно смертельным оружием. Мама, с глазами попавшего ночью в лучи автомобильных фар оленя, старательно отвечала на вопросы. Воспитание не позволяло ей послать наглую девицу куда-нибудь подальше. Отец, находясь в нескольких футах от ворот, с мрачным видом и стиснутыми зубами пытался протащить через толпу свои чемоданы.

– Известно ли вам что-нибудь о состоянии мальчиков?

– Как подействовало на мальчиков расставание родителей?

– Имеются ли подозреваемые?

– Скажите, родители разъезжались со скандалом?

Заметив меня, журналистская банда тут же бросила моих родных и, словно стая диких собак, инстинктивно перегруппировалась, отрезая мне пути к отступлению. Однако полного окружения нам все же удалось избежать.

– Великий Боже, – с нервным смешком сказала мама, когда мы все оказались в доме. Я заметил, что ее глаза слегка затуманились, а когда мы обнялись, она практически повисла на мне, и я понял, как ей плохо. Отец ободряюще похлопал меня по спине, но и сам выглядел ужасно.

– Мы найдем их, – произнес он, но его голос прозвучал неубедительно.

– Обязательно. Мы обязательно их найдем, – заверил я, стараясь, чтобы мои слова звучали как можно тверже. У меня появилось какое-то странное, почти мистическое чувство, что если я буду говорить с такой же непоколебимой уверенностью, как Джек, то все мои слова обязательно материализуются.

* * *

В тот же день, но уже значительно позже, мы стояли на ступенях дома, заметно возвышаясь над толпой репортеров и кинооператоров. Нашим взорам открывался лес микрофонов и камер. Гул человеческих голосов, сопровождаемый стрекотом моторов, то затихал, то снова усиливался. Вспышки фотокамер ослепляли нас, следуя своему безумному ритму.

Лиз стояла рядом со мной, слегка покачиваясь, то ли от гвалта журналистской братии, то ли от легкого головокружения.

– Меня зовут Алекс Каллахан, – представился я и первым делом обратился к тем, кто захватил Кевина и Шона, с мольбой вернуть детей. Я попросил всех людей стать нашими глазами и ушами и звонить по горячей линии, как только у них появится хотя бы малейшая информация.

Вообще-то мне следовало уступить место Лиз, но я понял это слишком поздно. Мой голос звучал чересчур спокойно. Так я привык говорить в микрофон перед камерой. Я попытался придать своему голосу отчаяние простого американца, потерявшего своих детишек, но ничего путного из этого не получилось. Я закончил говорить с хорошо знакомым мне чувством, ведь, приступая к интервью, никогда не знаешь, кто выступит удачно, а кто не очень. На сей раз я определенно угодил в последнюю категорию. Мне казалось, что я выступил с каким-то отрепетированным номером и провалил его.

Положение спасла Лиз. Она не могла закончить практически ни одной фразы, ее голос срывался. Но тем не менее мама пропавших детишек продолжала говорить. Она держалась настолько героически, что на глазах некоторых женщин-репортеров я заметил слезы. В конце выступления Лиз обратилась непосредственно к мальчикам.

– Кевин, Шон! – сказала она. – Если вы сейчас смотрите... держитесь, парни. Мы вас любим. Папа и я... мы вас очень любим. И мы обязательно вас найдем! Где бы вы ни были. Обещаю! Мы придем и найдем вас. Только... держитесь.

И здесь Лиз сломалась. На продолжение у нее не осталось сил. Она повернулась ко мне, уткнулась лицом в мою грудь и охватила голову руками, словно ожидала удара. Ее тело обмякло, и я понял, что держу Лиз на весу. Репортеры продолжали выкрикивать вопросы, а свет софитов и вспышки фотокамер мешали ориентироваться. В результате мне пришлось тащить свою жену в дом чуть ли не волоком.

Но и жилище не казалось мне достаточно надежным убежищем.

* * *

Когда прибыла пара полицейских из команды «К-9», Лиз, по счастью спала. Копы должны были взять грязную одежду Кевина и Шона и простыни с их постелей. Пока полицейские складывали вещи в два пластиковых мешка, Герцогиня в кожаной шлейке весьма сложной конструкции, прерывисто дыша и высунув язык, сидела на коленях женщины-кинолога.

– Почему вы так делаете? – спросил Джек, показывая на мешки. – Ведь в одном мешке должны быть вещи Кевина, а в другом – Шона, не так ли? А вы их смешиваете.

– Не совсем так... – ответила женщина.

– Я слушаю... – сурово произнес Джек, ожидая продолжения.

– Есть еще один пес, – смутилась женщина-проводник, поглаживая Герцогиню. – По кличке Горький. С ним работает другой человек.

– Не понял! – возмутился Джек. – Не могли бы вы, юная леди, говорить громче?

Женщина посмотрела на своего партнера, и тот вступил в разговор.

– Дело в том, – пояснил он, – что Герцогиня – ищейка в чистом виде. Идет по запаху. Полагаю, вам доводилось видеть собак породы бладхаунд? Хотя бы в кино.

Джек утвердительно кивнул.

– Есть и другой тип собачек, сэр, которых используют в особенных случаях... они специально натасканы на поиск... как бы это выразиться?.. Они специализируются, сэр, на поиске трупов. Эти собачки способны обнаружить человеческие останки в озерах и речках... Одним словом, под водой. Просто поразительно.

Джек непроизвольно зажмурился, и мне на мгновение показалось, что он вот-вот рухнет в обморок. Но тесть сумел совладать с собой. Глядя мне в глаза, он произнес:

– Бог мой. Только Лиз об этом ни слова.

– Трупные псы, – прошептала женщина-полицейский. Так их называют.

Глава 9

В конце концов мы сумели пережить этот день, насыщенный разного рода излияниями чувств, прерывавшихся, как мне казалось, сотнями телефонных звонков. Я по меньшей мере шесть раз говорил с Шоффлером, но не узнал ничего нового, если не считать того, что наши планы претерпели изменения. Вместо слов «в течение дня я к вам заеду» он стал говорить «вечером я к вам заскочу».

По совету друзей я позвонил в частное сыскное агентство и поговорил с парнем, у которого когда-то брал интервью о делах русской мафии на Брайтон-Бич.

Я едва успел сказать ему о причине звонка, как он воскликнул:

– Боже! Пропавшие близнецы! Господи, так это вы... Мне и в голову не пришло...

Он порекомендовал мне лучшего детектива, специализирующегося по розыску пропавших людей. Этот детектив оказался женщиной по имени Мэри Макгафферти, и мы договорились встретиться на следующий день. Мэри продиктовала перечень сведений, которые хотела бы от меня получить.

– Мы дадим вам скидку, – сказала она. – Пятьдесят процентов от обычной ставки.

Но, несмотря на эту щедрость, услуги фирмы выливались в изрядную сумму. Семьдесят пять долларов в час – вместо ста пятидесяти – плюс текущие расходы.

Несколько раз я звонил на студию и разговаривал с Кристой. Та, задыхаясь от волнения, сказала, что фирма обещала десять тысяч в качестве вознаграждения за информацию. Фотографии мальчиков, сообщение о вознаграждении и телефон горячей линии будут появляться на экране в начале каждого часа.

Я поговорил с женщиной из Центра розыска пропавших детей. Центр, оказывается, привел в действие свой, как она сказала, «e-mail локатор». При помощи сложной и разветвленной сети электронных адресных книг, к которым прилагалась необходимая информация, фотографии мальчиков и номер телефона горячей линии, можно было вступить в контакт с более чем тремя миллионами человек.

Друзья и знакомые звонили десятками.

В пять часов я вдруг осознал, что с момента исчезновения сыновей прошли сутки. Однако делиться своим открытием ни с кем не стал. В шесть тридцать какой-то застенчивый парнишка латиноамериканского обличья доставил из тайского ресторана заказанную Лиз еду. Мой отец подозрительно изучал пищу, а Джек принялся уплетать ее с большим аппетитом, призывая дочь последовать своему примеру.

– Тебе надо набираться сил, дорогая.

Моя мама прожевала кусочек и сказала отцу:

– Послушай, Боб, да ведь это же всего-навсего бобы.

Семь часов вечера. Восемь. Девять.

* * *

Все стали готовиться ко сну. Я не спал так давно, что временами мутился рассудок. Однако даже не представлял, как смогу заснуть. Лиз суетилась, превращая кабинетную софу в спальное место для своего папочки и меняя простыни в предназначенной для моих родителей большой хозяйской спальне. Я тупо бродил за ней следом с одеялами, простынями и полотенцами в руках. Сама она решила спать в комнате мальчиков, но, подойдя к дверям, замерла и прошептала:

– Нет, не могу... Я не могу здесь спать. О Боже, Алекс... – и снова разразилась рыданиями. Я попытался обнять ее за плечи. Она сразу выскользнула из-под моей руки и, немного успокоившись, сказала: – Я устроюсь на раскладушке в общей комнате, а ты ляжешь на кушетке в гостиной.

С этими словами жена пошла в ванную, а я поплелся следом со стопкой полотенец в руках. Лиз остановилась перед туалетным столиком, посмотрела в зеркало, а потом на раковину. Я видел отражение ее неподвижного, похожего на маску лица в зеркале, но, когда она вдруг резко повернулась ко мне, на нем было написано изумление.

– Как сюда попали эти монеты?

Умывальник был сделан из искусственного мрамора со встроенной в него раковиной. И вот на краю раковины, между кранами я увидел десятицентовые монеты с изображением головы статуи Свободы. Монет было семь, и они образовывали абсолютно прямую линию.

– Понятия не имею, – удивился я.

– Может быть, их разложили мальчики? Увлеклись коллекционированием?

– Не думаю.

Ответ был, конечно, неопределенным, но я ни на йоту не сомневался, что раньше этих монет не видел. Я бы не мог их не заметить. Я всегда стоял рядом с Кевином и Шоном, когда те чистили зубы. Мне надо было убедиться, что процедура продлится более двух секунд, а по ее завершении парни хорошенько умоются. Делал я это вовсе не потому, что зациклился на гигиене зубной полости своих детей. За моей бдительностью маячила Лиз. Я знал, что мне придется отвечать за все, даже малейшие пробелы в воспитании. Поэтому просто не мог не заметить монет на умывальнике. Их появление меня испугало. Показалось каким-то безумным сигналом.

– Кто-то их сюда положил, – сказал я.

– Кто? Зачем?

– Похититель.

– Боже мой, Алекс...

– Пойдем, я хочу тебе кое-что показать. – Я провел ее в комнату мальчиков, указал на маленького кролика-оригами и спросил: – Скажи, эта штука принадлежит кому-то из них? Я ее раньше никогда не видел...

– Нет, – ответила Лиз, – я ее тоже не видела. – Она бросила на меня испуганный взгляд и прошептала: – Что это такое, Алекс? Кролик. Монеты. Что это должно означать?

– Не знаю.

На ее глазах выступили слезы, но, когда я попытался ее утешить, Лиз стряхнула мою руку. Я прошел следом за ней в ванную комнату; она высморкалась, ополоснула лицо холодной водой и уткнулась в полотенце.

* * *

Когда раздался громкий стук в дверь, я сидел на четвереньках в общей комнате, безуспешно пытаясь привести в рабочее состояние нашу рахитичную раскладушку. У дверей по очереди дежурили Джек и мой отец. Папа что-то хрипло спросил, а посетитель ему ответил. Я узнал голос Шоффлера. Вскоре они появились в дверях, а я все еще пытался выбраться из-под раскладушки.

– Как дела? – спросил Шоффлер.

Я изобразил нечто похожее на пожатие плечами. Сам детектив выглядел отвратительно. На нем был страшно помятый льняной пиджак со свободно болтающейся одинокой пуговицей. С бедер свисали видавшие виды штаны цвета хаки. С законного места этот предмет туалета вытеснило внушительное брюхо копа. По глазам было заметно, что их владелец срочно нуждается в отдыхе. Волосы на правой стороне головы полицейского стояли торчком, значит, по пути к моему дому Шоффлеру удалось вздремнуть в машине.

– Боюсь, что вас зверски донимает пресса, – посочувствовал он. – Если хотите, я попрошу полицию округа выставить у ваших дверей охрану.

– Если станет невмоготу, я скажу, – пожал я плечами.

– Вы ведь тоже этим занимаетесь? – спросил Шоффлер, кивая в сторону входной двери.

– Да, – ответил я. – И эти ребята просто делают свое дело.

– Ведь вы – Боб... я не ошибся? – Коп посмотрел на моего отца и, засунув палец под ремень, попытался подтянуть повыше штаны.

– Нет, не ошиблись. Роберт Джей Каллахан, с вашего позволения, – хохотнул на высокой нотке отец, и для тех, кто его хорошо знал, это говорило о том, что мой старик очень нервничает.

– Вы не могли бы пригласить сюда всех, кто сейчас находится в доме?

Я окаменел от ужаса.

– У вас есть что сообщить? Имеются... новости?

Шоффлер отрицательно покачал головой и, наклонившись, надавил на раму, удерживающую непокорные ножки раскладушки. Кровать с грохотом развернулась.

– Извольте, – усмехнулся коп.

Затем мы вдвоем ухитрились передвинуть это нелепое сооружение на нужное место.

– У моего сына была подобная штуковина, когда он лежал в госпитале, – сказал детектив. – Мне тоже довелось разок на ней спать. Довольно удобно.

Когда Лиз и все остальные расселись, Шоффлер объявил, что хочет познакомить нас с развитием событий в течение дня и ситуацией на данный момент. Поиски в лесу за территорией ярмарки продолжаются, сказал он, и в них участвует столько волонтеров, что «не протолкнуться». Горячая линия просто «раскалилась» от звонков, но, чтобы их «рассортировать», потребуется время. Опрос служащих ярмарки идет медленно, но все-таки идет, продолжил Шоффлер и добавил, что надежных свидетелей, запомнивших наших мальчиков, найти пока не удалось.

– Впрочем, об этом я уже говорил Алексу, – закончил коп.

Я вдруг увидел перед собой Кевина и Шона – мальчишки весело хохотали над ужимками жонглера. Я потряс головой, пытаясь прогнать это тревожное видение. Теперь, думая о детях, я постоянно испытывал чувство потери. И это приводило меня в состояние близкое к панике. Мне казалось, что я снова и снова карабкаюсь на скалу и каждый раз с нее срываюсь. Так бывает только в кошмарных снах.

Единственная положительная новость заключалась в том, что торгующий свечами педофил находится вне подозрений.

– Тем не менее администрация ярмарки прихлопнула его лавочку, и он уже не сможет продавать малышам свои волшебные жезлы и магические свечи. Но парень отчитался за каждую минуту своего времени, и его участие в покушении исключается.

– Это утешает, – промолвила Лиз, сжимая кулачки.

– А я где-то слышал, что слишком надежное алиби вызывает подозрение, – заметил Джек.

Шоффлер вздохнул и спокойно возразил, что готов ответить на все интересующие нас вопросы. За какие-то десять минут он ухитрился не только очаровать и успокоить мою маму и Лиз, но и произвести хорошее впечатление на мужчин. А его таланту слушать собеседника могли позавидовать даже самые опытные репортеры.

– Слишком надежное алиби? – переспросил он. – По правде говоря, Джек, такой вещи просто не существует. Я понимаю, что вы хотите сказать, но в нашем случае множество людей готовы под присягой свидетельствовать о местонахождении парня в интересующий нас период времени.

– И чем же он занимался? – спросил мой отец. – Если мне будет позволено задать подобный вопрос.

Шоффлер пригладил торчащий вихор и выдавил некое подобие улыбки.

– Его вообще не было на ярмарке. Вторую половину дня, с часу до шести, свечник провел... – коп открыл записную книжку, – в мотеле «Бейсайд» в городе Аннаполис, где проходит курс безопасного вождения автомобиля. – Шоффлер взглянул на нас и снова обратился к записной книжке. – После этого он отправился в группу поддержки лиц, недавно потерявших родителей – его мать умерла три недели назад. Группа собиралась в Аннаполисе в епископальной церкви Святой Троицы, – закончил Шоффлер и закрыл записную книжку.

– Итак, этот парень отпадает, – подытожил Джек.

– Да.

– Это хорошо, – повторила Лиз и, глядя на меня, спросила: – Верно?

– Верно, – ответил Шоффлер. – Поскольку исключает одну из версий, что обычно идет на пользу следствию, позволяя использовать наличные ресурсы в ином направлении. Итак, – он потер руки, – есть ли у вас другие вопросы?

– Звонков с требованием выкупа не поступало, – сказал мой отец, с тревогой поглядывая в мою сторону. – Меня интересует, что вы думаете по этому поводу?

– Пока в любом случае слишком рано, – ответил Шоффлер. – Но если вы хотите знать мое мнение, то я таких звонков не жду.

– Не ждете? Но... но... почему?

Шоффлер недовольно скривился и вздохнул.

– Если вы охотитесь за деньгами, то зачем захватывать двоих детей? Ведь это же не распродажа, если вы понимаете, о чем я.

– Боюсь, не понимаю, – вступил в беседу Джек.

– Два ребенка означают для похитителя двойное беспокойство, – пожал плечами Шоффлер. – Но это вовсе не значит, что он получит за них двойной выкуп. Несчастные родители, по моему мнению, готовы заплатить за одно дитя не меньше, чем за двоих. И кроме того... – Он заколебался, но, видимо, решив не обходить острых углов, продолжил: – В мире есть множество богатых людей. Если детей крадут из корыстных мотивов... то похитители выбирают родителей с... м-м... большими финансовыми возможностями, чем Алекс и Лиз. Конечно... – Он вопросительно посмотрел на Джека и моих родителей. – Конечно, если дедушки и бабушки похищенных детей не...

– Я – директор средней школы, – нервно усмехнулся Джек, что было для него совершенно нетипично. Относительная нехватка средств была тем единственным предметом, упоминание о котором вынуждало Джека вставать в оборонительную позицию. – Может, Боб является тайным миллионером?

И он снова усмехнулся, глядя на моего отца.

– Нет, – отрицательно покачал головой папа. – Я не хочу сказать, что мы, – он посмотрел на маму, – не можем собрать кое-какую мелочишку, если ликвидируем все активы. Но... – Он покачал головой, видимо, размышляя о словах Шоффлера.

– Итак, – произнес полицейский, – вы понимаете, что я имею в виду. – Он воздел руки к потолку, а затем расслабленно уронил их на колени.

– А что можно сказать о мотивах, не имеющих прямого отношения к финансам?

– Каких же? – встрепенулся Шоффлер.

– Я имею в виду своего сына и передачи, которые он готовит, – взглянул отец в мою сторону. – Парень нажил себе немало врагов.

– Это так? – спросил коп, вскинув брови.

Я ощутил то тревожное напряжение, которое появляется, когда в кровь поступает новая порция адреналина. Сам я почему-то ни разу не подумал о подобной возможности. Мысль о том, что похищение мальчиков произошло по моей вине, вызвала у меня отвращение. Но для своих репортажей я всегда искал острые темы. Организованная преступность, отмывание денег, незаконная торговля оружием и тому подобное. Вполне возможно, что...

– Мой отец прав, – кивнул я Шоффлеру. – Мне это почему-то в голову не приходило.

– В таком случае, – произнес Шоффлер, – не могли бы вы назвать людей, которые имеют против вас такой зуб, что способны...

– Но при чем здесь дети? Почему не я?

– Просмотрите свои досье и составьте список тем и лиц, которые привлекут ваше внимание или вызовут подозрение. Это не повредит.

Я обещал все сделать, а Шоффлер вопросительно взглянул на каждого из нас. Похоже, к этому времени вопросов ни у кого не осталось.

– Простите... – встал Джек и широко зевнул, – позвольте мне выразить вам нашу глубокую признательность.

– Может, хотите чаю со льдом? – спросила мама, поднимаясь с места. – Или кофе?

– Вообще-то, – протянул Шоффлер, – мы хотели бы немедленно приступить к осмотру помещения, хотя я знаю, что час уже поздний.

– Осмотру? – переспросила Лиз. – Какому осмотру?

– Осмотру помещения, – повторил Шоффлер и, глядя на меня, продолжил: – Мы с вашим супругом уже обсуждали этот вопрос. Он думает, что похитители побывали в вашем доме. Не исключено, что нам удастся что-то обнаружить. Впрочем, в любом случае это обязательная процедура.

– Я вовсе не думаю, что они здесь были, – поправил я Шоффлера. – Я это знаю.

– Ты сказал им о монетах? – спросила Лиз. – И о кролике?

– А это еще что? – поинтересовался детектив.

Когда я стал объяснять, он кивнул, достал записную книжку и сделал пометку.

– Мы заберем это с собой в качестве вещественных доказательств.

– Ничего не понимаю, – сказал я Шоффлеру. – В том, что здесь побывал Кевин, нет никаких сомнений. Он звонил мне с этого номера. Теперь, когда я отдал вам свой аппарат, вы это и сами знаете.

Шоффлер ответил неопределенным кивком, подтянул штаны и произнес:

– Верно. И мы попросили фирму «Верисон» представить нам полный отчет.

– Что именно?

– Список входящих и исходящих звонков с вашего сотового. Мы хотим убедиться, что звонок Кевина не был переправлен с другого аппарата. Подобное, как вам известно, случается.

– Но...

Не обращая внимания на мой слабый протест, Шоффлер продолжил:

– Время позднее, и нам хотелось бы начать обыск. Думаю, что на это уйдет пара часов. Поэтому не стану возражать, если у вас возникнет желание куда-нибудь прокатиться или заняться каким-то иным столь же приятным делом.

– Прокатиться? – переспросила мама таким тоном, словно детектив предложил нам «искупаться в океане» или «сделать маникюр».

– На некоторых людей обыск действует угнетающе, – спокойно пояснил Шоффлер. – Да и кому понравится, когда чужие люди копаются в их доме. Роются в личных вещах. Но если вы вдруг пожелаете остаться, – пожал он плечами, – вам придется пробыть в этой комнате до тех пор, пока мы не покончим со всеми другими помещениями. После этого мы поищем здесь. – Он щелкнул языком, и этот звук показался мне неестественно громким.

– Что же, – сказала мама, – лично у меня нет ни малейшего желания куда-нибудь «прокатиться».

– Думаю, мы все останемся здесь, – заключил я.

– Нас это вполне устроит, – ответил Шоффлер. – В этом случае мы сможем вычеркнуть еще один пункт из нашего списка. Возьмем у вас отпечатки пальцев.

– Что?! – изумился Джек.

– Абсолютно стандартная процедура, мистер Таггарт. Мы должны иметь отпечатки пальцев всех, кто находится в этом доме, чтобы позже их исключить. Затем мы возьмем отпечатки у тех, кто здесь побывал: уборщицы, няньки, водопроводчика. По той же причине. – Коп закончил разъяснение и взглянул на часы.

– Но почему это нельзя сделать завтра? – спросил Джек, обнимая Лиз за плечи. – Моя дочь совсем обессилела.

– Знаю, – печально покачал головой Шоффлер. – Час действительно поздний. Но не сомневаюсь, что вы нас поймете правильно: если здесь остались следы, способные пролить свет на печальное событие, то нам хотелось бы обнаружить их как можно раньше, чтобы немедленно приступить к действию. Но и это еще не все. Чем больше мы будем ждать, тем более место действия окажется, простите меня, «загрязненным». Кроме того, команда уже ждет за дверью и готова приступить...

– Они уже у дома? – услышал я собственный голос.

Я не понимал, почему это сообщение меня встревожило, но дело обстояло именно так.

– Вы не возражаете, если мы приступим? – спросил Шоффлер и еще раз взглянул на часы.