Текст книги "Осторожно, яд!"

Филдинг встал из-за стола и, отодвинув стул, посетовал:

– Вижу, вы, милая дама, твердо решили заставить меня трудиться с утра до вечера. Будет ли мне время от времени позволено спокойно пообедать, когда мы поженимся?

– Да, и не один раз, – улыбнулась Стелла, посылая ему воздушный поцелуй.

Закончив трапезу в одиночестве, Стелла возвратилась в «Тополя». Подходя к дому по подъездной дорожке, она заметила опущенные шторы на всех окнах с фасадной стороны и вскоре обнаружила, что здесь потрудились неутомимые руки тетушки Гертруды. Эта непреклонная особа уже успела вернуться в «Тополя», на сей раз в сопровождении младшей дочери Дженет.

Из-за воцарившегося в библиотеке и столовой мрака семье пришлось перекочевать в гостиную, просторную унылую комнату с задней стороны дома. Гостиная была обставлена элегантной, но весьма неудобной мебелью в стиле Людовика XV. Миссис Лэптон обсуждала с сестрой важную проблему: как лучше распорядиться одеждой Грегори Мэтьюса. Дженет, серьезная бледная девица двадцати пяти лет, изо всех сил старалась проявить чудеса остроумия по поводу наброска каминного резного украшения для особняка в Доркинге, над которым трудился кузен Гай. При виде этой картины Стелла замерла на пороге, намереваясь немедленно сбежать, но умоляющий взгляд брата заставил отказаться от крамольной мысли. Ведь ей самой удалось прекрасно пообедать, а Гай обрек себя вкушать холодную баранину с рисовым пудингом. Девушке стало жаль брата, и она отважно шагнула в комнату.

– Привет, Дженет! – поздоровалась Стелла с кузиной.

Миссис Лэптон подняла голову и, поджав губы, посмотрела на Стеллу. Она была женщиной порядочной и справедливой, а потому не имела претензий к племяннице за то, что та гораздо красивее обеих ее дочерей. Просто Гертруде было жалко смотреть, как Стелла портит цвет лица косметикой и проматывает материнские или, что куда вероятнее, дядюшкины деньги на покупку нелепой, никуда не годной одежды.

– А, это ты, Стелла! Можно поинтересоваться, где ты была?

– Да так, выходила, – уклончиво ответила девушка.

Миссис Лэптон с чувством удовлетворения подумала, что ее дочери никогда не осмелились бы на подобную грубость.

– Мне кажется, можно один день посидеть дома, – с укоризной заметила Гертруда. – И неужели у тебя нет ничего более сдержанного и соответствующего случаю, чем это легкомысленное платье?

– Представьте, ничего.

– Надо иметь черное платье.

– Хорошо, – равнодушно согласилась Стелла. – Если мама вдруг вспомнит про меня, то обязательно купит.

Миссис Лэптон выпрямилась на стуле.

– О походе твоей матушки в город лучше не упоминать, – заявила Гертруда.

Гай поднял голову, в его глазах горел гнев.

– Замолчите! – выкрикнул он со злостью.

Дженет, ненавидевшая разного рода ссоры, поспешила вмешаться:

– У тети Зои изумительный вкус! – воскликнула она. – Вот я никогда не знаю, что лучше купить. Правда, я безразлична к одежде и ювелирным украшениям. Забавно, верно? Потому что Агнесс…

– Не забавно, а трагично, – возразила Стелла, смягчая улыбкой жестокость своих слов. – В этой шляпке у тебя просто дикий вид.

– Ах, Стелла, какая ты злюка! Неужели правда так плохо?

– Истинная правда, – мстительно подтвердил Гай.

– А, понимаю, вы решили меня поддразнить, но я не обижаюсь. На свете есть множество вещей, куда более важных, чем одежда. Согласны?

– Нет, и никогда не соглашусь, – заявила Стелла. – Ты и сама прекрасно понимаешь.

– Да нет, это же одни слова! – не унималась Дженет. – На самом деле вы так не думаете. Гай показывал мне эскиз украшения над камином. Чудесная работа! Мне и в голову не пришла бы идея с зеленым мрамором. Художественный дар у меня определенно отсутствует. Посмотришь на мои рисунки, и рыдать хочется! Интересно, правда? Ведь Агнесс прекрасно рисует и, вне всякого сомнения, обладает изумительным вкусом. Кстати, мама ей сразу позвонила, как только узнала печальную новость. Агнесс шлет всем привет и соболезнования. Она бы приехала, но у малыша режутся зубки, и Агнесс боится оставить его одного.

– Куплю младенцу ценный подарок по случаю обряда крещения, – в порыве благодарности объявил Гай.

– Сумасшедший! – хихикнула Дженет. – Ты же знаешь, что ребенка давно окрестили. Милая крошка! Ему уже исполнилось полгода. Так что ничего не вый-дет, Гай, да?

Ни Гай, ни Стелла не могли придумать достойный ответ кузине, и в комнате на некоторое время воцарилось молчание, которое Дженет вскоре нарушила:

– Удивительно, как люди могут разговаривать об обыденных вещах, даже когда случается что-то ужасное. Вам так не кажется? Я думаю, мы просто еще не осознали всю глубину трагедии.

– А мне кажется, так происходит, потому что дядя всем нам безразличен, – задумчиво откликнулась Стелла.

– Ах, Стелла, как можно?! – ужаснулась Дженет.

– Но ведь это правда, – настаивала Стелла, подперев руками подбородок и слегка наморщив лоб. – При жизни его присутствие было весьма ощутимо: во-первых, дядя отвел себе роль семейного тирана, а во-вторых, являлся очень сильной личностью. И оставался при этом нам всем безразличен, потому что мы его не любили.

– А вот я всегда питала к нему симпатию, – чопорно возразила Дженет.

На некоторое время снова наступило молчание. Вдруг из противоположного конца комнаты послышался голос мисс Мэтьюс:

– Какие прелестные щеточки из слоновой кости и другие вещи! И все с инициалами «Г.М.», так что Рэндолу они не пригодятся и должны достаться Гаю. А еще мне кажется, нужно оставить какую-нибудь безделушку мистеру Рамболду в память о Грегори.

– Не понимаю, с какой стати мистер Рамболд может претендовать на личные вещи Грегори, – возмутилась миссис Лэптон.

– Ни на что он не претендует, а только мистер Рамболд – близкий друг и оставался у нас, когда миссис Рамболд уезжала погостить к сестре. Он почти член семьи, и уверена, сам так считает. Можно сказать, здесь его второй дом. Они с Грегори всегда играли в шахматы. Правда, мне всегда было не по душе, что он женился на этой женщине.

– Харриет! – оборвала сестру Гертруда, не заботясь, что ее слова могут задеть мисс Мэтьюс. – Ты неисправимая сентиментальная дура и всегда такой была.

– Может, я и дура, – парировала мисс Мэтьюс, краснея от негодования, – а только очень жаль, что мистера Рамболда нет с нами, потому что он ведет себя как настоящий мужчина, несмотря на женитьбу на этой особе. И он мог бы дать мне дельный совет.

– Я невысокого мнения о мужчинах, – безжалостно припечатала миссис Лэптон. – И по-моему, на данный момент ты в советах не нуждаешься. Пока не будет зачитано завещание, никаких действий предпринять нельзя. Не сомневаюсь, эта процедура заставит пережить неприятные моменты, но, во всяком случае, не станет потрясением для тех из нас, кто ясно понимал, что творится под самым нашим носом в течение пяти последних лет.

Стелла не могла спустить такую наглость.

– Да, – громко заявила она, – мама сегодня упомянула, что дядя был привязан к ней больше, чем к обеим сестрам.

Миссис Лэптон смерила девушку ледяным взглядом.

– Вполне могу представить, что твоя матушка именно так и сказала. Только если она воображает, что ваш дядя испытывал любовь к кому бы то ни было, кроме собственной персоны, значит, она еще более безнадежная дура, чем я думала. – После этой тирады Гертруда снова переключила внимание на сестру. – Кто-нибудь удосужился известить Рэндола о смерти дяди? – инквизиторским тоном осведомилась она.

– С какой стати меня об этом спрашивать? – отмахнулась мисс Мэтьюс. – У меня и без того полно забот и есть о чем подумать.

– Ясно лишь одно: никто из нас не хочет, чтобы приехал Рэндол, потому что тогда ситуация станет в десять раз невыносимее, чем сейчас, – заявил Гай.

– Мое мнение о Рэндоле известно всем присутствующим и ему самому, – изрекла миссис Лэптон. – Однако личные чувства значения не имеют, поскольку на данный момент всем понятно, что Рэндол является наследником Грегори. Бесспорно, теперь он глава семьи, и его нужно немедленно вызвать.

– Должна признаться, что недолюбливаю Рэндола, – соригинальничала Дженет. – Знаю, это нехорошо с моей стороны, но ничего не могу поделать. Он из тех людей, которым нельзя доверять. Сама не понимаю, почему возникает такое ощущение.

– Рэндол напоминает ласковую змею, – с беспечной улыбкой пояснила Стелла. – Весь такой льстивый и вкрадчивый, но с ядовитым жалом.

В этот момент открылась дверь, и на пороге появился Бичер.

– Мистер Рэндол Мэтьюс! – объявил он.

Глава третья

– Черт возьми! – воскликнул Гай.

На пороге появился ухоженный молодой человек красивой наружности. На секунду задержавшись в дверях, он с легкой насмешливой улыбкой окинул взглядом собравшихся родственников. Одежда вновь прибывшего отличалась безупречным вкусом, о чем свидетельствовала каждая деталь, подобранная с придирчивой трепетностью. Цвет рубашки идеально гармонировал с шелковыми носками и дорогим галстуком, являя собой настоящее произведение искусства. Фигура молодого человека отличалась элегантностью: на руках – аккуратный маникюр, иссиня-черные волосы уложены волнами волосок к волоску, а сияющие ослепительной белизной ровные зубы могли служить прекрасной рекламой зубной пасты. Совершенному облику мешали слишком тонкие губы, время от времени складывающиеся в неприятную саркастическую усмешку, но этот недостаток компенсировали прямые брови и обрамленные длинными ресницами сияющие глаза удивительного цвета. Темно-синие, очень внимательные, наполовину прикрытые полуопущенными веками, они время от времени становились беспокойными и настороженно вспыхивали. Но сейчас, рассматривая родственников, эти чудесные глаза улыбались, а их взгляд оставался безмятежным и ясным.

– Как же мне повезло! – пропел он медовым голосом. – Надо же, и моя любимая тетушка Гертруда, и прелестная кузина Дженет – все в сборе! – С поистине кошачьей грацией он подошел к миссис Лэптон и наклонился, чтобы поцеловать руку. – Милая тетя, в этой шляпке вы неотразимы.

– Правда? Ты действительно так считаешь? – бесцветным голосом поинтересовалась миссис Лэптон.

– Мое мнение по поводу вашей шляпки неизменно в течение многих лет, – любезно заверил Рэндол, направляясь к мисс Мэтьюс. – Ничего не говорите! Сам вижу, как здесь рады меня видеть. Ваши выразительные лица так и сияют счастьем. – Его критический взгляд задержался на Стелле. – Согласен, дорогая кузина, платьице миленькое, чего не скажешь о платке. Мало того, что такой оттенок серого совершенно не сочетается с твоим туалетом, так он еще и завязан безобразно. Позволь, моя радость, я покажу, как это делается.

– Благодарю, я не нуждаюсь в помощи! – Стелла резко оттолкнула протянутую руку.

– Да ты терпеть меня не можешь, верно? – улыбнулся Рэндол. – А, и ты здесь, Гай! Как поживаешь, малыш-кузен?

Гай, не выносивший подобного обращения, метнул на Рэндола сердитый взгляд.

– Полагаю, ты уже слышал известие о дядиной смерти? – холодно осведомилась миссис Лэптон. Дама кипела гневом, не успев прийти в себя после двусмысленного комплимента племянника.

– Да! – живо откликнулся Рэндол. – Вы, разумеется, заметили траурную ленту на рукаве. Я неизменно соблюдаю все условности. – Он с добродушным видом огляделся по сторонам. – Ну а теперь признавайтесь, на чьей совести смерть дядюшки? Или сами не знаете?

Заданный небрежным тоном вопрос произвел эффект разорвавшейся бомбы, и в комнате установилась напряженная тишина. Похоже, Рэндол достиг желаемой цели.

– Не вижу ничего забавного, – сурово заметила миссис Лэптон. – И вообще, сейчас не самое подходящее время для шуток в дурном тоне.

Глаза Рэндола расширились от изумления:

– Милая тетушка, с чего вы решили, что я шучу?

– Если дядю и отравили, во что я решительно отказываюсь верить, так именно у тебя больше всего мотивов для убийства, – заявила Стелла.

Рэндол достал из золотого портсигара сигарету и не спеша закурил.

– Верно, моя радость. Ты абсолютно права. Только не следует забывать одну мелочь: когда дядя умер, я находился в нескольких милях отсюда. И уж если об этом зашел разговор, можно поинтересоваться, кто пустил «утку» о дядином отравлении?

– Я настояла на посмертном вскрытии, – заявила миссис Лэптон.

– А знаете, я ведь сразу подумал, что такая мысль может прийти вам в голову, – кивнул Рэндол.

– Версия о естественном характере смерти Грегори меня никоим образом не устраивает. Я никого не обвиняю и не хочу напрасно порочить, а только очень удивлюсь, если мои подозрения не подтвердятся.

– Как известно, дражайшая тетушка, вы отличаетесь прямотой суждений, а потому не обидитесь на мою откровенность. Так вот, я нахожу ваше поведение в высшей степени назойливым.

– Неужели?

– И весьма опрометчивым, – с озабоченным видом продолжил Рэндол.

– Меня не волнует…

– Не сказать хуже – откровенно глупым. Впрочем, этого следовало ожидать.

– Если хочешь знать…

– Приобретенный за долгие годы общения с вами опыт дает мне право с уверенностью заявить, что я абсолютно не желаю знать ничего из того, что вы можете сообщить.

Пока миссис Лэптон подыскивала подходящие слова, чтобы дать достойный отпор племяннику, Стелла, сгорая от любопытства, задала давно мучивший вопрос:

– Значит, и ты думаешь, что дядю не отравили?

– Не имею ни малейшего представления, – признался Рэндол. – Этот вопрос интересует меня не больше, чем речи тетушки Гертруды.

– А, я понимаю, что ты имеешь в виду, – вмешалась Дженет. – Но если дядю все-таки отравили, мы хотим выяснить, кто в этом виновен.

– Неужели, моя прелесть? – живо поинтересовался Рэндол.

– Ну, ты же не хочешь, чтобы преступление осталось безнаказанным, правда? – растерялась Дженет.

– Конечно, если имеются сомнения, нужно непременно их развеять! – воскликнул Гай, с вызовом глядя на миссис Лэптон.

– А утром ты говорил совсем другое, – сухо заметила она.

– Не обращайте внимания на Гая, тетя Гертруда, – посоветовал Рэндол. – Он просто старается произвести на вас впечатление.

– Черт возьми, что за намеки?! Хочешь сказать, у меня есть причины стремиться замять дело? – возмутился Гай.

– Замолчи, Гай! Неужели не видишь: он просто хочет тебя разозлить, – стала успокаивать брата Стелла. Поймав насмешливый взгляд Рэндола, она спросила в лоб: – А у тебя какие причины возражать против вскрытия?

– А я и не думаю возражать! – с горячностью заверил Рэндол. – Просто оценил ситуацию с точки зрения твоих интересов.

– Моих?

– Да, моя прелесть, твоих. А также Гая, тети Харриет и даже моей премудрой тетушки Зои. Вам всем кончина дяди пришлась как нельзя более кстати. И прискорбно наблюдать, как вы смотрите в зубы дареному коню. Стелла, милая, неужели нельзя было убедить твоего услужливого приятеля-эскулапа и попросить его подписать свидетельство о смерти?

– Доктор Филдинг не нуждался в моих просьбах и собирался подписать свидетельство, – вспыхнула Стелла. – Никому, кроме тети Гертруды, не хотелось скандала.

– Зачем нам лишние разговоры! – поддержал сестру Гай. – Я, со своей стороны, сделал все, чтобы остановить это безобразие.

– Ох, малютка-кузен, не напускай на себя благочестивый вид, – попросил Рэндол. – Со стороны это выглядит тошнотворно, уж можешь поверить.

Мисс Мэтьюс, которая до сего момента то открывала, то закрывала рот в ожидании подходящей возможности вступить в разговор, неожиданно взорвалась:

– Как ты смеешь говорить, что я желала Грегори смерти?! У меня и в мыслях ничего подобного не было! Да, у нас сложились не самые теплые отношения… – Заметив, как лицо Рэндола расплывается в коварной улыбке, Харриет замолчала, а потом с дрожью в голосе выдохнула: – Ты невыносим! Совсем как отец!

– Милая тетушка, – вкрадчиво пропел Рэндол, – вы не испытывали к брату никаких родственных чувств, так же как и Стелла, Гай и даже моя премудрая тетушка Зои.

– Как и ты! – выкрикнула Стелла.

– Как и я, – покорно согласился Рэндол. – В доме не было ни одного человека, кто его любил. Ну, возможно, за исключением тети Гертруды. Так вы, тетушка, действительно его любили или это была лишь дань родственным узам?

– А вот мне дядя Грегори был очень дорог, – неосмотрительно заявила Дженет.

– Ах, как трогательно! – восхитился Рэндол. – Еще скажи, что и меня ты нежно любишь.

– Я всегда стараюсь видеть в людях хорошие черты, – с лучезарной улыбкой сообщила Дженет. – И не сомневаюсь, добрую половину твоих слов нельзя воспринимать всерьез.

Рэндол глянул на кузину с нескрываемой антипатией.

– Поздравляю, Дженет. Твой двоюродный братец и сестрица многие годы безуспешно пытались заткнуть мне рот, а удалось в этом преуспеть только тебе. Хватило одной дурацкой фразы.

– Позволь поинтересоваться, Рэндол, какова цель твоего визита помимо стремления оскорбить мою дочь?

– Ах да, конечно. Я приехал, чтобы удовлетворить вполне естественное любопытство.

– Имеешь в виду смерть дяди?

– Ничего подобного, – возразил Рэндол. – Мне сообщил о ней дядюшкин поверенный в делах, и о грядущем вскрытии тоже. А мне было интересно посмотреть на ваше поведение во время такого тяжкого испытания, а заодно узнать, почему никто не удосужился известить меня о смерти дяди.

Рэндол обвел присутствующих вопрошающим взглядом, и Гай тут же сорвался:

– Да мы просто не хотели, чтобы ты совал нос в каждую щель и создавал кучу проблем!

– О, надеюсь, ничего подобного я не совершил? – с озабоченным видом поинтересовался Рэндол.

– Уж если на то пошло, я просила Харриет сообщить тебе по приезде о смерти дяди, – с пафосом констатировала миссис Лэптон. – Так как считаю, что в сложившейся ситуации это необходимо. Разумеется, причин для скорби у тебя нет, и смерть Грегори расстроила тебя никак не больше, чем его сестер. А потому нет нужды притворяться и изображать горе, лишь потому что волей судьбы ты стал главой семейства! После прочтения завещания для этого будет достаточно времени. Кстати, Харриет, надо договориться с мистером Каррингтоном. Пусть выберет удобное время и заедет к нам. Не будь случай столь исключительным, ему следовало бы приехать сразу после похорон, но при данных обстоятельствах чем скорее он здесь появится, тем лучше.

– Рад, что наши мнения по этому вопросу совпадают, – поддержал тетушку Рэндол. – Мистер Каррингтон приезжает послезавтра.

Миссис Лэптон смотрела на племянника с нескрываемым раздражением.

– Я правильно поняла, ты сам договорился о встрече у нас за спиной?

– Именно так, – подтвердил Рэндол.

В этот момент зашла миссис Мэтьюс, и ее появление оказалось как нельзя более кстати.

– Я увидела машину и догадалась, что ты здесь. – Она протянула затянутую в перчатку руку в сторону Рэндола. – Ах, и Дженет тоже! Вижу, вся семья в сборе. Харриет, дорогая, ты не забыла распорядиться, чтобы испекли свежий торт? Помнится, вчера ничего такого не было. Но я уверена, ты обо всем позаботилась. – Она положила руку на плечо золовки. – Бедняжка Харриет! Какой невыносимо грустный день. А уж я-то как переживаю!

– Полагаю, вы отправились в город за покупками, – с суровым видом изрекла миссис Лэптон.

Миссис Мэтьюс устремила на нее полный печального упрека взгляд.

– Ах, Гертруда, я ездила за траурным платьем, если это можно назвать путешествием за покупками.

– Не подберу более подходящих слов для оценки ваших действий, – жестко парировала миссис Лэптон.

Рэндол проводил миссис Мэтьюс к креслу:

– Вы, должно быть, страшно утомились! – посочувствовал он. – По собственному опыту знаю: ничто так не изматывает, как хождение по магазинам с целью выбора одежды.

– Ах! – вздохнула миссис Мэтьюс, устраиваясь в кресле и стягивая с рук перчатки. – Разве тут до выбора? Просто берешь первое, что подходит для данного случая. Какая разница, что надеть в эти горестные дни?

– У вас прекрасная чуткая душа, тетушка Зои. Однако не сомневаюсь, что утонченный, изысканный вкус не подвел вас даже в минуты глубокой скорби.

– Не могу назвать свое состояние глубокой скорбью. – Миссис Мэтьюс устремила на Рэндола исполненный задумчивой грусти взгляд. – Трудно подобрать слова, которые точно выразят мое состояние. Пожалуй, я пребываю в меланхолии… Нет, не то. Мысли о Грегори не дают покоя.

– Ох, Зои, оставь этот нелепый высокопарный стиль и не выставляй себя на посмешище! – грубо оборвала миссис Лэптон. – Только не пытайся меня убедить, что тебя занимают, как ты изволила выразиться, мысли о Грегори. Не прошло и десяти секунд, как ты выбросила его из головы.

– Не понимаю, с какой стати Зои о нем думать! – не скрывая раздражения, встряла мисс Мэтьюс. – Грегори был моим братом, я прожила рядом с ним всю жизнь, и уж если кто и печалится, так это я! И это чистая правда! Я вот перебирала его одежду и размышляла, а не продать ли большую часть вещей. Правда, есть старое пальто, которое можно подарить садовнику, а Гай наверняка с радостью возьмет совсем новый дождевик.

– Видишь ли, дорогая, меня занимают мысли иного рода, – вздохнула миссис Мэтьюс. – Я побывала в Найтсбридже и нашла время заглянуть на пару минут в часовню. Какое умиротворение! В царившей там атмосфере было нечто особенное, не подвластное словам, но именно эта обстановка лучше всего соответствовала моему настроению.

– Вероятно, дело в ладане, – неуверенно предположила мисс Мэтьюс. – Не то чтобы он на меня действовал, только помню, как матушка зажигала в гостиной палочки с ладаном. Не понимаю, что ты забыла в римском католическом храме.

– Нам всем это не ясно, – поддержала миссис Лэптон.

– А вот я знаю, что вы имеете в виду, тетя Зои, – вмешалась Дженет, желая погасить назревающий конфликт. – Действительно, в католических храмах особая атмосфера. Разумеется, нельзя поддерживать римских католиков, но я могу представить чувства, что вы испытали.

– Нет, милая, к счастью, ты слишком молода, чтобы меня понять, – возразила миссис Мэтьюс, отвергая предложенную от чистого сердца поддержку. – Тебе неведома темная сторона жизни, и даст бог, она никогда тебя не коснется!

– Ох, мама, прекрати! – простонал Гай, морщась, как от зубной боли.

– Если эти выспренние речи имеют отношение к смерти Грегори, должна заметить, что в жизни не слышала подобного вздора! – безапелляционно заявила миссис Лэптон.

– Замолчите, тетушка Гертруда! – Рэндол поднял изящный длинный палец. – Тетушка Зои вспоминает о своем вдовстве.

– Черт бы тебя побрал! – буркнула у него за спиной Стелла.

– Да, Рэндол, представь себе, вспоминаю, – вздохнула миссис Мэтьюс. – Теперь, когда Грегори перешел в мир иной, я особенно отчетливо понимаю, что осталась одна-одинешенька на белом свете.

– Ну как же, тетушка! – Рэндол сделал жест в сторону разгневанных кузена и кузины. – А два бесценных отпрыска, которыми вас благословил Господь! Неужели вы о них забыли? – Встретившись глазами с сердитым взглядом Стеллы, он ласково шепнул: – Будешь знать, дорогая, как посылать меня к черту. Это послужит тебе уроком.

– Ах ты, мерзкий хам! – прошипела Стелла, но ее слова заглушила перебранка, вспыхнувшая между миссис Лэптон и мисс Мэтьюс.

– Спокойнее, Стелла. Держи себя в руках! – улыбнулся Рэндол.

– Хоть бы ты исчез и больше никогда не появлялся!

– Представь, как тебе будет без меня скучно, – шепнул Рэндол, отворачиваясь. – Боже мой, да никак мои любимые тетушки ссорятся?

Ссора прекратилась так же внезапно, как и началась.

– Ты намерен остаться на чай, Рэндол? – с вызовом спросила мисс Мэтьюс.

– Нет, Стелла выразила желание, чтобы я исчез и как можно дольше не появлялся, – добродушно признался Рэндол.

– Стелла, милая, уверена, ты не хотела его обидеть! – воскликнула миссис Мэтьюс.

– Что за оказия быть главой семейства! – изрек громким шепотом Рэндол. – Моя популярность растет не по дням, а по часам. – Послав собравшейся компании воздушный поцелуй, он удалился, оставив после себя чувство напряженности, которое в последующие дни лишь усилилось.

Всем членам семьи было не по себе, а информация об отправке органов Грегори Мэтьюса в министерство внутренних дел для исследования, которой доктор Филдинг поделился со Стеллой, носила весьма неутешительный характер. От томительного ожидания нервы были на пределе, и приезд мистера Каррингтона, представителя компании «Каррингтон, Радклифф и Каррингтон», который намеревался в пятницу зачитать завещание покойного, стал толчком к взрыву столь долго сдерживаемых эмоций.

Все родственники втайне лелеяли определенные надежды и были жестоко разочарованы, за исключением Рэндола. Миссис Лэптон досталась всего тысяча фунтов и написанный маслом портрет брата, который ей никогда не нравился. Кроме того, в ее заставленном мебелью доме для такой большой картины не нашлось места. В завещании Грегори Мэтьюс называл ее «любимой сестрой Гертрудой», и миссис Лэптон сочла это еще одним умышленным оскорблением. Ни одна из ее дочерей не упоминалась, а тот факт, что о Гае тоже не было сказано ни слова, служил слабым утешением. По дополнительному распоряжению к завещанию, составленному тремя неделями раньше, Стелле отписывалось две тысячи фунтов, которые она получит по достижении двадцати пяти лет, если на тот момент не будет обручена и не сочетается узами брака с доктором Филдингом. Основную часть имущества, как и следовало ожидать, унаследовал Рэндол, а в отношении миссис Мэтьюс и Харриет имелся пункт, ставший для обеих дам трагедией. Грегори Мэтьюс завещал им в совместное владение свой дом со всем, что там имеется, а также сумму, достаточную для его содержания, которой будут распоряжаться два его душеприказчика, Рэндол и мистер Джайлс Каррингтон. Осчастливленные женщины расценили выходку покойного как изощренное злодейство.

В присутствии мистера Каррингтона, которого считали человеком посторонним, все члены семейства соблюдали приличия и сдерживали рвущиеся наружу эмоции. Однако едва за ним закрылась дверь, как миссис Лэптон перешла к действиям:

– Не думайте, что я удивлена. Ничего подобного. Всю жизнь Грегори не было дела до окружающих его людей, и глупо надеяться, что смерть его изменила.

Выслушав тираду тетушки, Рэндол удивленно приподнял брови и осторожно заметил:

– Уверяю вас, тетя, этот документ не является посланием с того света.

– Спасибо, Рэндол, что просветил. Я и сама это понимаю. И нисколько не удивлюсь, если узнаю, что ты постарался на славу, когда составлялось это завещание. Назвать меня «любимой сестрой», а потом оставить свой портрет, который никогда не вызывал восторга, да и вообще мне ни к чему. Все это наводит на подозрения, что ты приложил руку к завещанию.

– А может, – вмешалась Стелла, глядя Рэндолу в глаза, – именно тебе пришла в голову блестящая мысль оставить мне две тысячи фунтов в виде удавки на шею.

– Что ты, милая, я бы не оставил тебе ни пенни, – ласково заверил Рэндол.

– А мне все равно. Не нужны мне эти паршивые две тысячи. И пальцем к ним не прикоснусь, даже если придется голодать!

Старшая дочь миссис Лэптон Агнесс Крю, приехавшая вместе с мужем на зачтение завещания, заявила:

– Я и не рассчитывала, что дядя упомянет меня в завещании, но то, что он и словом не обмолвился о малыше, сильно расстроило. В конце концов, малютка – единственный представитель третьего поколения, и дядя мог бы ему хоть что-нибудь оставить. Пусть даже какую-нибудь мелочь.

– Дорогая, он не считал моего сына членом семьи Мэтьюс, – любезным тоном утешил жену Оуэн Крю, тихий незаметный мужчина лет сорока.

– Возможно, ты прав, – согласилась Агнесс, унаследовавшая прямолинейность матери в сочетании с неотразимым добродушием младшей сестры. – Но я все-таки ношу фамилию Мэтьюс.

– Ошибаешься, любовь моя, до того как выйти за меня замуж, ты носила фамилию Лэптон.

– Ох уж эти мужчины! – жизнерадостно рассмеялась Агнесс. – На все-то у них найдется ответ. Ладно, что толку плакать над разбитым корытом? Больше об этом и не заикнусь.

– Разумное решение, дорогая, и от души надеюсь, ты будешь от него отступать не чаще трех раз на день, – с серьезным видом поддержал жену Оуэн.

Генри Лэптон, до сих пор не принимавший участия в беседе, неожиданно заметил со смущенным смешком:

– Будь благословен тот, кто ни на что не рассчитывает.

– Если желаешь, можешь считать себя отмеченным благословением, – сурово осадила его супруга. – У меня же на сей счет иное мнение. Грегори был страшным эгоистом, хоть мне и больно говорить подобные вещи о своем брате. Как только подумаю, что не будь меня, он уже лежал бы в могиле, и всем было бы наплевать, от чего именно он скончался. Жаль, что я вовремя не умыла руки и не оставила все как есть.

– Что вы, как можно! – запротестовал Рэндол. – Зачем же посыпать горящими угольями голову усопшего!

– Не вижу ничего забавного. Будь добр, Рэндол, прояви хоть каплю почтения к покойному!

– А по-моему, проклятое завещание – верх несправедливости! – с горечью воскликнул Гай. – Почему Стелле достались две тысячи фунтов, а мне ни пенни? И с какой стати Рэндол огреб львиную долю? Ведь он, как и я, не является Грегори Мэтьюсу сыном!

– Все дело в моем безумном обаянии, малыш-кузен, – пояснил Рэндол.

– Ни у кого, слышите, ни у кого нет таких веских причин для недовольства, как у меня! – дрожащим голосом выдохнула мисс Мэтьюс. – Долгие годы я всячески угождала Грегори, только бы он чувствовал себя комфортно. И никогда не сорила деньгами, отведенными на хозяйство, как многие на моем месте и поступили бы. И вот награда за труды! Какая злобная выходка с его стороны! Остается надеяться, что после смерти мы не встретимся, потому что тогда я выскажу Грегори все, что о нем думаю.

Харриет пулей вылетела из комнаты, а Рэндол тут же с дружелюбной улыбкой обратился к миссис Мэтьюс:

– А что скажет моя любимая тетушка Зои?

Миссис Мэтьюс, как всегда, оказалась на высоте.

– Мне нечего сказать, Рэндол, – промолвила она с отстраненной усталой улыбкой. – Все это время я пытаюсь забыть о бренных земных делах и дать мыслям возвышенное, глубоко духовное направление.

Генри Лэптон, считавший Зои самой очаровательной из женщин, огляделся по сторонам и, явно нервничая, с вызовом выпалил:

– Полагаю, Зои служит всем нам примером для подражания!

– Генри, – окликнула его жутким голосом супруга. – Я еду домой.

Миссис Мэтьюс некоторое время демонстрировала отстраненность от мирских забот, но, оставшись наедине с детьми, высказала свои соображения по поводу завещания:

– Нет, нам ничего не надо. Только следует думать о ближнем. Уважительное отношение к чувствам людей так много значит в нашем мрачном мире. Надеюсь, вы оба всегда будете об этом помнить. У меня нет претензий к Грегори, хотя как жена его брата могла бы на что-то рассчитывать, и многие меня бы поддержали. Насчет денег я не обольщалась и не надеялась что-либо получить. Но меня утешил бы маленький знак внимания, свидетельствующий, что обо мне не забыли. Боюсь, бедный Грегори…