Текст книги "История работорговли. Странствия невольничьих кораблей в Антлантике"

Глава 9
НЕВОЛЬНИЧИЙ БРИГ «РУБИ» ИЗ БРИСТОЛЯ

«Так как должность судового врача не обеспечивала меня богатством и не позволяла долго оставаться на берегу[27]27
  Материал для этой главы взят из свидетельства перед парламентской комиссией Джеймса Арнольда, напечатанного в Докладе палате лордов о запрете работорговли (Лондон, 1789. В 2 т.).


[Закрыть], я прослужил пять лет во флоте его величества, но по заключении мира с американскими штатами уволился с королевской службы и, не найдя лучшего предложения, был вынужден устроиться судовым врачом на время вояжа к реке Бонни на борту корабля «Александер» под командованием капитана Мактаггарта. Когда мы добрались до Бристоля на обратном пути из Ямайки, мне предложили должность врача на время африканского вояжа на бриге «Литтл Перл» под командой капитана Джозефа Уильямса. Я сделал на нем две ходки туда и обратно. То, что я рассказываю, – это история второго вояжа брига после изменения его названия на «Руби» («Рубин») по неизвестным мне причинам. Однако в этот период на судне было пролито много крови, поэтому название вполне подходящее. Конечно, тех из нас, что были на борту, это не коснулось.

Бриг был низкобортным и небольшого водоизмещения. Когда мы шли от Кингс-Роуда, рулевую рубку и почти все пространство между палубами занимали товары для обмена на рабов. В небольшом свободном помещении впереди жить матросам было невозможно без того, чтобы их не заливали волны в условиях штормящего моря или дождя. И в такой обстановке они находились в течение всего перехода к побережью. Когда «Перл» стал на якорь в Бимбе, помещение впереди переоборудовали в склад стеклянной и гончарной посуды для торговли, поэтому не оставалось места, в котором могли приложить головы несчастные матросы. Все они, исключая четверых, спали на голых досках, и, так как палубы драили каждый вечер и не хватало солнечных лучей для их высушивания, поскольку мы находились накануне сезона дождей, это было мокрое ложе для бедных матросов. На короткое время к балкам подвесили четыре гамака, но вскоре приказали их снять.

Мы вышли из Кингс-Роуда рано утром 8 августа 1787 года, имея на борту девятнадцать человек, включая капитана, его помощников, матросов и юнг. Во время погрузки корабля всю команду вызвали подписать статьи соглашения, и, когда подошла моя очередь, я попросил прочитать их сначала, не желая ставить свою подпись под незнакомым текстом, но капитан Уильямс грубо отказал в этом, сказав, что в противном случае я могу убираться на берег. Поскольку в моем кармане было меньше пяти фунтов, то у меня не было выбора – я поставил свою подпись и пошел дальше. Так же было и с другими, никому не позволили прочитать статьи соглашения.

В первые пять недель у нас было много провизии. Матросам давали горох, муку, свинину, баранину и почечное сало. Когда же мы достигли побережья, все изменилось. Матросам не только урезали норму, но лишили самого необходимого. Каждое воскресное утро матросу давали по три фунта хлеба, и этого должно было хватить ему на всю неделю. Каждое утро он получал три четверти фунта никудышной свинины или говядины, которые постепенно убавили до четырех с половиной унций. С таким рационом матрос мог питаться лишь один раз в день, хлеба обычно хватало только на три дня. Большую часть времени не выдавались ямс и бананы и отпускалась очень малая доза спиртного. Раз или два в месяц полагалась пинта бренди на восемь человек, и в течение трех месяцев они не пробовали ни капли спирта, несмотря на то что во время загрузки корабля дровами они порой стояли в воде, достигающей подмышек.

В то время как невольничьи корабли стояли у побережья, капитаны, по обыкновению, посещали друг друга. Матросы же, которые гребли на шлюпках от корабля к кораблю, часто оставались по двенадцать часов без еды. Мое положение на борту корабля в качестве врача было немногим лучше в том, что касается еды, по сравнению с матросами. Я имел все, что хотел в Бимбе, когда был пленником на берегу, и туземцы давали мне пищу четырежды в день.

«Руби» прибыл в Бимбе 25 сентября. Этот небольшой остров расположен к югу от Старого Калабара, у нагорья Камеруна. В этих местах принято снабжать главных торговцев товарами с кораблей, а те, с кем мы имели дело, были вожди Георг, Питер и изобретательный торговец Квон – все из Камеруна. Вождь Масон и его сыновья капитан Дик, Питер, Бимбе Том, Бимбе Джек, Большой и Малый Тимы происходили с этого острова. Мы давали торговцам товары, с которыми они отправлялись на ярмарки покупать для нас рабов, обязывая, по обыкновению, оставлять нам что-то в качестве гарантии их возвращения. Этим «что-то» были их дети или родственники, которых называли «заложники». Когда торговцы приводили к нам рабов и таким образом оплачивали свою задолженность, заложников отпускали; если же они оказывались не в состоянии сделать это в назначенный день – день отбытия корабля, – заложников забирали в Вест-Индию и продавали. Несмотря на существовавшие договоренности по этому вопросу и их неукоснительное соблюдение туземцами, иногда последние выражали свое недовольство этими правилами.

В то время как мы стояли на якоре у острова Бимбе, капитан ливерпульского корабля «Молли» Бибби вышел из реки Камерун с несколькими заложниками на борту, которые являлись родственниками вождей Георга и Питера, а также торговца Квона. Капитан Бибби уведомил их, что подойдет к мысу в определенный день и подождет три дня, прежде чем выйдет в открытое море, и, если заложников не возместят рабами, он отвезет их в Вест-Индию и продаст. Случилось так, что вождь Георг и другие торговцы не смогли вовремя выполнить обещание, поэтому они поспешили к капитану «Руби» Уильямсу, попросив его дать взаймы рабов и слоновой кости, чтобы рассчитаться за своих родственников с капитаном Бибби.

Капитан Уильямс одолжил им одиннадцать рабов и пять бивней, которых отвезли на «Молли», и шесть-семь заложников были освобождены и переведены на «Руби» в качестве залога. Однако на следующий день «Молли» отбыл в Вест-Индию с около тридцатью заложниками на борту. Это привело торговцев в такую ярость, что они немедленно покинули нас и вернулись в Камерун. Там они велели остановить любую торговлю с капитанами, пять из которых захватили и увезли внутрь страны, где, как выяснилось позднее, приковали цепями к деревьям. Возникла сложная ситуация. После совещания вдогонку «Молли» послали шхуну с рабами, чтобы забрать увезенных капитаном Бибби заложников.

На острове Бимбе самого крупного торговца чрезвычайной важности звали Бимбе Джек. Как-то утром он пришел на наш борт, чтобы продать слоновую кость, но для покупки рабов капитан Уильямс приберег свои лучшие ружья, а Бимбу Джеку предложил худшие из них, тот отказался, заявив, что не сможет сбыть их другим торговцам. Это привело в ярость капитана, который набросился на Бимбе Джека и приказал заковать его в цепи. Вокруг шеи чернокожего торговца замкнули железный хомут с длинной цепью, конец которой продернули сквозь рым-болт на палубе и затем заперли на замок. Другой торговец, Черный Тим, бывший в это время на борту, увидев, что происходит, быстро прыгнул в свое каноэ, находившееся рядом с бригом, и его гребцы сразу же стали грести к берегу. Так как остановить их было невозможно, капитан Уильямс приказал вязать два топселя, и бриг обошел отмель, чтобы негры не отрезали его от острова.

«Руби» дрейфовал за этой отмелью три-четыре дня, в течение которых стояла большей частью штормовая погода. Затем из-за нехватки воды для промежуточного перехода корабль снова вошел в реку, и на берег отправилась лодка с бочками для воды и хорошо вооруженной командой. На третий день, когда забор воды был почти закончен, на борт корабля прибыл торговец с Бимбе и потребовал солевую пошлину. С ним находились еще два человека, но гребцы оставались в каноэ, стоявшем у носовой части судна. Старший помощник капитана и некоторые другие члены экипажа стали вскоре отмерять соль и расплачиваться. Тогда на борту находились лишь десять белых членов экипажа, другие отправились на берег запасаться водой.

Совсем скоро к бригу приблизились два каноэ, одно с одним рабом на борту, другое – с двумя. Помощник начал подозревать неладное и доложил об этом капитану. В ответ было сказано, чтобы он занимался своим делом и продолжал отмерять соль. Двум торговцам с рабами позволили подняться на корабль и отправиться в каюту капитана. Пока они там торговались, к борту судна подошло новое каноэ с рыбой, и Уильямс вышел на палубу прицениться. Два торговца в его каюте украли ключ к кандалам Бимбе Джека и, пройдя к тому месту на палубе, где он сидел, попытались снять цепь. Это случайно заметил плотник, который стал звать капитана, но Бимбе Джек и еще один негр схватили его. Одновременно два торговца и негры, наблюдавшие за тем, как отмеряют соль, захватили капитана Уильямса, старшего помощника, бондаря и других и столкнули их в каноэ, что находилось рядом с бригом. Затем на борт поднялись несколько канойщиков, а вскоре – и еще значительное число туземцев, ловивших неподалеку рыбу. Очень быстро схватили всех оставшихся на судне, и оно полностью оказалось в руках туземцев.

Нас они посадили в каноэ, а сами освободили находившихся на борту Бимбе Джека и трех других торговцев, а также всех камерунцев – заложников и восемь подростков – рабов, бывших на палубе. Пленники, заложники и рабы были доставлены на берег.

По достижении места высадки чернокожие, особенно женщины, начали швырять в нас камни, рыбу, песок и все, что было под руками. Едва мы ступили на землю, как они стали срывать с нас одежду. Капитана раздели догола, и тот самый железный хомут, что надевали на шею Бимбе Джека, замкнули на его собственной шее. А вскоре приковали к дереву его старшего помощника, продержав их так всю ночь. Все это время их сторожили несколько туземцев, вооруженных копьями и мушкетами.

Бимбе Джек, вопреки тому, как с ним дурно обошелся капитан, проявил к нему сочувствие – принес плащ, чтобы укрыть его, а также ром и воду. На следующее утро капитана, в отличие от помощника и плотника, отковали от дерева, но в окружении охранников он продолжал носить хомут и цепь.

В ходе переговоров между туземцами и Уильямсом было решено, что капитан из-за своего плохого обращения с Бимбе Джеком должен передать его людям все товары, что оставались на борту (равные по стоимости тридцати шести рабам), корабль лишался заложников и рабов, а вся задолженность камерунцев аннулировалась. Таковы были условия нашего освобождения. Выбора не оставалось, и капитан согласился. Товары выгрузили на берег, нас же освободили, и мы вернулись на борт «Руби».

Чудом избежав плена, капитан Уильямс стал более осторожным, но впоследствии часто грозился, что когда-нибудь вернется с достаточными силами на борту корабля, организует осаду острова и возьмет там все, что возможно. Ливерпульский невольничий корабль «Комет» не был столь же удачливым, поскольку примерно в то же время был блокирован туземцами в Фердинандо-По, когда выторговывал ямс. Из команды корабля спасся лишь один человек.

Первым рабом, купленным после того, как бриг бросил якорь у острова Бимбе, стала девушка пятнадцати лет – Ева, – на невольничьих кораблях было принято называть Адамом и Евой первых принятых в качестве невольников на борт мужчину и женщину. Девушка, отличавшаяся сообразительностью, впоследствии рассказала мне, что в сад ее отца однажды умышленно подбросили козу. Один из начальников в деревне пришел утром и, увидев ее, обвинил отца в краже. Ничто более не удовлетворяло начальника в качестве наказания за преступление, чем передача одной из дочерей для продажи в рабство. У бедняги было три дочери, и начальник выбрал пятнадцатилетнюю, продав ее торговцам, которые переправили ее на наш бриг. Через три месяца на борт корабля приняли девочку-подростка около восьми лет, оказавшуюся младшей сестрой Евы.

Рабы, принятые на борт «Руби», доставлялись туда по разным причинам. Большинство из них купили торговцы, которые переправили их на побережье для продажи на ярмарках, но многих похищали, когда предоставлялся случай. Других продали за долги или за прелюбодеяние по реальному или ложному обвинению либо заманили на судно, там схватили и заковали в цепи. Через три недели после прибытия «Руби» к Бимбе один черный торговец привел на борт корабля туземца. Их пригласили в капитанскую каюту и дали что-то выпить, обращались дружелюбно и любезно. Но когда гости вышли на палубу, по знаку капитана компаньона торговца схватили матросы и заковали его. Затем беднягу доставили в Вест-Индию и продали как раба. По меньшей мере пятеро из нашего груза рабов были добыты подобным образом.

Однажды к нам привели на продажу женщину, но с ребенком на руках. Капитан отказался от товара, и ее отправили снова на берег. Однако следующим утром эту женщину привели опять, на этот раз без ребенка, которого ночью торговец убил, чтобы устроить продажу матери.

Нередко рабы, которых доставляли на борт, отказывались есть, и тогда капитан Уильямс приказывал беспощадно бить их, пока они не подчинялись. Он часто стегал плеткой по спинам чернокожих рабов и, видимо, находил удовольствие от вида крови и их стонов. Одного раба капитан и старший помощник неоднократно били два-три дня подряд, пока его тело не было разодрано до такой степени, что превратилось в кровавую массу. В это время на борт корабля прибыл торговец с рабом, и капитан в своем обычном деспотичном тоне стал настаивать на том, чтобы этот раб остался здесь вместо человека, отказывавшегося принимать пищу. Продавец был вынужден согласиться на несправедливый обмен, и на его каноэ потащили вдоль палубы, как труп, совершенно беспомощного раба. Таким способом мы от него избавились.

Среди тех, кого доставили на борт, была женщина в весьма удрученном состоянии. Незадолго до этого она билась в конвульсиях, но, придя в себя, начала громко хохотать, плакать и кричать. Это так сильно встревожило экипаж корабля, что Уильямс избавился от нее на следующий же день.

Для капитана стало обычным время от времени принимать на борт рабыню, особенно молодую, и затем, взяв ее в свою каюту, переспать с ней. Иногда рабыни отказывались уступать его домогательствам, за что жестоко избивались и отсылались вниз. Одну девушку он держал в своей каюте в качестве фаворитки пять-шесть месяцев, пока однажды, когда она играла с сыном, не порвала его рубашку. Узнав об этом, капитан безжалостно порол ее плеткой, бил кулаками до тех пор, пока она не бросилась от него к насосам и так сильно разбила голову, что через три дня умерла.

У капитана был ужасный характер, и, видимо, он был привержен жестокости. В октябре 1787 года, когда «Руби» стоял у Бимбе, кок нес несколько поленьев из главного люка в камбуз и, согнувшись под большим весом, уронил одно полено на палубу. Это заметил Уильямс. Когда кок возвращался с камбуза, капитан повалил его на палубу и так жестоко избил, что тот был вынужден прийти ко мне залечивать раны. Во время предыдущего вояжа бедняга был также ужасно избит Уильямсом за то, что имел неосторожность сказать: «Печально, что свиней надо кормить горохом в присутствии белых людей».

Когда невольничьи корабли пребывали у африканского побережья, многие матросы болели, и обращение капитана Уильямса с больными вызывало шок. Им не разрешалось ходить в межпалубное помещение или пользоваться каким-нибудь другими укрытиями, которые они имели, когда были здоровы. Не позволялось никакого травяного чая, или вина, или дополнительного питания, а часто обычный рацион заменялся небольшим количеством риса. Капитан же говорил: «Нет работы – нет еды». Это был бессердечный зверь. В декабре 1787 года один из матросов, Уильям Булсон, заболел воспалительной лихорадкой. Однажды капитан поинтересовался у меня, как его здоровье. Когда я ответил, что он при смерти, Уильямс сказал: «Пусть умирает, черт с ним». Через несколько дней, когда заболел старший помощник и пошел укрыться на занимаемую женщинами среднюю палубу, капитан, узнав, где тот находится, произнес: «Он еще недостаточно болен, чтобы отправиться в ад».

Основными причинами смерти моряков во время невольничьих рейсов являлись заболевания лихорадкой – воспалительной или гнилой – и дизентерией. Такие болезни вызываются обычно тяжелыми условиями заготовки дров для корабля, незащищенностью во время промежуточного перехода, недостатком необходимых средств жизнеобеспечения и злоупотреблениями. Когда моряки заболевают, их очень трудно спасать из-за недостатка продуктов питания. На «Руби» вышли в плавание девятнадцать человек, и четверо из них умерли.

Как правило, очень трудно определить реальное имя моряка. Обычно его называют «красно-синим злодеем» по цвету его куртки, а также отличают по блатной кличке, которой пользуются для сокрытия настоящего имя человека.

Старший помощник капитана Джон Смит имел обыкновение пускать в ход плетку по малейшему поводу и, как правило, бил до крови. Когда мы находились у Бимбе, незадолго до отправления в Вест-Индию рабы подняли бунт, главным образом из-за его жестокости. Услышав внизу какой-то шум, он спустился в межпалубное помещение навести порядок. Была ночь, и он держал в руке фонарь. Решив, что помощник пришел для их экзекуции, некоторые рабы усмотрели в этом возможность расправиться с ним, выхватили у него фонарь и собирались его убить. Смит был сильным мужчиной и смог пробиться к крышке люка, где матросы вытащили его на палубу. Ему посчастливилось спастись с небольшой раной на спине, нанесенной вилочным болтом. Негры, разочарованные тем, что не удалось отомстить, и, поняв, что вызвали тревогу, попытались открыть крышку люка, которую команде удалось опустить и закрыть с большим трудом. Далее рабы попытались выйти на палубу через небольшой люк, служивший входом в лазарет, огороженный в передней части матросского кубрика, но были отогнаны вниз. Бунт становился серьезным, и капитан приказал стрелять в мятежников сквозь решетчатую крышку люка. Другие матросы, вооруженные мушкетами и мушкетонами, сели в лодку и открыли стрельбу сквозь иллюминаторы в носовой части брига. Так продолжалось некоторое время, пока рабы не отступили и установилось спокойствие.

На рассвете следующего утра все рабы были выведены на палубу по двое. Когда они поднимались, им связывали руки. Здесь, на юте, их сторожили с особой бдительностью, а матросы были посланы вниз на поиски отсутствующих туземцев. Среди товаров, которые следовало хранить в кубрике из-за небольших размеров судна, был бочонок с ножами. Негры знали, что его открыли во время торговли. Три туземца, свободные от оков, вооружились ножами из бочонка и, когда матросы вошли в кубрик, выскользнули через люк в трюм. Благодаря уговорам чернокожего торговца, находившегося на борту, один из туземцев потихоньку сдался, второй тоже был готов сдаться, но, поскольку он держал по ножу в каждой руке, одному матросу показалось, что на него собираются напасть. Он выстрелил из мушкета и убил туземца наповал. Третий туземец сказал торговцу, что скорее умрет, чем сдастся, и дал клятву, которую называют сангари – зарок держаться вместе, скрепленный кровью.

Парень оставался в трюме в течение восьми часов, хотя и сильно страдал от горячей смеси воды и жира, которой его несколько раз обваривали, пока чернокожий торговец наконец не убедил его, что белые не принесут ему вреда, если он выйдет добровольно, но определенно убьют его в конце концов, если он будет упорствовать. Затем ему спустили вниз веревку. Когда он поднялся до уровня нижней палубы, то, увидев поджидавшего его вооруженного матроса, решил, что его хотят убить. Он попытался соскользнуть обратно в трюм, но матрос схватил и вытащил на палубу. В люке матрос ударил его пистолетом, разбив ему голову. Туземца ранили кинжалами в разных местах матросы, последовавшие за ним в трюм. Они пырнули его несколько раз, пока тот метался среди бочек. Значительная часть его кожного покрова была содрана там, куда лили горячий жир и воду. В целом он имел очень жалкий вид. Капитан приказал помощнику осмотреть туземца, надеть тому на шею железный хомут, приковать к фок-мачте и в то же время запретил мне оказывать черному дьяволу какую-либо медицинскую помощь. Он сказал, чтобы матросы в интересах собственной безопасности не давали парню еды. В состоянии оцепенения он прожил три дня, затем в присутствии рабов его тело выбросили за борт.

Между тем застреленному туземцу отсекли голову, и поднявшийся наверх бедняга, поддавшийся на уговоры чернокожего торговца, разделил его участь. Две окровавленных головы передали рабам, которых заставили целовать их в губы. Нескольких туземцев, отказавшихся это сделать, плеткой немилосердно избил капитан, а лица их потерли головами убитых.

Когда производился обстрел из мушкетов, рабы скопились в углу, так что лишь один парень пятнадцати лет получил ранение. Ему раздробили бедренную кость. Когда капитан обнаружил его состояние и понял, что тот не представляет ценности для рынка в Вест-Индии или где-нибудь еще, то велел привязать к шее туземца кирпичи и выбросить его живьем за борт.

«Руби» оставался в Бимбе почти восемь месяцев, прежде чем закончил погрузку. Во время промежуточного перехода в хорошую погоду рабам разрешалось каждое утро выходить около восьми часов на палубу. Женщины не ограничивались в свободе передвижений, но на мужчинах всегда были оковы. Рабов кормили два раза в день. Их пища состояла из бананов и ямса, когда же совершался промежуточный переход, то выдавали рис, конские бобы, а иногда и кусок хлеба. В день туземцы получали пинту воды в жестяной кружке.

Чтобы держать рабов в здоровом состоянии, обычно их заставляли танцевать. За принуждение к танцам мужчин отвечал старший помощник капитана, женщин – второй помощник. Но делалось это только с помощью плетки. Мужчины только подпрыгивали и звякали цепями, женщин же выгоняли одну за другой с пением песен или произнесением слов, которым их научили: «Мессе, мессе, макаридс», что означает: «Красивая жизнь или хорошо вертеться среди белых мужчин», таким образом воздавая нам хвалу за разрешение жить так весело. Но когда женщины сидели у себя, внизу, тогда я слышал, как они в слезах пели другие песни. В их песнях всегда были истории их жизни, горе от расставания с подругами и родиной.

После приема пищи во второй раз негров загоняли вниз. Они не могли танцевать, если море штормило, их также держали внизу, когда шел проливной дождь. Тогда решетки люков закрывали брезентом, что усиливало внутри жару и духоту, от которых рабы чуть не задыхались. В такое время я обнаруживал женщин в обморочном состоянии или в бесчувствии. Следствием плохой погоды обычно являлась дизентерия. От слизи и грязи палуба, где находились туземцы, превращалась в ужасное место.

Мы отправились в море с грузом в сто пять рабов на борту и во время промежуточного перехода потеряли только восемь. В этом нам повезло, и ни разу во время вояжа или во время пребывания у Бимбе не было опасности эпидемии оспы. Мой знакомый, ходивший на «Британии» с четырехстами пятьюдесятью рабами на борту, потерял во время промежуточного перехода двести тридцать человек, умерших главным образом от оспы. Инфекцию внесла на судно маленькая девочка. Когда капитан узнал об этом, он приказал поместить ее в стоявшую в трюме пустую бочку для воды. Болезнь стала распространяться, несмотря на сделанные всем прививки. Вскоре обнаружилась нехватка больничных коек. Те, которые не могли ходить, лежали среди парши и гниения, часто соприкасаясь друг с другом и с палубой, пока их не отделяли, чтобы выбросить за борт.

«Руби» прибыл на Барбадос 27 июня 1788 года по прошествии почти семи недель. Оттуда мы отправились на Сент-Винсент продавать рабов. Там обнаружилось, что в них нет нужды – рынок оказался переполнен. Такой же обстановка была на Гренаде, где мы увидели два ливерпульских невольничьих корабля «Китти» и «Випер», находившиеся там уже некоторое время. Наконец в порту объявился голландец из Демерары, наших рабов забрали господа из «Кэмпбелл, Бэйли и К°». Рабов продали по тридцать пять с половиной фунтов стерлингов за голову. Пробыв три недели в порту, мы вышли в море и достигли Кингс-Роуда в субботу вечером 23 августа 1788 года».