Текст книги "Космос. Иллюстрированная история астрономии и космологии"

94

Страница, относящаяся к началу января, из краткого «Computus manualis» (1519–1520), печатной работы, написанной в русле старой традиции обучения оксфордских студентов календарному счету по суставам на пальцах. Строки под рисунком, следующие за инициалом «Cisio Ianus», представляют собой сокращенные мнемонические правила для определения праздничных дней, университетского уклада, золотых чисел и других календарных данных, которые нужно было ассоциативно разместить на пальцах для проведения вычислений.

Календари и прилагаемые к ним тексты принимали огромное количество самых разных форм. Они образовывали непрерывный ряд, и их крайними проявлениями являлись роскошно иллюстрированные и дорогие книги, с одной стороны, и деревянные изделия, изрезанные руническими символами, – с другой (ил. 95). Такие рунические календари, продолжавшие в некоторых местах регулярно использоваться вплоть до XIX в., содержали элементы, отсылающие еще к дохристианскому периоду. Прекрасный ранний манускрипт, содержащий пассаж, посвященный исчислению времени, написан аббатисой Геррадой Гогенбургской (1167–1195) и предназначался для ее монахинь в Эльзасе, включал полный 532-летний цикл. В нем также использовались простые символы: одни обозначали числа, а другие – праздничные дни, представление о которых можно получить из копии фрагмента утраченного манускрипта, приведенного на ил. 96. Такая символика очень часто встречалась в монашеских календарях, и из нее можно почерпнуть много сведений о базовом уровне арифметических навыков тех, кто ими пользовался.

95

В Северной Европе, особенно в скандинавских странах, информация, касающаяся церковного календаря, часто записывалась на деревянных палках и других подобных предметах. Буквы рунического алфавита с легкостью вырезались в основном в виде прямых линий, которые использовались для обозначения дат и золотых чисел, а легко распознаваемые знаки использовались для обозначения праздничных дней. Такие деревянные изделия часто достигали более метра в длину и могли включать в том числе строки «Cisio Ianus» (см. ил. 94). На рисунке воспроизведен шведский календарь 1560‐х гг. из Даларны длиной примерно 60 и толщиной – 2 сантиметра. Каждая сторона охватывает полугодовой период. Рунические надписи содержат среди прочего слова: «Меня вырезал Мас Йонсун».

КОСМОЛОГИЯ ПО ЛАТИНСКИМ ИСТОЧНИКАМ

Репутация схоластических текстов Беды была чрезвычайно высока, и в них сохранялись некоторые простейшие общие законы солнечной и лунной астрономии в то время, когда многие церковники проявляли по отношению к ним крайнюю настороженность. Беда писал о приливах и об их связи с Луной, опираясь главным образом на собственный опыт, однако большинство его космологических убеждений, как следует из его книги «О природе вещей», были почерпнуты из античных источников. Он собрал пеструю коллекцию представлений о звездах, грозах, землетрясениях, частях света и т. п., опираясь на Священное Писание, Исидора и Плиния Старшего. Он учил сферичности Земли и базовым астрономическим сведениям, необходимым для объяснения неравенства дня и ночи, изменения их в зависимости от широты и даже некоторым грубым общим моделям объяснения видимого движения планет. Поскольку Беда жил на периферии европейской цивилизации, его сочинения могли часто пониматься превратно, поскольку в то время лишь малое число наиболее ярких ученых могли оценить их достоинства по заслугам. Возможно, что самым выдающимся был Алкуин, величайший англо-нормандский ученый из Йорка, приглашенный в 781 г. Карлом Великим в Ахен (Экс-ля-Шапель). Карл Великий, король франков, призванный в 800 г. стать императором Священной Римской империи, начал собирать вместе ведущих ирландских, английских и итальянских ученых. Английское учение, внедренное Алкуином во франкские школы, было в основном схоже с учениями Беды, но Алкуин написал и собственные таблицы пасхалий; и затем, после его смерти в 804 г., внедрение метода Алкуина в германоговорящий мир продолжил Рабан Мавр.

В течение XI в., когда работы Беды по исчислению времени все еще продолжали использоваться, его популярные космологические очерки были в значительной степени подвергнуты забвению, зато другие работы, особенно поздние сочинения Боэция, стали необычайно популярны. Боэций (480–524), римский аристократ, более всего известный своим сочинением «Утешение философией», написал почти обо всех аспектах схоластического учения кроме астрономии, что, вероятно, является фактом, отражающим нехватку хороших астрономических текстов в Риме того времени. Когда король Бургундии попросил Теодориха, остготского короля Италии, подарить ему водяные и солнечные часы, Боэций, вне всякого сомнения, обладал достаточными астрономическими познаниями, чтобы дать консультацию по поводу их устройства, но недостаточными для предсказания своей кончины: однажды Теодорих распорядится казнить его. Огромный вклад Боэция в западную систему образования базировался не на технических знаниях, которыми он обладал, а являлся результатом его попыток согласовать друг с другом труды Платона и Аристотеля. В ходе выполнения этой работы он пропагандировал простейшую космологию – более или менее аристотелевскую. Ее достоинства заключались скорее в ее простоте, чем в изощренности. Баэция, конечно, нельзя поставить на одну доску с Аристотелем, но он укрепил уважение к аристотелевской идее, согласно которой Вселенная управляется цепочками причинно-следственных связей; и он подготовил почву для более основательного натиска сторонников идей Аристотеля в XIII в. Аристотелизм Боэция принес свои плоды, хотя и с задержкой во времени, что привело к сближению физической космологии и теоретической астрономии.

96

Фрагмент пасхального цикла Геррады Гогенбургской из ее богато иллюстрированного манускрипта «Hortus deliciarum» («Сад утех»), расшифрованного в XIX в., после чего он был уничтожен в ходе Франко-прусской войны. В нижней части представлены дни января и февраля; важность тех или иных праздников отмечена соответствующими символами. Римские цифры соответствуют золотым числам. В верхней части каждый квадрат содержит данные о дне Пасхи в тот или иной год, начиная с 1175 г. Пасха всегда наступает спустя шесть недель после первого воскресенья Великого поста (которое в 1175 г. выпало на 2 марта). Период до Пасхи (включительно) представлен в виде девяти точек для недель и четырех линий для остаточных дней (необходимо иметь в виду, что Геррада отсчитывала год от Рождества).

Можно назвать еще двух античных авторов, внесших более существенный вклад, чем Боэций, в средневековое понимание простейших теоретических принципов астрономии (помимо счета времени). Это Марциан Капелла и Макробий. Скорее всего, оба эти автора были уроженцами Северной Африки. Марциан, умерший ок. 440 г., составил одно из наиболее популярных латинских сочинений Средних веков «О бракосочетании Филологии и Меркурия». В нем каждая из семи подружек невесты предстает в виде одного из семи свободных искусств – сначала «тривиальной» тройки, а именно тривиума, состоящего из грамматики, риторики и диалектики, а затем более изощренной четверки, квадривиума – из геометрии, арифметики, астрономии и музыки. (Структурирование средневековых учебных программ по этим семи предметам в большой степени обязано именно Боэцию, а не какому-либо другому конкретному человеку.) С современной точки зрения астрономия Марциана содержала лишь самые первичные сведения, и после появления исламских текстов она должна была показаться запредельно туманной для тех, кто желал понять и справиться с проблемами, представленными в этом восхитительном новом материале, однако вне всякого сомнения, в свое время она рождала довольно редкие ощущения. В «Бракосочетании» определенно присутствовала жилка качественного киносюжета. Подружки Астрономии прибывают на свадебную вечеринку в полой сфере небесного света, мягко вращающейся и наполненной прозрачным пламенем. Сама она несет в своих руках измерительный циркуль и глобус – простые предметы, в течение долгого времени использовавшиеся в качестве символов астрономии. Большое внимание уделено присутствующим на свадьбе гостям, которые ведут себя так, как и должны вести себя приглашенные на свадьбу гости. Астрономия начинает свою лекцию с перечисления многочисленных кругов (их названия должен был знать каждый студент) и с особой яростью выражает свое негодование в отношении астрономов, конструирующих армиллярные сферы. Согласно ее пояснениям, небесные круги являются идеализацией. Дополнительную порцию славы Марциан получил после того, как Коперник в высшей степени похвально отозвался о нем за его высказывание о расположении Солнца в центре орбит Венеры и Меркурия. Конечно, он извлек свою выгоду из того факта, что Марциан к тому времени был уже всеми любимой фигурой; однако остается невыясненным, насколько широко это убеждение Коперника разделялось обычными людьми. Можно представить себе педагога, пытающегося объяснить нечто с помощью одной из этих ненавистных армиллярных сфер. Сумеет ли студент самостоятельно, без чьей-либо помощи понять смысл слов Астрономии, будто у Солнца есть 183 круга? (При переходе от одного равноденствия к другому оно проходит по небу 183 раза.) Или: когда Солнце совершает их, Марс описывает то же самое вдвое? (Марс совершает полный оборот по своей орбите примерно за два года.) И все же Астрономия особо подчеркивала как минимум одну простую вещь – то, что Земля не является центром солнечной орбиты, как «до сих пор полагали все люди». Здесь, возможно, имелись в виду люди, пришедшие на бракосочетание.

97

Три различных толкования гелиоцентризма, обсуждавшиеся Марцианом Капеллой и приписывавшиеся в манускрипте IX в. (рисунок из которого здесь воспроизведен) Плинию, Марциану и Беде. Здесь точка S обозначает Солнце, V – Венеру, а M – Меркурий. Вариант Плиния очень необычен: создается впечатление, что обе планеты лишены доступа к внешней от Солнца стороне. Овал Меркурия, возможно, указывает на неточное понимание овала дифферента Птолемея. (Оригинал хранится в Париже, BN, ms lat. 8671.)

Не вызывает никаких сомнений, что латиноязычные ученые IX в. предусматривали возможность альтернативного расположения планет, в частности гелиоцентричности орбит Меркурия и Венеры. В начале второй половины того же столетия обнаруживаются совершенно не соответствующие духу истории того времени интерпретации текстов Платона, согласно которым сам он полагал, будто Венера и Меркурий движутся по концентрическим круговым траекториям с центром в Солнце. Марциан, как предполагается, слегка подкорректировал эти предположения, сделав обе эти планеты обращающимися вокруг Солнца, но по пересекающимся орбитам. Иллюстрацию этой идеи наряду с двумя еще более необычными альтернативными моделями можно обнаружить в манускрипте того времени, хранящемся в настоящее время в Париже. Там есть страница с зарисовками (одна из которых воспроизведена на ил. 97) гелиоцентрических схем, принадлежавших, предположительно, Плинию, Марциану и Беде. Не сохранилось никаких свидетельств того, что Плиний или Беда хоть как-то касались этого вопроса.

Другим автором, работавшим в точности в тот же самый период, был Макробий, изложивший азы своих астрономических представлений в форме драмы. Он представил свой рассказ как комментарий ко «Сну Сципиона» Цицерона – работе, где описывается предпринятое во сне путешествие через сферы, благодаря которому Сципион получил возможность окинуть единым взглядом всю Вселенную. Литературный стиль Макробия был не столь ярок, как у Марциана, и больше походил на стиль Цицерона и Платона. Как и Марциан, Макробий обязан своим сочинением не наиболее авторитетным античным авторам, а вторичным астрономическим справочникам. Современному требовательному читателю с преимущественно астрономическими интересами, Макробий покажется даже менее достойным внимания, чем Марциан, хотя, повторим это еще раз, главный интерес заключается здесь в сомнении, выказываемом относительно порядка расположения планет и места, занимаемого Солнцем. Начиная с XI в. Макробий раз за разом подвергался ложным толкованиям в этом вопросе, хотя и в IX в. его, по-видимому, нельзя было с уверенностью отнести к чистым гелиоцентристам. Его истинные предпочтения связаны с неоплатонической философией, распространению которой в средневековом мире он сильно способствовал. На его счет следует отнести пифагорейский числовой мистицизм Средних веков и появление авторов, подробно рассуждавших на тему гармонии небесных сфер и, как правило, знавших его труды. Он определенно обладал влиянием и подарил двум великим поэтам – Данте и Чосеру – сюжет удачно использованного ими небесного путешествия. На исходе Средних веков «Божественная комедия» Данте, несомненно, способствовала росту популярности Марциана и Макробия, равно как и Аристотеля.

На протяжении всего периода Каролингов астрономия отличалась заметной слабостью во многих отношениях, даже по сравнению с римской астрономией периода поздней Античности, однако ее слабость объяснялась не отсутствием энтузиазма, а недостаточным количеством имеющихся текстов. На удивление, существовало несколько подборок астрономического материала, попавших в собрания таблиц для астрономических вычислений, происхождение которых датируется концом VIII в.; в них ученые, скорее всего, пытались отыскать фундаментальные принципы, лежащие в основе календаря. Часть этого материала взята из «Естественной истории» Плиния, и нам даже известны обстоятельства, приведшие к их появлению, а именно – собрание священнослужителей в 809 г., на котором некомпетентность, проявленная при обсуждении этих вопросов, вынудила руководителей означенного совещания распорядиться о составлении соответствующей справки, используя для этого упомянутое сочинение Плиния и трактат Беды «О природе вещей». Там были фрагменты о порядке расположения планет от Земли до звезд, о взаимной согласованности интервалов, последовательно отделяющих их друг от друга, о планетных апсидах и изменениях планетных широт. Последняя тема довольно интересна, поскольку она стала отправной точкой для постановки нескольких весьма смелых задач по графическому представлению широтных изменений. Некоторые авторы рисовали вдоль линии орбиты обычной планетной диаграммы волнообразную линию, а другие накладывали модель флуктуаций на прямоугольную координатную сетку, включая туда случаи движения Солнца, Луны и всех планет (ил. 98).

98

Планетные широты для планет, Солнца и Луны, положенные на прямоугольную координатную сетку. Из манускрипта X в. Если следовать снизу вверх, то линии относятся к Луне, Юпитеру, Марсу, Солнцу (которое несуразным образом пересекает пляшущие планетные кривые, хотя должно быть телом, строго придерживающимся эклиптики), Сатурну, Меркурию и Венере.

Другое неожиданное открытие: правила стереографической проекции (хотя в то время техники подобного рода, позволявшие выстраивать круги на астролябии или на анафорических часах, не имели столь серьезного названия) либо унаследованы со времен Античности, либо заново выведены более или менее аналогичным образом. Основание для такого утверждения следующее: в манускрипте, в настоящее время хранящемся в Мюнхене, эти круги нарисованы как разметочные линии, образующие опорный базис карты созвездий (ил. 99). У художника возникли определенные сомнения, когда он пытался выстроить экватор, но все другие главные круги нарисованы довольно уверенно – не только эклиптика (и зодиакальный пояс, вдоль которого она пролегает), но также тропики Рака и Козерога и даже Млечный Путь, редко встречающийся на более поздних астролябиях, хотя на часовых циферблатах, выполненных в форме астролябии, он изображался довольно часто.

ДАНТЕ И ЧОСЕР

Данте внес моральные оттенки в одну из наиболее величественных средневековых аллегорий, взяв за основу космологию Аристотеля, и это нельзя рассматривать как простую случайность. Его «Божественная комедия» может быть прочитана самыми разными способами, но если понимать ее буквально, то это описание его представлений о путешествии через Ад, Чистилище и Рай. Ад описан как многоярусная коническая шахта с последовательно сменяющими друг друга кругами, предназначенными для грешников различных категорий. Чистилище виделось ему как гора, возвышающаяся в форме надстроенных друг над другом кольцевых уступов, на которых находятся грешники, достигшие той или иной степени раскаяния. Проводником Данте по Аду и Чистилищу выступает поэт Вергилий, и в обоих этих местах он общается со своими бывшими друзьями и врагами. В противоположность этому, Рай выглядит как область, преисполненная светом и красотой, где его проводником является Беатриче, превратившаяся в ангела. Это не что иное, как картина истинного устройства мира за пределами опыта земной жизни, как его представлял себе Данте. Как он сам рассказывает об этом, это аллегория человеческой ответственности за свободу выбора, способного повлечь за собой либо щедрое вознаграждение, либо суровое наказание. Отбрасывая нюансы (нельзя забывать, что это только внешняя оболочка поэмы), его описание более или менее соответствовало тому, чему он выучился, постигая труды классических астрономических авторов, распространенных в его время. Его Вселенная – это видоизмененный аристотелевский мир со встроенными в него гармониями различного типа, и строки его поэмы пронизаны убеждением, согласно которому человеческая судьба самым непосредственным образом вплетена в эти гармонии. (См. один из вариантов изображения подобного мира в XVI в. на ил. 100, где показана развернутая версия стандартного космоса Птолемея из учебников того времени; классическое представление о нем можно получить, например, из ил. 101.) Беатриче выступает в роли наставника, объясняя ему, как выражают себя скрытые природные формы вещей: каким образом огонь поднимается до Луны, как Земля формируется в виде единого целого, каким образом Primum Mobile, то есть Перводвигатель, движет как неразумными, так и разумными созданиями. Она объясняет в простых словах множество узкоспециальных астрономических терминов: точки на поверхности Земли, затмение Солнца, эпициклы и создаваемый ими эффект попятного движения, ориентация намагниченной иглы на Полярную звезду и т. п. Каким образом, – спрашивает ее Данте, – он может перелетать от сферы к сфере? Она уклончиво отвечает: удивления заслуживает, скорее, то, что он, Данте, будучи свободным от сдерживающих уз, продолжает стоять на земле в своем аристотелевском мире.

99

Стереографическая проекция X в., состоящая из разметочных линий для карты созвездий. Проецирование осуществляется из Южного полюса (как и в астролябии), но звезды (не показанные на этом рисунке), по всей видимости, изображены не в перевернутом виде, как это делалось на астролябиях. Тропики изображены не так, как они изображаются сегодня, и относятся к зодиакальному поясу, а не к эклиптике. Поименованные точки обозначают действительные центры кругов. Самый внутренний круг, должно быть, является кругом незаходящих созвездий для широты 36° (Родос?).

100

Одна из многочисленных иллюстраций из различных печатных изданий «Божественной комедии» Данте, в данном случае издания Бернардино Даниелло 1568 г. Она изображает стандартную аристотелевскую картину с последовательностью четырех элементов, планетными сферами, восьмой сферой неподвижных звезд и Перводвигателем; последний дополнен Эмпиреями с конструкциями, предусматриваемыми христианской теологией.

101

Одна из разновидностей «птолемеевой» картины мира из очень популярной книги «Жемчужина философии» («Margarita philosophica», 1503) Грегора Рейша, выдержавшей до 1550 г. по меньшей мере девять изданий. Конечно, это стандартное изображение можно лишь приблизительно назвать птолемеевым или аристотелевским. Оно заканчивается Эмпиреями, за пределами которых художник берет на себя право изобразить кое-что от себя. В центре рисунка находится Атлас, что является необычным выбором, хотя иногда именно ему приписывалось изобретение науки астрономии.

В двадцать восьмой песне «Рая» Данте заглядывает в глаза Беатриче и видит там Бога, который кажется ему бесконечно малой, но очень яркой светящей точкой, окруженной девятью сияющими кольцами. Беатриче объясняет связь между ними и движением небес (что, безусловно, находится в полном согласии с аристотелевской или упрощенной птолемеевой системами мира), но, помимо этого, привносит в свою трактовку триадическую иерархию из девяти ангельских чинов, как их описал Дионисий. Он был автором, как полагал Данте, популярной неоплатонической работы под названием «О небесной иерархии», но не выдающимся Дионисием Ариопагитом, обращенным в христианство самим святым Павлом. Однако строгая Беатриче, с присущим ей педантизмом, не может сдержаться и упоминает между делом, что это альтернативная точка зрения принадлежит в первую очередь Григорию I. В других частях своей поэмы Данте становится даже адептом этой третьей системы мира. Перед нами не стоит задача разобрать «Божественную комедию» во всех ее деталях, однако все это смешение весьма неточных элементов астрономического и теологического знания представляется нам чрезвычайно интересным. Одним таким источником по дионисийской «теологической» космологии были сочинения иудаистского происхождения и даже более ранняя персидская и вавилонская литература, так или иначе связанная с астрономией. Воистину, история завершила свой цикл и вернулась на круги своя. Выражаясь аллегорически, в качестве проводников Божественного Провидения были выбраны ангелы, благодаря которым Божья любовь могла лечь в основу духовного порядка мироздания. Вероятно, здесь можно найти легкий намек на то, каким образом теологи пытались обойти проблему астрологического детерминизма: они вводили посредников между планетами и волей Божьей. Предполагалось, что, будучи христианизированной в таком духе, астрология сможет стать более совершенной. Распределяемые по разным небесам души блаженных, небезынтересно отметить, занимают свои места в соответствии с астрологическими принципами.

В поэме Данте присутствует и другой тип космической симметрии, имеющий определенное отношение к первому, а именно – некая разновидность мистики чисел, основанная на особом отношении к числу девять. Она обнаруживается, например, в структуре ада, являющегося искаженным отражением рая. Кроме того, Данте прилагает особые усилия к тому, чтобы количество строк и песен соответствовало симметриям, присутствующим в его рассказе, а также числам, используемым в календаре. Вся история в целом имеет отношение к особым образом выбранному дню Пасхи (это, как обычно полагают, была Пасха 1300 г.), а некоторые специалисты утверждают, что Данте приводит положения планет, соответствующие этому году. Он определенно привносит в поэму свой индивидуальный астрологический подход: возносясь от неба Сатурна к небу неподвижных звезд, он оказывается в своем родном знаке Близнецов. Звезды этого знака, говорит он, «излили благодать» в день его рождения. «Благодаря вам», продолжает Данте, обращаясь к звездам, у меня есть «мой гений, будь он мал или велик»33
  Здесь и далее «Божественная комедия» Данте цитируется в переводе М. Лозинского.


[Закрыть].

Это история Божественной любви, но из нескольких ее фрагментов с очевидностью следует неравнодушное отношение к астрологическим трактовкам. Во вводной песне к «Чистилищу» Данте описывает Венеру в строках, которые следует признать едва ли не самыми яркими в поэме:

 
Маяк любви, прекрасная планета,
Зажгла восток улыбкою лучей,
И ближних Рыб затмила ясность эта.
 

Насколько это соответствовало действительности? Восходила ли Венера в созвездии Рыбы на рассвете, как об этом пишет Данте? Это должно было случиться на Пасху 1301 г., но не на Пасху 1300 г. Те, кого беспокоил этот вопрос, написали целый трактат об указанном историческом периоде, в ходе которого использовался в том числе и ошибочный календарь, составленный не кем иным, как Профацием; Данте мог использовать его, и согласно этому альманаху Венера, действительно, находилась в 1300 г. в указанном им месте. Вне зависимости от того, как это все происходило на самом деле, мы можем с уверенностью сказать, что Данте был заинтересован скорее в формальных, архитектонических симметриях своего творчества, а не в специфике астрономических деталей. Однако факт остается фактом, в Средние века астрономия гораздо более тесно была вплетена в мировоззрение людей, чем сегодня, несмотря на то что современный человек со средним образованием знает об этом предмете гораздо больше.

Чосер к концу того же XIV в. применил совсем другой подход, используя который он также сумел привнести в свое творчество время и астрономические аллегории. Будучи автором трактатов об астролябии и экваториуме, он был не просто знающим человеком, но являлся высококлассным вычислителем, вооруженным одним из самых лучших изданий Альфонсовых таблиц, и мог достигать высокоточных результатов работы с ними даже в стихотворной форме. Многие истории из его «Кентерберийских рассказов» скрывали в себе живые астрономические аллегории, основанные на весьма специфичных небесных событиях, произошедших в ходе его жизни и очень близко ко времени, когда писалось это сочинение. Примеров настолько много и они столь разнообразны, что трудно выбрать, с чего было бы лучше начать, но, поскольку эта тема уже довольно хорошо освещена, мы возьмем краткие выдержки из описания астрономических моментов в «Рассказе монастырского капеллана».

Это история о петухе Шантеклере и его невероятном спасении от лиса. Не разумом, а чутьем петух знал, что когда Солнце достигает высоты 41°, а солнечная долгота слегка превышает 21° в Тельце, то наступает девять часов утра. (Безусловно, поэт излагает эти факты в гораздо более изящной манере, но они вполне явственно следуют из его строк.) Приведенная информация позволяет с высокой точностью определить конкретный день – пятница, 3 мая 1392 г., – что следует из астрономических таблиц, составленных монахом Николаем Линнским; Чосер был знаком с ним и упоминает о нем в другом месте. Существует прозрачная аналогия между персонажами поэмы и небесными объектами: Шантеклер олицетворяет собой Солнце, а его жены – звезды в Плеядах, мимо которых Солнце, как можно легко показать, проходило в день описываемых событий. Лис – это Сатурн. Фабула рассказа строится на четырех различных сочетаниях положений небесных объектов в этот судьбоносный день, и вполне вероятно, что они последовательно разъяснялись по ходу изложения с помощью астролябии. А Чосер, будучи экспертом в этой области, прекрасно в ней разбирался. Наконец, дабы обрести надежное возражение против всех оставшихся сомнений: известно, что во многих средневековых преданиях европейских стран, связанных со звездами, Плеяды назывались семью курочками. Солнце проходило около Плеяд. В момент начала действия Шантеклер разгуливал рядом со своими семью женами. И астрономия лучше всего отвечает на вопрос, почему это было именно так.