Текст книги "Дикие розы"

Глава 29

Потом они лежали, обнявшись, на кровати и разговаривали. Корри рассказывала Куайду о том, как она рожала ребенка: в занесенной снегом избушке, без врача, без Эвери, в присутствии молодого мальчика, который на своем веку уже имел дело с новорожденными, – правда, телятами.

– Я все твердила ему, что я-то не корова. Меня очень возмутило тогда это сравнение. А он продолжал уверять, что и женщины, и коровы – млекопитающие, поэтому между ними много общего. Он не хотел меня оскорбить, но тогда мне было очень худо, и я ничего не понимала.

Куайд с интересом ее слушал, Корри печально улыбнулась и продолжала:

– Бедный Мэйсон, он был влюблен в меня. А теперь ищет золото на Сороковой Миле или где-нибудь еще. Я надеюсь, что с ним все в порядке. Там ведь такой холод, не дай Бог, он обморозится. Когда он вернется к себе в Мичиган, то закончит колледж и получит диплом доктора.

Куайд коснулся ее обнаженной груди.

– Значит, у тебя не было недостатка в приключениях.

– В приключениях? Да.

Корри подумала о своем ребенке – его глаза и лоб напоминали ей отца, покойного Кордела Стюарта.

Корри высвободилась из объятий Куайда и села на кровати. Она чувствовала на себе его взгляд, ласкающий каждый изгиб ее нежного стана. За стеной надрывалось пианино.

– Боже, как красиво твое обнаженное тело. Даже худоба его не портит.

Корри стыдливо съежилась и стала надевать шелковую нижнюю рубашку, второпях не справляясь с лентами. Она не смотрела на Куайда и тем не менее чувствовала, что ее лицо заливается краской.

– Корри, я снял домик и хочу, чтобы ты перебралась ко мне.

От неожиданности Корри чуть не выронила блузку, которую собралась уже надеть.

– Корри, я люблю тебя. Для тебя ведь это не секрет. Я хочу, чтобы мы жили вместе, чтобы ты была моей женщиной, и к черту все приличия! Мы уже однажды нарушили их, давай нарушим и теперь. Когда придет весна, мы попробуем добиться развода. Если не получится, что ж, будем жить в грехе.

Корри молчала.

– Ответь же мне что-нибудь.

За стеной прозвучали последние аккорды мелодии, и наступила тишина. Девушки, наверное, сейчас ведут своих кавалеров к стойке и упрашивают их заказать выпивку.

Куайд протянул к ней руки и сжал ее хрупкие пальцы в своих больших ладонях.

– Я уверен, что ты согласишься. Я перевезу твои вещи завтра же. Мой домик совсем небольшой, но чистенький. Мы вдвоем сделаем его еще уютнее. Я хочу, чтобы ты стала моей, хочу владеть тобой безраздельно, Корри.

– Но я обещала Ли Хуа, что буду фотографировать…

– Пожалуйста, фотографируй. Я не возражаю. Только будь со мной. Я так соскучился… Ты знаешь, я совсем разучился готовить абрикосовый пирог. Каждый раз, когда я принимался за него, то вспоминал тебя, твой смешной и трогательный животик, озеро Беннет. Я хочу, чтобы ты родила мне ребенка, Делия. Чтобы это был наш с тобой ребенок.

– Куайд!

Ее голос осекся, она плакала, в то время как Куайд осторожно снимал с нее рубашку. Они снова были вместе. Они вознеслись в заоблачную высь, которой не достигали безмолвные всполохи полярного сияния. Они наслаждались своим единением, и остальной мир перестал существовать для них.

Корри уложила свои вещи, и вместе с Куайдом они перевезли все в его домик, расположенный в одном из предместий Доусона и роскошно обставленный самодельной сосновой мебелью.

Через два дня после переезда какой-то старатель проездом из Секл Сити завез Ли Хуа письмо для Корри. Это было даже не письмо, а помятая и потрепанная коротенькая записка. Чернила местами расплылись, но Корри сразу же узнала четкий почерк Эвери. Он писал, что тяжело заболел и потерял все деньги. Его провизию украли, и теперь он лежит в бараке в Секл Сити, куда его из милости пустили знакомые старатели. Он погибает, и ему нужна ее помощь.

Первой реакцией Корри была ярость. Она схватила письмо и ожесточенно скомкала его. Этого ей показалось мало, она порвала его в клочья и, бросив на пол, стала безжалостно топтать.

– Что случилось? Зачем ты это делаешь? – спросил Куайд.

– Затем! Черт бы его побрал, Куайд. Черт бы его побрал!

Куайд сел на низенькую скамеечку, закурил сигару и, глядя на сизые кольца дыма, задумчиво произнес:

– Я так понимаю, что это послание от твоего бывшего мужа.

– Да, черт побери! Он хочет, чтобы я приехала к нему. Он в Секл Сити, прикован к постели, и ему нужна сиделка! – Она злилась все сильнее. – Он просит извинить за то, что так обошелся со мной, пишет, что поступил непорядочно, но надеется, что я прощу его. Он пишет…

Корри стала носком ботинка расшвыривать клочки бумаги по полу и не успокоилась, пока в центре комнаты не осталось ни одного.

– Он пишет, что не обратился бы ко мне, если бы у него был другой выход. Но его нет. Я его последняя надежда.

– Пожалуй, так оно и есть.

– Что? – Она резко обернулась к Куайду. – Как ты можешь сидеть здесь, как ни в чем не бывало, и дымить своей сигарой, как будто тебя это не касается! Этот мерзавец оставил меня! Бросил на произвол судьбы! А теперь уверен, что я со всех ног помчусь к нему только потому, что я ему нужна!

Куайд внимательно рассматривал тлеющий конец своей сигары, крутя ее между пальцами.

– Может, ты действительно нужна ему. И потом, почему обязательно со всех ног?

– Ты что же, хочешь сказать, что я должна поехать к нему? Как покорная, верная супруга? И это после того, как он со мной поступил?

– А почему бы и нет? Ты ведь его жена, не так ли?

– Да… да, конечно, но…

Корри в замешательстве смотрела, как Куайд поднялся со скамейки и подошел к окну, завешенному промасленным брезентом.

– Тебе лучше поехать к нему, Делия. У меня предчувствие, что он умрет.

Говоря эти слова, Куайд задумчиво соскребал ногтем иней, покрывший брезент.

– Что? Умрет? Почему ты думаешь…

– Это суровый край, моя дорогая, он не прощает ошибок и промахов. Ты слышала о цинготных бараках? Старатели сносят туда всех больных, и те потихоньку умирают без медицинской помощи и витаминов, которые могли бы поставить их на ноги. Человек может прострелить себе ногу, чистя ружье, или его может кто-нибудь ранить, случайно или умышленно. Да мало ли опасностей: медведь-шатун, горный обвал, обморожение, снежная слепота. Все что угодно может случиться…

Корри удивленно смотрела на него.

– Но Эвери ни о чем таком не писал… С ним не может быть ничего серьезного.

– Почему не может?

– Я поняла, ты просто хочешь отослать меня к нему, потому что я тебе наскучила.

– Не говори глупостей. Никуда я не хочу тебя отсылать. – Лицо Куайда превратилось в суровую каменную маску. – Ты, вероятно, удивишься, но у меня есть представление о чести, о чувстве долга, если хочешь. Я знаю, что значит оказаться одному, без всякой помощи в холодной снежной пустыне. А твой Эвери… я не думаю, чтобы он стал писать тебе, если бы действительно не был в безвыходном положении. Я могу любить его жену, но брать его гибель на душу не хочу. И без того я виноват перед ним. Так что я отвезу тебя к нему, а там уж поступай, как знаешь.

Корри чувствовала, как ее сердце холодеет от страха.

* * *

Они покидали Доусон на рассвете, когда красный шар солнца карабкался вверх по небосклону, опираясь на молочно-розовые пушистые облака. Это зрелище испугало Корри своей необычной живостью: она представила себе, как великий повелитель взбирается на трон, наступая на согнутые спины своих рабов. Корри вдруг поняла, почему Юкон с такой силой притягивает романтические души искателей приключений и завладевает ими навек.

Куайд нанял проводника-эскимоса по имени Аликаммик. Это был маленький, добродушный, круглолицый человечек с почерневшими от постоянного жевания табака зубами.

Им нужно было преодолеть путь в двести миль на север. Шли дни, они оставили позади много старательских поселений: Сороковую Милю, Стар Сити, Игл, Нэйшн. На подходе к Секл Сити горы, тесно зажавшие русло реки, расступились, и перед ними открылась равнина, они вышли на Юконское плоскогорье. Куайд рассказал, что летом в том месте, где на реке стоит Секл Сити, оно похоже на зеленый бархат, по которому рассыпаны серебристые осколки разбитого зеркала. Каждый осколок – небольшое озеро, пруд, болото или топь.

Секл Сити оказался очень похожим на Доусон. Те же ряды деревянных домиков с кособокими пристройками, тот же черный дым из печных труб. Они ехали по главной улице, пестревшей традиционными вывесками магазинов, дансингов, салонов. В числе прочих заведений на нее выходила тюрьма, на дверях которой висело объявление: «Заключенные обязаны присутствовать на перекличке в 21.00. В противном случае им будет отказано в ночлеге».

Куайд печально улыбнулся.

– Да, неприятная перспектива. Остаться без крыши над головой на тридцатиградусном морозе. В такой ситуации и тюрьма покажется раем.

– Меня это не интересует! Я хочу скорее найти Эвери, раз мы уже сюда приехали.

– Имей терпение. Я думаю, нам следует расспросить о нем в трактире. Обычно это заведение является центром городской жизни. Там все про всех знают.

Они быстро разыскали трактир, который назывался «Плэйс». Его кухня располагалась в пристройке, которая, казалось, в любой момент была готова развалиться на бревна. Вывеска гласила: «У.Рутновски, кредит не предоставляется». Когда они подошли ближе, то заметили, что к двери пришпилено еще одно объявление, предупреждающее о том, что вор, застигнутый на месте преступления, будет «сдан в участок и выслан из страны». Корри задержалась на ступеньках, пораженная содержанием записки.

– Выслан из страны!

– Воровство – бич этого края, Корри. Равно как и убийство. Здесь за горстку золотого песка не задумываясь пристрелят человека.

– Непостижимо.

Они вошли внутрь заведения, которое, как все без исключения трактиры на Аляске, оказалось душным, тесным, шумным и пропитанным насквозь запахом влажного дерева, кожи и собак. Хозяин, крупный мужчина с огромными плечами и тяжелой челюстью, объявил им, что меню состоит из медвежатины, фасоли и пирога. Хотите – ешьте, хотите – нет!

Куайд весело ответил:

– Пожалуй, мы поедим. И еще одну порцию для нашего проводника, пожалуйста. Он сейчас привяжет собак и присоединится к нам.

Хозяин кивнул, правда, не слишком любезно, и направился в кухню, остановившись на секунду у столика, вокруг которого тесно сидели человек десять мужчин, пускали по кругу бутылку виски и громко смеялись. Еще за одним столиком сидели трое мрачных старателей, уставившись в тарелки с едой. Корри едва оглядела комнату, ее мысли занимал Эвери.

– Куайд, давай спросим этого человека – Рутновски, так, кажется? Вдруг он что-нибудь знает об Эвери.

– Давай сначала перекусим. Я голоден, как волк, и не откажусь от хорошей порции жаркого.

– Но, Куайд…

– Плохие новости всегда лучше воспринимать на сытый желудок, тебе не кажется? Чувствуешь, как пахнет яблочным пирогом? Или черничным? Давай-ка попробуем. Надо надеяться, что повар не заставит нас долго ждать.

– Хорошо.

Корри печально вздохнула, но безропотно села за столик, поскольку уже знала, что поперек желаниям Куайда идти бесполезно.

Через полчаса их тарелки уже опустели. Проводник-эскимос, чья привычка постоянно жевать табак выводила Корри из себя, отправился обедать на кухню.

Куайд поднялся и, извинившись, тоже прошел на кухню. Через некоторое время он вернулся, его лицо было мрачным.

– Я все узнал. Не думаю, что новости порадуют тебя.

– Ну же, говори скорее.

– Оказалось, что наш милейший хозяин, мистер Рутновски, действительно знает Эвери. Весь город его знает. Он пробовал искать золото здесь поблизости, на Березовом ручье, но неудачно, поскольку все стоящие участки давно уже раскуплены. Похоже, что Эвери стал косвенной причиной недавней старательской сходки, в результате которой и появилась эта странная надпись на дверях.

– Какая надпись? О воровстве?

– Да, Корри. В прошлый четверг Эвери приезжал в город, чтобы купить продукты. Когда он возвращался домой поздно вечером, шел снег и было совсем темно. Два человека преградили ему путь, ударили чем-то тяжелым по голове, забрали весь его запас золотого песка и скрылись, бросив умирать на морозе.

– О Господи!

– Не волнуйся, он не умер. Твой Эвери не такой слабак. Он какое-то время пролежал без сознания, а потом пришел в себя. Ему как-то удалось подняться на ноги. Он поплелся домой, на выходе из города его подобрала компания старателей, которая среди ночи возвращалась из кабака. Они привели его к себе в барак и отогрели. Но боюсь, он все же успел обморозиться.

– Обморозиться!

– Да, Корри. И я боюсь, что очень сильно.

– Насколько сильно?

Корри вдруг вспомнила страшные рассказы доктора Себастьяна о том, к чему может привести обморожение.

– Обе ступни, оба уха и правая рука.

– Оба уха?

– Да. Он отказался от медицинской помощи. Настаивал, чтобы его перевезли на участок, в его собственную лачугу. Твой муж очень своенравный и строптивый человек.

Через людную, душную комнату мистер Рутновски нес поднос с полными дымящимися тарелками для пьющих виски старателей. Один из них громко рыгал. За дальним столиком сидели два человека и о чем-то горячо хпорили. Один из них – тот, что был в дорогом дубленом пальто, – сидел спиной к Корри.

– Корри, с тобой все в порядке?

– Да… да, все хорошо.

Она чувствовала, как к горлу подкатила тошнота. Усиленно сглатывая, она пыталась отогнать ее. Не дай Бог, ее стошнит прямо здесь! Неотесанная, замызганная поверхность стола то поднималась, то опускалась перед ее глазами. В ушах стоял гул. Она думала о том, как красив был Эвери. Женщины провожали его восхищенными взглядами. Она сама, когда впервые увидела его, была поражена божественной красотой его облика.

Теперь люди будут, не скрывая своего отвращения, брезгливо отворачиваться от него!

Корри хорошо знала – доктор Себастьян часто говорил об этом, – что обмороженные части тела необходимо ампутировать, иначе человек может умереть от гангрены. Однажды она видела в Доусоне старателя на костылях, ему ампутировали ступни…

– Нет!

Куайд обнял ее за плечи, стараясь привести в чувство.

– Делия, девочка моя, только спокойно. Дыши глубже, делай, как я тебе говорю. Опусти голову. Ниже, еще ниже. Сейчас все пройдет. Давай, моя хорошая.

Корри покорно опустила голову, Куайд положил ей руку на затылок и стал наклонять ее еще ниже. Корри чувствовала, как кровь приливает к голове, стучит в висках. Она хотела выпрямиться, но тяжелая рука Куайда с силой давила ее книзу.

– Ну что, теперь лучше?

– Да… немного.

Корри выпрямилась, смутно сознавая, что любопытные взгляды присутствующих устремлены на нее. Она старалась не обращать на них внимания.

– Делия, любовь моя, это еще не все плохие новости. Воры повели себя на удивление странно. Они ворвались в хижину Эвери и разгромили ее. Поломали всю мебель, вспороли мешки с крупой, рассыпали сахар и муку по снегу. Разнесли все в щепки. Так что теперь твой Эвери абсолютно нищий: у него нет ни куска хлеба, ни единой золотой песчинки. К тому же он категорически отказывается от хирургического вмешательства. Говорит, что станет похож на чудовище. Так оно и будет, черт побери!

Корри, широко раскрыв глаза, смотрела на Куайда. Ее губы вдруг стали сухими, а дыхание жарким. Нет, этого не могло произойти! Конечно, она сердилась на Эвери, Проклинала его, и ее можно понять. Кто посмеет осудить ее за это? Но никогда, даже в минуты самого страшного отчаяния и дикой злобы, она не желала ему такой участи!

– Подожди здесь, Корри. Я пойду оплачу обед, и мы отправимся к нему. Увидим своими глазами, как он, посмотрим, что можно для него сделать. В конце концов мы с тобой в долгу перед ним.

– Да, конечно.

Корри терпеливо ждала, погруженная в свои мысли, в то время как мимо нее к дальнему столику прошел хозяин с огромным блюдом в руках. Кто-то засмеялся, чья-то рука потянулась к блюду за куском пирога. Человек в дубленом пальто обернулся, чтобы отдать хозяину грязную тарелку.

Корри не могла сдержать возгласа удивления. Это был Дональд Ирль. Он здесь, в Секл Сити!

На какой-то миг их взгляды встретились, этого было достаточно, чтобы Корри поняла – Дональд остался прежним. Его глаза горели огнем вожделения, он готов был уничтожить все на своем пути, чтобы овладеть ею.

Корри не помнила, как оказалась на улице. С той секунды, как она узнала Дональда, ее действия перестали подчиняться сознанию. Она схватила под мышку шубу, поднялась и быстро пошла к двери. Куайд, к счастью, заметил это и бросился за ней.

– Делия! Что случилось? Куда ты?

– Видишь того человека? Вон там?

– Нет. Какого, человека?

– Это Дональд! Дональд Ирль! Он там, в зале, за дальним столиком. Он все это время был здесь. Вон он, в дубленом пальто. Я сначала не узнала его, потому что он сидел спиной.

Лицо Куайда потемнело.

– Так. Значит, щупальца горной компании «Ирль и K°» расползлись по всему Юкону. Я ведь писал о нем для «Трибьюн», ты знаешь. Он очень амбициозный и жестокий человек. Такой ни перед чем не остановится, чтобы добиться своего.

Корри не слушала его.

– Но как он оказался здесь, в Секле? Я ничего не понимаю. Как ты думаешь, Куайд, мог он нас выследить?

– Ерунда. Я уверен, что нет. Это невозможно. Мы и сами до последней минуты не знали наверняка, когда отправимся в Секл и отправимся ли вообще. Мне тоже очень не нравится этот человек, я не доверяю ему, но думаю, он здесь по своим делам. Наверное, купил какой-нибудь перспективный участок на Березовом ручье.

– Может быть… А вдруг он преследует не нас, а Эвери. Что ты скажешь на это? Ведь Эвери мой муж. И это странное нападение…

Фонарь, висевший на гвозде над дверью трактира, освещал лицо Куайда. Оно производило жуткое впечатление: глаза колючие, губы сжаты в тонкую нитку, казалось, он внутренне готов на любое, самое страшное преступление. При этом голос его оставался тихим и спокойным.

– Корри, ты говоришь опрометчиво и абсолютно бездоказательно. Какие у тебя основания для такого обвинения?

– Ну… я не знаю… никаких.

– Вот видишь, ты не знаешь. Я тоже не знаю. У меня нет фактов. Если бы только они были…

Его губы сжались еще сильнее. Корри прошептала:

– Но я знаю Дональда! Он шантажировал Ли Хуа… Это страшный человек! Прошел уже год с папиной смерти. В завещании говорится, что если я не стану его женой в течение восемнадцати месяцев… О Господи, Куайд! Что если Дональд решил убить Эвери, чтобы потом заставить меня выйти замуж за него? Ведь если Эвери погибнет, я стану вдовой. И по закону Дональд сможет сочетаться со мной браком и унаследовать все папино состояние…

– Замолчи, Делия!

Куайд взял ее за локоть и потащил к упряжке, вокруг которой спали собаки, сбившись в кучу, чтобы было теплее.

– Это только твои домыслы, голые домыслы, и больше ничего. У тебя нет никаких доказательств вины Дональда.

Он усадил ее в салазки и завернул в шубу.

– Оставайся здесь и жди. Я пойду схожу за Аликаммиком. Мы разыщем какого-нибудь доктора, отвезем его к Эвери. Похоже, без доктора нам, а вернее ему, не обойтись.

– Куайд, подожди, ты что, не слышишь, что я говорю? Ты так ничего и не понял? Дональд…

– Что ты хочешь, чтобы я сделал? Взял ружье, вернулся в трактир и пристрелил человека только на основании твоих догадок? Я не могу этого сделать, Корри. Как ты не понимаешь, что если я начну действовать, повинуясь инстинкту, чувству или как тебе угодно это назвать, я уподоблюсь твоему Дональду? Стану таким же негодяем, как и он. – Глаза Куайда яростно сверкали, он смотрел на Корри почти злобно. – Пойми, Корри, я не убью его, пока у меня не будет доказательств. Но как только они у меня будут…

Куайд оставил свою фразу неоконченной.

Глава 30

– Ваш муж, мэм, очень упрямый человек, – сказал доктор Кунинг, когда они все вместе вышли из его дома под звездное юконское небо. Доктор жил здесь же, на главной улице, в маленьком бревенчатом домике. Он оказался тридцатилетним тучным человеком с обветренным круглым лицом. Он знал дорогу к Эвери.

Корри шла рядом с упряжкой, дрожа от страха и стужи. Густая чернота неба, на котором блестел серебряный серп месяца, казалось, давила на нее своей тяжестью. Корри заметила, что не она одна чувствует себя неуютно. Она видела, что собаки как-то странно беспокоятся, а их проводник, обычно невозмутимый и даже медлительный, теперь прибавил шагу. Его лицо, всегда веселое и приветливое, было мрачным.

Корри не могла избавиться от мысли, что это она виновата в том, что случилось с Эверй: если бы она не приехала на Аляску, если бы не преследовала его и не требовала немедленной свадьбы, может быть…

Корри услышала, как Куайд вполголоса спросил доктора:

– Скажите, часто бывает, что пациенты отказываются от ампутации в таких случаях?

– Некоторые отказываются. Например, если речь идет целиком о ступне. Если нужно отнять несколько пальцев, как правило, возражений не бывает. Человек ведь не чувствует себя ущербным, если у него на руке или ноге не хватает одного-двух пальцев. Посмотрите на здешних старожилов, многие из них покалечены, и ничего, живут.

– Послушайте, вы оба, замолчите! Я не могу всего этого слышать, мне… нехорошо.

Корри резко прервала их, чувствуя, что ее начинает мутить. Доктор ответил:

– Миссис Курран, приготовьтесь к тому, что вам станет еще хуже, когда вы увидите своего мужа. Извините за резкость. Может, вам удастся вразумить его. Я уже отчаялся. Дело дошло до того, что он грозился пристрелить меня, если я еще хоть раз появлюсь у него. Даю слово, что я пошел с вами только потому, что ваш друг хорошо мне заплатил. Я уверен, что из нашего визита ничего хорошего не выйдет.

Через час они поднялись на небольшой холм и увидели у его подножия дом Эвери. Одна его стена по самую крышу была засыпана снегом, из трубы выбивалась тоненькая струйка дыма, едва заметная в туманном лунном свете. Доктор Кунинг сказал:

– Он живет в чьей-то брошенной хижине. Я понимаю, почему ее оставили: она слишком далеко от реки и совсем крохотная.

Корри подумала, что это еще мягко сказано, и, взяв за руку Куайда, прошептала:

– Она похожа на какую-то нору.

– Людям приходится забираться в норы, чтобы выжить в этом суровом, диком краю, – философски заметил доктор Кунинг.

Они осторожно приблизились к лачуге – все, кроме эскимоса, который остался с собаками. Корри слышала, как громко бьется ее сердце. Что-то в этом месте показалось ей странным и непривычным. Но что?

Потом она поняла. Вокруг домика не было следов. Снег переливался в лунном свете, как нетронутое, стерильно белое покрывало. Доктор, как будто читая ее мысли, сказал:

– Сюда давно никто не приходил. Он всех прогнал. Сказал, что никого не хочет видеть и может позаботиться о себе сам. Ребята оставили ему продукты и дрова и ушли. А что было делать?

В какой-то миг Корри испугалась и пожалела, что пришла сюда. Но сразу же совладала с собой – ведь в этой жуткой хижине Эвери, он один, ему нужна помощь – и сказала:

– Я думаю, нам пора постучаться.

– Здесь не время и не место для демонстрации салонных манер, Делия.

Доктор вмешался:

– Не знаю, что вы решите сделать, только решайте побыстрее. У меня заледенели руки, к тому же в городе меня ждет пациентка, которая может умереть в любую минуту.

Корри вдруг поняла, что все они говорят шепотом, даже этот грубый и бесчувственный доктор. В ночной тишине их приглушенные голоса смешивались с протяжным, грустным волчьим воем.

– Я думаю… – начала было Корри.

Но тут Куайд громко постучался и решительно толкнул дверь, которая жалобно скрипнула на проржавевших петлях. Корри нагнулась и проскользнула вперед под вытянутой рукой Куайда.

– Эвери! Эвери, с тобой все в по…

Корри остолбенела. Ее окатила волна тяжелой, омерзительной вони. Корри отшатнулась, как от удара. На нее пахнуло смесью гниющего тела, экскрементов, тухлого мяса и еще какой-то гадости. Корри судорожно сглатывала, стараясь справиться с тошнотой. Впервые в жизни она столкнулась с таким зловонием.

Из глубины хижины раздался голос Эвери:

– Не обращай внимания на запах. К нему довольно быстро привыкаешь. Я, к сожалению, ничего не могу с этим поделать. Мне трудно передвигаться.

Зажав рот рукой, Корри заставила себя перешагнуть через порог. Она чувствовала, что Куайд идет следом за ней и поддерживает ее под локоть.

Внутри была кромешная тьма, если не считать слабого отсвета от догорающей печки, в которую давно пора было подбросить дров. Вероятно, их запас был на исходе. Корри огляделась и увидела, что хижина внутри была еще меньше, чем казалась снаружи.

– Эвери!

– Я здесь, справа от тебя, на полу. В доме не оказалось кровати, а у меня не было времени построить ее самому. Приходится спать на куче кедровых веток.

Его голос звучал насмешливо, даже весело, таким голосом вполне можно было обсуждать с дамами на каком-нибудь светском приеме последнюю театральную постановку. Корри заметила, что в том углу, откуда раздавался голос, поблескивало что-то металлическое. Она не сразу поняла, что это был ружейный ствол.

– Куайд! У него ружье…

– Я вижу. Отойди в сторону, Делия. Послушайте, Курран, не будьте идиотом. Мы здесь, чтобы помочь вам. Если вам не нужна помощь, мы уйдем.

– Заткнись! – Голос Эвери из спокойного и непринужденного мгновенно превратился в агрессивный и склочный. – Кто ты такой? Где она тебя подцепила? Я посылал за своей женой, а не за ее любовником.

Куайд угрюмо шагнул по направлению к Эвери, Корри подскочила к нему и схватила за руку.

– Куайд, нет. Он же болен. Он сам не понимает, что говорит.

– Это неважно, я не позволю ему оскорблять тебя.

– Куайд, успокойся. Он не хотел меня оскорбить.

Корри наклонилась к Эвери, который приподнялся навстречу к ней на куче одеял и пустых мешков.

– Эвери, я пришла, чтобы помочь тебе. Ты же сам написал мне о том, что попал в беду и нуждаешься в моей помощи.

– Ничего мне не нужно.

– Но ты послал за мной, и вот я здесь.

– Возвращайся назад, Корри. Вместе с теми, кого ты привела с собой. А не то я убью их, клянусь. Они пришли сюда своими ногами, а уйдут…

Корри увидела, как ствол ружья угрожающе приподнялся.

– Хорошо, я уйду. Обещаю тебе. Только сначала я хочу поговорить с тобой, Эвери. Ты ведь не откажешь мне в такой малости.

Она повернулась к Куайду:

– Пожалуйста, оставьте меня с ним на несколько минут.

– Не говори глупостей. Он же сумасшедший. Я не могу тебя оставить с ним один на один.

Доктор Кунинг и тут вмешался:

– Пойдемте лучше, мэм. Если он хочет, чтобы мы ушли, давайте так и сделаем. Пусть помирает в одиночестве.

– Эвери – мой муж! Вы что, забыли об этом? Я имею право поговорить с ним, и я намерена это сделать. А вы оба, пожалуйста, уйдите. Все будет в порядке, не волнуйтесь.

– Делия…

Корри уклонилась от его протянутой руки.

– Говорю вам, оставьте нас.

– Но, Делия, я…

– Вы что, не понимаете, что вам говорят?

Корри подождала, пока за ними закрылась дверь, и подошла ближе к Эвери. Он отложил ружье в сторону и сказал своим обычным, спокойным голосом:

– Как все это трогательно! Так о чем ты хочешь говорить?

– Эвери, пожалуйста, выслушай меня терпеливо. Мы с доктором Кунингом хотим перевезти тебя в город. Доктор не может тебя лечить здесь. На голом полу, без света, в холоде. Это абсурд.

– Я не хочу, чтобы он прикасался ко мне своими мерзкими толстыми пальцами.

– Эвери…

– И этот твой любовник пусть тоже убирается. Скажи ему, что он…

Грубое ругательство прозвучало, как звонкая пощечина, но Корри, не обращая на это никакого внимания, продолжала уже жестче:

– Ты сейчас не в том положении, Эвери, чтобы диктовать кому-нибудь свою волю. Ты лежишь в собственном дерьме и гниешь заживо.

Эвери заворочался в тряпье и застонал. Корри сказала более мягко:

– Эвери, ты ведь умрешь. Как ты этого не понимаешь?

– Не умру.

– Умрешь. Если останешься один в этой отвратительной грязной лачуге, то умрешь. Тебе нужен доктор.

– Ампутация? Господи, Корри! Как… как я смогу искать золото без ног? Как, Корри? Ответь мне!

Его голос стал тихим и плаксивым. Жалость переполняла Корри: несмотря на то, что он так жестоко поступил с ней, променял ее на мифическое богатство, стал одержимым, он ведь работал не покладая рук! Он, не щадя сил, выкладывался до полного истощения и вот теперь – калека на всю жизнь! Его мечте не дано осуществиться!

– Я не могу. Я не знаю, Эвери. Но если ты откажешься от помощи доктора Кунинга, ты уже никогда в жизни не сможешь застолбить участка, потому что умрешь. Прости меня за жестокие слова – но это правда.

В хижине надолго воцарилась тишина.

– Умру… Господи, умру.

Корри услышала сначала робкое всхлипывание, которое через секунду превратилось в громкие, безутешные рыдания.

– Корри! О Господи! Что же мне делать? Я не знаю. У меня никого нет, кроме тебя, Корри. Я… я так виноват перед тобой. Прости меня за все. Я не хотел… Мне надо было только подумать… привыкнуть. Корри, помоги мне. Скажи, что мне делать. Я… я не хочу умирать.

Его голос проникал в самые сокровенные уголки ее сердца. Когда-то, давным-давно, она любила этого человека. Она преодолела тысячи миль, чтобы быть с ним рядом. Она вышла за него замуж и родила ему ребенка. И потом, разве не она виновата в том, что он превратился в калеку? Если бы не Корри, Дональд Ирль не преследовал бы его, не стремился бы его убить…

Корри на всю жизнь запомнила их обратный путь в Секл Сити. Эвери лежал на салазках, собаки лаяли и грызлись, чувствуя запах гниющего тела. Эвери покорно отдал Корри свое ружье и теперь молча, без единого стона лежал под меховой шубой и смотрел в небо. Корри догадывалась, что ему, должно быть, очень больно, и восхищалась его мужеством.

Когда его укладывали на салазки, Эвери потихоньку шепнул Корри:

– Пожалуйста, не позволяй им уродовать меня. Вдруг они сделают из меня какое-нибудь чудовище. Корри, умоляю тебя.

По дороге в Секл Сити Корри думала о том, что ей надо сделать в первую очередь. Прежде всего, Эвери нужна операция. Это самое главное. Потом она отвезет его в Сан-Франциско, там есть хорошие специалисты, там она сумеет как следует ухаживать за ним. Надо будет заказать протезы, чтобы Эвери мог передвигаться самостоятельно.

«Корри, помоги мне. У меня никого нет, кроме тебя».

Слова Эвери звучали в ушах Корри и казались отзвуком скрипа полозьев и хруста снега под подошвами ботинок.

Как все переменилось в ее жизни!