Текст книги "Мистерия убийства"

Глава 31

Утром я позвонил Уильяму Лейси – бывшему партнеру Фрэнсиса Бержерона. Тот не делал секрета из того, что партнер работал для Чарли Вермильона «pro bono», что на обычном языке означает бесплатно.

– И часто он трудился без вознаграждения?

– Кто, Фрэнки? Да нет, и я не знаю, какая муха его укусила, кто шепнул ему насчет Вермильона. Тем более что вопросы психического здоровья его не очень трогали. Его вообще мало что трогало. Дел он почти не брал и, похоже, катился по наклонной плоскости.

– Выходит, вы не знаете, как это дело попало в его поле зрения?

– Не имею ни малейшего представления. Более того, если по правде, то оно совсем не отвечало характеру Фрэнки. Дело было рискованным и могло вернуться к нему бумерангом. Правда, он любил выступать в апелляционном суде. Никогда не отказывался. Это было для него чем-то вроде саморекламы.

Я спросил, нельзя ли взглянуть на их досье, поскольку все судебные архивы сгорели.

– Хм... – протянул он. – Я не могу этого сделать, не нарушив доверительных отношений между адвокатом и клиентом.

– Но в данном случае адвокат и клиент мертвы.

– Аргумент принимается, – согласился юрист. – Но боюсь, что вопрос по-прежнему остается спорным. Я передал все файлы Фрэнка окружному прокурору. А вам известно, что по делу Вермильона вчинен новый иск?

– Родителями близнецов Рамирес.

– Точно. И скажите на милость, кто бы на их месте поступил иначе, если государство при всей его высокой мудрости отпускает на волю психа, который использует свои конституционные права для того, чтобы похитить и убить двоих детишек? Сценария хуже придумать невозможно.

– Итак, окружной прокурор. Где он обретается? Здесь, в Бель-Шассе?

– А где же еще ему быть? Но есть одна загвоздка. Насколько я знаю, все файлы Фрэнка сгинули в пожаре. Как раз в то время, когда окружной суд принял документы Фрэнка, в нем разразился пожар.

Таким образом, у меня оставался лишь кролик. Я вновь и вновь вглядывался в фотографию фигурки на экране компьютера. Ее изучал Шоффлер, ее изучал я, но тогда крошечный бумажный зверек предполагал несколько версий дальнейшего расследования. Теперь же осталась одна.

И я решил вернуться к своим записям.

Бумажными фигурками интересовался Леонардо. Разрабатывал математическую основу. Связь с иллюзионистами XIX века.

Примечание на полях, добавленное позже: Складывание фигурок из бумаги – своего рода трансформация.

В традиционном оригами не допускается склеивание или разрезание бумаги. Фигуры складываются из цельного квадратного листка.

«Это превращает оригами в идеальное хобби для обитателей тюрем и психиатрических лечебниц», – подумал я.

Для успеха в искусстве оригами требуется склонность к геометрии и способность к абстрактному мышлению. Оригами пользуется особой популярностью среди физиков и математиков.

Жаргон оригами: накладной сгиб, водяная бомба, вытянутая птичья основа.

Диаграммы фигур можно без труда найти в Сети.

Джуди Джонс: Кролик сделан из специальной бумаги для оригами, именуемой кожей слона, или слоновьей кожей. Можно складывать мокрой.

Петрич: Эксперт определил зверька как «модифицированного кролика Ланга».

На мой запрос «оригами, кролик Ланга» поисковая система выдала более тысячи сайтов. Доктор Джозеф Ланг создал множество кроликов. За два часа путешествия по сайтам я увидел десятки «кроликов Ланга» и сотни его «модифицированных версий». Но ни один из этих зверьков не походил на бумажного кролика, найденного в комнате моих детей. Вполне возможно, что эксперт, которого нашла Петрич, имел в виду какую-то иную разновидность «кролика Ланга».

Впрочем, не исключено, что специалист просто ошибся.

Когда я, изменив запрос, напечатал «кролик оригами», то получил тысячи и тысячи сайтов, хотя многие из них, надо сказать, повторялись. Я просидел в Сети еще часа полтора, но знакомого мне кролика так и не встретил.

Однако мне удалось выяснить, что любители оригами ведут в Сети весьма активную жизнь и народ они вполне дружелюбный. Эти ребята проводят множество конкурсов и выставок, рецензируют в Интернете книги по искусству оригами, делятся разного рода сведениями, демонстрируют новые творения и обмениваются схемами и диаграммами. Не исключено, что виртуальное сообщество поклонников оригами сможет поведать мне нечто важное об интересующем меня кролике. Судя по бумажному зоопарку в шкафу Андертона, Дудочник был весьма искушен в этом хобби.

Можно допустить, что, находясь в психлечебнице, он получил доступ к компьютеру и установил связь со многими любителями оригами. Вполне вероятно, что кто-то сможет опознать его работы. Или даже идентифицировать их автора.

Я составил список из двух десятков электронных адресов и направил по ним письмо с просьбой опознать представленного в приложении кролика.

И если мой план не сработает, то... Ведь Андертон знает, кто сделал кролика. В случае необходимости я надавлю на него так, что мало ему не покажется.

Я так долго горбился над ноутбуком, что с трудом поднялся. Чтобы пригасить мышечную боль, пришлось размять плечи и сделать несколько упражнений на растяжение.

Я понимал, что пора позвонить Лиз. Я не общался с родителями и супругой вот уже более недели. Мне очень не хотелось выслушивать как сочувственные слова папы и мамы, так и враждебные выпады Лиз.

Но проверить сообщения на автоответчике следовало обязательно.

Звонили мне все те же люди.

Большой Дейв из студии: «Алекс! Здесь заваривается нечто такое, что может тебя заинтересовать. Если ты готов вернуться, мы будем рады тебя принять. Открываются потрясающие возможности, так что...»

Звонили папа и мама, «чтобы отметиться».

Старый друг Скотт все еще не оставлял надежды поднять мой дух: «Привет, Алекс! Есть дельце. Я тут организую турнир по бадминтону. Затея благотворительная, и участники толпой ко мне не рвутся. Но как бы то ни было, выступят Брэд и Дженнифер, Том и Сьюзан, Билл и Хилпри, я и Деми – у нее потрясающий удар слева, если тебе это неизвестно. Шарлайз Терон нуждается в партнере, и, если тебя это интересует, дружище, позвони. О'кей?»

Лиз: «Где ты теперь, Алекс? Нам необходимо поговорить».

Мне не хотелось общаться ни с кем из них, и, дав обет позвонить им завтра, я отправился на пробежку. Шагнув из снабженного кондиционером вестибюля, я удивился, что за порогом еще нет грозы. Пропитанный влагой воздух был таким плотным, что казалось, будто я бегу сквозь воду. Я трусил вдоль берега до тех пор, пока в районе порта меня не остановила высокая изгородь. На обратном пути я пробежался по периметру парка Лафайет. На открытой веранде небольшой оркестр давал бесплатный концерт, и публика хлопала в ладоши в такт каким-то чувственным блюзам. К возвращению в гостиницу я настолько взмок, что зеркало лифта, когда я вошел в кабину, затуманилось. Приняв душ, я открыл банку пива и уселся перед компьютером. И хотя с того момента, когда я отправил электронные письма, прошло чуть больше часа, пришло уже восемь ответов. В большинстве из них высказывались предположения, которые я мог позже проверить, однако в одном (folderman@netzero) в моем кролике узнали победителя конкурса, проводившегося в подразделении Публичной библиотеки Филадельфии. А именно – в библиотеке городка Проспект-Хилл.

Общество любителей оригами города Проспект-Хилл проводит ежегодный конкурс, посвященный фигуре одного животного. В нынешнем году это животное – акула. А 1995 год был годом кролика. Это не самый крупный конкурс оригами, и вступительный взнос участников можно назвать чисто символическим. В силу данного обстоятельства в нем участвует много студентов и иных подобных им людей. Кролик, которого вы распространили по электронной почте, стал в 1995 году абсолютным чемпионом, и мы были весьма расстроены тем, что его создатель обозначился лишь именем, без упоминания фамилии. Адрес победителя также отсутствовал. Автор фигуры, вне всякого сомнения, обладает исключительным талантом, и некоторые из нас хотели вступить с ним в контакт, но организаторы не располагали информацией о том, как это можно сделать. Вы, если пожелаете, можете связаться с почетным председателем нашей группы Джорджем Эстергази. Он отошел от организационных дел, но по-прежнему увлечен созданием фигур. Привет. Надеюсь, что мое послание окажется для вас полезным.

Фолдерман приложил к письму телефон Эстергази и его e-mail. Я тут же отправил милейшему Фолдерману благодарственную записку и направил свое послание человеку по имени Эстергази, не забыв приложить к нему письмо Фолдермана.

Через несколько минут я уже звонил Эстергази. Не исключено, что он проверяет свою электронную почту раз в неделю. По крайней мере я смогу убедить его подойти к компьютеру.

– Эстергази, – прошуршал слабый голос.

– Мистер Эстергази, меня зовут Алекс Каллахан, я не знаю, была ли у вас возможность...

– Да. Я получил ваше послание. И я, конечно, помню того поистине великолепного кролика Байрона Б. Очень огорчительно.

– Байрон Б.? Что это означает?

– Так его звали. Вернее, это то имя, которое мы получили. Как я уже сказал, это было весьма огорчительно. Некоторые члены комитета хотели лишить его звания чемпиона, но я воспротивился. Это было бы несправедливо. Ведь его кролик оказался на две головы выше всех других фигур.

– Простите, но каким образом кролик попал на конкурс, если вы не знали, кто его сделал?

– Оказалось, что приславший его занимался трудовой терапией в... подождите, я мигом вспомню.

– В «Судебно-медицинском учреждении Серного порта»? В Луизиане?

– Да! В психушке. Явление, впрочем, не уникальное. Знаменитейший мастер оригами Жюль Кравик был глубоко больным человеком и большую часть жизни провел в психиатрических лечебницах.

– Как интересно!

– Мы могли бы получить разрешение на контакт с этим Байроном Б., но к тому времени, когда конкурс закончился и мы были готовы объявить результаты и проинформировать победителей, этого человека из лечебницы освободили. Наши попытки убедить администрацию учреждения сообщить ему о победе и передать небольшое денежное вознаграждение встретили крайне жесткий отпор. Вот так-то, – вздохнул Эстергази. – Я, надо сказать, был крайне удивлен, что он так и не появился в мире оригами. Огромный талант. Совершенно новый подход к использованию вытянутой птичьей основы. Но что было, то было.

Я так разволновался, что едва не забыл его поблагодарить, перед тем как положить трубку.

* * *

Байрон Б. Не очень много, но по крайней мере хоть что-то.

Учреждение Серного порта вовсе не похоже на центр реабилитации алкоголиков или наркоманов, куда пациенты являются по доброй воле и по собственному желанию его покидают. Речь шла о заведении для душевнобольных преступников, а это означало, что кем бы ни был этот Байрон Б., за свое преступление ему пришлось провести за решеткой в психушке много-много лет.

Поступил он в лечебницу не по своей воле, и где-то в Луизиане имеется решение суда, согласно которому человек по имени Байрон, с фамилией, начинающейся на "Б", направлялся в «Судебно-медицинское учреждение Серного порта». Если деяние было достаточно серьезным, о нем могли появиться сообщения в газетах. Благодаря Андертону я даже знал год. 1983.

* * *

Обычно я не выбираю для себя частных детективов по совету тринадцатилетних девочек. Но сейчас в моей жизни абсолютно все шло не по правилам. Иезавель Хантон была просто счастлива, когда я спросил ее, как найти Пинки Штрайбера. Девочка по буквам продиктовала его имя и фамилию и сообщила номер телефона, который, похоже, знала наизусть.

– Спасибо, Иез.

– Возможно, есть одна вещь, которую вам следует знать о Пинки, – не очень уверенно протянула она.

– Что именно?

– Его вид иногда приводит людей в изумление. Ведь вы понимаете, что имя Пинки, то есть «розовый», он получил не случайно. Дело в том, что он – альбинос.

* * *

Я встретился с Пинки Штрайбером в его офисе во Французском квартале. В приемной восседала сурового вида блондинка, затянутая в облегающее ярко-красное платье. Она предложила мне подождать, указав на довольно удобное кресло. Это был один из самых крутых офисов, в которых мне доводилось бывать. Из музыкальной системы лились звуки джаза. Стены украшали абстрактные картины, а мебель была антикварной. Высокие потолки и вращающиеся вентиляторы. Огромные окна с белоснежными шторами и множество крупных растений в красивых вазонах.

Спустя пять минут он уже пожимал мне руку, а еще через минуту провел меня в свое затененное и очень просто меблированное убежище. Пинки уселся за массивным полированным столом, на котором не было ничего, кроме красного телефонного аппарата. Я устроился на барселонском кресле из красной кожи. Глаза Штрайбера скрывались за солнцезащитными очками, а его кожа была белой, как у покойника. В воздухе витал знакомый запах, но точно определить, чем пахнет, я не мог.

– Крем от загара, – пояснил Штрайбер, словно прочитав мои мысли. – Я обмазан им с ног до головы, и именно его запах вы чувствуете. «Коппертон спорт-48», если быть точным. И прошу извинить за мои темные очки. Я снимаю их только ночью.

Поняв, какую задачу я перед ним ставлю, Пинки сказал:

– Работа трудоемкая, но сводится в основном к беготне. Ведь если запустить миллион хомячков на клавиатуру компьютера, то они, прыгая по ней достаточно долгое время, когда-нибудь создадут копию «Гунга Дин» Редьярда Киплинга, n'est-ce pas? Вопрос в том, насколько велик ваш бюджет?

– Действуйте без оглядки, – пожал я плечами, – сколько бы это ни стоило.

Какое-то время я еще мог пускать в ход чеки, присылаемые разными кредитными компаниями. Когда же сильно подопрет, попробую нажать на отца. А затем...

– Я постараюсь уменьшить ваши финансовые тяготы, когда пойму, что дело не очень смахивает на зашедший в тупик бракоразводный процесс, но задаток все же потребуется... Ну, скажем... пять сотен. Вам следует знать, что лично я документов в судах не ищу. Мне удалось сколотить разношерстную команду из судебных клерков, пенсионеров, подростков и иже с ними. Как только вы дадите сигнал, я спускаю их с поводка, и они будут копать во всех судах благословенного штата Луизиана до тех пор, пока не наткнутся на решение об отправке в психлечебницу вашего клиента.

– Отлично.

– Я плачу своим помощникам двадцать баксов в час. Поиски могут занять много времени. А может, и совсем ничего. Кто знает?

– Хорошо. Я все понял.

– Итак, мы начинаем поиск судебного решения об отправке в тысяча девятьсот восемьдесят третьем году в «Судебно-медицинское учреждение Серного порта» некоего Байрона Б. Поступил в заведение... – Записав все данные, он еще раз повторил их вслух и спросил: – Все точно, я не ошибся? Больше вам ничего не известно? Может, вы знаете, когда его выпустили?

– В девяносто шестом.

– О'кей, это все, что мне нужно.

– Я мог бы вам помочь, – сказал я. – Если вам не хватит рабочей силы, я тоже стану искать. Я умею работать с судебными архивами.

– Динамит! Вам сразу удалось выклянчить себе работу в округе Святого Иоанна Крестителя. Администрация данного округа размещается в местечке, именуемом Ля-Плас. Моя первая помощница там только что родила, а ее дублер подыскал себе работу в одном из новых универмагов торгового дома «Таржет». – Он произнес слово «таржет» на французский манер – таржэ. – Ля-Плас совсем недалеко отсюда. Десятая дорога приведет вас прямо туда.

– О'кей, – бросил я, достал бумажник и извлек из него довольно потрепанную чековую книжку.

– Пусть этим займется Бекки, – остановил меня Пинки. – Мы принимаем также «Визу» и «Мастеркард». Некоторые клиенты любят облегчить себе жизнь.

Глава 32

Дни я проводил в здании суда Ля-Плас, а ночи – в отеле «Комфорт-инн». Роясь в архивах, я выпивал галлоны кофе, стараясь все время держать в памяти имя «Байрон». Пропустить нужное постановление суда было так же легко, как прозевать нужный поворот на Ордуэй-стрит, возвращаясь домой после работы. Последнее со мной случалось довольно часто.

На третий день, когда я уже ехал в отель, заработал мой мобильник.

Звонил Пинки.

– Вы в машине? – спросил он.

– Да.

– В таком случае тормозите у тротуара.

– Что случилось?

– Я, мой дорогой Алекс, взволнован, огорчен и слегка разочарован, – произнес Пинки с легким смешком.

– В чем дело?

– Ведь наш поиск мог несколько понизить уровень безработицы в штате Луизиана. Улучшить, так сказать, статистику.

– Пинки...

– Вот так-то, – продолжил он со вздохом. – В округе Святой Марии мне помогает одна дама. Она навещала сестру в Хьюстоне, но я решил никого на ее место не нанимать, поскольку эта леди – дьявольски толковая особа. Школьная учительница, между прочим. Я оставил ей поручение на факсе, и, вернувшись домой, она тут же мне позвонила. Бинго! Оказалось, что леди была знакома с этим сукиным сыном. «Байрон Б.? – переспросила она и тут же добавила: – Этим „Б.“, Пинки, может быть только Байрон Бодро».

– Вы, наверное, шутите.

– Неужели? – говорю я. – «Думаю, что не ошибаюсь, – отвечает она. – Я выросла в Морган-Сити и знала, что на другом берегу реки чокнутый парнишка по имени Байрон Бодро совершил нечто ужасное. Я это запомнила, потому что, когда этого мальчишку увезли, мы все стали спать намного спокойнее. Это было году в восемьдесят третьем или около того. Я тогда училась в старших классах школы, которую окончила в восемьдесят пятом. Думаю, что это он, Пинк». Похоже на то, сказал я ей. А что вы на это скажете?

У меня не было слов. Байрон Бодро. Наконец я узнал имя человека, похитившего моих малышей, и эмоции настолько меня захлестнули, что я не только ничего не слышал, но и почти ничего не видел. Байрон Бодро. Я выпущу кишки из этого типа.

– Алекс? Вы еще там?

– Да, – сумел выдавить я. – Отличная работа.

– Тривиальная слепая удача, если на то пошло, – ответил Пинки. – Да, кстати. Мисс Вики пошла дальше и нашла судебное решение, что есть хорошо, поскольку оно может содержать новую полезную информацию. Но чтобы получить копию, потребуется пара дней. Вы не могли бы заскочить ко мне?

Глава 33

Когда я уселся в барселонское кресло в кабинете Пинки, детектив передал мне пару скрепленных канцелярской скрепкой листков. В этом небольшом файле оказалась карта Луизианы с отмеченным маршрутом до Морган-Сити и несколько телефонных номеров мисс Виктории Симс.

– А что вы скажете, – начал Пинки, – если я продолжу с вами сотрудничать?

– Что же, я...

– Каджуны – народ доброжелательный, но иногда, при появлении чужаков, начинают слегка дергаться. А если быть честным до конца, то на нефтяных платформах в заливе трудятся не самые лучшие представители человечества, и в силу данного обстоятельства Морган-Сити не является образцовым городом. Нравы там довольно крутые. Это видно сразу, когда у парней кончается смена.

– Что же...

– Если вы думаете о деньгах, то откажитесь от мрачных мыслей. Все расходы лягут на фирму. На chateau, фигурально выражаясь.

– Но это же...

– Подождите с аплодисментами. Я все время думал о ваших мальчиках и решил, что Пинкстер должен немного travail pro bono. Тем более что здесь, – обвел он рукой офис, – меня ничто не держит. Дела не ждут.

Кабинет Пинки и его одежда говорили о том, что время детектива ценится весьма дорого.

– Не знаю, как вас благодарить.

– Забудьте! Мне надо время от времени вылезать из офиса, каким бы приятным он ни был. И я знаю на воле кое-каких ребят, способных принести нам пользу.

* * *

Мы мчались в сторону заката на машине Пинки – серебристом «БМВ». Автомобиль был таким новым, что все еще хранил фабричный запах.

– У альбиносов, как правило, плохое зрение, – сказал он. – Но я – исключение и вижу достаточно хорошо, особенно ночью.

Новый Орлеан от Морган-Сити отделяли примерно девяносто миль, и секретарша Пинки заранее позаботилась о нас, зарезервировав номера в «Холидей-инн». Несмотря на ночную мглу, о близости воды можно было догадаться по шеренге береговых фонарей, скоплениям огней в поселениях и обширным, совершенно темным участкам земли. Проезжая через Хомау (Хоме – поправил меня Пинки), мы увидели выцветшую символику патриотов, поддерживавших американское вторжение в Ирак. Это были потрепанные ветром желтые ленты и здоровенные звездно-полосатые шиты. Когда мы сворачивали за угол, фары «БМВ» выхватили из тьмы полотнище, вывешенное над заброшенной заправочной станцией. На полотнище было начертано:

САДДАМ? НИКАКИХ ПРОБЛЕМ!

С Вики Симс мы встретились за шведским столом в «Холидей-инн». На вид ей можно было дать лет тридцать. У нее была скверная кожа и очень приятный тихий голос.

– Досье с делом я нашла в суде Франклина, – сказала она. – Сразу после разговора с тобой. Это было не сложно, поскольку дело в основном открыто для публики. Некоторые сугубо медицинские аспекты, правда, остаются под замком. Я сделала все, чтобы дело переслали сюда как можно скорее, но потребуется еще пара дней, чтобы его затребовать и сделать копию. Нехватка рабочих рук... финансы округа в ужасном состоянии... и все такое прочее.

– Как и везде, – заметил Пинки. – О чем приходится только сожалеть. Но почему бы нам не начать с твоих собственных воспоминаний о мистере Байроне Бодро? После этого мы с Алексом попытаемся потолковать с людьми, знавшими этого парня. Ведь некоторые из них могут по-прежнему жить на старом месте.

– Простите, – она постучала кончиками пальцев по губам, – но боюсь, мне будет трудно отделить чечевицу от гороха. Многое забылось.

– Просто тебе не часто приходится перевоплощаться в Золушку, – сказал на это Пинки.

– Не знаю, могу ли я вам помочь с Байроном, – улыбнулась Вики. – Он жил в Бервике на противоположном берегу реки, и я с ним не была знакома. Но мы о нем знали. О нем знали все. – Девушка немного подумала, сдвинув брови. – Очень славный на мордашку мальчик и страшно умный – почти гений. А может быть – действительно гений. Когда он стал выступать с проповедями, у него появилась масса последователей. Бодро мог стать либо великим человеком, либо превратиться в сумасшедшее насекомое. Байрон пошел по второму пути.

– Значит, он был проповедником? – переспросил я.

– Да, мальчиком-проповедником.

– Неужели? – изумился Пинки.

– Этот парнишка мог вызвать подлинную бурю в сердцах. Настоящий Билли Грэм в миниатюре. Чтобы увидеть его, люди стекались отовсюду. Парнишка выступал в храме баптистов в Бервике. Насколько я помню, Байрон начал проповедовать после того, как утонул его младший брат. – Она выдержала паузу и заметно помрачнела. – Когда это случилось, я еще жила в Батон-Руже. Но ходили разные слухи.

– О чем, например? – спросил Пинки.

– О том, что это был не несчастный случай. Говорили, что Байрон, возможно, утопил своего маленького братишку. Не знаю, не знаю, – покачала она головой. – Когда это случилось, Байрон и сам был ребенком. И я не могу вспомнить, когда люди стали его подозревать. После смерти брата или после того, как он убил своего отца.

– Он и это сделал? Действительно убил отца?

– То событие я хорошо помню. Как раз после убийства его и отправили в психушку. Он прикончил своего папочку-калеку.

– Вы серьезно? – спросил я, хотя ни одно из деяний этого чудовища, каким бы ужасным оно ни было, не могло меня удивить.

– Более чем серьезно, – ответила Вики. – Байрону было семнадцать, и его собирались судить как взрослого. Но затем его признали душевнобольным, и все решили, что так оно и есть, поскольку парень был извращен до предела.

– Его отец был инвалидом? – спросил Пинки, допив кофе.

Вики Симс вытерла губы салфеткой и сказала:

– Клод – так звали папочку Байрона – работал на морской платформе нефтяной компании «Анадарко». Клод Бодро попал в какую-то аварию, и его прооперировали. Дело шло на поправку, но во время убийства он все еще оставался в инвалидном кресле. Что, как мне кажется, делало преступление еще более отвратительным.

– Он что, его застрелил? – спросил Пинки и, обращаясь ко мне, добавил: – Мы, похоже, явимся туда во всеоружии.

– Нет. Байрон прибег к оригинальному способу. Он погубил папочку, как змея – ядом через кожу. Такое бывает?

– Трансдермальное отравление, – пояснил Пинки. – Bay! Ну и дела! Но как же его уличили?

– Не знаю, – ответила Вики. – На суд я ни разу не ходила. Но поскольку использовался яд, никто не сомневался, что убийство было преднамеренным. Именно поэтому судить Байрона собирались как взрослого.

– И его адвокат заявил о невменяемости клиента?

– Точно. Адвокаты сказали, что он – псих, что он слышал голоса, и отец издевался над сыном, когда тот был младенцем, и все такое прочее. Все эти подробности вы найдете в судебном отчете. Или в газете «Новый ибер». Последнее даже, возможно, и лучше. Подумайте об этом. Я знакома с главным редактором Максом Мальдонадо. Хотите его телефон?

* * *

Мы позвонили из моего номера. Пинки слушал по параллельному аппарату. Я объяснил свои намерения, и Мальдонадо ответил, что у него сейчас на выходе номер, но в прошлом он был репортером и, конечно, помнит дело Бодро. Затем он обещал позвонить мне во второй половине дня.

Я согласился, но в дело вступил Пинки:

– Стыдись, Макс. Давай колись немедленно. Разве ты не можешь пожертвовать пятью минутами своего драгоценного времени ради двух пропавших bambinos? Выкладывай все, что знаешь.

– Неужели мне выпала честь беседовать с самым головастым частным сыщиком Луизианы? – в тон Пинки ответил редактор. – Почему, Пинки, ты, как распоследнее дерьмо, не сказал, что занимаешься этим делом?

– Мне хотелось проверить твои моральные ориентиры. – Услышав протестующий вопль Мальдонадо, Пинки расхохотался: – Да, я, конечно, дерьмо, но это не шутка. Нам всего-навсего нужны кое-какие сведения об этом парне. Где он жил, например. Где работал. Одним словом, чтобы продолжать поиск, нам нужна информация. Мы не хотим сидеть и сосать лапу, ожидая прибытия поганых судебных отчетов.

– Значит, мои моральные ориентиры? Хм... Нуда ладно. Придется пойти у тебя на поводу, Пинк. Итак, Байрон Бодро... – Вздох. – Надо сказать, меня сильно удивляло, что о нем последнее время ничего не слышно. Ладно, сейчас я жертвую пять минут своего драгоценного времени, а вечером все мое драгоценное время принадлежит вам.

– Замечательно.

– Итак, с чего же начать? Начнем, пожалуй, с самого начала. Семья Бодро жила неподалеку от Бервика в трейлере. Кемпинг называется Медоулендз. Та еще вонючая дыра, но в жилище семейства Бодро царили чистота и порядок. Я это знаю, потому что во время убийства Клода был по совместительству и фотографом. Помнится, я тогда сделал кучу снимков. Мэри – мать Байрона – была прекрасной женщиной. Клод тоже был хорошим человеком и, как я слышал, большим тружеником. Добывал нефть для «Анадарко» на одной из морских платформ. И был отравлен собственным сыном! Даже в больном воображении подобное невозможно представить. Сынок прогнил насквозь. Большинство людей не верили, что Клод издевался над мальчишкой. Все эти разговоры стоили не больше чем мешок дерьма.

– Совсем как в деле братьев Менендез.

– Точно. Все в один голос утверждали, что Клод был правильным парнем. Что еще?.. Да, на вашем месте я бы смотался в Медоулендз. Вполне вероятно, что его обитатели помнят семью Бодро. Тем временем я посажу кого-нибудь из своих людей сделать для вас подборку старых газет, освещавших этот процесс.

– А как нам найти этот самый Медоулендз? – поинтересовался Пинки.

– Где вы сейчас?

– В Морган-Сити. «Холидей-инн».

– Езжайте по мосту в Бервик, а затем еще примерно... хм... примерно полмили. Медоулендз находится... хм... на Буковой улице. А может, на Дубовой. Одним словом, что-то растительное. Найдете без труда.

В трубке послышались вопли. Мальдонадо прикрыл микрофон, но мы слышали, как он с кем-то говорит. Через некоторое время он вернулся к разговору с нами:

– Что-нибудь еще?

– Семья Бодро все еще живет там? – спросил я, чувствуя, как дрожит голос. Мое волнение было настолько заметно, что Пинки приподнял темные очки и внимательно посмотрел в мою сторону.

– Не думаю, – ответил Мальдонадо. – От семьи, насколько я знаю, ничего не осталось. Папа помер от яда. Мама скончалась еще до этого. И... Один момент...

Его снова прервали.

– Похоже, ты и вправду занят, – заметил Пинки.

– Можем встретиться вечером, если хотите, – сказал Мальдонадо. – После того как мы уложим ребенка.

– Ужин за нами, – пообещал Пинки.

– Заметано, – ответил редактор.

* * *

Мы проехали по мосту Хью П. Лонга через довольно широкую реку под названием Ачафалья (Чафалайя, поправил меня Пинки) и через десять минут оказались в Медоулендзе. Несмотря на буколическое название поселения, в нем не оказалось ничего, даже отдаленно напоминавшего луговину. Жилой комплекс состоял из пары дюжин трейлеров, большинство которых, судя по их виду, пребывали здесь десятки лет. Часть трейлеров имели ограды из металлических цепей, и почти все они соединялись друг с другом деревянными тротуарами. Некоторые дома на колесах стояли на отшибе. Они выглядели гораздо свежее остальных: их окружали ограды из штакетника, за которыми были разбиты цветочные клумбы.

Дорожный знак с идущими рука об руку детишками приказывал снизить скорость до пяти миль в час. Знак имел пулевые пробоины. Большая часть попаданий приходилась на детские силуэты. Перед многими трейлерами стояли большие мусорные баки, переполненные настолько, что их крышки не опускались. Грязные площадки перед домами были забиты стульями, используемыми в качестве сидений бочками, детскими велосипедами, разнообразными игрушками и старыми автомобильными покрышками. Рядом с каждым трейлером был запаркован автомобиль, а то и два. Большинство машин были пикапами.

Пинки притормозил рядом со свежевыкрашенным трейлером под номером 14. Сверкающий «БМВ» на этой пыльной, убогой улице выглядел космическим кораблем инопланетян.