Текст книги "Наследство"

– Сколько потратил Фарлей?

– Послушайте, я не обязан докладывать вам.

– У вас нет выбора. Луи уже намекает, что вы, видимо, небрежны в своей работе. Так сколько он потратил?

– Он так сказал? Этот сукин сын…

– Так сколько?

– Около двухсот тысяч. Двести двадцать тысяч пятьсот шестьдесят один доллар, если быть абсолютно точным. Но я не мог ему отказать! Понимаете, Луи велел выполнять его желания, а Фарлей обещал вернуть эти деньги. Вы ведь не собираетесь рассказывать об этом в вашем фильме? Понимаете, ведь я должен думать о своей работе, о семье. Я не виноват! Я просто выполнял приказания! Вы ведь не собираетесь разделаться с Фарлеем? Даже если вам он не нравится, столько людей верят, что они получат деньги, еду или еще что-то. Если вы скажете хоть слово, вы все погубите, всех этих людей. Вы понимаете?

«Понимаю, – подумал Поль. – Это безмозглый подонок, у него был шанс совершить честный поступок и избавиться от своих пороков».

– Не знаю, как я поступлю, – сказал он бухгалтеру. – Я сообщу вам позже. – Он повесил трубку. «Безмозглый подонок. Ему все равно, кого он обманывает. Ему даже на самого себя наплевать».

За восемь недель от продаж билетов и телевизионных передач с призывами о деньгах они получили пять миллионов долларов и ожидали вдвое больше от концерта на открытой площадке, который должен был стать кульминацией турне и самым доходным в отношении пожертвований. Двести тысяч были малой частью этой суммы, но дело было в том, что если пойдет слух, будто какие-то деньги ушли в карман Фарлея, они лишатся освобождения от налогов и финансовой поддержки телевидения, а также разрешения использовать открытую площадку под концерт. Кроме того, тысячи людей потребуют свои деньги обратно.

Поль никогда не обманывался насчет Фарлея, он не сомневался, что тому безразличны бедные и голодные люди, но, как сказал Луи, Поля не должно волновать все это, его дело снимать фильм. Но за последние недели, несмотря на шутовскую атмосферу и фальшивость самой идеи турне, он успел почувствовать свою причастность к этим событиям. Как раз вовремя, чтобы узнать, что этот безмозглый подонок сделал именно то единственное, что могло погубить все турне.

Концерт на открытой площадке должен был состояться через два дня. Или он будет отменен.

Фарлей сидел, развалясь в кресле, и смотрел очередную мыльную оперу по телевизору, но, увидев вошедшего Поля, вскочил на ноги.

– Нашли? Я знал, что вы поможете. Выпейте что-нибудь. Что вы хотите? Сколько вы достали? – Он протянул руку.

– У меня нет денег.

– Нет? Господи! Вы шутите! Вы же обещали! Поль взял стул у письменного стола и сел.

– Я решил поинтересоваться, как вы сможете мне их отдать.

– Но я постараюсь. Бритт Фарлей – честный человек! Я верну вам долг.

– До или после того, как вы выплатите те двести двадцать тысяч долларов, которые взяли из турне?

– О чем вы говорите, черт вас дери! Взял? Да я не взял ни цента! – Поль молчал. – Я послал оплатить несколько чеков в Нью-Йорк – об этом вы говорите? Но речь идет о нескольких сотнях долларов, а не…

Он завертел шеей, будто воротник рубашки стал для него слишком узок.

– Как его там зовут, этого серого мышонка, бухгалтера? Вы с ним разговаривали? Он же сказал, что будет молчать. Обещал мне. Но он все равно лжет.

Поль молчал.

– Да что там говорить! Какая разница, лжет он или говорит правду? Дадим концерт в Вашингтоне, получим еще несколько миллионов, кто после этого заметит, что не хватает несколько вонючих бумажек?

Он резко повернулся и взглянул на Поля. Глаза у него блестели хитрецой.

– Ах да, я забыл. У меня все схвачено. Еще есть достаточно времени, чтобы вернуть деньги, пока все эти бухгалтеры и вечные ревизоры на побегушках будут решать, кто получит деньги, и только потом они появятся здесь, чтобы эти деньги получить. Черт, им года не хватит на все это. А к тому времени я снимусь в сериале и заработаю хорошие деньги. И верну, что брал. Никто не узнает, кроме вас. Но вы теперь член семьи, так что все в порядке. И… – он качнул головой, – здесь нет никого, кто снимал бы на камеру.

Дверь распахнулась, и в комнату ворвался Луи.

– Он позвонил в ИРС, службу внутренних доходов США – заорал он Полю. – Вы вырыли для нас могилу. Вы это понимаете? Это дерьмо говорит, что не хочет быть козлом отпущения, он позвонил им, и они приезжают завтра с проверкой всех документов и отчетности. Полной аудиторской проверкой! И завтра. Вы слышите это?

Фарлей смотрел то на Поля, то на Луи.

– Что происходит?

– Да этот чертов бухгалтер! – кричал Луи. – Говорит, что мы все рассказали Полю и он больше нам не доверяет. Он натравил на нас налоговое управление, и завтра от нас останется одно мокрое место.

– Этого не случится, – резонно заметил Фарлей. – У них на это уйдет уйма времени. Все это знают. Они будут копаться несколько месяцев, разбираясь во всех цифрах. У нас есть еще масса времени.

– Вы безмозглый дурак, – вмешался Поль. – Все турне держится только на доверии людей. Как только станет известно об аудиторской проверке, вы все потеряете. С турне будет покончено, и с вашим возвращением на Олимп тоже. У вас нет…

– Я не хочу слышать об этом! – закричал Луи. – Ничего не кончено, слышите? Мы что-нибудь придумаем! У меня есть связи, можно поговорить с людьми из ИРС, попридержать их…

– Тем более пойдут разговоры, – сказал Поль.

– Минуточку! – вмешался Фарлей. – Вы, ребята, с ума сошли или что? Публика любит меня, они придут на концерт, что бы ни случилось. Они не знают, что такое аудиторские проверки, они хотят просто быть на концерте и восторгаться Бриттом. Никаких проблем! Все будет отлично!

Рукой, которую он прятал за своей спиной, он дернул за ручку ящика письменного стола и открыл его, не сводя глаз с Поля и Луи.

– Вы только держитесь за меня, и все будет…

– Оставьте эту дрянь в покое, – сказал ему Поль.

– Я буду соображать лучше, если приму немного. Вы бы могли понять, если бы не строили из себя дурацкую Мэри Поппинс…

– Если я не могу использовать свои связи, тогда что я вообще могу в данном случае? – спросил Луи, обращаясь в основном к самому себе.

Поль вытянул руку и схватил Фарлея.

– Оставьте это и послушайте меня. Я не позволю, чтобы вы завалили все дело.

– А что вы собираетесь для этого сделать?

– Надо подумать. Но главное, я должен быть уверен, что Бритт сможет выступить.

– Конечно, могу! Говорю вам: публика меня любит! Не имеет значения, что я делаю: мне не нужно быть в хорошей форме; я могу выть, как гиена, и писать на них с расстояния пятидесяти футов, а они будут визжать от восторга. Конечно, я могу выступать… нет вопросов!

– Это не то, что я хочу, – презрительно бросил ему Поль. – Вы должны дать концерт, а не выть, как гиена, или писать или делать еще что-нибудь. Вы должны петь и сделать ваше выступление лучше прежних. Это вы понимаете? Я буду находиться около вас каждую секунду, начиная с этой минуты, и до того момента, как вы выйдете на сцену. И ваша голова будет чистой, как стеклышко.

И тут Фарлей залаял. Откинув голову назад, он с силой завопил, отчего его лицо стало красным. Поль ждал, продолжая держать Фарлея за руку, пока вопли не утихли.

– А когда вы с чистой головой дадите концерт и турне закончится, мы поговорим о том, как закончить наш фильм, – спокойно сказал Поль.

– Господи Боже мой! – скрипучим голосом произнес Фарлей. – Я не смогу это выдержать, если не приму дозу! Неужели вы настолько глупы, что не понимаете этого? Я должен буду принять немного или развалюсь на сцене. Не смогу петь, не смогу говорить. У меня не будет голоса. Что на это скажете, приятель?

Поль молчал. Он не знал, говорил Фарлей правду или нет.

– Да какая разница? – вспылил Луи. – Если ИРС выведет нас на чистую воду…

– Вот что я скажу, – продолжил Фарлей, – со мной может находиться Луи. Он заставлял меня бросить кокаин и раньше. Только он сможет помочь мне. Это сработало в Солт-Лейк-Сити, помните, как хорошо я там выступил? Поэтому не стоит волноваться, вы получите свой концерт. А мы получим свой фильм. Правильно? Луи что-нибудь придумает с деньгами, у него есть связи, которые ведут в правительство. И обо мне он тоже позаботится. Мне нужно, чтобы обо мне кто-нибудь заботился. Вы ведь знаете, что я не могу быть один. Но есть одна вещь. Послушайте. У меня нет денег, которые нужно вернуть. И никогда не знаешь, сколько времени уйдет на съемки телесериала. Я выдам вам отличное выступление в Вашингтоне, но с деньгами я – пас. О'кей? С этим я не справлюсь.

Поль смотрел на Фарлея. «Наш американский герой, – думал он с иронией. – Маленький испуганный ребенок, слабый и стремительно падающий со своего пьедестала славы».

– Я сам справлюсь с этим, – сказал он. – Я вложу деньги, если вы дадите мне слово…

– Какие деньги? Откуда?

– Извините, что не выразился яснее. Я вкладываю двести двадцать тысяч долларов в фонды. Все будет на месте, когда станут проверять бухгалтерские книги.

Луи издал сдавленный крик. Он смотрел на Поля, вытаращив глаза.

– Откуда вы сможете достать такие деньги? – решительно спросил Фарлей.

– Достану, – коротко ответил Поль. – Ваше дело – сидеть тихо. Справитесь? Сможете не проболтаться, чтобы вся наша затея не взорвалась?

– Эй, голова садовая, вы имеете дело с Бриттом Фарлеем…

– Считайте, что я не слышал, что вы сказали, – сказал Поль с нотками металла в голосе. Фарлей покраснел:

– К черту. О'кей. Я буду нем как рыба.

– Вы даете мне слово, что будете сидеть тихо? Фарлей посмотрел ему прямо в глаза.

– Хотя оно стоит сейчас немного, даю слово, – сказал он в порыве честности.

Поль встал и положил руку на плечо Фарлея. Он с удивлением сознавал, что тот продолжает ему нравиться, ему было жаль, что Фарлей превратился в неудачника и мог стать им снова.

– Мне нужно сделать несколько телефонных звонков. Увидимся позже.

– Конечно. Эй, приятель, – окликнул Поля Фарлей. – Если вам придется просить эти деньги у кого-то, то делайте это вежливо.

Поль улыбнулся:

– Спасибо за совет…

– Подождите, – сказал Луи. – Я провожу вас до лифта. Я сейчас вернусь, – бросил он Фарлею и вышел с Полем в коридор.

– Вы действительно сможете достать эти деньги?

– Да.

– Ради чего? Вы хотите; влезть в долги ради концерта?

Поль рассмеялся. Луи был так серьезен, что Поль растрогался.

– Я думал, что все задумывалось ради бедных и голодных, – ответил он. Луи опустил голову:

– Вы, наверное, считаете меня чудовищем.

– Нет. Я думаю, что вы тоже испуганы не меньше, чем наш певец. Возвращайтесь к нему, Луи. Вы знаете, в чем ваша работа сейчас. У вас два дня. Пусть он полностью придет в себя. Идите. Увидимся за ужином.

У себя в номере он позвонил своему брокеру в Бостоне.

– Двести двадцать тысяч, – повторил агент, – перевести на ваш личный счет?

– Нет, переслать мне сюда. – Он дал адрес своего отеля. – И позаботьтесь сделать это сегодня.

На следующий день он собирался отправить эти деньги в офис Фарлея «Музыка для голодных» от имени Бритта – Фарлея. В бухгалтерских книгах эти деньги будут фигурировать как обычная оплата краткосрочного займа.

Повесив трубку, он направился вниз в бар. Он нашел пустую кабинку в углу и сел там, заказав виски и наблюдая за людьми, которые входили и выходили из бара. У каждого из них была своя жизнь, каждый мог бы стать частью романа или фильма. Фарлей не поверил бы в это. Он считал себя уникальным.

«Но он был таким же, как и другие, – размышлял Поль. – Эмилия, Луи и Бритт, думающие только о себе, не имели ни времени, ни сил для остального мира».

Сам он понимал, что когда-то был таким же, как и они, искал только удовлетворения собственных потребностей, покоя, отказываясь вникать в чужие проблемы. Но что-то изменилось в нем. Я перестаю быть равнодушным. Он сказал это Луи сегодня днем. Это было в некотором роде очень необычное заявление для Поля Дженсена, которого Оуэн, его дед, ругал когда-то за замашки плейбоя.

«Может быть, Бритт и был уникальным в конце концов, – продолжал размышлять он. – Это он заставил меня прозреть».

Он заказал еще виски. «А может, Фарлей здесь ни при чем, просто Поль Дженсен наконец стал взрослым». Он улыбнулся самому себе. Так сказала бы Эллисон. Он действительно стал взрослым, хотя бы для того, чтобы почувствовать ответственность за человека, которого нужно защитить и который натворил много глупостей, только потому, что этот парень заслуживал, чтобы ему предоставили еще один шанс. И на карту сейчас поставлено нечто большее, чем деньги.

Ему стало не по себе. Он допил виски. Ответственность. Защита. Деньги.

То, что он делал сейчас, гораздо больше того, что он сделал раньше для Лоры. «У нас тоже многое было поставлено на карту, – думал он – но я проиграл. Я ничего не сделал, чтобы понять ее, или защитить, или выяснить все до конца, чтобы мы смогли начать новую жизнь».

Он откинулся назад и вспомнил Лору. Он держал себя в руках, когда Фарлей рассказал ему о ней, но сейчас был не в силах сдерживать себя и дальше. Он представил ее сидящей в ресторане, как она пыталась усмирить Фарлея, находя слова, которые успокоили его. Вы добрая и очаровательная женщина.

Лора. Он медленно произнес ее имя, чего не позволял себе многие годы, почувствовав при этом ее присутствие, вспомнив запах ее волос, тембр ее голоса, смех в ее глазах. Лора.

Я устраиваю прием, когда закончится турне, и я приглашу Лору. Там вы и познакомитесь с ней.

– Мистер Поль Дженсен? – Он поднял голову. Около его кабинки стоял один из клерков отеля, подключая телефон. – Вам звонят из Бостона, и поскольку я видел, что вы пошли сюда, я позволил себе…

– Благодарю вас. – Он поднял трубку. – Поль Дженсен у телефона.

– Поль! Это Эллисон. Я тебя отвлекаю? Не могла дождаться, когда смогу поговорить с тобой. Я должна была поделиться с кем-нибудь, а ты – единственный человек… Послушай! Мне только что сказал об этом Бен. Лора купила все отели дедушки! Все четыре! Ты можешь поверить в это? Мне как-то не по себе от этого. Я даже не знаю, что чувствую. Мы все ополчились на нее, но она заслуживает уважения, ты не считаешь? Она купила их! Невероятно! Папа, естественно, не хочет об этом говорить, он вне себя от гнева, но он ничего уже не может сделать…

Поль едва слышал ее голос. Лора, сказал он себе и понял, что широко улыбается. Молодец.

Я приглашу Лору. Там вы и познакомитесь.

ГЛАВА 22

Джад Гарднер. Феликс стоял около детской кроватки, имя жгло его раскаленным железом. Ребенок спал, светлые волосики завивались на влажной головке, а маленький ротик напоминал розовый цветочек.

– Папу как загипнотизировали, – с удивлением заметила Эллисон, обращаясь к Бену. – Ему никогда раньше не нравились дети. – Бен кивнул, внимательно следя за Феликсом.

Простояв так довольно долго, Феликс обернулся и встретился глазами с Беном, полными такой враждебности, что Бен невольно отступил на шаг назад. Сын Джада! Как он раньше не догадался?! Как безумная слепота помешала ему узнать Бена Гарднера в ту же секунду, когда он впервые увидел его? Он не был копией Джада, во всяком случае, насколько Феликс помнил Джада, когда тот был молодым, до возвращения из армии, с безумными глазами и кривой улыбкой, которая стала еще кривее, когда он узнал, что его компании больше не существует. Но сходства между ними было много, и Феликс укорял себя, что не заметил этого раньше. А ведь он гордился тем, что всегда знал то, о чем другие не догадывались. Тем не менее на этот раз он знал только, что ненавидит этого красавчика блондина, ненавидит всей душой Бена Гарднера.

Ленни заплакала, когда услышала, как назвали малыша.

– Ты узнала его?

– Да. – Она смотрела в окно со своей стороны машины. – Но я не хочу обсуждать эту тему. Никто не должен говорить об этом. Эллисон счастлива, она удачно вышла замуж, у нее хорошая семья, и мы не будем вмешиваться в их жизнь.

– Ты можешь делать что хочешь. А я собираюсь вышвырнуть его из компании. И из нашей семьи, сколько бы времени мне ни потребовалось. Он явился сюда, чтобы погубить меня, этот самодовольный подонок. Других причин его появления здесь я не вижу.

– Он любит Эллисон, и ты не посмеешь…

– Чепуха! Он использует ее, чтобы подкопаться под меня. Ты что, до сих пор витаешь в облаках, что не понимаешь этого?

– Ты не посмеешь тронуть их, Феликс. Что ты им скажешь? Что я спала с его отцом и ты не любишь вспоминать об этом? – Она немного помолчала, но Феликс ничего не ответил. – Ты это скажешь на совете директоров? Что твой зять, человек, которому ты доверил службу безопасности и всего несколько месяцев назад назначил вице-президентом по развитию, внезапно сделался неугодным компании? На каких основаниях? – Она снова подождала. – Я спрашиваю тебя, – спокойно сказала она.

– Еще не знаю, – злобно ответил он. – Придумаю что-нибудь. Он не останется…

– Он член нашей семьи, – решительно сказала Ленни. – Эллисон с ним счастлива. Он не сделал ничего, что говорило бы о том, что он хочет повредить лам. И ты будешь вести себя тихо и оставишь его в покое.

Он обернулся к ней:

– А если нет? Ты что, угрожаешь мне? Она посмотрела ему в глаза:

– Я не угрожаю, Феликс. Если я что-нибудь решу сделать, то сделаю это без предупреждений.

Это была угроза. Угроза, которая существовала всегда. И он всегда знал это, хотя и не хотел признаваться, точно так же, как не хотел заметить сходство Бена с человеком, которого ненавидел больше всего в этом мире.

– Ты плакала, – набросился он на нее. – Когда ты услышала, как они назвали мальчика, ты заплакала. Ты до сих пор помнишь его!

– Я всегда буду его помнить, – проговорила Ленни. Она взглянула на него. – И ты тоже.

– Я никогда не думал, что он такой упрямый, – сказал Лоре агент по продаже недвижимости в Филадельфии, когда позвонил ей в Чикаго и сообщил, что Феликс отказался от ее предложения купить у него отель «Филадельфия Сэлинджер». – Я старался убедить его согласиться, но он уперся.

– Но почему? Вы говорили, что он торопил вас с продажей.

– Именно. Я думал, что он схватится за ваше предложение. У меня нет ни малейшего представления, что случилось. Он повторяет только, что хочет рассмотреть другие предложения.

Лора разложила перед собой несколько карандашей, но в порыве гнева отшвырнула их от себя, и они едва не упали со стола, потом снова положила их перед собой.

– Вы же убеждали меня, что других предложений нет.

– К которым можно было отнестись серьезно. Но мне трудно предугадать его действия; может быть, он и согласится на одно из них. Я бы предложил поднять цену на четверть, а лучше на полмиллиона.

– Еще не время.

– Но все-таки подумайте об этом.

– Я дам вам знать.

Взволнованная и рассерженная, она схватила карандаши и затолкала их в кожаный стаканчик для карандашей, подарок Клэя в день открытия «Чикаго Бикон-Хилл». «Он не может так поступить. Мы сделали ему хорошее предложение, самое приличное из тех, которые он имеет. Он продал нам „Нью-Йорк Сэлинджер“ без всяких проблем. В чем же сейчас дело? Черт, он не может так просто взять и отказаться. У меня уже все распланировано».

Не раздумывая, она сняла трубку телефона и позвонила Карриеру в Нью-Йорк:

– Уэс! Ты говорил, что знаешь кого-то в совете директоров компании Сэлинджера.

– Я знаю Коула Хэттона. Я провернул для него одно дело.

– Ты можешь связаться с ним и узнать, почему Феликс отказывается от нашего предложения купить отель в Филадельфии?

– Отказывается? Я считал, что он давно принял его.

– Я тоже так считала.

– Я переговорю с ним. – Через час он перезвонил Лоре. – Кажется, ты все еще имеешь огромное влияние на Феликса, хоть и не видела его много лет. Он узнал, что ты являешься держателем основного пакета акций «Оул корпорейшн», и все приостановил. Он не продаст отель именно тебе. На заседании совета разыгралась целая баталия, а через неделю и другая, где обсуждался этот отель. Коул сказал, что Феликс был еще более разгневан, чем прежде. Создалось впечатление, что случилось что-то еще, о чем, естественно, никто не знает. Он уперся, и все. И в конце концов победил. Нужно немного выждать.

– Я не могу рисковать. Мне нужен отель.

– Моя дорогая, ты не сможешь заставить его продать тебе. Почему бы нам не вернуться к этому вопросу на следующей неделе, когда ты будешь здесь? Мой секретарь нашел пару квартир, на которые ты можешь взглянуть. Мы сможем обдумать, что делать с Феликсом.

– Прекрасно. – Но она думала об этом уже сейчас. «Кто он такой, чтобы отказываться продать мне этот отель? Это он обманул меня, а не я его. Я ничего ему не сделала. По какому праву он хочет стать на моем пути?»

Ей нужно было пройтись. Она всегда лучше думала на свежем воздухе, в движении. Но в вестибюле она столкнулась с Джинни Старрет.

– Я приехала за тобой. Хочу пройтись по магазинам, – сказала Джинни. – Французский модельер демонстрирует модели брюк у Элизабет Арден. Поедем со мной.

– Не сегодня, Джинни. Мне нужно немного прогуляться. Я как раз собиралась выйти. Может быть, ты тоже пойдешь?

– Нет, я не хожу на прогулку, как тебе это должно быть известно. Я бегаю только по этажам магазинов, но не гуляю. Мы можем вместе пообедать. Ты вернешься к этому времени?

– Я постараюсь. Встретимся здесь в час дня.

Джинни чмокнула ее в щеку и вышла из отеля. Лора смотрела ей вслед: подтянутая, нарядная женщина без определенного возраста, путешествующая из страны в страну с той же легкостью, с какой люди добираются на такси с одного места до другого, интересующаяся всем на свете и испытывающая, кроме всего прочего, материнские чувства к Лоре. Но, видимо, оттого, что у нее никогда не было дочерей, она стала ей хорошим другом и обожала давать советы.

«Мне очень повезло, что она у меня есть», – думала

Лора, направляясь к озеру, которое находилось в двух кварталах. С Келли она разговаривала по телефону каждую неделю, каждый вечер ходила на званые ужины, но ей трудно было заводить новых друзей, поэтому, когда Джинни бывала в Чикаго, Лора не чувствовала себя одинокой. «Обед с Джинни», – подумала она, улыбаясь и испытывая радость.

Майское утро выдалось теплым, на берегу и в парке было много желающих позагорать, велосипедистов и любителей бега трусцой, которые держались ближе к краю воды, где на перевернутых вверх дном ведрах сидели рыбаки, следя за своими удочками и обмениваясь историями. На серебристой поверхности озера с маленькими белыми гребешками волн сверкали белоснежные яхты.

Найдя безлюдное местечко, Лора присела, чтобы снять туфли, чулки и жакет. Ей хотелось пробежаться по мягкому песку, но мешала узкая юбка. Она продолжала идти босиком, подставив лицо ветру и наслаждаясь теплыми лучами солнца.

К лету она планировала иметь все четыре отеля и обосноваться в Нью-Йорке. Она мечтала о том, что встанет во главе маленькой, но своей собственной империи.

Лора села на одну из огромных известняковых глыб, которые окаймляли берег. Феликс не сможет остановить ее, не сейчас, когда она уже столько добилась. Нужно только придумать, как заставить его переменить свое решение. Он был настоящим бизнесменом, его нужно убедить, что ему выгодно продать отель быстро, пусть даже «Оул корпорейшн». Его надо обработать. А сделать это можно, только используя имеющуюся в ее распоряжении информацию.

А знала она многое: что он был упрямым, мстительным и алчным; что был хорошим бизнесменом, но не настолько хорошим, каким мог бы быть, поскольку никому не доверял и всегда пытался доказать всем, что был лучше своего отца. Еще он гордился своей способностью быстро и без оглядки принимать решения, часто не обсуждая и не советуясь с другими.

Быстро и без оглядки, не обсуждая и не советуясь с другими.

Все, что ей было нужно – это заставить его принять быстрое решение.

Солнце сияло прямо у нее над головой, прибрежный ветерок стих. Няни собирали по пляжу детей, чтобы увести их на обед и послеобеденный сон; владельцы яхт вытаскивали корзины с припасами, чтобы пообедать прямо на озере. Скоро ей нужно будет встретиться с Джинни. Лора сунула ноги в туфли, поморщившись оттого, как они сжали ей ноги, и направилась обратно к отелю.

– По-моему, ты придумала, как тебе выйти из положения, – обратилась к ней Джинни, когда они устроились за угловым столиком в ресторане отеля «Бикон-Хилл».

– Наполовину, – ответила Лора. – А как ты узнала?

– У тебя такой взгляд, кроме того, ты не очень замечаешь, что происходит вокруг. В чем дело?

Лора рассказала ей, что случилось.

– Мне нужна какая-нибудь информация, которая заставила бы его быстро продать отель в надежде защитить свои вложения в него.

– То есть чтобы он подумал, что не сможет его никому продать?

– Не по той цене, которую предлагаем мы. И он должен думать, что может не получить и этого, если не поторопится продать его.

Джинни продолжала есть суп.

– Если бы ты узнала, что с отелем что-то не в порядке, что в нем происходит что-то жуткое, например, как в одном отеле в Филадельфии, где люди умирали от болезни легионеров, тогда бы он его продал за любую цену, верно?

Лора рассмеялась:

– Продал бы, но там никто не умирает.

– Как жаль. А если он узнает, что отель разваливается на части? Например, что у него дефект в фундаменте, который нельзя устранить. Кто бы купил его?

– Никто, в том числе и я, – рассмеялась Лора. – Подожди-ка минутку. – Она положила ложку, которой ела суп, на стол и уставилась в окно, затем медленно повернулась к Джинни. – А если он подумает, что никто не сможет снести или реконструировать этот отель?

– В этом случае отель значительно потеряет в своей стоимости. Старые дома только тогда считаются хорошим вложением денег, когда их можно сносить, а на их месте строить новые. Иначе от них никакого толку.

– Именно. А дом сносить нельзя, если он является архитектурным памятником. Джинни нахмурилась:

– Но он не архитектурный памятник.

– А если городские власти Филадельфии решат, что он именно архитектурный памятник? Тогда его нельзя будет сносить, а фасад нельзя изменить. Внутри можно все переделать, но снаружи нельзя. Это скажется на цене дома?

– Сведет ее к минимуму. А кто-нибудь говорил, что его собираются считать памятником?

– Дом был в списке зданий, которые рассматривались комиссией по охране архитектурных памятников. В конце концов решили, что он не отвечает всем требованиям. Архитектура хорошая, но исторического значения не имеет. Но не в этом дело. Что, если Феликса заставить поверить, что комиссия может изменить свое первоначальное решение?

– А как его могут заставить поверить в то, что не соответствует действительности? Если только…

Они заговорщически посмотрели друг другу в глаза, как две школьницы, у которых вдруг появилась общая тайна.

– Кто-нибудь должен сказать ему, что это правда.

– Этот человек должен быть очень надежным, чтобы Феликс смог поверить ему, что это может быть правдой. И поскольку он приверженец быстрых решений, не советуется ни с кем…

Джинни уже широко улыбалась:

– Мне нравится эта идея. Это будет маленькая злая шутка. А кто сообщит ему об этом?

– Еще не решила. Ты не знаешь кого-нибудь в руководстве штата Филадельфия?

– Никого. Я знаю кое-кого в биржевом мире, но боюсь, тебе это не поможет. Кто еще? Архитекторы? Строители?

Лора покачала головой.

– Это должен быть человек, который присутствует на заседаниях комиссии. Может быть, тот, кто пишет об этих заседаниях… – Она замерла на полуслове. – Янк Босворс, – прошептала она.

– Извини, не поняла?

– Репортер из Бостона. Я знала его несколько лет назад.

– Тебе нужен человек в Филадельфии, а не в Бостоне.

– Но он может знать кого-нибудь в Филадельфии. Джинни, извини меня. Мне нужно ему позвонить. Я не могу ждать. Скоро вернусь.

Она не видела и не слышала о Янке со времени суда. Но в последнее утро, после того как было оглашено окончательное решение суда, он крепко пожал ей руку и поддержал ее как друг. Если я вам когда-нибудь понадоблюсь, вы знаете, где меня найти.

– Босворс слушает, – услышала она голос в трубке.

– Янк! Это Лора Фэрчайлд, – сказала она. – Я понимаю, что прошло много…

– Лора! Господи, откуда вы взялись? Где вы? Как вы живете?

– Я в Чикаго. И у меня возникла небольшая проблема. У вас есть время, чтобы выслушать меня?

– Это моя работа. Выкладывайте.

Он слушал ее рассказ, постукивая карандашом себе по зубам, изредка вставлял свои комментарии. Потом резко вскочил.

– Сукин сын! Не хочет продавать только потому, что вы участвуете в этом деле? А что ему за дело? Столько прошло времени…

– Не знаю, но…

– Не имеет значения. Хорошо. Значит, наша задача заставить его изменить свое решение. Как вы думаете, пустить слух будет достаточно?

– Наверное. Но это не должно быть просто слухом, Янк. Он должен поверить в это.

– Так. Кого я знаю в Филадельфии, кто мог бы помочь мне в этом? Минуточку. А разве нам обязательно нужна Филадельфия? Лора! Я сделаю это сам. Как вы, согласны?

– Но вы не пишете о Филадельфии и вы не пишете об архитектуре.

– Но я пишу обо всем, что представляет интерес, если это происходит в крупных городах. Я городской репортер, вы не забыли? Послушайте, я могу сделать это сам, мне даже хочется сделать это. Я никогда не поступал плохо, но ради вас я пойду на все. О'кей? И к тому же бесплатно, хотя с вас причитается, но это при встрече в Бостоне.

– Лучше встретимся в Нью-Йорке. Я переезжаю туда через месяц.

– Черт возьми! Ловлю вас на слове. Ну все, буду сейчас ему звонить. О'кей? Потом перезвоню вам.

– Я все еще не уверена, Янк. Ведь вы живете не в Филадельфии…

– Я живу в Бостоне, который гораздо лучше других городов. Доверьтесь мне. Я не подведу. Свяжусь с вами в течение дня.

Повесив трубку, он потер руки. Единственным отрицательным моментом в работе репортера было только описание драмы, а не участие в ней. Но сейчас он именно этим и займется, это будет жестом галантного человека. Он подумал, намного ли она изменилась за прошедшие четыре года. Он вспомнил ее испуганные глаза, ее холодные пальцы в его руках, ее окаменевшее лицо. Ему хотелось тогда обнять ее, прижать к себе и успокоить. Но джентльмен не должен пытаться затащить в постель расстроенную женщину. Кроме того, у него была жена и маленький сынишка и он очень ими дорожил. Но это он должен был сделать для Лоры. Феликс стоил того, чтобы его немного разыграли.

«Итак, начнем», – подумал он, набирая номер телефона.

– С вами говорит Янк Босворс из бостонского «Глоба», – скороговоркой выпалил он секретарше Феликса, а через минуту повторил Феликсу, когда тот взял трубку.

– Я собираю информацию для серии статей по архитектуре восьмидесятых годов, особенно по вопросу борьбы между защитниками классических зданий и сторонниками более целесообразного использования городской земли. В этой связи я хотел бы попросить вас выразить ваше отношение к статусу памятника архитектуры для вашего отеля «Филадельфия Сэлинджер».