Текст книги "Создатели"

Маг их прикрыл. Лена его даже не видела, но он встал там, где нужно, и успел с заклинанием. Теперь, по правилам боя, пришла пора прикрыть мага. Познакомиться можно и позднее.

Лютик рванулась вперед, прямо в гущу непонятной массы из щупалец, бритв, почему-то бутылочных горлышек и крысиных морд, торчащих вместо голов. Хотя непонятно было, где, собственно, тела, которые должны были нести эти головы?

Сплошная черная масса. И, чтобы хоть как-то вести бой, Лютику пришлось структурировать ее по собственному пониманию. Просто для того, чтобы знать, куда бить.

Она сразу вошла глубоко во вражеский строй, явно не подготовленный для сражения с прыткой одиночкой. Слегка присела, крутанула мечом, отрубая ближайшие щупальца, морды, головы и все, что попалось под лезвие. Двинулась вправо. Первые секунды тем самым прошли ровно так, как она и планировала. За исключением того, что Лена никак не предвидела подобного врага.

Месиво. Но так же, как и в обычном бою, главное было – не дать себя задавить. Такая уж у нее была роль – отвлекать внимание, крутиться до последнего, пока остальные, маги и стрелки, будут уничтожать живую силу, отвлеченную ее действиями.

Лютик отбила щитом чье-то лезвие, больше похожее на огромную косу, и еще раз махнула мечом, отрубая – какая неожиданность! – настоящую руку, только растущую прямо из щупальца. Развернулась и приняла на меч удар еще одного лезвия. Получила по голове чем-то вроде дубинки. Потом еще.

Пошатнулась, и в это мгновение, снова очень вовремя, ударил маг. Молния упала с неба. Лютику даже показалось, что она возникла прямо у самых звезд. Может быть, искра, породившая этот разряд, пробила какое-то пространство между ними и упала на поверхность этой планеты. Упала и начала ветвиться, множиться прямо над ней, образовав вокруг девушки конус из белых ломких линий, выжигая все черные руки, щупальца, морды – всю массу врагов, сдавившую ее.

Она скорее почувствовала, чем увидела, как враг отвлекся от нее и потянулся в сторону мага. Ее мага. По правилам боя этого Лена допустить не могла.

Подняв лицо к звездам, она закричала, зарычала, чем-то подражая Гунну, и в тот же миг даже, как ей показалось, услышала ответный рык их военачальника где-то неподалеку.

Толкнула щитом массу, качнувшуюся к магу, сделала несколько быстрых шагов в освободившееся пространство и крутанула мечом по широкой дуге. Удар шел самым кончиком клинка, он скорее ранил, чем убивал. Но эти порезы очень хорошо отвлекали внимание. От стрелков. От мага.

И вновь пришло ощущение, что теперь все правильно. Что теперь взоры всех ближайших врагов, которых она даже не видела как следует, направлены на нее, и только на нее.

Правда, жизни в этом бою ей теперь оставалось на десять секунд, не больше. Чудес не бывает. Врагов слишком много, и ни маг, ни стрелки так и не успели перебить даже значимую его часть. А раз так, то сейчас их раздавят. И первой, по правилам, в таких случаях должна умереть она.

Лена подняла глаза в небо, чтобы запомнить рисунок, картину звезд на небе, чтобы не забыть дорогу в этот мир.

Прямо над ней, заслоняя оранжевый кусочек звездного неба, распахнул крылья белый дракон.

Лекс

Только то, что сны успели привыкнуть к новому миру, спасло его от Мусорщика. Они закрепили этот мир, удержали его в созданных рамках, сами того не ведая. Не дали Мусорщику поменять правила, законы, по которым он существовал. Не дали ему переписать их под себя.

И когда туман не смог поглотить центр этого мира и все небо, Лекс уже понял, что победил.

Зачем Мусорщик вообще пришел по его душу, Лекс так и не понял. Вроде не самый лакомый кусочек, мальчик по всем меркам был еще слишком слабым для таких игроков, как напавший. Разве что месть? Или у Мусорщика были свои правила относительно любого, кто одолел его приближенных? Или все-таки Мусорщик действительно посчитал, что Лекс достаточно созрел, чтобы обратить на него внимание? Пока, как сказал не так давно один из его дружков, плод не перезрел?

Лекс не знал. Зато он знал, что победил. Узнал в тот самый момент, когда призванные им сны сумели закрепить реальность планеты в центре галактики. Отодвинуть пожирающий только что созданный мир туман и даже ввязаться в драку.

Там, внизу, у подножий холмов, могло показаться, что его армия проигрывает. Черный фронт по-прежнему двигался вперед, остановленный лишь в нескольких местах. Всполохи вокруг атакующих магов мало что меняли. Но он-то знал, что это не так. Раз его мир стабилизировался, значит, и правила в нем будут его, и только его.

Лекс поднял глаза на звезды, выбрал нужные ему созвездия, что было весьма сложно в буйстве красок над головой, и медленно поднял руки.

Как только он опустил их обратно, с неба, прямо от звезд, в этот мир спикировали драконы. Белые, не существующие нигде, кроме как здесь, звездные драконы.

С крыльями, способными затенять звезды. Сияющие в свете этих звезд, питающиеся от них силой. Способные уничтожить любого, на этот мир посягнувшего.

Стражи этого мира.

К его сожалению, Мусорщик чувствовал и понимал то же самое, что и Лекс.

И он пустился бежать как раз в тот момент, когда первые струи звездного огня из пастей пикирующих драконов накрыли его дутую армию. Бежал, пытаясь утащить с собой все, что успеет.

Лекс даже не предполагал, насколько непрочной окажется его защита. Он надеялся, что ловушка удержит врага от побега хотя бы немного. Но нет, по всей видимости, ему еще многому нужно было научиться, чтобы создавать такие же ловушки, какие умел делать Каллиграф.

Ловушка не удержала Мусорщика, зато остановила отступление созданной им армии. Драконы растерзали ее за считаные мгновения. Оставшись без лидера, враг просто перестал сопротивляться.

Сны, та пара сотен их, что еще оставались в строю, ринулись вперед, не зная, что воевать уже не с кем. Но даже не обнаружив врага, они не остановились. Лекс видел, как многие внизу, между холмами, поднимали голову и смотрели в его сторону. В сторону того, кто был способен отправить их вслед за агрессором. Чтобы они могли настигнуть и уничтожить его там, где он спрятался.

Лексу казалось, что повторной такой глупости он не совершит. Сейчас, глядя на ждущие его действий сны, он понял, что ошибался.

Лена

В мире, куда их перебросил мальчишка, неба не было.

Было только зеркальное отражение пирамиды, на которой они стояли. Огромной пирамиды, хотя ее масштабы скрадывали величие. Весь этот мир был одной сплошной пирамидой. Каждая ступень уходила на сотни метров, потом нужно было забраться на следующую, поднимающую их где-то на метр над предыдущей. И еще сотни метров. Центр, вершина этой пирамиды был даже не виден, лишь угадывался вдалеке. Там же, куда опускалось и небо.

Им явно было туда, в самый центр этой странной фантазии.

Лютик побежала, увлекая за собой свой потрепанный отряд. Они учились прямо на ходу, она видела, как воины затерли мага в самый центр клина, спрятав, прикрыв от возможных атак. Хотя бы от понятных им.

Дима бежал прямо за Леной, и она с неудовольствием отметила, что из его арбалета так и не выпущено ни одного болта. Хотя, конечно, в таком месиве сложно разобраться, она понимала. Оставалось надеяться, что он подстроится. По крайней мере, парень до сих пор жив, а это явно говорило в его пользу.

Лютик легко вспрыгнула на следующую ступень, потом еще на одну.

Первых врагов они начали встречать лишь на пятой по счету ступени, почти через полкилометра от места высадки.

Им противостояли каменные статуи, изображавшие самых причудливых зверей и полулюдей, что ей приходилось видеть. Объединяло их только одно – все они были огромны. Так что она тут же обозвала их про себя троллями и относилась к ним точно так же.

Большие, неуклюжие и смертоносные для медлительных. В остальном вполне безобидные.

Первую статую, с телом кошки и головой длинноволосой женщины, остановил маг. Он все время держался где-то за Леной, вне ее поля зрения, но она уже научилась угадывать, где он и когда вступит в бой.

Так что она даже замедлилась, и верно – через мгновение каменная глыба, возникшая над их отрядом, прямо над магом, кометой полетела вперед и вдребезги разбила женщину-кошку.

На следующей ступени стало тяжелей. Они потеряли почти половину отряда в тщетной попытке одолеть сразу три каменных изваяния, оттесняющих их назад. И маг не мог ничего сделать, потому что был занят тем, что держал над их отрядом воздушный щит. С неба, со второй пирамиды, на них начали непрерывно падать камни, словно в отместку за тот, первый, что разбил статую.

Они кое-как справились на этой ступени, а когда двинулись вперед, поняли, что безнадежно отстали. Даже мальчик-маг был где-то впереди, обгоняя многих воинов. Странно для того, чья задача была доставить их сюда и, при хорошем раскладе, отсюда и вытащить.

Лютик прибавила шаг, вспрыгивая на ступени с разбега, не останавливаясь и не отвлекаясь на статуи, если была надежда, что они успеют пробежать мимо. Нельзя было отставать и опаздывать к основным событиям.

Голос был слышен повсюду в этом мире, и несложно было догадаться, что это голос их врага:

– А ты думал, что здесь будет свалка?

Тишина в ответ не означала, что собеседник молчит. Скорее всего Лена его просто не слышала.

Зато слышала все, что говорил хозяин этого мира. А он расхохотался, потом сказал:

– Меня назвали Мусорщиком не потому, что я вырос на помойке. Просто мне нравится возиться с теми, которые для остальных – всего лишь мусор. Они – моя армия. Они приносят мне силу, мощь и страх окружающих. И я их берегу. Защищаю. И никто, никто безнаказанно не смеет убивать моих поданных! Так что ты оказался мертв, как только посягнул на него.

Пауза, заполненная, по всей видимости, ответом с другой стороны.

– Да, ты лишь заработал отсрочку своей глупостью. Лучше бы тебе было умереть тогда же.

Лютик бежала, бежала, как могла, чтобы поспеть к кульминации. Их оставалось слишком мало, чтобы армия могла пренебречь даже единственным воином. Из ее отряда – не больше десятка, да маг, из немногих, кто хоть чего-то стоил.

Мужчина, враг, хозяин этого мира наступал. Мальчик делал шаг за шагом назад, и было видно, с каким усилием ему даются эти шаги. Мужчина был высок, раза в полтора выше Лютика, и весь закутанный во что-то, похожее на черные бинты, мерцающие даже в рассеянном свете.

Лютик прыгнула между ним и мальчиком и взмахнула мечом.

Меч бессильно скользнул по черной поверхности, отскочил, и она увидела, как ломается та часть лезвия, что соприкоснулась с врагом.

Огненный шар, брошенный ее магом, был остановлен легким движением руки великана.

Мальчик отступил еще и оказался на самом краю платформы-ступени.

Лютику показалось, что ему ни в коем случае нельзя отступать, спускаться на следующую ступень. Почему-то она знала, что здесь это означает одно – поражение.

Она бросилась вперед.

На этот раз противник решил не отмахиваться от назойливой мухи, а разобраться с ней раз и навсегда. Он принял на себя удар щита, перехватил его, вырвал из ее руки и отбросил в сторону. Схватил девушку за плечи и потянул.

Лена поняла, что еще мгновение, и ее просто разорвут на части, на отдельные кусочки, не подлежащие воскрешению.

Три болта впились в лицо врага одновременно, один пробил глаз, второй обезобразил нос, третий ударился в кость черепа и отскочил. Дима наконец-то нашел применение своему оружию, и очень вовремя.

– Не сметь! – заорал ее враг, и Лютик воспользовалась этим криком. Даже не вонзила, а впихнула оплавленный огрызок меча Мусорщику в глотку.

Но даже в таком положении враг продолжил говорить. Его рот и гортань не шевелились, но в мире звучал его голос:

– Сны – какой идиотизм! Меня победил сон!..

Последним усилием он выдернул оружие из своего горла и, даже не замечая сопротивления Лютика, вонзил в ее грудь.

Лишь после этого свалился и закричал в предсмертной агонии.

Рев, накрывший окрестности, был такой силы, что верхняя пирамида задрожала, в ней что-то сломалось вместе со смертью хозяина. Задрожала и начала падать на свою зеркальную соседку.

* * *

Мальчик успел выдернуть их из рушащегося мира в последние мгновения перед катастрофой. Всех, кто оставался, – три-четыре десятка выживших снов.

Но Лена умирала. В этом мире, в центре галактики, под множеством звезд, раскрасивших небо без остатка.

– Виктор меня зовут, – почему-то решил наконец представиться сидящий рядом маг. Дима сидел с другой стороны и держал ее руку. Лютик видела, что держал, но уже не чувствовала прикосновения, о чем жалела даже больше, чем о предстоящей смерти.

Лишь смотрела на звезды.

– Вы… заглядывайте, – прохрипела наконец она, – у нас неплохо получается.

Дима кивнул. Виктор, слегка улыбнувшись, тоже.

– У… увидимся тогда, – еще сказала она…

И проснулась.

Проснулась со всхлипом, с давящей болью в груди.

Ей что-то снилось, что-то страшное, ужасное. Снилось только что, и Лена знала: в этом сне она умерла, возможно, от удушья или от сердечного приступа. Или от удара ножом.

Снилось только-только, но она не могла вспомнить. Лишь ловила обрывки сна, несвязные куски, молнии, падающие с цветного неба, и странные миры, которых не могло быть даже в ее снах.

Кошмар, по всей видимости, длился долго, потому что футболку, в которой она всегда спала вместо пижамы, можно было выжимать. Пока переоделась, пока выпила воды, чтобы хоть как-то избавиться от сухости во рту, такой, словно она только что пробежала километров десять, сон развеялся окончательно.

Лена помнила только одно. Может быть, у нее что-то было не в порядке с психикой, но это был кошмар, в который она хотела вернуться.

Глава 7

Лекс

В этом мире царила ночь, отодвигая на второй план даже его создателя. Ночь, достойная своего царства.

Именно такая ночь – полная звезд, красок, которыми они делились с этой планетой.

Ночь без единого облака, затмевающего небо. Хотя если не задирать голову совсем уж вверх, а просто смотреть над горизонтом, то временами звезды начинают «плыть», струиться, менять краски и очертания, но не из-за облаков. Из-за жара костров, почти бездымных, жара, который поднимался в воздух вертикально, потому что ветер в этом мире холмов тоже был редким гостем. Не ночью.

Костры горели всюду, насколько хватало глаз. Речь шла не о сотнях снов-воинов, снов-магов, снов-бойцов. Счет шел на тысячи, если не на десятки тысяч. Всего лишь время и легкие изменения первичных грез-приманок, и он сумел создать настоящую армию!

Большую, рвущуюся в бой и, на его взгляд, вполне боеспособную.

А теперь, можно было добавить: «И проверенную в сражении, пусть и единственном».

Лекс знал, что многие из тех, кто погиб у дальних холмов или в пирамидальном мире Мусорщика, снова здесь. Полученные «предыдущим сном» ощущения только подогревали интерес людей. Усиливали их подсознательное желание вернуться туда, где происходит нечто действительно важное и захватывающее.

Может, кого-то смерть внутри сна и отпугнула. Но, оказалось, немногих.

Может, он просто изначально искал бойцов, создавал под них грезы. Искал тех, кого не остановит даже собственная смерть.

И теперь большая и боеспособная армия рвалась в бой, которого он не мог ей дать.

Он не хотел нападать на соседей, пусть они и могли сейчас стать легкой добычей.

И Лекс понятия не имел, как добраться до Душителя Снов, ради которого затеял это все.

Он опустил голову, оторвав взгляд от струящегося столба жаркого воздуха, меняющего очертания созвездий, и посмотрел в низину между холмов.

Где-то там сейчас сидел его первый сон. Та жертва, которую он случайно вынул из пасти льва.

Насколько он понимал, единственный путь к Душителю вел через еще одну жертву. Еще один сон, который где-то сейчас окутывался паутиной лжи и страха, подготавливался, медленно и незаметно, к смерти своего хозяина.

Единственный путь к Душителю состоял в том, что он, Лекс, должен этот сон найти и перехватить.

Или же создать свой собственный сон.

Устроить Душителю ловушку.

* * *

Девушка с распущенными русыми волосами шла берегом озера.

Вода в озере, до того синяя, сейчас приобрела неестественный серый оттенок, такой же, как и пустошь, окружающая водоем.

Здесь не было пустоши. Еще в прошлом сне здесь был красивый лес, и вода была голубой, и солнце светило.

Ничего не осталось. Только пустошь, уходящая в такую же серую, как и все вокруг, мглу. Пепел, падающий с неба, медленно покрывающий землю, падающий на воду, но не тонущий, плавающий, остающийся на поверхности воды, чтобы придать озеру необходимый оттенок.

Где-то впереди должен был быть выход. Деревня у берега, что еще вчера даже ночью весело сверкала огоньками маленьких окон, а днем вообще привлекала к себе внимание и лаем собак, и криками петуха.

Сейчас живность в деревне молчала. И не было огоньков, хотя в сгущающейся тьме вокруг они бы очень пригодились. Ей – как маяк, как понимание того, что она не осталась одна в этом мире, под пеплом, беспомощная, неспособная даже найти дорогу.

Вода, покрытая серым пеплом, на глазах превращалась в угрозу. Что-то скрывалось там, под пеленой, тихо подбиралось к берегу, ждало, готовилось напасть.

Но берег оставался единственным ориентиром, последней возможностью не заблудиться. Она должна была идти вдоль него, чтобы дойти до деревни, чтобы суметь вернуться.

Чудовища, прячущиеся на глубине, пугали значительно меньше, чем возможность просто заблудиться в пустоши, где не было направлений, расстояний, отметок на пути. Где скоро из-за этого пепла исчезнет даже понятие пространства. Останется лишь серость.

А потом эта серость приравняет ее существование к смерти, завладеет ею, завалит пеплом, задушит темнотой, отравит безмолвием.

Берег – единственная надежда, отличие серого от серого, которое позволяло ей сохранять рассудок.

Но грань воды и тверди медленно стиралась. Девушке приходилось стряхивать пепел с волос и протирать глаза, чтобы убедиться, что она по-прежнему видит воду. Что то, рядом с чем она бредет, – озеро, а не просто серая иллюзия, выдуманная линия, которая лишь чудится ей.

А на самом деле она давно идет по серой пустоши, заблудившись, загоняя себя все глубже и глубже в приготовленную ловушку.

Ловушка. Это слово что-то напомнило. Как ни странно, что-то светлое, и придало ей сил. Она должна идти вдоль берега, и, может быть, вблизи она все же увидит огни деревни, услышит лай. Главное – не отходить от озера.

В сером мире не становилось темнее, хотя источник любого света окончательно исчез. Кто бы ни гнал ее в этот кошмар, он явно не хотел, чтобы она осталась в темноте. Он хотел, чтобы ее глаза искали в серой пелене хоть какой-то выход. Искали и не находили.

Девушке показалось, что она не идет, а уже просто стоит, настолько одинаковым все было вокруг, настолько серым. Она сделала над собой усилие и продолжила идти, контролировать каждый шаг, каждое движение, стараться делать так, чтобы они хоть что-то значили, какое-то физическое действие, изменение, пусть и не в окружающем мире, то хотя бы в ней самой.

Потом она снова посмотрела на берег и поняла, что больше не видит ни берега, ни воды. Ничего, лишь пепел кругом.

Это был именно тот момент, когда она испугалась. Даже не так. Ее захлестнул вязкий ужас, такой же безмолвный и серый, как и мир вокруг. Ужас, из которого невозможно выбраться, избавиться легким движением, защититься. Потому что защиты не было.

Она сделала несколько шагов в сторону, туда, где только что было озеро. Где только что она думала, что оно было. Ей становилось уже все равно, сожрут ли ее чудовища, прячущиеся в воде, или она просто утонет. Ей просто нужно было найти воду, найти единственную черту, отделяющую одну часть этого серого мира от другой. Найти ниточку, ведущую ее к выходу.

Воды не было. Лишь серая поверхность, скрадывающая любые шаги, делающая мир беззвучным. Даже если петух закричит, она его не услышит, такой плотный от пепла стал воздух. Она осталась в капкане, в ловушке. И ужас накатывал прямо из пелены вокруг, накатывал все усиливающимися волнами.

Она чувствовала, что еще немного, еще несколько волн, и этот ужас накроет ее с головой. Навсегда. Без возврата.

«И когда все зайдет далеко, когда ты почувствуешь, что не ты сама контролируешь свой сон, что кто-то совсем другой меняет твою личную реальность, ты услышишь крик петуха. Просто пойми, что ты его слышишь». Эти слова мелькнули в ее мечущемся от ужаса сознании в момент, когда она снова подумала о ловушке.

Девушка остановилась. Прислушалась. Петух должен кричать, просто обязан, потому что есть обещания, которые должны выполняться. Просто надо слушать внимательнее, вот и все.

Пепел неведомого пожарища пеленал ее, окутывал, прятал от нее не только краски этого мира, но и звуки. В этом пепле невозможно было услышать ничего, совершенно. Петух мог орать и в десятке метров от нее, но она бы вряд ли его услышала.

Как только девушка начала прислушиваться, тишина, казалось, стала еще плотнее, сдавила ее, пытаясь окончательно заткнуть уши. Отобрать любой звук, любое, даже малейшее напоминание о том, что звуки вообще существуют.

Но сквозь эту пробку из смеси пепла и тишины прорвался крик петуха.

Как только она зацепилась за этот звук краем сознания, тут же поняла, что крик был здесь всегда. Прятался, возможно, не настаивал, чтобы его слышали, но петух кричал уже давно – надрывисто, настойчиво, неуемно – и совершенно не собирался прекращать.

Пепел дрогнул, частички, падающие сверху, укрупнились и превратились в хлопья, словно собирались просто завалить ее, заставить остаться здесь, захлебнуться, утонуть в серых сугробах, как в болоте.

Она шагнула вперед, в сторону звонкого крика, в сторону найденной деревни.

Стало светлее. Даже не светлее, а ярче. Мир постепенно приобретал краски, менял очертания, избавлялся от серости.

Кто-то тащил ее в настоящий мир из болота, в которое она зашла. Ей лишь надо было слышать крик и идти на него.

И с каждым шагом реальность вокруг нее менялась.

Появилось небо с двумя огромными планетами, отвоевавшими у звезд половину пространства. И пепел исчез окончательно.

У нее в руке оказался меч, а в другой – щит, и все тело накрыл доспех, блестящий в отраженном свете планет. Девушка знала, что этот меч и этот щит она заработала себе сама. Петух ей только помог, не более. Это был ее меч. Его ей никто не давал.

С оружием она сразу почувствовала себя уверенней.

Шагнула вперед еще, и под ногами хлюпнула утерянная вода озера, но уже на следующем шаге девушка поняла, что это не озеро, что вода накрыла весь мир, в который ее перенес мальчишка, – тот мир, где только и мог кричать петух.

Потому что так они договорились, так ей обещали.

И тогда она обернулась, лишь для того, чтобы убедиться: ее перемещение произошло. Увидеть мальчика и, может быть, другого, Диму.

Здесь были не только они. Тысячи мечей сверкали в отраженном свете с неба, тысячи щитов ловили отражения звезд.

Армия была здесь.

Осталось лишь понять, удалось ли выманить из норы врага.

Наконец она вспомнила то, что на время ей пришлось забыть. Лютик, воин этого мерцающего воинства, теперь была готова к бою.

Прежде чем занять свое место в строю, она успела заметить слегка удивленный взгляд мальчишки, устремленный на ее меч. Меч ей дал не он. Лена заработала его себе сама.

* * *

Его воины еще ничего не чувствовали, но ему, создателю этого мира, не нужно было видимых знаков. Достаточно оказалось нескольких мелочей, чтобы понять, что в его мир вторглись. Пока еще неосознанно, в охотничьем азарте заскочив на чужую территорию за убегающей дичью, но это ничего не значило. Настроение менялось, ощущения от воды, от неба, даже от луны – Хозяйки и то менялось.

И это – еще только неосознанная работа Душителя.

Лекса страшило то, что его враг совершит, когда хотя бы осознает, что у него есть противник.

Он видел, как ряды его отрядов пошатнулись, словно все воины одновременно решили сделать шаг назад, всего лишь переступить с ноги на ногу, размять отекшие под весом брони и оружия члены.

Потом начало темнеть. Дымка пыталась отгородить небо от водной поверхности. Это продолжалось недолго, лишь до тех пор, пока несколько десятков воинов не подняли головы удивленно, пытаясь убедиться, что туман им только чудится. И туман сразу исчез, отступил перед дружным натиском десятков снов, которые считали, что никакого тумана нет.

Лекс поднялся с черного камня в центре мира Кирпичухи и Хозяйки и крикнул – громко, чтобы его услышали даже самые отдаленные ряды воинов:

– Помните: этот мир – наш! Он такой, каким мы хотим его видеть. Не дайте никому его поменять у вас на глазах!

Видимо, именно в этот момент Душитель осознал, что ему вообще кто-то противостоит, и налег на ткань реальности чужого мира с чудовищной силой. Со злобой, которую Лекс не ожидал даже от такого игрока, как он.

Мальчик просто его не знал – не знал, кто такой Душитель, не понимал его мотивов, не думал о том, как, собственно, тот сумел добраться до снов, единственной связи между живыми и здоровыми людьми и этой реальностью.

Только тогда, когда Душитель Снов пришел в этот мир за ним, за ними, за всеми ними, Лекс понял, насколько чокнутым тот был. Всегда, или стал им здесь, или вообще сошел с ума осознанно, всего лишь выбрав его как метод выживания в этой вселенной.

Но сейчас он был полностью, беспросветно и безнадежно сумасшедшим.

И злобным.

Его методы убийства не были только инструментом. Это была его суть – злоба. Злоба, постоянный страх и ужас, которые он успешно переносил на свои жертвы. Инъекции которых убивали его жертвы. А он лишь наслаждался этими чувствами, питался ими, делаясь сильнее.

Понятно, почему Душителю было неинтересно воевать с людьми, уже оказавшимися в этом мире. У них просто не было нужной ему страсти, нужных ему эмоций, желаний, которые он с удовольствием уничтожал.

Одно лишь его появление внесло в ряды воинов смятение. Они пошатнулись, кто-то даже побежал, хотя бежать здесь было некуда.

Впервые ужас приобрел видимые черты, проявился в видимом диапазоне. Сначала это была мелкая волна, неспособная подняться выше из-за мелководья, идущая от горизонта в их сторону. А потом, когда она ударила в строй, эта же волна превратилась в шевеление в рядах, которые пружинили, принимая удар, распространяя его все дальше.

Лекс видел, что сны не только бежали. После первой волны ужаса некоторые просто исчезали, просыпаясь и возвращаясь в свою реальность. Наверняка пробуждение владельцев этих снов происходило посреди ночи, в холодном поту, в полном непонимании, где они и почему дрожат от сковывающего разум ужаса.

Лекс их не винил. Возможно, если бы ему было куда бежать, он сбежал бы и сам. Не всем суждено быть воинами, как не все умеют идти до конца.

Но одной волны оказалось слишком мало для армии Лекса. К такому страху многим было не привыкать. Это была армия, созданная не из обычных жертв Душителя, а из воинов, для того и существующих, чтобы уметь бороться со своим страхом, знать, как его преодолевать.

Знать, что нужно держать строй, как бы страшно ни было.

Лекс видел, как отряды сомкнулись еще плотнее, воины буквально сдавили друг друга, прижались плечами, ощетинились пиками и мечами. От ужаса, который гнала следующая волна, было не укрыться щитами, зато плечо товарища рядом, давящее, впивающееся в тебя, вполне помогало. Даже то знание, что товарищ боится не меньше тебя, что рассчитывает на тебя не меньше, чем ты на него, тоже помогало выстоять.

Кто-то закричал. Но то был крик воина, призыв к бою, вызов врагу.

И враг показался. Душитель сделал еще шаг от горизонта и этим шагом создал следующую волну, которая была чуть сильнее предыдущей, выше.

Лекс понял, что воды прибывает, и мотнул головой. Пусть Душитель сильнее его, но это был его мир, продуманный настолько тщательно, что с ним не так-то легко было играть чужакам.

Здесь просто не могло быть больше воды. И тому было много причин. Например, то, что, когда в этом мире появляется лишняя вода, в нем также появляются и водохлебы. Это Лекс их так назвал. Змей – длинных огромных водяных драконов, которые сами считали себя духами, а не змеями. Похожие на японских собратьев из комиксов, они умели летать без крыльев, бесшумно скользить даже в самой мелкой воде… И уничтожать избытки воды в этом мире. Для этого они были созданы, придуманы, поселены в мире Кирпичухи. Для уничтожения врага и излишков воды. Лекс размышлял над этим миром слишком долго, создал слишком много деталей, чтобы пропустить эту.

Душителю просто повезло, что он не решил осушить этот мир. Знал бы он, кто появится тогда…

Водные драконы напали без предупреждения на того, кто посмел нарушить водный баланс этого мира. Один из них обвил тело врага, и только после этого Лекс понял, насколько Душитель огромен. Настолько, что он просто не мог быть настоящим.

Здесь объявился лишь образ, проекция Душителя в этот мир. Они все еще боролись с призраком того, кто даже не явился на поединок.

Великан расхохотался, и от его хохота вода пошла рябью. Схватил обвившего его дракона, без труда оторвал от себя, взял в обе руки и разорвал. Даже не посмотрел на останки, отбросив их в разные стороны.

Глядел он теперь прямо на прямоугольный остров, почти затопленный водой, прямо на Лекса, безошибочно выделив его среди всех, кто сейчас находился в этом мире.

Было страшно смотреть, как легко чудовище одолело дракона. Драконов сейчас здесь было много, весь мир был заполнен драконами, которые сдерживали уровень воды, не давая ему подняться. И которые скоро снова нападут и будут продолжать нападать на пришельца. Так что страшно становилось не от того, что Лекс потерял одного из драконов, но оттого лишь, с какой легкостью призрак его одолел.

– Ты! – Палец великана уткнулся в остров. – Ты, козявка, посмел бросить вызов мне! Отдай мне мою жертву, убежавший сон, чтобы я смог насладиться его ужасом до конца. И только тогда твоя смерть будет быстрой. Боль не будет терзать тебя слишком долго. Ты умрешь раньше, чем сойдешь с ума. Выбирай.

Кто-то в рядах воинов выбрал за Лекса. Мальчику показалось, что он услышал голос даже не сна, а Гунна, выкрикнувшего что-то яростное, сердитое, но однозначно призывающее всю армию броситься в атаку.

Но драконы были ближе, намного ближе к чужеземцу. Тонкий слой воды вокруг Душителя вспенился, забурлил, и на великана прыгнули сразу несколько скользких и мокрых тел.

Потом еще и еще. Он не успел содрать с себя одного, а его тело уже обвил десяток. Драконы, выпущенные на свободу только для того, чтобы остановить единственного врага, неспособны были остановиться сами. Их вообще некому было остановить. Даже сила призрака пасовала здесь перед их количеством. Перед их… реальностью. Каждый из этих драконов, родившихся от первого дракона этого мира, унаследовал его черты. А первого водного дракона создавал здесь Лекс. Медленно, неторопливо, тщательно продумывая все детали, каждый плавник, каждый усик, отходящий от остренькой морды. Даже внутренности, даже то, что эти драконы не умели изрыгать пламя, зато их слюна была слабым ядом, смертельным в больших дозах.