Текст книги "Тайна Бутлегера, или Операция «Ноктюрн»"

В гостиной на вилле английского посла Шабе набрал номер телефона и, когда ему ответили, попросил:

– Соедините меня, пожалуйста, с мистером Уэйном… Я – лицо, которое может его интересовать… У меня есть для него предложение… Да, в это время… Мистер Уэйн?… Мне известно, что вы разыскиваете одну вашу дорогую подругу и одновременно вашего сотрудника. Давайте увидимся… Я знаю одно идеальное для такой встречи место… Тихое, нейтральное… Вилла английского посла… Да, в Марино… Наша беседа будет поучительной и полезной, надеюсь. Поэтому приглашаю и вашего гостя… Да, вы правильно меня поняли. Без мистера Суханова можете не приезжать… Если мы хотим кое-что прояснить и провести хорошую сделку, нужно встретиться всем троим. – И он положил трубку, не дожидаясь ответа.

Тем временем «фиат» мчался в ночи на бешеной скорости. Дорога была опасной: сплошные повороты, спуски и подъемы. Юрек был отличным водителем, вел машину умело, но бесшабашно. Контатти пошарил на заднем сиденье, извлек еще одну бутылку водки и зубами вскрыл ее.

– Сколько времени понадобится Суханову, чтобы отыскать нас?

– Это зависит от нас с тобой. И от Шабе.

– В таком случае я сказал бы, что мы можем пить совершенно спокойно. – Он глотнул водки.

– Не питай иллюзий.

– Я и не питаю никаких иллюзий, – ответил Контатти, протягивая Юреку бутылку. – У КГБ великолепные антенны в Варшаве. Они все узнают рано или поздно.

Юрек выпил, и его охватило какое-то мрачное веселье. Он скрипнул зубами:

– Сукины дети! Прекрасная логика! Мистеру Брежневу угодно вернуть своего Форста? И сразу же появляется Хаген для мистера Картера, занявшего теплое местечко Рейгана! А мы?

– А мы схватим его за одно место, уж извини за такое выражение, во имя пролетарского интернационализма! Маленькие поляки не в счет, как не в счет и маленькие англичане, маленькие итальянцы…

– На свете существуют только они. Две страны, два великих государства.

– Большие силы, маленькие силы – это закон.

– Ах вот как? – воскликнул Юрек, тыча пальцем в Контатти. – И тогда знаешь, что я с тобой сделаю? Я убью твоего Хагена!

– И великие государства останутся с носом! – воскликнул Контатти.

Они весьма крепко опьянели. Они кричали, жестикулировали, то и дело переходя от веселья к унынию.

Юрек выпил еще.

– Станут ругаться, кусать друг друга до крови, есть друг друга. – Он покачал головой. – Съедят и нас с тобой.

Контатти выхватил у него бутылку:

– Какой чудный будет праздник! Замечательный! Живыми! Возьмут нас живыми! Советские, чтобы вручить нас американцам, а американцы, чтобы передать советским.

– Живыми, но испорченными.

– Как отношения между Польшей и Советским Союзом.

– Они устроят нам такое же вторжение, как в Чехословакии.

– Сожгут наши города.

– Отправят всех поляков в Сибирь.

Контатти комически изобразил испуг. Несмотря на пары алкоголя, его голова все же сумела сформулировать некую оптимистическую мысль:

– Хорошо еще, что теперь Папа поляк.

– Думаешь, поможет?

– Послушай, а почему бы нам не смыться?

– Хочешь сказать… почему бы нам не выбрать свободу? – Юрек внимательно посмотрел на товарища, который опять собрался выпить. – Да ты с ума сошел. Ведь тогда придется отказаться от карьеры, от пенсии!

– И стать генералами!

– И руководить тайной разведкой!

– И организовать путч!

– И взять власть! – продолжал Юрек.

– И установить жестокую демократическую диктатуру!

– И захватить Россию!

– А потом и Китай!

– Да здравствует старая Польша! – воскликнул Юрек и глотнул еще.

Контатти отнял у него бутылку, выпил и изобразил печаль.

– Геронтократия всегда побеждает. Средний возраст советского Политбюро – семьдесят семь лет.

– Средний возраст китайского Политбюро – восемьдесят два года. – Юрек оторвал руки от руля. – Декрет номер один, изданный мировым польским диктатором, – не допускать к власти лиц старше сорока лет. – Машина начала вилять, но Юрек сумел выровнять ее.

– Декрет номер два, – провозгласил Контатти, – товарищ граф Рудинский складывает полномочия, потому что их у него слишком много.

– Декрет номер три: высшая власть передается… А кстати, как твое настоящее имя?

– Контатти.

– Пьяный, а все равно осторожный, – посмеялся Юрек и продолжал: – Высшая власть передается товарищу Контатти до того дня, когда ему исполнится сорок лет.

Контатти запрокинул голову и вылил в рот все, что оставалось в бутылке.

– Увы, это произойдет завтра.

– Какая красота эти сорок лет! Начинается закат! – Юрек подвинулся и обнял Контатти. – Да, идем на посадку, снижаемся, падаем.

Потеряв управление, машина устремилась к краю оврага, но Юрек с олимпийским спокойствием вывернул руль и вывел ее на середину дороги, Контатти между тем открыл окно и выбросил пустую бутылку.

– Уже и не холодно совсем, чувствуешь?

– Это верно.

– Более того, стоит просто адская жара.

– А тебе известно, что при жаре хочется пить?

Контатти принялся искать следующую бутылку.

– Не хватало только, чтобы сейчас, в стельку пьяные, мы глупейшим образом погибли бы в автокатастрофе, проведя поистине операцию века.

– Товарищ Контатти, даже пьяный, как польская свинья, я веду машину как маэстро. Это я умею делать, как никто!

Он не заметил поворота, и машина вылетела с откоса прямо в овраг, чудовищно подскочила, опрокинулась и ткнулась в дерево.

В доме неподалеку зажегся свет, яростно залаяли собаки.

В перевернутой машине первым шевельнулся Контатти. На нем не осталось, что называется, живого места, а лицо было сплошь залито кровью из-за осколков бутылки, поранивших висок и подбородок. Он дотянулся до Юрека, не подававшего признаков жизни, и принялся трясти его за руку.

– Маэстро, маэстро руля!

Откуда-то очень издалека донесся вой сирены. Контатти продолжал трясти Юрека, и тот наконец пришел в себя.

– Юрек, слышишь меня?

Юрек еле дышал.

– Слышу сирену.

– Наверное, «скорая помощь».

– Как, уже тут? – спросил Юрек, открывая глаза от удивления. – Бежим отсюда!

– Ты в силах двигаться?

– Нет. Наверное, у меня переломаны ноги.

– Мы пропали. Более того, ты пропал.

– Вытащи-ка меня отсюда.

Контатти перелез через Юрека к разбитому окну, с огромным трудом протиснулся наружу и стал вытаскивать товарища за руки.

– Поаккуратнее нельзя ли? – пожаловался Юрек. – Я ведь ранен в бою.

– Хорошо, успокойся.

Они все еще были пьяны и, похоже, не до конца понимали, что произошло, и потому не потеряли способность шутить.

Сирена звучала уже совсем близко и вдруг умолкла. Полицейские приехали на место аварии и остановились там, где машина Юрека вылетела в овраг. На обочине появились слабые лучи фонариков.

Контатти удалось вытащить Юрека из машины и поставить на ноги. Тот закачался, но не упал.

– Да ты вполне можешь стоять на ногах.

– Выходит, я не так уж и сломан, как мне показалось. – Глаза Юрека сверкали в темноте. – Вот они.

– Кто?

– Полицейские. Спускаются с обрыва.

И в самом деле трое полицейских осторожно спускались по крутому откосу, освещая себе дорогу фонариками. Один из них крикнул:

– Эй там, внизу! Раненые есть?

Другой попал ногой в ямку и оступился.

– Проклятье! Вот работенка!

Фонарик ненадолго осветил опрокинутую машину, но Юрек и Контатти успели укрыться за ней.

– Ничего не вижу, – проворчал Контатти.

– А я вижу. Помоги и следуй за мной.

– Но я еле держусь на ногах.

– Я тоже.

– Ладно, – заключил Контатти. – Все же пошли.

Они двинулись, стараясь не шуметь, и как раз вовремя, чтобы не оказаться в свете фонарика, который полицейский снова направил на машину, лежащую на дне оврага.

– Ни единого стона не слышно, – заметил другой полицейский. – Наверное, погибли. – Спустившись к машине, он посветил внутрь. – Тут полно крови. Идите скорее сюда, где вы там, черт возьми, запропастились?

Из темноты ответил недовольный голос третьего полицейского:

– А где, по-твоему, мы должны быть?

Потом прозвучало несколько ругательств. И наконец послышалось:

– Ну-ка посвети сюда. Я, кажется, вывихнул себе лодыжку.

Юрек и Контатти скрылись в кустах. Юрек своими кошачьими глазами осмотрел склон, уходивший далеко вниз, к лесистой ложбине, и они стали спускаться, двигаясь как можно осторожнее. Чтобы не потерять друга в темноте, Контатти держался за край его разодранного пиджака.

Пятница, 17 ноября

Большая американская машина с дипломатическим номерным знаком выехала из-за поворота и остановилась на обзорной площадке, откуда открывался прекрасный вид на всю долину.

Это приехали Гаккет, Уэйн и Суханов. Русский полковник тоже был в штатском. Гаккет направил свой бинокль на виллу английского посла, утопавшую в зелени и освещенную золотистым утренним светом. В саду никого не было, но ставни на первом этаже были открыты.

– Если это розыгрыш, то неплохо придуман, – заметил Гаккет, передавая бинокль Уэйну.

– Здесь проходит только одна дорога, которую легко контролировать, – пояснил тот.

Суханов тоже взял бинокль и принялся рассматривать виллу.

– Бежать отсюда невозможно. Но вилла может оказаться пустой и напичканной динамитом.

– Какой смысл? – иронически улыбнулся Гаккет. – Чтобы убрать вас двоих?

Из-за поворота появилась «альфа» с карабинерами и остановилась рядом с американской машиной, и Гаккет направился навстречу Танкреди, выходившему из полицейской машины.

– Все в порядке? – поинтересовался он.

– Можете убедиться сами. – Танкреди указал на дорогу, которая, то пропадая в зелени деревьев, то появляясь из нее, кружила по склону холма, и отошел к офицерам-карабинерам, ожидавшим его распоряжений.

Действительно, Гаккет мог рассмотреть в бинокль места блокировки, которые Танкреди расположил в нескольких стратегических пунктах, – там укрывались в ожидании приказа машины с карабинерами.

Гаккет жестом выразил Танкреди свое одобрение, а Суханову пояснил:

– Он не пожелал видеть здесь никого из наших. Думаю, молит сейчас Господа, чтобы на него не свалилось больше никаких трупов.

– А вон там кто-то есть, – заметил Уэйн, получше фокусируя бинокль.

Он увидел, как из служебной двери вышел старик садовник, сухой, немощный, с соломенной шляпой на голове. Он поднял баллон с инсектицидом, взвалил, словно рюкзак, себе на плечи и направился в сад, к кустам и деревьям.

Гаккет взял у Уэйна бинокль и долго рассматривал старика.

– Если это ловушка, то достаточно одного противогаза.

Старик между тем был целиком поглощен своей работой – спокойно опрыскивал растения.

Гаккет передал бинокль Суханову и обратился к Уэйну:

– К сожалению, мы не можем войти туда, как хотели бы, со всей охраной, карабинерами и прочим. Вилла пользуется экстерриториальной привилегией. Это английская территория.

– Знаю, – ответил Уэйн. – Но я ведь нисколько не боюсь, Гаккет. Мне только любопытно.

Суханов высказал свое мнение:

– Ясно, что кто-то в этой банде предатель, кто-то куплен. И теперь ждет от нас денег.

На парковке рядом с крупной станций технического обслуживания находилось много грузовиков и трейлеров с прицепами.

Со склона холма сюда спустились Юрек и Контатти – грязные, в разодранной одежде с пятнами крови, бесконечно усталые. Преодолев ограждение со стороны холма, они спрыгнули на асфальт.

Юрек подошел к первому попавшемуся грузовику и постучал в стекло кабины, оттуда вскоре выглянуло обросшее лицо водителя.

– Чего тебе надо?

– Ехать. Немедленно. Сто долларов за тридцать километров.

Водитель размышлял. Условия были необычные.

– Доллары? А настоящие?

– Я спешу. Могу обратиться к другому.

Водитель взглянул на Контатти, стоявшего поодаль.

– Вас двое?

– Нет. Я один.

Водитель явно сомневался, стоит ли связываться с незнакомцем. Юрек достал из кармана пачку банкнот и отсчитал несколько штук. Тот внимательно рассмотрел их.

– Садись.

Юрек махнул рукой Контатти, обошел грузовик спереди и сел рядом с водителем, тот включил двигатель, и машина, покинув парковку, выехала на автостраду.

Контатти между тем, сунув руку в карман, убедился, что хлороформ и вата на месте, и прошел на заправку к насосу, возле которого стоял грузовик.

Когда бак заполнился, водитель еще некоторое время о чем-то разговаривал с заправщиком, и Контатти, воспользовавшись этим, забрался в кабину. Поднявшись в нее, водитель был крайне удивлен появлению непрошеного гостя, который к тому же, мило улыбаясь, нацелил на него пистолет.

– Поезжай. И ничего не бойся, – услышал приказ водитель.

Он сел за руль, дрожа от страха и не спуская глаз с пистолета. Контатти обхватил его рукой за шею:

– Говорю тебе – сиди спокойно. – Он отложил пистолет и, достав вату с хлороформом, прижал ее ко рту и носу водителя, не оказавшего от страха никакого сопротивления. – Ну вот, а теперь подыши и расслабься.

Подождав немного, пока наркотик подействует, Контатти уложил уснувшего водителя на спальное место позади сиденья, пересел за руль и включил зажигание.

Большая американская машина медленно проехала вдоль высокой каменной ограды и остановилась неподалеку от входа на виллу. Уэйн и Суханов вышли из нее и направились к ажурным воротам, рассматривая сквозь них старика, который, продолжая опрыскивать растения, будто и не заметил, что подъехала машина.

– Эй, садовник! – окликнул Уэйн.

Шабе, опустив голову, продолжал свое занятие, словно не слышал. Уэйн крикнул громче:

– Мистер садовник!

Старик не реагировал и наклонился, пролезая под веткой, чтобы пробраться к соседнему дереву.

– Похоже, он слепой и глухой, – заметил Уэйн Суханову. – Позвоните.

Суханов позвонил. Только теперь Шабе обернулся и, увидев у ворот людей, с трудом передвигая ноги, направился к стене здания, где находился пульт дистанционного управления воротами.

– Нет, он не глухой, – заметил Уэйн.

– И вовсе не слепой, – заключил Суханов.

Раздался щелчок, и ворота открылись.

– Нас ожидают, – объяснил Уэйн старику.

Ничего не ответив, Шабе жестом велел им следовать за собой. Снял со спины баллон и не спеша направился к лестнице на террасу.

Гости двигались за ним чуть поодаль и не без некоторой настороженности.

– Я думал, что у послов на Западе более многочисленный и более вымуштрованный персонал, – негромко заметил Суханов.

Уэйн подыграл ему:

– В это время все они еще спят: забудьте о профсоюзах, товарищ.

– Знаешь, что мне приходит на ум. Что инициатива этой странной встречи могла исходить от тебя, Уэйн.

– Отчего вы, русские, такие недоверчивые?

Суханов незаметно ощупал под пиджаком пистолет.

– Оттого, что хотим оставаться в живых, молодой человек.

Они поднимались по ступенькам следом за Шабе. Властным жестом Уэйн остановил Суханова:

– Подожди тут. – И приказал Шабе: – И ты тоже стой, где стоишь!

Старик остановился с безучастным видом.

Поднявшись на террасу и сделав несколько шагов, Уэйн заглянул в окно и тотчас возбужденно позвал Суханова:

– Иди, иди сюда! Быстрее!

Глаза его блестели. Он увидел, что Шабе остановился недалеко от стеклянной двери и кивком приглашает войти. Уэйн снова, теперь уже вместе с Сухановым, заглянул в окно. Мерилен сидела возле горящего камина, облокотившись на ручку кресла, в одной руке ее был стакан с молоком, а другой она придерживала на коленях газету. На лице ее, склонившемся к газете, и на светлых волосах играли отблески огня. В вырезе платья видна была крупная красная роза.

На столике рядом был накрыт завтрак, из пепельницы поднимался дымок от сигареты.

Открыв балконную дверь, Уэйн первым вошел в гостиную и сразу же направился к Мерилен. Глаза его сверкали – он предвкушал радость победы и торжество мести.

– Наконец-то мы увиделись, Минни!

Она не ответила и вообще никак не реагировала, будто не слышала его. Какой-то легкий шум заставил Уэйна обернуться. Он увидел изменившееся лицо Суханова и за ним Шабе. Старик закрывал за собой дверь, но его правая рука сжимала крупный пистолет с глушителем, ствол которого упирался в спину Суханова.

Уэйн хотел было достать оружие, но остановился, потому что Шабе, оттолкнув Суханова, тут же прицелился прямо в него.

– Значит… ты и есть… старик…

Отходя боком и держа обоих под прицелом, Шабе кивнул.

– Опусти пистолет, – сказал Суханов. – Мы пришли сюда говорить, а не стрелять.

– Но вы вооружены.

– Ладно, – согласился Уэйн, – сложим оружие.

– Сначала вы. По очереди.

Нарочито замедленным движением Суханов достал свой пистолет и положил рядом на полку. Шабе кивнул и посмотрел на Уэйна. Американец тоже оставил свое оружие.

– Теперь твоя очередь.

Шабе осклабился в своей страшной улыбке, по-прежнему целясь в обоих.

– Там у вас целая куча вооруженных людей, а я один. Мы квиты, так что давайте поговорим.

Взбешенный, Уэйн обернулся к Мерилен:

– Что означает эта шутка? Смотри, Мерилен…

И только тут он, потрясенный, понял, что все это время Мерилен сидела неподвижно, не меняя позу, словно восковой манекен. Он шагнул к ней, присмотрелся и увидел, что лицо ее и руки были мертвенно-синими, окоченевшими. Перед ним сидел труп. Ниточка дыма, поднимавшегося из пепельницы, исходила от уголька, а не от сигареты. Голос Шабе зазвучал властно:

– На пол, оба! Сесть и сложить руки на коленях!

Они повиновались. Сели на ковер, как велел старик, и это лишало их возможности как-либо действовать. Шабе посмотрел на Уэйна:

– Мы ведем рискованную игру. Но ты нарушил правила, ты смошенничал.

Уэйн с презрением ответил:

– В нашем ремесле не существует никаких правил.

– Одно правило установлено мною.

– И что же это за правило, старик?

– Вспомни, что ты сделал с Рудинским.

Уэйн растерялся. Но только на мгновение, когда в памяти возникло искаженное от боли лицо Юрека во время мучительной пытки инъекцией. Уэйн понял истинную роль Юрека и даже закусил губу, настолько сильными были сразу оба чувства, захватившие его, – злость и восхищение.

– Понимаю. Должен поздравить его. Он настоящий ас в своей профессии.

Шабе двинулся к нему. Его мрачная, худая как скелет фигура нависла над стоящим на коленях Уэйном.

– Мое правило: никаких пыток.

Он выстрелил неожиданно и прямо в лоб. Уэйн был убит мгновенно.

Суханов заметался было, но старик, резко повернувшись, ударил его в лицо пистолетом и стал смотреть, как тот прижимает рукой щеку.

– Мы остались вдвоем, товарищ, – сказал Шабе по-русски.

Суханов был поражен:

– Товарищ?

Шабе кивнул:

– Ветеран.

В глазах Суханова блеснул лучик надежды.

– На кого работаешь?

– Тебе должно быть известно. Ты ведь знаешь меня.

– Никогда не видел.

– Поройся в памяти, Суханов.

– Я не знаю, кто ты такой, – сказал Суханов, пристально вглядываясь в Шабе. – Это какая-то ошибка.

Шабе печально улыбнулся:

– Никакой ошибки тут нет.

Он полез в карман и достал смятую записку. Это был клочок бумаги, на котором охранник НКВД, некогда пытавший Шабе, написал имя своего начальника, перед тем как его настигла неминуемая месть Шабе, то есть смерть.

– Узнаешь почерк? – спросил он Суханова.

Тот взял листок, прочитал свое имя, запятнанное пожелтевшими каплями крови, и услышал, как Шабе произнес:

– Это написал один твой коллега, которого больше нет. А ты тогда носил бороду.

Суханов похолодел. Он поднял голову и снова всмотрелся в лицо старика, пытаясь вспомнить.

– Твоими стараниями я рано постарел, – сказал Шабе. – Я еще тогда постарел.

– Столько лет прошло…

– Ну конечно… Предатель Шабе… Троцкистско-бухаринский центр… Какая гениальная выдумка!

– Это была… плохая игра. Приказы…

– Нет. Ты следовал своему призванию, Суханов.

– Это были годы сталинских репрессий. Жестокие годы, они ушли навсегда…

– Но не для меня, товарищ. Я ненавижу мучителей.

Сказав это, он выстрелил Суханову в затылок.

Свершилась справедливость. Спустя сорок лет. Наконец-то Шабе мог предать забвению прошлое, которое так мучило и преследовало его. Впервые старик ощутил тяжесть всех своих лет. Лет, количества которых не знал даже он сам, лет, которые уходили в ту далекую эпоху, когда идеология еще не была выдумкой.

Шабе пришлось сесть. Слезы застилали ему глаза.

Гаккет прошел к полковнику Танкреди на блокпост, установленный на повороте у смотровой площадки в трехстах метрах от виллы, и еще раз взглянул на нее в бинокль.

Старый садовник снова работал в саду, обрезая большими ножницами ветви.

– Они там уже целый час, – заметил Гаккет.

Танкреди тоже посмотрел в бинокль. Видно было, как старик, закончив работу, ушел в служебную дверь. А вскоре вновь появился, но уже с велосипедом.

– Садовник уходит, – сказал Танкреди.

– А мы рискуем проторчать тут целый день.

Шабе вышел за ворота и, сев на велосипед, закрутил педали. Поскольку дорога тут шла под уклон, он очень быстро доехал до поворота, где дежурили две машины карабинеров. Никто не обратил особого внимания на старика, проехавшего на велосипеде в узком проходе между машинами: у него был усталый вид. Он не представлял совершенно никакого интереса для собравшихся здесь полицейских.

Гаккет и Танкреди тоже мельком взглянули на старика и снова принялись изучать виллу.

Старый велосипедист удалился. На лице его, прикрытом от солнца соломенной шляпой, блуждала насмешливая и в то же время торжествующая улыбка.

– Что-то уж слишком долго идут эти переговоры, – посетовал Танкреди, предлагая сигарету американскому коллеге.

– Чем дольше, тем больше информации, – объяснил Гаккет, жестом отказываясь от предложения.

– Просто не дождусь, когда кончится наконец эта операция.

– Мне, наверное, еще больше хочется… – Гаккет снова посмотрел на виллу. – Что-то не нравится мне все это.

– Почему? Никто ведь не может туда войти. Никто не может и выйти.

И тут у Гаккета внезапно возникло подозрение. Округлив глаза, он воскликнул:

– Старик!

– Какой старик? – Танкреди вдруг почувствовал, как его окатил холодный пот. – Садовник?

– А это на самом деле садовник?

Танкреди бросился к своей «альфе» и схватил рацию.

– Всем постам… Старика, который едет на велосипеде в сторону Марино… Задержать! – Он немного подождал, глядя со все растущим беспокойством на Гаккета, поспешившего к нему.

Один за другим различные голоса отвечали Танкреди по рации:

– Пост номер один… старик уже проехал…

– Пост номер четыре… никаких велосипедистов…

– Пост номер два… никого нет…

– Пост номер три… никакого старика на велосипеде нет.

– Тревога! – заорал Танкреди в микрофон. – Никого… Я говорю – никого не пропускать! С каждого поста… по трое солдат отправить на поиски, обыскать все окрестности! Задержать старика на велосипеде!

Он вскочил в машину и велел водителю ехать. Гаккет сел уже на ходу.

– Исчез?

Танкреди не ответил. На бешеной скорости машина помчалась к вилле.

Грузовик подъехал к средневековым воротам, ведущим к небольшому историческому центру городка Боски. Ранним утром народу на улицах было еще немного.

– Высади меня тут, – велел Юрек водителю.

Машина остановилась, и Юрек отсчитал деньги.

– Быстро доехали?

– Спасибо, друг, – ответил Юрек и вышел из машины.

Грузовик, развернувшись, уехал.

Вконец измотанный, обессиленный после сильнейшего опьянения и дорожной аварии, случившейся ночью, Юрек добрался до площади и остановился возле гостиницы, где его ожидали жена и дети. Там, похоже, все еще спали, а редкие прохожие не обратили на него внимания.

Юрек хотел было уже войти, как вдруг перед ним возникла какая-то долговязая фигура и в него уперлось дуло пистолета. Юрек остановился. Он узнал Меддокса, молодого прыщавого сотрудника ЦРУ.

– Мистер граф! – воскликнул Меддокс и с иронией добавил: – Боже мой, в каком виде! Я даже не узнал вас.

– Дорожная авария, – спокойно ответил Юрек.

– Странно. Ночью… Притом что семья ваша в гостинице…

Он велел Юреку повернуться лицом к стене, обыскал и забрал пистолет. Отошел немного назад, явно довольный собой, опустил оба пистолета в карман, но руку не вынул.

– Ладно, поворачивайтесь. Можно узнать, где вы были?

– Встречался с друзьями.

– Вооруженный?

– После того, что со мной происходило, я стал осторожнее.

– Видите ли, мои коллеги, более опытные, поверили вам, – сказал Меддокс, обнажая в улыбке испорченные зубы. – Но у меня, молодого и начинающего, все же возникли кое-какие сомнения. И вот я здесь.

– Один?

– Один, конечно. Личная инициатива, – объяснил Меддокс, забыв про всякую осторожность. – Я сказал Уэйну, что стоило бы все же проводить вас хотя бы до границы, и я готов это сделать. Нормальная практика. Но этот дурак возразил только потому, что это предложил я. Так что теперь вам достаточно убрать меня и вы сможете спокойно продолжать заниматься своим настоящим ремеслом.

– У меня нет никакого настоящего ремесла.

– Ну что вы, мистер граф, есть, причем точно такое же, как мое, только у вас более высокое звание.

– У вас богатое воображение… А почему бы нам не выпить что-нибудь? Жизнь отдал бы за чашку кофе.

– За такую-то малость?

Он указал Юреку на американскую машину, припаркованную на площади, и предложил пройти к ней. Но Юрек не согласился.

– Мне надо повидать жену, успокоить ее…

– Я уже сделал это вчера вечером. Я поговорил и с вашей дочерью, с маленькой Соней, – сказал Меддокс. – Представляете, ее похитили, она пережила страшное приключение, но оно не произвело на нее какого-либо впечатления, не вызвало никакого шока.

– Соня отважная девочка, она ничего не боится.

– Ну в точности как отец. А может, все дело в том, что похитители были… друзьями семьи? – продолжал Меддокс, как никогда чувствовавший себя пауком, приближающимся к мухе, застрявшей в паутине. – Она сказала, что встретила вчера одного из похитителей, и надо же какая случайность – именно здесь. Это был старик, славный такой старик.

– Очевидно, похитители еще контролируют меня.

– Ну конечно, в нашем деле мы все постоянно проверяем друг друга. Мне известно, что вчера вы воспользовались машиной старика. Для личной беседы, для подведения итога операции?

– А почему бы не для того, чтобы поймать этого старика и передать его вам?

– Возможно, Уэйн и поверил бы. Но я не верю.

Все так же держа руку с пистолетом в кармане, Меддокс велел Юреку идти к машине, открыл дверцу и достал наручники.

– Знаете, что мне постоянно не давало покоя. Почему со всеми, кто принимал участие в убийстве Хагена, расправились, а вас, главного исполнителя, не тронули? – Он велел Юреку повернуться лицом к машине. – И ответ у меня только один, мистер граф. Вы не просто главный исполнитель, вы номер один, руководитель операции! Иначе вы давно были бы мертвы.

Он мельком взглянул на грузовик, въезжавший в этот момент на площадь. Грузовик, за рулем которого сидел Контатти, проехал метрах в двадцати от машины Меддокса. Контатти высунул руку с пистолетом с глушителем в окно кабины. Юрек увидел это, увидел, что Контатти целится в него, а не в Меддокса. Раздался глухой выстрел. Глаза Юрека закатились, лицо исказилось от боли, он схватился за грудь и рухнул на землю.

Потрясенный стремительностью происходящего, Меддокс несколько секунд не мог прийти в себя от неожиданности. Наконец, взглянув на грузовик, сворачивавший на соседнюю улочку, на безжизненное тело Юрека, он выхватил пистолет и хотел было выстрелить по кабине, но было уже поздно – грузовик свернул за угол. Вне себя от злости, Меддокс быстро сел в свою машину и помчался за грузовиком.

Площадь была пуста. Юрек лежал на брусчатке без малейших признаков жизни. Меддокс на всей скорости мчался за грузовиком и уже почти нагнал его, как вдруг тот остановился на повороте, преградив дорогу, и Меддоксу не оставалось ничего другого, как затормозить. Столкновение было неизбежно, но прошло без серьезных последствий.

Контатти стремительно выскочил из кабины, распахнул дверцу машины и вытащил оглушенного и слегка контуженного Меддокса.

– А ну пошли, и ни слова!

Он упер пистолет в спину парня и заставил того идти.

В соседних зданиях выглянули в окна встревоженные столкновением люди:

– Что случилось? Нужна помощь?

– Нет, ничего! Он пьян! – просто объяснил Контатти.

Когда подошли к грузовику, Контатти заставил Меддокса подняться в кабину на водительское место и сел рядом, взглянув на спавшего водителя.

– Хорошо, что мой друг не проснулся. – И с улыбкой повернулся к Меддоксу. – Ну веди. Права есть?

Меддокс, еще не придя в себя, посмотрел на пистолет Контатти и тронул с места. Грузовик медленно набирал скорость.

Лицо Юрека не было усталым и измученным, как прежде, напротив, выглядело ясным и спокойным. Казалось, он спит. Из гостиницы выбежала Магдалена и бросилась к нему, поспешили и портье с официантом. Магдалена опустилась рядом с мужем и тихо произнесла:

– Юрек… Боже милостивый, Юрек!

Он и в самом деле спал и теперь с трудом открыл глаза.

– Это вы, Магдалена? Что случилось?

Магдалена обмерла. С трудом придя в себя, она медленно поднялась, и ее тревога тут же сменилась гневом.

– Вы опять пьяны?

– Да, Магдалена, – ответил Юрек, безмятежно глядя на жену. Он сделал невероятное усилие и сумел подняться. Отряхнул одежду и направился в гостиницу, приветливо помахав мужчинам.

Разгневанная, но успокоившаяся, Магдалена прошла за ним в вестибюль.

Грузовик поднимался в гору. Солнце стояло высоко, воздух был прохладным. Пыльная дорога все время петляла, нередко проходя у самого края глубокой пропасти.

Меддокс более или менее пришел в себя и вел машину, поглядывая время от времени на Контатти, дремавшего с пистолетом в руках.

Потрясенный стремительностью происходящего, Меддокс несколько секунд не мог прийти в себя от неожиданности. Наконец, взглянув на грузовик, сворачивавший на соседнюю улочку, на безжизненное тело Юрека, он выхватил пистолет и хотел было выстрелить по кабине, но было уже поздно – грузовик свернул за угол. Вне себя от злости, Меддокс быстро сел в свою машину и помчался за грузовиком.

Площадь была пуста. Юрек лежал на брусчатке без малейших признаков жизни. Меддокс на всей скорости мчался за грузовиком и уже почти нагнал его, как вдруг тот остановился на повороте, преградив дорогу, и Меддоксу не оставалось ничего другого, как затормозить. Столкновение было неизбежно, но прошло без серьезных последствий.

Контатти стремительно выскочил из кабины, распахнул дверцу машины и вытащил оглушенного и слегка контуженного Меддокса.

– А ну пошли, и ни слова!

Он упер пистолет в спину парня и заставил того идти.

В соседних зданиях выглянули в окна встревоженные столкновением люди:

– Что случилось? Нужна помощь?

– Нет, ничего! Он пьян! – просто объяснил Контатти.

Когда подошли к грузовику, Контатти заставил Меддокса подняться в кабину на водительское место и сел рядом, взглянув на спавшего водителя.

– Хорошо, что мой друг не проснулся. – И с улыбкой повернулся к Меддоксу. – Ну веди. Права есть?

Меддокс, еще не придя в себя, посмотрел на пистолет Контатти и тронул с места. Грузовик медленно набирал скорость.

Лицо Юрека не было усталым и измученным, как прежде, напротив, выглядело ясным и спокойным. Казалось, он спит. Из гостиницы выбежала Магдалена и бросилась к нему, поспешили и портье с официантом. Магдалена опустилась рядом с мужем и тихо произнесла: