Текст книги "Я стою у ресторана: замуж – поздно, сдохнуть – рано"

И у меня получится целый подоконник друзей в цветах… Я буду о вас заботиться, с вами беседовать, вас лелеять. Когда я буду уезжать на съемки – вдруг меня снова начнут снимать, – я буду забирать вас с собой в цветах… Представляешь, прихожу я в клуб на встречу со зрителями и объявляю: я к вам пришла не одна, со мной в сумке моя подруга, заслуженная артистка…

Звонок.

(Бросив трубку, идет к двери) Что скажете новенького?

Голос (нежно). Мне Нину.

Она. Нины нет дома… Информация устраивает?

Голос. А кто вы?

Она (терпеливо). Я – Нина!

Голос. А я Гоша – танцор. (С сильным акцентом.) Я жду ответа: почему не открываете дверь?

Она. Вы опытный аферист, сразу видно по вашей наглости. Наверняка подслушивали под дверью мой разговор. Потому, надеюсь, вы поняли: прошла пора, когда я открывала дверь, если этого хотели другие. Теперь я открываю дверь, только… только… если этого хочу я! Все!

Голос. А почему вы сейчас не хотите?

Она. А потому, что вы мне не нравитесь.

Голос. Чем я вам не нравлюсь? Вы же меня не видели? Мне Нину!

Она. Я чувствую – у вас слишком большая нога… Нины нет дома…

Голос. Согласен… Но что из этого… Например, у Сирано де Бержерака был слишком большой нос. Но разве найдется женщина, которая не впустила бы Сирано де Бержерака? Теперь представьте, что у Сирано де Бержерака вместо носа – моя нога. А у меня вместо ноги его нос!

Она. Не запутывайте меня. Я все равно вас не впущу. Это как дважды два.

Голос. А я все равно к вам приду… Хорошо, что я к вам приду…

Она. Хорошо, что я вас не впущу.

Голос. Одна моя знакомая тоже долго меня не впускала… Однажды ей позвонили с почтамта и сказали, что на ее имя пришла очень тяжелая посылка. Согласна ли она оплатить доставку?

Естественно, она согласилась… Трое рабочих внесли к ней… меня в ящике из-под радиолы «Симфония». Правда, меня чуть не разорвала ее собака… Хорошо, что ваша собака на примерке намордника… Видите, даже собака не мешает вам впустить меня. Что вы молчите… Я замерзаю!!! Я южанин!!! Мне Нину!

Она. Нины нет дома… Ха-ха-ха!

Голос. А вы кто? Что вы смеетесь?

Она. Нина! Мне понравилась история про радиолу «Симфония».

Голос. Я расскажу вам тысячу подобных историй.

Она. Не расскажете!

Голос. Послушайте, а может, вы ждете мужа? Я – негодяй! Я даже не поинтересовался, есть ли у вас муж..

Она. Только не будем! Вы ведь все подслушали? Вы все знаете! Странно не то, что у меня сейчас нет мужа… Странно, что он был. Например, совсем недавно по отпечаткам пальцев выяснилось, что я вообще вырождаюсь… У меня на десяти пальцах всего два кружочка, а остальное – петли! Поэтому, чтобы иметь детей, мне нужен муж с острова Пасхи. Ха-ха-ха! Но теперь все это неактуально. Теперь я стала феминисткой… И как моя собака… хочу быть одна… Хочу в одиночестве донашивать свои пальцы! Ха-ха-ха!

Голос. Следовательно, реальный скучный муж – тоже не помеха… Но еще есть некто… Романтический он. Назовем его Саша… Ах, как она его любила!

Она. Ах, как я его любила!

Голос. И все-таки… Все-таки вы ушли от него?

Она. Я никогда от него не уходила. Тысячу раз мечтала… Но всегда уходил он. Уходил, когда хотел. И возвращался, когда хотел. Вру… один разок… все-таки удалось! Это… уже после Мартироса… когда он встретил меня… в третий раз… в разгаре моей губительной красоты… Ха-ха-ха! Я думала тогда, что он даже полюбил меня… Ведь должно быть что-то… что он называл любовью? Сказала глупость! Ха-ха-ха! Короче, романтическая реваншистка, я заставила его поехать со мной на юг… в тот самый город, где был зачат убиенный зародыш. К той самой вечной воде… Проклятой воде, где я его всегда любила. Собачка у булочной… Правда, когда мы приехали, он сразу страшно запил. Оказалось, он приехал не со мной – к воде. Он приехал – пить… На море он так и не вышел.

Кого только он не приводил тогда в дом: бродячих котов, от которых я покрывалась лишаем… каких-то забулдыг с пляжа… В тот день он отдыхал в саду за столом с очередными друзьями. И я, не говоря ни слова, собрала вещи и рванула в Москву… Я пять дней жила в Москве. Точнее, заставила себя жить… На шестой день, погибая от нежности, от раскаяния – он ведь не знал, где я, он умирал от страха! – я прилетела обратно. Была ночь… Но я на попутке все-таки добралась! Уже предчувствуя радость примирения, я подошла к забору Посредине двора стоял тот же стол. Те же люди сидели за теми же бутылками в тех же позах. Когда я вошла, он спросил: «У тебя, случаем, нет сигарет? У нас все кончилось!» Ха-ха-ха! Он… не заметил!! Ха-ха-ха-ха!

Голос. Это вы так рыдаете?

Она. Да…Ха-ха-ха!

Голос. Я могу порыдать за вас.

Она. Не сумеете.

Голос. Ну что вы, это моя работа… Разве вы до сих пор не поняли, где может работать человек с такой нестандартной ногой? Я клоун! (Рыдает) Так достаточно?

Она. Маловато…

Голос. А так? (Рыдает)

Она. Нет, у вас не выходит… Вы все-таки мужчина. Послушайте, а вы хитрый, вкрадчивый аферист, да?

Голос. Я клоун…

Она. Знаем таких клоунов! Моя знакомая Вика Полищук встречалась с одним… таким же… клоуном. И однажды… у нее потерялась бриллиантовая подвеска от сережки! Через некоторое время… ее ближайшая подруга Кира Иванова тоже… сменила серьги. Но в этот момент Вика Полищук стала феминисткой. А у феминисток – зверская интуиция! Короче, она приперла к стенке Киру Иванову… и выяснилось: этот мерзавец встречался с ними обеими… И когда они помирали от любви… в разгар страсти… Он скусывал бриллиантовые подвески на их серьгах. Это была его профессия! Ха-ха-ха!

Голос. Но у вас нет бриллиантовых серег…

Она (вздохнув). Нет…

Голос. Вот видите! Ни собаки, ни мужа, ни серег – у вас нет ничего, что помешало бы вам немедленно открыть дверь! Хотя, конечно, я чувствую, у вас было много разочарований… Но если я начну рассказывать свои разочарования – человека с большой ногой…

Она (почти кричит). Не надо!

Голос. Почему?

Она. Я очень устала от этих рассказов. Я почему-то у всех мужчин вызываю страстное желание: немедленно рассказать мне свою неудачную жизнь. Например, вчера сажусь в такси… Рядом с таксистом – ребенок. И таксист тут же, немедленно начинает рассказывать мне историю своего развода. Он так заполз мне в душу, что я уже готовилась предложить ему брать его ребенка на выходные! Но, слава богу, крошка не сплоховал. Он посмотрел на меня и говорит: «Отчего эта тетя такая противненькая?» Ха-ха-ха!

Долгое молчание.

Что вы затихли там?

Голос. Это я плачу! За вас! Сила моих рыданий так велика, что они не слышны.

Она. Ха-ха-ха.

Голос. После таких рыданий обычно я вынимаю дудочку…

Она. Какую дудочку?

Голос. Как гаммельнский крысолов, я играю на дудочке – и выманиваю из квартир тоскующие души.

Она. Как… у вас есть дудочка?

Голос. Но какой же клоун выходит из дома без дудочки?.. (Играет) Вы идете за мной?

Она. Куда мы идем?

Голос. Высокое небо… И голос далекой птицы.

Она. Да… да… Высокое небо… И голос далекой птицы…

Голос. И как в детстве перед сном, когда шепчут, чтобы все исполнилось завтра… Шепчите! Шепчите! Шепчите!

Она. Боже мой… Боже мой! (Подходит к двери и открывает.)

Он (врываясь) – Ха-ха-ха!

Она. Ха-ха-ха!

Он (корчась от смеха). Ха-ха-ха!

Она. Ха-ха-ха!

Он (падая от смеха). Ха-ха-ха!

Она. Ха-ха-ха. Молодец, Саша!

Он. Ничего, да? (Постепенно перестает смеяться. Но вот опять взрыв его хохота)

И вновь какой-то истерический, надрывный общий хохот.

Она. Ха-ха-ха! Умираю!

Он. Нуты даешь… Ха-ха-ха… Пустить первого встречного.

Она. Ха-ха-ха. Как ты сразу меня уничтожаешь.

Он. Первого встречного грузина с копытом… Ха-ха-ха!

Она. Ничего, ты столько раз впускал первых встречных. Ха-ха-ха! Теперь я стала феминисткой, теперь моя очередь…

Он (резко обрывая смех). Нет, ну дойти до того, чтобы в час ночи… незнакомого грузина! Урода! Распад! (Машинально ест грибы,)

Она. Не надо!!!

Он (поедая грибы). Конец личности! Все!!!

Она. Не надо все время машинально есть!

Он. Потрясающе! Я пришел. Взять кроссовки. Но меня она не хотела пустить в дом! В дом! А первого встречного грузина с дегенеративной ногой!

Она. Дались тебе его ноги… Я прошу тебя: не ешь!

Он (все так же машинально отодвигает кастрюлю). Сначала я битый час выслушиваю этот бред по телефону…

Она. В смысле «подслушиваю»…

Он. Нет, ну просто интересно – сколько можно болтать о чепухе? Болтать, хохотать, болтать, хохотать!

Она. Последняя роль, которую я хотела сыграть в вашем треклятом театре… была старая Актриса. Она все время хохотала… мне это так нравилось! Там была даже такая фраза: «Когда у женщины красивые зубы – она все находит смешным…» Ха-ха-ха!

Он. Короче! Где мой вермут?

Она. Ну, конечно, мне ее не дали сыграть… И вот теперь я ее играю в своем домашнем театре. Ха-ха-ха!

Он. Повторяю: мой вермут – раз… И где мои тренировочные брюки… И мои кеды!

Она. Вермут – перед тобою!

Он (поднимая бутылку). Так! Полная! И что ж ты туда долила?

Она. Почему я должна туда что-то долить?

Он. Но я же слышал. (Вновь машинально ест)

Она. Я прошу говори – подслушивал. (Вспомнив) Ой, прости… (Бросается к телефону) Ты еще не умерла? Да, а я сплоховала, и ко мне ворвался мой экс-любимый Саша. Что делать, он всегда ко мне входил, когда хотел… Он? Сейчас он стоит у холодильника… и по своей старой привычке… собственно, это привычка всех мужиков, когда они собачатся… машинально пожирает грибы… (Выслушивает) Как какие? Те грибы…

Он. Какие грибы? Что ты мелешь!

Она. Перестань на меня орать! Днем орут со всех сторон Сизифы, пенсионеры, пылесосы, танцоры, коты… Ночью к тебе вламывается чужой мужик и тоже орет… Ребята! У меня голова от вас пухнет, как на картине Сальвадора Дали. Ха-ха-ха!

Он. Какие грибы? Ты что?

Она. Ну, эти… про которые ты подслушивал… которые Мариша съела…

Он (безумно). Какая Мариша? Какая Мариша?

Она. Ну, как тебе ее отрекомендовать? Мариша. Не феминистка. Поэтому, естественно, влюблена в очередного мерзавца, который, конечно, не хочет на ней жениться, говорит – потому, что она – сварливая… А она говорит, что она сварливая потому, что он не хочет на ней жениться! Ха-ха-ха! Мы как раз обсуждали с ней эту волнующую проблему… когда возникли грибочки… Ну… эту часть разговора ты как раз подслушивал за дверью…

Он. Психичка! Ты кончишь играть на нервах? Какие грибы?!

Она. Какие-какие? Вот заладил! Если бы я только знала, какие они! Я собираю все грибы подряд. Ну, по цвету… Например, какой цвет больше подходит к моему платью… Ха-ха-ха! Слушай, если что случится, завещай мне свой прах, а? (Мечтательно) Я и тебя на подоконник выставлю… Нет, на подоконник тебя нельзя… Ты ведь не был моим другом?

Он. Истеричка… Ты что? (В ужасе, почти в безумии, лихорадочно откупоривает бутылку вермута, пьет. Изумленно.) Вермут?

Она. Ха-ха-ха!

Он что-то сообразил, бросается к лежащей телефонной трубке, поднимает ее.

Он. Алло… Алло…

Она. Ха-ха-ха!

Он (пытается набирать). Так! Телефон не действует?

Она. Естественно. Потому что давно отключен.

Он (в изумлении застыл с трубкой в руках). Значит, ты… целый час болтала по отключенному телефону?

Она. Ха-ха-ха… Не могу на тебя смотреть… ты так сейчас похож на сайгака! Последнее время мне трудно разговаривать с людьми… Все время вижу животных, от которых они произошли. «Третий глаз» шалит! Ха-ха-ха… Так любила болтать по телефону. Теперь лишилась главной радости – отключили за неуплату. Ха-ха-ха! Только ты не бойся, деньги у меня есть… Я знаю, родной, ты всегда меня ценил за то, что я тебе ничего не стоила! Ха-ха-ха! А телефон отключили просто потому, что я все забываю… Вчера, например, забыла про телевидение… Назначили прийти вечером, а я забыла. Жаль. Они, должно быть, ждали! Такая хорошая роль маляра, ну, ты ведь подслушал под дверью? Я так готовилась к этому маляру…

Он. Значит, все это было истерическое представление?

Она. Ну, если быть точным: два представления. Твое – неудачное… Ты очень плохо сыграл грузина… И – мое! Обалденное! Что делать, Саша, ты так и остался хреновым актером. Это только в вашем театре верят, что талант, как гриб, растет со временем на пустом месте! Ха-ха-ха!

Он. Ладно, пошутили… Истеричка, я пришел взять кеды и кроссовки…

Она. А почему так развязно? И что это значит – «пошутили»? Это ты шутил. А я не шутила… Потому что для меня, Саша, как для древних индусов, жизнь – это «Лила», то есть божественная игра! Я все время играю и тогда только живу… Например, подниму трубочку своего отключенного телефона и разговариваю, разговариваю… с Маришей. Или без телефона – вслух, сама с собой болтаю, болтаю. Первый раз, когда я поймала себя на этом – я подумала: все, спятила, Нина! (Шепотом) А потом поняла: нет, это началась моя «Лила» – божественная игра… Но, конечно, какая игра без зрителей! Вот почему я так обрадовалась… когда ты по двору вышагивал. Думаю, вот он идет – будущий зритель… и, может, участник моей «Лилы»? А ты, видать, это тоже почувствовал и сразу из-за двери тоже принялся играть – шпарить текстами из своей последней пьесы… Ха-ха-ха!

Он (изумленно). Не понял!

Она. Понял, все понял! Только уж очень сентиментальные тексты… Клоун, дудочка… Тьфу! Но я была милосердна – я подыграла тебе. Потому что уважаю любую «Лилу»! Вот так, Саша!

Он (постарался рассмеяться:). А откуда ты знаешь про пьесу?

Она. Я все знаю, что происходит в вашем треклятом театре. Слежу! А чем мне еще теперь заниматься? Из театра меня выперли, с телевидения после вчерашнего… наверное – тоже… В кино не берут. Вот я и дружу с Маришей. Мариша – это машинистка-надомница… Ей дают перепечатывать пьесы в вашем четырехклятом театре. А она уж мне… показывает. (Подмигнула) Ха-ха-ха! (Весело) Мне очень понравилось, что ты написал пьесу про нас с тобой.

Знаешь, Саша, так приятно почувствовать себя литературным персонажем. Я даже сказала себе: «Ну, мать, ты теперь у нас просто Робинзон Крузо!» Ха-ха-ха! Вот только кто осмелится сыграть меня в вашем дружном коллективе нерастущих грибов! Себя, допустим, сыграешь ты! Ну, а меня? Меня – единственную, неповторимую? Оказывается… донесла Мариша… твоя молодуха в развратных лисах… с накладным задом…

Он. Послушай. (Бешено) Во-первых, у нее совершенно нормальный зад…

Она. Даже с нормальным задом – все равно не сыграет… Ха-ха-ха! Меня – не сыграет! Ха-ха-ха! (Остановилась.) Кстати, почему ты приписал в своей пьесе мой поступок себе? Я протестую! Это ведь я рассказала тебе… как меня несли к любимому в коробке от радиолы. Забыл? Ай-ай! Это случилось со мной… ну, когда по твоей милости… я оказалась в офсайде. Ха-ха-ха! И придумала влюбляться во всех, кто на тебя похож… чтобы не удавиться… Ха-ха-ха! Ну, известное дело – дура! В голове-то балалайка! Пардон, про балалайку уже сегодня было! И вот к очередному любимому меня доставили в коробке от радиолы… и меня чуть не съел его пес боксер. Ха-ха-ха! Кстати, потом к нему же я прискакала верхом на лошади. Я тогда снималась наездницей. Как он испугался! Как вы все боялись непримиримых размеров моей любви! Ха-ха-ха! Запомни: такие вещи не сможет совершить мужчина. Это удел безумной женщины до того, как она стала феминисткой. Ха-ха-ха! А все-таки подло, что ты разрешил ей – играть меня!

Он. Послушай! По-моему, ты что-то недопонимаешь! (Раздельно.) Я пришел взять тренировочные брюки и кроссовки…

Она. Ага…

Он (небрежно). Кстати… (Остановился, помолчав.) А все-таки зачем ты выдумала эту чушь… про грибы?

Она. Ха-ха-ха! Беспокоишься? По-честному и я – тоже. Понимаешь, простые вещи у меня теперь абсолютно вылетают из памяти. И вот про эти грибы вылетело – вместе с платой за телефон… Ха-ха-ха. Я не помню: купила ли я их на рынке… или действительно собрала в лесу в солнечный день! Все так неясно для меня теперь. К примеру! Вчера мчусь на такси к знакомым, а оказывается, я должна была в это время мчаться на телевидение с кистью маляра. Ха-ха-ха! Наверное, реальность ускользает, потому что она мне скучна… Точнее, не так – для меня теперь есть одна реальность: «Лила»! Игра! Ха-ха-ха! Но про грибочки… мы с тобой скоро выясним! Придется! Ха-ха-ха!

Он (яростно). Послушай, ты…

Она (миролюбиво). Кстати, а зачем тебе вдруг понадобились эти кроссовки… и эти… брюки?

Он (стараясь поддержать ее тон). Я решил снова бегать по утрам.

Она. От кого, дорогой? От меня ты уже давно убежал… А от этой с накладной задницей можно скрыться только на кладбище! Ха-ха-ха! Знаешь, вначале я злилась, когда читала твою пьесу… Там нет любви…Ты никогда не знал, что это такое. Поэтому ты думаешь, что любовь – это много сентиментальных слов. А любовь – это ненависть, дружок! Когда я любила – ох, как я тебя ненавидела!

Он. Тебе не кажется, что сейчас все это не очень актуально? Короче! Где мои кроссовки и тренировочные брюки?

Она. Все на месте. Все – в твоей комнате… тренировочные брюки, кроссовки, твое фото, твои бутылки… Все, как при твоей жизни (добавила) здесь… Ха-ха-ха! Мемориал! Что делать, ты для меня теперь вроде покойника! Ха-ха-ха! Знаешь, у Гоголя написано: «Что это за должность такая «покойник», что о них непременно надо говорить хорошо?» Ха-ха-ха! Будем тебя славить!

Он решительно поднимается.

(Насмешливо) В мемориал? Жаль! Туда нельзя!

Он (остановился). Так! Еще что выдумала, истеричка?

Она. Как ты меня! Ну да ладно, еще сочтемся! Понимаешь, в твоей комнате сейчас спит Мариша!

Он (бешено). Какая Мариша? Какая еще Мариша?

Она. Ирреальная… Нет, пардон, ирреальная Мариша у нас осталась в телефонной трубке. А в твоей комнате спит самая что ни на есть реальная Мариша. Ну – машинистка-надомница…

Он. Послушай, не выводи меня из терпения, ладно?

Она (будто не слыша). Эта Мариша ну буквально меня спасла! Она согласилась быть моей партнершей по «Лиле»… С тех пор как вы изгнали меня из вашего пяти… клятого театра, я все время играю на дому… Боже, я ведь забыла тебе представиться: «Нина – артистка домашнего театра!!!» Ха-ха-ха!

Он (орет). Мне дадут кроссовки?

Она. Я понимаю твою нервность. Все-таки идти в квартиру, а очутиться в домашнем театре… Конечно, сюрприз! Да и профессия – артистка домашнего театра – конечно, очень редкая.

Он (вопит). Кроссовки!

Она (в тон). А тренировочные брюки? (Как ни в чем не бывало болтает) Но поверь, бывают и более странные профессии. Например, я слыхала, в Италии по ярмаркам бродит человек. Он одет в широкий, как море, черный плащ, на голове великолепная мушкетерская шляпа… И когда кто-то напивается – черный человек распахивает свой безмерный плащ… Под ним оказывается, пардон, горшок… И он укрывает жаждущих своим необъятным плащом… Этот человек называется «мистер Пи-пи». Так вот: по шкале редких профессий «мистер Пи-пи» – на первом месте, а сразу за ним идет «актриса домашнего театра»! Ха-ха-ха!

Он. Кроссовки! Брюки! И немедленно открыть комнату!

Она. Я уже просила, не ори как резаный! Разве я не открыла бы тебе твою бывшую комнату? Неужели мне приятно битый час выслушивать твой надоедливый и одинаковый вопль? Но вот беда. (Таинственно.) Открыть – нельзя! Понимаешь, эта Мариша всегда запирается изнутри. При ее красоте и тяге к приключениям… Короче, у нее выработался условный рефлекс: как заходит в чужую комнату – сразу р-раз на ключ изнутри! Но мы будем терпеливы? Мы подождем, пока она проснется? Итак, «в ожидании Мариши!»

Он. Мы не будем – «в ожидании Мариши». Ты сейчас же… сейчас же! Пойдешь и постучишь. Или крикнешь ей! И пусть она откроет! Если она там, конечно, есть!

Она. Нереально разбудить реальную Маришу. У нее такой молодой сон – пушками не разбудишь. А кроме того, тебе хорошо говорить – «крикни». А как? Я ведь даже не знаю, как к ней сейчас обратиться… Видишь ли, она такая фантазерка… Ну, как я в свое время! Она столько раз придумывала себе имя, что совершенно забыла свое настоящее! Ха-ха-ха! И оттого мы с ней решили: я каждый день должна давать ей новое имя… Вдруг так наткнемся на настоящее! Ха-ха-ха! Например, сегодня я весь день называю ее «Мариша». Но с полуночи ей полагается уже другое имя. И вот только что я вдруг поняла, как ее нужно называть сегодняшней ночью…

Он. Кроссовки! Брюки! Немедленно! Незамедлительно!

Она (будто не слыша). Кстати, я до сих пор не открыла тебе самый важный секрет: конечно, я не могла допустить, чтобы твоя юная в развратных лисах играла меня… Поэтому мы с Маришей сами решили представить твою пьесу в нашем домашнем театре. Представляешь, сегодня ночью я буду играть себя… А она – тебя… И потому, согласись, будет справедливо, если на сегодня я ей дам мужское имя: например, Фортинбрас! Ну, это персонаж из «Гамлета»! Ей понравится – она любит все красивое и непонятное, ну, как я в свое время! Ха-ха-ха! Кстати, а ты будешь сегодня зрителем нашей «Лилы»?

Он. Кроссовки! Кроссовки! Ты русский язык понимаешь? (В бешенстве ест грибы – и тут же выплевывает.)

Она. Как – еще? Ты думаешь, тех – мало? Ха-ха-ха!

Он (вскочил). Сейчас я вышибу дверь! (Поднялся)

Она (обхватив его). Нет! Нет! Этот номер не пройдет.

Они борются.

Я феминистка – и в этом доме теперь все, как хочу я!

Оба останавливаются, тяжело дышат.

Он (плюхается в кресло). Нет, это уже полный распад! Это все такая «крэза»! И перестань, пожалуйста, все время пугать меня этими дурацкими грибами…

Она (умиротворенно). Хорошо, хорошо! Я обещаю впредь о них молчать! Ха-ха-ха!

Он (с яростью). Послушай, ты! Нет-нет – это все какой-то бред… Знаешь, теперь я уже верю… всему, что о тебе рассказывают! Всему! Про клумбу… про…

Она. Наконец-то! Вот и клумбочка в ход пошла…

Он. Нет, распад! Распад! Клумбы! Жуткие грузины! Какая-то первая встречная девка, с которой она черт-те где познакомилась и уложила ее в мою постель! Распад! Распад личности!

Она. Ну положила! Ну и что? Например, ты клал в эту постель стольких первых встречных! Ха-ха-ха! А я уложила туда Маришу с чисто творческими целями. «Лила» потребовала! Ха-ха-ха! Суди сам: чтобы сыграть тебя сегодня, она должна войти в твой образ, подышать твоими флюидами… Сейчас она спит в твоей комнате, в твоей постели, полной воспоминаний о первых встречных, и задыхается от этих самых флюидов!

Он машинально протянул руку к грибам и тут же судорожно отдернул.

Ха-ха-ха! Молчу! Что же касается познакомились «черт-те где»… совсем «не черт-те»… а у твоей машины и при самых интимных обстоятельствах… Значит, иду я, как всегда, мимо вашего театра. Как всегда – потому что, пока я не стала феминисткой… куда бы я ни шла… стоило мне чуть зазеваться – и ноженьки сами несли меня в этот шести… клятый театр! И вдруг у твоей машины вижу пожар! Горят! Горят золотые волосы! Сияют огромные глазища! И все это на двух бесконечных ногах! Отгадай, что делало это чудо красоты у твоей машины? Смотри, ты уже весь внимание… Ха-ха-ха! Даже о грибках забыл. Пардон, о грибках – ни-ни! Молчок! Она готовилась броситься под твой автомобиль! Ха-ха-ха! Нет, не потому, что ты ее соблазнил. Ты еще не успел, это у тебя впереди! А хотела она броситься… потому что не поступила в театральный. Как я уже говорила, она по профессии машинистка… но решила – стать актрисой. А у нее ни блата, ни родственников-актеров. И не поступила. Как я в свое время! Но она считает себя неотразимой – и потому была абсолютно уверена, что, когда ты на нее наедешь, ты ее сразу полюбишь! И тогда она точно попадет в театральное! Ха-ха-ха! У нее такая возбудимость, как у меня в свое время! Стоит у твоей машины и навзрыд рыдает. Оказывается, она уже представила: как ты на нее наехал, как вы познакомились, как ты в нее влюбился, как соблазнил и устроил в театральное, как потом бросил… и как она от тебя родила ребенка… Пока рыдала, она даже успела придумать имя… Учти, твоего ребенка звали Ромео… Ха-ха-ха! Но я предложу ей назвать его иначе: Фортинбрас! Ха-ха-ха!

Он (в бешенстве). Ты кончишь издеваться, а? Психичка! (В ярости вскакивает с кресла, потом с размаху садится в другое кресло – и тут же в ужасе вскакивает) Это еще что такое?

Она. Череп! Ха-ха-ха! Как смешно ты сел на череп… Совсем, как я в свое время на голову твоего друга! (Берет череп с кресла)

Он. Что это за гадость?

Она. Ай-яй-яй… ну разве так можно, Саша! О центре мироздания… О человеческой голове… (Поигрывая черепом) Я сейчас – как шекспировский могильщик! Вот глаза… им было мало целого мира… но хватило горсти земли… ха-ха-ха! Этот череп подарил Марише очередной прохвост, в которого она была влюблена. Представляешь, подарил череп на день ее рождения – чтобы не тратиться. Ха-ха-ха! Ну она, конечно, пришла от черепа в безумный восторг. Ну как я пришла бы в свое время! Хотя, сказать по-честному, этот череп нам так пригодился… Он оказался главным реквизитом в нашем домашнем театре. С ним теперь так удобно играть пьесы про убийство… Оказалось – большинство хороших пьес написано про убийство: «Гамлет», «Макбет», «Чайка»… Просто ужас, правда? Как только классическая пьеса – бац! – убийство! А о современных говорить не приходится. Там эти убийства – через раз! Ты спокойненько смотришь пьесу и думаешь: она про колхоз или про маляра. А она (шепотом) да… про убийство… Не надо все время глядеть на часы… Мариша, то есть Фортинбрас… скоро проснется. Обычно она делает это в два ночи. В это время она начинает читать, есть мороженое, мыться… как я в свое время. Боже мой, как она будет тебя любить… ну, как я в свое время. Нет, ты не подумай, что она какая-то девка, которая готова на все ради знакомства со знаменитостью… С любой хреновой знаменитостью… Она девушка со строгими принципами. Ей вон сам Евтушенко предложил сняться голой в его фильме. Она сказала: «Ни за что! Не хочу сверкать голой задницей на весь Союз!» Ха-ха-ха! Ты знаешь, когда Фортинбрас выйдет…

Он. Как я устал! Как я устал! В последний раз (с силой) – мне дадут мои кроссовки, а?

Она. И тренировочные брюки… Послушай, ты пьесы сочиняешь – очень прошу: придумай себе другую реплику, а? Боже, Саша! Что с тобой? Как ты был остроумен, когда пил… Тебя будто промокнули! Ха-ха-ха! Значит, о чем я? О современных пьесах про убийство. Вот недавно Марише… то бишь Фортинбрасу… ее очередной подонок… Кстати, врал, что переводчик Петрарки, оказалось, работает в бюро «Интуриста» при Аэрофлоте – иностранцев встречает… Ха-ха-ха! Он рассказал ей потрясающую вещь. Оказывается, у них… там, за бугром, есть специальный репертуар для домашних театров. Называются психодрамы. Их можно играть на улице, в ванной, в подъезде, в туалете – ну в любой реальной обстановке… И представляешь, все эти психодрамы – сплошь про убийство! Я тебе расскажу, ты заинтересуешься. Ты начинающий драматург, ты повышай квалификацию! В этих психодрамах устанавливается только сюжет, все остальное – импровизация. Допустим, ты идешь меня разыгрывать. Ну, как сегодня! И вдруг у входа в мою квартиру увидишь труп мужчины. Естественно, ты в ужасе кричишь! Тотчас выхожу я. И объясняю, что все это домашний театр. Но ты можешь принять участие в нашем театре и узнать, за что же убили этого мужчину! Для этого ты должен купить один жетон, и тогда ты побеседуешь с женой убитого. За два жетона – с его любовницей, а за три и с его матерью… и так далее. И знаешь, что обычно понимает прохожий после подобных бесед? Что труп у двери – это он сам! Ха-ха-ха!

Ну, естественно, у нас роль убитых всегда исполняет этот череп. Хотя, конечно, было бы приятнее, реалистичнее иметь настоящий труп… Ха-ха-ха!

Она останавливается, но Он молчит. Он, усмехаясь, молчит.

(Продолжает, будто совсем не замечает этого нарочитого насмешливого молчания?) Но психодрама – это не российский жанр. Понимаешь, мы не очень сильны в импровизации… У нас вся импровизация должна быть на листочках написана. Поэтому я так обрадовалась, когда прочла твою пьесу. Вот, думаю, наконец нашла без всяких там выкрутас нашу, простую пьесу – про убийство…

Он (изменил тон, вежливо). Было бы очень любопытно… узнать, где же там убийство? Но сейчас… (Яростно) Сейчас мне нужны…

Она. Кроссовки и тренировочные брюки! Ха-ха-ха. «Любопытно узнать – где там убийство?» – спросил автор! «Как, разве там нет убийства?» – ответила героиня. Ах, какой это важный спор! Но через каких-то всего несколько минуток проснется Фортинбрас… И мы начнем играть твою пьесу… И тогда все решится! Ха-ха-ха! Решит «Лила»! Как я представляю вашу встречу… Она бросается к твоей ручке, как к чему-то священному. А ты подбираешь животик, незаметно приглаживаешь лысинку… Нет, как она мечтала показаться тебе в твоей пьесе… Сколько дней она тебя ждет! И готовится! И каждый день с утра я ей обещала: «Наверное, придет сегодня! Сегодня он к нам пожалует!» И так вот всю эту неделю мы тебя… и поджидаем… (Помолчав) Все понял?

Он (медленно). Да… я уже давно понял.

Она. Вот именно. Тот хриплый женский голос, который названивал тебе и рассказывал, как я устраиваю в квартире дебоши… Ха-ха-ха… Как я спилась и продаю твои вещи… Ха-ха-ха… Но ты в очередной раз меня не узнал… Ха-ха-ха! Потому что я – Актриса! Ак-три-са!

Он. Скотина!

Она. А почему тебе можно меня неудачно разыгрывать, а мне – удачно – тебя нельзя? Вот тогда-то я и начала тебя ждать. Поставила жарить грибочки, уложила Фортинбраса спать. Хожу и говорю, как всегда, сама с собой: «Вот так, Саша!»

Он. Знаешь, вот я так наблюдаю за тобой… Скажи, ты – сумасшедшая? Ты пугаешь меня всерьез какими-то «грибочками»… (Остановился)

Она. Ха-ха-ха! О грибочках… ни звука… я обещала!

Он. А! (Махнул рукой)

Она. А тебе хочется! Очень хочется о них поговорить! Тревожат? Ну, ради бога! Ах, Саша! Все для тебя! Хорошо, обсудим мои грибочки всесторонне. Итак, если я что-то и придумала с грибочками – это совсем не значит, Саша, что я сумасшедшая… Как ты все время говоришь! Даже наоборот. Суди сам: ну случится с тобой от моих грибочков – а я тут (шепчет) ни при чем! Да! Я ведь не брала на себя обязательства отличать шампиньон от мухомора. Я ведь актриса, а не грибник!

Он вдруг вскочил, бросился к телефону.

Отключен за неуплату! Ха-ха-ха!

Он бросается к дверям, но Она неожиданно выхватывает револьвер.

Он (отпрянул). Ты… что?

Она. Ха-ха! Ха-ха-ха! Это игрушечный! (Задыхается от смеха)

Он (вдруг почти весело). Ха-ха-ха!

Оба погибают от смеха.

Она (продолжая хохотать). Это… Фортинбрас где-то стащила. Ха-ха-ха! И уверяет, что с этой игрушкой ей ничего не страшно. (Успокаиваясь постепенно.) Понимаешь, при ее красоте и любви к приключениям она часто попадает… в сложные ситуации. Так вот: она говорит, что этот револьвер ее всегда спасает. Самое смешное – она сама в это верит… Она, как и я в свое время, вычеркивает из памяти все, что не совпадает с ее фантазиями! Ха-ха-ха! Короче, сам видишь, револьвер – это «Лила». Игра! А ты – хвать за телефон! Ты же знаешь, милый, я слишком ленивая, чтобы готовиться, варить какие-то грибы. И вообще… Отравить-то легко. Но ведь потом возиться с трупом… А я так не люблю хлопоты, я ленивая. Я лучше не убью, только бы не возиться! А тут… Возьмем, к примеру, Вику Полищук. Ты про нее подслушивал под дверью… Ну, у которой аферист скусывал сережки… в святые миги любви… Так вот эта Вика Полищук… когда стала феминисткой – решила ему отомстить.