Текст книги "Диадема со звезд"

7

Ракат опустила кожаную занавесь-дверь чона. В темноте лицо Ставвера казалось смазанным бледным пятном. Она снова приподняла завесу, закрепила ее и присела рядом со спящим. Всмотревшись в его измененное сном лицо, она подумала: «Какой он скрытный… Раньше мне казалось, что я его понимаю. Но теперь, когда пришла эта…»

Она осторожно коснулась щеки Ставвера.

«А теперь, маро, ты смотришь на нее. Да, теперь на меня ты так уже не смотришь… Она носит в себе ребенка другого мужчины, а ты все равно не сводишь с нее глаз…»

Вдруг ей показалось, что стены и потолок чона сближаются, душат ее. Ракат схватила свою тунику-куртку без рукавов и выползла наружу.

Ночь была тиха и тепла. Ааб уже опустился, а Зеб серебристой бусинкой блестел на самом краю горизонта. Звезды висели так низко, что их можно было собирать, как цветы. Ракат глубоко вздохнула. Закат лун означал, что рассвет близко. Она посмотрела вокруг. Ид'рве громадным чернильным пятном расползлись по степи. Слева нависал высокий фургон-херрет шеквиатов, рядом примостился чон Алейтис. После набега на танчар-отравителей рыжеволосая ведьма получила необычный статус в клане: она еще не поднялась на одну ступень с забинами, но уже перестала считаться чужой. Ракат фыркнула от внезапной ярости и бросилась бежать прочь из круга чонов и фургонов-херретов.

Она страдала от одиночества, оттого, что нет никого рядом в ночной час, и никто не храпел над ухом, и не с кем было разделить тревогу ночных мыслей. Она схватила большую палку и помчалась вверх по склону длинного пологого холма, заканчивавшегося двухметровым обрывом.

Вот и вершина. Поколотив палкой по земле, чтобы расчистить место от змей и кусачих насекомых, она рухнула в траву и уронила голову на колени. Рыдания сотрясали ее тело. Зеб уже опустился на западный край мира, а Ракат все еще не могла успокоиться. Наконец она вздохнула, дрожащей рукой вытерла слезы и покачала, головой.

– Кхас! – пробормотала девушка и, вдруг почувствовав, что она не одна, удивленно оглянулась. В нескольких шагах от нее стоял, уперев руки в бока, Миаво.

Она с вызовом ответила на его взгляд.

– Ты тоже явился дразнить меня, Кхем-ско? – с отвращением заметила она. Но на последнем слоге голос ее надломился. Пришлось прокашляться и сплюнуть сквозь зубы.

– Нет, Р'е Ракат.

Она замерла, но ничем не выдала своего волнения. Голос его был тих, даже нежен. Миаво даже присоединил уважительную приставку к ее имени. Она сквозь темноту пыталась прочитать выражение его лица.

– В конце концов, ты забия, – пробормотал он, присев рядом. Голос его приобрел ласкающую шелковистость. – Ты же знаешь, как мне противно присутствие чужой в нашем клане. Я ее просто не перевариваю. – Он замолчал и провел ладонью по руке Ракат.

Дыхание женщины участилось, она почувствовала, как плечи и шея размякают под его ласкающими руками. Она невольно сладостно задрожала, повернулась к нему лицом. Миаво опрокинул ее на спину и продолжил ласки, изгоняющие напряжение из ее мышц. Когда она совсем расслабилась, он коснулся ее лица губами, а руки его соскользнули с плеч Ракат вниз, под расстегнутую тунику, где нащупали пульсирующие горячие соски грудей. Потом одной рукой он закатал полу туники выше ягодиц, к самому поясу. Ракат вздохнула и раздвинула колени, впуская его.

Некоторое время спустя она крепко сжала его ладонь, лежавшую у нее на груди.

– Если бы… – пробормотала она, – если бы все могло снова быть так, как было… до, того как появилась она!

Приподнявшись на локте, Миаво высвободил руку, погладил Ракат по подбородку. Его тонкие губы изогнулись в недоброй улыбке.

– Так избавься от нее, – прошептал он соблазнительную мысль прямо в ухо Ракат.

Она развернулась, оттолкнула Миаво и, рывком выпрямившись, сердито уставилась на него.

– Хочешь моими руками таскать из костра уголья? – Она свирепо захохотала. – Как бы не так! Миаво сел, скрестив тонкие ноги. Решительность Ракат чуть уменьшилась.

– Я не могу, – медленно сказала она. – Ничего не выйдет. Р'ненаваталава…

Он протянул руку, взял ее ладонь в свою и несколько раз нежно поцеловал:

– Есть более могущественные покровители!

Немного обмякнув под воздействием умелой ласки, Ракат успокоилась, но все же с сомнением покачала головой:

– Только не для нас…

– Для одной из Шемквия под покровительством Кхем-ско?

Врожденная хитрость Ракат постепенно начала брать свое. Несмотря на внутреннее чувственное волнение, она отстранилась и сухо спросила:

– Почему ты спрашиваешь? Тебе не все равно, что будет со мной?

Миаво расправил спину, подчеркнуто сосредоточенно перевязал свои ботинки. Его большие черные глаза излучали подчиняющую силу:

– Диадема. Она нужна мне.

Мимолетная улыбка тронула губы Ракат. Глядя прямо в черные глаза, она сказала:

– В это я могу поверить. – Потом, покачав головой, с некоторым сомнением в лице, добавила: – Но она сама не может ее снять.

– Но если она умрет… – голос Миаво был тих, вкрадчив.

– Ее защищает Р'ненаваталава. – Ненависть и стремление добиться желаемого боролись внутри Ракат с осторожностью.

– Но против Мечениат!

Дыхание Ракат перехватило, роскошное тело свела судорога страха.

– Великий Кольчатый… – прохрипела она, скрестив пальцы обеих рук. Глаза начали невольно искать что-то в темноте, словно тот, о котором шла речь, притаился там. – Нет! – произнесла она вдруг. – Нет!.. – Но во второй раз голос ее потерял твердость.

– Если у нас будет диадема… – прошептал Миаво, нависая над ней. Он поймал ее ладонь и трепетно погладил. – Если у нас будет диадема, – повторил он, – то мы сможем сделать все, что захотим!

Пальцы его ласкали ее горячую ладонь.

– Это ведь так легко, – шептал он. – Так легко… Она умрет – и диадема наша. Клянусь его именем, тебе не будет равных по власти среди Шемквия, ты станешь сильней, чем все они, чем Кхатеят! Подумай… подумай! Только мы может совершить такое, и тогда… – Он не договорил, оставив Ракат наедине с ее раздразненным воображением. Его шепот перешел в тихое свистящее шипение. Он медленно гладил ее ладонь, чувствуя, как напрягаются под его пальцами мускулы, словно ладонь вот-вот должна сжаться в кулак.

Внезапно Ракат вырвалась и вскочила на ноги.

– Нет! – пронзительно крикнула она. – Нет! – и бросилась бежать вверх по склону. Около Херрете она остановилась, прислонилась к фургону и перевела дыхание. Когда она подняла голову, перед ней стояла Алейтис.

– Он говорил тебе неправду, – тихо сказала она.

– Ты следила за мной, подслушивала! – Ракат прижалась к фургону, вцепившись в обод огромного колеса.

– Нет. Мне не нужно было делать это. Ракат, я… не причиню тебе никакого вреда. Разве ты еще не поняла, что я тебе не враг?

Алейтис прикусила губу и печально покачала головой.

– Разве ты не поняла, что он… он тебя использует в своих целях. Не позволяй ему сделать это!

Ракат выпрямилась, глаза ее зло сверкнули.

– Оставь мне хоть что-нибудь, женщина! Не отбирай у меня последнюю крошку достоинства! Ты хочешь оставить меня совсем голой?

– Ракат…

Ракат отпрянула от фургона и быстро прошла мимо Алейтис, оставив ее беспомощной, в предрассветной темноте, когда уже первая редкая роса начинает блестеть на траве и холодить ноги. В душе Алейтис испытывала еще худший холод.

Когда Хеш открыл в небе голубой веер своего призрачного излучения, готовясь всплыть над горизонтом рядом с Хорли, Ракат скользнула из-за фургона-водовоза, не спуская глаз с лохматой головы Ставвера. Он услышал шаги, обернулся и недоуменно уставился на нее. С его плеч свисали, покачиваясь, пустые ведра.

– Раб, – проскрежетала она.

Он молча посмотрел на нее, потом поставил ведра, чтобы ра-майо мог их наполнить.

– Раб, раб, раб. – Голос ее теперь был тонок, пронзителен, словно вот-вот надломится. – Не подходи к ней, слышишь меня?

Ставвер повернулся к ней спиной, чтобы поднять коромысло, но она сильной хваткой сжала его плечо.

– Смотри на меня, – хрипло велела она. – Не связывайся с ней больше, ты слышишь? – Губы ее начали дрожать.

Ставвер бесстрастно молчал, будто не слышал.

– Ну? – В голосе Ракат появилась неуверенность.

– Я прекрасно тебя слышу, – грубо отрезал он. Потом поправил коромысло на плечах и, не сказав больше ни слова, ушел.

Когда пламя вечерних костров превратилось в тлеющие уголья, Ракат осторожно покинула свой чон. Она пробралась к старому заплатанному чону, где спал Ставвер, осторожно отодвинула занавеску у входа и заглянула внутрь, сжигаемая ревнивым воображением.

Он лежал обнаженный, один на спальной кожаной подстилке, немного потный от жаркого ночного воздуха. Испытав прилив облегчения, она вползла в жалкое жилище раба и тряхнула его за плечо.

– Ставвер, – настойчиво прошептала она.

Он что-то пробормотал и снова захрапел. Она опять потрясла его.

Он заморгал и открыл глаза.

– Что… – пробормотал он.

– Ставвер, это я, Ракат.

Он сел, раздраженно хмурясь. Он был недоволен.

– Ракат? Черт побери, женщина, мне нужно выспаться. – Он зевнул. – Который час?

– Не знаю. Уже поздно. Какая разница? – Она схватила его за плечи горячими маленькими ладонями. – Ставвер, я не могу без тебя!

Уголки его рта неприятно опустились.

– А что бывает, – холодно спросил он (сам тон его голоса был оскорблением), – если раб не подчиняется приказу?

Ракат облизала губы.

– Бывает по-разному. Чаще его убивают.

Полным презрения голосом, Ставвер сказал:

– А теперь поднимайся и прочь отсюда, пока я не выгнал тебя пинком под зад!

– Ставвер…

– Давай, давай, расскажи всему клану, что я тебя выгнал, что я тебя больше не переношу. И посмотрим, как будут они ухмыляться, когда отправятся смотреть мою казнь. – Он нагло усмехнулся в лицо растерянной женщине.

Хныкая, как заболевший сесмат, она выползла на коленях наружу, потом бросилась бежать, ничего не видя перед собой, пока не налетела на кого-то.

– Ты! – Ее пальцы, искривившись, будто когти, готовы были впиться в стоявшую перед ней Алейтис.

Алейтис схватила ее руку, потом другую, сжала запястья, и держала так до тех пор, пока Ракат не разразилась безудержным рыданием, сотрясаясь всем телом, словно ее раздирала внутренняя буря.

Осторожно, но твердо, продолжая держать ее руки, Алейтис опустилась на колени вместе с рыдающей Ракат, успокаивая ее, как успокаивала когда-то Тианит, когда у той случались приступы.

– Ну, ну, дорогая, не все так плохо… Ведь тебя многие любят, Кати. О, Кати, милая! Ты сильнее, ты даже не знаешь, какая ты сильная. Ты не должна быть одна, бедная Кати. Помни, время излечивает все раны… Он вор, чужак, стоит ли так убиваться… ведь все мужчины глупцы… а этот пришлый тем более…

Алейтис чувствовала боль этой женщины. Она беспомощно гладила ее спину, потом протянула ментальную руку, впуская мир и покой в изнемогшую душу, посылая импульсы поддержки и понимания.

Ракат судорожно втянула в легкие пыльный ночной воздух, отодвинулась от Алейтис и сквозь всхлипывания прошептала:

– Почему… зачем ты?..

– Тронь мою ладонь. – Алейтис протянула вперед руку, ладонью вверх. Она сидела на коленях, колено к колену Ракат, глядя ей в глаза.

Ракат нерешительно потянулась и дрожащими пальцами тронула узкую ладонь Алейтис.

– Что ты чувствуешь?

Ракат нахмурилась. Потом нетерпеливо отдернула руку.

– Ты сама знаешь, что я чувствую, не так ли?

– Да. И даже лучше, чем ты. – Алейтис вздохнула. – Тут ничего не поделаешь, понимаешь? Я не собираюсь подглядывать… Я просто чувствую то, что чувствуешь ты. Тебе это понятно? Как же мне не испытывать боли, если ты ее испытываешь? Позволь мне, пожалуйста… я могу помочь тебе!

Ракат вскочила.

– Мне не нужна твоя помощь! Прочь, прочь от меня!

– Ракат… – Алейтис встала и протянула к ней руки. – Прошу тебя, Ракат…

Ракат нерешительно протянула в ответ свои ладони, и ее дрожащие пальцы снова оказались в ладонях Алейтис, потом зажмурилась, чувствуя, как вливаются в нее покой и равновесие, словно сладкая вода.

Несколько минут женщины стояли в прозрачном свете лун, как статуи, безмолвно, неподвижно, даже, казалось, не дыша. Потом Ракат глубоко вздохнула и медленно освободила руки.

– Я… я… благодарю тебя, Алейтис.

– Ракат…

Она обернулась, посмотрела через плечо.

– Что ты хочешь?

– Осторожно с Кхем-ско, ладно?

Ракат засмеялась и устало направилась к своему чону.

8

Огромное лицо плывет в темноте, поворачиваясь… Влажно блестящие зрачки-щелки расширяются до овала… большие желтые глаза слепо ищут, неотвратимо сокращая дугу поиска, пока не нащупывают Алейтис… Тонкие ноздри возбужденно раздуваются… втягивают воздух – в нем разлит какой-то неуловимый запах. Широкая прореха рта раскрывается, скалясь в улыбке. Белеют до ужаса обычные человеческие зубы. Крючковатый палец с когтем, поднятый в воздух, указывает прямо на нее.

Алейтис зашевелилась на своих спальных кожах, дернулась во сне, пыхтя и покрываясь в ужасе потом. Глаза ее вдруг открылись, и она уставилась в душную темноту.

– Ахай! – простонала она. – Лучше бы у меня не было этого дара.

Невесело усмехнувшись, она перевернулась и снова закрыла глаза.

В наполненной дымом темноте своего чона притаился Миаво, склонившись над зеленоватым огнем костра. Блики отражались в обнаженном теле колдуна, блестящем от масла, татуированном сложным узором. Он покачивался, шипел, выговаривая невнятные слоги, потом бросил в огонь щепотку красноватого порошка, родившего извивающуюся дымовую змею. Дым-змея поплыл, обвивая кольцами татуированное узорчатое тело, круг за кругом, пока не выполз весь и не заполнил собой весь чон.

Алейтис застонала во сне, задрожала, пальцы вцепились в кожаное покрывало, служившее ей простыней и матрасом одновременно.

Из-за занавески над входом в чон Ракат пробивался светящимся волоском свет. Внутри красновато горела небольшая масляная лампа с подставкой из камня, отбрасывая танцующие тени на вогнутые кожаные стенки чона. В помещение медленно вкралась струйка зеленоватого дыма, постепенно превращаясь в облако, заполняющее весь чон. Потом незаметно сгустилась над спящей девушкой.

Ракат вздрогнула, села, глаза ее стеклянно заблестели. Она потерла лицо, непонимающе уставилась на лампу. Незаметно дым опустился, осел на ее смуглую кожу фиолетово-зеленой пленкой. Минуту спустя она принялась рыться в кожаном покрывале. Наконец, рука вынырнула наружу, отыскав нож – тот самый, который она отобрала у Ставвера много месяцев назад. Она склонилась у лампы и принялась натачивать серебристое лезвие кусочком кожи. Вниз вверх… вниз и вверх…

Она попыталась сопротивляться охватившему ее безумному порыву.

…Вверх и вниз… вверх и вниз… Вина и злость слились, образовывая горчащий настой, жгучий-жгучий…

…Вверх и вниз… вверх и вниз… кожа скользила по сияющему металлу…

«Нет, нет! – думала она. – Я не испытываю к ней ненависти…»

…Вверх и вниз… злость… ярость – они вырастали, словно отдельные независимые существа внутри ее самой… вверх и вниз… «Когда она умрет, снова все будет хорошо…»

Бросив кусочек кожи, она опустилась на четвереньки что-то бормоча и выползла из чона.

Снаружи было темно – тучи с западной стороны плыли по небу, закрывая кружки лун. Сильный ветер с гор продувал лагерь, теребя мягкую кожу ее туники, в диком танце обдувал горящее лицо. Сквозь сухую грозу Ракат шла, словно металлическая кукла, слепо, равномерно, неумолимо.

Алейтис зашевелилась во сне, пытаясь проснуться. Кок в ночном кошмаре, она боролась и боролась, но напрасно – повторяющееся усилие ничего не дало.

Ракат отодвинула в сторону занавеску у входа, вползла в чон. Алейтис была укрыта только наполовину. Косички разметались, образуя рыжее «у». Ракат подползла ближе и увидела, как призрачным светом замерцала диадема, неестественным, призрачным светом фантома.

Алейтис застонала, попыталась шевельнуться, потом сквозь парализующую неподвижность пробилась нота диадемы. Она открыла глаза и увидела, что кошмар воплотился в реальность. Она ахнула при виде дико искаженного лица, нависшего над ней, едва различимого в бледном свете диадемы. Она облизнула губы, отодвинулась назад, уперевшись локтями в кожу покрывала.

С пустыми невидящими глазами, с механической усмешкой, Ракат занесла над головой кинжал.

– Ракат не!.. – хрипло вскрикнула Алейтис. – Ракат!

Она увидела как нож на миг замер и почувствовала ужас самой Ракат, который, однако, тут же исчез, затопленный приливом тошнотворной ненависти. Алейтис попыталась нащупать контакт с Ракат, но все было безнадежно.

Диадема зазвенела, и чон наполнился янтарным светом. Ракат подалась вперед, и диадема снова зазвенела. Она выронила нож и тот упал, оцарапав, обжигая словно огнем, кожу на животе Алейтис… за миг до того, как тело ее онемело и потеряло чувствительность.

Ракат коснулась диадемы и это касание волнами отозвалось во всем теле Алейтис. Она не могла шевельнуться. Лишь глаза слушались ее, однако сейчас у нее было такое чувство, будто она смотрела на окружающее сквозь прорези маски; маски, которой стало ее лицо…

Позади напрягшегося тела Ракат Алейтис вдруг ощутила движение – шевельнулась входная занавеска, и бледное лицо Ставвера вплыло в рамку хода. Лунно-бледные волосы его шевелились от терзавшего их ветра, словно щупальца. Словно дым на ветру… Глаза Алейтис мгновенно наполнились мольбой – сделай что-нибудь! Она закричала, будто в агонии, но изо рта не вырвалось ни звука. Единственный звук в чоне – мелодичный перезвон инозвездных драгоценностей диадемы.

Тело Ракат судорожно задергалось – камни диадемы сражались с силой Мечениата, и полем битвы было сознание Ракат…

Алейтис почувствовала, как нечто прозрачное, как струйка дыма, вытесняется из тела Ракат… нечто огненное, пекущее. Ее собственные нервы посылали волны дрожи по телу… Диадема высасывала этот дым из Ракат. Алейтис слышала пение – гармонию чистых, звенящих нот.

Глаза вдруг открылись, в глубине сознания Алейтис – янтарные, большие, серьезные глаза. Алейтис казалось, что она умирает… она не хотела умирать! Темнота смыкалась вокруг ее измученного сознания…

Когда она открыла глаза несколько минут спустя, Ракат уже не было в чоне, а у входа сидел на коленях Ставвер – в свете лун ясно вырисовывался на его лице неописуемый ужас. Алейтис испытывала особую легкость в голове. Она с трудом сглотнула, облизнув сухие, потрескавшиеся губы. Приподнявшись на локте, хрипло спросила:

– Где Ракат? Что случилось?

– Я только дотронулся до нее, и она выбежала наружу. – Он вполз глубже в чон и присел рядом. – Значит, вот куда подевалась диадема.

Она вдруг надломилась, зарыдала, попыталась вскочить – неуклюжая, отягощенная ребенком в утробе, но только и сделала, что вцепилась в плечи Ставвера, умоляюще крича:

– Избавь меня от нее, умоляю! Избавь. Помоги мне, Ставвер! Помоги! – она впилась ногтями в мускулы его плеч, не помня себя в припадке безудержного отчаяния. – Сними ее с меня. Избавь меня от диадемы!!!

Она уткнулась лицом в его грудь, слезы ручьем лились по лицу, тело сотрясалось в рыданиях, порожденных ужасом.

Он скорчил гримасу и начал гладить ее по плечу.

– Успокойся, женщина, а не то сейчас сюда сбежится весь лагерь. Понимаешь, я хотел бы тебе помочь, поверь, – сухо объяснил он. – Я сам хотел бы вернуть себе диадему, но… – Он грустно покачал головой. – Конечно, первый был я, но не имел понятия, как управлять ею…

Он чуть отодвинулся, стер с ее лица осторожными касаниями последние слезы и нежно улыбнулся:

– Так что успокойся, моя любовь. Дай мне только выбраться отсюда и вытащить тебя – и тогда я найду способ!

Она схватила его за руку.

– Они уже почуяли ее… Они вынюхали ее… я почувствовала их… я увидела их…

– Кого?

– Твоих разумных пауков! Большие желтые глаза. Все тело покрыто волосами…

– Ищейки РМоала! – Он пристально всмотрелся в ее осунувшееся лицо – Где?

Она пожала плечами.

– Пока еще они не здесь. Но скоро будут.

– Тем быстрее нам нужно убираться с этой чертовой планеты! – Он уже машинально похлопал ее по плечу, занятый иными мыслями, потом прикрыл обнаженное тело Алейтис кожаным покрывалом, осторожно проведя пальцами по раздавшейся линии талии.

– Поспи немного. А утром посмотрим, что делать с Ракат.

Она закрыла глаза, а он, пятясь, выбрался из палатки. Ночь была темная, облачная. Ветреная. Впрочем, ветер уже немного утих. Несколько крупных дождевых капель ударило в лицо.

Он посмотрел вокруг, потом побрел через спящий лагерь к своему чону.

Хорли всплыл над горизонтом на краю мира, окрасив день в красное, отбросив длинные, алого оттенка тени на высушенную жаром траву.

Алейтис выглянула наружу, потом, с утомленным вздохом, выбралась из чона. С одной руки ее свисало полотенце.

«Еще один день, – подумала она, вздохнула и положила руку на свою талию. – Толкается, малютка…»

На короткое время счастливая, она протанцевала к речке, чтобы принять утреннюю ванну, наслаждаясь солнечным прохладным свежим утром и тем особым теплом, которое распространял по всему телу живущий, но еще не родившийся ребенок. Но замечательнее всего – изобилие воды. Она могла искупаться впервые за несколько месяцев.

Весело насвистывая, она выскреблась дочиста, потом, хлюпая, выбралась на берег, насухо вытерлась полотенцем. Она собрала влажные волосы, перевязала их тонкой лентой, чтобы они не падали на лицо. Потом, надев тунику и брюки, уже не такая веселая, дошла обратно в лагерь, спрятавшийся за густой порослью деревьев и кустарников. Уже под сенью деревьев она обернулась, любуясь видом речки, не испытывая желания возвращаться в чон Шемквиатве. Внезапно она увидела Ракат.

– Ракат? – Алейтис ахнула и бросилась бежать к девушке, которая сидела на скале в полном сиянии восходящего солнца; сидела в неестественной позе. Алейтис остановилась, словно споткнувшись:

– Ракат?

Ответа не последовало. Алейтис начала осторожно пробираться к ней по камням. Живот мешал, усиливая неуклюжесть движений.

– Ракат! – тревожно позвала она на ходу. – Я не помню зла, это ведь была не твоя идея, тогда, прошлой ночью… Я это знаю… Вернись в лагерь… Зачем тебе все это?..

Ракат сидела совершенно неподвижно, руки на коленях, ноги плотно и плоско на земле. Алейтис подобралась поближе.

– Ракат?!

По-прежнему ответа не было. Алейтис почувствовала, как покидает ее утренняя радость. Балансируя на камнях, она подошла совсем близко – теперь можно было дотронуться до сидящего тела. Она протянула руку, но тут же отдернула ее назад.

Замерев, она стояла возле Ракат, рядом убаюкивающе журчала река; Алейтис попыталась успокоиться, заставив себя всматриваться в зеленую игру теней. И это ей почти удалось. Тут же она мысленно оказалась дома, в Раксидане, грезя у задумчивой воды. Но потом она моргнула и печально улыбнулась.

– Как же давно это было, – еле слышно вздохнула она. – Если бы я снова стала такой невинной, как тогда…

Со вздохом она коснулась ладонями восковой кожи Ракат, подняла ее на ноги.

Весь день мужчины рубили деревья, складывали в пирамиду, кладя внутрь жерди и поленья, пока погребальный костер не достиг высоты человеческого роста. Женщины в лагере в непривычном молчании делали обычную дневную работу.

Шемкиатве вымыли неподвижное тело Ракат, натерли ее в последний раз ароматическими маслами. Расплели волосы, осторожно расчесали, аккуратно пустив вьющиеся пряди по плечам. Потом через голову надели длинное платье – как раз в тот момент, когда край Хорли коснулся западного горизонта. Платье было без рукавов, но с богатой вышивкой. Линии узора сплетались в замысловатые диаграммы и медальоны. Голову повязали плотной лентой ткани с таким же вышитым узором.

Кхатеят поднялась.

– Стерегите, – тихо приказала она остальным. – Я скоро вернусь.

– Нет! – Шанат вскочила. – Она должна заплатить за это!

– Шанат! – Н'фрат поймала ее за руку и потащила в сторону, нахмурив свое круглое, обычно добродушное лицо. – Это ведь не дело рук Лейты! Ты же знаешь, что Ракат сама перестала ее донимать. К тому же Лейта помогла ей порвать с этим подонком-сартвеном! Оставь девочку в покое!

– Сели, обе! – тихо приказала Кхатеят, и они тут же повиновались. – Очень плохо, стыдитесь! Придите в себя! – Женщина нахмурилась. – Позаботьтесь о Ракат. Я скоро вернусь.

Алейтис она нашла сидящей на берегу речки, печально и серьезно глядевшей на воду.

– Я слушаю тебя, хес' Алейтис.

Вздохнув, Алейтис откинулась на спину, легла на траву и внимательно уставилась на старшую из Шемквия, на лице которой лежала удрученная ночная тень.

– Прошлой ночью Ракат пробралась в мой чон с ножом в руке, собираясь убить меня. – Она закрыла глаза, нервными движениями пальцев вырывая травинку за травинкой. – Мне снился сон. Я видела Кхем-ско. Тело его было разрисовано узором. Он склонился над костром. Пламя было странным, каким-то зеленым.

Он бросил в огонь порошок, и мгновенно поднялся тяжелый, ползущий дым, кольцами обвился вокруг него, словно змея, прополз наружу и медленно поплыл к чону Ракат. Потом я увидела, как этот дым-змея завис над спящей Ракат… и… вошел в нее…

– Мечениат! – Кхатеят упала на колени, грустно глядя на свои ладони.

– Что ты говоришь?

– Не обращай внимания, дитя, на мои слова. Что же было дальше?

– Ты когда-то говорила, что диадема защищает сама себя… так и случилось на этот раз. Я не могла пошевелиться. Ракат дотронулась до диадемы. И я почувствовала, как в ее душе началась борьба. Ахай, Кхатия, я не могла шевельнуться, не могла произнести ни звука. Но дым вышел из сознания Ракат, он был побежден. Потом она убежала, а я так и не смогла проснуться. Когда же открыла глаза, на небе занимался рассвет.

– Ты не позвала меня – почему?

– Я испугалась, – призналась неловко Алейтис. – И устала.

Она прямо села, раскинув ноги, чтобы поддержать вес живота.

– Я думала, что это приснилось мне. Но я ошиблась. – Она устало посмотрела на Кхатеят. – Это у меня уже выходит в привычку – ошибки…

Старшая женщина нежно коснулась головы Алейтис.

– Ты еще молода, – произнесла она тихо. – Очень молода.

Алейтис коснулась ее руки:

– А я… – она сглотнула. – А я когда-нибудь стану старше? Что будет со мной?

Кхатеят успокаивающе стала гладить ее по плечу. Улыбнулась. Зубы ее блестели в свете лун.

– Ты в безопасности, пока мы не достигли гор. До тех пор Р'ненаваталава будет защищать тебя.

– Но… а Миаво?

– Ракат была ущербна. Теперь мы предупреждены. И больше он не найдет уязвимого места…

Она вздохнула.

– …будь осторожна, девочка. Держись подальше от людей.

Женщина помолчала.

– Лейта?

– Да?

– Я к тебе благоволю, ты знаешь.

– Я…

– Да, да, можешь не отвечать. – Глаза Кхатеят были устремлены к далеким горам. – Как много у меня ответственности… Первое – это мой народ. Так должно быть, Лента. Я мало чем могу сейчас помочь тебе…

– Я понимаю…

После минутной болезненно напряженной паузы Кхатеят резко сказала:

– Сегодня ночью не ходи на Несвейм'вет!

Алейтис быстро подняла голову.

– Погребальный костер?

– Для Ракат.

– Но она не мертва!

Кхатеят смотрела вдаль, за реку, и лицо ее было тихо и печально.

– Сознание ее умерло. Мы дадим ей напиться ме'твата, а потом, поскольку она одна из нас, мы отдадим ее Несвейм'вет, а тело вернем земле и воздуху и Р'ненаваталаве, чтобы дух ее был свободен.

Она наклонилась и ласково погладила волосы Алейтис.

– Сделай то, что я тебя прошу. Сделай это ради моих людей, Лейта. Они не должны видеть тебя сегодня вечером. – Она тяжело поднялась.

– Подожди.

– Что такое? – нетерпение усилило резкость в голосе Кхатеят.

– Свяжи меня.

– Что?!

– Свяжи меня, пожалуйста, – Алейтис неуклюже и неловко поднялась на ноги. – Если вдруг диадема снова станет мною управлять… понимаешь теперь?

Кхатеят коротко кивнула.

– Подожди меня здесь…

Она принялась карабкаться вверх по берегу, ссутулившись, словно на плечи ее давило тяжелое коромысло с полными водой ведрами. Алейтис отвернулась к реке, осторожно опустилась на траву. Она смотрела на воду и ждала.

Кхатеят вернулась с короткими кожаными веревками. Концы их покачивались в такт ее тяжелым шагам.