Текст книги "Златник Владимира"

Но уже на полпути Алевтина сама ему перезвонила. Владимир приложил трубку к уху.

– Да, – сказал он шепотом, зачем-то прикрывая телефон ладонью, и услышал в ответ громкий голос жены, явно раздраженный и не предвещавший ничего хорошего.

– Почему ты мне звонишь, а потом не берешь трубку? Зачем ты взял машину? Для чего говоришь шепотом?

На Владимира Леонидовича обрушился целый ворох вопросов, на которые, кажется, не ждали ответа. Однако он последовательно ответил на все.

– Так получилось. Звонил тебе давно, а сейчас был немного занят. Поехал по городу поколымить. Ничего не шепотом…

К этому времени он уже вышел за пределы участка и смог повысить тембр голоса до обычного.

– Тебе показалось. Я нормально говорю. Может, вначале горло немного осипло. Уже еду домой. Буду примерно… – он посмотрел на часы. – Через полчаса, может, раньше. Ты где была?

– Где была, там меня уже нет. У подруги. Давай приезжай. Я ужин готовлю.

«Ужин?» – удивился Владимир Леонидович.

Но вслух переспрашивать, по какому поводу такая забота, не стал. Просто ответил:

– Это как раз кстати, я проголодался. Постараюсь приехать как можно быстрее. Спешу.

* * *

Когда Владимир Леонидович вошел в квартиру, на кухонном столе стоял его любимый бобовый салат, из духовки доносился запах фирменного блюда жены – мяса по-французски, а сама Алевтина в цветастом переднике и в элегантном спортивном костюме, выгодно подчеркивающем ее задние и передние формы, резала на выдвижной доске хлеб.

Услышав, как хлопнула входная дверь, она, не отрываясь от своего дела, крикнула:

– Мой руки и проходи на кухню. Уже все готово.

Владимир Леонидович бросил ключи на столик, разулся, снял куртку и повесил ее в прихожей. Надел тапочки, прошел на кухню. Подошел к жене, чмокнул ее в щеку. Она не стала отворачиваться, а, как кошка, потерлась о его уже успевшую отрасти щетину.

– Колючий, – проворковала она ласково. – Ну давай, давай иди, вымой руки.

Зная болезненное отношение жены к личной гигиене, Владимир Леонидович не стал спорить, а развернулся и ушел в ванную комнату. Когда же вернулся вновь, то не смог подавить в себе возгласа удивления.

Алевтина полезла в холодильник и достала оттуда запотевшую бутылку «Жигулевского» пива. Ловко открыла ее и разлила по заранее приготовленным бокалам.

– Садись, ешь пока салат, – проворковала она, стреляя глазками, как провинившаяся школьница. – Мясо уже вот-вот поспеет.

Владимир Леонидович уже понял, что вся эта демонстрация заботы и любви неспроста. Как ни напрягался, он так и не смог вспомнить, чтобы его жена делала что-то просто так.

Но все-таки такое внимание к его скромной персоне не могло не радовать, поэтому он решил не форсировать события, а подыгрывать ей, пока не будет ясно, чего же она от него хочет.

В то же время он решил рассказать о том, куда ездил вечером после работы.

– Представляешь, – начал он, отхлебнув холодного пива. – Ммм, какое холодное. Со мной приключилась такая история…

– Какая? – Алевтина была сама любезность. – Подожди. Сейчас расскажешь.

Она достала из духовки противень с кусками мяса, запеченного с картофелем.

– Тебе сколько? Один кусок или два?

– Один.

– Хорошо.

Жадно набросившись на мясо, закусывая его картошечкой и запивая пивом, Владимир Леонидович выложил Алевтине всю историю про участок Осипова, не забыв в красках рассказать о яблоках и упавшем в щель телефоне. Как доказательство Владимир продемонстрировал жене ссадину на руке, а та, качая головой, тут же достала из аптечки йод и зеленку и обработала уже успевшую запечься ранку.

Несмотря на весьма эмоциональный рассказ, все это время она молчала и ни разу не перебивала его. Владимир Леонидович даже не заметил, как учащенно заходила грудь Алевтины и раздулись ее ноздри при слове «большой участок».

В конце рассказа она подула на ранку и, пригладив его волосы ладонью, достала из холодильника очередную бутылку пива. Налив ему еще один стакан, она спросила:

– И что ты теперь собираешься делать?

– С чем?

– С этим участком, с документом?

И тут Владимир Леонидович осекся: а ведь действительно.

– Не знаю, – ответил он нерешительно. – Понимаешь…

Он прикусил губу. С одной стороны, ему хотелось рассказать Алевтине о своей идее со златником и о том, что оборудование, которое он нашел на участке Осипова, могло бы ему очень помочь. Но с другой стороны его идея выглядела настолько утопичной, что не было никакого сомнения – она явно не понравится Алевтине. Жена расстроится, а ему так не хотелось портить сегодняшний вечер.

Мотнув головой, он коротко закончил свою фразу:

– Я еще не решил.

– Вот и отлично, не спеши, – перебила его Алевтина. – Тут дело серьезное. Надо все как следует обсудить.

Она подняла бокал и чокнулась с бокалом мужа.

– Обещаешь?

– Что обещаю? – не понял Владимир.

– Не спешить, конечно.

Она потянулась к нему губами и поцеловала.

– Утро вечера мудренее. Ведь правда?

Алевтина знала, на что надо было давить, чтобы получить нужный ей ответ. И он ответил:

– Хорошо. Я пока никому не буду говорить о документе Осипова.

– И об участке.

Владимир Леонидович кивнул головой.

– И о нем тоже.

* * *

Уже позже, ворочаясь в постели и пытаясь пристроить начавшую саднить руку, Владимир Леонидович сообразил, что так и не выяснил причину, по которой Алевтина решила устроить ему пир горой.

Он повернулся через плечо и зашептал начавшей сопеть жене:

– Аль, ты спишь?

Алевтина вздрогнула как человек, который уже погрузился в первый сон. Она даже вытерла слюну: так сладко дремала.

– А? Чего тебе?

– Да вот, хотел спросить…

Алевтина помолчала, видимо, приходя в себя.

– Ну, говори.

– С чего это ты ужин-то затеяла? Я же тебя знаю. Чего-то хотела?

– Ну, хотела.

– Чего?

– Да подруга отдохнуть позвала. В Турцию. На недельку.

Владимир Леонидович отвернулся и прикусил губу. Он уже понял, что зря поднял эту тему. Ясно же было, что ей понадобятся деньги на отдых. Но раз сам начал разговор, надо было его заканчивать как-то по-мужски. Выдержав паузу, он ответил:

– Езжай, я деньги достану.

И стал соображать, у кого же он сможет их по-быстрому занять. Но Алевтина вздрогнула, как норовистый жеребец.

– А кто тебе сказал, что я буду просить денег? Спи уже, добытчик фигов. Сама разберусь.

И Алевтина заворочалась, стараясь как можно скорее снова погрузить себя в объятия Морфея. Но она не закончила свою мысль, поэтому снова подняла голову с подушки:

– Мне надо было, чтобы ты за Риткой присмотрел в это время. Обеды ей готовил и прочее. Понятно?

– Да, понятно, – буркнул Владимир Леонидович, болезненно реагируя на «фигова добытчика». – Кстати, а где она? Уже время за полночь, а ее все нет.

Алевтина подняла голову и посмотрела на часы, стоящие на прикроватной тумбочке.

– Еще только одиннадцать, а я ей разрешила погулять до полдвенадцатого. Сейчас придет.

Владимир тоже поднял голову с подушки. Действительно, было еще не поздно.

– А с кем она гуляет? У нее появился ухажер?

Алевтина повернулась к нему лицом, обняла за плечи.

– Да какой ухажер? Мишка что ли? Одноклассник?

– Нет. Я видел, что с утра за ней кто-то приезжал на машине.

Алевтина подавила короткий смешок.

– Скажешь тоже, на машине.

– Ну да, я видел, – прошептал Виктор Леонидович.

Алевтина погладила его по голове и ответила так же шепотом:

– Спи. Скорее всего, это папа Саши, ее подруги по гимнастике, их обеих подвозил.

– Я тоже мог ее подвезти.

– На твоей колымаге? Разве не понимаешь? Девочка стесняется.

– Кого? Отца?

– Да, – не выдержала Алевтина. – Она еще ребенок. Ей всего 14 лет. И в их среде не модно, когда отцы работают в музее и ездят на «Жигулях» шестой модели двадцатилетней давности. Неужели тебе непонятно?

И Владимир Леонидович снова прикусил губу, пытаясь подавить растущее внутри него недовольство.

Глава 6

Четыре дня для Юлии Михайловны пролетели незаметно. За это время она так и не собралась с духом, чтобы позвонить в музей. Пару раз Юлия даже поднимала трубку телефона, чтобы набрать номер, записанный на клочке бумаги. Но ее постоянно кто-то отвлекал, и она, несказанно радостная этому, откладывала звонок до более удобного случая.

Уже во вторник она окончательно успокоилась и уверовала в то, что все приключившееся с ней не что иное, как блажь и мистическое наваждение, которые благополучно прошли. В среду ее милый и безотказный Виктор начал снова ей нравиться. Она вновь до изнеможения захотела моря, солнца и покоя.

И до всего этого было буквально рукой подать.

Достаточно сесть на такси, доехать до аэропорта и дождаться рейса из Зальцбурга, чтобы встретить мать и передать ей из рук в руки Николая. А потом тут же сдать багаж, пройти таможню и… прощай Россия со всеми ее проблемами.

«Здравствуй, Таиланд, Пхукет! Релакс! – думала Юля, глядя на мелькающие за окном унылые поля, на которых работала уборочная техника местных фермеров. – И вообще все у меня хорошо! Нет, даже – КАРАШО! Вот так, пожалуй, будет вернее!».

Юля оглядела своих мужчин. Николай сидел рядом с ней и нервно подпрыгивал на сидении, каждый раз спрашивая, когда же они приедут в аэропорт, где бабушка вручит ему робота-трансформера.

Виктор сидел на первом сидении рядом с водителем и хранил молчание. Что он чувствовал в этот момент, никого не интересовало.

Но раз он сидел молча и стоически терпел все ее выкрутасы, то его вполне устраивало такое положение вещей. Это могло быть по двум причинам: либо ему действительно безумно нравилась Юля, либо ему было все равно, как полному дебилу. Но на придурка он не тянул, поэтому напрашивался первый вариант.

Юля, улыбаясь, протянула руку и ласково взъерошила волосы своего любовника. Тот ответил ей глазами.

Из-за мамы они выехали в аэропорт аж за шесть часов до отлета их «собственного» самолета. Поэтому, когда объявили о прибытии рейса из Австрии, они уже успели поругаться, снова помириться и сводить ребенка в туалет по очереди. Количество выпитых чашек кофе и сока к этому моменту уже исчислялось литрами.

Когда объявили о прибытии рейса из Австрии, Вера Митрофановна прошла таможню одна из первых по «зеленому коридору» и, несмотря на долгий перелет, была свежа, красива и благородна. Передача внука из рук в руки произошла быстро и безболезненно. Вера Митрофановна поцеловала внука, дочь и удостоила кивком головы Виктора.

Юлия только сейчас сообразила, что мать видит ее мужчину в первый раз, поэтому поспешила представить их друг другу.

– Мама, познакомься, это Виктор!

– Очень приятно, – Вера Митрофановна протянула ему свою сухую тонкую руку, увешанную крупными перстнями. И подарила одну из своих улыбок. Уголками губ. Не надменно, но с чувством и достоинством. – Надеюсь, молодой человек, нам еще удастся поговорить подольше, а пока…

Она кивнула головой в сторону.

– Помоги мне получить багаж. Он сейчас должен появиться.

И действительно, ее чемодан и дорожная сумка появились в ленте транспортера одними из первых.

– Бабушка, бабушка, – дергал Николай Веру Митрофановну за полу ее плаща, – где же подарок? Ты же обещала!

– Сейчас, мой юный друг, – ответила Вера Митрофановна и взяла его за руку. – Имейте терпение.

Мать и дочь успели переброситься между собой несколькими дежурными фразами.

– Как долетела?

– Нормально.

Потом мать достала из своей дамской сумочки небольшую коробочку.

– Это подарок тебе от моего антиквара.

– Что там?

– Потом посмотришь.

– А он уже твой?

– Дочь, не задавай глупых вопросов.

– Ну, понятно. Расстроила свадьбу подруги.

– Не совсем.

– Ладно, потом расскажешь.

Мать улыбнулась дочери одними глазами и ничего не ответила, потому что Виктор поставил перед ней ее багаж. Она повернулась к своей дочери и царственно указала ей на таможенный терминал.

– Все, вы можете идти. Мы тут сами разберемся. Долгие проводы – лишние слезы.

Юля тут же все поняла и кивком головы указала Виктору, чтобы он брал в руки их вещи и шел за ней. Где-то на полпути она обернулась, чтобы посмотреть еще раз на сына и увидела, как мать и внук достают робота из дорожной сумки. Николай весело улыбался и про нее явно не собирался вспоминать.

Она улыбнулась и потянулась губами к слегка небритой щеке Виктора, краем глаза осматривая территорию перед таможенным терминалом, как будто собираясь увидеть в толпе провожающих кого-то из знакомых. И тут же широко открыла глаза от удивления, потому что снова увидела – ИХ. Необычайной глубины глаза почти незнакомого ей мужчины, от взгляда которого разом опустилось все внутри и где-то на уровне живота защекотали бабочки.

Все произошло настолько неожиданно, что вместо короткого клевка в щеку Виктора она вдруг оперлась о его плечо и, проведя губами по щеке любовника, больно укололась. Причем настолько больно, что у нее выступили слезы.

Вытирая их, она проворчала, что ему неплохо было бы побриться. Что ответил ей Виктор, она не расслышала, потому что в следующее мгновение уже рассматривала женщину, рядом с которой стоял ОН. Ее музейщик, Владимир. Владеющий миром. Ее миром.

При этом ее мозг говорил, что тупо стоять и пялиться на чужих людей в центре аэропорта совершенно неприлично, но она ничего не могла с собой поделать. Внутри нее вдруг зародилось чувство, сильно похожее на ревность.

В следующее мгновение толпа прибывших пассажиров перекрыла ей сектор обзора, а еще через секунду место, на котором стояли мужчина и женщина, оказалось пустым. Юля поискала глазами и увидела, что музейщик решительным шагом направляется в сторону центрального выхода. Женщину она из виду потеряла. И лишь только пройдя таможенный контроль и оказавшись в зоне ожидания, увидела ее вновь, в магазине беспошлинной торговли Duty Free.

Она ходила между рядами с алкогольными напитками. Рядом с ней был мужчина, и они о чем-то весело разговаривали, причем настолько громко, что Юлии не составило труда их услышать.

– Что ты так долго?

– Прощалась. Он у меня в последнее время стал слишком сентиментален.

Женщина поцеловала мужчину в щеку и тут же стерла с нее ладонью губную помаду.

– Он о чем-то догадался?

– Вряд ли.

– А зачем ты ему сказала, что летишь в Турцию?

Женщина наморщила носик.

– Так получилось. Не подумала. Да какая разница?

– В общем-то да!

Мужчина – по виду он напоминал типичного чиновника среднего уровня на отдыхе – взял с полки бутылку дорогого виски и потряс ею перед женщиной.

– Эту?

Женщина засмеялась и потянула бутылку из его рук.

– Но только не всю, – она потянулась и с натягом простонала. – О боже, как же я тебе благодарна, что ты устроил мне этот отдых. Я так устала от всего. Он мне так надоел.

Дальше стоять и слушать разговор чужих людей было неприлично, поэтому Юлия вышла из магазина и остаток времени провела в кафе в томных беседах с Виктором и болтовне по телефону с сыном и подружками. Сын был доволен подарком и тем, что будет почти две недели жить у бабушки, подруги желали как следует загореть и наконец добиться от Виктора какой-то конкретики. В общем, она даже успела позабыть об услышанном разговоре и о том легком наваждении, которое снова нашло на нее при виде Владимира Леонидовича.

Каково же было ее удивление, когда она увидела, что мужчина и женщина оказались их соседями в самолете. И при этом были не прочь поболтать и познакомиться.

Они летели на самолете А‑320 компании «Когалымские авиалинии». Самолет был вполне приличный. Кресла, даже в их салоне эконом-класса, – новые с кожаным покрытием. Удобные и весьма просторные.

Юлия не любила сидеть возле окна. Ничего интересного за бортом самолета, кроме облаков и угрожающе подрагивающего крыла, она не могла увидеть, поэтому с удовольствием уступила место возле иллюминатора Виктору, который обрадовался этому как ребенок. Рядом с ней оставалось свободным еще одно место. И именно на него и плюхнулась, войдя с салон самолета одной из последних, женщина, с которой она видела музейщика. Ее спутник занял соседнее место сразу через проход.

– Ух, – выпалила женщина, обдавая Юлию легким запахом дорогого виски и заполняя собой все свободное пространство. – Еле успели.

Нисколько не обращая внимания, хочет ли ее кто-то слушать или нет, она продолжила:

– Засиделись в баре, отмечали начало отдыха.

Она махнула рукой перед губами, отгоняя в сторону перегар.

– Фу, ну и гадость это виски. Вы меня ради бога простите.

– Ничего, – ответила Юлия, внимательно изучая свою соседку и ее мужчину. – Сами в отпуск едем.

Женщина воодушевилась и заговорщески ей подмигнула:

– Так может, вы тоже с нами? По чуть-чуть.

Она толкнула под локоть своего мужчину.

– Саша, ну-ка налей нам за знакомство.

Мимо прошла стюардесса, предлагая рвотные пакетики. Женщина взяла два. На всякий случай! И, как только стюардесса ушла вперед, вытащила из сумки Саши бутылку виски и спрятала ее в бумажный пакетик.

– Так будет прилично.

Саша достал из сумки четыре пластиковых стаканчика. Юля даже не успела ничего возразить – один из них оказался в ее руке, другой – в руке Виктора. На дне каждого стаканчика плескалась янтарная жидкость с запахом английской аристократии.

– Ну, за удачный полет, – выпалила соседка Юлии и, выпив свою порцию виски, представилась. – Будем знакомы, Алевтина.

Юлия и Виктор назвали свои имена. И между двумя женщинами завязался обычный, ни к чему не обязывающий разговор случайных попутчиков. Юлия рассказала в общих чертах свою историю. Алевтина – свою. Из нее Юлия узнала, что Алевтина и Александр знали друг друга чуть ли не со школы, почти 17 лет. Были влюблены юношеской любовью. Ничего, кроме поцелуев. Правда, потом Алевтина вышла замуж, родила, но недавно совершенно случайно снова встретились и… она вдруг поняла, что зря тратила время на своего мужлана.

– Представляешь, теперь Александр – крупный чиновник! Богат. Есть собственный бизнес. Машина, естественно! Недвижимость. И, что самое главное, – холостой. Представляешь? Так после меня ни разу не женился. И по-прежнему меня любит!

Все это Алевтина нашептала Юлии по секрету на ухо, глядя влюбленными глазами на своего мужчину, который от нечего делать углубился в компьютерную игру на дорогом «планшетнике».

Юлии любовник Альбины почему-то не приглянулся. Высокий, немного долговязый, с большим носом, он напомнил ей грифа-стервятника. Птицу, которую она никогда вживую не видела, но о которой смотрела телепередачу со своим сыном по каналу «Дискавери».

Он, как хищник, сидящий на своей жертве, качал головой в такт какой-то музыке, льющейся ему в уши из наушников. Впрочем, Юлия не стала углубляться в ассоциативный ряд и размышлять на этот счет. Ей-то какая разница, с кем спит эта Алевтина.

Когда закончилось виски, постепенно сошли на нет и разговоры. Самолет поднялся на заданную высоту. Стюардессы раздали обед, собрали пустую тару и ушли за ширмочки. В салоне наступило относительное спокойствие, лишь изредка прерываемое сигналами светового табло: «пристегнуть ремни».

Юлия, улучив момент, когда Алевтина отвлеклась на своего Сашеньку, отвернулась от нее и, положив голову на плечо Виктора, постаралась уснуть. Самолет мерно гудел, и этот звук начал ее убаюкивать. Уже находясь между дремой и сознанием, она уловила обрывки разговора влюбленных голубков-соседей.

– Что он решил делать с участком?

– Я попросила его повременить сообщать в муниципалитет.

– Молодец. Вернемся, я что-нибудь придумаю. А чем он вообще занят-то?

– Да носится с какой-то коллекцией монет.

– Что за коллекция?

– Я не поняла. Какие-то копии. Знаешь, как сейчас продают в киосках «Союзпечати» копии российских наград из бутафории. Он хочет сделать что-то похожее, но со старинными монетами и возить потом по музеям и школам показывать. Детей просвещать. Кому они нужны, эти копии? Лучше бы научился настоящие деньги делать.

– Володька всегда был романтиком. Однако это не помешало ему увести тебя от меня в свое время.

– Саш, ну хватит, а… Не хочу, чтобы ты это вспоминал.

Юлии очень хотелось открыть глаза и посмотреть в этот момент на своего соседа, что было не совсем прилично. Она заворочалась, укладываясь поудобней, и, за неимением возможности удовлетворить свое любопытство, представила своего соседа. Почему-то снова перед ее внутренним взором явился стервятник, вцепившийся хищными когтями в свою жертву.

Глава 7

Владимир Леонидович, проводив жену, поехал домой, где с удивлением отметил, что не чувствует никаких душевных терзаний по поводу своего одиночества. Хотя во время проводов его обуревала целая гамма эмоций: от нахлынувшей ревности до обиды, что она едет без него. Но, поднимаясь по лестнице, он понял, что у него будет целых девять свободных дней для воплощения плана в жизнь.

Однако сначала ему надо было убедиться, что дочь чувствует себя нормально и ей ничего не надо. Отцовский инстинкт, который раньше его особенно не волновал, вдруг стал проявляться. Хотя перед отъездом Аля и заверила его: дочь уже вполне самостоятельная и сможет сама себя обслужить.

Владимир застал Риту сидящей на стуле в центре комнаты. Девочка красила ногти на ногах. Она была настолько увлечена этим занятием, что даже не подняла головы, когда он вошел. Телевизор орал на полную громкость.

– Привет! Проводил? Все нормально? – спросила дочь, не отвлекаясь от своих дел.

– Да, – ответил Владимир Леонидович. – Чего это ты делаешь?

– Ногти крашу. Не видишь?

– Зачем? На улице уже осень. Их все равно никто не увидит.

Рита фыркнула и смешно дернула оголенными плечиками.

– Папа, я это делаю для себя.

Владимир прошелся по квартире. Странно. Одна женщина уехала, а другая осталась. И как будто ничего не изменилось.

– Есть будешь? – неожиданно спросила дочь.

Владимир повернул голову.

– Странно, я то же самое хотел спросить у тебя.

– Пап, я уже не маленькая и умею готовить.

Рита встала и прошла на кухню.

– Тебе что погреть: картошки или макарон?

Владимир отметил: эту фразу она произнесла тоном Алевтины.

– Ничего. Я пока ничего не хочу.

Он полез в шкаф, доставая свою рабочую одежду.

– Как и договаривались, я тоже уезжаю.

Он помолчал, потом добавил:

– По делам. Поживешь тут одна? Не соскучишься?

Рита фыркнула:

– Тоже к любовнице?

Владимир переспросил:

– Что значит «тоже»?

Рита ответила не сразу. Она попыталась скорчить такую рожу, чтобы было понятно: эти слова – несерьезные.

– Пап, ты чего, шуток не понимаешь?

– Ничего себе шуточки, – возмутился Владимир Леонидович, но не сильно, а скорее для проформы. И поспешил заговорить о своих делах. – Я буду недалеко, на даче у товарища. Возможно, там и заночую, но не факт. Скорее всего, стану вечером приезжать, тебя проведывать. Мама в курсе. Понадоблюсь, звони. Если хочешь, поедем со мной.

Владимир Леонидович предложил, заранее зная, что она откажется. Какая же взрослая дочь не захочет пожить в доме одна?

– Там хорошо, тишина.

– Ой, нет, нет. Это без меня. Я лучше дома одна побуду. Но мне нравится ваша идея: пожить друг от друга отдельно.

Она вдруг резко подбежала к нему и, обняв за шею, поцеловала в щеку. При этом сказала ему на ухо:

– Ты лучше всех, папа. Я так тебя люблю!

В этот момент у нее зазвонил телефон. Рита посмотрела на номер, высветившийся на экране, и, чтобы отец ее не слышал, ушла в туалет и закрылась на щеколду.

Владимира Леонидовича это немного покоробило.

Он вспомнил слова жены о том, что дочь его стесняется. Но в то же время след от губ Риты еще не успел высохнуть на его щеке, поэтому он посчитал, что жена преувеличивает, а дочери позвонила подружка, и она просто не хочет, чтобы отец был посвящен в их девичьи секреты.

В конце концов, они должны быть у всех.

* * *

Перед отъездом Алевтины Владимир Леонидович еще несколько раз успел наведаться на дачу к Осиповым и все как следует там разузнать и рассмотреть. Он нашел ключ от мастерской – тот висел на гвозде, вбитом в косяк двери, – и познакомился со сторожем Митричем, из местных.

Митрича вполне удовлетворило объяснение Владимира, что он старый приятель Осипова. Сторож разрешил ему немного попользоваться его мастерской. О смерти хозяина Митрич даже не догадывался, а убедившись в том, что Владимир не собирается ничего с дачи вывозить, то есть не вор, не алкаш, не грибник и не рыбак, и вообще потерял к нему всякий интерес.

Именно поэтому Владимир, не стесняясь, подъехал прямо к воротам дачи Осипова и оставил возле них свою машину. Однако на территорию дачи ему все равно пришлось попадать через заднюю калитку.

В мастерской он включил электрический калорифер, чтобы обогреть помещение, и свет над верстаком, одновременно выполняющим функции письменного стола.

Все инструменты в мастерской были расположены таким образом, чтобы помогать в работе, до всего можно было дотянуться, не вставая с табурета. Владимир очень быстро отрешился от домашних забот и погрузился в свой замысел.

Еще в музее он смог найти фотографию монеты достаточно приличного качества. Затем, при помощи специальной программы, обрисовал ее и сделал графическое изображение со всеми тонкостями и нюансами. Это было необходимо для создания штемпеля, а после – и самой монеты.

Согласно имеющейся у Владимира Леонидовича информации, собранной по крупицам с различных сайтов, всего в среде коллекционеров известно шесть пар штемпелей, из которых три считались наиболее ранними и были вырезаны, судя по всему, одним и тем же мастером. На аверсе этой монеты отчетливо виднелась надпись «Владимир на столе». Изображения и надписи на штемпелях были выполнены тщательно и в едином стиле с небольшими вариациями.

Еще одна пара штемпелей, четвертая, была изготовлена более грубо: в легенде аверса пропущена буква. Высказывались даже сомнения в подлинности монеты, отчеканенной этими штемпелями.

Пятый и шестой штемпели копировались с предыдущих менее умелым мастером: общий рисунок сохранен, однако резчик принял благословляющую правую руку Христа на реверсе за складки одежды и добавил на своем штемпеле руку, прижатую к груди, а буквы надписей расположил основаниями к краю монеты, а не к центру.

Если бы Владимир Леонидович создал свой штемпель, то он был бы седьмым, неизвестным науке, и именно поэтому по нему сразу бы распознали подделку.

Правда, сам Владимир Леонидович предпочитал даже в мыслях не употреблять это слово. Он – профессиональный музейщик, и поэтому создавал точную копию исключительно для научно-познавательных целей. Кроме того, он задумал не использовать современные технологии печати монет, а максимально выдержать технологию девятого века.

Уже на этапе подготовки своего плана мужчина понял, что информации в сети Интернет катастрофически не хватает. При этом она поверхностная и весьма-весьма сомнительная. Самостоятельно он пришел к выводу, что правильней создавать штемпель из глины, методом выдавливания на ее поверхности рисунка тонкой деревянной палочкой наподобие зубочистки, а затем при помощи костра обжечь глину и сделать ее максимально твердой, придать свойства камня. Ведь у первых создателей монет не было сложного оборудования для изготовления металлического штемпеля. В девятом веке только камень мог отпечатать на золоте правильный оттиск. Золото должно быть чистое, 999‑й пробы – вязкое, сродни пластилину. Не зря купцы проверяли старинные монеты на зуб.

Правда, при таких технологиях не стоило говорить о массовости производства. Это золото быстро стиралось, истончалось, да и обожженная глина могла выдержать не очень много оттисков. После пятидесяти оттисков глиняный штемпель разрушался, приходилось создавать новый. Именно поэтому все сохранившиеся до наших дней шесть штемпелей имели разные в деталях рисунки.

О том, где добыть чистое золото, Владимиру Леонидовичу еще предстояло подумать. У него было несколько мыслей на этот счет, но он их отложил на потом. Сейчас главное – штемпель.

Задача по изготовлению глиняного штемпеля была на первый взгляд несложной, но весьма кропотливой, требующей внимания и сосредоточенности. Конечно, Владимир Леонидович решил не снисходить до полного копирования технологии древности. Зубочистки он не стал точить самостоятельно, а приобрел их в ближайшем хозяйственном магазине. Так же он поступил и с глиной, закупив ее в нужном количестве в отделе «Умелые руки».

Начав работать с этим материалом, Владимир Леонидович неожиданно осознал, что глина успокаивает его и дает ощущение вседозволенности и всемогущества. Обладая творческой натурой, Владимир Леонидович легко представил себя неким божественным существом, которое лепит фигурки, оживающие под влиянием божественной мысли.

Так, в промежутках между изготовлением штемпеля и самой монеты он слепил из глины бесчисленное количество примитивных фигурок: лошадей, собак, медведей, женщин, детей, кроликов. И все они у него получались буквально на одном дыхании, как будто из ничего. Взял в руки серо-зеленую бесформенную массу, согрел в ладони, сжал, разжал, что-то подправил, что-то убрал, и вот она фигурка – готова. Смял в ладони – и снова бесформенная масса. И так сколько угодно раз. Только беда: ни одна из этих фигурок так и не ожила. Им всем не хватило самой малости. Того самого дыхания или мысли, которая и дает жизнь всему неживому.

Чего нельзя сказать об обычной детской колбаске, какую лепят ребятишки в детском саду на первом в своей жизни занятии по рукоделию. Чтобы сделать примитивный штемпель, Владимиру Леонидовичу надо было слепить из куска глины всего лишь ровную колбаску диаметром в однорублевую монету.

Помяв глину в руке и почувствовав, что она легко поддается ему, он разложил ее на столе и провел несколько раз по крышке, придавая куску глины цилиндрическую форму. Когда колбаска стала приблизительно длиной в десять сантиметров, он разрезал ее ножом на две ровные части и поставил их на стол как два гриба, только без шляпки.

В качестве шляпки Владимир Леонидович использовал два вырезанных из бумаги изображения монеты в натуральную величину. Пара маленьких ровных кружочков с небольшими крылышками, при помощи которых кругляшки были пришпилены к ножке. Затем Владимир прошелся по одному из листочков зубочисткой, старательно перенося на глину рисунок монеты. Когда весь рисунок был скопирован на ровную глиняную поверхность, Владимир Леонидович прошелся еще раз по листку зубочисткой, только на этот раз углубляя профиль рисунка и старательно прорисовывая все детали.

В результате этих манипуляций на плоской поверхности глиняного столбика получился тот же рисунок, что и на подлинной монете, но, конечно, не точный, а с некоторыми вполне допустимыми отклонениями. Вот, собственно, и все!

* * *

Когда Владимир Леонидович сделал последний штрих, за окном только-только начало светать. «Интересно, как там Ритка, Аля? – подумал он и посмотрел в окно. Узкая полоска света еле-еле пробивалась сквозь листву осеннего леса, играла на штакетнике забора. – Почему никто из них мне так и не позвонил?».