Текст книги "Златник Владимира"

Часть 3

Глава 1

Когда все прошло, Юлия Михайловна уже не помнила. Хотя слово «прошло» здесь было неуместным. Просто, проснувшись однажды утром, она поняла, что успокоилась и уже ничего не хочет.

Как и ожидалось, Виктор оказался не самым плохим мужем. По крайней мере, по мнению ее подруг. Он нравился ее матери, и Николаша с ним даже подружился. Пока он не называл его «папой», но на рыбалку ездить без нее уже соглашался. Как ей показалось, в последний раз он это сделал даже с удовольствием. Чем вызвал у Юлии Михайловны что-то вроде укола ревности.

В общем, все у нее, по общему мнению, стало хорошо. А то, что было до этого, блажь и полная ерунда, о которой даже не стоит вспоминать.

Тем более сейчас, когда живот уже округлился, стал заметным. Ни для кого больше не секрет, что скоро у них с Виктором появится общий ребенок.

Лишь одно мешало ей почувствовать себя полностью счастливой женщиной. Иногда под утро, когда сон уже проходил, а явь еще не вступала в свои права, когда тело и мысли не подчинялись разуму, откуда-то изнутри сознания на нее вдруг начинали смотреть глаза мужчины. Она видела их лишь несколько раз, мимолетно, но от его взгляда у нее сами собой подгибались колени, а в животе порхали бабочки. Он смотрел на нее всегда настойчиво и укоризненно, как будто она что-то нарушила и кого-то обманула. И в ее груди появлялось беспокойство, от которого не было укрытия.

Такие пробуждения в последнее время происходили все реже и реже, и Юлия Михайловна очень надеялась, что скоро они совсем сойдут на нет. Но если бы этого не случилось, с ними все равно можно жить. Ведь единственным побочным эффектом после такого пробуждения была легкая грусть и, как вариант, плохое настроение, которое она легко вымещала на своем ничего не подозревающем супруге. А тот сносил безропотно все ее выкрутасы, поскольку был уверен, что все это от гормональных колебаний, вызванных женским организмом, а затем – беременностью.

Юлия Михайловна и сама себя в этом убедила. Так было спокойней и ей, и ему. И всем.

В это утро, еще до того, как проснуться, она снова увидела его глаза. Сначала почувствовала грусть и острое желание уйти из дома и отправиться куда глаза глядят. На поиски его. Но тут же на нее нахлынула волна злости, потому что она отлично знала – ничего хорошего из этого не выйдет. Там, где она видела Владимира в последний раз, его уже давно не было.

Он исчез из своего несчастного музея. Пропал бесследно, и все попытки узнать, где он сейчас находится, оказывались безуспешными. Пару лет назад она неожиданно увидела его фотографию на экране телевизора. Его разыскивала полиция. В Интернете было много информации на этот счет. Именно оттуда она узнала, что он развелся с женой и уехал из их города на родину, а потом устроился работать там на археологических раскопках, где были найдены древние сокровища, которые тут же похитили. Его обвинили в краже и нескольких убийствах, долго искали. Была объявлена даже награда, но, судя по всему, и он, и сокровища растаяли без следа, а потом дело замялось и ушло из всех новостных лент. С тех пор о нем ничего не было слышно.

Но Юлия Михайловна отлично помнила, что в последний раз его глаза приснились ей накануне того, как она увидела его фотографию на телеэкране. И вот сегодня снова. К чему бы это? Может быть, она опять что-то услышит о нем. А зачем? Сегодня ей это было ни к чему. Тем не менее она ничего не могла сделать с тем беспокойством, которое забилось в ее груди пульсирующей и неприятной нитью.

Она попыталась успокоиться, погладила свой живот, а другой рукой нащупала Виктора, который лежал к ней спиной на другой половине их большого супружеского ложа.

– Вить, ты спишь?

– Нет, а что?

– Ничего, спи.

Юлия Михайловна откинула одеяло и села на край кровати. Надела халат.

– Пойду на кухню, воды попью.

Виктор что-то буркнул в ответ и уткнулся лицом в подушку. Юлии Михайловне пришло в голову, что можно было за водой послать его, но она тут же передумала и пошла на кухню сама. Их спальня находилась на втором этаже дома, а кухня – на первом. Она прошла мимо комнаты Николаши. По инерции заглянула в нее, хотя точно знала, что там никого нет, так как сын уехал в зимний лагерь с классом. На письменном столе лежало несколько альбомов с марками и монетами. Она пролистнула их и тут же закрыла, чтобы не бередить воспоминания. Ведь именно со знакомства с ним у Николаши началось это увлечение. Как говорится, хоть какая-то польза.

Окинув еще раз взглядом комнату сына, она прикрыла за собой дверь и спустилась по винтовой лестнице, по пути посмотрев в окно на свой запорошенный снегом сад, и с удовольствием отметила, что злость и грусть стали сами собой отступать.

В этот момент раздался телефонный звонок. Юлия Михайловна посмотрела на настенные часы. Стрелки показывали без четверти девять. Глянула на календарь, который висел на холодильнике. Все указывало на то, что сегодня, в субботу, накануне Нового года, ей мог позвонить только один человек. Ее неугомонная мать. И этот звонок явно не имел никакого отношения к ее сну и внутренним терзаниям. Ну что ж. Все к лучшему!

– Да, мам, внимательно тебя слушаю, – сказала она в трубку, еще не услышав голос матери.

На что та ей вполне логично ответила:

– Откуда ты знаешь, что это я? Я ведь не по мобильному звоню телефону, а по обычному.

– Ну кто еще мог мне позвонить в такую рань? – ответила ей Юлия Михайловна.

– Почему именно тебе? Может быть, Виктору?

– Нет, ему бы позвонили как раз на мобильный.

– Логично, – наконец согласилась матушка. – Я тебе вот по какому поводу звоню.

Она замолчала ненадолго, видимо, перекладывая поудобней трубку.

– Помнишь Нату, мою подругу?

Юлия Михайловна подняла глаза к потолку. О боже!

– Естественно, помню, ты же мне все уши прожужжала про ее удачный брак с каким-то бароном из Германии.

– Не бароном, а виконтом, и не из Германии, а из Австрии, – перебила ее мать, – но не в этом дело. Представляешь, она и ее муж приехали вчера в Россию и приглашают нас всех к ним в особняк на празднование Рождества.

– А откуда у них особняк? – удивилась Юлия Михайловна.

– Это не их особняк, какие-то русские друзья уступили им свой дом под Москвой на пару недель, пока Ганс будет здесь решать свои дела. Он же известный антиквар, профессор искусствоведения. Разве ты не помнишь, я тебе не раз об этом говорила.

Юлия Михайловна поморщилась. Конечно, она помнила. Но какое ей до этого было дело? Она ничего не понимала в антиквариате, но спорить с мамой было бесполезно. Кроме того, она подумала, что такое неожиданное предложение будет как нельзя кстати, ведь они с Виктором в эти праздники ничего не запланировали, а ее девочки были заняты своими делами. Но вслух она этого не сказала. Решила поломаться.

– Не знаю, смогу ли поехать, – ответила она матери. – Спрошу у Виктора. Вдруг у него были какие-то планы.

– Да какие планы, – мать аж взвизгнула на другом конце трубки. – Будет закрытый показ. Только для избранных, а ты еще будешь думать. Нас-то туда приглашают исключительно потому, что Ната моя подруга.

– Мама, – остановила ее Юлия Михайловна, – думать никогда не вредно. И потом, мне совсем нечего надеть.

– Вот по этому поводу я тебе и звоню, – ответила ей мать, – поднимай скорее своего Виктора и поехали по магазинам. Нам надо как следует подготовиться.

* * *

Через полчаса распечатка разговора Юлии Михайловны и ее матери легла на стол начальника особого отдела ФСБ по Москве и Московской области, полковника Игоря Михайловича Сиротина. Его отдел занимался противодействием контрабанде антиквариата и культурных ценностей. Сиротин внимательно перечитал ее и посмотрел на своего сотрудника, майора Александра Бунина, сидевшего напротив.

– Значит, закрытый показ все же состоится?

Майор, средних лет мужчина, больше похожий на доцента из какого-нибудь исследовательского института, пожал плечами и ответил:

– Похоже на то.

– А где он будет?

Бунин достал из папки несколько фотографий и еще один листок, положил перед начальником.

– Вот здесь. Это бывшая усадьба графа Дашкова. Несколько лет назад правительство Московской области начало программу по сдаче подмосковных усадеб в аренду на льготных условиях. Но арендаторы должны сохранить исторический облик памятников.

Полковник откинулся на спинку мягкого кресла.

– Продолжайте.

– Эту усадьбу взял в аренду некий благотворительный фонд «Наследие», который отреставрировал центральное здание и сделал на ее базе историко-культурный центр с весьма большими связями и контактами по всему миру. Учитывая, что усадьба располагалась на территории парка в тридцать гектаров, то нашлось место не только для музейно-выставочной деятельности, но и для гостиницы, плавучего ресторана, конюшни и прочих радостей жизни. Вплоть до дирижабля и собственного теплоходика на Москве-реке, на которых можно добраться до горнолыжного склона, расположенного неподалеку.

Полковник со скрипом переменил позу в кресле.

– Очень интересно. И кто же меценат?

– Согласно имеющейся у нас информации, учредителями фонда являются несколько частных лиц. Фамилии весьма известные в мире искусства, причем на международном уровне.

Бунин кивнул головой на листок, который он положил на стол. Полковник взял его в руки. Бегло пробежался по нему глазами, покачивая головой.

– Н-да… А это что за ерунда? ООО «Икар плюс». Что за идиотское название?

– А вот это самое интересное. Учредители структуры теряются за целой сетью контор, все концы которых уходят в оффшорную зону на Кипре. И, судя по всему, за ними стоит один из наших подопечных. Если конкретно, то – Иван Калита.

– Да что ты говоришь! – удивился Сиротин. – Откуда это известно?

– Президентом этого фонда и, соответственно, директором культурного центра является Генрих Олегович Унгер, бывший замминистра культуры Краснодарского края. По нашим данным, Унгер был напрямую связан с Калитой.

Полковник Сиротин задумался, постукивая пальцами по столу.

– Насколько я понимаю, Ганс Мительштрих не просто так приехал в Россию.

– Конечно, он серьезный человек. Его интересуют только подлинники.

– И что же его заинтересовало на этот раз?

– Думаю, что на закрытом показе ему покажут предметы из могильника, который журналисты назвали «Могилой Одина». Насколько нам известно, самое ценное – золотые монеты. Мы пока не знаем, сколько их.

Майор развел руками и продолжил:

– Монеты более известны как златники Владимира. Они были обнаружены на теле похороненного воина, причем одна монета находилась на черепе – на месте глаза. Отсюда и версия о могиле именно скандинавского бога Одина, который был одноглазым. Сегодня в мире известно не более семи таких монет. Все они находятся в государственных музеях. И у всех этих монет, скажем так, весьма сомнительная репутация. Те, о которых идет речь, найдены непосредственно на месте археологических раскопок, а значит, нет сомнений в их подлинности. Предполагаемая стоимость одной такой монеты на черном рынке приблизительно 250 тысяч евро. Если Мительштрих заинтересуется хотя бы одним златником, то культурный фонд организует какую-нибудь совместную выставку, и похищенные ценности под ее прикрытием будут вполне официально вывезены за рубеж.

– А потом?

– Потом можно просто не возвращаться. С такими деньгами можно вполне безбедно жить. И даже внукам останется. Наше же государство лишится очередного национального достояния.

Полковник устало махнул рукой.

– Это понятно. Мы здесь для того и сидим, чтобы ничего подобного не случилось. Что еще нашли в этом могильнике?

– Экспедиция была почти любительская. Из профессионалов там было только два человека. Поэтому преступники попали на раскоп раньше, чем мы успели организовать нормальную охрану объекта. Поэтому у нас есть, к сожалению, только любительские кадры, которые выкладывали участники экспедиции в Интернет. Есть еще несколько общих панорамных кадров журналиста, который был на раскопках незадолго до происшествия. Но находки однозначно богатые, обладающие особой культурной ценностью, – вот заключение специалистов из Эрмитажа.

Майор нашел в своей папке очередной листок и начал читать:

– Одних предметов различного назначения более тысячи. Есть золотые, серебряные, бронзовые, костяные, деревянные изделия. Оружие, предметы быта, конская упряжь. Горшки. Все практически в идеальном состоянии. Судя по фотографиям. К сожалению, профессиональные описи начальника экспедиции исчезли вместе с находками. Возможно, он их просто не успел сделать. Но факт, что Мительштрих поехал к нам сам, говорит о большой ценности находки. Он очень серьезный антиквар, который контролирует рынок почти по всей Европе. Среди его клиентов только сливки общества.

– Ни одного постороннего на показе не будет?

– Принимаются беспрецедентные меры безопасности. Всех будут проверять несколько раз. И если у организаторов хоть на мгновение появится какое-то подозрение, то ценностей мы не увидим.

– Тогда какие варианты?

Бунин достал из папки, которую держал в левой руке, еще один листок.

– Я проверил по базе данных всех, кто мог быть причастен к этому делу, и вот что обнаружил.

Полковник взял листок, просмотрел его, поднял глаза:

– Ничего не понимаю!

– Именно. Та самая Юлия Николаева, которая, судя по распечатке телефонного разговора, сегодня была приглашена на закрытый показ, в свое время активно интересовалась Владимиром Найденовым.

– Найденов? Что-то знакомое. Он был как-то связан с этим делом?

– Да, имел непосредственное отношение. Он был как раз вторым профессионалом в экспедиции, но тщательно это скрывал. Однозначно можно сказать, что он сразу вычислил истинную стоимость находки. Мог он и убить. Нам известно, что еще в молодости, во время службы в погранвойсках, он застрелил нарушителя границы. В период активной фазы расследования мы считали Найденова главным подозреваемым. Он был даже объявлен во всероссийский розыск. Мы искали его по всем каналам, отрабатывали все его связи. Как раз в этот момент в наше поле зрения и попала Николаева, которая также пыталась найти Найденова: она звонила в музей, его матери, собирала о нем информацию в Интернете.

– Ну и что? Найденова нашли?

– Нет. Позднее мы пришли к выводу, что его убили еще там, на берегу моря, а тело утопили или как-то уничтожили, чтобы увести следствие в сторону.

– И кто мог до такого додуматься?

– Все нити сходятся к Калите.

– Почему?

– Найденов мог убить. Мог он и знать истинную ценность находки, но у него не было связей с торговцами антиквариатом, а вот у Калиты они имелись. Скорее всего, Калита каким-то образом втянул Найденова в преступный сговор, а потом от него избавился. Известно даже как.

– Как?

– Это мог сделать наш сотрудник, капитан Васильев. Служба безопасности давно следила за ним, подозревая в работе на Калиту. Сразу после преступления на раскопках он приезжал в станицу, где жили родители Найденова, искал его. Нашел или нет, неизвестно, так как погиб при странных обстоятельствах. Лопнула шина у колеса, и он не справился с управлением, упал в балку с моста.

– Как я понял, больше Найденов нигде ни разу не появлялся?

– Как в воду канул. Может, и затаился где, но, скорее всего, его просто нет в живых.

– Раз тела не нашли, значит, он продолжает быть подозреваемым.

– Это конечно.

– Ладно, с ним пока разобрались, а что Калита?

– На момент преступления у Калиты оказалось алиби – несколько человек, в том числе и Унгер, который был тогда в ранге замминистра, поручились, что он не покидал катера, на котором приплыл к месту раскопок. Но после преступления Унгер как раз начал активно действовать, естественно, стараясь особо не афишировать. Свернул все свои дела в Краснодаре, обосновался в Московской области. Вы сами видите. Фонд, культурный центр.

– Давайте вернемся к Николаевой. Как она нам может помочь?

– Речь идет об одной маленькой камере в виде украшения, которое мы могли бы надеть на нее или на ее мать. Мы предложим ей стать нашими ушами и глазами в обмен на информацию о месторасположении Найденова. Если он до сих пор ей по какой-то причине нужен, то у нее есть интерес нам помогать.

Полковник поморщился.

– Как-то все не очень. Мы ведь не знаем, где сейчас Найденов. Тем более что он наверняка кормит рыб на дне Черного моря. Что мы ей скажем в итоге? Может, есть другие варианты?

Бунин отрицательно мотнул головой.

– К сожалению, очень мало времени.

– А почему эта Николаева искала Найденова?

– До того, как Найденов переехал в Краснодарский край, они жили в одном городе. Есть основания полагать, что она была его любовницей.

Полковник пожал плечами.

– Что значит «есть основания полагать»? Вы что, ее не допросили?

– Боялись спугнуть. Если между ними была связь, то Найденов мог бы использовать этот канал. Мы установили за ней слежку, но Найденов не появился.

Полковник насупил брови.

– При чем здесь любовь, может, он ей денег должен? Тогда Найденову и не нужно было на нее выходить.

Он усмехнулся:

– Только если он хотел ей долг вернуть, раз внезапно разбогател. Что вряд ли. В наше время такое бывает редко. Надо было допросить.

Бунин откашлялся.

– Мы можем сделать это и сейчас. Хотя на данный момент нам не важна причина, по которой Николаева искала Найденова. Нам необходимо убедить ее начать сотрудничать с нами. Это очень хороший вариант. Ведь она приглашена со стороны Мительштриха, а значит, на нее будут меньше всего обращать внимания. Ведь, случись что, австриец может и прекратить отношения с Калитой, и тогда для него закроются все каналы в Европе.

– Ну да, ну да.

Сиротин постучал по столу пальцами, думая о чем-то своем.

Бунин подождал некоторое время, а потом нарушил молчание:

– Так как нам быть? Разрешите задействовать Николаеву.

Сиротин сжал губы.

– Может быть, попробовать силовой вариант? Нагрянуть туда со спецназом, перевернуть все вверх дном.

– Нарвемся на скандал и спугнем их окончательно. Это слишком грубо. Да и шансов на успех немного, у нас ведь нет прямых доказательств того, что похищенные ценности там. Они могут хранить их где-то в другом месте и привезти в усадьбу в самый последний момент. А златник размером с рублевую монету и весом в четырнадцать грамм можно легко спрятать на территории в тридцать гектаров. Всю жизнь будем искать.

Сиротин тяжело вздохнул, принимая решение.

– Ну что ж. Разрешаю использовать Николаеву, только если она добровольно согласится с нами сотрудничать.

– А если откажется?

– Если откажется, то тогда – спецназ. Ничего, скандал мы как-нибудь переживем.

– Слушаюсь.

– Думаю, не стоит вам напоминать, что ни один предмет из могильника не должен покинуть Россию неофициально.

– Это понятно.

– Тогда действуйте. О ходе операции докладывать немедленно.

Глава 2

Приблизительно в это же самое время Владимир Леонидович, пропащая душа, спокойно ехал в пассажирском автобусе «Астрахань – Москва» и смотрел в окно, изучая мелькающие вдоль дороги столбы и деревья. Зима в этом году выдалась теплая, поэтому пейзаж за окном был нерадостный: слякоть и редкие островки снега в ложбинах и вокруг деревьев.

Лицо Владимира Леонидовича украшала борода «недельной небритости». Одет он был в зеленый камуфлированный комбинезон, из-под которого выглядывал свитер грубой вязки. Обут в утепленные кожаные берцы. В ногах у него лежали рюкзак и ящик с рыболовными снастями для зимней ловли.

Весь внешний вид выдавал в нем рыбака – то ли возвращающегося с Волги, то ли едущего куда-то на рыбную ловлю со льда. Таких рыбаков в автобусе было немного: все же не сезон, поэтому он сильно выделялся среди пассажиров, но не настолько, чтобы стать центром внимания. В основном его попутчиками были мелкие торговцы и их товарки, ехавшие в столицу на заработки и за мелкооптовыми закупками. Им было, по большому счету, наплевать на то, кто во что одет. Практически сразу, как только автобус тронулся в путь, весь салон загудел как растревоженный улей. Пассажиры коротали время в дороге, как могли. Звенели граненые стаканы, громыхали взрывы хохота от удачной шутки, повизгивали дамы.

Соседи сначала потеребили одинокого рыбака, приглашая в компанию, а потом, поняв, что он не готов праздновать на общей волне, постепенно отстали от него, оставив наедине со своими мыслями.

Владимиру Леонидовичу было о чем подумать.

…Его виски, да что там виски, вся голова покрылась серебром. По паспорту он уже давно был не Найденовым, а Подопригора. Такой была фамилия Серафимы. После того как его объявили в розыск, они несколько месяцев прожили на даче у друга детства Ивана. Тот после службы в армии работал оперативником в уголовном розыске, а потом, не вписавшись в систему из-за пристрастия к зеленому змию, переквалифицировался в частные охранники. Он и подсказал, что лучший способ скрыться от всевидящего ока следственных органов – сменить фамилию. Для этого проще всего жениться. Серафима была не против.

Она продала свой дом под Краснодаром, и они переехали жить в Ахтубу, на Волгу. Купили там дом, а потом подали заявление в ЗАГС, где за солидную взятку (почти все сбережения Серафимы на черный день) они смогли выправить новый паспорт для Владимира и практически полностью легализоваться.

Прожив в спокойствии почти год, Владимир затосковал и сник. Он отлично понимал, что по гроб жизни обязан Серафиме. Мужчина был готов целовать ей руки, но любви не испытывал.

Как только он закрывал глаза, перед его взором непременно вставали Алевтина и дочка Рита. Что бы он ни делал с собой: уходил в долгий запой, уплывал на несколько недель по реке, морил себя голодом и холодом, – ничего не помогало.

Каплю его терпения переполнило телевизионное сообщение о том, что сборная страны по эстетической гимнастике выиграла чемпионат Европы, а в числе членов сборной была его красавица дочь – Маргарита Найденова. Спортивный канал в их богом забытом затоне ловился через спутниковую тарелку и работал в онлайн-режиме, поэтому несложно было высчитать день приезда команды на родину. Трансляции с чемпионата еще не закончились, когда Владимир Леонидович решил: будь что будет, но хоть одним глазком он на свою дочь посмотрит, постоит в толпе встречающих, а потом сразу домой, в астраханскую глушь.

Серафиме идея мужа не понравилась, но перечить она не стала. Она была настоящей казачкой, поэтому, опустив глаза, сказала, что будет его ждать. И все.

Владимир Леонидович поехал с твердой уверенностью в том, что все будет так, как он задумал. Или почти так. За забором из целого ряда «если» и «может быть» Владимир лелеял мысль, что сможет заехать и в свой город, посмотреть на бывшую жену – все же не чужие люди были; и бог с тем, что раздела его как липку. Он хорошо понимал, что не со зла она так поступила, а исключительно по своей женской сущности. И кто знает, что он сделал бы на месте ее нового мужа.

О своем хитроумном плане и причинах, которые заставили его сменить образ жизни и фамилию, он уже старался и не вспоминать. Владимир почти полностью убедил себя в том, что не дано ему прыгнуть выше своей головы. Большие деньги – это не его стихия, даже противопоказанная ему область бытия. Не по Сеньке шапка! Старался и не думать о содержимом потайной полости в ручке одной из удочек, хотя время от времени и опускал руку между колен и щупал, на месте ли ящик для снастей. Делал он это чисто рефлекторно, на автомате.

* * *

Автобус прибыл на площадь трех вокзалов с опозданием на полчаса. Но для Владимира Леонидовича это было не принципиально: он знал, что до прилета дочери еще много времени. Владимир перекинул через плечо рюкзак, подхватил в другую руку рыбацкий ящик и спустился в метро, на станцию «Комсомольская», доехал до «Павелецкой», где сразу пересел на аэроэкспресс до «Домодедово».

По дороге Владимир Леонидович несколько раз останавливался, чтобы сориентироваться в метрополитене. Один раз он подошел к постовому, чтобы спросить, как правильно сделать пересадку. Полицейский, молоденький парень, даже не удосужившись взглянуть на него, махнул рукой в нужном направлении. В огромном мегаполисе никому не было дела до какого-то седого мужчины в камуфлированной одежде.

Владимир Леонидович немного опасался, что его наряд будет выглядеть странным в международном аэропорту, но еще в вагоне аэроэкспресса рядом с ним села группа мужчин с такими же рыбацкими ящиками и в таких же одеждах. Как оказалось, это были туристы, которые летели в Финляндию на выходные.

В общем, в огромный вестибюль аэропорта Владимир Леонидович вошел спокойно и, уточнив время прилета, выбрал местечко в кафе, приготовился ждать. Юная цветочница в одежде Красной Шапочки ходила между рядами, предлагала цветы, и Владимир Леонидович не выдержал: была не была, почему он, в конце концов, не может вручить своей дочери букет роз? Он посмотрел по сторонам. Аэропорт жил своей обычной жизнью. Никому он не был нужен на этом свете, и все его страхи, что его тут же арестуют, как он появится в Москве, были всего лишь страхами, не имеющими под собой никакого основания. Да и бояться, если честно, надоело. Ведь он был ни в чем не виноват. Это журналисты раздули вокруг него тогда целую шумиху, но на самом-то деле он к убийству полицейского и начальника экспедиции не имел никакого отношения.

– Девушка, – позвал он цветочницу. – Можно вас?

Девушка немедленно отреагировала на призыв.

– Да, конечно. Вам сколько?

– Три цветочка, пожалуйста.

Владимир Леонидович выбрал ярко-багровые бутоны и расплатился. Девушка попробовала предложить ему еще что-то, но он отказался от всего, и продавщица цветов отошла. Принесли заказанную Владимиром еду, кофе. Он сытно поел, расплатился. Официантка предложила поставить цветы в вазу, решив, что мужчина выбрал столик для свидания с дамой. Владимир Леонидович отказался. Официантка, положив на стол оплаченный счет в кожаной папке и сдачу, потеряла к нему всякий интерес.

В аэропорту было тепло. Несколько часов в тряском автобусе дали о себе знать, и Владимир Леонидович начал клевать носом, а затем окончательно провалился в сон.

Проснулся же оттого, что его трясли за плечо.

– Мужчина, эй, проснитесь!

Владимир Леонидович открыл глаза и увидел перед собой полицейского. Тот, подняв руку к виску, коротко представился.

– Да, простите, – ответил ему невпопад Владимир Леонидович. – Уснул немного.

– Вижу, – сказал полицейский. – Документы можно ваши попросить?

– Да, конечно.

Владимир Леонидович полез за пазуху и вдруг понял, что у него дрожат руки. Ведь до этого у него никогда не проверяли документы. Сглотнув слюну, он усилием воли заставил себя не дрожать и протянул паспорт.

– Вот, пожалуйста. Я тут… – Владимир Леонидович запнулся, чуть не сказав «дочь», но все же закончил фразу нормально: – Приятельницу встречаю.

Он кивнул головой на букет, а потом на часы.

– О, как вовремя вы меня растолкали! Самолет как раз уже приземлился.

Полицейский буркнул, что понимает, но порядок есть порядок. Он прочитал фамилию, записанную в паспорте, сличил фотографию и вернул паспорт хозяину.

– Но спать лучше дома, Владимир Леонидович. Или вон у нас есть специальные комнаты для сна, а здесь и вещичек можно лишиться. Вокзал. Народ всякий ходит.

Полицейский козырнул ему и отошел, явно довольный той ролью, которую он занимал в существующей социальной структуре. Возле стойки бара ему приготовили чашечку кофе, а официантка недвусмысленно улыбалась, намекая на свидание после смены. Владимир же Леонидович, довольный еще одной неожиданной проверкой, которая закончилась для него вполне благополучно, подхватил весь свой скарб и цветы и побежал к зоне выхода, где уже собирались встречающие тот же рейс, что и он.

* * *

В толпе встречающих Владимиру Леонидовичу было несложно затеряться. Он встал за спинами таксистов, предлагающих недорого доехать до Москвы, и принялся рассматривать из-за их спин, как один за другим по длинному коридору потянулись пассажиры рейса № 234, следующего по маршруту «Стокгольм – Москва».

Когда в коридоре показались девушки в одинаковых спортивных костюмах с российской символикой, он неожиданно понял, что в зале ожидания полно не только родственников девчонок, но и журналистов с фотоаппаратами и видеокамерами. Они тут же защелкали затворами, а навстречу девушкам выбежали несколько парней с микрофонами в руках.

Свою дочь Владимир Леонидович увидел сразу. Она катила перед собой огромный чемодан на тележке. Владимир тут же позабыл обо всем и начал пробираться через толпу в первый ряд. Его, естественно, стали затирать такие же, как и он, рвущиеся вперед. В какой-то момент ему даже пришлось поработать локтями, чтобы вырваться на оперативный простор.

Но как только ему это удалось, он вдруг лицом к лицу столкнулся с Ритой. И в этот момент она показалась ему самой красивой девушкой на свете. Она тоже увидела отца.

– Папа, – удивленно сказала Маргарита, широко распахнув глаза. – Ты здесь, а где…?

Она забегала глазами по толпе в поисках еще кого-то, но никого не увидела. И вдруг они поняли, что находятся в центре внимания журналистов, которые обрушили на них шквал фотовспышек. В свете этих ярких софитов Владимиру Леонидовичу его дочь показалась необыкновенно красивой, он сделал шаг к ней, раскрыв свои объятия. Но, смутившись фото– и видеокамер, понял, что это может быть для него чревато, и попятился назад, так и не успев вручить Рите цветы.

Тогда Рита, оставив свой чемодан, завизжала от счастья и бросилась к нему на шею, крича: «Папка, папка, как я рада тебя видеть!». Она принялась целовать его небритую щеку, крепко прижимаясь к груди, как маленькая девочка. Рядом было много людей, и вскоре все они смешались в едином водовороте поцелуев, смеха, цветов и радостных возгласов. Среди них как прилипалы сновали репортеры в поисках сенсаций и мини-интервью.

Забыв обо всем, Владимир Леонидович стоял, обняв свою дочь. Он гладил девушку по волосам, вдыхая ее запах, который был уже совсем другим и одновременно тем же – самым любимым. Рита повисла у него на локте, он поставил свой рыбацкий ящик на ее тележку, и они покатили в сторону стоянки их командного автобуса. Полностью поглощенные собой, они не могли заметить, что за ними неотрывно следит пара цепких глаз, а каждое их движение фиксируется в памяти фотоаппарата с отличной оптикой.