Текст книги "Златник Владимира"

Глава 4

Катер плавно покачивался на волнах, Снежанна в полудреме лежала на палубе. В одной руке она держала бокал с мартини, в другой – розовый плеер. Она слушала успокаивающую музыку и балдела. Ее миловидная мордашка была прикрыта большой соломенной шляпой и темными очками, тяжелая грудь четвертого размера и крутые бедра – черными кусочками ткани от итальянского дизайнера. Солнечным лучам она подставляла лишь свои тонкие длинные ноги, обутые в легкие сандалии.

В свои двадцать пять лет она выглядела на двадцать три и гордилась тем, что имела собственные не испорченные ботексом формы и никогда нигде не работала. Если не считать работой то, чем она занималась. Она была профессиональной подружкой бизнесмена, то есть умела качественно менять свое присутствие рядом с мужчиной на деньги.

Последняя ночь на катере для нее выдалась весьма бурной. Ивану постоянно приходили какие-то сообщения, он нервничал, залезал в Интернет и никак не мог расслабиться, переключившись полностью на нее. Лишь под утро она смогла найти к нему подход и завершить начатое дело. Иван остался доволен и уснул, обнявшись с большим плюшевым медведем. Детской игрушкой, которую всегда возил с собой.

Теперь была ее очередь расслабляться и получать от жизни то, что, по ее мнению, было наивысшим блаженством.

Где-то ближе к полудню, когда легкий бриз уже не спасал от зноя, она встала и прошлась по катеру на корму – в тенек. Ей становилось скучно, музыка не радовала, мартини не хмелило, и подруги все как назло не выходили на связь в социальных сетях. Поэтому, когда она увидела, что Иван возвращается на катер, то очень этому обрадовалась и даже приготовилась надуть свои красивые губки, чтобы выдать порцию банальностей про пупсика, который бросил свою зайку.

Однако пупсик прошел мимо нее, даже не удостоив взглядом. Он поднялся на палубу в сопровождении Глеба и еще какого-то мужчины, и они сразу прошли в каюту катера. Мужчина в серых брюках (пиджак он держал в руке) лишь бросил ей дежурное «здрассте», однако сделал это больше по инерции. Это отчасти задело ее самолюбие. Вообще-то она искренне считала, что у любого состоятельного мужчины при виде ее должно все подниматься внутри. Но она успела научиться понимать, что иногда мужчинам не до женских прелестей. И это «иногда» всегда бывало связано с деньгами, причем – с настоящими деньгами. Правда, она никак не могла взять в толк, что же случилось в этой дыре, что они так напряглись. И решила во что бы то ни стало выяснить причину.

Пользуясь тем, что бар находился в каюте, она, держа в руке пустой бокал, спустилась по ступенькам вниз. Открыв дверь, она увидела, что Иван о чем-то напряженно рассказывает и одновременно разливает початую бутылку по стаканам, раскладывает в них лед. Ее появление прервало его на полуслове.

– Генрих, не забывай, что я официальный эксперт Министерства культуры и могу находиться здесь вполне легально.

Увидев ее, Иван прервал свою речь, нахмурился и удивленно спросил:

– Тебе чего?

Снежанна показала ему пустой бокал. Он протянул ей бутылку:

– На, не мешай нам. Иди отсюда.

Снежанна надула губы.

– Ну Иван, можно я здесь посижу? Там жарко.

– Блядь, – вдруг резко сорвался хозяин катера. – Ты что себе позволяешь? Я же сказал: «Иди отсюда!».

Снежанна не решилась бы перечить, но тут за нее вступился незнакомый мужчина, в котором она тут же вычислила бывшего кадрового военного.

– Фу, Иван. Разве так разговаривают с дамами?

Иван снова нахмурился. По его лицу было видно, какого он мнения об этой даме. Но в тоже время Снежанна поняла, что ночью ей все же удалось достучаться до сокровенных струн души Ивана: когда она уже собралась обидеться и уйти, он вдруг махнул рукой и сменил гнев на милость.

– А, ладно, там такая жарища, оставайся. Только умоляю – молчи, или нет… – он посмотрел на своих визави. – Как вы насчет перекусить?

Мужчина в сером костюме хлопнул себя по коленкам.

– Вот это другое дело. Как говорится, война войной, а обед по расписанию.

Никто не поддержал его армейскую шутку, но Иван снова посмотрел на Снежанну и спросил:

– Сможешь приготовить нам что-нибудь пожрать?

Девушка собралась было ответить заготовленной фразой: «Я тебе не кухарка!», – но желание послушать, о чем будут говорить мужчины, перевесило. Она поняла, что другого шанса остаться здесь у нее просто не будет. Смешно наморщив носик, она сказала:

– Подумаю, что смогу для тебя сделать!

Потом посмотрела на свои ногти и добавила:

– Но ничего особенного не обещаю, у меня маникюр.

Иван не смог сдержать улыбки при этой фразе, покачал головой и лишь махнул рукой в сторону маленькой кухоньки, которая находилась рядом с баром-холодильником. Снежанна, покачивая бедрами, проплыла к тому месту, где рано или поздно оказываются все женщины мира. К плите. Причем переход у нее к этому предмету домашнего или, если хотите, походного обихода произошел столь стремительно, что даже она, прожженная и избалованная жизнью женщина, вдруг задумалась о совместных детях. Естественно, с Иваном.

В ее ветреной головке произошел какой-то щелчок, и она посмотрела на своего клиента совершенно по-другому. «Он доверил мне еду! А вдруг! Вдруг!». Надо еще малость постараться, и вот оно – женское счастье, «был бы милый рядом!». У нее даже дыхание перехватило от неожиданно развернувшейся перспективы: «А что, Калита мужчина видный и состоятельный! Партия более чем завидная! Главное только…».

А что главное, она не успела додумать, потому что перед ней развернулась весьма незавидная перспектива в виде пустого холодильника. Там лежали только несколько яиц, плавленый сырок и в глубине – банка балтийских шпрот и начатая пачка сливочного масла. Слава Богу, хоть что-то! В морозилке хранились фрукты: яблоки, персики, виноград. В хлебнице она нашла несколько булочек.

Полностью поглощенная своим новым положением (затягивать девушка просто не имела права), она совершенно не прислушивалась к тому, о чем продолжали говорить мужчины. До нее долетали лишь какие-то обрывки фраз, в смысл которых она совершенно не вникала.

– Рыжье! Антиквар! Полмиллиона зелени! Мочить всех!

При этом весь этот набор блатной воровской «фени», к огромному удивлению Ивана Калиты, в основном исходил из уст Унгера. Анекдотичность ситуации заключалась и в том, что Генрих почему-то решил, что главный в этой компании Глеб, и обсуждал детали с ним, абсолютно не беря в расчет Ивана. Сначала Калита подумал, что Генрих таким образом пытается проверить его на вшивость. Но в какой-то момент у него появилась мысль, что весь героический и в тоже время бредовый план, основой которого было вооруженное нападение на лагерь археологов, Генрих устроил исключительно под влиянием аппетитных булок Снежанки. Та, надев передник прямо на купальник, мялась возле барной стойки, вымучивая из корабельных запасок некое подобие закусона. Очень скоро он убедился, что Генрих просто не контролирует ситуацию и здорово пьян: видимо, его очень сильно развезло на солнце, да еще с голодухи.

Когда ему это стало понятно, он перестал слушать разговоры. Хотя сама постановка вопроса забавляла. Идея вооруженного нападения исходила из уст человека, который по роду своей деятельности должен был как раз сделать все, чтобы исторические ценности не пропали. Но он уже давно перестал мучиться угрызениями совести и отказывался понимать мотивы, которые двигали людьми. Сейчас это было ему на руку, и он решил использовать складывающиеся обстоятельства по максимуму, включив диктофон на своем телефоне. Так, на всякий случай. Одновременно с этим он начал подливать в стакан чиновника напитки покрепче, рассчитывая довести его организм до состояния полного аута. Заодно он решил споить и Глеба. Тоже – на всякий случай.

Не сказать, чтобы план Унгера ему не нравился. Сам он не раз и не два прибегал к подобным методам, просто никогда не пользовался в своей деятельности чужими идеями и, как всякий деловой человек, должен был понять, стоит ли игра свеч. Оценить все риски. Для этого нужно было освежить в памяти информацию по тем находкам, которые он сегодня видел.

Улучив момент, когда Унгер и Глеб перешли к состоянию «ты меня уважаешь», он отвернулся от них и включил свой рабочий ноутбук с мобильным Интернетом, набрал в поисковике фразу «Златник Владимира» и нашел статью про эту монету в популярной энциклопедии.

«История златника

Первый златник был приобретен Г. Бунге в 1796 году в Киеве у солдата-украинца, который получил его в подарок от матери. В 1815 году киевский коллекционер Могилянский выкупил монету у Бунге, но вскоре потерял ее. Монета стала известна среди коллекционеров по гипсовому слепку. Первоначально златники и сребреники считались сербскими или болгарскими подражаниями византийской чеканке, однако последующие находки в составе кладов (например, найденный в 1804 году в Пинске и переданный в Эрмитаж клад византийских солидов XI века с несколькими златниками Владимира), тщательное исследование монет и расшифровка надписей позволили установить их древнерусское происхождение.

Это открытие заставило пересмотреть всю коллекцию византийских монет в собрании Эрмитажа. Среди монет, найденных под Пинском, были обнаружены 4 златника. С увеличением находок монет, в основном сребреников, был преодолен определенный скепсис по поводу существования монетной системы в Киевской Руси в конце X века. Окончательно сомнения отпали в 1852 году после находки в Нежине клада из более чем двухсот серебряных монет. Впоследствии были найдены ещё несколько кладов со сребрениками, которые в основном разошлись по частным коллекциям. В настоящее время известно местонахождение 10 из 11 обнаруженных златников. В Эрмитаже – 7, в Государственном историческом музее – 1, в Национальном музее истории Украины – 1, в Одесском историческом музее – 1».

Прочитав все это, он загрузил в ноутбук фотографии златника с айфона и сравнил их с теми, что сопровождали статью. Потом, немного порывшись по фотобазам, нашел еще несколько изображений этой монеты. Златник, который видел он, и те, что были известны в среде коллекционеров, были практически идентичны. Конечно, точнее могла определить только химическая экспертиза, но сейчас не было никакой возможности ее провести. Да и вряд ли в древней могиле могли оказаться новоделы. Откуда? Безусловно, находка была сверхприбыльной. Калита порылся еще немного в Интернете и выяснил еще два важных момента. Первое: подобных монет уже давно нет в обороте. Второе: последний раз такая монета появлялась где-то в Прибалтике и была продана частному коллекционеру, минуя аукцион.

Все это указывало на то, что владелец монеты может срубить огромный куш, обеспечив себя на всю жизнь. Дело за малым: заполучить хотя бы одну из этих монет. Захватить весь клад было бы полным безумием, но… чем черт не шутит?

Иван покосился на своего плюшевого медведя, в животе которого был спрятан ТТ с запасной обоймой, а потом на двух собутыльников, которые накинулись на еду, принесенную девушкой. В его голове начал складываться определенный план. Не хватало только какой-то мелкой детали, которую он упустил.

Задумавшись, он не заметил, как сзади к нему подошла Снежанна, присела на спинку дивана и, положив голову на его плечо, посмотрела на экран ноутбука. В этот момент там висела фотография черепа воина из кургана, в глазнице которого блестела одна-единственная монета. Вторая глазница была черна, как душа Ивана Калиты в этот момент, а может, и того хуже.

– Ой, а почему он одноглазый? – спросила она.

Иван очнулся от своих мыслей и толкнул плечом Снежанну – он не любил телячьих нежностей.

– С чего ты взяла, что он одноглазый?

– Я как-то слышала по телевизору, что на глаза покойника клали две монеты. Это какая-то древняя традиция, связанная с загробным миром. А если одна монета, значит – один глаз.

Она махнула рукой и села рядом на кресло.

– Я уже не помню точно. Не разбираюсь в этом, да и давно было. Ты почему ничего не ешь? Кушай.

Иван нахмурился, а потом с удивлением и как-то по-новому посмотрел на девушку. Он не ожидал от нее такой наблюдательности.

Практически сразу он подумал о стороже, фотографию которого нашел среди кадров, отснятых на раскопках. Он вспомнил, как легко тот повелся на коньяк и совершенно не отреагировал на женщину. Старый, небритый неудачник. Забулдыга. Но как его звали? Имя напрочь выпало из головы.

«Впрочем, какая теперь разница! Скажет! Все скажет! Не было еще ни одного, кто бы не сказал…».

Все пазлы в голове Калиты мгновенно сложились в одну красивую картинку.

«Ну не было еще ни разу такого случая, чтобы тот, кто охраняет клад, не захотел бы немного покрысятничать! Вот и этот мужик решил, что пропажи одной монеты никто не заметит. Тем более такой удобный случай. Схватил первое, что под руку попало. И ведь у него могло прокатить. Все можно было бы свалить на одноглазость скелета…».

Калита аж задохнулся от мысли, что у мужика могло прокатить. Как лихо распинались бы историки о том, что нашли могилу чуть ли не самого Одина, если бы не… баба. Его баба. Ай да Снежанка, ай да сука! Ей-богу, ему с ней повезло!

Он снова посмотрел на сидящую рядом девушку.

«Впрочем, историки пусть и дальше так думают! И мы им в этом поможем».

Иван перевел взгляд на Унгера, который, наевшись и напившись, успел отвалиться на спинку дивана и захрапеть, положив под голову свой министерский портфель.

А Снежанна была хороша! Черные волосы спадали на плечи, грудь чуть вывалилась – она немного раскраснелась от телодвижений на кухне, ее тело пахло потом вперемешку с французскими духами. И сидела она так близко от него. Как какой-то дикий зверь, почуявший добычу, Иван вдруг резко схватил ее в охапку и, не обращая ни на кого внимания, потащил из кают-компании на палубу. Вскоре оттуда раздались звуки, похожие на стоны и хрипы.

Услышав их, Глеб, до этого прикидывающийся в стельку пьяным, вдруг резко протрезвел и подсел к компьютеру Ивана. Впрочем, не обладая ни аналитическим умом, ни звериным чутьем, он не обнаружил в увиденном ничего особенного. Не заметил он ничего странного и в словах девушки. На сенсацию не тянуло, поживиться по-тихому было нечем, значит, можно было продолжать сибаритствовать.

Вернувшись назад на диванчик, он махнул стопку коньяка и прилег рядом с Унгером. Когда будет надо, хозяин сам его разбудит и скажет, что делать.

В каюте было прохладно, работал мощный кондиционер, и ни за какие коврижки он сейчас не вышел бы за палубу, даже из-за такой бабы, как Снежанна.

Глава 5

Днем спать в палатке было невыносимо, поэтому Владимир Леонидович устроил себе лежанку на кухне под навесом, где прохладный ветер обдувал площадку и отгонял назойливых мух.

Практически сразу он провалился в сладкий сон. Сладость была не только в наволочке, набитой степной душистой травой, но еще и в том, что он впервые за долгие годы позволил себе расслабиться и немного помечтать. Причем чем глубже тело погружалось в сон, тем ярче становились в его голове картинки о новой и безбедной жизни.

Однако человек существо странное: когда жизнь подарила ему новый шанс, память по-прежнему возвращала его туда, откуда он, казалось, ушел безвозвратно.

В своем сне Владимир Леонидович вдруг снова оказался в городе, где прожил столько лет с Альбиной. Он шел с ней под руку по центральному проспекту, а рядом прыгала с одной ножки на другую их еще маленькая дочь Рита. Он был одет в добротный костюм, Аля – в вечернее платье, а дочка (во что была одета Рита, во сне он не видел) с удовольствием ела мороженое, потому что он него веяло приятной прохладой. Они все были счастливы и улыбались: прохожим, друг другу, солнцу.

Владимир Леонидович тоже улыбался. Даже находясь в состоянии глубокого сна, он четко ощущал, как натягиваются уголки его губ, расплываясь в счастливой улыбке. Казалось, что это телячье состояние счастья будет продолжаться вечно. И ничто не могло омрачить его, даже вон та маленькая тучка на горизонте, которая сначала закрыла солнце, потом положила тень на лицо Альбины, Риты и, наконец, на него самого.

Владимир попытался смахнуть эту тень с лица, потом повернулся на другой бок, стараясь укрыться от нее, но тень не проходила, а становилась все больше и больше. В конце концов, из нее раздался гром, который начал складываться в какие-то слова. Владимир начал к ним прислушиваться и в этот момент понял, что окончательно проснулся.

Однако еще некоторое время он лежал, не открывая глаз, пытаясь по звукам, которые доносились до его лежанки, понять, где же он находится и что вокруг происходит. Даже с закрытыми глазами он ощущал в воздухе какое наэлектризованное напряжение. Как будто все вокруг на разные лады повторяли одно и тоже слово: «Златник, златник, златник». Археологический лагерь гудел как растревоженный улей и был похож на научный симпозиум в разгар дискуссий.

«…Неоднократно высказывалось предположение, что начало чеканки на Руси собственной монеты, а именно златников и сребреников, не столько отвечало требованиям экономики, сколько было политической декларацией суверенитета и значимости Русского государства», – раздавался бас Виктора Павловича.

Наверное, читает лекцию для молодежи на кухне, подумал Владимир и переключился на другой угол лагеря, где из какой-то палатки доносился монотонный голос одного из студентов. Он явно зачитывал кому-то строки из популярной энциклопедии: «…Денежное обращение Киевской Руси было обеспечено привозной византийской, арабской и западноевропейской монетой. Своих источников монетного металла на Руси не было. Чеканка сребреников продолжалась в начале XI века при княжении Святополка и Ярослава, однако чеканка златников после смерти Владимира более не возобновлялась. Судя по малому количеству дошедших до нас экземпляров, выпуск златников был крайне непродолжительным по времени (возможно, один – два года) и невелик по объемам».

Мимо него прошли две девушки, которые явно торопились в душ. Но и они говорили только о находке:

«…Тем не менее все известные сейчас экземпляры златников найдены в кладах вместе с другими монетами того времени, носят следы нахождения в обращении – следовательно, эти монеты не были ритуальными, наградными или подарочными. В XI веке, судя по находкам в кладах в Пинске и Кинбурге, златники участвовали и в международном денежном обращении».

Владимир еще раз улыбнулся и потянулся, сейчас эти звуки для него были слаще малины: явно никто ничего не заподозрил. Но среди всей этой мелодии звуков он вдруг услышал что-то нарушающее гармонию. Еще более неожиданным для него был источник этих звуков.

«Серафима, твою мать! – выругался про себя Владимир. – Что она здесь делает?».

После этой мысли он уже не мог лежать с закрытыми глазами. Яркий свет немного ослепил его, но, как только эффект от вспышки прошел, он приподнял голову и увидел ее во всей красе. Широкая, крутобокая, с большой русой косой, она стояла возле майора полиции, который был на полголовы ниже ее, и, уперев руки в боки, пытала представителя правопорядка.

– Как это вы не знаете, где находится Владимир Найденов? – она не слушала объяснений полицейского и хищно обводила глазами территорию лагеря. – А кто знает? Да что же здесь у вас за порядки?

Первой мыслью Владимира было бежать без оглядки, но он все же пересилил себя и дослушал, что говорила его неугомонная соседка из станицы.

– У него отец помирает, а я его никак найти не могу. Почти семь часов за рулем, гнала как угорелая.

Она придвинула свою необъятную грудь к лицу мужчины в форме и, сменив гнев на милость, пропела:

– Давай, начальник, помоги мне его найти. Очень надо! Я обещала его привезти до того, как батька богу душу отдаст.

«Отец! Как так? Не может быть! Он у меня всегда был крепкий старик».

Владимир резко сел:

– Сима, я здесь!

Он поднялся с лежанки.

– Что случилось?

Увидев его, женщина всплеснула руками: «Ой, боже ж ты мой! Истощал-то как!».

Владимир остановился.

– Что с отцом?

И Серафима вдруг резко перешла на причитания:

– Помирает дед Леонид, намеднись спускался в подпол, да на лестнице и поскользнулся. Матка твоя его только через час и нашла. Без сознания. А с тобой связи никакой нет. Вот она и попросила, чтобы я за тобой съездила.

Серафима смахнула с глаз навернувшуюся было слезу, но Владимир махнул рукой:

– Не ной.

Серафима замолчала.

– Ты на чем приехала?

– На машине.

Серафима показала рукой, и Владимир увидел, что на краю лагеря, рядом с милицейским уазиком, стоит зеленый, видавший виды «батон».

– Поехали скорее назад, Володь, матка очень просила, чтобы ты приехал.

Владимир кивнул головой:

– Да, конечно.

Он огляделся по сторонам. «Надо было бы, конечно, что-то взять с собой!». Он бросился к своей палатке, но потом передумал: «У меня ничего ценного там нет. Все документы и деньги с собой. А, ладно, пусть все остается как есть, возьму только куртку!». Развернувшись, он подбежал к майору.

– Вы сможете объяснить начальнику экспедиции, куда я пропал? Не хочу сейчас его перебивать, постараюсь вернуться как можно скорее.

Майор оказался добрейшей души человек.

– Конечно, я все понимаю. Езжайте.

Владимир побежал к машине, за рулем которой сидела Серафима.

– Давай я за руль сяду! Ты устала.

– Но ты дороги не знаешь.

– Ничего страшного, покажешь.

– Хорошо.

Серафима пересела, Владимир занял ее сиденье и резко рванул с места. Через минуту их микроавтобус уже превратился в маленькую темную точку, за которой тянулся шлейф степной пыли.

* * *

Когда в зеркале заднего вида исчезли палатки археологического лагеря, во все стороны до самого горизонта разлилась желтая и сухая приморская степь, разрезаемая на две части извилистой дорогой.

Владимир вдруг почувствовал тоску в сердце, как будто он навсегда покидает родные и привычные места. Впрочем, он такое же томление испытывал и когда уезжал от Алевтины, и когда уезжал из станицы. Он знал, что через какое-то время томление обязательно пройдет, и сердце наполнится новыми ощущениями и впечатлениями. И сейчас даже хорошо, что сорвался резко. Как будто сиганул в чан с кипящим молоком, из которого если выпрыгнешь, то добрым молодцем, а если не выпрыгнешь, то сваришься.

Свариться не хотелось. Тем более что это была не какая-то умозрительная метафора, а вполне конкретная опасность. Уже через полчаса пути Владимир четко ощутил, как по его виску катятся соленые капли. Металлический корпус машины успел нагреться от солнца и работающего двигателя и грозил превратиться в душегубку. Чтобы как-то воспрепятствовать этому, Владимир максимально открыл окно. Со стороны Серафимы оно тоже было открыто. В кабину машины врывался пьянящий запах ковыля, в лобовое стекло билась мошкара, бабочки, стрекозы, кузнечики. Приходилось время от времени включать «дворники» и работать омывателем.

– Как ты сюда одна добралась? – спросил Владимир Серафиму после того, как понял, что их молчание затянулось.

– Да я привычная, – ответила она ему чуть охрипшим и севшим голосом.

И они снова надолго замолчали. Владимир не мог особенно отвлекаться на разговоры, приходилось следить за дорогой. Машина неслась по степи, подскакивая на ухабах и колдобинах, перетекая вертикальные и горизонтальные изгибы дороги.

Прошли еще час – два пути. Казалось, что они одни на всем белом свете, как в первый день сотворения мира.

Владимир вдруг понял, что в кабине машины есть еще один источник повышения температуры. И он сидит рядом с ним. Причем жар от тела женщины имеет не только внешнее, но и внутреннее свойство. Серафима давно не любила, давно не была ни с одним мужчиной и всем своим нутром была готова отдаться ему хоть сейчас, только помани. Несмотря на нелепость ситуации, Владимиру понравилась мысль о том, что он может обладать ею прямо сейчас.

Это можно было даже посчитать наградой за то, что он совершил вчера. Или не наградой, а очередным искушением, которое толкало его дальше и дальше на кривую дорожку. Будь он сейчас в тиши своего музейного кабинета, то, скорее всего, выбрал бы второй вариант, но тот драйв, который он испытывал от скорости, стремительно меняющихся событий, склонял его к первому варианту. Это, конечно, награда. И не воспользоваться ею было бы оскорблением богам.

Владимир заметил, что Серафима начала ерзать на своем сидении, меняя положение ног. То оголяя коленки, то прикрывая их подолом платья.

– Тебе чего на месте не сидится? – спросил он как можно спокойнее.

– Мы так быстро поскакали назад, что я даже не успела по нужде сходить, – Серафима посмотрела в свое окно, – а сейчас и остановиться-то негде. Ни кусточка, ни деревца кругом.

Солнце уже миновало свою самую жаркую зону и медленно, но уверенно клонилось к горизонту. Владимир тоже посмотрел по сторонам с целью выбрать место для остановки и понял, что выбирать бесполезно. Остановиться можно было где угодно. Не сомневаясь в правильности своих действий, он нажал на тормоза.

– И чего ты молчишь, дура, – с наигранной грубостью продолжил Владимир, – давно бы сказала и остановились.

Машина, скрипнув тормозами, замерла на косогоре и тихонько заурчала еще не выключенным мотором.

– Как говорится, мальчики налево, девочки направо. Мне тоже не помешает облегчиться.

Он засмеялся и подмигнул Серафиме:

– Давай, выходи.

И, показывая ей пример, открыл дверь со своей стороны и шагнул в степь. Встав обеими ногами на землю, он потянулся и расправил затекшие плечи. Его ступни, обутые в резиновые шлепанцы, утонули по щиколотку в желтой пыли. Отойдя к заднему колесу со своей стороны, он встал, расставив пошире ноги, и… принялся рисовать своей горячей струей узоры на обочине дороги. От этого ему стало так легко, что он засмеялся.

– А ведь как мало надо для счастья, Сима! – закричал он, задрав голову. – Правда?

Но женщина не ответила ему.

– Сим, ау, слышишь меня? – повторил он, оборачиваясь и заглядывая за угол «батона».

– Да слышу, чего орешь? Хочешь, чтобы вся степь тебя услышала? – ответила ему женщина, выходя из-за угла и поправляя подол.

Прошла мимо него, снова обдав жаром и слегка коснувшись рукой низа его живота, покосилась на узоры. «Иии, эй, как ребенок!» – прошла вперед, заглянула под капот, покачала головой.

– Что там?

– Тосол, похоже, закипел.

Владимир присел и тоже заглянул под машину. Прямо под двигателем растекалось огромное пятно. Он всю жизнь проездил на советских машинах, а потому, как и Серафима, отлично понимал, что это значит. На малых оборотах двигатель перегревался. Он тут же открыл дверь кабины и посмотрел на приборную доску. Так и есть! Стрелка термометра двигателя скакнула в красную зону. Чисто рефлекторно Владимир, повернув ключ в зажигании, выключил работающий на холостых оборотах мотор. Машина тут же превратилась в кусок мертвого железа, и звуки степной жизни стали доминантными.

– Не надо было останавливаться, – опустив глаза в землю, сказала Серафима, – на скорости машина охлаждается лучше, а теперь нам придется ждать, пока двигатель остынет полностью, чтобы долить тосол.

Владимир согласно кивнул головой.

– В противном случае, не дай Бог, прокладка прогорит, тогда вообще двигатель клинанет. Совсем не доедем.

На это Серафима вообще ничего не ответила, она обошла машину и достала из бардачка мобильный телефон. Покрутилась вокруг, пытаясь поймать волну.

– Связи здесь тоже нет, только экстренная.

– Что будем делать?

– Давай поедим, потом посмотрим.

– А у тебя и перекусить есть?

Серафима усмехнулась.

– Найдется.

А потом подмигнула ему одним глазом и, уперев руки в боки, добавила:

– Выходит, зря ты от меня бегал. Все равно пересеклись наши дорожки. Ну-ка, давай помогай, кладоискатель.