Текст книги "Златник Владимира"

Глава 3

Выслушав рассказ Глеба, Калита встал из-за письменного стола и отошел к окну, сунув руку за ворот толстого бухарского халата. Почесал свою волосатую, уже успевшую покрыться легким жирком грудь.

Перед его взором открылась величественная картина уснувшей природы. Заснеженный парк, поле с домиками огородников, шоссейная дорога, по которой в обе стороны бежала нескончаемая вереница машин. Ряд деревьев, над которыми поднимался густой серый туман, обозначающий незамерзающую реку, а прямо за рекой – высоченный холм, покрытый зеленой растительностью и освещенный там, где проходили две горнолыжные трассы.

Прямо под ногами Калиты несколько человек чистили снег перед дворцом – готовили площадку для фейерверка по случаю приезда больших гостей.

«Надо бы холопам по рюмке водки выдать, – мелькнуло у него в голове. – Чтобы были веселее, когда гости приедут. Пусть у них тоже праздник будет!».

Кабинет Ивана Калиты находился в башне дворца графа Дашкова и возвышался не только над всей усадьбой, но вообще над всей окружающей территорией. Иногда в тумане, когда не было видно земли, казалось, что он плывет в небе, унося его владельца в голубые дали. Однако Иван Калита не был сентиментальным человеком, поэтому не мог долго заниматься созерцанием природы.

– Так чего же ты его там не грохнул, Глебушка? – спросил он у своего собеседника, не поворачиваясь к нему лицом. И потом, скрывая улыбку, добавил: – Получил бы двойной гонорар!

У Калиты было хорошее настроение, поэтому он позволил себе немного похохмить. Однако Глеб юмора не оценил. Ведь голос, которым были произнесены эти слова, вызывал дрожь у людей более крепких, чем он. Поэтому, сглотнув слюну, ответил:

– Где? В аэропорту? – и вдруг, не понимая, что несет полную ерунду, начал оправдываться: – Иван Матвеевич, это было нереально. Там же кругом охрана, камеры.

Иван Калита обернулся к нему с ухмылкой и произнес:

– Ты забыл добавить: «Это не мое дело».

Глеб мотнул головой и пожал плечами, соглашаясь.

– Ну да. Не мое.

И отвел в сторону глаза.

Он отлично понимал, что сейчас жив только потому, что в ту страшную ночь на раскопках прикидывался пьяным и спящим, а потом в своих показаниях подтвердил, что Иван Калита пьянствовал вместе с ним, Снежанной и Генрихом Унгером и не покидал борта катера (хотя это было далеко не так). То есть фактически стал соучастником.

И они оба это знали. Просто Калита по достоинству оценил усердие Глеба, восприняв его как преданность к себе, и за это сделал его своими глазами и ушами. Официально его должность называлась «директор по связям с общественностью благотворительного фонда «Наше Наследие». Глеб же отлично понимал все преимущества того, что знает и, самое главное, умеет хранить главную тайну своего хозяина.

В общем, они нашли друг друга.

– А какое твое дело? – спросил Калита.

– Мое – смотреть и слушать, – нагло ответил Глеб и добавил: – У меня это отлично получается.

– Тогда объясни мне, куда запрятался этот мудак, что его два года никто не мог найти? И как ему удалось убрать моего человечка там, в станице?

– Насчет станицы врать не буду – не знаю. А куда он пропал, я выяснил. Он женился, сменил фамилию и свалил из родных мест. Все просто.

– Как узнал?

– В аэропорту показал ментам его фото. Один из них вспомнил, что недавно проверял его документы и запомнил фамилию. А пробить его по базе данных – дело несложное.

– Где он скрывается, теперь известно?

– Да.

– Менты кипиш подняли?

– Вроде нет, – Глеб сделал характерный жест, потер подушечки большого и указательного пальцев. – Поблагодарили за бдительность, и мы пришли к общему выводу, что я обознался. Типа похож, но не он.

– Хорошо.

Иван Калита снова отвернулся к окну. Все же не обманула его интуиция, когда он послал Глеба в аэропорт встречать эту девицу. Не зря он за ней постоянно приглядывал. Чувствовал, что должен этот хрен вылезти из своей берлоги рано или поздно. И именно ради нее. Так и случилось!

Только если раньше у Калиты был план убрать археолога сразу, свалив на него все свои грехи, и перед смертью вытрясти правду: украл ли он что-то из кургана, – то сейчас можно было не торопиться. Надо спокойно вытащить из него всю душу, а потом сделать так, чтобы он исчез навсегда. Или нет, лучше пусть он сам повесится и оставит после себя предсмертную записку. Мол, так и так, виноват, не могу больше жить! Убийство совершил я, украденное утопил, себе ничего не оставил. Пусть потом кто хочет, золото в реке ищет.

Да, это хороший вариант. Калита улыбнулся сам себе.

– Возьми у Унгера двух человек покрепче и пошли за ним и его девкой, – приказал Калита Глебу. – И сам с ними съезди, посмотри, чтобы все было аккуратно и тихо. Привези обоих сюда, посадишь в казематы. Адрес, где их найти, я надеюсь, ты узнал.

– Конечно. Но… – попытался возразить Глеб.

– Просто посмотри за всем за стороны, – прервал его Калита, – сам ни во что не лезь. Только в крайнем случае. Понятно?

– Нет, непонятно. Зачем снова влезать в криминал? – Глеб неожиданно осмелел и напомнил хозяину об их тайне.

– Найдешь другой способ, я не против. Мне нужно, чтобы они были здесь.

Он раздраженно ткнул пальцем в пол.

– Здесь, понятно?

– Хорошо, я все понял, – удрученно вздохнул Глеб.

– Вот и отлично. И не ссы ты так, подумаешь, какой-то бомж.

Глеб недовольно покачал головой, не соглашаясь с Иваном. Но тот снова не дал ему договорить.

– Все, иди, занимайся этой проблемой. Я тебе ее поручаю. Надеюсь, ты понимаешь, что это наша общая проблема? – надавил на слово «общее» Калита, напоминая своему собеседнику, что они легко могут стать соучастниками.

Глеб понял, что спорить бесполезно, повернулся и пошел к двери. Калита проводил его пристальным взглядом и, когда тот уже взялся за ручку, крикнул вдогонку:

– Да, и позови мне Унгера и Снежанну. Скажи, что нужны! Срочно.

* * *

Жизнь в усадьбе графа Дашкова, что в селе Власово, резко отличалась от жизни таких усадеб, как «Ясная поляна», «Поленово» или «Середниково», и еще целого десятка государственных музеев-усадеб, разбросанных по городам и весям нашей страны. И первое отличие заключалось в том, что государственные учреждения жили за счет средств, выделяемых из бюджетов различных уровней, которых постоянно не хватало на реставрацию и поддержание памятников в нормальном состоянии.

Усадьба же Дашкова в селе Власово была первым опытом государственно-частного партнерства и потому, с одной стороны, притягивала к себе пристальные взгляды властей, с другой – никто особенно не вдавался в подробности запутанных финансовых схем, за счет которых усадьба жила, в кратчайший срок выбившись в образец сохранения памятника культуры.

Именно поэтому в усадьбу любили приезжать чиновники всех мастей, а однажды с официальным визитом ее посетил вице-президент с супругой и оставил запись в книге почетных гостей.

Обладая таким мощным покровительством, Иван Матвеевич Калита жил в усадьбе как полновластный хозяин и, можно сказать, настоящий барин, который вершил судьбы людей, находящихся в его подчинении. Правда, при этом всегда оставался в тени. Унгер же выполнял при нем обязанности управляющего, директора фонда и прочее, прочее, прочее. Унгер следил за тем, чтобы в его владениях было все в порядке и никто не лез в их дела.

Роль же официального лица благотворительного фонда и заместителя директора по культуре выполняла Снежанна, теперь уже законная супруга Калиты и мать двух очаровательных погодков: Андрея и Анны, детей Ивана. Она же отвечала за все выставки и встречи с официальными лицами. И, надо сказать, неплохо с этим справлялась.

Но это был фасад здания, у которого имелась и изнанка, ведь Иван Калита не оставил своего основного занятия, а именно – «торговли антиквариатом». Наоборот, он, что называется, благодаря усадьбе перешел на новый, более высокий уровень.

Как доказательство тому – лично к нему на встречу и переговоры по дальнейшему сотрудничеству приезжал сам барон Ганс Мительштрих, один из ведущих коллекционеров в Европе и по совместительству один из крупнейших торговцев антиквариатом.

Именно поэтому в этот день в усадьбе все стояли на ушах и готовились к встрече большого гостя.

Генрих Унгер носился, проверяя посты охраны и готовность слуг к реализации задуманных развлечений, а Снежанна разрывалась между банкетным залом, кухней, парикмахерской, портновским цехом и конюшней, где стоял ее новый конь Снежок, на котором она рассчитывала выехать к гостям в костюме наездницы времен Брюллова.

* * *

С Генрихом Глеб связался по рации, которую взял у охранника, сидящего на выходе из дворца. Унгер сообщил ему, что находится в комнате-аквариуме под беседкой-ротондой на прудах. Глеб взял один из припаркованных квадроциклов и полетел к нему на встречу. От дворца до беседки было не более двух минут езды. Глеб проскочил по горбатому мостику на искусственный остров и затормозил возле квадроцикла Генриха, брошенного перед входом в открытую беседку.

В центре беседки была винтовая лестница, которая вела под землю, в комнату с одной стеклянной стеной, через которую можно было наблюдать за подводным царством. Глеб оставил свой квадроцикл рядом и спустился по лестнице вниз. Практически сразу увидел Генриха, который с напряженным видом смотрел через стекло на дно пруда. К сожалению, зимой подводный мир был не особенно живописным, но даже и в таком состоянии вызывал восхищение. При помощи подсветки в толще воды угадывался остов какого-то корабля, искусственно здесь затопленного, между мачтами которого плавали несколько карасей и сонных щук.

Генрих держал перед губами рацию и кому-то командовал:

– Пусть луч света бьет вверх под косым углом. Так, еще чуть-чуть… Хорошо.

Глеб чуть прищурился и увидел, что у самого дна копошится аквалангист, который пытается установить под водой мощный фонарь.

– Все, проверь провода и можешь вылезать. Жди на базе дальнейших указаний, – приказал Генрих и отключил рацию. Повернулся к Глебу.

– Видишь, светомузыку под водой устанавливаем. Чтобы под ногами у гостей, когда на коньках начнут кататься, огонечки мигали. Красиво, оригинально. Ни у кого такого нет.

Он явно наслаждался процессом, но, увидев серьезное лицо Глеба, снял с лица улыбку:

– Что у тебя?

Он махнул рукой, приглашая пройти к двум мягким кожаным диванам, которые стояли напротив прозрачной стены. Между диванами размещался накрытый столик.

– Ты обедал? – обратился к Глебу Генрих. – Садись, перекуси. Заодно и расскажешь, что там…

Он указал головой на небо. Глеб присел на край кресла, отщипнул немного от мягкого лаваша, положил на него кусок ветчины. Жадно откусил.

– И то правда, перекушу по-нормальному, а то когда еще придется? – он начал тщательно жевать, осматривая живописно расписанную комнату. – Да, умели жить.

Генрих поморщился, но ничего не ответил. Он провел рукой по рамке картины, которая висела над столом, и увидел на подушечках пальцев пыль, тут же схватился за рацию.

– Кто там есть в службе уборки?

В рации зашипело.

– Пришли девочек в аквариум, пусть пыль протрут на картинных рамах.

– Принято.

Только после этого Генрих успокоился и тоже сел на диван, подвинул к себе тарелку с овощами.

– Так что стряслось?

Глеб к этому моменту дожевал свой кусок, поэтому проговорил все достаточно четко:

– Я нашел того археолога.

При слове «того» Глеб поморщился, как будто на зуб ему попало что-то холодное.

– Иван приказал мне взять у тебя двух специалистов и привезти археолога и его дочь в усадьбу, разместить их в казематах.

– Когда? Сегодня? Он что, совсем с ума сошел? – вспылил было Генрих, но тут же запнулся, как будто его уста замкнула сургучная печать. – А, э-э…

Занятый хозяйственными делами, он не сразу переварил информацию от Глеба, но когда до него дошло, он даже вытянул губы трубочкой, чего-то соображая.

Как и у Глеба, жизнь Генриха Унгера разделилась на две части. До и после кургана. В отличие от Глеба, который не раздумывая принял сторону Ивана и взял на себя часть ответственности за произошедшее, Унгеру пришлось сильно подумать перед тем, как сделать такой выбор.

Когда в ту ночь Калита вернулся на катер в пыли, крови и с огромным мешком, в котором что-то звякало, он даже собрался сдать его полиции. Однако предъявленная ему запись его пьяного бреда, предложенные деньги и обязательства участия в любом проекте, да и банальный страх в итоге заставили его так же написать в протоколе допроса гарантию того, что Иван Калита не покидал катера.

Правда, потом Унгер никогда не жалел о своем выборе, ведь он мог сотворить здесь такой чудесный усадебный парк, которым искренне гордился. И вот, видимо, пришло время расплаты за тот выбор.

– Он хочет и девочку силой сюда притащить? – наконец выдавил из себя Генрих.

– Если не будет другого выхода.

– А другой выход есть?

– В общем, да. Она гимнастка, художница. Можно пригласить ее выступить перед гостями. Скажем, что надо срочно, пообещаем солидный гонорар.

Генрих, довольный, закивал головой. Ему стало казаться, что все, может быть, обойдется.

– Мы ведь можем предложить гонорар ему и его дочке. Что-то солидное. И он будет молчать. Как ты думаешь?

Глеб обреченно пожал плечами.

– Мне кажется, у Ивана другие планы на него. Он однозначно сказал: «Казематы», – а с ним по этому поводу лучше не спорить. Сам знаешь.

– Да, знаю, – в отчаянии выпалил Генрих. – Нас же он убедил молчать, мы что, плохо живем сейчас? Почему с ним нельзя договориться? Мы что, ему здесь места не найдем?

Вопрос повис в воздухе. Глеб снова мотнул плечами.

– Почему? Можно, наверное, но… ты же знаешь Ивана.

Глеб похлопал губами и, не подобрав слова, замолчал.

– Так кого дашь из своих людей?

Генрих поднес к губам рацию, а потом резко отстранил ее. Показал рукой, что сбрендил:

– Что я делаю, такие команды надо давать устно. Поехали.

Он встал и пошел по лестнице наверх.

– Подожди. Давай сначала заедем к Снежанне? Может, она подскажет, как Ивана убедить.

И уже на ходу затараторил:

– Заодно возьмешь приглашение у нее для девочки. Сразу обсудим со Снежанной Викторовной, как это выступление можно вставить в концертную программу. Ею, я надеюсь, ты лично будешь заниматься?

– Придется, – прохрипел Глеб, преодолевая крутой подъем и глядя в толстую задницу Генриха. – А к Снежанне все равно надо заезжать, Иван ее звал к себе. Впрочем, и тебя тоже. Чуть не забыл тебе это сказать. С этими проблемами у меня тоже ум за разум начал заходить.

* * *

Снежанну они нашли на конюшне, где она тренировалась на своем Снежке.

Конюшня располагалась в самом дальнем углу усадьбы, за полями для гольфа и лаун-тенниса. Зимой они были просто ровными прямоугольными полями, через которые можно было проехать на снегоходе. И лишь одна площадка прямо перед конюшней была очищена от снега, и то исключительно потому, что в зимнее время ее использовали как площадку для приземления вертолета и остановки дирижабля. Специальная десятиметровая башня для швартовки воздушного корабля торчала из крыши конюшни. По винтовой же лестнице можно было спуститься вниз, к лошадям.

При Снежанне, как всегда, был целый выводок слуг, советников и тех, кого можно назвать просителями. Вся эта «группа поддержки» стояла возле ограды и смотрела, как хозяйка усадьбы гарцевала на белом жеребце, заставляя его вытягивать ноги, останавливаться и кружить на одном месте.

Это было красиво, и все, кто наблюдал за этим действием, аплодировали наезднице. Больше всех хлопали двое малышей, укутанных в толстые верблюжьи покрывала. Они сидели в миниатюрных санях, запряженных пони, под присмотром двух дюжих конюхов и няни, женщины средних лет, отдаленно напоминающей Мери Поппинс.

Малыши искренне радовались тому, что вытворяет наездница, и кричали:

– Мама, мама, мама!

Замужество и рождение детей, а также то, что Снежанну поставили управлять таким большим хозяйством, сильно повлияло на ее сознание. Она очень быстро превратилась из обычной прожигательницы жизни в светскую даму и деловую женщину, известную своей благотворительностью. Чтобы соответствовать такому имиджу, она успела поступить на заочное отделение института управления – подучиться, тем самым по максимуму распорядившись шансом, что ей выпал.

В общем, это уже была не та Снежанна, которая готовила коктейли для мужской компании на катере в легкомысленном купальнике, демонстрируя всем свои прелести. И она не готова была вот так просто потерять то, что имела. Сегодня ей было за что бороться и чем дорожить. И она отлично понимала, насколько хрупким является ее благополучие.

Увидев, как Глеб и Генрих слезают с квадроциклов, она тут же почувствовала, что этих двоих занесла к ней нелегкая. Никогда раньше они не пересекались без надобности. Только общее тайное прошлое могло заставить их прийти к ней, да и то наверняка по приказу Ивана. Когда они присоединились к зрителям и помахали ей, привлекая внимание, она поняла по их приторно равнодушным лицам, что не ошибается.

Подъехав к ним, она остановила жеребца и, успокаивая, похлопала его по холке. Жеребец нервно загарцевал на месте, как будто почувствовал нервное напряжение, которое появилось между хозяйкой и теми, кто стоял за оградой.

– Ну, – обратилась она к ним, переводя взгляд с одного на другого, пытаясь догадаться о том, что произошло и как на это реагировать.

– Надо поговорить, – ответил за обоих Глеб.

– Срочно?

– Тебя Иван к себе зовет. Но есть еще один разговор. Конфиденциальный.

– Хорошо, я сейчас. Давайте встретимся в синем кабинете. Я сейчас туда подъеду.

И Снежанна отъехала от них, сделав круг по арене, демонстрируя великолепную выучку жеребца. Этот круг ей был нужен, чтобы вернуть над собой контроль.

* * *

Фиолетовый кабинет располагался в Эрмитаже – двухэтажном здании на берегу второго озера в общей каскадной системе прудов усадьбы. Всего в усадьбе некогда было три озера. Одно из них засыпали еще во времена Советского Союза.

В Эрмитаже было семь комнат, в каждой из которых стояли семь разных музыкальных инструментов. Цветовая гамма убранства стен каждого кабинета соответствовала одному из семи цветов радуги или букве из известной поговорки: «Каждый охотник желает знать, где сидят фазаны!». Красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий, фиолетовый.

Фиолетовый кабинет был седьмой комнатой Эрмитажа.

Именно в нем планировалось продемонстрировать экспонаты из кургана во время закрытого показа. Фиолетовый цвет придавал таинственности и позволял полноценно представить золотые украшения из могилы. Для пущего эффекта в центре комнаты поставили саркофаг с костями воина, а вдоль стен расставили стенды, сделанные из бронированного стекла, в которых разместили предметы из кургана. Золотые предметы были под стеклом, керамика и дерево висели на стенах и стояли на полу.

У каждого стенда имелся еще и небольшой секрет. В случае непредвиденной ситуации или опасности крышка переворачивалась и убирала предмет внутрь металлического ящика-сейфа, который можно было при помощи специального ключа вынуть из ниши и унести из комнаты. Кнопка, которая приводила данный механизм в действие, и ключ находились постоянно на брелке у Калиты и у Снежанны. Кнопка действовала дистанционно.

Попасть же в эту комнату и уйти из нее можно было не только через центральный вход, но и через систему тайных ходов, которая опутывала всю усадьбу и связывала все ее здания. Центром этой системы были как раз те самые казематы (или подвальные помещения), расположенные под главным зданием усадьбы, схематически являющейся зеркальным отражением этого здания.

То есть, если башня графа располагалась над левым крылом дома, то под правым его крылом находился большой колодец, со дна которого в разные стороны расходились коммуникации, туннели и тайные ходы: в оранжерею, столовую, к Эрмитажу, на дно озера через специальный шлюз, к небольшой церквушке на окраине усадьбы. А некоторые вообще уходили на берег Москвы-реки. Один из таких ходов вел к котельной, в которой круглые сутки работали несколько молчаливых узбеков.

Когда Калита вступил во владение усадьбой, он и представить не мог, что существует такая разветвленная сеть коммуникаций. Узнал он о ней совершенно случайно, разбирая старые бумаги в усадебной библиотеке. Разобравших в чертежах, понял, что данная система досталась ему в наследство от прежнего владельца усадьбы, который увлекался масонством и тайными обществами. Калита вложил немало средств в ее реставрацию.

За пару лет он почти полностью восстановил систему подземных ходов, при этом лишь один туннель был оставлен для туристов. Этот туннель пользовался успехом у всех посетителей усадьбы и был частью обязательной туристической программы.

Но большинство из восстановленных ходов напрочь исчезли из документов, а еще несколько лазов обозначались как обрушившиеся и закрытые, то есть опасные для прохода.

После того как несколько раз сменили персонал усадьбы, полноценно пользоваться системой ходов могли лишь Калита, Глеб, Ульрих и Снежанна. При этом Калита считал, что знает всю систему ходов. Остальные имели представление только о той их части, в которой приходилось чаще всего бывать.

Однако на самом деле даже Калита толком не знал, сколько еще было в усадьбе подземных ходов и куда они могли вывести. Ведь в каждом туннеле существовали технические ответвления и тупики, оканчивающиеся провалами или завалами.