Текст книги "Златник Владимира"

Глава 4

Владимир Леонидович сидел на кухне, опершись локтем на столешницу, и любовался своей дочерью. Ему было хорошо и спокойно, и в то же время он чувствовал внутри какое-то беспокойство.

Вроде бы он снова дома, рядом – дочь. Чего греха таить, ему иногда снилось, что он так вот запросто сидит с ней на кухне на поскрипывающем табурете, слушая ее детские незамысловатые рассказы, и украдкой вдыхает запах ее свежих волос.

Но человеческая память странная вещь. Она оставляет воспоминания, но никогда не указывает на то, что будет. И он понимал, что дочь – уже давно не ребенок, даже совершенно взрослый человек, вон еще и замуж собралась. И рассказы ее были далеко не простые, да и к запаху волос постоянно примешивался аромат какого-то парфюма. Вероятно, французского. Что-то сладковатое и немного приторное, как ему казалось.

Будущее как раз и вызывало беспокойство. Но ко всему этому можно было отнестись философски. Больше всего его почему-то расстраивала такая мелочь, как отсутствие на их кухне табуретов, которые в его представлении были олицетворением домашнего уюта и спокойствия.

Вместо них теперь стояли высокие стулья на блестящих ножках, как в каком-то баре. Вроде бы ерунда, но они были совершенно неудобные. Как будто специально так приспособлены, чтобы не сидеть на них долго, а быстро перекусить и бежать дальше по делам. А он так не любил спешку.

Вот и дочь никак не хотела спокойно сесть рядом с ним, а хлопотала возле микроволновки, проявляя чрезмерную заботу и явно желая скрыть некоторую нервозность.

– Извини, меня дома не было почти месяц, – щебетала она, – поэтому в холодильнике пусто. Так что без разносолов.

– Ничего, я привык, – ответил ей Владимир Леонидович и перевел разговор на более приятную для дочери тему. – А почему твой жених с тобой не прилетел?

Еще по дороге из аэропорта Рита сообщила ему, что выходит замуж за иностранца, с которым познакомилась во время соревнований.

– Рикардо, папа, его зовут Рикардо. Я же тебе говорила. Он итальянец. Не мог со мной прилететь. У него дела, бизнес. Понимаешь?

– Бизнес, – Владимир Леонидович покачал головой. – У всех теперь в голове только бизнес. А как же любовь?

Он еле заметно кивнул головой в сторону спальни, где когда-то застал дочь с мальчиком. Рита фыркнула.

– Ну, пап, вспомнил тоже. Это была не любовь. Так, первое увлечение.

– А Рикардо?

– Рикардо – это серьезно. Он такой мужчина, папа! Мм… Я всегда о таком мечтала. Сильный, красивый и богатый.

Дочь стояла к нему спиной, но Владимир Леонидович почувствовал, как она особенно выделила последнее слово. У нее напряглись плечи – знак того, что именно об этом она хотела сказать ему в первую очередь.

– И он обязательно хочет, чтобы под венец меня вел отец. То есть ты. У них так принято. Это традиция! Понимаешь?

Владимир Леонидович опустил глаза, будто опасаясь, что она прочитает его мысли. Ах, вон оно что! Он-то думал, что дочь и правда за него волновалась и искала. А на самом деле он ей нужен лишь для того, чтобы не ударить в грязь лицом перед Европой. Вся в мать. Он усмехнулся. Но тут уж ничего не поделаешь. Хотя бы ради этого он ей еще нужен. В противном случае там, в аэропорту, вообще прошла бы мимо него, не заметив.

Владимир Леонидович снова поднял голову. Дочь по-прежнему к нему не поворачивалась. Она как будто ждала, что он скажет, как отреагирует на ее слова. Он не стал ее расстраивать.

– Да. Традиция. Понимаю. Это здорово. А чем он занимается, твой Рикардо? Надеюсь, не экскурсовод в турфирме, вроде меня?

Рита на мгновение задумалась и ответила, качнув плечами:

– Нет, папа, он бывший футболист.

Она развернулась к нему и, наконец, села рядом на стул.

– Но, если честно, неважно, пап. Если бы у них экскурсоводы ездили на «Порше», то я была бы не против и экскурсовода. «Порше» – это не старая «шестерка».

Владимир Леонидович прекрасно понимал, что любые его слова сейчас не будут восприняты. Однако он нашел возможным не согласиться с ней.

– Меня моя машина никогда не подводила. Сколько мы с ней наездили! Помнишь? И на рыбалку, и по грибы. И тогда она всех нас устраивала.

Рита достала из микроволновки разогретую пиццу.

– Эх, папка. Помню, конечно. Но неужели ты не понимаешь, о чем я? Или ты все такой же романтик? Как жил в палатке, так и живешь в ней сейчас, – она намекнула на его походный вид, – я об уровне жизни, о нормальном уровне жизни.

И тут ее как прорвало:

– Ты же ушел от нас тогда, оставил практически без средств к существованию. Увлекся своей бредовой идеей с этой монетой, а нам надо было на что-то жить, как-то выкручиваться. И мне, и матери.

Это было неправдой. И Владимир Леонидович, и Рита отлично это знали. Он оставил им все, что мог. И квартиру, и машину – им не надо было особенно зарабатывать. Одна незаконная продажа дома чего стоила, но он предпочел не реагировать и на этот выпад, а понять, к чему клонит его повзрослевшая дочь. Ему это даже стало интересно.

Она поставила перед ним тарелку:

– Вот, ешь. Это самая настоящая итальянская еда. Попробуй.

И отвернулась, чтобы налить горячую воду из кулера. Чайников в их доме тоже больше не водилось.

– Тебе чего? Чай, кофе?

– Чай, если можно. А ты что же, со мной не будешь?

Рита достала из буфета пакетик черного чая.

– Мне такое нельзя. Толстею.

Она села перед ним, макая пакетик в стакан.

– Тебе покрепче или как?

– Нормально, оставь. Сахару, если можно.

Рита поднялась за сахарницей и, ставя ее на стол, спросила:

– Хочешь, расскажу, как мы познакомились?

Владимир Леонидович махнул рукой:

– Конечно.

И та, вздрогнув, как будто внутри нее переключили одну программу на другую, стала рассказывать.

– Не поверишь, пап, случай…

Рита стала в подробностях излагать историю их знакомства, которая, с точки зрения Владимира Леонидовича, была похожа на все подобные истории в мире. Единственное отличие – что это было за границей.

– И тут я подумала, чем черт не шутит. Вдруг это и есть моя судьба. Я решила рискнуть. Ведь один раз живем. А, пап? Ну скажи. Потом ведь всегда можно переиграть? Вот как мама…

Они сознательно не касались в разговоре темы Алевтины, и только сейчас Рита, наконец, почувствовала себя неловко.

– Ой, прости.

Она посмотрела на своего отца, хлопая ресницами.

– Я не хотела, пап, тебя расстроить. Извини.

– Ничего, я не обиделся, – Владимир Леонидович положил свою ладонь ей на руку, показывая, что все нормально, – конечно, можно, доча. Каждый человек хозяин своей судьбы.

– Вот и я так думаю.

Владимир Леонидович лишь улыбнулся словам дочери. Что он сейчас мог ей ответить? Рассказать историю о том, к чему привела его «бредовая идея» изготовить копию монеты? С ее точки зрения, это изначально была авантюра, которая ни к чему хорошему не могла привести. И ведь не привела же.

Что с того, что теперь у него есть все, чтобы изготовить любое количество таких монет. Денег-то, настоящих живых денег у него по-прежнему не было. И пока их нет, дочь будет считать его неудачником, только из чувства такта ни разу не произнесет этого слова вслух.

Дочь продолжала что-то рассказывать. Он продолжал размышлять под ее мерный голос, который заполнял собой все пространство.

Да, для дочери он по-прежнему ни на что не способен. И переубеждать ее было бесполезно. Но он-то себя неудачником не считает, и доказательство тому – тот самый златник Владимира, который лежит сейчас в двух шагах от них: в прихожей, на дне рюкзака, внутри полой ручки от зимней удочки.

Это самый настоящий златник Владимира, который он, пересилив себя, все же взял из могильника, а на его место положил горсть своих монет. Златник стоит несколько сотен тысяч долларов. И за ним сегодня охотятся десятки коллекционеров по всему миру. А если удастся придать статус подлинников остальным монетам, то тогда…

Владимир хорошо понимал, что со златником он гораздо ближе к тому, о чем мечтает дочь, чем она сама. Но сказать ей об этом пока не хотел. Потому что и потерять он мог тоже практически все. Поэтому молчал и слушал план дочери.

О том, как они вместе поедут в Италию, как она поговорит с Рикардо. На самом деле уже поговорила, и тот пообещал помочь найти ее отцу нормальную работу там, за границей. И все это вперемешку с мыслями о свадебном платье. О свадьбе, которая, как она думала, круто изменит ее жизнь – в лучшую сторону…

Слушая ее, он неожиданно зажегся оптимизмом: а чем черт не шутит, может быть, за границей будет проще реализовать его план до конца и продать златник за приличные деньги.

В конце концов, не ради себя он это затеял, ради дочери. И бог с ними, этими муками совести. Переживет как-нибудь. Он просто обязан обеспечить своей дочери нормальную в ее понимании жизнь.

Ход его мыслей прервал телефонный звонок. Маргарита вытерла руки о передник и посмотрела на монитор.

– Надо же, тренер звонит. Надо ответить. Наверняка что-то случилось.

Она взяла трубку двумя пальчиками и аккуратно откинула панель. В трубке раздался громкий женский голос. Его можно было услышать, не поднося телефон к уху.

– Алло, Рита, есть работа. Срочная. Нас приглашают на открытие выставки в одну очень серьезную организацию. Надо выступить с нашей композицией перед тем, как разрежут ленточку. Двойной гонорар за срочность.

Рита посмотрела на отца.

– Варвара Михайловна, но…

– Никаких возражений, Рита. Я все понимаю: Новый год хочется встретить дома, в кругу семьи. Но это работа, понимаешь, работа. Очень серьезные люди просили. Будут богатые иностранцы, фирмачи. К тебе приедут, заберут, выступишь – тут же увезут обратно. Если захочешь, то можешь остаться там на новогодний бал. Отдохнешь как следует. Делов-то на пару часов, а нам и доход, и реклама. Ты просто не можешь подвести команду.

Рита зажала трубку телефона и посмотрела на отца.

– Что скажешь, папа?

Владимир Леонидович пожал плечами и одними губами ответил:

– Ничего не имею против. С удовольствием посмотрю, как танцует моя дочь. И не по телевизору, а вживую.

Рита сказала в трубку:

– Хорошо, пусть присылают машину, но я буду с отцом.

– Не вижу никаких проблем, но мне надо уточнить, – прогрохотала мобильная трубка и отключилась, а Рита вдруг в порыве нежности бросилась к отцу на шею и прижалась к его груди.

– Как я тебя люблю, папка. Тебе понравится в Италии. Вот увидишь.

* * *

Тренер перезвонила и сообщила, что все улажено и организаторы рады видеть их обоих в числе гостей новогоднего бала.

Дальше события стали развиваться стремительно и по сюжету напоминали сказку о Золушке, которую пригласили на бал. Только в роли Золушки выступил он сам, феей стала его дочь, а вместо тыквы к дому подкатил комфортабельный минивэн «Вольво», в салоне которого сидели двое крепких молодых парней. Молчаливых, прилично одетых, обходительных и готовых выполнять любое желание.

Первым желанием Маргариты было: «В магазин».

– Мы же должны тебя прилично одеть.

В бутике мужских костюмов Рита убедила Владимира Леонидовича оставить почти все свои сбережения, зато подобрала ему приличный костюм из чистой шерсти и настояла на том, чтобы он надел не галстук, а бабочку.

Из бутика они переместились в обувной магазин, а затем в парикмахерский салон, откуда он вышел совершенно другим человеком. Он даже залюбовался своим отражением в витрине. Пока он приводил себя в порядок, Маргарита успела подобрать и себе прекрасное вечернее платье и туфли. Все это вежливые молодые люди аккуратно разместили в салоне автомобиля рядом с ее спортивной сумкой, где лежал костюм для танца. Там же они разложили и старую одежду Владимира Леонидовича, а его рюкзак без лишних церемоний засунули под сиденье. Уж очень неприглядно он выглядел во всей этой предновогодней суете.

Впрочем, Владимир Леонидович, ворча по-стариковски, достал его и поставил себе в ноги, чтобы он всегда был перед глазами. На такую причуду никто не обратил внимания.

Усадьба находилась недалеко от города, буквально в сорока минутах езды. Минивэн проехал через главные ворота и остановился возле небольшого двухэтажного здания усадебной гостиницы. Над входом висела вывеска «Граф Воронцов». В холле отеля каждого входящего встречали Дед Мороз и Снегурочка. Дед Мороз раздавал подарки в бархатных мешочках, а Снегурочка – красочные буклеты. Владимир Леонидович и Рита получили свои подарки и прошли к стойке регистрации, где им пришлось немного подождать, так как несколько разодетых женщин возбужденно требовали какого-то Ульриха. Одна из них показалась Владимиру Леонидовичу знакомой. Она тоже как-то странно посмотрела на него и улыбнулась.

Но в это время к ним подошла улыбчивая молодая женщина в фирменной одежде. Сотрудница гостиницы сообщила, что по распоряжению Снежанны Михайловны им предоставили два отдельных номера, где они могут привести себя в порядок. Регистрироваться не обязательно, все формальности решат позже. Также она сообщила, что в буклетах они найдут план-схему усадьбы, номера внутренних телефонов и план мероприятий.

Маргарита захотела осмотреть место выступления, и администратор пообещала показать ей сцену. Они договорились встретиться у ресепшена через пятнадцать минут. Владимир же Леонидович сказал, что ему ничего не надо. Вежливые люди отнесли их вещи в номера и, пожелав приятного отдыха, тут же удалились.

Когда Владимир остался один, он прошелся по номеру, выглянул в окно, полюбовался видом заснеженного леса и изгибом речки, бросил на кровать подарок Деда Мороза, решив, что позже посмотрит, что внутри, и принялся листать рекламные проспекты.

В то же мгновение кровь прилила к голове, и он инстинктивно оперся рукой о стену. С фотографии дорогого буклета, отпечатанного на плотной бумаге, глянул до боли знакомый череп старого воина, в одном глазу которого блестела монета. Его монета. Та, которую он сам положил в глазницу. Подпись на фотографии на двух языках – русском и немецком – сообщала, что закрытый показ находок из кургана «Старая могила» проводится в здании усадебного Эрмитажа и дирекция усадьбы рада ответить на все вопросы заинтересованных лиц.

Покрутив листок в руке и рассмотрев его со всех сторон, он в одно мгновение понял, куда попал. Холодный пот выступил у него на лбу. Владимир уронил буклеты на пол и стремительно подошел к двери. Открыл ее, выглянул в коридор. Он ожидал увидеть там охранников, но коридор был пустым. Тогда он закрыл дверь на несколько запоров, повернул замок, прижался спиной к двери.

Неожиданно поняв, что все его действия бесполезны, он засмеялся и провел руками по волосам, чтобы успокоить дикое сердцебиение, несколько раз глубоко вздохнул и произнес вслух:

– Спокойно, Владимир. Без паники. Если ты еще жив, значит, это кому-то нужно!

Кому это нужно, он пока не мог понять. Если бы у него было время немного подумать, он догадался бы, но сейчас надо перепрятать златник. Кто бы это ни был, он будет обыскивать его вещи и обязательно найдет монету. После этого его жизнь не будет стоить ни гроша. Его и Риты. Владимир Леонидович похолодел. Рита!

Черт, она ведь ничего не знает, но они могут шантажировать ею. Стоп, стоп, пока еще ничего не произошло. Спокойно! Сейчас надо решить, куда спрятать монету. Блин, надо было оставить сумку у Риты в доме. Впрочем, чего теперь об этом говорить. Спрятать монету необходимо здесь и сейчас.

И Владимир Леонидович рывком расстегнул рюкзак, достал из него свою удочку, раскрутил ручку, легонько встряхнул, и в ладонь ему выпал металлический пенал. Он зажал его в кулаке и заметался по номеру как загнанный тигр.

Глава 5

Приблизительно в это же время возле центрального входа в усадьбу Власово остановился серый микроавтобус с яркой красно-сине-белой рекламой депутата областной думы на борту с указанием мобильной общественной приемной и телефонов доверия.

Из машины вышел молодой человек и, слегка ежась от морозца, подошел к будке охранника.

– Командир, – молодой человек постучал в окошко, – выгляни на минуту.

– Чего тебе? – сквозь приоткрытое окошко ответил ему хмурый охранник.

Молодой человек показал красное удостоверение.

– Я помощник депутата, – он назвал известную фамилию, – он сейчас в гостях у вашего хозяина. А у меня для него важные документы.

Парень показал конверт с синими печатями.

– Мне нужно их ему передать. Причем срочно и из рук в руки. Свяжись со своим начальством. Как это можно сделать по-тихому? Понимаю, Новый год, праздник, и все такое. Но дело государственной важности.

Он развел руками. Охранник кивнул головой, давая понять, что понимает ситуацию, и стал связываться с руководством для получения инструкций, а молодой человек вернулся к машине и залез в салон микроавтобуса, громко хлопнув дверью.

В салоне же за плотными шторками сидел майор Бунин. Рядом склонился над станцией слежения оператор.

Майор Бунин, не отвлекаясь, спросил у вошедшего:

– Ну что там?

– Сейчас решают.

Майор кивнул головой и снова уставился в монитор. Сигнал на экран поступал через портативную видеокамеру и микрофон, вмонтированные в большую декоративную брошь, которая висела на груди у… матери Юлии Михайловны. И это было главной неожиданностью в тщательно спланированной операции.

Никто не мог предположить, что Вера Митрофановна, выходя из своего номера, вдруг обратит внимание на брошь дочери и категорично заявит, что она той не подходит, но вполне гармонично будет смотреться на ней.

Юлия не смогла найти аргументов против, и в результате спецоборудование попало в руки, вернее, на грудь человека, не посвященного в детали операции. Она даже не догадывалась о какой-либо операции.

Случилось то, что на языке спецслужб называется «все пошло как-то не так». И это «как-то не так» могло стоить Бунину его погон. Конечно, он немедленно доложил о случившемся своему начальнику и тут же получил приказ прекратить операцию. Но на практике подобное осуществить было уже невозможно. Младший лейтенант Сунгуров, который играл роль помощника депутата, чисто теоретически мог добраться до Веры Митрофановны и каким-то образом снять брошь, но даже при удачном стечении обстоятельств это не могло произойти быстро.

Хотя как он мог снять брошь с груди женщины? Никак. Это же не гусарский водевиль, а реальная жизнь. Можно только постоять рядом с ней и подстраховать от неприятностей. Выключить ее из игры также было невозможно. Поэтому Бунину ничего не оставалось, как следить за ситуацией, чтобы в случае катастрофы вмешаться.

Сунгуров не разделял угрюмости своего начальника. В силу возраста – а он только-только получил лейтенантские погоны – парень планировал весьма весело провести новогодние праздники и проявить свои актерские таланты вкупе с талантами Джеймса Бонда.

В общем, можно было легко и по-быстрому выслужиться. В его голове мелькали планы «захвата Парижа», эпизоды из голливудских блокбастеров и куски лекций в школе полиции по ведению наружного наблюдения.

Картинка на мониторе двигалась, и в кадре постоянно появлялись какие-то лица, которые фиксировала умная программа и пыталась идентифицировать по заранее заложенному алгоритму. Поскольку Вера Митрофановна шла по коридору, перед ней постоянно мелькали люди, выходящие из своих номеров. Рядом с ней шла Юля. Они разговаривали, и их голоса также фиксировались в виде пилообразной кривой линии в нижней части экрана.

– Когда подойдешь к Гансу, держи себя по-простому. Он не любит, когда перед ним лебезят. Помни, что его жена – моя подруга.

– Да помню, я мама. Помню.

– Вот и отлично. И не сердись на мать. Мать лучше знает, что делать.

– Ой, хватит…

* * *

Калита выслушал доклад начальника охраны, поправляя бабочку на смокинге. В большом зеркале, которое занимало почти всю стену, он смотрелся величественно. Он себе нравился, поэтому был в благодушном настроении.

– Проверили депутата?

– Так точно, – ответил отставной полковник по селекторной связи. – Такой в наличии имеется.

Калита чертыхнулся.

– Да не наличие депутата надо проверить, а действительно ли он ждет документы? Есть ли у него такой помощник? Вы что тупите под Рождество?

– Не туплю, Иван Матвеевич. На это у меня не было полномочий. Разрешите проверить?

– Разрешаю. И по-тихому. Не портите людям праздник.

– Есть не портить людям праздник.

Калита отключил селектор, но огонек громкой связи тут же замигал. Калита отжал кнопку и услышал голос Унгера:

– Найденов и его дочь вышли из своих номеров и вместе со всеми направляются в танцевальный зал.

– Хорошо, до окончания торжественной церемонии ничего не предпринимайте. Успеем. Рождественские каникулы длинные.

– Понял.

Калита немного помолчал.

– Как там его дочь? Хороша?

– Ничего деваха! – ответил фамильярно Унгер. – Самый сок.

– Смотрите там, без глупостей. Пока они будут на балу, проверьте их номера.

– Это понятно.

Калита отключил связь и сам набрал номер Снежанны.

– Я готов, что делаем дальше?

– Отлично, дети тоже готовы. Выходи. Надо встречать гостей.

По замыслу Снежанны они планировали встречать гостей, стоя на ступеньках парадной лестницы, а мажордом, старший управляющий, выслушав имя гостя, должен был громко озвучивать его. Как на балу у Воланда и Маргариты из романа Булгакова.

Они долго готовились и репетировали эту сцену. Снежанна даже сшила специальное платье для такого случая. Но все равно оба волновались. Все-таки Иван Калита должен был впервые выступить в свете как настоящий владелец этой усадьбы.

Гостей было много. Кареты подкатывали к подъезду, из них выходили дамы в вечерних платьях и господа в строгих смокингах. Генералы, полковники, чиновники, крупные бизнесмены, бандиты, артисты. Их жены, любовницы, дочери. Все они подходили к Калите с приветствием и поздравлением. Калита жал гостю руку, Снежанна целовала гостью, а дети вручали им небольшой подарок. Это были открытки, сделанные руками детей из детского дома, над которым шефствовала их благотворительная организация.

Оркестр, расположившийся на небольшом балкончике под потолком, играл легкие венские вальсы, официанты подносили бокалы с шампанским, небольшие угощения гости брали сами на столах, которые стояли вдоль стен коридора, ведущего в большой танцевальный зал.

Каждый из гостей считал, что попал на мероприятие, о котором еще долго будут говорить. Однако никто из них даже не догадывался, что все это великолепие – для покорения одного-единственного человека. Барона Мительштриха, советника министра культуры Германии, владельца самой большой частной коллекции антиквариата в Европе, который контролировал все торговые сделки на белом и черном рынках Старого Света.

Сам же барон, отпрыск древнего рода, который вел свое начало от рыцаря ордена тамплиеров, отлично понимал, что происходит вокруг, и от всей души забавлялся. Потому что знал, что при любых других обстоятельствах нынешние хозяева усадьбы, даже если бы вывернулись наизнанку, то все равно не смогли бы приблизиться к нему.

Но сейчас ему обещали показать и, возможно, даже продать златник Владимира. По имеющимся у него данным, эта монета могла быть настоящей, а он как никто другой ценил и понимал настоящую старину. И только поэтому был здесь.

Однако он понимал: чтобы соблюсти приличия и не привлечь внимание к возможной сделке, надо играть роль иностранного туриста, который отправился в рождественское путешествие с целью изучения загадочной русской культуры.

Поэтому он согласился на то, что рядом с ним будут постоянно находиться подруги его русской жены, а также на треух, валенки и тулуп, который на него напялили почти сразу, как он пересек границу. В них, конечно, было очень тепло, да и прелести русских женщин, особенно Юлии, его, если честно, не раздражали. Но все это было вторично.

Главное – это златник Владимира…