Текст книги "Архитектор Гармонии"

– Ну и страху ты нагоняешь, ей Богу, Сергеич! Самому-то не боязно? – И Егорша ободряюще хлопнул профессора по плечу. – Ложись-ка почивать, араб ты наш учёный! Ты погляди на часы! Пока мы тут с тобой успели парой слов перекинуться, – уже три часика утекло! А завтра надо ещё к Кадусу заглянуть за сапожками…

И Егорша погрузился в крепкий сон без сновидений. Александр Сергеевич попробовал разобрать пару абзацев в царских записках, но быстро прекратил это безнадёжное занятие. Зевнул, перекрестился и тоже уснул.

Глава 5. I. N. R. I

«Тогда огонь! – вскричал Азазелло. – Огонь, с которого всё началось и которым мы всё заканчиваем.

– Огонь! – страшно прокричала Маргарита.»

(Михаил Булгаков «Мастер и Маргарита»)

– Уважаемые коллеги, надеюсь, вы не будете возражать, если в начале нашего сегодняшнего заседания, посвящённого тайнам романа, я зачитаю вслух некоторые свои записи, которые я сделал накануне? – Александр Сергеевич достал из кармана больничной пижамы ворох каких-то смятых клочков бумаги, и какое-то время пытался разложить их в некой последовательности на аккуратно застеленной койке. Затем он вопрошающе посмотрел на Ваню, Егоршу и Журналиста.

– Дуй, читай свои записки, Сергеич! – задорно откликнулся Егор Алексеевич и затем, призывая друзей в свидетели правоты своих слов, добавил. – Он ведь такой! Пока не зачитает нам, своё «домашнее задание», – не отстанет от нас! Не так, что ли, Аль Искандер Сергеич?

– Егорша, хватит тебе пустозвонить! Конечно, Александр Сергеевич, читайте!

– Профессор, мы Вас внимательно слушаем!

– Спасибо, Ванюша! Хотя.

Егорша посмотрел на профессора и Ваню, и понял, что многое в лекции профессора не предназначено для ушей поэта…

– Вано, ты того… если, допустим.

– Чего ты мнёшся, Егор-правдоруб? Говори прямо!

– Ну, так сказать, если прямо говорить, то… типа.

– Дорогой Ваня, Егор Алексеевич пытается сказать Вам, что некоторые моменты нашего сегодняшнего разговора могут вызвать у Вас негативную реакцию. Вот наш «правдорез» и предлагает Вам с пользой провести это время и прогуляться по больничному коридору или посмотреть новостные передачи по телевизору. Кстати, Вы не забыли принять лекарства? Или, может быть, опять выплюнули их или спрятали под простынёй?

– Профессор, я ничего не выплёвывал! Все таблетки тут! – и Ваня-Реинкарнант похлопал себя по животу.

– Ну, тогда я за Вас спокоен, мой друг! И заранее предупреждаю, что какие бы ассоциации не возникли в Вашем поэтическом воображении, итоговый вывод будет сделан верно и не нарушит никоим образом Вашего душевного равновесия, за это я ручаюсь! Вы готовы, друзья? Можем начинать?

– Батюшки, святые угодники! Вот ведь какую артподготовку-то произвёл стратег-то наш?! Значитца так, братва, точно вам всем говорю – теперь такого наговорит, что только держись! Ваньша, не слушай его и живо убегай, – хоть на лестницу в курилку, а хоть в уборную!

– Егорша, ты ещё не наигрался? Сиди и слушай профессора! Профессор, прошу Вас!

– Ох, хитёр ты Журналист! Ну да ладно. Похлопаем докладчику! Валяй, Сергеич!

Александра Сергеевича, казалось, никак не затронули грубоватые шутки коллеги по палате. Он пару раз кашлянул, выпил воды из графина и приступил к докладу…

Из лекции Сергеича…

IGNENATURA RENOVATUR INTEGRA

(Вся Природа постоянно обновляется Огнём)

«Общим местом в разговоре о романе «Мастер и Маргарита» и о личности самого Михаила Булгакова стало то, что «автор многое предугадал и выразил свои догадки на бумаге, используя оригинальную мистическую манеру написания романа».

Согласен! Хотя… на поверку выясняется то, что большинство адептов романа так ничего и не поняли по существу. Кроме «ох» и «ах» над сценами черепов, мертвецов и. «обнажёнки» с Маргаритой. Ну и конечно, – глубокомысленные морщины на лбу от понимания «тайных намёков на Сталина» через образ Воланда! Ну, да бог с ними.

А вот объяснить фразу Азазелло «Огонь, с которого всё начиналось и которым мы всё заканчиваем!» – это штука посерьёзнее, коллеги. А ну-ка попробуй, объясни! Но без чертей, мистики, и аллюзий на грани потери здравого состояния рассудка?!

Итак, по порядку.

Как вы догадываетесь, пожары бывают случайными и не очень. А если второе, то каковы цели? – Уничтожить и отомстить? Или… уничтожить и замести следы? Скрыть улики преступных замыслов или даже саму… истину! А может совершить немыслимое: воскресить, воспламенить сакральные образы легендарных Героев?

Пожары, с которых всё «начиналось» нам известны – это пожары инквизиции. Сжигались старые книги, артефакты и сами «еретики»!

А что происходит в наши с вами дни? Что там сгорает в родном лоне европейской цивилизации сегодня? Какие древние сакральные сооружения или документы? Неужели всё это – роковое стечение обстоятельств?

Такой «инструмент управления» как… огонь, – способен навсегда прекратить многие жаркие споры и всевозможные домыслы о том, что означают те или иные надписи или изображения, фрески или картины, книги… наконец. Меня не покидает твёрдое убеждение в том, что «старушка» Европа будет часто гореть и также часто и успешно реконструироваться. И каждый раз, неопалимая или реставрированная, явит себя Миру в новом, ярком оперении, как птица Феникс… и уже безо всяких там двойственных прочтений!

Кто там на очереди? Неужели.

А впрочем… горело и сгорало многое и не раз. И в Европе и в России! И всегда в ногу со временем, в соответствии, так сказать, с новыми изменениями в геополитическом Проекте!»

На этом месте Профессор внезапно прекратил чтение своих записей, затем решительно смял все листки бумаги в один большой комок и сунул его под подушку.

– Что, и это всё, Сергеич? А я уж было приготовился конспектировать, понимаешь ли!

– Нет, дорогой Егор Алексеевич, разумеется, я основательно подготовился к нашей сегодняшней встрече и намеревался сказать о многом…

Ваня заёрзал на стуле, а Георгий-журналист с волнением в голосе спросил профессора:

– Александр Сергеевич, скажите честно: вы переживаете за нашего Ваню? Что он не так поймёт то, что.

– Ради Бога, не делайте из меня какого-то психа, Жора! – возмутился поэт Ваня. – Извините, но я ещё в своём уме, и смогу сам ответить и за свои слова и за свои поступки! Я, как Поэт и просто, как честный человек, скажу более откровенно!

– Давай, говори, «честной поэт», только без нерьвов и… спокойнее, пожалуйста. – Егорша оглядел коллег, достал свою курительную трубку и принялся чистить чубук спичкой, стряхивая нагар от табака на кусок газеты.

А Ваньша продолжил.

– Я прекрасно догадался с самого начала, на что намекал Александр Сергеевич!

– Я не намекал, в этом, наверное, и заключена моя главная ошибка, Ванюша.

– И всё-таки, позвольте воспринимать прочитанный Вами отрывок из лекции за… намёк, профессор! Мне, – равно как и нашему коллеге Журналисту, прекрасно известна аббревиатура и надпись из начальных букв популярного алхимического тезиса.

– Во как говорить-то научился наш поэт! Чешет – не собьётся, прямо… как Сергеич, ей Богу! А я, значится, по-твоему, до этих ваших догадок… не дорос ещё? Посмотрел бы я на тебя, если бы Атилла свою чугунную лапищу тебе на плечо опустил?! Как в историческую командировку кого направлять, так – «будьте любезны, наш дорогой Егор Алексеевич!» И даже без командировочных! Мыслимое ли это дело, скажите, пожалуйста?!

– Я не совсем правильно выразился, Егорша, не обижайся, друг!

– Ладно тебе, не тормози, говори, что хотел сказать…

– А позвольте продолжить мне, Ваня? – Журналист явно нервничал, понимая что «научная» беседа принимает несколько иной характер.

– Я совсем не против, раз уж разговор пошёл по такому руслу.

– И по весьма тонкой грани, друзья… – добавил Александр Сергеевич.

– Так вот, коллеги и друзья-литературоведы, я тоже немного подготовился и готов поделиться с вами своими выводами. Итак, во-первых.

Разумеется, я прекрасно понял с самого начала, что Александр Сергеевич и Вы, Ванюша, хотите обратить наше внимание на некую сакральную связь между латинским высказыванием и хорошо известной всем краткой надписью-аббревиатурой. Я прав, профессор?

– Разумеется, Георгий! Хотя, согласитесь мой друг, объяснение, которое используется в официальных источниках для того, чтобы оправдать появление такой надписи на самом сакральном символе Веры, – весьма оригинально. Хотя… это более походит на неуместное.

Простите, коллеги, но я не могу подобрать этому нужного определения.

Журналист перехватил взгляд Профессора, направленный на Ивана и продолжил рассуждения Александра Сергеевича далее.

– Я тоже, друзья мои, много времени потратил на то, чтобы принять и понять эту фразу. А если предположить, что могущественный автор этой сокращённой. «эпитафии», одетый в «белый плащ с кровавым подбоем», имел в виду не только понятие «очистительный огонь», но и.

– Между прочим, – не выдержал Ваньша-поэт. – Это начальные буквы Имени и… происхождения Казнённого, господин хороший! И Вам ли этого не знать?!

– Спокойно, Иван, не волнуйтесь и не спешите с выводами, прошу Вас! – проговорил не на шутку обеспокоенный Журналист. – Я хотел сказать… я предположил, что тот, кто водрузил на месте казни эту «надпись», он не хотел посмеяться над Героем! Он.

– Он просто скрыл за смыслом аббревиатуры… некий другой легендарный… «персонаж», который незадолго до известных всем событий, и был признан всеми народами Ойкумены такой царственной особой? Ведь, именно это Вы и хотели нам сказать, Георгий? В таком случае, коллеги, я не хотел бы углубляться в суть этого вопроса далее. Всему своё время! Надеюсь, что у нас ещё будет возможность осветить все скрытые подробности и этой детективной истории. Думается, что это будет иметь эффект разорвавшейся бомбы!

– И не надейся, профессура! Я эту «бомбу» тебе взорвать не дам! Ты меня за чудака тут держишь? Всё, хорош запал поджигать! Засунь свою адскую машинку, знаешь куда?

– Ну, и куда прикажете мне её «засунуть», суетливый «правдоруб» Егор Алексеевич?

Егорша стал озираться по сторонам. Взгляд его быстро перемещался по убогому пространству палаты, по поверхности прикроватных тумбочек, затем по аккуратно застеленным койкам друзей.

– Куда, спрашиваешь, засунуть… щас скажу: куда! Суй под матрас, а лучше отдай Жоржику! А тебе, Журналист, наказ будет такой: уноси эту «бомбу» к себе домой и спрячь понадёжнее! Чтоб «ни духу, ни слуху» больше! Короче, дуй дальше по повестке собрания!

– Это и есть твоё предложение, «от которого я не могу отказаться», Егорша? Что же, продолжаем рассуждать логически далее! Перед нами, как в хаотическом порядке расположены так называемые «нестыковки» и противоречивые действия и реплики героев произведения Михаила Булгакова. Мы сами в итоге пришли к такой нашей оценке этих мест в романе «Мастер и Маргарита». О многом мы догадались, многое поняли. Но, господа! Мы не должны забывать о том, что мы не занимаемся так называемой «альтернативной историей» и не создаём новый учебник по становлению мировой Цивилизации! Мы с вами замахнулись на оценку того, каким образом в художественном конкретном произведении могли появиться эти «тёмные» сюжетные «пятна»? Я всё правильно говорю до сих пор, Александр Сергеевич?

– Абсолютно с Вами соглашусь, мой друг и тонкий дипломат Георгий!

– «Дипломат»? Макиавелли – вот он кто есть, профессорское Ваше благородие!

– Егор Алексеевич, возьмите себя в руки! А я попробую несколько подытожить всё ранее сказанное нами. Идёт? – Александр Сергеевич попытался вовремя перехватить эстафетную палочку из рук Журналиста.

– Да уж пора бы, Сергеич! Может мне ещё сегодня с президентом Рузвельтом придётся переговоры вести, а мы тут резину тянем!

– Что ты болтаешь, Егорша, каким ещё… Рузвельтом?

– А я откудова могу знать, куда ночью меня Сергеич с больничной койки будет теледепортировать?! Может, Жоржик, ты в курсе?

– Я?!

– Ну, так сиди и не отсвечивай, коль не знаешь! Давай-ко, Сергеич, подводи жирную красную черту по итогам нашего заседания!

– Что же, идя навстречу пожеланиям пациента Егора Алексеевича, я постараюсь опустить некоторые «тонкие» моменты в моей аргументации и перехожу к заключительному этапу. Кто может напомнить всем нам некоторые сложные и «непонятные» моменты в романе?

– Про голых баб в театре и про повозки на кладбище, Сергеич!

– Не валите всё в одну кучу, господин литературовед Егор Алексеевич! Так, а кроме «голых баб» что ещё?

– Плащ с кровавым подбоем, «добрые люди».

– Вспомнил, Сергеич: кольца меченые!

– Александр Сергеевич, а ещё… пожары, огонь, сгоревшая рукопись.

– Полёт Маргариты!

– Профессор, не забудем про «выбор и план» Пилата!

– Я думаю, коллеги, что можно заканчивать перечисление многих выдающихся загадочных и мистических эпизодов романа! Главное, на мой взгляд, уже сказано. Наберусь смелости.

– Ага, ты ещё скажи «наглости», Сергеич!

– А может даже и наглости, как верно подметил правдоруб Егор Алексеевич, и выскажу своё мнение о том, что.

– Чего затих-то? Взял карты в руки – играй!

– Егор, не мешай! Видишь, – Александр Сергеевич подыскивает верную формулировку.

– …мнение о том, что. – Профессор одел свои треснутые очки и внимательно, с особенным интересом, посмотрел на лица коллег по Лиге. – …писатель Михаил Афанасьевич Булгаков, мечтатель, фантаст и драматург, создал и подарил Читателю свой особый сюжет. Сюжет, в котором не следует искать исторических параллелей, глубокомысленных намёков на «нечто» страшное или «тайное» в Истории человечества.

Мы читаем роман, летим с героями в горние выси или бредём по мистическим лабиринтам древних легенд. Мы читаем сгоревшие рукописи и всем сердцем переживаем за судьбу героев: писателя Мастера и его ангела хранителя Маргариту! В итоге хочется посоветовать всем: просто читайте этот роман и наслаждайтесь! Грустите и улыбайтесь… улыбайтесь, господа! Я всё сказал.

– Ох, лисья твоя порода, профессор! Взял и вильнул в сторону!

– Так надо, Егор Алексеевич!

– Братцы, это что же получается, в натуре? Сидели, думали-гадали, препирались и ругались: что да с какой такой целью писатель Афанасьич в своей книжке написал! Сергеич, ты же у нас новый метод придумал, чтобы верную информацию добывать! Я тут перед Атиллой, – Фатером всех племён и народов, потел и трясся, как осиновый лист! Намедни экскурсии водил с Каганом Иваном-Царём, да так, что еле ноги унёс! А чего же ты меня к Афанасьичу не заслал, Шурик-испытатель? Помнишь чай такого «экспериментатора» из фильма? А ещё лучше… ты бы сам и слетал туда, к писателю нашему.

Журналист и Ваня-поэт сидели молча и не могли проронить ни слова. Они почувствовали, что перепалка Егорши с Профессором имеет весьма личный характер. Александр Сергеевич посуровел лицом, не спеша снял с носа свои очки, и, держа их в руках за перевязанные изолентой дужки, серьёзно и тихо произнёс:

– А как вы думаете, друзья мои, где я был нынешней ночью и с кем разговаривал?

– Не может быть, профессор?!

– С Ним?! С… Самим, Александр Сергеевич…?

– Что, Сергеич, не врёшь? Я так понимаю, что это… это было Его решение, так ведь?

Александр Сергеевич внимательно посмотрел Егорше прямо в глаза, а потом озорно подмигнул «правдорубу» и произнёс странную и не понятную для Журналиста и Вани фразу:

– Это… «граница», Егор Алексеевич! «Черта».

– Да ясно, я уже, и сам… того… – Егорша кивнул головой, достал свою трубку и принялся набивать её табаком. – Но, всё же, Сергеич, скажу прямо и без ваших с Жориком дипломатических «загогулин»! А ведь я понял, в оконцовке, что этот Воланд-сатана в Москве делал!

– Алексеич, да неужели, в самом деле? – Журналист с насмешкой взглянул на Егора.

– Ты, Профессор, с какой такой целью меня в исторические дали командировал, ответь?

– Для подтверждения, так сказать наших логических выводов и для.

– За правдой-истиной я туда депортировался – вот зачем! Встретился там с кем надо, бумаги важные получил, расписался в акте приёмки, рога и орден – в охапку и абгемахт, выражаясь по-русски! И затем – живо назад, с отчётом о выполненной работе пред твои ясные очи, Сергеич! Не задержался я у них в исторической невесомости ни на минутку! Сделал дела и в обратный путь! Не так, что ли?

Насмешливый взгляд Георгия сменила тень некой внезапной догадки.

– Ну, разумеется, коллега. Если работа выполнена, то я не вижу веских причин для того, чтобы и далее, как вы изволили.

– Александр Сергеевич! Я, кажется, начинаю понимать, куда клонит наш «знаток Ренессанса»!

– Ну, давай Жорик, продолжай в таком разе, коли понял – что да к чему!

– Друзья мои, развивая мысль нашего Егорши, позвольте мне предположить, что.

– Ну, не тяни, Журналист, договаривай!

– …предположить, что с «уходом» героя Мастера в так называемый «мир покоя» и закончилась, по сути, необходимость дальнейшего пребывания Дьявола в Москве в те далёкие тридцатые.

– Ну, наконец-то, Жоржик! А ты, Сергеич, врубился теперь?

Профессор, не отрываясь, с восхищением смотрел на Егоршу. И затем сказал:

– Если кратко формулировать Ваши слова, доблестный первооткрыватель Егор Алексеевич, то про главную цель миссии Воланда в нашем Мире можно выразиться так: «Пришёл, увидел и.

– …уничтожил, профессор! – Георгий стал что-то быстро записывать в своём блокноте.

А Ваньша смотрел на своих друзей и думал о чем-то своём.

– Вот и я об том толкую, братцы! Всё зачистил и сжёг! И Мастера и Маргариту, и… рукопись! Раз и навсегда! Как там Пилат-кровопивец наказывал? «Чтоб ни слуху, ни духу», так что ли?

– Позвольте пожать Вашу руку, коллега Егор Алексеевич! Всё логично, да-с… и уже никто и никогда не сможет узнать о том, что было написано в той тайной рукописи Мастера, – догадавшегося философа, талантливого писателя и человека… без Имени! Единственное, что позволил нам, читателям, писатель Михаил Булгаков, это – лишь строить некие логические версии и свои возможные предположения.

Взволнованные этой тирадой, друзья поднялись и подошли к профессору. Егорша перевёл дух и, стараясь говорить спокойно, произнёс:

– Ну а, коли так, братцы, то будем считать вердикт Сергеича окончательным! И ныне и присно…?

– И во веки веков, Егорша!

– Продолжаю: клянусь рогами Атиллы.

– Лося, Егор Алексеевич! – уточнил Профессор.

– …рогами Святого Лося, сапогами-скороходами и Орденом Золотого Петуха.

– …Гребня, гребня! – не удержался Александр Сергеевич.

– Короче, Аминь, братцы! А теперь – огонь! – серьёзно и твёрдо произнёс Егорша.

Затем Егор Алексеевич поднёс горящую спичку к трубке. Вначале вспыхнуло небольшое пламя, а затем клубы дыма прекрасного ароматного табака заполнили палату больницы лёгким загадочным туманом.

Глава 6. Сон Сергеича

И вот, опираясь на эти посохи-костыли, на фальшивые «столпы» витринных духовных скреп, уже сколько веков торопится, бежит людской поток навстречу Вселенской и собственной Благодати! Врата открыты в обе стороны. Но это лишь пока, до времени. Пока ещё не пришла пора закрыть их на плотный засов навечно и лязгнуть наручниками.

Пока…

(Из лекции Профессора «Жизнь в Зазеркалье»)

Старшая медсестра Мария во время утреннего обхода велела Александру Сергеевичу явиться в кабинет Главврача. Профессора удивила необходимость встречи с Липкиным-Хайтовичем, однако он не выказал своего удивления и пообещал непременно зайти ко Льву Моисеевичу.

– Сергеич, а чего это тебя к Главному-то вызывают? Неужто дело к выписке идёт? Смотри там, не подкачай! И не шибко умничай, а то опять пару годков накинут до полного излечения. Ну, давай, двигай поманеньку, не робей!

– Бог с Вами, Егор Алексеевич! Я вполне спокоен и абсолютно уверен, что…

– Не оправдывайся, профессура! Иди и помни, что я наказывал! С нашим Моисеичем – ухо востро!

Зайдя в кабинет Главврача, Александр Сергеевич поздоровался, и, как ему показалось, не теряя достоинства, без приглашения присел на стул у письменного стола, прямо перед Главврачом больницы.

– Уважаемый Александр Сергеевич, – Доктор Липкин внимательно посмотрел на профессора и принялся что-то искать в больничном деле пациента. – Я попросил Вас к себе вот по какому делу.

Александр Сергеевич немного заволновался. Он всегда предпочитал ясность в разговоре и ненавидел все эти диалоговые пустоты и недомолвки.

– Я слушаю Вас, Лев Моисеевич!

– Видите ли, дело в том, что Ваша супруга…

– А при чём тут моя жена, доктор?

– При том, мой друг, что она сидела вот тут – прямо передо мной, на этом стуле, на котором сидите сейчас Вы, и у нас был весьма не простой разговор касательно перспектив.

– Не подыскивайте учтивых выражений, Лев Моисеевич, и говорите прямо: что случилось, в конце концов! И в чём суть моего сегодняшнего визита к Вам?

– Успокойтесь и не нервничайте, всё вполне рутинно… так сказать. Мы просто обсуждали возможность Вашей досрочной выписки из стен нашего учреждения, Александр Сергеевич! Вот и всё.

– Ну, я даже не знаю…, доктор, неужели Вы серьёзно полагаете, что это возможно?

– А что, по-вашему, этому может помешать? Расскажите, любезный Александр Сергеевич, поделитесь со мной своими сомненьями на этот счёт. Может быть, Вы сами не совсем уверены в целесообразности такого шага с моей стороны? Ну же, смелее, мой друг! Здесь мы с Вами вдвоём, и Вы можете говорить со мной вполне откровенно, как со своим… другом! Ведь мы с Вами друзья, не так ли?

– Разумеется, Лев Моисеевич! Я надеюсь, что именно так всё и обстоит.

– Да, я забыл спросить о главном – как обстановка в палате? Вам не докучают Ваши непростые соседи? Ну, этот, как его, этот вечный правдоискатель…?

– Егор Алексеевич?

– Он, он самый! А ещё – поэт, Ванюша?

– Никаких причин для жалоб у меня нет, да и быть не может, доктор! В принципе, у нас сложился вполне дружный и сплочённый коллектив…, – сказав это, Профессор чуть было сам не укусил себя за язык. «Болтун, старый невоздержанный болтун! – подумал про себя Александр Сергеевич. – Ну, предупреждал же меня Егор Алексеевич: не умничай!»

– Что же, я рад слышать это, Александр Сергеевич! А раз произошло такое удивительное стечение обстоятельств, то всем вам вместе наверняка есть что обсудить, не так ли? И это прекрасно, мой друг! Коллектив – это мощный инструмент против разрушающих душу сомнений, вечного самобичевания или недовольства собой или обстановкой вокруг себя! Вы порадовали меня мой друг, говорю эти слова искренне и от души! – Затем Доктор достал какую-то папку, открыл её и произнёс. – А ведь бывали у нас с Вами и другие времена и причины для беспокойства, верно, Александр Сергеевич?

– Вы имеете в виду…

– Именно, мой друг! Я попытался напомнить Вам о причинах, которые и привели нас к совместному знакомству в стенах этого медстационара! Конечно же, я принимаю во внимание всю Вашу тонкую душевную организацию, однако и она не смогла уберечь Вас от весьма нежелательных поступков… в своё время.

– Доктор, не делайте из меня какого-то… социопата, ради бога!

– Анамнез, анамнез, дружище Александр Сергеевич! Ведь это, простите, – как… приговор.

– Приговор… навсегда? Вы на это пытаетесь намекать, Лев Моисеевич?

– А вот и нет! Как говорили древние: «Всё пройдёт.

– …и это тоже!», не так ли, доктор?

– Верно! Это мы с Вами и пытаемся выяснить сейчас, Александр Сергеевич! Только это и более ничего! Кстати, мой друг, который практикует в Нью-Йорке, прислал мне удивительное снадобье. Вы не поверите, но это просто волшебное средство. Оно абсолютно безопасно, живительно и, что самое главное, – стимулирует деятельность головного мозга! И сегодня у Вас и у меня есть счастливая возможность применить лекарство на деле!

– Вы уверенны, что это так необходимо?

– Ещё как уверен, дорогой коллега!

– Коллега?! Я и Вы – мы, что, коллеги? Ну, это, по меньшей мере, оговорка с Вашей стороны.

– Нисколько, коллега! И я Вам это вскоре докажу! А сейчас, – вот эта целительная капсула. – Доктор подвинул вперёд к Профессору таинственную заграничную таблетку. – И немного воды, – запейте обязательно!

Александр Сергеевич осторожно положил капсулу на язык, отхлебнул из стакана воды и браво тряхнув седой шевелюрой, проглотил живительный продукт передовой медицины. «Не горчит и не щиплет», – подумал осторожный пациент и успокоился.

Затем Профессор почувствовал необыкновенную лёгкость в теле и ясность мыслей в голове. Он уже не смотрел на доктора оценивающим пугливым взглядом приговорённого к пожизненному сроку, а напротив, – как на достойного собеседника и… единомышленника.

Лев Моисеевич встал со стула и прошёл мимо пациента к сейфу. Пряча дело и медкарту в железное чрево громоздкого старинного сейфа, доктор тайком наблюдал за состоянием больного. Наконец он вернулся в кресло за письменным столом, посмотрел Александру Сергеевичу прямо в глаза, и решив что уже пора, тихо спросил:

– Вот Вы спросили меня, мой друг, почему я назвал Вас коллегой? А ведь ответ на этот вопрос прямо проистекает из того, чем мы с Вами заняты! Вы и я!

– Я, Лев Моисеевич, полностью посвятил себя изучению тех главных факторов, которые влияли, и будут влиять на ход всей Мировой Истории!

Профессор чувствовал себя как никогда бодро и уверенно. Доктор Липкин отметил про себя эти изменения в поведении гостя и был, по-видимому, доволен такими переменами в состоянии больного.

– Дорогой Историк, я даже догадываюсь о каком «факторе» идёт речь! Ведь мы с Вами понимаем, что это – психология людей, и наш с Вами изначальный природный принцип оценки происходящего в Мире.

– И не только в Мире, Лев Моисеевич, – отчеканил бесстрашный профессор. – Главное – это самооценка себя и себе подобных в существующих или искусственно создаваемых условиях, так-то.

– А я, мой уважаемый пациент, рассматриваю и изучаю всё то же самое, но со своей медицинской точки зрения и со своих личных позиций человека и… извините, гражданина.

– Весьма высокопарно, доктор! Хотя, по сути, точнее не скажешь!

– Ну, вот, батенька Александр Сергеевич, Вы сами и ответили на свой собственный вопрос! Поздравляю Вас, уважаемый Коллега!

Александру Сергеевичу на какое-то мгновение показалось, что взгляд визави чересчур внимательно сосредоточился на лице собеседника. Свет в кабинете доктора почему-то стал казаться несколько ярче. Доктор Липкин перевёл взгляд на часы в кабинете, а потом задорно спросил:

– Скажите, Александр Сергеевич, а Вы по-прежнему видите Ваши удивительные «вещие» сны, или они покинули Вас навсегда? А у меня, знаете ли, сохранились эти записи. Нет, только не подумайте, что я приобщил их к Вашей истории болезни! Ни в коем случае! Они хранятся у меня в моём личном архиве, так сказать… для занимательного прочтения в редкие минуты досуга.

«Молчи и не отвечай, – приказывал самому себе Профессор. – Ох, не прост этот. Лев Моисеевич и хочет вызвать меня на какой-то серьёзный разговор. Но для чего, с какой целью? С другой стороны, – а что особенного? Что такого ужасного может случиться, в конце концов? – ободрял себя неравнодушный «историк».

– Ну, и что же вдруг замолчали, мой пассионарный собеседник и вечный ревнитель истины? – лукаво произнёс доктор. – Неужели в Ваших снах Вам являются лишь картины нашего больничного парка и лица медперсонала? Нет уж, никак не поверю!

Слова доктора Липкина и насмешливый тон вызвали в пациенте чувство протеста. Александр Сергеевич не хотел продолжать этот странный разговор, но вопреки его воле, он произнёс:

– Я не знаю и, простите, не желаю знать истинных причин Вашего интереса к моим «снам», доктор, но немало позабавлю Вас тем, что.

Лев Моисеевич резко перестал вальяжно восседать в своём кожаном кресле. Он моментально сосредоточился и положил свои большие пухлые ладони на полированную поверхность письменного стола. Но перед этим он не позабыл нажать на кнопку записи на своём диктофоне. И запись пошла.

– А я буду только рад этому, мой друг! Итак, судьбы всего человечества по-прежнему волнуют Ваше беспокойное сердце?

– Волнуют?! Я бы уже не стал говорить так опрометчиво. Время выносит свой вердикт всему тому, что ещё недавно так волновало меня и вносило смятение в мою душу. Ваш диктофон включён, я надеюсь?

Доктор Липкин поначалу опешил, затем спешно попытался придумать остроумный ответ…

– Не трудитесь отвечать, доктор, это не так уж и важно, в конце концов. Да, я вижу сны! Надеюсь, что хоть это ещё не запрещено нашими больничными правилами внутреннего распорядка?! Хотелось бы надеяться также и на то, что это не повлияет и на сроки моей выписки из наших столь гостеприимных стен.

Лев Моисеевич уже взял себя в руки. И этими же руками он вращал перед собой удивительный хрустальный шарик. Многочисленные хрустальные чистые грани струились загадочным светом, отбрасывая искры на стены кабинета и на лица собеседников. Александр Сергеевич хотел было взглянуть на выражение лица доктора, но быстро осознал, что может только зачарованно наблюдать за переливами огней шара. И он продолжил.

– Я вижу странный сон… или не сон, а фильм или картину.

– Я внимательно Вас слушаю, коллега.

– Передо мной чёрно-белые кадры…, внизу на крупном плане – колонна людей. Я вижу в движущейся колонне стариков, детей, женщин и мужчин. У них в руках неуклюжие огромные чемоданы, котомки, узлы, узелки.

Они все куда-то идут, или их… ведут. Затем камера отъезжает и становится видно, что людской поток бесконечен.

Доктор Липкин нервно заёрзал на стуле, но шар по-прежнему находился в его руках.

– Александр Сергеевич, наверное, это кадры из военной хроники? Мы в детстве тоже все были потрясены увиденным, поверьте.

Александр Сергеевич, наблюдая за игрой лучей шара, продолжал говорить.

– Колонна двигается прямо, не имея возможности изменить направление маршрута. Слева – люди в военной форме, служебные собаки, они лают и огрызаются на колонну.

Справа – странная разнородная толпа. Одни несут хоругви, другие танцуют и бьют в бубны. А ещё… я вижу молодцеватых людей с плакатами, как на Первомай. А ещё – хиппи, журналистов, политиков или политиканов. Они кричат, критикуют, провозглашают и кидают бумажные стаканчики из-под кофе и колы в тех, кто в форме, прямо через головы идущих в колонне. Они вне себя от ярости или какого-то экстаза, они вопиют и громко заявляют о себе. А колонна идёт молча, понуро опустив головы. Свернуть влево или вправо нет никакой возможности: слева – охрана с собаками, справа – митингующие…

– Александр Сергеевич, скажите же, в конце-то концов: куда движется вся эта колонна людей? Почему такая обречённость?

– Я вижу впереди… крутой обрыв. И это – цель! Хвост колонны становится всё короче… и короче. А это означает, что.

– Сейчас Вы это видите? Не молчите, продолжайте рассказывать обо всём, что видите перед собой!

Александр Сергеевич очнулся от громкого голоса доктора и сказал уже более спокойно: