Текст книги "Тайна Бутлегера, или Операция «Ноктюрн»"

Мерилен отпила глоток водки и на какое-то мгновение была словно оглушена ею, потом пришла в себя и с вызовом заговорила:

– Почему Шабе думал, будто у тебя не хватит смелости убить меня?

– Старик никому не доверяет.

Мерилен продолжала, игнорируя его ответ:

– Потому что я тебе нравлюсь? Потому что ты, может быть, любишь меня?

– Больше, чем тебя, я люблю… квадратуру круга. Мерилен решила, что поняла его мысль:

– Думаешь о… миллионе долларов? – Она иронически усмехнулась. – Такой умный человек, как ты, презирающий деньги, но убивающий за плату, человек, который неожиданно получает пленки с записями и фотографии, стоящие целое состояние! Какое искушение… Но ты должен порвать с ними…

– Думаешь, я могу это сделать?

Мерилен покачала головой, доливая себе водки:

– Что и говорить, такая могучая организация… Контрразведка великого государства с разветвлениями во всех странах. Тебя разорвут в клочья рано или поздно.

– Не надо думать о будущем. – Юрек снял пиджак и бросил его в кресло. – Уже поздно. Мы живы, и мы тут сейчас одни. Неужели после стольких волнений тебе тоже не хочется немного ласки? – Он подошел к Мерилен и не торопясь снял с нее плащ. – Мы вместе. Давай любить друг друга, пока у нас еще есть какое-то время.

Они посмотрели друг другу в глаза. Мерилен начала расстегивать кофточку.

– Ночь. Время, которое может быть нескончаемым.

– Подумай, ведь еще может произойти все, что угодно.

Вдруг Мерилен отступила. Обойдя кресло, схватила пиджак Юрека и принялась шарить в карманах, намереваясь завладеть пистолетом.

– Это верно. Может случиться все, что угодно. Юрек спокойно подошел к ней:

– Оставь. Тебе не справиться с ним.

– Я научилась у моего американского друга, – возразила Мерилен, отступая.

– Забудешь снять предохранитель.

– Я знаю, как это делается.

Она встала по другую сторону стола, и ей удалось наконец нащупать пистолет в кармане пиджака.

– Он не заряжен.

– Заряжу.

– Руки дрожат, промахнешься. Пистолет не игрушка.

– Постараюсь не промахнуться.

Мерилен оказалась между столом и стеной, и Юрек не выпускал ее оттуда. Она достала пистолет из кармана.

Юрек улыбнулся:

– Ты не способна убить хладнокровно.

– Зато ты способен. – Она зарядила пистолет и направила его на Юрека, стоявшего совсем рядом.

– Я запросто могу отнять его у тебя.

– Вряд ли.

– Смотри. У меня хорошая реакция.

– У меня тоже. Доказать?

– Давай стреляй.

Мерилен приставила дуло к груди Юрека.

– У меня есть время. Целая ночь. Не так ли?

Юрек кивнул, спокойно взял из ее рук пистолет и отошел в сторону. Помолчав немного, он вздохнул:

– Хочу, чтобы ты знала все.

– Еще один довод, чтобы убить меня?

– Мерилен, послушай. Я не служу ни Шабе, ни Контатти, никто ничего не платит мне. Это они работают на меня.

Он положил оружие на стол, взял Мерилен за руку, подвел к бару и снова наполнил рюмки.

– Я – военный и служу в разведке своей страны. Мерилен, казалось, не удивилась.

– Значит, ты русский. Сотрудник КГБ.

– Ошибаешься.

– Тогда кто же?

Юрек с усмешкой указал на рюмки, наполненные водкой.

– Ты это знаешь: я польский аристократ, у меня есть жена и дети, я политический эмигрант. – Он сделал глоток водки и запил минеральной водой. – И моя страна, это же очевидно, Польша.

– Не надо думать о будущем. – Юрек снял пиджак и бросил его в кресло. – Уже поздно. Мы живы, и мы тут сейчас одни. Неужели после стольких волнений тебе тоже не хочется немного ласки? – Он подошел к Мерилен и не торопясь снял с нее плащ. – Мы вместе. Давай любить друг друга, пока у нас еще есть какое-то время.

Они посмотрели друг другу в глаза. Мерилен начала расстегивать кофточку.

– Ночь. Время, которое может быть нескончаемым.

– Подумай, ведь еще может произойти все, что угодно.

Вдруг Мерилен отступила. Обойдя кресло, схватила пиджак Юрека и принялась шарить в карманах, намереваясь завладеть пистолетом.

– Это верно. Может случиться все, что угодно. Юрек спокойно подошел к ней:

– Оставь. Тебе не справиться с ним.

– Я научилась у моего американского друга, – возразила Мерилен, отступая.

– Забудешь снять предохранитель.

– Я знаю, как это делается.

Она встала по другую сторону стола, и ей удалось наконец нащупать пистолет в кармане пиджака.

– Он не заряжен.

– Заряжу.

– Руки дрожат, промахнешься. Пистолет не игрушка.

– Постараюсь не промахнуться.

Мерилен оказалась между столом и стеной, и Юрек не выпускал ее оттуда. Она достала пистолет из кармана.

Юрек улыбнулся:

– Ты не способна убить хладнокровно.

– Зато ты способен. – Она зарядила пистолет и направила его на Юрека, стоявшего совсем рядом.

– Я запросто могу отнять его у тебя.

– Вряд ли.

– Смотри. У меня хорошая реакция.

– У меня тоже. Доказать?

– Давай стреляй.

Мерилен приставила дуло к груди Юрека.

– У меня есть время. Целая ночь. Не так ли?

Юрек кивнул, спокойно взял из ее рук пистолет и отошел в сторону. Помолчав немного, он вздохнул:

– Хочу, чтобы ты знала все.

– Еще один довод, чтобы убить меня?

– Мерилен, послушай. Я не служу ни Шабе, ни Контатти, никто ничего не платит мне. Это они работают на меня.

Он положил оружие на стол, взял Мерилен за руку, подвел к бару и снова наполнил рюмки.

– Я – военный и служу в разведке своей страны.

Мерилен, казалось, не удивилась.

– Значит, ты русский. Сотрудник КГБ.

– Ошибаешься.

– Тогда кто же?

Юрек с усмешкой указал на рюмки, наполненные водкой.

– Ты это знаешь: я польский аристократ, у меня есть жена и дети, я политический эмигрант. – Он сделал глоток водки и запил минеральной водой. – И моя страна, это же очевидно, Польша.

Мерилен выпила сразу одну за другой обе рюмки.

– Что-то не очень понимаю. Вернее, совсем ничего не понимаю. Но в Польше разве не коммунистическое правительство?

– Разумеется.

– И ты работаешь на коммунистов?

– Да. Тебе это кажется странным?

– Ты граф, католик, изгнанный со своей родины, землевладелец, доведенный до нищеты.

– Ну и что? Разве это не отличное прикрытие для тайного коммунистического агента?

– Прикрытие? Выходит, на самом деле ты не…

– Мерилен, ты все перепутала. На самом деле я тот, кто я есть, и изображаю эмигранта для… для того, чтобы было удобнее работать. Что касается моего титула, чему тут удивляться: в Европе немало аристократов-коммунистов. Здесь, в Италии, например, я знаю на Сардинии одного маркиза, который руководит рабочим движением… – Он улыбнулся и снова глотнул водки, запив минеральной водой. – Говорят, маркиз отчасти ревизионист, но, на мой взгляд, он на правильном пути.

Мерилен выпила еще одну рюмку водки и теперь смотрела на Юрека с изумлением и восхищением одновременно. Он поцеловал ее в щеку.

– Ну вот теперь, когда тебе все известно обо мне, могу также объяснить, почему мои товарищи, русские и поляки… расстреляют меня.

Теперь стоит рассказать о еще более ранних событиях, происходивших в начале сентября.

Тогда в аэропорту «Леонардо да Винчи» вместе с другими пассажирами по трапу самолета «Аэрофлота» сошел молодой светловолосый человек в элегантном летнем костюме, тот самый, который, знакомясь позднее с Мерилен, назвал себя Контатти. Глаза его скрывали модные солнцезащитные очки, лицо было загорелым, выражение его – озабоченным. Багаж его составлял только небольшой чемоданчик, и молодой человек сразу же поспешил к такси.

– Остия антика, – назвал он адрес.

Уже минут через двадцать машина привезла его в этот замечательный старинный городок на берегу моря, совсем недалеко от Рима, и молодой человек отправился осматривать великолепный сад-музей, где собрано множество античных памятников: статуи, фризы, мраморные надгробия, мозаики, руины. Кругом было множество по-летнему одетых туристов.

Молодой человек двинулся вместе со всеми по брусчатке, лежащей тут уже два тысячелетия. Он выглядел обыкновенным туристом, который с интересом и восхищением любуется местными красотами. Возле одной великолепной мозаики он задержался и начал внимательно разглядывать ее, а потом как бы случайно обратился к человеку, стоявшему рядом и тоже интересовавшемуся ею. Это был Юрек Рудинский.

– Освобождают Хагена. Для нас это конец. – Юрек остался невозмутимым. Контатти продолжал: – Наш советник по культуре в Москве Коновальский продался. Он передал Хагену наши имена незадолго до того, как того взяли русские. Вся наша сеть в Европе рухнет… Я в Москве, Шабе в Германии, Ралтек в Лондоне, Либуда в Париже…

– …я в Италии, – продолжал Юрек.

Контатти кивнул:

– И все остальные.

– Я понял. Продолжай.

– Коновальского я убрал, но теперь русские обменивают Хагена на Форста, англичанина, которого схватили с поличным в Штатах.

– И Варшава не возражает?

Контатти недовольно поморщился:

– Шеф велел правительству вмешаться. Протесты, давление… никакого толку. Русские плюют на все это. Им нужно заполучить Рудольфа Форста, он им дороже нескольких миллионов поляков, дороже всей Польши.

Юрек с тревогой в голосе спросил:

– Хаген сообщил КГБ наши имена?

– Не думаю. Видишь, я тут, свободен, как воздух.

– Значит, необходимо убрать Хагена прежде, чем его вернут ЦРУ.

– Ты сошел с ума? – Контатти осмотрелся, желая убедиться, что их никто не слышит. – Шеф смирился, хочет, чтобы мы сменили квартиру. Более того, это приказ, и я обязан передать его тебе.

Юрек и Контатти медленно направились по аллее. Они и в самом деле походили на двух любителей старинного искусства.

– Это значит, мы должны разрушить всю нашу сеть, – заключил Юрек. – Все, что создавали тридцать лет.

– И у нас мало времени, обмен состоится в ближайшее время.

– Обмен будет сорван.

На этот раз Контатти не выразил особого удивления. Он только спросил:

– Как?

– Поможешь?

– Конечно.

– Я не сомневался. Иначе ты не стал бы утруждать себя поездкой сюда. Кто у нас есть совершенно надежный?

– Не рассчитывай ни на кого. Все будут выполнять приказы Варшавы.

– Но не Шабе.

Контатти обрадовался:

– Конечно, Шабе! У него свои… личные основания. Но хватит ли у нас сил работать с ним? Из-за атеросклероза он становится все безумнее.

– Мы с тобой… и Шабе, – размышлял Юрек. – Думаю, втроем мы вполне смогли бы…

– При условии, что обмен произойдет в одной из наших зон.

– Известно уже, где он будет проходить? В Берлине?

– Нет, пока еще неизвестно. Место будет выбирать ЦРУ. Конечно, в Европе, но не в Берлине, потому что там слишком легко просачивается информация. Скорее всего в Вене или Афинах.

– Могли бы мы изменить ситуацию в этих городах, как ты считаешь? Постараемся сделать так, чтобы для обмена был выбран Рим.

– Это будет весьма непросто. Уберем Уолтерса в Афинах и Волкова в Вене и посмотрим.

Они пропустили вперед группу японских туристов и остановились полюбоваться мраморной скульптурой, потемневшей от времени.

– Ты понимаешь, чем мы рискуем? – спокойно спросил Контатти.

– Предстоит действовать против КГБ, объединившегося с ЦРУ. Нас разнесут в клочья!

– Ты забываешь про Варшаву, – с усмешкой заметил Контатти. – КГБ потребует головы нескольких наших генералов и, возможно, даже нашего послушного шефа. А тот, прежде чем покончить с собой, отсечет и наши с тобой за неподчинение, за измену…

– Варшава не должна знать, что это наша инициатива. Впрочем, ведь не только мы опасаемся, что именно Хаген может разболтать своим. Подумай о том же Суханове, о румынах…

– Да и англичане вряд ли будут довольны, если Форст вернется в Россию.

– Мы не станем использовать наших людей даже в случае опасности, – заключил Юрек. – Зато, если сумеем заткнуть рот Хагену, наша сеть сможет работать и дальше.

Контатти иронически улыбнулся:

– Весьма патриотично. – Он дружески положил руку на плечо Юреку. – Предлагаю покинуть эти прекрасные руины и пойти выпить за возможную смерть Хагена… и за нашу – несомненную.

– Ты прав. Некоторые решения можно осуществить, только изрядно напившись.

Они выбрали самую красивую спальню из тех, что имелись на вилле, скорее всего спальню самого посла, занимались любовью и очень много пили, стремясь с помощью секса и алкоголя забыть обо всех тревогах, волнениях и опасениях.

Мерилен проснулась внезапно. Лампа на тумбочке была зажжена, и она увидела две бутылки водки и рядом пистолет Юрека.

– Бутылки пусты. Мы пьяны… Какое важное решение примешь сейчас?

Мерилен лежала в просторной постели обнаженная, но ей не было холодно. Юрек распростерся рядом. Он улыбнулся, потом вдруг быстро погасил свет и соскользнул с кровати на пол. В наступившей темноте он увидел своими кошачьими глазами, как Мерилен села в постели и стала искать его на ощупь.

– Юрек! Где… где ты? – воскликнула она, убедившись, что его нет, и схватила пистолет с тумбочки. – Юрек! – И прицелилась наугад. Пьяная, испуганная, она сделала несколько выстрелов. Вспышки осветили комнату, но Юрека она не увидела.

– Юрек, ответь! Я попала в тебя?

Поискала ощупью выключатель, но прежде, чем успела зажечь свет, услышала шум льющейся воды в ванной. Она зажгла свет и поразилась, увидев свое отражение в огромном зеркале рядом с кроватью: голая, на коленях, с пистолетом в руке, со спутанными черными волосами, спадающими на лицо. Зрелище это вернуло ее к действительности. Она прошла в ванную. Юрек стоял под душем.

– Ты даже не слышал выстрелов?

Юрек не ответил. Она положила пистолет на полку, уставленную разной косметикой, и тоже встала под душ. Вода была горячая, отрезвляющая.

Они долго стояли обнявшись под ласковыми струями. Наконец Юрек вышел из-под душа и, начав вытираться, заметил пистолет.

– Уже четыре часа. Пора действовать.

Из-за шума воды Мерилен не расслышала его слова:

– Что ты сказал?

– Ничего.

Она закрыла глаза, подставив лицо сильной струе, а он снова взглянул на пистолет и на большие ножницы, лежавшие на полке. Он взял их, подошел к Мерилен, погладил одной рукой ее плечи и шею, вдруг неожиданно крепко схватил за волосы и другой рукой принялся решительно отрезать их.

Мерилен попыталась высвободиться, но не могла.

– Боже мой, что ты делаешь! Прекрати!

– Нет, не прекращу, – сказал Юрек, упрямо продолжая свое дело.

Мерилен смотрела, как падают отрезанные пряди, ненадолго прилипая к влажной коже, и как вода уносит их прочь.

– Боже мой…

– Дальше действуй сама. – Юрек вручил ей ножницы. – Измени лицо. Стань блондинкой. Косметики тут достаточно. – Он отошел, чтобы получше осмотреть ее. Короткие волосы уже изменили облик Мерилен. – Измени линию бровей, а помадой – форму губ. Подожди…

Он вышел из ванной, оставив Мерилен с расческой и ножницами в руках перед зеркалом, в изумлении рассматривавшую свое новое отражение, и вскоре вернулся с несколькими паспортами.

– Я нашел их в ящике. – Он протянул документ Мерилен. – Смотри внимательно. Ты должна стать вот такой.

Мерилен посмотрела на фотографию в паспорте, где была изображена молодая женщина с короткими светлыми волосами.

– Это же Оливия Уолкрот, няня, которую приглашают к детям посла.

– Постарайся походить на нее.

Мерилен сравнила свое отражение в зеркале с фотографией.

– А если я разонравлюсь тебе в таком виде?

– Сейчас для тебя важно только одно – остаться в живых.

Мерилен вздрогнула и, продолжая отрезать волосы, с тревогой посмотрела на Юрека:

– А ты? Ты позволишь расправиться с собой?

– Я? Ну нет, для этого я еще слишком трезвый.

Уже одетый, он отправился в спальню поискать водку. Мерилен прошла за ним.

– Если не поедешь со мной, я ведь пропаду. Юрек наполнил рюмки.

– Давай гримируйся побыстрее. У нас мало времени.

– Не говори даже в шутку, что не поедешь со мной. Что я смогу сделать одна?

– Выпей-ка. – Он протянул ей рюмку и набросил на плечи халат, выпил сам и заставил Мерилен вернуться в ванную.

– У тебя будет много денег, тебе надо только найти надежное место.

– Где?

– Ты же взрослый человек, хотя сейчас и похожа на девчонку. Выбери какое-нибудь спокойное, приятное место… – Он с иронией посмотрел на нее. – Монте-Карло?

Мерилен отрезала себе челку и действительно стала похожа на Оливию Уолкрот.

– Монте-Карло. Интересно, что Контатти тоже мне предложил это.

– Я так и знал. У нас с ним одинаковые вкусы. Старый стиль. Нет. Никаких Монте-Карло. Разведчики любят рулетку. Поезжай на Таити.

– А ты приедешь ко мне туда?

– Посмотрим.

Мерилен принялась поправлять новую прическу перед зеркалом.

– Без тебя я никуда не поеду. Лучше останусь тут, в распоряжении твоих жестоких… товарищей или кого-нибудь другого, кто хочет видеть меня мертвой. – Она обвила его шею руками. – Останусь одна, меня схватят сразу же, и дня не пройдет. Поэтому пусть будет то, чего не миновать.

– Думаешь, я могу предать свою родину, друзей, семью?

– Своей жене ты ведь изменил, не так ли?

– Это не измена…

– Друзья расстреляют тебя, ты сам сказал. Ты обрек на несчастья свою страну, не можешь туда вернуться.

Юрек мягко отстранился и налил водки. Мерилен протянула свою рюмку.

– Контатти принесет деньги?

– Миллион, разумеется, не принесет. Он хитер и думает, что обманул тебя. Но полмиллиона принесет, ведь он не знает, получил я твои пленки или нет. – Он посмотрел на пустую рюмку. – Так что я буду гарантом для обеих сторон. Останусь с ними, но ты получишь деньги и спасешься. А потом видно будет.

– Когда они придут?

– Шабе нашел нас. Наверное, уже позвал Контатти. Старик здесь, где-то рядом, я знаю. Только и ждет подходящего момента. – Юрек увидел испуг на лице Мерилен. – Но сейчас ночь, а ночью я сильнее.

– Убей их, Юрек.

– Ты такая кровожадная?

– Учусь.

– У меня?

– У всех.

Юрек улыбнулся:

– Спущусь вниз, посмотрю.

– Я с тобой.

– Не бойся, я не уйду.

– Я верю тебе, Юрек.

– Поторопись. Опустоши все эти шкафы. Когда будешь готова – станешь блондинкой, закутанной в меха, – спустись вниз, я буду там.

Юрек вышел на улицу. Кошачьи глаза его увидели сад, ворота, дорогу, призрачный, мрачный силуэт ожидавшего Шабе. Послышался шум двигателя, и из-за поворота появился «мерседес», возле ворот он остановился. Выйдя из машины, Контатти направился к Шабе.

С короткой стрижкой и светлыми волосами, с совсем другой линией бровей и иным рисунком густо накрашенных губ, Мерилен сделалась почти неузнаваемой. Она была очень красива, по-прежнему обаятельна, но совсем другая. Взгляд ее стал тревожным, настороженным.

Юрек подошел к окну в гостиной и, отодвинув занавеску, посмотрел во двор. Услышав шаги Мерилен на лестнице, он обернулся. В роскошном меховом манто она выглядела совсем по-новому.

– Оливия Уолкрот. Идеально.

– Скажи, нравлюсь я тебе в таком виде?

Юрек указал за окно:

– Они уже там, нервничают, вооружены…

Мерилен прильнула к нему:

– Меня это не тревожит. Дай мне еще раз прикоснуться к тебе, почувствовать твое тепло…

– Они беспокоятся, сомневаются во мне…

Мерилен подарила ему долгий поцелуй. Юрек улыбнулся:

– Мы с тобой – живое доказательство, что старик Фрейд был прав. Эрос и Танатос – любовь и смерть – соединяются в нас.

– Это верно. Я никогда еще не была так возбуждена. – Она говорила почти шепотом. – Юрек, мне так страшно и в то же время я так хочу тебя.

Снаружи донеслись какие-то неясные звуки.

– Слышала?

Она кивнула:

– Ох, поцелуй меня, Юрек!

Раздался звонок. Юрек погасил свет, нажатием кнопки открыл ворота и прошел к стеклянной двери на террасу, чтобы отпереть и ее.

– Пока что побудь там и не показывайся в таком виде! – велел он Мерилен. – Когда позову, подойди и постой сзади.

Он вышел на террасу и услышал, как щелкнул замок захлопнувшихся ворот.

– Идите, идите, друзья, – пригласил он. – И не забывайте, что у меня есть преимущество: я вас вижу, а вы меня нет.

Шабе, следовавший за Контатти, включил электрический фонарик. Они направлялись к террасе.

– А зачем тебе это преимущество, товарищ? – спросил Контатти.

– Чтобы навязать вам свою точку зрения.

– И что тогда?

– Мерилен возвратила мне документы и теперь уходит. Невредимая. С деньгами.

Контатти остановился.

– Ты прекрасно знаешь, что у нас нет миллиона долларов.

– Но половина есть, – возразил Юрек. – И они лежат у тебя в машине. Пойди и принеси их.

– Хорошо, – ответил Контатти, немного поколебавшись. – Если это приказ…

Он быстро вернулся к воротам, открыл их и исчез в темноте.

Шабе подошел ближе, осмотрел террасу и, увидев Юрека, направил луч фонарика вверх так, чтобы слабый желтый свет освещал их обоих.

– Давай посмотрим друг другу в глаза, – сказал он. – Ты назвал нас сейчас друзьями. Ты уверен, что мы все еще друзья?

– Это мы обсудим. И скажем друг другу… правду.

– Рудинский, ты ренегат.

Юрек обернулся к открытой балконной двери и позвал:

– Иди сюда, Мерилен. Слышишь?

Мерилен вышла. Лицо ее почти до глаз было закрыто платком, к тому же она оставалась в тени за спиной Юрека. Он притянул ее к себе и указал на Шабе:

– Он был одним из моих матросов. Строптивый, непослушный, дерзкий. На борту, во время войны, мы были с ним на «ты». Это со мной-то, офицером, знатным аристократом. – Он иронически улыбнулся. – Он говорил тогда о равенстве, о мировой революции, о советской России. Говорил о Ленине, Сталине…

– О партии, граф Рудинский, – с неожиданным волнением уточнил Шабе.

– Видишь? – обратился Юрек к Мерилен. – Он возвратил мне мой титул.

– Чтобы упростить наши отношения и прояснить некоторые детали.

– Наши отношения скреплены кровью. Вспомни, старик, ведь это ты завербовал меня в разведку в Лондоне после войны. – Он снова обратился к Мерилен: – Я не знал тогда, куда податься. Канада, Аргентина… Я мог эмигрировать, попытать счастья, забыть…

– Нет, было кое-что такое, что ты не мог забыть, – перебил его Шабе.

– Это верно. Один образ не выходил у меня из головы: невысокий лысый человек с мышиной физиономией…

– Краковский торговец.

– Да, торговец… Моя семья жила в замке…

– Владела всей областью, землями, скотом, селениями, людьми… и людьми тоже, почему не говоришь об этом? – спросил Шабе.

– Однажды, возвращаясь из колледжа на рождественские каникулы домой, я встретил этого торговца у ворот парка, – продолжал Юрек. – Было холодно, ужасно холодно, и он пришел из села пешком, потому что мой отец пожелал сыграть с ним в шахматы. Кроме него, никто больше не умел играть… Я видел, как от вошел в парк, подошел к окну гостиной и постучал в стекло. Потом увидел, как мой отец открыл окно и поставил шахматную доску на подоконник… Так они и играли: отец сидел в кресле у горевшего камина, а торговец стоял на снегу, в холоде… Он был евреем, а в дом знатного поляка евреи не имели права даже ногой ступить… Вот каким был мой мир всего лишь сорок лет тому назад… – Он взглянул на Мерилен. – И тогда я ушел с Шабе.

– Красным было тогда только твое сердце, только оно, – с огорчением заметил старик. – А сознание твое запуталось в противоречии между несправедливостью и привилегиями…

– Мое сознание свободно, старик.

– Возвращайся в свой замок.

– Верните мне его.

– Там теперь школа.

– Тогда я построю его в другом месте.

– Денег не хватит, – насмешливо заметил подошедший к этому времени Контатти, показывая чемоданчик и протягивая его Юреку. Тот сразу же отдал его Мерилен.

– А ключи от машины? – спросил Юрек.

– В замке зажигания, – ответил Контатти.

– Лучше воспользоваться его машиной, – посоветовал Юрек Мерилен. – Другую Шабе, возможно, повредил.

Мерилен кивнула:

– Я подожду тебя.

– Иди. – Юрек подтолкнул ее вперед.

– Ты…

– Дай нам проститься. – Он погладил ее по щеке, успокоил жестом и снова поторопил.

Глаза Мерилен осветились радостью и надеждой, и она направилась к машине. Неся драгоценный чемоданчик, она прошла мимо Шабе и Контатти, спустилась по лестнице и, выйдя в ворота, исчезла в темноте.

Шабе хотел было последовать за ней, но остановился, увидев в руках Юрека пистолет. Они обменялись ледяными взглядами.

– Погаси! – приказал Юрек.

Шабе выключил фонарик.

Юрек своими кошачьими глазами видел, что Мерилен, испугавшись темноты, задержалась на мгновение у ворот, словно хотела вернуться.

Воцарилось напряженное, томительное молчание. Мерилен вышла на дорогу. Юрек прицелился и спустил курок. Сраженная пулей, она упала как подкошенная, даже не вскрикнув.

Юрек первым взял себя в руки. Достал из кармана пакет с магнитной пленкой и фотографиями и, взвесив его на руке, вручил стоявшему рядом Контатти. Тот положил его на каменный стол, находившийся на террасе, и поджег. Задумавшись, оба молча смотрели, как горят и быстро превращаются в пепел драгоценные документы.

Шабе тем временем направился к воротам и, осветив фонариком тело Мерилен, наклонился, желая убедиться, что нет признаков жизни, с удивлением обнаружил ее новое, почти неузнаваемое лицо в обрамлении светлых волос.

– Забавный маскарад, – заметил он, выпрямляясь, и направил луч фонарика на Юрека и Контатти, пошедших к нему. Юрек выглядел весьма удрученным.

– Изменив лицо, она надеялась… Я не мог дать ей ничего, кроме жалкой надежды.

Контатти дружески положил руку ему на плечо, выражая понимание, потом обратился к Шабе:

– Мы уедем. Займись ею.

Шабе посторонился, попуская их, и снова осветил бескровное, очень красивое лицо Мерилен.

– Положу на нее цветок.

Старик посмотрел вслед Юреку и Контатти, садившимся в «фиат». Вскоре они исчезли в темноте. Бесстрастное лицо Шабе не отражало никаких чувств, и скорее всего потому, что он снова погрузился в воспоминания.

В офисе контрольной комиссии ПОРП за длинным столом сидят человек двенадцать партийных функционеров – безликие физиономии, бесцветные одежды. Почти все пожилые люди, бывшие рабочие или шахтеры. На стене за их спиной скрещены два красных знамени с символикой Польской объединенной рабочей партии, висит портрет Гомулки.

Один из партийных работников, с опущенной головой перебирая бумаги в папке, пытается скрыть некоторую неловкость. Он читает нудным, монотонным голосом:

– Родился в Данциге, дата рождения неизвестна, родители – поляки, моряк, без образования… Впервые был арестован в четырнадцать лет во время забастовки портовых рабочих в Риге… Призван на службу в царский флот, осужден военным трибуналом за подрывную пропаганду, освобожден во время Октябрьской революции… Моряк русского Балтийского флота, участник Гражданской войны, член большевистской партии с тысяча девятьсот двадцать второго года, арестован ГПУ, затем НКВД и отправлен в ссылку как сознавшийся в совершении преступления, а именно в содействии конспирации троцкистско-бухаринского центра… – Докладчик бросает украдкой взгляд по ту сторону стола и продолжает: – Совершив побег из лагеря в Воркуте, возвращается под фальшивым именем в Польшу… Во время войны служит на торпедном катере «Гдыня», который защищает Англию… Все с тем же фальшивым именем становится информатором люблинского революционного правительства… За исключительные военные заслуги дважды награжден… Идентифицирован и подвержен дисциплинарному наказанию… Документы, переданные нам непосредственно товарищем Хрущевым, доказывают, что обвинения НКВД были ложными и что его признание было получено под пытками.

Докладчик закрывает папку. Функционер, сидящий в центре стола – председатель, – окидывает взглядом членов комиссии:

– Есть предложение реабилитировать товарища Шабе. Возражения есть?

Молчание. Вопросов нет. Все внимательно смотрят куда-то вдаль, по ту сторону стола.

– Товарищ Шабе вновь принят в Польскую объединенную рабочую партию, – объявляет председатель. – Все его административные и уголовные дела закрыты.

Председатель тоже смотрит туда, куда теперь устремили взгляды все, – по ту сторону стола, где стоит Шабе.

Он седой, худой как скелет, изможденное лицо выражает наглость и дерзость. С нарочитой медлительностью он кладет в рот сигарету, закуривает и выпускает дым прямо в сторону комиссии.

Юрек на большой скорости вел «фиат» по проселочной дороге. Контатти, сидевший рядом, отпил прямо из бутылки большой глоток водки.

– Счета хорошо проверил? – поинтересовался Юрек.

Прежде чем ответить, Контатти передал ему бутылку.

– Семь тысяч четыреста долларов, с задатками «помощникам», арендой дома, гостиницами, возмещением расходов, транспортом, арендой машины…

– Просто рекорд экономии. – Юрек отпил и возвратил ему бутылку.

– Еще бы! – восхитился Контатти. – Русские или американцы потратили бы на это миллион долларов!

– Да, но у нас-то ведь есть только уголь, только его производим мы, умирающие от голода поляки, не имеющие никакой ценной валюты. – Голос Юрека звучал глухо. – И как мы оправдаем эти расходы?

– Придумаем что-нибудь. Донесения несуществующих информаторов, которым пришлось платить наличными… И потом, видишь это? – Контатти указал товарищу на чемоданчик, лежащий у него на коленях. – Разве это не чудо? Мы ведь только что сэкономили полмиллиона долларов!

– Можешь выбросить их в окно.

С насмешливым видом Контатти опустил стекло и сделал вид, будто и в самом деле хочет бросить чемоданчик, но остановился:

– Так выбросить?

– Выброси!

Контатти вышвырнул чемоданчик в окно. Холодный ветер встрепал ему волосы.

– Чем ты его набил? – равнодушно спросил Юрек. – Нарезанной бумагой?

– Да нет, там носки, трусы… всякое мое старое белье. – Он закрыл окно и снова отпил из бутылки. Казалось, хорошее настроение внезапно покинуло его. – Мерилен… Еще немного, и я бы окончательно влюбился в нее.

– Ты? – Забрав у него бутылку, Юрек опять глотнул водки.

– Ее наивность меня восхищала, – объяснил Контатти с мечтательным выражением лица. – И ее хитрость, инстинкт самосохранения, попытки выглядеть беспристрастной, эти ее нравственные терзания… Спорила, рассуждала, всегда как-то реагировала… Очень красивое животное.

Глаза его, как и у Юрека, сверкали. Лица у обоих уже побагровели от алкоголя.

– Мы тоже красивые животные, – сказал Юрек. – Быстрые, жестокие…

– Лесные животные…

– Ночные животные…

– Она думала, что спасется, если будет шантажировать меня… Думала, что спасу ее из любви, – продолжал Юрек, с трудом разглядывая дорогу. – И в какой-то момент я даже всерьез подумал об этом.

– Знаю.

– Нет, в этом случае мне не удалось превратить квадрат в круг.

– Все сделано правильно, – сказал Контатти. – ЦРУ, КГБ, английская разведка все равно разыскали бы ее, кем бы она ни была, блондинкой или шатенкой. И она не выдержала бы электрических разрядов Суханова…

– Или инъекций Уэйна. – Юрек потянулся за бутылкой.

– Хватит, ты же за рулем.

– Хочешь один допить бутылку?

– Обижаешь.

На повороте машина пошла юзом, заскрипели тормоза, их крепко мотнуло, но в последний момент Юрек все же сумел выйти на прямую, переключил передачу и, прибавив скорость, снова заговорил:

– Это животное едет на бензине, мы – на водке, но все мы сделаны из стали. Прибавлю скорость, машина расплавится. А мы уже расплавились.

– Но не Шабе.

– Шабе сделан не из такой плохой стали, как мы. Он из золота. Сияет. Большевик, последний оставшийся экземпляр. – Юрек выпил еще и отдал товарищу бутылку с остатком водки на донышке. – Мир вертится благодаря ему. Все меняются, продаются, предают… Но если где-то сказано, что все должны предать, то он последний, кто это сделает…