Текст книги "Закоренелый преступник"

Глава IV
Странствующий поэт

Не доходя дороги, Билли увидел в стороне от железнодорожного пути огонек, мерцавший в соседней лощине. Он не был похож на свет лампы за окном, а подымался и опускался, тускнея и вспыхивая где-то совсем близко от земли.

Это было похоже на свет костра, и, подойдя ближе, он увидел, что так оно и было. Вслед за тем он услышал звуки человеческого голоса.

Билли приблизился с большой осторожностью. Ему нужно было разглядеть незнакомцев раньше, чем они его заметят. Костер горел на берегу ручья, через который был перекинут железнодорожный мост.

Билли спустился с насыпи, перелез через какую-то изгородь и очутился на опушке леса. Прячась за деревья, он стал подбираться к костру. По мере приближения Билли начал различать отдельные слова; наконец, он подошел совсем близко и прислонился к дереву за спиной говорившего.

Около небольшого костра темнела всего одна фигура мужчины, сидевшего на корточках и жарившего что-то на огне. У костра стояла помятая оловянная кружка, из которой поднимался пар. Знакомый аромат время от времени ударял в нос Билли.

Кофе! У Билли потекли слюнки. Но голос и слова заинтересовали его не меньше, чем приготовления к предстоящему ужину.

В вихре буйной сарабанды

Мы летим до Самарканда

Морем, сушей наши банды

Мчатся с птицами на юг…

Где-то там меня вы ждете,

Из цветов венок плетете,

Поцелуй мне нежный шлете,

Пенелопа, верный друг!

Слова захватили Билли и заставили на минуту забыть о голоде. Как фимиам, вызывающий сладкие грезы, эти слова, произнесенные мягким, бархатистым голосом, доносились до него и проникали в его душу.

А голос! А интонации! Они, несомненно, принадлежали одному из тех людей, которых Билли всегда презирал и высмеивал до своего знакомства с Барбарой Хардинг. Голос самодовольного и заносчивого интеллигента…

Билли напряг в темноте зрение, чтобы лучше рассмотреть странного незнакомца. Свет костра падал на потертую, залатанную одежду и на бесформенную мягкую шляпу.

Очевидно, это был бродяга! Билли вздохнул свободней и продолжал слушать певучий голос.

В мутной дымке горы-исполины,

Нежной зеленью полны долины.

Листья тополя на ветке длинной

Серебристой зеленью дрожат…

Где-то там, в сверкании залива,

Белый парус ждет нас терпеливо,

И несутся волны торопливо

С белой пеной на прибрежный скат…

"Ну, – подумал Билли Байрн, – это порядочная ерунда! Интересно, откуда этот тип все это выкопал? Хотелось бы мне набрести на места, о которых он поет…"

Мысли Билли были прерваны треском сучьев в лесу, сбоку от него. Он обратил глаза в ту сторону и увидел двух мужчин, спокойно вышедших из-за деревьев и прямо направлявшихся к человеку у костра. Это были, очевидно, тоже бродяги. Вероятно, его товарищи. Человек у костра не слышал их приближения, пока они не оказались совсем рядом с ним. Тогда он медленно повернулся и встал.

– Наше вам почтение, молодец, – сказал один из подошедших.

– Добрый вечер, джентльмены, – приветливо ответил поэт. – Добро пожаловать к моему скромному котелку. Вы уже обедали?

– Нет, – ответил первый, – мы еще не обедали. Зато сейчас поедим. Только брось-ка ты, парень, нам зубы заговаривать. Здесь жратвы не то, что на троих, а на одного не хватит. Ну, пусти!

И дюжий, огромный мужчина, приняв угрожающую позу, шагнул к поэту, который был небольшого роста и слабого телосложения. Однако он не дрогнул и не уступил.

– Вы мне причиняете боль, – сказал он тихо. – Острую душевную боль! Кроме того, мне очень не нравится ваша борода!

С этими словами, не имеющими, по-видимому, никакого отношения к делу, он вдруг схватил косматую бороду высокого бродяги и нанес ему сильный удар в лицо. Второй бродяга немедленно подскочил с другой стороны, но поэт не выпускал бороды вопившего теперь пришельца и продолжал наносить ему удар за ударом.

Билли Байрн с интересом следил за неожиданным зрелищем. Редко что доставляло ему такое наслаждение, как хорошая драка. Но когда первому бродяге удалось обвиться ногами вокруг ног поэта и повалить его вместе с собой на землю, а второй схватил тяжелую дубину, Билли решил, что пришло время вмешаться. Он выскочил из засады и громко закричал:

– Эй вы, молодцы, перестаньте! Оставьте-ка певца в покое!

Он подбежал к бродягам как раз вовремя и ударил того из них, который уже размахивал дубиной, кулаком в челюсть так, что тот отлетел к самой реке и, покачнувшись, упал навзничь в неглубокую воду.

Затем Билли схватил второго бродягу за плечо и одной встряской поставил его на ноги.

– Этого хочешь? – спросил он, показывая ему огромный кулак.

Бродяга сплюнул и, перед тем как удрать, попробовал ударить Билли. Но молниеносный удар вышиб из него не только мысль о сопротивлении, но и вообще всякую мысль.

Когда он рухнул на землю без чувств, поэт поднялся на ноги.

– Спасибо за помощь, мой друг! – сказал он просто и протянул Билли небольшую изящную руку.

Билли взял ее и молча потряс.

Тем временем бродяга, измеривший глубину тинистой речки, с унылым видом выкарабкался на берег.

– Что тебе теперь нужно? – спросил его Билли Байрн насмешливо.

– А вот увидишь сейчас! Я тебе покажу! – пробормотал промокший, измазанный и обозленный бродяга.

– Не советую, – сказал Билли. – Лучше будет для тебя, если уберешься отсюда, покуда цел. Да и ты тоже, – прибавил он, обращаясь ко второй жертве своего боксерского искусства, которая очнулась и с осовелым взором сидела на траве. – Проваливайте!

Ворча и бормоча что-то себе под нос, оба бродяги скоро исчезли в лесу.

Поэт снова вернулся к своим кулинарным обязанностям и сделал это так беззаботно и спокойно, как будто ничего не нарушало его мирного одиночества.

– Присядьте, – сказал он любезно через некоторое время, взглянув на Билли. – Пожалуйста, садитесь на это превосходное кожаное кресло, – и он указал рукой на мшистую кочку возле костра.

С минуту он молча жарил курицу, насаженную на вертел.

Затем снова начал декламировать:

Мы кругосветный путь свершили.

Мочил нас дождь, жары сушили,

От старой Англии мы плыли

Чрез бурный, темный океан.

Я стряпал пищу. Он – созвучья…

Пешком, верхом, в лесу, на круче

Бродили мы, как бродят тучи

Среди чужих и диких стран…

– Вы славный парень, – прервал он самого себя. – Не много есть на свете людей, которые сделали бы то, что вы сделали для меня.

– Их было двое против одного, – мрачно буркнул Билли. – Мне и стало противно, что на их стороне перевес. Кроме того, мне нравятся ваши стихи. Вы сами их сочиняете?

– О, нет! – рассмеялся поэт. – Если бы я мог так сочинять, я не обретался бы здесь. Это сочинил поэт по имени Ниббс. Правда, удивительно хорошо?

– Здорово! Они меня задели за самое нутро, – ответил Билли и, помолчав, прибавил: – Хватит у вас еды на двоих?

– Ее хватило бы для вас, дружище, даже если бы ее было вполовину меньше. Вот, выпейте сперва глоток амброзии. Извините, у меня всего одна чашка, Джемс перебил всю посуду… Вообще этот Джемс невероятно небрежен! Иногда мне кажется, что мне придется в конце концов его вытурить.

– Кто такой Джемс? – спросил Билли.

– Джемс? О, Джемс – мой лакей, – спокойно ответил поэт.

Билли взглянул на него с недоумением и попробовал густой темный напиток в оловянной кружке.

– Это кофе! – объявил он. – А вы сказали, будто это амброзия.

– Я только желал посмотреть, узнаете ли вы кофе после моей варки, мой друг, – вежливо ответил поэт. – Я весьма польщен, что вы сразу догадались по вкусу, какой напиток вы пьете.

Несколько минут прошло в молчании. Оба сосредоточенно ели, передавая друг другу оловянную кружку и отрезая или, вернее, отрывая куски мяса от наполовину изжаренной курицы. Билли первый прервал молчание.

– Я думаю, – сказал он, – что вы хотите меня просто обморочить с вашим Джемсом и амброзией.

Поэт расхохотался.

– Надеюсь, вы не обиделись, – сказал он добродушно. – Вы знаете, мир так скучен, что нужно чем-нибудь скрашивать жизнь. Если у человека нет денег, чтобы купить себе развлечение, он должен его сам придумать.

– Я и не думал обижаться, – уверил его Билли. – Скажите-ка мне еще разок о "Пенелопе с поцелуями на устах" – и тогда вы можете сколько угодно надо мной подшучивать!

Поэт охотно исполнил просьбу, а Билли, устремив глаза на огонь, видел в языках пламени лицо той, которая для него была тоже Пенелопой.

Когда стихотворение было прочитано, Билли поднял помятую оловянную кружку с кофе.

– За здоровье Ниббса! – сказал он и, отпив, передал ее своему новому другу.

– Да, – повторил тот, – за здоровье Ниббса и… Пенелопы!

– Выпейте побольше, – откликнулся Билли Байрн. Поэт вытащил из кармана кисет с табаком и скомканную бумагу.

– Не желаете ли покурить? – спросил он.

– Я не особенно люблю курить чужой табак, – ответил Билли, – но быть может, когда-нибудь я с вами расквитаюсь. А курить мне сейчас здорово хочется! Должен вам сказать – меня дочиста обобрали. У меня нет ровнехонько ничего.

Билли протянул руку за табаком и папиросной бумагой. Его запястье обнажилось, и при свете огня ясно проступили следы железных наручников. При падении с поезда металл сильно вдавился в тело и оставил глубокий след.

Взгляд поэта случайно упал на эти следы. Он чуть заметно приподнял брови, но ничего не сказал и продолжал беседу.

Оба закурили. Поэт читал отрывки из Сервиса и Киплинга, а затем снова вернулся к Ниббсу, который оказался его любимым поэтом. Билли слушал и думал.

– Вы идете в какое-нибудь определенное место? – спросил он вдруг, когда снова возникло молчание.

– На юг или запад, мне все равно, – ответил поэт. – У меня нет ничего определенного, всякое место годится, лишь бы это не был север или восток.

– Совсем как и мне! – воскликнул Билли.

– Тогда давайте путешествовать вместе, – предложил поэт. – Мое имя Бридж.

– А мое имя Билли Байрн. Вот моя рука, – и Билли протянул ему руку.

– Будем путешествовать вместе до тех пор, пока не наскучим друг другу, – сказал Бридж, пожимая руку нового товарища.

– А теперь спать! – заявил Билли.

– Хорошо! – воскликнул Бридж. – Я не понимаю, где опять пропадает Джемс. Он давно должен был бы постлать мне постель и приготовить ванну.

Билли засмеялся и улегся прямо на траве, ногами к костру. В двух шагах от него улегся и Бридж, и спустя пять минут оба спокойно заснули.

Глава V
Товарищи

Билли Байрн присел, потянулся и сладко зевнул.

Его товарищ приподнялся на одном локте. Солнце уже выплыло из-за редкого леса и играло на поверхности маленького ручья. Реполов скакал по лужайке в двух шагах от них, а на ветке ближнего дерева звонко заливался черный дрозд.

Издали доносился шум пробуждающейся фермы. Раздавалось мычанье коров, пение петуха, веселый лай собаки, вырвавшейся на волю.

Билли встал и отряхнулся.

– Куда вы? – спросил его Бридж.

– Добывать пишу. Это будет моей обязанностью! – ответил Билли.

Бридж засмеялся.

– Идите, – сказал он. – Я очень рад. Мне эта работа никогда не нравилась.

Билли передернул плечами и направился к ферме. Он чувствовал себя счастливее, чем все это последнее время. Никогда не думал, что утро за городом может быть так прекрасно.

Бридж, оставшийся на месте ночлега, набрал хвороста для костра, вымылся в реке, наполнил водой оловянную кружку и уселся ждать. Варить было нечего, поэтому не стоило пока зажигать огонь. Сидя на траве, он снова вспомнил красный след на руке своего нового товарища и невольно задумался над этим обстоятельством.

Тем временем Билли приблизился к ферме, расположенной за леском.

Фермер, заметив его, бросил работу на дворе, прислонился к воротам и глядел на него не слишком радушно.

– Я хочу получить что-нибудь поесть, – объяснил Билли.

– А у тебя есть деньги, чтобы заплатить? – осведомился фермер.

– Нет, – ответил Билли, – но мой компаньон и я голодны, нам нужна еда.

Фермер молча протянул руку с крючковатым указательным пальцем к задней части двора. Билли взглянул в указанном направлении и увидел кучу нерасколотых дров. Он добродушно усмехнулся, подошел к ним, схватил лежавший тут же топор и, не говоря ни слова, принялся за работу. Фермер занялся своим делом. Полчаса спустя фермер пошел к дому, откуда его звали завтракать, увидел груду наколотых дров, лежавших около Билли, и остановился.

– Ну, парень, хватит с тебя! Или ты думал, что старый Джед Ватсон заставит переколоть весь лес за один завтрак?

– Старик говорил теперь добродушным голосом.

– Мне нужно заработать и на компаньона, – объяснил Билли.

– Ладно, ты достаточно наколол дров за себя и за него, – ответил фермер и, повернувшись к кухонной двери, крикнул:

– Слушай, мать, снабди-ка этого парня едой, чтобы хватило на два раза двоим!

Билли радостно улыбался, когда шел обратно к лагерю, нагруженный молоком, яйцами, караваем хлеба и холодным мясом.

– Год тому назад, – размышлял он, – я силой заставил бы их дать мне еду, и мне в голову бы не пришло, что я поступаю неправильно. Странно, как человек может измениться – и все из-за девчонки! А девчонка-то принадлежит теперь другому! А в общем, какая разница? Она все-таки рада была бы, если б знала о моей перемене. Ну, кто бы подумал, что этот старый хрыч окажется таким добряком? У нас на Большой авеню всегда говорили, что фермер – тот же буржуй. Когда я увидел его, мне показалось, что он напустит на меня своих псов. А он вместо того велел вот сколько мне отвалить. Невольно вспомнишь эту девчонку! Она всегда уверяла, что люди хорошо к тебе отнесутся, если ты поступишь с ними хорошо. Пожалуй, что она и права. Да! Во многом она была права… Как хорошо было бы, если бы она родилась у нас на Большой авеню!

И когда Билли вышел из лесу, нагруженный своими свертками, его товарищ сразу поднес горящую спичку к хворосту и громко стал декламировать: "Нет прелестной Пенелопы, дожидавшейся меня!"

Бридж смотрел, как Билли осторожно, один за другим, раскладывал принесенные им пакеты на траве у костра. Молоко было в чистой крынке, яйца в бумажном мешке, остальная провизия оказалась завернутой в газетную бумагу.

При виде этих богатств Бридж прищурил один глаз, а другим хитро взглянул на Билли.

– Ну, что, трудненько ей пришлось умирать? – спросил он.

– Кому?

– Ну, конечно, собаке! – ответил Бридж.

– Насколько я знаю, она и не думала умирать.

– Вы хотите уверить меня, дружище, что вам дали унести все это и не напустили на вас собак? – недоверчиво спросил Бридж.

Билли засмеялся и объяснил, как он заработал провизию. Бридж облегченно вздохнул: красный след на руке не выходил у него из головы.

Они наелись, прилегли на траву и стали курить.

– Что же нам теперь делать? – спросил Бридж.

– Отправимся в путь! – сказал Билли. Бридж встал и потянулся.

– Что ж! Перемена мест никогда не мешает. Пойдемте! Билли собрал оставшуюся еду и сделал два пакета. Один из них он передал Бриджу.

– Багаж разделен поровну, – сказал он весело. – А теперь выпейте остаток молока, мне нужен горшок.

– Что вы собираетесь с ним делать? – спросил Бридж.

– Вернуть его хозяйке, – ответил Билли. – Фермерша дала мне его только на время.

Бридж изумленно поднял брови. В конце концов, может быть, он ошибся в своих предположениях… На ферме их встретили уже как добрых знакомых. Фермерша была прямо-таки растрогана тем, что ей вернули ее горшки. Этого она, по правде сказать, совсем не ждала. Расстались настоящими друзьями, и фермерша сунула на прощанье каждому из наших приятелей по пригоршне золотисто-коричневого печенья, обсыпанного сахаром.

Когда они отошли от фермы, Бридж вздохнул.

– Нет на свете ничего лучше доброй женщины, – сказал он.

– Матери или Пенелопы? – спросил Билли.

– И той и другой, – ответил Бридж. – У меня Пенелопы нет, но у меня была чудная мать.

Билли ничего не ответил. Он вспомнил о неприятной женщине с тупыми глазами, которая произвела его на свет. Воспоминание было не из приятных. Он постарался его отогнать.

– Бридж, – проговорил он вполголоса, стараясь переменить тему разговора. – Какое странное имя! Я слышал об игре в бридж, но никогда не слышал, чтобы так звали человека.

– Мне дал когда-то это прозвище товарищ, – объяснил Бридж, – за мою любовь к картам. Так оно за мной и осталось, а теперь у меня нет другого имени. Даже когда я сам думаю о себе, то только как о Бридже. Забавно, не правда ли?

– Нда… – согласился Билли, и на этом расспросы закончились. Он и не подумал спросить настоящее имя своего спутника, точно так же, как и Бридж не подумал расспрашивать его о нем и о его прошлом. Этика людей, собирающихся у костров на больших дорогах, не допускает подобной бестактности…

В течение нескольких дней они продолжали, не торопясь, свой путь по направлению к Канзас-Сити. Им удалось однажды проехать несколько миль в товарном поезде, но по большей части они весело шли пешком по пыльным шоссе. Билли продолжал заботиться о пище. Бридж прерывал однообразие путешествия поэтическими декламациями. Эти два человека, такие разные и, казалось бы, неподходящие, удивительно сходились. Их роднила любовь к свободе, к вольным просторам, к естественной жизни, не сжатой тисками условностей. Билли чувствовал себя непримиримым врагом тупых и жадных буржуев, Бридж навсегда ушел из своей среды, потому что не мог выносить ее…

– Вы так много знаете этих самых стихов, – сказал Билли однажды, когда они вечером курили у костра, – что, наверное, вы и сами можете сочинять.

– Пробовал, – признался Бридж, – но в моих стихах всегда чего-то не хватает; нет в них, знаете, вдохновения. Начинаются они у меня всегда хорошо, а кончаются как-то неожиданно для меня и для других.

– Помните вы что-нибудь из них? – спросил Билли.

– Было у меня стихотворение, описывающее озеро, на берегу которого я провел ночь, – сказал Бридж, – но я помню всего одну строфу.

– Валяйте! – сказал Билли. – Держу пари, что вы заткнули за пояс Ниббса.

Бридж откашлялся и не без смущения начал:

Скалы прибрежной глыба

Глядится в даль залива,

И радуется рыба,

Ей жизнь сладка… как слива!

Он со смущенной улыбкой взглянул на Билли.

– Ну, как? – спросил он. Билли почесал затылок.

– Все бы хорошо, кабы не последняя строчка! – сказал Билли чистосердечно. – Что-то с последней строчкой не ладно!

– Да! – согласился Бридж. – Что-то не того.

– Я думаю, в следующий раз лучше продекламировать что-нибудь из Ниббса, – наивно прибавил Билли.

Бридж, слегка сконфуженный, посмотрел на своего спутника, на его широкие плечи, могучую грудь и сильно развитые бицепсы, которые выступали сквозь легкую бумажную рубашку.

– Знаете, Билли, когда я на вас смотрю, – сказал Бридж немного погодя, – то по вашему общему виду, по вашим оборотам речи и по тому, как вы справились с этими бродягами в ту ночь, когда мы с вами встретились, я уверен, что вы когда-то были близки к арене.

– Да, я участвовал в боксерских состязаниях, – признался Билли.

* * *

За день до того, как они должны были прибыть в Канзас-Сити, Билли работал у содержателя ресторана в небольшом городке. Еда, которую он получил, оказалась завернутой в старый номер канзасской газеты «Звезда».

Вернувшись на стоянку, Билли передал пакет Бриджу, который совмещал почетное положение поэта-лауреата со званием повара. Затем Билли отошел к ручейку, чтобы смыть с себя пот честного труда.

Бридж развернул пакет, и случайно одна заметка в газете привлекла его внимание. При чтении его брови то поднимались, то мрачно хмурились. Иногда он кивал головой с видом понимающего человека и украдкой взглядывал в сторону Билли, который как раз кончал свое омовение.

Бридж поспешно оторвал от газеты статью, которая пробудила в нем такой интерес, и засунул ее в один из своих карманов. У него не было времени дочитать ее до конца, и он хотел это сделать на досуге.

В этот вечер Бридж долго сидел, наблюдая за Билли сквозь полузакрытые веки. Часто его глаза останавливались на красном круге, видневшемся на запястье Билли; но, каковы бы ни были его размышления, он ничего не сказал.

Был полдень, когда вошли в Канзас-Сити. У Билли в кармане болтался доллар – целый доллар. Он заработал его, оказав помощь застрявшему в канаве автомобилисту.

– Наедимся до отвала, – заявил он Бриджу, – и будем спать в постели, чтобы убедиться, насколько приятнее спать под открытым небом.

– Вы жуир, Билли! – сказал Бридж.

– Я не знаю, что это значит, – ответил Билли. – Но если это что-нибудь такое, кем я не должен был бы быть, то, вероятно, вы правы.

Они направились в меблированные комнаты, где, как знал Бридж, можно было получить чистую комнату с двумя кроватями за пятьдесят центов. Это была довольно высокая цена, но Бридж был брезглив и признался Билли, что он предпочитает спать в чистой траве у большой дороги, чем в грязной постели.

В конце коридора была умывальная комната, и Бридж направился туда, сняв предварительно куртку и бросив ее на постель. После его ухода Билли случайно заметил на полу, под курткой Бриджа, сложенный кусок газеты. Он поднял его, чтобы положить на маленький столик, стоящий у постели, как вдруг одно слово привлекло его внимание. Это слово было "Шнейдер".

Билли развернул лоскуток, и когда взор его упал на слова заголовка, в глазах его показалось странное выражение – жесткий, холодный блеск, который не появлялся в них с того дня, как он бросил в лесу помощника шерифа.

Вот что Билли прочел:

500 ДОЛЛАРОВ УКАЗАВШЕМУ ПРЕСТУПНИКА.

Билли Байрн, приговоренный к пожизненному заключению в Джолиетском исправительном доме за убийство старика Шнейдера, содержателя пивной, выбросился из поезда, который должен был его отвезти вчера в Джолиет, и потащил за собой помощника шерифа, к которому был прикован ручными кандалами. Помощник был найден несколькими часами позже связанным, с кляпом во рту, около линии железной дороги, недалеко от Лемонта. Он оказался невредим. Он показал, что Байрн бежал и, без сомнения, воспользовался выигранным временем, чтобы вернуться в Чикаго, где человек его типа может спрятаться легче, чем где бы то ни было.

Далее шел подробный отчет о преступлении, за совершение которого Билли был осужден, полное и детальное описание Билли, длинный перечень всех его прошлых грехов и, наконец, упоминание о награде в пятьсот долларов, которую власти предлагают за сообщение о местонахождении преступника.

Окончив читать, Билли вновь сложил клочок газеты и сунул его в один из карманов куртки, брошенной на кровать. Минуту спустя Бридж вернулся в комнату. Билли часто посматривал на своего спутника и при этом всякий раз вспоминал о награде в пятьсот долларов.

"Пятьсот долларов, – думал он, – это целая уйма денег. Интересно было бы знать…" И он снова посмотрел на своего спутника, как бы желая прочесть на его лице намерения, скрытые в его сердце. "Не похож Бридж на такого, но пятьсот долларов – не шутка для бродяги! Зачем эта статья была у него спрятана в кармане? Вот что я хотел бы знать!"

Веселое настроение, в котором находился Билли с тех пор, как он встретился с Бриджем и они беззаботно пустились в путь по тенистым тропинкам вдоль большой дороги, разом исчезло. Оно пропало в ту самую минуту, когда он понял, значение статьи, которую его товарищ таскал с собой в кармане тайком от него.

Все эти дни мысль о преследовании и о возможном аресте просто не приходила ему в голову. Он казался себе самому такой мелкой величиной по сравнению с неизмеримостью холмов, лесов и равнин!

В нем жила бессознательная уверенность, что никто не сможет его найти, даже если бы вздумали его искать.

Мысль, что он может встретить агента уголовной полиции около мирной миссурийской дороги, была так нелепа и несообразна, что Билли на ней не останавливался.

До тех пор ему ни разу не приходилось бывать на лоне природы в Америке. Все Соединенные Штаты представлялись ему как сплошной огромный город – Чикаго, Нью-Йорк или Милуоки – три города, которые он знал. С природой он познакомился только в девственных джунглях далекого острова Иоко. Там никаких агентов и полицейских не было; без сомнения, не могло их быть и здесь.

Агенты и полицейские являлись неотъемлемой принадлежностью мест, где находились пивные и игорные притоны, а искать их на дорогах, где были только фермы, было бы смешно.

Иное здесь, в Канзас-Сити, среди шума большого города. Здесь каждый прохожий мог оказаться агентом. Первый встречный полисмен мог арестовать его по указанию Бриджа – и Бридж получил бы пятьсот долларов…

Как раз в эту минуту Бридж принялся декламировать:

Товарищ! Вот мои мозолистые руки!

Земная, чистая на них налипла грязь.

Бродяга я! Люблю я день мой каждый

Без скучных рассуждений, не стараясь

Его понять, но наслаждаясь им…

Я – божьей милостью цыган!

– Слушайте, – прервал он себя, – не выйти ли нам теперь погулять и наесться до отвала, как вы предложили?

Билли встал. Казалось невозможным, что этот человек собирается выдать его.

Товарищ! Вот мои мозолистые руки!

Земная, чистая на них налипла грязь!

Билли вполголоса повторил эти строчки. Они каким-то образом вновь укрепили его доверие к Бриджу.

– Нравится вам? – спросил Бридж.

– Да, – сказал Билли. – Это опять из Ниббса?

– Нет, из Сервиса. А теперь… идем обедать! – И он весело повел Билли на улицу.

Был уже поздний вечер. Солнце село, но было еще слишком светло, чтобы зажигать фонари. Бридж повел Билли к ресторану, где можно было недорого и хорошо поесть. Билли даже жалел об этом: это было бы испытание Бриджа, если только он не намеревался пойти потихоньку в полицейский участок, чтобы произвести арест ночью.

Когда они достигли ресторанчика, находящегося в подвальном помещении большого темного дома, Бридж рукой указал Билли идти вперед. Сам же он на минутку задержался в дверях и осмотрелся. Как раз в эту минуту из темного подъезда на противоположной стороне улицы шагнула фигура человека.

После этого Бридж медленно повернулся и не спеша последовал за Билли в ресторан.