Текст книги "Мистерия убийства"

Глава 17

Макгафферти сдержала слово. Эмма Сандлинг, урожденная Уэйлен, жила во Флориде, и в семь часов утра следующего дня я уже сидел в салоне авиалайнера компании «Дельта», державшего курс на Дайтон-Бич.

Из аэропорта в город я вначале катил по грандиозной скоростной дороге «Дайтон интернэшнл», а затем поехал вдоль побережья по шоссе А-1-А. Это была выжженная солнцем полоса, по обеим сторонам которой располагались разнообразные забегаловки, мотели, площадки для мини-гольфа и залы для боулинга. Все пространство вдоль дороги было заасфальтировано. Единственными представителями царства флоры, если не считать чудесных зеленых оазисов, где играли в мини-гольф, оставались редкие пальмы с потрепанными ветром листьями. Время от времени в просветах между гигантскими отелями и кондоминиумами мелькало то, ради чего создавалась вся эта роскошь, – белый песок и блеск Атлантики.

Проехав несколько миль, я увидел огромную глыбу отеля «Адамз марк». Гостиница «Брось якорь», где мне был забронирован номер, находилась в квартале отсюда на противоположной от"Адамз" и гораздо менее престижной стороне дороги. Гигантский рекламный щит в форме якоря возвещал о «СВОБОДНЫХ НОМЕРАХ» и «СПЕЦИАЛЬНЫХ СКИДКАХ ДЛЯ СТУДЕНТОВ И ПОЖИЛЫХ ГРАЖДАН». Если верить информации Метеоканала, то температура и влажность в Вашингтоне и Дайтон-Бич должны были заметно отличаться в пользу последнего. Однако, выйдя из арендованной в аэропорту «хонды-сонаты», я этого совершенно не заметил. Плотный и влажный жар, источаемый раскаленным покрытием дороги, мог ошеломить кого угодно, а дувший с берега легкий бриз походил скорее на поток горячего воздуха из гигантского фена для сушки волос.

Номер за тридцать два бакса в сутки оказался точно таким, как я и ожидал. Все мало-мальски плоские поверхности пестрели ожогами от сигарет, телевизор и лампы были наглухо привинчены к тумбам, за пульт дистанционного управления мне пришлось выложить залог в двадцать долларов, а освежитель воздуха не справлялся с застоялым духом табачного дыма. Но комната была довольно большой и оснащенной кондиционером, который в отличие от освежителя со своей задачей успешно справлялся. Кроме того, в номере стоял телефон, и я мог пользоваться своим ноутбуком.

Эмма Сандлинг – урожденная Сьюзи Уэйлен – работала неподалеку на одном из самых знаменитых в мире пляжей. Она арендовала легкий павильон в паре сотен ярдов от «Адамз». Павильон именовался «Пляжный зайчик». Кроме того, она посещала по вечерам так называемый Колледж пляжного сообщества Дайтона и уже успела одолеть половину курса под названием «Лечебное дыхание». Ее мальчишки ходили в пятый класс летней Библейской школы, действующей под эгидой церкви «Слово Божье». Уэйлен водила внедорожник «субару» выпуска 1984 года, на номерном знаке которого имелся слоган «Спасем ламантинов!». Женщина снимала крохотную квартирку в Порт-Орандже, получая скидку с квартплаты за то, что мыла в доме коридоры и лестницы и содержала в порядке помещение коллективной прачечной. Все эти сведения я получил по электронной почте от Макгафферти вместе со счетом за два часа работы и припиской: «Да здравствует наш информационный век!»

Я присел на кровать, потянулся и уставился в потолок. Получив сообщение от Макгафферти, я начал размышлять о том, как найти подход к Эмме Сандлинг.

Я планировал отправиться в «Пляжный зайчик», арендовать шезлонг и зонтик, купить тюбик крема от загара и попытаться ее разговорить. Обычно мне это удавалось. Ведь я как-никак считался приличным репортером.

* * *

Я купил пропуск на день, выложил его на приборную доску и свернул на пляж вслед за черным джипом «эксплорер». Мы катили вдоль песчаной полосы с предписанной скоростью десять миль в час. Справа бесконечной шеренгой высились дома, стояли автомобили и поблескивала водная поверхность бассейнов, принадлежавших гостиницам и кондоминиумам. Слева я видел белый песок, лес пляжных зонтов, море полотенец, скопление людей, бесконечный простор океана и синее небо.

Найти место, где трудилась Эмма, было совсем просто. Женщина вела торговлю под громадным надувным зайцем в бикини. Рядом с павильоном стоял ее внедорожник. Дул довольно сильный бриз, и заяц подпрыгивал и раскачивался на металлических вантах. У служебного окна выстроилась небольшая очередь, состоящая в основном из почтенных полноватых пенсионеров и тощих подростков в бесформенных шортах. От окна отклеилась загорелая девица с бумажной корзинкой картофеля фри в руках. В этот момент я в первый раз и увидел Эмму Сандлинг. Женщина отсчитывала сдачу. Выехав с пляжа у «Адамз», я проехал назад по дороге А-1-А и вернулся через тот же въезд, которым пользовался в первый раз. Теперь Сандлинг выдавала паре подростков широкие темно-зеленые лежаки. Эмма оказалась невысокой женщиной с волосами цвета меди, собранными на затылке в свободный пучок. На ней были шорты, короткий топ и сандалии. На этот раз я успел заметить ее улыбку и веснушки на лице.

Дежуривший на въезде парень меня узнал и знаком предложил проезжать без остановки. Не доехав до «Пляжного зайца» ярдов сто, я приткнул «сонату» между белоснежным пикапом и ржавым «блейзером».

* * *

– Чем могу вам помочь? – с обворожительной улыбкой спросила она, и на ее щеках появились ямочки.

– Всего лишь бутылкой воды.

– Без проблем. Вам маленькую или литровую?

– Литровую.

– Ну и правильно, – сказала она, доставая бутылку «Дейзани» из стоящего за ее спиной холодильника. – Стоит страшная жара, и надо бороться с обезвоживанием.

Эмма положила сдачу на стойку и перевела взгляд на стоящую за мной женщину. Однако я не тронулся с места, настолько поразил меня ее беззаботный вид и какая-то незащищенность.

– Что-нибудь еще, сэр? – чуть нахмурилась она.

– Нет-нет. Все в порядке, – поспешил ответить я.

Найдя сравнительно безлюдное место, я постелил полотенце на твердый песок и, улегшись, стал следить, как на берег накатывают и тут же отступают волны. Дети бегали наперегонки с белой пеной, строили песчаные замки и дарили своим мамам найденные ракушки. Кричали чайки, над головой кружили самолеты с развевающимися рекламными транспарантами. Мечтающие о роскошном загаре представительницы прекрасного пола недвижно возлежали на полотенцах, напоминая наслаждающихся теплом морских львов. Девчонки в бикини, повизгивая, входили на цыпочках в воду. А за моей спиной непрерывной чередой со скоростью похоронного кортежа ползли машины.

Солнце нещадно жгло спину, а перед мысленным взором стоял образ Эммы Сандлинг. Моя кожа горела огнем, а закрывая глаза, я слышал в голове какой-то стук. Как будто кто-то непрерывно хлопал дверью. Когда я вернулся к машине, стук прекратился и его место заняла невеселая мысль: Ничего из этого не выйдет.

Видимо, я с самого начала себя обманывал, предполагая, что это сработает. Я, конечно, мог сблизиться с Эммой Сандлинг и даже стать ее другом. Но что произойдет, когда я перейду к интересующему меня предмету? Как она поведет себя, если новоиспеченный приятель вдруг заведет разговор о похищении ее сыновей – событии, которое она хотела навсегда похоронить в прошлом?

* * *

В машине было так жарко, что на сиденье мне пришлось положить испачканное песком пляжное полотенце. Рулевое колесо обжигало руки. Вернувшись в отель, я открыл записную книжку, чтобы освежить в памяти полученный от Макгафферти распорядок дня Эммы Сандлинг. Затем я записал несколько дополнительных вопросов, которые следовало ей задать. После этого долго пялился в потолок, размышляя о том, как разговорить Эмму Сандлинг.

Наконец я влез в шорты, натянул футболку и отправился бегать по тротуару вдоль дороги А-1-А. Ритмичное движение и жара привели меня в транс, который, как я надеялся, мог вызвать новые, свежие идеи. Я бежал полчаса прочь от отеля и столько же времени обратно. Оказавшись снова в прохладном номере, я принял душ.

Самые разные идеи рождались и тут же умирали. Я думал, что мог бы заставить Эмму говорить, надавив на нее. Она скрывается, и я теперь знаю где. Я могу пригрозить ей разоблачением, и она пойдет на сделку, чтобы не ломать свою жизнь и не пускаться снова в бега.

Но этот шантаж не тянул даже на план "Б". Пойти на него я не мог. Оставалось одно – целиком отдаться на милость Эммы Сандлинг.

* * *

Благодаря Макгафферти я прекрасно знал распорядок дня Эммы Сандлинг. Она закрывала «Пляжный зайчик» в пять и ехала в Ормонд-Бич, чтобы забрать детей из летней Библейской школы. Наскоро перекусив в забегаловке, Эмма везла парней в Орландо к няньке, едва успевая на занятия в колледж, начинавшиеся в семь вечера. Учеба кончалась в половине десятого, и Эмма, забрав близнецов, ехала домой.

Очень длинный день.

Я, конечно, мог бы сразу явиться к ней домой, но мне казалось, что лучше поговорить с Эммой без детей. Тогда она будет чувствовать себя более уверенной. Если бы мне хватило терпения выждать до утра и встретить ее у «Пляжного зайчика» еще до открытия! Но у меня не было на это сил. Если мне удастся найти ее машину рядом с колледжем, я подожду Эмму там.

* * *

У меня оставалось достаточно времени, чтобы проверить электронную почту. В компьютере оказалось сообщение от Петрич. К письму были приложены полицейские документы, касающиеся монет и бумажного кролика. Я прочитал оба досье, но вся новая для меня информация содержалась лишь в одном абзаце, где эксперт по оригами говорил о найденной в моем доме фигуре:

«Я не могу изучить технику изготовления фигуры, не разрушая образец. Однако в результате визуального осмотра можно предположить, что мы имеем дело с модифицированной версией „кролика Ланга“. Эта фигура средней трудности является производной одного из множества кроликов, созданных известным мастером оригами доктором Джозефом Лангом».

Я попытался смотреть телевизор, но непрерывная реклама, идиотский хохот и краткие сводки новостей сводили меня с ума – действовали на нервы, как скрежет ногтей по грифельной доске. Я вырубил ящик, но стало еще хуже: я остался один на один с переизбытком адреналина в крови и медленно текущим временем. Тогда я пошел на пляж, чтобы немного успокоиться под мерный шум прибоя. Однако, расхаживая по песку, я каждые несколько минут поглядывал на часы.

В девять вечера, когда небо с высокими перистыми облаками стало розовым, я катил по бульвару Клайда Морриса. Свернув на скоростную дорогу, я почти сразу же съехал с нее на громадную парковку колледжа. Площадка наполовину опустела, но в то время, когда сюда приехала Эмма, она наверняка была заполнена, поскольку я обнаружил ее «субару» на самом краю. В том, что это ее машина, сомнений быть не могло. На номерном знаке красовался призыв «Спасем ламантинов!». Тем не менее я сверил цифры номера с теми, что прислала мне Макгафферти. Цифры совпадали.

Часы показывали четверть десятого. Я поставил машину неподалеку от «субару» и немного послушал радио. Однако через несколько минут, снедаемый нетерпением, вылез из автомобиля. Одинокая фигура у машины могла вызвать подозрение, поэтому я двинулся к узкой зеленой полосе, отделяющей парковку от подъездной дороги. Остановившись в камышах под тенью пальм, я под шорох листвы забормотал себе под нос.

Я не сразу понял, что репетирую роль, как делал это, готовясь к выходу в прямой эфир. Я понимал, что это глупо, поскольку гладко сказать то, что я собирался, было невозможно. Однако продолжал подбирать слова и искать варианты:

– Эмма, меня зовут Алекс Каллахан, и со мной произошла такая же трагедия, как и с вами...

– Эмма Сандлинг, мне нужна ваша помощь...

– Эмма...

Стемнело. Зажглись фонари, и в лучах света роилась мошкара. Со стоянки уехали еще несколько машин, и в нашем секторе их осталось не более десятка.

И вот вдали замаячила фигура, по я почти сразу понял, что это не Эмма. Ко мне приближался подросток в мешковатых штанах и с наушниками на голове. Парень забрался в ржавую «тойоту» и укатил прочь.

Через пять минут я увидел ее. Эмма торопливо шагала к своей машине. Я, сообразив, что выступившая из тени фигура способна напугать кого угодно, двинулся к автомобилю. Вначале, чтобы оправдать свое присутствие рядом с машиной, я хотел открыть багажник, но передумал и поднял капот. Похоже, это была ошибка.

Эмма достала ключи и, прежде чем открыть дверцу, бросила в мою сторону усталый взгляд.

Я замер, словно меня разбил паралич.

Она села в машину, опустила стекло и включила зажигание. Двигатель был неважно отрегулирован, делая на холостом ходу слишком много оборотов. К тому времени, когда я, взяв себя в руки, смог двигаться, она уже застегивала ремень безопасности. Я подошел к ней и произнес, подняв руку:

– Простите...

– Извините, но я очень тороплюсь.

– Подождите, – сказал я и тоном профессионального репортера выпалил: – У нас с вами одна и та же трагедия!

Эта заранее отрепетированная фраза звучала нелепо даже для моего уха. Эмма сдвинула брови с таким видом, словно пыталась в уме перевести слова с плохо знакомого ей иностранного языка.

– Меня зовут Алекс Каллахан... – Теперь я говорил так быстро, что проглатывал слова. – Вы, наверное, видели это в новостях. Моих детей, Кевина и Шона, похитили. Ваша трагедия, Эмма, закончилась, а моя продолжается. Мне нужна ваша помощь. Мне нужен...

Я думаю, что решающую роль сыграло упоминание ее имени. Все, что я говорил до этого, не произвело на нее ровным счетом никакого впечатления. Но прозвучало имя, которым она ныне не пользовалась.

До Эммы вдруг дошло, о чем идет речь, и в ее глазах я увидел ужас. Машина рванулась с места, выбросив из-под задних колес фонтаны гравия.

Все! Я провалил дело.

Но паники я не испытывал, поскольку она в любом случае не могла от меня скрыться. Однако в этот момент я был не в силах ни двигаться, ни даже дышать. Казалось, меня придавливала к земле сама атмосфера – плотная и тяжелая. И, когда она вернулась, я стоял на том же месте.

Эмма остановила машину и открыла дверцу. В салоне автомобиля вспыхнул свет, и в этой иллюминации она была мне хорошо видна.

– Простите меня, – сказала она. – Я очень перед вами виновата. В этом деле так много негатива, что я – единственный человек, который мог вас по-настоящему понять и посочувствовать, – делала все, чтобы остаться в стороне...

Конец фразы повис в воздухе, и она некоторое время молчала. Шум на скоростной дороге становился громче. Движение набирало силу.

– А когда я по телевизору увидела... ваших мальчиков... о Боже, – судорожно вздохнула Эмма, – я сразу поняла, что это – он. Я знала это. И я подумала... Знаете, что я подумала?.. – Ее голос снова сорвался. Эмма вздохнула и с трудом выдавила: – Я подумала: «Как хорошо, Господи, теперь он к нам не вернется». – Подавив готовое вырваться рыдание, она прошептала: – Простите меня.

– Послушайте, – начал я, – все о'кей, я пони...

– Нет, – оборвала меня Эмма, – совсем не о'кей. Мне так стыдно! Дело в том, что, когда мальчики объявились в Юрике, все, как я думала, должны были страшно обрадоваться. Но на деле все оказалось не так. Конечно, было много шума о чуде и всем таком прочем, но для них этого было мало. Сказки со счастливым концом хватило... лишь на сорок восемь часов, после чего они вновь начали обсасывать нашу трагедию, соревнуясь в том, кто изложит ее отвратительнее и грязнее. Мне было так трудно. Дети вернулись, а их у меня снова отняли.

– Не могу поверить.

Она покачала головой, постучала ногой по полу, достала сигарету, зажгла ее и сказала:

– Стараюсь бросить. Во всяком случае, никогда не дымлю при мальчиках.

– И правильно делаете.

– Вы должны меня понять, – продолжала она. – Я до сих пор боюсь, что они найдут способ отнять у меня мальчиков. Вы мне верите?

– Я вас прекрасно понимаю.

– А вот они до сих пор не верят в мою невиновность. Они не поверили вто, что Далт уехал только потому, что испугался, когда я позвонила ему из полицейского участка и сказала, что случилось. У него было не очень простое прошлое, и он даже побывал в тюрьме. Мне это было известно, но я не знала, что он освобожден условно. После того как копы не смогли его найти, они зациклились на версии, что мы на пару инсценировали похищение. Никто не хотел поверить в простую истину, что парень испугался. Они все время думали, что найдут детей где-нибудь в земле. Некоторые, правда, считали, что мы с Далтом продали мальчишек в сексуальное рабство или что-то в том же роде. Эти ждали, что Далт явится с повинной и во всем признается.

– Неужели?

– Точно. А когда дети появились, эти типы, как мне казалось, сожалели, что мальчиков никто не трахал. По правде говоря, парни вернулись в хорошем состоянии – более или менее хорошем. Какое разочарование! И вся эта банда просто не могла оставить ребятишек в покое. Они продолжали их терзать. Думаю, и мне они по-прежнему не верили.

– Я вам сочувствую и понимаю, как никто иной. Но я в отчаянии и поэтому обратился к вам. Я думаю, что мои близнецы сейчас в руках того мерзавца, который похитил и ваших детей.

Эмма отвернулась, а когда снова обратилась в мою сторону, я увидел, что она плачет.

– Знаю, – прошептала Эмма, закрыв лицо ладонями.

– Значит...

– Честно говоря, не думаю, что смогу вам чем-то помочь. Отчасти потому, что полиция сосредоточила все свое внимание на Далте и мне, и отчасти в силу того, что у копов не было никаких улик. Камера наружного наблюдения на заправочной станции запечатлела трейлер, но номерной знак в кадр не попал. Водителя видела куча народу, но на нем было что-то вроде униформы – синий комбинезон и бейсболка. Как у ремонтных рабочих. В видеополе камеры наблюдения парень не попал.

– Вы согласитесь со мной поговорить? Поделиться всем, что вам известно?

Эмма внимательно на меня посмотрела.

– Да, если моя жизнь не станет сюжетом статьи в «Нэшнл инкуайер». Не знаю, что смогу открыть для вас полезного, но... – пожала она плечами.

– Огромное вам спасибо.

Эмма подавила вздох и взглянула на часы.

– Нянька, наверное, уже сходит с ума. Не говоря уж о том, что мальчишек пора укладывать спать. Может, заглянете утром в «Зайчик»?

Не знаю почему, но я вдруг решил сыграть в невинность:

– Зайчик?

– Да я же там вас видела. Вы купили у меня бутылку воды. – Эмма постучала кончиком пальца по виску и добавила: – Как жаль, что я не видела парня, укравшего ребятишек. У меня абсолютная память на лица. Я их никогда не забываю.

Глава 18

Когда у «Пляжного зайчика» скапливалось много посетителей, я помогал Эмме, подавая банки с освежающими напитками, пополняя запасы в холодильнике или наблюдая за раздаточным окном, пока хозяйка заведения оформляла аренду пляжного лежака, доски для серфинга или зонта. Когда же наступало затишье, мы беседовали. Беседу вряд ли можно было назвать спокойной. Грохот прибоя, крик чаек, рев электрогенератора, шипение холодильного оборудования и гудение кондиционера вынуждали нас чуть ли не кричать.

К середине утра мы успели поведать друг другу свои истории. У меня не было сомнений в том, что детей Эммы похитил человек, которого я продолжал называть Дудочником. Однако Шоффлер был прав. Сходство двух событий имело весьма поверхностный характер. Нам очень не хватало деталей и свидетельских показаний, которые позволили бы связать напрямую оба дела.

Мы поведали друг другу о том, какие чувства испытывали, когда нас стали подозревать в похищении собственных детей.

– Со мной, если смотреть со стороны, могло случиться нечто подобное, – сказала Эмма. – Ведь все знали, что я – наркоманка. А что я завязала с этим делом три года назад? Так от возврата к прошлому нас всех отделяет вот такое расстояние, – показала она большой и указательный пальцы, оставив между ними крошечное пространство. – Чтобы подобное не случилось, этот промежуток надо залить расплавленным титаном. Что я, собственно, и пытаюсь сделать.

– Мне кажется, у вас хорошо получается.

– В нашем случае, – пожала она плечами, – за пропажей детей, по их мнению, стояло мое желание вытрясти бабки. Но с какой стати они подозревают вас? Не понимаю.

– Да потому что мы с женой разъехались. Кроме того, Дудочник постарался навести на меня подозрения – он подкинул в стенной шкаф окровавленную футболку, и по крайней мере несколько дней они были уверены, что детей убил я.

– Ах да. Теперь я помню. Куриная кровь.

– Сосуд с водой также послужил уликой против меня. Полиция, видимо, решила, что я держал их под замком в шкафу.

– Что за сосуд?

– На полке стенного шкафа в комнате ребятишек обнаружили наполненный водой сосуд. Понятия не имею, как он там оказался. В этом же шкафу нашли и футболку.

Эмма вдруг судорожно вздохнула, а после, как мне показалось, и вовсе перестала дышать. Она была явно потрясена.

– В чем дело?

– Это действительно он, – прошептала женщина.

– Что вы хотите этим сказать?

– А как насчет десяти центов? Вы нашли ряд монет?

– Да. Они лежали на раковине в ванной. Но как?..

– В спальном мешке Коннора я нашла выложенные в ряд монеты достоинством десять центов, – сказала Эмма, положив ладонь мне на запястье. – Вначале я подумала, что это сделал сам Кон, но когда Амалия – эта женщина жила в соседней со мной палатке – увидела эти монеты, она едва не умерла от страха. Амалия просто побелела, хотя кожа у нее темная. Кроме того, она нашла воду. На полке в самом углу палатки.

– Чего она так испугалась? Что должны означать эти находки?

– Именно это я и хотела узнать. Но Амалия, велев мне ни к чему не прикасаться, впала в истерику и толком так ничего и не смогла объяснить. «Только не трогай воду и не передвигай монеты!» – твердила она. Амалия говорила таким тоном, словно это был вопрос жизни и смерти. Но я так и не поняла, в чем дело. Она пыталась мне объяснить, но ее английский, мягко говоря... не очень хорош. Я поняла только, что это имеет какое-то отношение к вуду и мне следует держаться от всего этого как можно дальше. Я разве не сказала вам, что Амалия – гаитянка? Нет? Я так и подумала. Подождите...

Эмма занялась компанией подростков, желавших немедленно получить кока-колу, чипсы, тюбик солнцезащитного крема и футболку с эмблемой спасателей. Девчонки, радостно хихикая, пищали: «Хватит, Кевин, хватит! Стоп! Ты разоришься!» Кевин. Это имя, произнесенное вслух, ввергло меня в ступор. Кевин. Шон. Где вы сейчас?

То, что я услышал от Эммы, только усилило чувство тревоги, которое я постоянно испытывал. Полиция изъяла воду и монеты как вещественные доказательства, и я не мог отрешиться от мысли, что это действие способно принести моим мальчикам дополнительный вред и, возможно, уже принесло.

Эмма закрыла раздаточное окно, села на табурет и откинула со лба завитки волос. Кондиционер, даже работая на всю мощь, не мог справиться с жарой, и мы оба сильно вспотели.

– Вернемся к Амалии, – сказал я. – У вас сохранилась связь с ней?

– С тех пор я ее не видела, – покачала головой Эмма. – А если быть точной, с того момента, когда полиция установила кордон вокруг моей палатки. Я хотела остаться там, поскольку надеялась, что мальчики вернутся, но меня увезли в полицейское управление. Кроме того, копы, приступив к допросу всех обитателей парка, блокировали выход. Амалия и ее дружок Бертран жили в стране нелегально. Вы знаете, как это бывает. Амалия убирала в гостинице «Комфорт-инн», а парень был кровельщиком. Множество таких, как они, живут в парках. Работающие бедняки. Кемпинг обходится им значительно дешевле, чем даже самое скромное городское жилье. Одним словом, Берти и Амалия ни при каких условиях не желали разговаривать с полицией. Амалия просто закрыла рот на замок. Ничего не видела и не слышала. Когда копы спустя неделю пришли к ней потолковать о монетах – я сказала о них на допросе, – след Амалии и Берти уже простыл.

– Выходит, вам так и не удалось выяснить, что это значит?

– Я узнала, что это своего рода проклятие. Впрочем, я сообразила это сразу, глядя на то, как ведет себя Амалия. Но почему вас это так тревожит?

– Она велела вам не передвигать их и даже к ним не прикасаться?

– Да.

– Полицейские взяли их у меня как вещественное доказательство.

– То же случилось и со мной. Вообще-то, разыскивая следы крови, полиция уничтожила массу находящихся в палатке вещей, да и палатку тоже. Вы и представить не можете, в каком состоянии мне вернули мои пожитки. Когда они забирали вещи, был составлен список. Мне сказали, что таков порядок.

– Да, это называется «Перечень предметов, изъятых в ходе обыска».

– Да-да. Так они и говорили. Но некоторые вещи мне не вернули. На перечне рядом с такими пунктами имелись пометки «Уничтожено при тестировании». – Эмма изобразила рукой в воздухе вопросительный знак и покачала головой. – Десятицентовые монеты находились в маленьком мешочке. Когда мальчики нашлись, я выбросила монеты в океан – одну за другой.

Я встал у раздаточного окна, когда она вышла наружу, чтобы выдать клиентам пару пляжных зонтов. За это время мне удалось продать два мороженых и хлопушку в виде ракеты.

– Я не вижу связи с вуду, – сказал я, когда Эмма вернулась. – Парень, укравший моих детей, был белым.

– И мои парни заявили, что похититель не был темнокожим. Я тоже не могу ничего понять. Один из детективов сказал, что здесь может действовать преступная группировка, специализирующаяся на похищении детей.

– Эмма...

– Прошу вас, постарайтесь называть меня Сьюзи.

– Простите, Сьюзи.

Она сидела на табурете, закинув ногу на ногу. Я обратил внимание, что ногти на ногах выкрашены в пять различных пастельных тонов и похожи на конфеты «цветной горошек».

– Вы позволите мне поговорить с ребятишками?

– О Боже, – вздохнула она, – я так и знала, что дело закончится этим.

– Может, им известно что-то для меня важное. Не знаю, правда, что именно.

– Мне страшно не хочется вновь возвращаться к этому делу. Ведь они могут сказать вам нечто такое, что вы захотите сообщить полиции. Полиция их допросит, и сведения об этом просочатся в прессу. Я не хочу, чтобы все началось заново, – со вздохом добавила она, устремив взгляд в потолок.

Ветер на пляже, усилившись, бросал на стены павильона пригоршни песка, перекрывая шум генератора. Надувной заяц над нами рвался из своих железных постромок, пытаясь умчаться в небеса. Когда Эмма снова взглянула на меня, в ее глазах блестели слезы.

– Наверное, мне не стоило вас просить, – сказал я.

– Но разве вы могли иначе? – Она, словно ребенок, протерла глаза костяшками сложенных в кулачки пальцев, набрала полную грудь воздуха и надула щеки, став похожей на северный ветер в детских комиксах. Ее резкий выдох напоминал миниатюрный взрыв. Сочувствие к собрату по несчастью сумело в конце концов одолеть инстинкт самосохранения. – О'кей, – сказала она и закрыла глаза, словно не желая видеть собственную капитуляцию.

* * *

Эмма установила свои правила и заставила меня «поклясться детьми», что я эти правила не нарушу. Во-первых, я обещал обращаться к мальчикам по их новым именам – Кай и Брэндон. Во-вторых, не давить на парней, если им вдруг почему-то не захочется отвечать на мои вопросы. Беседа должна продолжаться не более пятнадцати минут, и все, что они скажут, предназначалось только для моих ушей. И так далее и тому подобное. Больше всего меня поразило, что после случившегося она все еще продолжает верить в честное слово.

Мы встретились следующим вечером. Увидев впервые Кая и Брэндона, я чуть не задохнулся от нахлынувших на меня чувств. И вовсе не потому, что они были похожи на моих парней. Нет, никакого внешнего сходства. Но эти близнецы вели себя точно как и мои. Они так же смотрели друг на друга, так же вместе играли, прерывали один другого, заканчивая начатую братом фразу, и в разговоре искали взглядом поддержку.

Я приготовился выслушать историю ужасов, но их слова вселили в меня некоторую надежду.

– Где вы находились? – спросил я, переводя взгляд с одного на другого. – Как это место выглядело?

– Это был большой дом, – сказал Брэндон, взглянул на брата, и тот, ответив ему едва заметным кивком, добавил:

– Просто здоровущий.

– С громадной лужайкой.

– Куча деревьев. Совсем как лес.

Кай посмотрел на брата и, пожав плечами, уточнил:

– Кажется, это были елки.

– Да, – согласился Брэндон, глянул на мать и добавил: – Совсем как в парке «Гранд-Тетонс».

– Мы жили там пару месяцев, – уточнила Эмма. – Я работала в Джексоне, в ресторане.

– Мы там ели бифштексы из бизонов, – сморщился от отвращения Кай.

– А другие люди у вас бывали? Я говорю о большом доме. Те, кто стриг газон, например? Или выполнял другую работу? Или там был только человек, который увез вас в машине из «Макдоналдса»?

– Только он. Там иногда появлялись другие люди, но мы их не видели. В это время мы оставались в большой комнате. Так велел нам док.

Док. Словечко мне не понравилось, и я тотчас вспомнил доктора Менгеле, Папу Дока и Бейби Дока.

– Но он не велел нам сидеть тихо и все эдакое.

– И все такое, – поправила Эмма.

– И все такое. Мы даже могли играть в разные электронные игры.

– Но почему вы ни с кем не встречались?

– Потому что этот человек мог проговориться, и тогда мамочке, – бросил он взгляд на Эмму, – будет плохо и мы никогда ее больше не увидим.

– Подойдя к ним в «Макдоналдсе», – пояснила Эмма, – этот человек назвался моим другом, сказал, что я должна вернуться в клинику и мне не хватило духу сказать моим дорогим мальчикам...

– Док сказал нам, что у нее, как это... рецидив.

– Он сказал также, что мое сердце не выдержит прощания с ними, – вмешалась Эмма, – и я не выйду из дамской комнаты до тех пор, пока они не уедут. Он заверил мальчиков, что я вернусь к ним, как только мне станет лучше. Но поскольку у него нет разрешения на то, чтобы забрать их к себе, их передадут под опеку в другие семьи, как только станет известно, где они находятся. И после этого уже никогда не позволят жить вместе со мной.

– Никогда впредь, – мрачно произнес Кай. – Именно так сказал док.

– Теперь у нас есть пароль, – вступил в разговор Брэндон, – и мы будем точно знать, правду говорят о мамочке или нет.

– Только не говори ему! – оборвал брата Кай.

Брэндон ожег его взглядом, повернулся ко мне и произнес с извиняющейся улыбкой:

– Мы не должны никому говорить это слово, потому что один человек может сказать другому, и тот сумеет нас обхитрить.

– Прекрасный план! – восхитился я, чувствуя, как истекают пятнадцать отпущенных мне минут. – И чем же вы занимались целый день? Играли в электронные игры? Смотрели телевизор?

– Не-е... Телика там не было. Мы много играли в «Нинтендо». И в пинг-понг.

– И в другие игры тоже.

– Но больше всего мы тренировались.

– Тренировались? – Я посмотрел вначале на одного, затем на другого и спросил: – Каким же образом?

– Упражнения, – ответил Кай и перечислил, отгибая пальцы: – Отжимы, подъемы, растяжки, гимнастика...