Текст книги "Сказки и легенды народов России"

Мордва

Мордва – народ в России, коренное население республики Мордовия, а также соседних областей. Численность превышает 740 тысяч человек. Мордва является бинарным этносом, включающим два субэтноса – мокшу и эрзя.

Мордвины – древний народ. Они упоминаются в трудах готского историка Иордана (VI век) и византийского императора Константина Багрянородного (Х век), а также в древнерусской песне «Слово о погибели Русской земли» (XIII век) как племена, платящие дань медом киевскому князю Владимиру Мономаху. Впоследствии мордва входила в состав Золотой Орды и Казанского ханства. После взятия Казани в 1552 году Иоанн Грозный обложил мордвинов тяжелыми налогами, что стало причиной многих восстаний.

О занятиях и промыслах мордвы сообщал немецкий ученый Иоганн Готлиб Георги (1729–1802) в своем «Описании всех народов Российского государства», изданном в 1776–1780 годах в Санкт-Петербурге: «С того времени, как стали они Российской державе подвластны, упражняются все в землепашестве, но живут не в городах, а в деревушках, и весьма охотно строят жилища свои в лесах… Мокшаны живут в привольных к лесному пчеловодству местах; есть также между ними и такие пчеляки, кои имеют у себя по сто и по двести ульев».

Обращение мордвы в православную веру, начавшееся вместе с присоединением к России, имело неожиданные последствия. Самым известным реформатором в истории Русской православной церкви оказался патриарх Московской и всея Руси Никон (1605–1681), мордвин по происхождению. Его ярым противником и родоначальником русского старообрядчества стал другой мордвин – «огненный» протопоп Аввакум (1620–1682).

Сегодня патриарший престол также занимает природный мордвин – патриарх Московский и Всея Руси Кирилл (род. 1946). Он известен как один из инициаторов создания Всемирного Русского Народного Собора, активный участник миротворческих акций в Югославии. Энергичная деятельность патриарха вызывает искреннее уважение православных. Очевидно, что участие мордвин в духовной жизни России приносит достойные плоды.

У старика Буланого большая трубка была. Достал он из одного кармана огниво величиной с сошник, из другого кармана кремень величиной с кулак, приладил к нему дубовый трут и ударил огнивом по кремню. Брызнул сноп огня, как из горна, и запалился трут. Старик Буланый раскурил трубку и кашлянул:

– Акуля, доченька, хотя я сам тебя научил, а ты больше меня знаешь. Может быть, ты думаешь жизнь свою устроить, как ваши соседи?

– Отец, свою жизнь я могу устроить еще лучше. Только мне придется посидеть на яйце и вывести Куйгорожа. Он все сделает и принесет нам с мужем богатство.

– Доченька, вам за соседями не угнаться. У них три рабочих лошади, да овцы, да много другого добра.

Баба Акуля забила свой нос табаком, громко чихнула и ответила:

– Терпеть не могу этих соседей, отец. Я оставлю им во дворе только дубовый кол. Больше об этом нечего говорить, отец. Что я задумала, то и сделаю.

Стемнело. Старик Буланый нахлобучил на голову большой, из телячьей шкуры, малахай и, выходя за дверь, сказал:

– Зятек Сергей, захаживай ко мне, а также и ты, Акуля, приходи на Пасху похристосоваться.

Старик Буланый медленно побрел в свою избушку.

Прошло шесть недель Великого поста. Стало теплее. Зазеленели луга, почернели поля. Все сельчане отправились пахать, а Сергей Пятань о пахоте и не думает – ждет, когда жена Акуля выведет Куйгорожа, который все сделает и принесет богатство.

Настала Страстная пятница. Баба Акуля выбрала первое снесенное курицей яйцо, на котором углем нарисовала змею, сунула его под левую мышку и забралась на печь. Так и просидела на печи, пока муж выезжал в поле пахать и сеять. Посеял он просо и другой хлеб. Целую неделю не было дома Сергея. Ковырял он землю и думал: «Вроде как сегодня старуха должна высидеть Куйгорожа. Высидит ли?»

Георги И.-Г. Мордовка. «Описание всех обитающих в Российском государстве народов…». 1776–1780 гг.

Не дождался Сергей Пятань вечера, бросил в поле соху, сел верхом на лошадь и поскакал домой. Войдя в избушку, спросил:

– Высиживаешь?

– Высиживаю!

– Ну, если ладком-рядком выведешь, то заживем!

– Да, старик, он будет таким сильным, что прикажешь ему, то и сделает. А если не дать дела, он тебя может извести.

– Ого, старуха, да ты, видно, знаешь, что надо делать с ним!

– Если бы не знала, не стала бы и высиживать. Старик, ты выйди на улицу, я под мышкой «кик-кик» слышу.

Только муж вышел на улицу, у Акули под мышкой как будто что-то взорвалось. Вздрогнула она от испуга и на бок повалилась: «Какая у нечистого сила!» Посмотрела под мышку – цело ли яйцо? Оно оказалось пустым и разбитым. Наверное, Куйгорож сам вышел. Собрала Акуля скорлупу, завернула в черную тряпицу, положила под дверной косяк, подумала: «А где же Куйгорож? Не ошибиться бы, не сказать как-нибудь Божье слово, а то плохо будет. Он ведь сразу погубить может». И говорит ласково:

– Куйгорож кормилец, Куйгорож желанный, я сама тебя высидела. Что скажу тебе, то и делать будешь.

Только вымолвила эти слова, тут же к ней приполз змей и говорит:

– Я с тобой рядом. Дай мне работу, а сама ложись спать, я все сделаю.

– Чего-чего, а дел у нас невпроворот, – обрадовалась старуха. – Сделай такое дело: у старика в поле осталась земля – не пахана, не сеяна, а у людей уже всходы зеленые.

– Ладно, мать, – отвечает Куйгорож, – к завтрашнему утру хлеба взойдут и будут прополоты.

Утром поехал старик в поле и удивился: не сеял, не пахал, а с урожаем! Обрадовался Пятань. Прискакал рысцой к старухе:

– Теперь, Акуля, мы не пропадем! Вот если бы еще новую избу сделал нам Куйгорож, тогда и вовсе зажили бы мы на славу.

И то правда: дом у Сергея был по-черному – трубы не было, не было и керосиновой лампы, освещался березовой лучиной. А в селе у всех были лампы, дома были с печами и высокими трубами.

Под вечер явился с полей Куйгорож:

– Кик-кик! Что делать? Давай работу!

– Новую избу сделай к утру, – приказывает Акуля. – И чтоб лавки новые были, и печка новая с высокой трубой.

Легли спать муж с женою, утром просыпаются и глазам своим не верят: стены в избе новые – еловые, лавки новые – дубовые, столешница березовая, печка узорами расписана, а в сенях кадки липовые, полные меда и масла. Весь день Пятань с Акулей любовались новой своей избой, насмотреться на нее не могли. Вечером старик говорит:

– Не хуже людей теперь живем. Вот только хлев у нас старый, а в хлеву никакой скотины нет. Пусть нынешней ночью Куйгорож сделает новый хлев, чтоб в нем полно было всякой скотины.

Утром хлев был готов, а в нем и лошади, и коровы, и свиньи, и овцы.

– Добра в избе хватает, не стыдно людям показать, – говорит Акуля. – Давай гостей созовем, пир устроим, а Куйгорожу велим, чтобы на столе были такие кушанья, каким соседи угощаются только на Пасху. Чтоб жареного-пареного вдоволь было да штоф вина.

– Ладно, Акуля, – соглашается старик. – Зови нашего кормильца.

На следующий день столы в доме Сергея Пятаня ломились от разных кушаний. Созвал хозяин гостей. Пришел на пир и сельский богатей Петр Иванович.

– Сергей Петрович! Теперь ты стал жить богато, большое у тебя хозяйство, да сколько всего засеяно. Давай осенью вместе начнем торговать.

– Что же, Петр Иванович, давай! – согласился с ним старик, а сам себе подумал: «Надо же! Нашел мое имя и род, а раньше звал меня попросту – Пятань Сергей».

В деревне Сергея теперь звали Сергеем Петровичем, а жену его – Акулиной Степановной. У них был не только новый дом, но и выездной жеребец. Если приходилось куда-нибудь ехать, Сергей Петрович запрягал жеребца и садился рядом с Акулиной Степановной.

Жил теперь Сергей Петрович на диво людям. Все богатеи стали его с женой приглашать к себе в гости. С Петром Ивановичем завел совместную торговлю. Стали ездить на лошадях в Астрахань за рыбой, а также торговать гречихой и закупать гусей. А Куйгорож не давал покоя бабе Акуле, каждый вечер требовал новую работу. Баба Акуля уже не знала, что и поручить.

Накануне воскресенья, поздно вечером, Акулина спала в своей спальне. Появился в образе человека Куйгорож и говорит ей:

– Если хочешь жить, так живи, а коль меня высидела, то дай мне работу. Да и про соседей ничего не говоришь.

На это Акуля ответила:

– Что я скажу?

– Как что? Ты мне говорила, когда я еще в яйце был, что ты своему соседу оставишь только дубовый кол. Я вижу, ты заставляешь меня работать только на себя.

– Да я, дитятко, из-за того и высидела тебя, чтобы нажить богатство.

После такого ответа Куйгорож сдавил горло старухи и долго-долго мял ее. Когда Акулина пришла в себя, сказала:

– Не убивай меня, дитятко Куйгорож, а оставь жить. Ты без дела не будешь. Как я поклялась, что соседу оставлю только дубовый кол, так и сделаем. Иди, дитятко, умертви у соседа трех лошадей.

– Будет сделано, – сказал Куйгорож.

Встал сосед Павел Иванович, пошел в свою конюшню, глядит: три самые хорошие лошади подохли. Сначала он подумал, что они спят, а потом посмотрел – мертвые. Всплеснул руками, во весь голос стал реветь:

– Это не иначе как жена Пятань Сергея так сделала! Что ж теперь делать? Придется искать выход, а то она, пожалуй, остальную скотину изведет.

Павел Иванович поехал в другое село. Там был старик Карп. Спрашивает его:

– Что мне делать, дядя Карп, ведь задумала соседка меня разорить.

– А как, Павел Иванович?

– Да в прошлую ночь подохли три лошади, а остальные болеют.

Корнеев Е. М. Мордовская девка.

Тогда Карп говорит:

– Если напала твоя домовая – Юртава, то я смогу ее задержать, а если напал Куйгорож, это трудно. Да вот что, Павел Иванович! Я дам тебе три восковые свечи, ты их свей в одну и положи под колоду, а сам втащи в конюшню борону с двадцатью пятью зубами и прислони к колоде. Выверни наизнанку свою шубу, надень ее и полезай под борону. Когда начнут драться Юртава и Куйгорож, и Куйгорож скажет: «Мне нужно дело, оно поручено моей матерью, я сделаю его, тебе меня не удержать», и твою Юртаву Куйгорож прогонит в сторону, ты, Павел Иванович, в это время скажи: «Я дам тебе дело». – «Какое?» – он спросит. «Да вот какое: свей из песка веревку». Он тогда во весь голос крикнет: «Догадались, погубили, погубили!» А ты, Павел Иванович, смотри за ним и слушай, в какую сторону пойдет голос. Так и сделай, Павел Иванович, иначе погубит тебя эта ведьма.

Павел Иванович вернулся домой. Настала ночь. Куйгорож у Акули опять попросил работу. Старуха Акуля послала его к соседу уморить остальную скотину. Павел Иванович приготовил все, что наказал ему старик Карп, и спрятался под борону. Долго лежал Павел Иванович и слышит скрип – конюшня отворилась. Вошел человек. Лошади ели. Вошедший начал гладить их и говорит: «Ах, девушки, мальчики, придет от соседей нечистая сила и погубит вас», а сам начал плести лошадям гривы. Павел Иванович понял, что это не Куйгорож, а Юртава. Она немного поговорила с лошадьми – вдруг через окно ворвался сноп огня. Павел Иванович подумал, что загорелась конюшня, а потом понял, кто это идет. Куйгорож стал драться с Юртавой и говорит ей:

– Мне дано дело, я выполняю его, а тебе меня не удержать.

У Павла Ивановича волосы дыбом встали, но он не струхнул:

– Куйгорож, я дам тебе дело.

Куйгорож свистнул:

– Дай!

– Иди свей из песка веревку.

Куйгорож огнем выскочил в окно, а сам кричит:

– Догадались, догадались! Пропал я, пропал я!

Павел Иванович заметил, что голос удалился в сторону соседа – Сергея Пятани. Лошади успокоились, опять подошли к колоде и стали есть корм. А Павел Иванович украдкой вернулся в свою избу и лег спать…

Прибежал Куйгорож обратно к старухе Акуле, разбудил ее:

– Встань, матушка, давай мне дело!

Вскочила спросонок старуха, испугалась:

– Ты ходил к соседу, выполнил, что я тебе говорила?

Куйгорож понял, что не погубить ему старуху. Еще громче крикнул:

– Дай дело!

– Иди из болота вычерпай воду.

Куйгорож вычерпал из болота воду и пришел обратно:

– Дай мне работу!

Акуля отмахнулась:

– Отдохни!

– Меня высидела не отдыхать, а работать.

Акуля стояла у печки, Куйгорож взял и свалил печку на Акулю, а сам вырвал из потолка звено и вылетел. Утром встал Сергей Пятань: ни старухи, ни печки, никакого богатства.

Рассказала А. Ф. Ермакова в 1948 году. Записал И. Сезин. Литературная обработка Е. В. Лукина

Татары

Татары – народ в России, коренное население республики Татарстан, а также соседних областей – Поволжья, Урала и Сибири. Этноним «татары» некоторые ученые трактуют как «жители гор». Татары – второй по численности народ нашей страны (около 6 миллионов человек). Они составляют более половины населения республики Татарстан.

Казанские татары являются прямыми наследниками волжских булгар, принявших ислам суннитского толка в 922 году. Тогда же появилась у татар и письменность, которая до 1927 года исполнялась арабской вязью. Потом ее заменили кириллицей. В русском языке немало татарских слов, преимущественно из области торговли и домашнего быта: базар, грош, магарыч, бакалея, караван, балаган и т. д.

Татары входили в состав Золотой Орды, а после ее распада основали Казанское, Астраханское и Сибирское ханства. Именно в это время (XV–XVI века) происходило формирование татарских субэтносов – казанских, астраханских и сибирских татар. Тогда же выходцы из этих краев, переходя на службу к московским князьям, становились родоначальниками именитых российских родов – Державиных (предок мурза Абрагим), Карамзиных (предок Кара-Мурза), Тургеневых (предок мурза Турген), Достоевских (предок Аслан-Челеби-Мурза) и многих других. Старая российская элита в значительной степени сформировалась под татарским влиянием.

Татары издревле занимались пашенным земледелием. Не случайно главным татарским праздником, известным с древних времен, стал сабантуй, что значит – «свадьба плуга». Он отмечался после завершения посевных работ и сегодня в Татарстане получил статус государственного торжества.

Татары также славились своими ремеслами – вышивкой, узорным ткачеством, ювелирным делом, резьбой по дереву. Они придумали «шамаилы» – удивительные настенные панно с текстами из Корана, нарисованные на мерцающем стекле с золотым или серебряным фоном. Вызывали восхищение красавиц и узорные сапожки, выполненные в редкой технике кожаной мозаики.

Паули Г.-Т. Сибирские татарки. «Этнографическое описание народов России». 1862 г.

Настоящим сказочным богатством татар является фольклор. Здесь в полной мере отразились национальные обряды и обычаи, история и быт народа, его духовные ценности – любовь к родине, уважение к труду, доброта и гостеприимство. На сабантуе, пока юноши состязались на скачках, народные певцы проводили свои турниры – пели обрядовые песни и частушки, рассказывали сказки и предания.

По мотивам народной сказки «Шурале» выдающийся татарский поэт Габдулла Тукай (1886–1913) написал поэму, которая позднее легла в основу либретто к одноименному балету. Музыку к балету сочинил молодой татарский композитор Фарид Яруллин (1913–1943), так и не увидевший сценической постановки «Шурале» – он пал смертью храбрых в Великую Отечественную войну.

Давным-давно жил один дровосек. Приехал он однажды в лес. Рубит себе дрова, песни веселые поет – далеко слыхать. Вдруг из темной чащи вышел к нему шурале – весь покрыт черной шерстью, во лбу костяной рог торчит, позади лысый хвост, как змея, извивается, крючковатые пальцы, словно сучья, шевелятся. Увидел шурале дровосека и захохотал:

– Вот с кем я сейчас в щекотку поиграю, вот с кем я сейчас от души похохочу! Как тебя зовут?

Дровосек понял, что дело плохо – с лешими не шутят. Надо что-то придумать. И придумал:

– Меня зовут Былтыр – Прошлый Год.

– Давай, Прошлый Год, с тобой поиграем, пощекочемся, – протягивает шурале крючковатые пальцы, – кто кого перещекочет?

А все лешие – большие мастера щекотаться. От такого не убежишь, не спрячешься.

– Некогда мне с тобой играть да хохотать, у меня работы полным-полно, надо дрова рубить, – говорит дровосек.

– Ах так! – сердится шурале. – Не хочешь со мной играть? Ну, тогда я тебя насмерть защекочу – навсегда здесь в лесу останешься!

– Ладно, – соглашается дровосек, – только ты сперва помоги мне вот этот большой чурбан расколоть.

Размахнулся и всадил топор в чурбан – тот и треснул.

– Вот теперь помогай, – кричит дровосек, – суй скорей пальцы в трещину, чтобы она не защелкнулась, а я еще разок ударю!

Глупый шурале сунул пальцы в широкую трещину, а дровосек быстро выдернул топор. Тут пальцы лешего крепко защемило. Дернулся он, да не тут-то было – чурбан мертвой хваткой вцепился в пальцы. А дровосек схватил топор и пустился наутек. Закричал шурале на весь лес:

– Ой, больно мне! Ой, больно мне!

Со всех сторон сбежались на его голос другие лешие.

– Что с тобой случилось, почему кричишь?

– Пальцы Прошлый Год защемил!

– Когда защемил? – спрашивают шурале.

– Сейчас защемил, Прошлый Год защемил!

– Тебя не поймешь, – хмурится один шурале. – Сразу у тебя и сейчас, и прошлый год.

– Да, да! – кричит шурале, а сам дергает пальцы. – Прошлый Год, Прошлый Год! Догоните его! Накажите!

– Как можно догнать прошлый год? – удивляется другой шурале. – Как его можно наказать?

– В прошлом году защемил, а сейчас вдруг разорался. А в прошлом году что же помалкивал? – спрашивает его третий шурале.

– Разве теперь найдешь того, кто тебе пальцы защемил? Это ведь было так давно! – поясняет четвертый шурале.

Глупый шурале ничего не мог им растолковать, и все лешие убежали в лесную чащу. А он, кряхтя, взвалил тяжелый чурбан на плечо, ходит с ним до сих пор и кричит на весь лес:

– Пальцы Прошлый Год защемил! Пальцы Прошлый Год защемил!

Записал и опубликовал в 1875 году Г. Балинт. Перевела С. Гальмутдинова. Литературная обработка Е. В. Лукина

Жил один купец. И было у него три дочери. Однажды поутру собрался он на базар. Разбудил старшую дочь, спросил, какой гостинец привезти. Разбудил среднюю дочь, спросил, какой гостинец привезти. А младшая дочь так сладко спала, что пожалел купец, не стал ее будить. Подумал: «Куплю младшенькой все самое лучшее!» И отправился на базар.

А младшая дочь в это время видела удивительный сон. Будто оказалась она в огромном саду, обнесенном высокой оградой, и нашла там цветок невиданной красоты. Час им любуется, два им любуется, а налюбоваться не может. Вдруг исчез цветок, как не бывало. Загоревала девушка, заплакала, да с тем и проснулась.

Обступили ее домочадцы: мол, отчего ты плачешь, что такое тебе приснилось? Но ни слова в ответ она не сказала. Побежала в собственный сад, вокруг дома разбитый, стала искать дивный цветок, но все напрасно. Воротился купец с базара, раздал дочерям заказанные гостинцы. А младшенькой привез гостинцев вдвое, самых лучших. Но не угодил он капризной дочери, та лишь ручкой белой махнула и отвернулась. Удивился купец, спросил с тревогой:

– Что с тобою, радость моя? Отчего ты гостинцам моим не рада?

Утерла дочь заплаканные глазки и рассказала отцу, какой необыкновенный видела сон.

– Мне, – молвит, – теперь только этот цветочек люб, ничего более не надобно.

– Слыхал я про этот цветок, – отвечает отец. – Говорят, растет он в неведомой стране за тридевять земель. Что ж, привезу его тебе, радость моя, но будет ли от него польза нашей семье?

Стал купец в дальнюю дорогу собираться. Вспомнил о старинном сундучке, который от деда ему достался. Бросился к нему, открыл крышку и вынул оттуда свисток, три золотых волоска, да палку с серебряным набалдашником. Завернул купец с собою заветные вещи, распрощался с домочадцами и двинулся в путь.

Корнеев Е. М. Казанская татарка.

Шел-шел и очутился в густом непроходимом лесу. Посреди леса – цветущая поляна, на которой из-под камня бьет родничок. Припал купец к родничку, напился студеной воды. А когда приподнялся, то увидел, что окружила его волчья стая, зубами клацает. Растерялся купец, невзначай сунул руку в карман, вытащил свисток. Дунул в него трижды, и поднялась в лесу страшная буря, вековые деревья повалила, а диких зверей разметала в разные стороны, как песчинки.

Пошел купец дальше, и попалась ему на пути широкая, бурная река – не может ее пересечь, как ни старается. Невзначай вспомнил он о палке с серебряным набалдашником. Вынул ее из заплечного мешка, взмахнул трижды над рекою, и встал перед ним мост. Перешел купец реку, дальше двинулся и вскоре очутился в знойной степи. Шел-шел и вконец утомился он – измучила его жажда, измучил голод. Сил совсем не осталось. Невзначай сунул руку в карман и вытащил золотой волосок. Дунул путник на него, и вдруг перед ним раскинулась скатерть, уставленная всякими яствами и напитками. Утолил он голод и жажду, одолел знойную степь и вышел к высокой горе с блистающим дворцом на вершине. Дунул купец на второй волос, подкрепился как следует и стал подниматься в гору. Через три месяца оказался он возле роскошного сада, что окружал тот блистающий дворец. Дунул купец на последний волосок, поужинал, лег на траву и уснул.

На рассвете проснулся купец, перелез через высокую ограду и пошел искать в саду дивный цветок, за которым послала его дочь. И вот увидел он посреди сада этот цветок, да не один, а целую клумбу. Сорвал купец три цветка, по одному каждой дочери, и стал выбираться назад. Уже до ограды оставалось три шага, как вдруг раздался ужасный скрежет, потемнело в округе, и опустился перед купцом огромный орел Чернокрыл с железным клювом и железными когтями. Как гром, прогремел над садом его голос:

– Как посмел ты в мой сад забраться? Для кого сорвал эти цветы?

Поначалу купец онемел от испуга, а потом все рассказал Чернокрылу про своих дочерей, про любимую младшенькую, как увидела она во сне цветок невиданной красоты и влюбилась в него без памяти.

Тогда заклекотал Чернокрыл и сказал:

– Отдашь за меня младшую дочь – цветок тебе оставлю. Не отдашь – пеняй на себя.

Не хочется старику отдавать чудовищу милое чадо, да делать нечего – согласился. На прощанье Чернокрыл наказал:

– В урочный час доставишь ко мне свою дочь.

И назначил срок.

Отправился купец домой. Добрался до знойной степи. Шел-шел и вконец утомился – измучила его жажда, измучил голод. Сил совсем не осталось. Сунул руку в карман, а там ни одного волоска не осталось. Упал он землю, лежит – не шелохнется. Тем временем Чернокрыл уж заждался и вылетел посмотреть, что там да как. Зашумело вдруг над путником, заскрежетало. Опустился возле купца Чернокрыл и сказал грозным голосом:

– Я-то думал, ты мне уже дочь везешь, а ты и до дому ещё не добрался!

Железным клювом подцепил Чернокрыл купца за пояс, взмахнул огромными черными крыльями и вмиг оказался у купеческого дома. Опустил купца на землю и пророкотал на прощанье:

– Не забудь доставить дочку к урочному часу.

В печали добрел купец до родного крыльца. Выбежали ему навстречу дочери, стали ласкаться, говорить наперебой, как соскучились они по отцу за время разлуки. Протянул купец младшей дочери злополучный цветок и воскликнул:

– Ах, дочь моя! Видно, на погибель привез я этот цветок! Его хозяин – страшный Чернокрыл. Он хочет тебя замуж взять. Ждет тебя в назначенном месте.

Заплакали, запричитали домочадцы: не отдадим, мол, младшенькую чудовищу. Заперли двери, ставни закрыли, младшенькую в дальней комнате упрятали, спать улеглись.

Ждал-ждал Чернокрыл – никто не идет. Не вытерпел, взмыл черной горою в воздух, к купеческому дому подлетел. Железными когтями разбил окно и влетел в покои. Взял перепуганную девицу и унес на высокую гору в блистающий дворец.

Два года прожила девица в блистающем дворце в полном одиночестве: ни одна живая душа, кроме Чернокрыла, посещать не смела. На третий год запросилась она домой съездить, родных повидать. Чернокрыл говорит:

– Два часа с четвертью на дорогу туда тебе, четыре часа с родными проведешь, два часа с четвертью – на обратную дорогу. Задержишься хоть на минуту, добра не жди.

Научил ее Чернокрыл, как за два часа с четвертью до дома добраться, и отправилась девица домой. Добралась, попала в объятия родных. Поплакали вместе. Сказала она им, что сроку ей отпущено ровно четыре часа. В тот же миг кинулись сестры тайком к часам и перевели стрелки на три часа назад.

Пробыла девица дома ровно семь часов. Когда явилась во дворец, Чернокрыл говорит:

– Вернулась ли к сроку, как я тебе наказывал?

– Вернулась.

– Нет, на три часа запоздала! Но твоей вины здесь нет, это сестры твои стрелки на часах перевели, оттого ты и запоздала, оттого и я тебя прощаю.

После чего встрепенулся Чернокрыл и оборотился статным джигитом.

– Ты меня страшной птицей считала, – промолвил. – Я нарочно этот облик ужасный принял, чтоб тебя испытать. Ты слово свое сдержала.

После чего сыграли они свадьбу. Говорят, и поныне живут в радости.

Рассказала Х. Зиязова в 1948 году. Записала Х. Гатина. Перевел Р. Ахунов. Литературная обработка Е. В. Лукина