Текст книги "Материалы биографии"
Автор книги: Эдик Штейнберг
Жанр: Документальная литература, Публицистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 9 (всего у книги 37 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
У Володи Каневского открывается выставка в ЦДЛ. Сто лет его не видел. Он талант и анти «арт-клош». Прочно и давно прописан в «Союзе художников». Имеет отличные связи и семейные традиции. Слышал, что вроде бы занимается абстрактным искусством. Увижу и тебе напишу.
Очень рад за тебя. Выставка «трех» в Лондоне это история 60–80 годов. Говорят, Зверев имел, как всегда, коммерческий успех.
Спасибо за каталог. Я уже смотрел каталог из Лондона. По-моему, неплохо и тот и другой. Когда «арт-клош» перекрестится в дойную корову, пропадет и его прелесть. И, уверяю тебя, это будет, и время это не за горами.
Сапгирихе передай привет. Она, говорят, смылась на Запад за любовником! – вот чертовка! В ней (к ее полноте) есть изюминка. И дочка ее уехала. Грустно все это, старик! Обратного хода ведь нет, а люди уже на Луне побывали – абсурд!
Последние вещи у меня темные, опять нахожусь на перекрестке после 20 лет светлого.
У тебя вещи очень странные (для тебя), я не ожидал. Структура фантастического реализма мне мешает, а все остальное отлично. Хотелось бы увидеть оригиналы. И размер должен быть большой.
«Евразия» – здорово!
Обнимаю тебя, твоим сердечный поклон. Вероника Африкановна вроде бы выздоравливает.
Твой Эдик Штейнберг.
19
11 февраля 1985 года.
Дед-Эд, привет от старых штиблет!
Отвечаю на твое письмо с великолепным рисунком на смерть Володи Вейсберга и сердечно благодарю за каталог с дружеской надписью!
Сначала о «кормушке», когда отвечать трудно, потому что ее надо пережить шкурой не менее двух-трех лет западного опыта, но попробую. При первом столкновении с «миром искусства» я обнаружил, что «кормушка» здесь одна, а не две, как на родине. Она безымянна или, лучше сказать, зашифрована в анонимный капитал противоборствующих «монополий», вроде Матра, Мишля, Женерал-Моторс и т.д., заменивших в 19 веке всяких чудаков вроде «папаши Танги». Эта «кормушка» – главный распорядитель и заказчик мирового искусства. Прорваться туда – все равно, что верблюду пролезть в иголку, потому что вокруг стоит целая орава отборных «знатоков искусства», фильтрующих многотысячную орду художников, желающих есть, пить, одеваться, выставляться. Не попавшие на «кормушку» гибнут в полной безвестности, окаянными и беспризорными неудачниками, или, как здесь называют, «арт-клош», что вполне соответствует московскому бродячему художнику без прописки в «мосхе». Линия: Сезанн–Ван Гог-Модильяни давно не имеет воздуха и целиком принадлежит пещерным временам, когда большой капитал еще не наложил руку на рисование. «Кормушка» и ее спецы в виде отборных галерейщиков и посредников-директоров на зарплате создают новые «измы», торгуют между собой на крупнейших ярмарках искусства, никогда не спрашивая мнения молчаливого большинства, которое давно перестало быть для них указом и гласом Божием.
В результате такого расклада мировой капитал давно забраковал «русское искусство» как издержки мирового прогресса без твердой валюты за спиной. Биеннале-77 было специально устроено, чтоб показать «кормушке» окончательное убожество беспризорного искусства совдепии, когда кинетическая конструкция Нусберга развалилась на глазах толпы, а картинки на гнилых подрамниках осыпались, как грязь с окна. Московский «арт-клош» – явление совершенно бесплатное и на рынок не попадает. Ты скажешь, что оно имеет большое «духовное содержание». Возможно, но поскольку на Западе такого понятия вообще нет для искусства, в лучшем случае в приложении к церкви, то оно опять не попадает. Значит, художник, лишенный жизненного пространства (у нас это Зверев как модель): ателье, холст, краски, хлеб, выставка, заказ, музей, навечно пропадет для искусства или существует в убогом, урезанном виде и для будущего.
Теперь о новом «изме», где опять нет русских.
По приезде на Запад я обнаружил огромную яму с холстом без единой помарки и рядом лежал кусок ржавого железа, как последнее достижение «минимального искусства». Такая пустыня продолжалась лет пять подряд, пока на одном «биеннале», под проливным дождем я не увидел огромные фанерные листы метров по десять в длину, с изображением различных жанровых и батальных сцен, грубо закрашенные малярными красками с добавкой блатных слов. Это были картины молодых самоучек, не принятых в общую экспозицию. Ровно через год, как по мановению палки, фанеры висели в музее, а заслуженные работники «гиперреализма» исчезли с горизонта в подвалы. Наверху, у «кормушки» сразу смекнули, что явился новый «изм» и дело пахнет хорошим заработком. Теперь, в 85 году, эти «говноделы», или «трансавангард», как они называются в печати, имеют селективный отбор, монографии по 10 кило весом, и решительно все музеи и галереи мира во всех концах, и вечную славу первопроходцев. Старик, «трансавангард» – это не однодневная летучка, как заявляют скептики, а солидно поставленное движение, не хуже и не лучше «кубизма», «кинетизма» и прочих исторических «измов».
Я уверен, что московские модники возьмут в оборот этот «изм», насмотревшись выставок и репродукций, но без основательной финансовой поддержки, пропадут в искусстве, как пропадали раньше.
Традицию бескорыстной «духовности» русские продолжают и здесь на Западе. Мне рассказывал Мишка Рогинский, как он босиком и в рваном свитере (под Ван Гога!) пришел в одну крупную галерею, а хозяин, не глядя на его слайды, прямо сказал в лицо: молодой человек, а зачем вам деньги, если вам и так хорошо! Мишка растерялся и не знал, что сказать. Ведь деньги и слава нужны тем, кто в них нуждается.
Старик, кстати, о наших общих выставках. Еще раз просматривая твою биографию, я обнаружил, что ты по небрежности или умышленно опускаешь такую важную выставку, как «Тарусская-61»! При встрече с д-м Шпильманом, большим знатоком наших дел, он мне сказал, что эта выставка «имеет историческое значение по всем пунктам», и действительно была первая официальная выставка, организованная самими художниками после 30-го перерыва! потом, она отмечена в советской печати статьями Балтера, Кобликова, Курчика, и, наконец, эту выставку организовали ты и я! что дает ей особый оттенок! Мы не можем похвастаться большой прессой, а здесь это было впервые и не только важно для нас, а на «артклош» вообще. Не забывай об этом, это было начало!
(Прилагаю вырезку из архива Шпильмана на память о выставке.)
Теперь малость о земном.
Бывает так, что парижане едут в Москву и можно передать для тебя рыболовные снасти и журналы, но они люди, капризные и неверные. Я уже упустил три таких случая и не по моей вине, они просто смылись, не позвонив, а подарки лежат в столе. Может быть в начале мая, еще до твоего отъезда в Ветлугу (а ты, кстати, сообщи, когда уезжаешь) я отправлю тебе снасти и мелочи для забавы. Пока есть время, напиши мне точно, какие номера крючков, и лесок, и блесен тебе нужны. Я подкуплю.
Письмо твое опять было шедевром! Я издали показал его «обмылку» Басмаджану, он кинулся, как пантера, с криком: отдай мне! это историческая бумага! Я подарил ему твой рисунок «супрематическая рыба», авось в галерее он лучше сохранится и будет выставлен. Присылай мне побольше таких писем, это очень важно для всех.
Прошу тебя, передавай Гарику горячие приветы, он очень любит восточный разговор, а мне перепадет за это бутылка пива или рюмочка водки!
Сейчас у него в галерее выставлен какой-то сибиряк «фотореалист» с голой бабой в ванной. Это было несколько лет назад, а теперь я не совсем четко представляю одежды «соцреализма», что там в моде. Если будет случай купить «Огонек» с характерными картинками современного «соцреализма», то вышли или передай мне журнал, буду очень, благодарен.
Из русской кухни ничего свежего, если не считать «групповой выставки» в райсовете номер 6 г. Парижа, где вокруг Рабиных поставили матрешек, и оренбургские платки, и палатки вперемежку с паюсной икрой и водкой! И тошно, и унизительно смотреть на такой расклад «русского искусства» за рубежом! Причем выставлены картинки «художников», которых я никогда и не слышал: Бугров, Савельев, Чернышев, Ивченко и с ними «сам Рабин». На такие выставки просто уважающий себя художник не дает картин, как ему трудно ни приходится бедствовать.
Такой же «русский ларек» организовала в Мюнхене припадочная Рубина из Кратова. Ее теперь называют «мюнхенский Глезер». Туда тоже повезли свой гнилой товар «макаренки-совельевы-любушкины».
В литературном мире большое затишье. По-прежнему «лидируют» Дмитрий Савицкий и Лимонов-Савенко. Их переводят, их приглашают на телевидение, их подкармливают.
Старик, Софа Богуславская пожаловалась, что ты ее не пускаешь смотреть картины, прими ее это простая женщина без затей, путь посмотрит.
Что касается парижской погоды, то она постоянно скверная. Страдаю ревматизмом и мигренью. В русском разговоре отвожу душу у Басмаджана, у Купера (прилагаю фото), у Стацинского, у Хвоста. Впереди никаких планов, сплошной сумрак без музыки. Мечтаю летом поехать в Турцию, посмотреть на древние памятники «скифской культуры», но это еще не решено, да говорят, что там и «постреливают» в прохожих.
Ну, вот, – кончаю терзать бумагу, сэкономил все белое пространство, закругляюсь.
Гале и всем «артклошарам» горячий привет от «артклошара» из Парижа.
Да, чуть не забыл: будешь в деревне, старик, нарисуй «ветлужскую рыбу» на крыльце или стене избы, это у тебя получится, и при этом не забывай, что это по моему заказу!
Увидишь Володьку Каневского, передай привет, он наверно и не знает, что я десять лет живу во Франции, а не на улице актера Щепкина. Парень очень хороший, я его помню и люблю.
Твой Валька Воробьев.
20
2 апреля 1985.
Эд, привет!
В пятницу открываю твое письмо с прекрасным эскизом! как вдруг радио сообщает о смерти Шагала на 97 году жизни! Вот, старик, упала целая эпоха мирового искусства. Несмотря на яд и колючие кинжалы, он доказал своим творчеством бессмертие Возрождения. Для меня он – память искусства! В связи с этим я вспомнил витебский эпизод его жизни, когда Малевич вытолкнул его из родного города и даже пытался вымарать из искусства, но искусство целиком обращенное к человеческому сердцу оказалось неистребимо!
Старик, я подумал, что у тебя намечается крутой поворот к людям без диплома МГУ в кармане. Ты врожденный «классик», у тебя суть Шардена! – степенность мышления и любование живым миром. Период «камней» я считаю уникальным не только в твоей жизни, но в искусстве вообще. В отличие от «неосупрематизма», которое я считаю наваждением, да и сам Малевич так сказал в 27 году – «с наибольшей глубиной раскрываться в том, что просто и близко человеческим чувствам», ты глубже, гуманней, тоньше, сердечней. Я думаю, что следующий этап у тебя будет «образным», как в эскизе «мертвая птица на Арбате»!
Лично я, за исключением сумбурных увлечений молодости, никогда не терял связи с видимым миром, хотя до последнего времени он был «безымянный», анонимный. Живопись как таковая слишком ослепляла, душила выдумку в колыбели, что меня страшно бесило. А ведь они должны быть обручены, как это умели делать старики вроде Веласкеса.
Большим событием Парижа стала международная Биеннале, куда пригласили 120 артистов, и обошлись, конечно, без «русских унтерменшей» и «востока» вообще. Немцы целиком и полностью заглотнули выставку. Так они наступают везде, танковой колонной, расталкивая своими «базельцами» все на пути. Выставка готовилась давно, в глубокой тайне, селекция шла по линии «трансавангард», и, кажется, в этом году это его лебединая песня. На пятки больно наступают «неоклассики», в галереях их полно.
На «соцреализм» у меня давнее и твердое мнение – он давно превратился в «семейную линию», от папы к сыну, от Бруни к Бруни, от Каневского к Каневскому, от Митурича к Митуричу и т.д. От такой арифметики нечего ждать свежести и продвижения, «пошло то, что пошло»!
Что касается выставки «четырех» Германии, то немцы ее организовали неправильно. Они выдернули по одной-две картинки из разных лет и эпох, а таким отбором трудно показать творчество десятью картинами. Например, одна из моих, которую ты ловко окрестил «Евразией», принадлежит к серии «Скифия снится», которую я продолжаю и сейчас. Я выбрал эту тему не случайно. Несколько лет назад из Эрмитажа привезли выставку «скифские сокровища», где было представлено настоящее расписное седло 5 века до нашей эры! Это потрясало и не укладывалось в сознание – как это могло сохраниться и какое высокое искусство выдавали тогда люди! Это седло с изображением рогатого бегущего оленя оказалось не только высокой поэзией, но и предлогом для живописи, где я пошел от анонимных персонажей к определенным образам. Теперь у меня более десяти композиций два на полтора, размер дверей чердака. Цветовой регистр я умышленно ограничил тремя цветами, которые «разгоняю» по-разному: от черного к серебристому, от оливкового к изумрудному, от оранжевого к малиновому. Это у меня новое, это увлекает. По зрителю, который заходит на чердак и на выставках, я определил, что эти «образные» картины их больше тянут, чем картины с безымянными «персонами». Это обстоятельство тоже подстегивает к работе. Потом попытаюсь их выставить целиком, несмотря на запрет «русского художества» на западе.
В искусстве меня интересует Веласкес, Гойя, Суриков, Пикассо, Шагал, кое-кто из «молодых». В русской живописи люблю городецких «красильщиков» вроде Красноярова, очень Чекрыгина, немного Ларионова.
Слухи о лондонской выставке правильные. У Зверева купили три работы из 30, и одна из них из собрания Сычева ушла за хорошие деньги, за 5 тысяч долларов, сумма, кажется, рекордная для представителя «артклошарства», а вообще выставка была обыкновенной самоделкой и грубой работой Жоржа Костакиса. Работы Зверева и Яковлева я собирал сам в Париже, а Костаки потом «примкнул», чтоб погреться у чужого огонька!..
Кто в них нуждается, кому нужен дорогой костюм, бензин для автомобиля, дрова для дачи, шампанское для друзей, мясо для собак, платье и бриллианты для жены! Мастодонты мирового искусства вроде Вазарели, Ворхола, Сулажа выглядят на «тысячу долларов» в любой ситуации, потому что им нужны деньги и «кормушка», об этом знают и не обходят их стороной.
И под конец, о мелочах нашей жизни.
В конце 84 года я получил из Лондона письмо с приглашением выставиться в беспризорной галерее с шизофреническим уклоном к «русскому искусству». Я согласился с условием показать и Зверева и Яковлева, чтоб создать атмосферу «стилистического единства». Галерея согласилась, но, подключив к делу Жоржа Костакиса, все испортила. Он в предисловии вспомнил, как Зверев сломал палец и съел у него суп на даче, Яковлева назвал душевнобольным самоучкой, а меня «разбалованного западом живописцем». О выставке упомянули в газетах, но «генерал-моторс» на такую приманку не клюнул. Было продано по одной работе, и на этом операция с тремя русскими экспрессионистами закончилась. Единственное утешение – «сломала утя шею мне» – выставка, отметка в убогой биографии, и это успокаивает, как аспирин – гриппозного.
Ты справедливо говоришь: «у хорошего искусства нет времени»! Да разве с этим будет кто спорить! когда ты выкладываешь вечные ценности без заземления! Я думаю, что наша задача живых, получить холст, кисть и краски и тут являются капканы со всех сторон, работая 8 часов упаковщиком газет, художник уже практически не может выложиться в искусстве целиком! В таком изогнутом положении искусство самого большого таланта превращается в убогую картинку без выхода на зрителя. Значит, вечные ценности в виде Рембрандта, Гойи, Иванова только больно царапают душу, растравляя раны голодного артиста. Живых, голодных и беспокойных не успокаивает вечная ценность.
Ладно, вертаюсь назад, на землю.
Недавно Кирка Сапгир написала некролог на смерть Акимыча, но не знала, когда он родился! Напиши, пожалуйста, коротко об этом и вышли, как ты обещал, несколько его фотографий.
Очевидно, в начале марта к тебе зайдет одна баба из Парижа, с ней передам каталоги на модный «трансавангард», то, что у меня собралось, а ты ей передай фотографии, надеюсь, отдаст.
На днях заходил в гости к Стацинскому. Он получил заказ на детскую книжку и сидит раскрашивает. Жизнь его выправляется. Живет с одной умной и работящей бабой, которая его моет и стрижет бороду. Передал ему привет от тебя, он шлет глубокий поклон тебе, Ветлуге, рыбе и всей сене-соломе.
Лида Мастеркова пока не выходит на люди. Вытащить ее из заточения очень сложно, стесняется бедности и бледного вида.
Мишке Гробману послал твой каталог с Янкилевским и тоже передал привет, он будет очень доволен.
Кирка Сапгир много юродствует в Париже, но тебя хорошо помнит и любит.
Недавно, при разговоре с Юркой Купером, вспомнили и Мику Голышева. Купер сказал, что «Мика – гений»! так что при встрече передай ему этот комплимент со стороны. Купер получил британский паспорт и стремится приехать в Москву. Очевидно, у него не будут особых проблем с поездкой.
Увидишь Зверева и Яковлева, скажи, что была выставка в Лондоне, у Зверева вторая после 65 года, а у Яковлева – первая! Выставили тридцать штук работ!
У меня все тихо. Через неделю поеду в горы кататься на лыжах с женой и дочкой. У дочки слабые легкие, необходим настоящий горный воздух.
Старик, пиши о положении Вероники Африкановны.
Гале от меня самый братский, сердечный привет!
Всем участникам «арт-клоша» дружеский привет и наилучшие пожелания в искусстве.
Старик, сердечно обнимаю, пока!
Твой, Валя «борода» Воробьев.
21
2 октября 1985.
Здорово, старина Эд!
Письмо от тебя, с приложением цветного рисунка, я получил в конце мая (кстати, 15 по счету от 75 года!), но отложил ответ, потому что паковался в деревню, а ты, видно, уезжал рыбачить на «святую русь». Теперь, имея на руках все фото от тебя и четыре месяца событий, охотно отвечаю, маразмируя над фото Акимыча, которому в 57 году было 47 лет, наш ровесник!
Значит так, «русским гвоздем» сезона был твой друг Илья Кабаков у Дины Верни, очень и очень видной торговки картинами, правда с крохотным помещением для показа. Безумный жест Дины, – это ее слова при встрече! – по совести оценят москвичи, а не здешняя разбалованная публика, далекая от шарма русской «кириллицы», которой орудует художник. Удивляет и то, что Дина показала не «матисов», а запрещенный «западом» русский товар с приложением толстой «типографии», невиданной для современного артиста! Илья сразу занял вторую позицию после вездесущего проныры Глазунова, тоже Ильи! Лично я считаю, поступок Дины совершенно геройский и только баба, безумно влюбленная в Кабакова, могла рискнуть на такой убыточный шаг. Мало этого, Дина собирается открыть музейчик на квартире, где будет представлено все, что она любит в русском художестве.
Далее была выставка Бори Заборова, в Германии, сделанная при посредстве могучего парижского галерейщика Бернара, и теперь она перебралась в Америку, где проныра Бернар имеет свое помещение и клиентуру. Заборов принадлежит к школе Купера, и этим все сказано, но тут надо оговориться арифметически.
Московские слухи о «бешеном успехе» русских художников не только преувеличены на 95 процентов, а вообще до сих пор неправильно поняты.
Авантюрные затеи одиночек, как Дина, Басмаджан, Нахамкин, Додж, сопряжены с большим риском сломать себе кошелек и торговую биографию, и вот почему.
Неожиданная вылазка Басмаджана с Вейсбергом закончилась «ничем» по одной причине: профессиональная работа Гарика в качестве галерейщика поставлена «западом» под большое сомнение, потому что он для него не галерея, а самоделка с русской пестрядью, самовар на лоскутном одеяле, а здесь такие вещи не пролезают.
Я не сомневаюсь в благородных порывах Дины, но и она со своим связями не в силах повернуть заговор молчания назад, без казенной поддержки.
Сенсации не предвидится, пока не явится тяжелая артиллерия в виде государства. Только оно способно исправить гнуснейшее положение русского художества в мире. Я уже 10-й год подряд повторяю, пока колотятся отчаянные одиночки, пока советских галерей и купцов нет на мировом базаре, никаких перемен не будет! Покамест на этом базаре сидит Гарик с ржавым самоваром и матрешкой! У тертых калачей сразу возникает мысль, что Совдепия слаборазвитая страна, как княжество Монако с лягушками на тротуаре.
Наши собратья по культурной работе: музыка, кино (кстати, сегодня весь Париж завешан афишами фильма Климова «Распутин»!), литература, танцы, пение, цирк на виду, а искусство не представлено совсем, его заменяет самовар и матрешка!
По моему глубокому: убеждению, только широкое наступление советского купечества может выправить положение и поставить русское художество на достойное ему место в мировом раскладе.
Как видишь, старый, я еще не сгнил на «западе», и судьба русской живописи меня волнует по-настоящему.
Теперь о проблеме «приглашений» и как я это вижу.
На днях мы собрались в «сквате» – брошенное депо артиллерии, захваченное международным сбродом и клошарами под жилье и работу, «арт-клош», где и я состою членом, – и часов пять подряд мусолили больной вопрос: почему «запад» не приглашает советских художников. Вышло одно заключение: «боятся!»
Конечно, кроме «боятся», работают и другие объективные причины, неизвестные нам целиком.
Например, город Париж пригласил болгарина Кристова запаковать мост в целлофановую авоську, что он и сделал с невиданной помпой всех средств пропаганды, а вот когда Париж позовет Сидура или Клыкова поработать на благо человечества? Почему М.К. Франции и здешний «групком», – есть тут такая лавочка! – с великолепным помещением, не пригласят к себе Илью Кабакова, или Эдуарда Штейнберга, или того же Ваньку Сорокина? Почему местный «дом творчества» не устроит на год-два на свой счет кучку пермяков или сибиряков?
Я думаю, что еще долгие, годы «вам» и «нам» придется ждать особого приглашения в Бобур, не говоря уже о Лувре, пока в дело не вмешаются компетентные толкачи Совдепии, заинтересованные русским творчеством и твердой валютой.
Ну, ладно, от общих мест к «нашему быту».
Надо признаться, что большинство русских явилось на «запад» с благородными чувствами совести, дружественности, сострадания, давно, здесь упраздненными за ненадобностью. Среда обитания, где подлость и лицемерие ломает кости и души, где капитал превратил искусство в гадюшник, а артистов в ядовитых гадов, совершенно невыносима для «нормального человека». В букварях для начинающих проходимцев пишут, что в искусстве гибнут слабаки, а я не верю, потому что артисты высокой пробы, как Лида Мастеркова, закованы в бездействие из-за нехватки в тюбике белил, а кто даст 100 франков на краску?
Есть тут и картинки навыворот. Во Франции живет мордвин Коля Любушкин, ученик полового разбойника Васьки Полевого. Коля – самый популярный уличный портретист. За один присест он выдает пастель относительного сходства. В результате расторопной работы зимой в Париже, а летом на юге он сколачивает денежки, кормится, но, как говорится, давно наплевал на «святое искусство» и, конечно, не приглашен за французский стол.
Западный человек не подпускает к себе, ни в дом, ни в душу. Никакое знание мировой культуры, никакая «грамотность» не меняет заведенного порядка, особенно в древней Франции, где скопились несметные богатства столетий. Француз отлично знает, что иностранец без дедовской мебели и винного погреба, если не стащит ложку, то обязательно просит взаймы. Даже русским с достатком невозможно попасть в «дружбу» к такому буржую.
Лет пять назад со мной вышел большой конфуз.
Наш общий знакомец, «начальник» Боря Алимов, приехал кутить в Париж. Мы встретились, я его угостил за свой счет, и уже поздно ночью Боря мне говорит: «поехали, догуляем в клубе»! И тут-то я затосковал в тупиковом положении, потому что я – никто, потому что в закрытые клубы попадают отборные знаменитости и богачи с рекомендацией королей и арабских шейхов! Я откровенно сказал Боре, что я не член клуба, и, как всякий разбалованный Москвой человек, Боря облажал и забраковал меня со всех сторон и, кажется, навсегда!
Ладно, мазохизм закругляю.
14 июля умер культурный человек Степа Татищев, «друг художников». Его свалил рак, когда солнце блестело над головой. Он очень любил живопись Биргера.
24 сентября «обмылок» Басмаджан устроил показ «русского жанра» 19 века в модном ресторане Людмилы Лопаты, в квартале дорогих блядей и богатых арабов. Там я стоял в качестве вышибалы. Русские алкаши обиделись, хотя я старался помочь им изо всех сил.
Наконец, по местному телевизору блеснул Анатоль Зверев. Бесплатная реклама в 2 минуты, затмившая всю серость и благоразумие французов.
Володя Котляров-Толстый, о котором ты упомянул, работает банщиком днем, а по ночам собирает семейный альбом «Мулета», где, кстати, Купер и я делали рисунки.
1 октября «весь Париж» хоронил Симону Синьоре. Она скончалась в 65 лет от пьянства и рака.
Сейчас в Париже появилось много польских художников. Они лучше суетятся, они «грамотней» и быстро добиваются успеха.
Мое лето получилось рядовым. 10 дней жил в стране дураков, в русском лагере «Орел», где чуть не превратился в черепаху. Потом работал в открытом сарае на юге, где намазал 6 больших картин с чертями, баранами и голыми бабами вверх ногами. На днях выставлю их в «арт-клош», среди клошаров и бедноты. Старик, это смешно, но это так! Есть надежда, что опытный, известный перехватчик идей, слямзает что-то и выдаст за свое в более доходном месте. Поневоле подумаешь, что попал не на «запад», а в «западню»!
Жду той счастливой минуты, когда судьба позовет в отчий край. Хочу жить на сеновале, косить траву и смотреть на лягушек.
Денег мне не дают!
Старик, обнимаю тебя и Галю. Друзьям низкий поклон.
Твой Валька-Борода.
22
Здравствуй, Борода!
Получил твое грустное письмо. Что же делать? Что мудрость нашего возраста и состоит в том, что делать-то нечего, а только уподобиться персонажам Франца Кафки или Николая Гоголя. Сидит под кроватью Акакий Акакиевич и молодец, а уж когда осмелится вылезти – то и получается «шинелька-то моя того…». Жизнь похожа на хорошую литературу – только вот где силы взять или брать? И все-таки мы свидетели истории. «Работай, работай, ты будешь уродским горбом». Я, старик, человек 19 века. Хотелось бы знать твое мнение о выставке Ильи, Как говорил Пикассо, искусство рождается вопреки социальным свободам, и русские это хорошо доказали 20-му веку. На этот счет я никогда не сомневался.
Все лето лил дождь, была сплошная вода, рыбалка плохая, но я выудил серию работ, начатых, правда, в 1982 году. Это как бы большая картина (или серия) деревенских портретов и географическое место их жизни. Знаешь, мне кажется, эта серия рождена моей жизнью и жизнью – образов людей. Причем с точностью наименований их. Русская тема, старик. И что из этого получится, я не знаю. (Кладбище?)
Посетил меня «легендарный Бернар», наговорил кучу комплиментов, но, увы, для реализации их нужно разрешение от организации (где я не состою), и не только дело в этом. Я каждый день сталкиваюсь с абсурдом, а в этом и заключено крылатое выражение – «что пошло, то и пошло». Я не избалован комплиментами в свой адрес, но от Бернара было их услышать приятная неожиданность. Правда, каталоги его галереи пахнут элементарной коммерцией. Он мне сказал, что в Париже нет художников; на что я назвал русских, живущих на Западе, секретарь его тут же все записывала. Одетый элегантно (он мне понравился), похожий на человека из средних веков, он посетил не только меня, и, по его словам, у него впечатление очень хорошее от русских. Вообще обольщаться не стоит – но я верю в русские судьбы. Арт-клош (не знаю, как написать, прости).
В марте мне будет 49 лет – это много, старый. А все еще считают молодым художником – молодой черепахой. Что касается Гарика и его галереи, то ему надо ограничиться самоварами. Что за пошлость он показывает. Он бегун на короткую дистанцию из провинциального города Парижа. Я его никак не увижу в Москве, а то так бы ему и сказал, если бы он спросил мое мнение. Но буржуям на мнение художников всегда наплевать. Не впадай в уныние, старик, ты можешь работать, а ведь это самое главное. И главное понять, что работа художника – это и есть западня. Можно смеяться и даже нужно, работой сопротивляться смерти, радоваться удачам, но нельзя забывать Спасителя.
Целую тебя, старина. Поклон твоим близким и арт-клош, тем, кто меня помнит.
Сплетня. Появилась в Москве «скифская женщина» Сдельникова. Курила дорогие западные сигареты и ругала страну (где она живет) – причем еще получает пособие. Русская Маша съела в Стокгольме кашу и объелась маслица. Мания величия, вот где кошка зарыта, старик.
Э.Ш.
7 ноября 1985 г.
23
Дорогой Валя.
Рад зреть твою бороду, часть твоей картины и шляпу. Милое фото сделал Виталий, окрашенное Москвой и Парижем. Как много и как быстро пролетают годы с вашего отъезда, и «у нас в кармане вечность» кто-то говорит, и, увы, мой друг, жизнь одна, а терпимости всегда не хватает.
Терпимость залог стиля художника, а стиль – его жизнь и время. К сожалению, все бывает наоборот, и нарождаются склоки, заполняющие все пространство, как паутина. Ведь пространство достойно другой судьбы. Искусство, претендующее на роль учителя, а это свойственно нашему 20 веку, хочет получить деньги за учительство. Все это похоже на театр абсурда. Великий Малевич тоже не убегал от учительства. Через 50 лет его творчество получает достойную оценку, но не народа, как он этого хотел, а все тех же элитарных чудаков и буржуев, оценивших его коммерчески. Это ведь тоже абсурд. Ведь Малевич – это не только язык супрематизма, а трагедия русской истории с церковным расколом, марксистским учением и безумием дворянского класса. Все кончается революцией и зарождением «нового класса». Язык супрематизма – это прежде всего культовый язык. Культ не однозначный, а способный окрашиваться в разнообразную художественную плоть.
«Черный квадрат» это реальность уничтожившая время. Естествен и отказ Малевича от этого языка. Он умер в этом «квадрате». Посмотри снимки его похорон. А смерть это новое рождение. Это рожденное искусство, а не придуманное временем. Малевич был выдвинут человеческой памятью и сверхреальностью. Не случаен его опус «Бог не скинут».
Я тебя увлекаю, может быть, ошибочной оценкой, но это попытка понять, а понять, это всегда прощать.
Мне было интересно читать и понять твой взгляд на современное искусство. Мой дорогой, у стариков заказчик был другой, и они не играли в так называемый «народный адрес». Социальность, как дисциплина, есть продукт 20 века. У старых была правда – «Ветхий и Новый завет» – их художественная свобода, табу «Нового завета», а не игровые свободы 20 века. Это замечательно знали русские гении.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?