Текст книги "Тайна Бутлегера, или Операция «Ноктюрн»"

– Это доклады, которые вы просили. Я подумал, может быть, захотите изучить их еще до совещания.

– Вы полагаете, в этом есть какая-то срочность? Танкреди сделал отрицательный жест:

– Нет, не думаю.

– Ладно, тогда посмотрим их вместе во время совещания, – сказал Уэйн, возвращая бумаги. – Как договорились, ждите меня дома. Заеду за вами на своей машине.

– Все в порядке?

Уэйн кивнул:

– А у вас?

– Наблюдается некоторое движение в югославском посольстве и во французском.

– Меня больше интересуют посольства, в которых не наблюдается никакого движения. – Он снова взял бумаги у Танкреди и стал быстро просматривать их.

Мерилен тем временем в спальне сначала поправила макияж, потом осмотрела комнату. На столе лежали два фотоаппарата и ролики с пленкой. Подошла, проверила: это были отснятые пленки, еще не проявленные. Она хотела было взять их, подменив новыми, но, подумав, решила отказаться от этой затеи. Это было бы слишком грубой неосторожностью. Телефон на тумбочке у кровати слегка звякнул. Это значило, что Уэйн в гостиной набирал номер на другом аппарате. Достаточно было поднять трубку, чтобы подслушать его разговор, но она не стала этого делать.

Она сделала другое: взяла фотоаппарат, проверила, есть ли в нем пленка, включила вспышку и села на кровать, нацелив объектив на дверь, ведущую из гостиной, и была готова в любую минуту нажать затвор и сделать снимок. В то же время она включила автоответчик, убавила до минимума громкость и стала прослушивать записанные сообщения. Сначала прозвучал женский голос: «Говорит миссис Дальтон. Мы с мужем хотели бы пригласить вас на наш коктейль в пятницу днем. Еще созвонимся. До свидания».

В гостиной послышались шаги. Мерилен быстро передвинулась на кровати, выключила автоответчик и еще раз посмотрела на дверь через объектив «поляроида».

Шаги удалялись. Мерилен вновь включила автоответчик, желая прослушать следующую запись. На этот раз мужской голос сообщил: «Сказочный вечер, Питер. Я тут один с двумя девственницами из Новой Зеландии. Сейчас семь часов. Если не перезвонишь в течение часа, сменю тебя».

Мерилен взглянула на часы. Очевидно, Уэйн отказался от двух девственниц. Телефон снова звякнул, значит, в гостиной закончили разговор. В автоответчике между тем зазвучал несколько ребячливый голос Меддокса. Она встречала пару раз этого прыщавого верзилу.

«Меддокс, код два…» – начиналось послание. За дверью послышались приближающиеся шаги, и Мерилен заслонила собой автоответчик.

«Дабл ю, ноль три…» Шаги были уже совсем близко, и Мерилен нацелила фотоаппарат на дверь.

«…ноль, три, один, пять».

Дверь открылась, и вспышка «поляроида» на несколько мгновений ослепила вошедшего Уэйна. Автоответчик молчал. Послание Меддокса закончилось.

– Что это тебе взбрело в голову? – недовольно воскликнул Уэйн.

– У меня нет ни одной твоей фотографии.

– Не люблю фотографироваться.

Она сделала еще один снимок. Уэйн с раздражением выхватил у нее из рук аппарат, и она воспользовалась этим моментом, чтобы выключить автоответчик.

– Да, я же забыла, что ты шпион… китайский… и что твое изображение не должно нигде появляться.

– Именно так, – согласился Уэйн, вынимая из аппарата первый проявившийся снимок, и рассмеялся, увидев, с каким идиотским выражением он запечатлен на нем.

Второй снимок был не лучше.

– Не шпион, – заметила Мерилен, – а просто какой-то противный мистер.

– Посмотрим-ка теперь на тебя! – воскликнул Уэйн, размахивая «поляроидом». Он снял ее дважды, выбирая самые неподходящие ракурсы. Мерилен подвела его к зеркалу.

– А теперь давай снимемся вместе.

– В каком виде – веселыми или печальными?

– Загадочными, – ответила она.

Уэйн щелкнул затвором и вынул из аппарата первый снимок Мерилен.

– Я тоже получилась весьма непривлекательной.

– А это мы сейчас проверим, – сказал Уэйн, указывая на постель.

– Ты с ума сошел. Консервы остынут!

– Ну да, конечно!

– Твой друг будет ужинать с нами?

– Он ушел.

Уэйн направился в гостиную, и Мерилен последовала за ним, захватив «поляроид».

– Мне нравится этот аппарат. Одолжи на время?

– Возьми.

Она сунула его в свою объемистую сумку и чему-то улыбнулась.

Юрек выехал на своем «универсале» из туннеля, свернул направо и оказался на огромной парковке возле здания завода «Альфа Ромео».

Место было пустынным, но, несмотря на яркое освещение, казалось почему-то еще и мрачным. Время от времени с кольцевой дороги доносился шум транспорта. Юрек припарковал машину и вышел. Сначала осмотрел освещенное пространство, потом взглянул за ограду, туда, где не было никакого освещения. Его светлые глаза, казалось, сверкали, а зрачки расширились. Несмотря на полную темноту, он видел все так же отчетливо, как при дневном освещении, – большой бетонный ангар, двери и окна, будку сторожа, офисы и дворы.

Зрение Юрека обладало одной особенностью: в полной темноте он видел так же превосходно, как кошка. Темнота не лишала его зрения. Его зрачки способны были расширяться настолько, что улавливали самый слабый, едва уловимый свет.

Юрек обладал кошачьим зрением.

В здании завода не было ни души, не было даже сторожевой собаки. Юрек снова осмотрел парковку и взглянул на часы – они показывали начало одиннадцатого.

Ужин при свечах закончился. Они оставались за столом. Уэйн напустил на себя мечтательный вид и, казалось, искренне любовался Мерилен.

– Ты меня любишь, Питер?

– Я ждал этого вопроса.

– Наступает момент, когда все женщины его задают, разве не так?

– Не все. И не так. – Он взял ее руку и сжал. – Но ты можешь себе позволить это, Минни.

– Хочешь заняться любовью?

– Конечно хочу. Но не сейчас. – Он неохотно отпустил ее руку и посмотрел на часы. Видно было, что он искренне раздосадован. – Не могу. Просто не могу.

– Это последний раз, Питер. – Она произнесла это медленно, не глядя на него.

Уэйну стало не по себе, он долго молчал и наконец спросил:

– Ты всерьез?

– Заметно?

– Да что с тобой? Объясни.

– Нечего объяснять.

Мерилен встала из-за стола и прошла к окну.

– И потом, – спокойно сказала она, обернувшись, – зачем объяснять? Если надо что-либо объяснять, значит, что-то случилось и прошлого не вернешь.

– А что же вдруг случилось? Разве что-то произошло между нами?

– Ничего. Просто теперь я по-другому вижу тебя. А главное, по-другому смотрю на себя.

– Вчера ты не была такой.

– А сегодня вот такая.

Уэйн тоже поднялся. Прошелся по комнате, глядя в пол.

– Так что же, между нами все конечно, что ли? Ты странная какая-то. Ужинаем при свечах, шутишь, говоришь о любви, а потом вдруг…

– Да, свечи.

– Может, именно они сбили меня с толку.

Мерилен наклонилась над столом и провела рукой над колыхавшимися огоньками.

– Эти свечи, Питер, похоронные. На похоронах нашей… любви.

Яркие белые и желтые лучи заметались, замелькали вокруг, разрывая темноту. Это были фары дюжины мотоциклов, появившихся из туннеля и выехавших на парковку. Они мчались прямо на Юрека, их мощные огни, направленные со всех сторон, буквально ослепили его. Он попытался отступить к ограде завода, но мотоциклы взяли его в кольцо. И на него тут же обрушились удары. В карусели огней там и тут мелькали чьи-то злобные физиономии, похожие на призраков, – это были злые, возбужденные лица блондина и его бандитов. Девушки били его особенно рьяно.

Юрек яростно защищался, но их оказалось слишком много. Он ловко и ожесточенно отбивался, отвечая нападающим, оставляя основательные следы, но оглушительные удары сыпались на него со всех сторон, и наконец он зашатался и упал. Подоспевший блондин схватил его за руку и, протащив по земле, так ударил о мотоцикл, что Юрек рухнул без чувств.

– Полицейская ищейка! – крикнул блондин. – Это тебе предупреждение!

Тут вся шайка набросилась на Юрека и принялась безжалостно добивать его.

– По лицу не бей, – приказал блондин, освещавший бойню фарами своего мотоцикла. Но тут послышался шум подъезжавшей машины, и он приказал: – Все, хватит! Уехали!

Бандиты, некоторые побитые весьма крепко, быстро завели двигатели и понеслись в туннель вслед за блондином.

Между ним и всей группой оказалась какая-то машина, тоже ехавшая в туннель. Увидев позади себя столько мотоциклов, человек за рулем, испугавшись, прибавил скорость, и бандиты помчались следом за ним. Вскоре все исчезли во мраке.

Юрек остался на земле. Плохо соображая, тяжело дыша, он попытался подняться, ощупал свои ребра, потрогал колени. Снова собрался с силами и все же сумел встать и с трудом добраться до своей машины.

В баре, где сходились местные бандиты, Шабе стоял у бильярда-автомата, глядя на него с неприязнью и с некоторым любопытством. Посмотрел на щипача. На лице у того оставалось немало следов после первой встречи с Шабе, и выглядел он весьма мрачно.

– Объясни-ка мне, Пиппо, как работает эта машина?

– Да перестань наконец называть меня Пиппо?

Шабе усмехнулся и снова принялся рассматривать бильярд. Попытался нажать какие-то кнопки. Бармен бросил на стойку монету, жестом предлагая щипачу передать ее старику.

– Неужели кого-то действительно может развлечь эта штука? – Он посторонился, чтобы парень мог опустить в щель монету, и, глядя на него, покачал головой. – Да ты просто идиот, Пиппо.

Парень принялся яростно отводить душу на бильярде, колотя по нему изо всех сил, отчего вскоре погасли все лампочки. Но тут он услышал шум подъехавших мотоциклов и бросился к дверям. Шабе не тронулся с места, продолжая рассматривать бильярд.

Бандиты вошли в бар, многих украшали внушительные синяки, а у одной девушки был окровавлен лоб.

Шабе обратился к щипачу:

– Видел, Пиппо? Если б ты поехал с ними, тебе тоже крепко досталось бы.

Тут вмешался блондин:

– Оставь его в покое. Плати и уходи.

– Предупреждаю. Если не сделал того, о чем договорились, вернусь.

– Мы били только по туловищу. Как ты сказал.

Шабе извлек из кармана пачку банкнот и положил на бильярд.

– Считай.

– Доверяю. – Блондин хотел взять деньги, но Шабе остановил его.

– Нет. Здесь гораздо больше. Возьми, сколько причитается.

Блондин принялся считать деньги.

– А зачем показываешь нам лишнее?

– Ты не жаден? – Шабе заметил алчные взгляды некоторых бандитов. – Почему не попробуете забрать все?

– Нас не проведешь, – ответил блондин, кладя в карман то, что ему полагалось, и жестом останавливая своих парней, готовых действовать. – Спокойно. Не будем делать глупостей. Ему ведь нужен предлог.

– Молодец. Правильно понял. – Шабе забрал свои деньги и направился было к двери, но остановился и пристально посмотрел на блондина. – Так и хочется пустить тебе пулю в лоб. – Потом с презрением посмотрел на других парней. – И тебе, и этому стаду свиней. И этим свиноматкам.

Девушка с окровавленным лбом со злостью бросилась к побледневшему от гнева блондину, с тревогой следившему за происходящим:

– И ты позволяешь ему так оскорблять нас?

– Давайте отделаем его как следует! – предложил щипач, набравшись вдруг смелости.

– Хорошо сказано, Пиппо, – согласился Шабе. – Сейчас повернусь и пойду к двери. Вас двадцать человек. Что я могу сделать?

– У тебя пистолет, – напомнил ему блондин.

– Но у меня нет сзади глаз. И потом, скольких из вас я смогу уложить? Трех или четырех, не больше. Ладно, ухожу.

Он повернулся и, не обращая ни на кого внимания, пошел прямо к двери. Одна девушка хотела было наброситься на него сзади, но блондин успел остановить ее за руку:

– Стой! Это же полицейский, разве не понимаешь?

Шабе дошел до дверей и обернулся:

– Полицейский? Я? – Покачав головой, он улыбнулся одной из тех своих улыбок, от которых люди в ужасе содрогались. – Полицейский?

– А зачем же тогда ты связался с нами? – спросил блондин.

– Ненавижу всех, кто не трудится, чтобы заработать себе на хлеб. Ты не представляешь, как я их ненавижу.

Неоновый свет в баре делал еще более мрачным его призрачное, отталкивающее, словно какая-то страшная маска, лицо.

Он ушел, а мысли опять увели его в прошлое, к мучительным воспоминаниям.

Вот он по-прежнему в грязной робе заключенного копает лопатой снег, сгребая его в кучу. Морозно, изо рта у него идет пар. Рядом тюремщик с ружьем разогревает на костре свой паек.

Он голоден и посматривает на тюремщика, продолжая копать снег. Закончив есть, тот жестом подзывает его и дает ему пустую миску с куском черного, твердого как камень хлеба.

Он наполняет миску снегом, кладет в нее хлеб и ставит на огонь. Ждет, пока снег растает и хлеб размякнет, потом ест под равнодушным взглядом охранника.

Часы на стене убогого помещения «Скорой помощи» показывали половину второго ночи. Лицо Юрека искажала боль: врач слишком сильно ощупывал его ребра. Первую медицинскую помощь ему уже оказали, и он сидел полуголый на кушетке, когда в дверях появился капитан Коссини.

– Юрек! – На лице его было написано изумление.

Поляк взглянул на него, но не ответил на приветствие. Коссини осмотрел раны.

– Профессиональная работа, – ответил врач на его вопросительный взгляд и наложил еще один пластырь. – Ушибы, кровоподтеки, ссадины. Ничего вроде бы не сломано на первый взгляд. Ему надо остаться в больнице, под наблюдением.

– Я пошел домой, доктор.

Врач жестом возразил. Юрек обратился к Коссини:

– Скажи ему ты.

– Беру ответственность на себя, – сказал Коссини врачу. – Если только он в состоянии двигаться.

– Как хотите, капитан. – Врач обернулся к Юреку. – Советую вам остаться хотя бы на сутки. Но если напишете заявление и капитан настаивает…

– Я напишу рапорт, – прервал его Коссини.

Врач вымыл руки и вышел, а Юрек стал с трудом одеваться. Коссини попытался помочь ему, но тот отстранился.

– Узнал кого-нибудь? Посмотри фотографии.

– Ты сволочь, Коссини, – холодно произнес Юрек.

– Не понимаю…

– Этим я обязан тебе.

– То есть как?

– Это урок за то, что я предупредил полицию. Так сказали они.

– Клянусь тебе, Юрек, я никому ничего не говорил. Я разговаривал только с английским послом. Я не мог иначе, понимаешь?

– Нет, не понимаю. Я пришел к тебе как к другу. Знаешь, что такое друг, Коссини? – Капитан в растерянности молчал, Юрек заставил его выдержать свой взгляд. – Будь осторожен. Если что-то случится с Соней, ты тоже будешь виноват. И тогда я припомню тебе это, Коссини.

На лице Юрека были написаны отчаяние и решимость готового на все человека.

Вторник, 14 ноября

Мерилен провела остаток ночи у себя дома, и ей пришлось принять снотворное, чтобы поспать хотя бы несколько часов. Проснулась она очень рано, с трудом очнувшись после какого-то странного, тревожного кошмара, в котором запомнились ироническая усмешка Контатти, благородное, мужественное лицо Юрека и, самое главное, ледяной взгляд Шабе, этого ужасного старика, словно олицетворяющего всем своим обликом смерть.

Питера Уэйна в ее сновидении не было, но она подумала о нем, как только проснулась. Она не испытывала сожаления от расставания с ним. Это было единственное, что она действительно могла сделать в этой захватывающей, ужасной и неумолимо приближавшейся к завершению партии, где ей была отведена роль простой пешки и где ставкой была смерть.

В то же время она чувствовала какой-то подвох. Все произошло как-то уж слишком просто, ведь она всего лишь обменялась улыбками и шутками и с Контатти, скорее походившим на выпускника Оксфорда, нежели на агента секретной службы, и с Уэйном, представителем Управления, производившим впечатление типичного американца, занятого только своими сексуальными победами. А что если Контатти и Уэйн просто сговорились, желая посмеяться над ней, поразвлечься у нее за спиной. Конечно, был еще Шабе. Но он мог оказаться всего лишь пугающим манекеном, куклой, которой предназначена роль злодея.

Было, однако, и похищение маленькой Сони. Но Мерилен понимала, что по крайней мере в данный момент девочка находилась вне опасности. Переживания Юрека не столько вызывали сочувствие, сколько внушали опасения, потому что поляк, конечно же, не был беспомощным человеком и за ним скорее всего тоже стояли какие-то силы, как у Уэйна и Контатти. Более того, своим накалом злости и даже какой-то одержимостью он, несомненно, превосходил их. Пока что он оказался в невыгодном положении, так сложилось, но что будет, если ситуация изменится и инициатива перейдет к нему? Мерилен несколько раз хотела позвонить Юреку. Ей не терпелось узнать, как прошла встреча, невольным и непосредственным связным которой она стала. Но сдержалась.

Все произошло так быстро. Минуло всего три дня, но казалось, прошла уже целая вечность. Она посмотрела на календарь. Действительность – вот она тут и никуда не девается, более того, наступает. Вторник. Решающий день.

Она захватила пачку купленных ранее газет и поехала на виа Венето. Ее не покидало ощущение какой-то ирреальности происходящего. Жизнь текла вроде бы по привычному руслу: сейчас она, как всегда, позавтракает, просмотрит газеты и отправится в офис…

Она взглянула на свою машину, припаркованную невдалеке, и вздрогнула. На ветровом стекле под «дворником» опять лежала штрафная квитанция. Мерилен схватила ее и, прочитав, не могла не улыбнуться – это была настоящая квитанция, а не какое-то новое анонимное послание. Она оставила ее на месте и с облегчением снова расположилась за столиком в кафе «Доней».

Посетителей в этот час было немного. Между стульями, стоявшими у края тротуара, пробирались торопливые прохожие. Мерилен заказала капуччино и бриошь и решила просмотреть «Дейли америкен», а когда сложила газету, опешила от неожиданности: рядом с ней сидел возникший словно ниоткуда Контатти.

– О, да вы просто моя тень.

– Спали хорошо? – спросил он с явной иронией.

– Очень плохо, благодарю вас.

– Представляю. Удалось заставить выставить себя вон?

Мерилен опустила руку в сумку, включила магнитофон, достала пачку сигарет и предложила Контатти закурить, но он отказался и поспешил зажечь ее сигарету.

– Я бросила его.

– Преждевременное решение.

– Но психологически необходимое.

– Понимаю.

Она загадочно улыбнулась:

– Вам известно, что означают слова: «Меддокс код два дабл ю ноль три один ноль эм ноль три один пять?»

– Чтобы ответить, надо бы знать, где стоят запятые, – сказал Контатти, не проявляя особого интереса.

– Это устный текст, не письменный.

– Посмотрим. Меддокс – это скорее всего какое-то условное место или имя. Код два – номер ключа для расшифровки чисел…

– Если думать рано утром, появляются морщины. Не трудитесь напрасно, похоже, мне известно решение.

– Осваиваете профессию с поразительной быстротой, – заметил Контатти, глядя на нее.

– Я изучила эти цифры. И вдруг само собой стало ясно, что они означают расписание.

– Идея простая, но превосходная. «Дабл ю» – Вашингтон, «м» – Москва. Американский самолет прибывает в три десять ночи, а русский – пятью минутами позже.

– Да.

– Очевидно, этот текст не закодирован. Но прежде у него был код – код номер два. И Меддокс – это человек, который расшифровал его и передал Уэйну. По телефону?

– Он был записан на автоответчик.

Контатти покачал головой:

– Уэйн забыл стереть запись. Неосторожность, которая меня поражает. Очевидно, он чувствует себя очень уверенно.

– А может, он получил это сообщение перед самым моим приходом.

– Я бы не доверял вам, появись вы в моем доме.

– А как же любовь?

– Любовь не слепа, как принято думать. – Он посторонился, позволив официанту поставить на стол поднос с капуччино, и попросил его: – То же самое мне. Ах да, я забыл, что я же англичанин. В таком случае мне, пожалуйста, чай.

Официант удалился.

– Какие новости из Вашингтона? – с безразличием поинтересовалась Мерилен.

Контатти был удивлен:

– Какие новости?

– Шаги, предпринятые нашим министром иностранных дел, с тем чтобы воспрепятствовать обмену…

– Ничего не известно.

Мерилен была уверена, что никаких официальных шагов британского правительства по отношению к американскому и не было.

– Так, значит, решено?

– Что-нибудь станет известно после обеда. А мы пока подготовимся к очевидному. Ничего больше.

– К случайному кровопролитию.

Контатти, похоже, расстроился, на лице его отразились беспомощность и огорчение.

– Представляю, как сейчас в «Форте Ленглей» наш черный, даже красный человек Рудольф Форст…

Действительно, несмотря на ночное время, работа там шла полным ходом. В отделе регистрации заключенных на базе ЦРУ в «Форте Ленглей», штат Виргиния, ученый Рудольф Форст ожидал у окошка тюремной камеры. Это был человек среднего роста, в очках, с залысинами на висках, выглядел он намного старше своих пятидесяти лет и походил на заурядного мелкого служащего.

Офицер отпер дверь, вручил ему личные вещи, уложенные в небольшой чемоданчик, и велел подписать какую-то бумагу. Потом за ним пришли еще несколько человек, из них трое были в штатском с бейджиками в петлицах пиджаков.

Форст насмешливо посмотрел на них. Все-таки свобода уже близка. Сейчас его отвезут в Вашингтон, и оттуда он полетит в Европу.

Сощурившись, Контатти подсчитывал:

– С учетом ветров и температуры, чтобы прибыть сюда в три часа ночи, самолет с Форстом должен взлететь… ну-ка посмотрим… – Он взглянул на часы. – Через десять часов. А русский, напротив, будет лететь на четыре часа меньше. Значит, он вылетит в двадцать три часа. – Он посмотрел на Мерилен и улыбнулся. – Я вам сказал, как зовут нашего американского коллегу, который с нетерпением ожидает возможности обнять свои детей и свергнуть правительство Южной Америки?

– Нет. Киссинджер?

– Я имею в виду очень ловкого типа – лучшего снайпера на Западе. Доверительно могу сказать вам, что он попался именно из-за избытка профессионализма. В Москве он занимался не только русскими, но и восточными странами: румынами, венграми, поляками… Невероятная работа, слишком много знакомств… – Он вздохнул и наклонился к Мерилен. – Думаю, что как раз сейчас машина КГБ везет Малыша Фрэнки на Лубянку, чтобы дать ему последние инструкции. Если помните, ему была уготована ошеломляющая карьера, нашему Фрэнки. По документам – Фрэнки Хагену.

И действительно, в это же время огромный министерский лимузин, черный, с задернутыми шторками на боковых окнах, въехал во второй двор тюрьмы на Лубянке и остановился у ступенек, ведущих к зарешеченной двери, по бокам которой стояли несколько сотрудников КГБ с автоматами.

Из лимузина вышел Фрэнки Хаген, темноволосый человек лет сорока, невозмутимый, с правильными чертами, весьма невысокого роста, отчего и заслужил прозвище Малыш, в облике его легко угадывалось итальянское происхождение.

Два советских офицера вышли следом за ним и встали по бокам. Трое других поднялись по ступенькам, дверь открылась, и из нее выглянул какой-то хмурый и тучный высокопоставленный чиновник в сером.

Хаген равнодушно посмотрел на него.

Мерилен взглянула на Контатти с загадочным видом:

– У меня идея.

Он отпил чаю и с любопытством посмотрел на нее:

– Еще одна?

– Поскольку Форст прибывает на самолете и вам известно расписание, почему бы не убрать его с помощью ракеты? Палестинцы уже пробовали делать это прямо у нас тут, в Риме, не так ли?

– Вы гений, Мерилен. Но таким образом мы начнем третью мировую войну.

– В самом деле? Из-за небольшой ракеты, даже без атомной боеголовки…

– Ну а как же? Прикончим сотню человек, включая экипаж, да еще попадем не в тот самолет, какой нужно, потому что, сами знаете, как бывает, самолеты прилетают иногда с опозданием или одновременно. – Он покачал головой и продолжал с притворным упреком: – Вы слишком глупы, легкомысленны, неосторожны. Взгляните вон туда, например. – Он указал на «ланчу». – Вы опять оставили свою машину там, где парковка запрещена.

Мерилен притворилась, будто рассержена.

– Это верно, мне опять выписали штраф, хотя у меня и дипломатический номер.

– Я тоже вынужден оштрафовать вас.

Мерилен тотчас оставила шутливый тон. Контатти достал из кармана бланк штрафной квитанции и протянул ей.

Послание, написанное печатными буквами, гласило: «Пусть благородный поляк вручит свои верительные грамоты представительнице Ирландской Республики».

Прочитав это, Мерилен не улыбнулась, только рука ее почти непроизвольно опустилась в сумку, чтобы проверить, работает ли магнитофон.

– Означает ли это, что Рудинский должен прийти ко мне домой и ждать ваших указаний?

Контатти, отпив чаю, кивнул. И таким образом избежал ее взгляда.

– Мне не нравится моя роль, – решительно заявила Мерилен. – Почему выбрали именно меня?

Контатти выглядел спокойным.

– Потому что я сам не могу явиться на встречу с ним, это очевидно. Потому что телефон и дом Рудинского контролируются полицией. Вы не знали этого? Ладно, не говорите, что не знакомы с капитаном Коссини.

– Он приходил в посольство.

– А теперь послушайте меня внимательно, Мерилен. Мы выбрали вас, потому что необходимо, чтобы посредник был человеком во всех отношениях весьма далеким от похищения. Вы ведь не принимали никакого участия в разработке этой операции.

– Надо полагать.

– Нам нужен человек, знакомый с Рудинским и в то же время ни в чем не подозреваемый. Человек, который мог бы контролировать его действия и точно сообщить нам, исполнит он наши указания или задумал какой-нибудь катастрофический финт. Лучше вас этого не сделает никто. Вам не кажутся убедительными эти доводы?

– Слишком, если учесть, насколько это рискованно для меня.

– Почему же рискованно? – удивился Контатти. – В самом худшем случае, то есть если даже наш джентльмен, будучи арестованным, назовет ваше имя, вам не придется говорить ничего другого, кроме правды, нет, пожалуй, поправлюсь – ничего, кроме некоторой части правды. Вам придется сказать, что похитители, неизвестные разумеется, заставили вас как подругу Рудинского или свидетеля похищения передать ему их послания и что вы не могли отказаться, дабы не подвергать риску жизнь девочки.

– И все?

– Вам поверят, и у вас не будет никаких проблем. Кстати, постарайтесь сохранить эти штрафные квитанции, они – доказательства в вашу пользу. В любом случае наша служба гарантирует вам самую эффективную защиту. Это само собой разумеется.

– Вы забываете, что допрашивать меня будет Уэйн, то есть ЦРУ. Мое участие в деле, пусть даже случайное и оправданное, обозначит след английского посольства, на которое я работаю, вернее, мы работаем. Смешное совпадение, не так ли?

– ЦРУ важно заполучить Хагена. Не думаю, что оно станет слишком оплакивать возможную кончину Форста. С другой стороны, мы решительно опровергнем любое подозрение на наш счет: дадим мистеру Уэйну указания, которые направят его на ложный след. Повторяю вам: можете говорить даже все.

– Все?

Контатти улыбнулся:

– Но ни слова обо мне, прошу вас.

– Вы полагаете, мне удастся не выдать себя?

– Конечно. Притворство – одно из основных свойств человека.

– У вас это свойство выражено особенно ярко.

– У меня? – Контатти неожиданно сделался серьезным. Мерилен удивилась, что он помрачнел, но он тут же взял себя в руки и снова заговорил спокойно: – Притворство имеет одну особенность. Хорошую или плохую – это другой вопрос. Оно в любую минуту может прекратиться. Внезапно ломается внутри какой-то механизм, и нас охватывает нестерпимое желание жить в абсолютной правде. Какое безумие! – Он поднялся и оставил на столе деньги для официанта. – Но какова эта правда? Где она? Когда появляется такое желание, лучше всего сменить ремесло.

Голос его звучал искренно. Он улыбнулся, приветливым жестом попрощался с Мерилен и ушел.

Мерилен выключила магнитофон и проводила его взглядом: смешавшись с толпой прохожих, он остановился у светофора. Тогда она достала «поляроид» Уэйна, прошла к своей машине и, сев в нее, сделала несколько снимков: Контатти смотрит вверх на светофор, оборачивается в сторону кафе, стоит, о чем-то задумавшись, собирается переходить улицу.

Потом Мерилен включила двигатель и проехала в почтовое отделение на площади Сан-Сильвестро. Здесь она еще раз просмотрела четыре снимка, запечатлевших Контатти, и положила их в конверт с защитным полиэтиленовым слоем, сюда же поместила и миниатюрные магнитофонные кассеты с записью последних двух разговоров с ним.

Написав на конверте адрес, она обратилась в окошко, где принимают заказную корреспонденцию, и попросила:

– Отправьте, пожалуйста, срочную заказную бандероль.

Служащая положила конверт на весы – он весил всего несколько десятков граммов. «Бесценных граммов», – подумала Мерилен и, войдя в телефонную кабину, позвонила Джованне, которая присматривала за виллой английского посольства в Марино. Девушка ответила сразу.

– Послушай меня внимательно, Джованна, – заговорила Мерилен, стараясь сдержать волнение. – Я только что отправила тебе заказную бандероль с описанием мебели, имеющейся на вилле. А сейчас вспомнила, что допустила одну ошибку. Не вскрывай пакет, когда получишь. Я приеду и сама разберусь с ним. Но если не приеду до послезавтра, до четверга, тогда поезжай в Рим и вручи его лично послу. Ты все поняла?

Потом Мерилен набралась духу и позвонила домой Юреку. Трубку сняли сразу же. Дрожащим от волнения голосом Мерилен произнесла:

– Говорит мисс Росс из канадского посольства. Могли бы вы привезти мне домой два ящика виски? Мой адрес помните? Они нужны мне сейчас же. Спасибо.

А потом она позвонила в английское посольство:

– Чарли? Предупреди, пожалуйста, посла, что сегодня я не приду в офис. Останусь дома, что-то мне очень нездоровится. Пока.

Юрек подъехал на «универсале» к дому Мерилен, выйдя из машины, осмотрелся и только потом прошел к портье.

– Меня ждет мисс Ванниш, – сообщил он.

Портье сказал что-то в домофон и указал Юреку на лифт. Мерилен открыла ему дверь и пригласила войти. На лице поляка отражалось невероятное напряжение.

– Здравствуйте, мисс… Росс.

– Я была уверена, что вы узнаете мой голос, – сказала, явно смутившись, Мерилен. – Ваш телефон прослушивается, верно?

– Откуда вам известно?

– Догадываюсь. Офицер карабинеров допрашивал меня в посольстве.

– Вот как?

– Он знал… все.

– Все – это что?

– Ну что ошиблись и похитили не ту девочку…

– А на самом деле это вовсе не ошибка.

Мерилен не ответила, а жестом пригласила его в гостиную.

– Садитесь. Хотите что-нибудь выпить?

Юрек не ответил, а прошел прямо к окну и посмотрел на улицу. Только потом он обернулся и залюбовался Мерилен, слегка раскрасневшейся от волнения.

– У вас еще одно сообщение для меня? – поинтересовался он.

Мерилен кивнула:

– Я нашла его сегодня утром. Тот же прием.

Она передала Юреку штрафную квитанцию, он прочитал ее и задумался.

– Выходит, я должен ожидать здесь, у вас. Странно.

– Что именно?

– Что сообщения приходят через вас. Я долго думал об этом, но не нашел никакого убедительного объяснения.

– Я тоже ломала голову. И не спала всю ночь.

Юрек холодно улыбнулся и слегка приподнял ее лицо за подбородок, словно хотел получше заглянуть в глаза.