Текст книги "Итальянская любовь Максима Горького"

Выпалив эту тираду, Анна замолчала. Теперь ей было страшно встретиться с Васей взглядом. Но после мучительного молчания она услышала тускло-бесцветное:

– Да. Наверное, ты права. Это правильней и честнее…

* * *

Утренний звонок застал Анну врасплох. Она сорвала трубку.

– Приезжай. Жду через час! – Голос Васи звучал бодро и решительно.

Войдя в кабинет Курочкина, она не поверила своим глазам: Вася сидел подтянутый, выбритый, и даже, как ей показалось – сбросившим пару-тройку килограммов.

– Что случилось? – только и выдавила она.

– Сядь! – указал он жестом на стул.

– Во-первых, я хочу извиниться перед тобой. Я вел себя в последнее время как порядочная свинья. Да-да, и не возражай. Тому были причины… э… личного порядка. Я позволил себе поддаться минутной слабости и смалодушничал. Не нужно было близко принимать к сердцу жизнь другого человека. И тем более завидовать. – Вася кашлянул и замолчал.

Анна машинально опустилась на стул. Это было что-то экстраординарное… Сердце забилось часто-часто.

– Я распустился, и дела наши пошли не самым блестящим образом. Кроме того, я недопустимо вел себя по отношению к тебе. Моему партнеру и коллеге. Хотя мы с тобой работаем как начальник – подчиненная, но я всегда считал тебя полноправным партнером и другом. И вот здесь я тоже был не на высоте. Так что – извини.

В дверь постучались.

– Войдите, – сказал Курочкин.

В дверь протиснулся курьер с корзиной цветов.

– Распишитесь в получении.

Вася подошел к курьеру, расписался в протянутой ему квитанции и протянул корзину Анне:

– Это тебе, Аня! От меня.

У Анны на глазах выступили слезы.

– Гип-гип, ура, Васенька!

Она обняла друга и запечатлела на его щеке поцелуй.

– След от помады остался? – деловито спросил Василий. – А то сейчас к нам клиент придет, а я со следами женской страсти на лице.

– Сейчас сотру, одну минуту, – пообещала Анна. – У меня из головы не выходит убийство Чернышева.

– Значит, что-то обнаружил… И весьма серьезное – раз его убрали.

– И работал он на Зардари!

– Но убийство может быть и не связано с делом Шевардиной. Наш эрудит и умница мог наследить и в другом деле.

– А мне кажется, что это все – звенья одной цепи. И связано именно с нашей клиенткой. Верой Шевардиной.

– У нас нет никаких доказательств. А без фактов и доказательств догадки остаются всего ишь догадками. А это уже…

– «Натягивать сову на глобус»! – со вздохом закончила Анна.

– Да, – Курочкин показал взмахом головы на легендарную сову. – И мы не имеем права этого делать.

Вася замолчал. Он смотрел прямо и перед собой, легонько барабаня пальцами по столу. Анна знала, что этот жест свидетельствует, что Вася о чем-то сосредоточенно думает и боится спугнуть свою мысль преждевременным словом, еще не оформившимся в стройную цепь умозаключений. Она уже хорошо изучила своего начальника за то время, что они работали. И знала, что они с Васей при всей их разности – люди одной волны и поэтому понимают друг друга не только с полуслова, но с полужеста, а иногда и – в полном безмолвии.

Наконец Вася посмотрел на Анну. В его глазах таилось торжество.

– Есть одна мысль. Правда, ее еще нужно перепроверить. А пока давай я тебе кофе сварю.

Готовить вообще-то – дело мужское, и кофе варить – тоже. Если вдуматься, то мужчины рождены творцами. А женщины – мастерицами. Совершенствующими свое ремесло. Даже кофе. Казалось бы – чего уж проще? Но Вася все равно варил лучше, чем она!

После кофе Вася откинулся на спинку стула. И, закрыв глаза, промурлыкал:

– Позвони Шевардиной. Может быть, мы чего-то упустили. Расспроси ее хорошенько.

– Прямо сейчас?

– Прямо сейчас! Не будем ничего откладывать!

Трубку взяли не сразу. Но потом Анна услышала:

– Я не в Москве. Я в Италии. – И быстро дали отбой, прежде чем Анна сумела что-то сказать.

В недоумении она посмотрела на Васю.

– Что там?

– Шевардина в Италии. Но почему она не стала со мной разговаривать?

– Роуминг! Кто же будет тратить деньги на разговоры, когда каждая минута на вес золота?

– И что делать?

– У нас же должна быть ее электронная почта, спишись. Спроси, по какому она там делу. И сообщи, что у нас есть новые данные по ее родословной.

– Письмо тоже писать прямо сейчас?

– Рыжикова! – недовольно протянул Вася. – Я тебя не узнаю. У нас что – в запасе несколько жизней?

Анна подумала, что за последнее время она отвыкла от оперативной работы. Вася пребывал в хандре и не торопил ее с теми немногочисленными делами, которые у них были. Вот она и стала незаметно все откладывать на «потом». Вообще-то если задуматься: «потом» – это болото, из которого выбраться нелегко. Вот так и живут люди с надеждой на какую-то иную жизнь, где они все сумеют сделать вовремя и оперативно.

– Написала? – спросил через некоторое время Вася.

– Да.

– Отлично! Будем ждать ответа.

– Я рада видеть тебя таким! – тихо сказала Анна.

– Я и сам рад! Наверное, краткая депрессия неизбежна, но пусть она не засасывает надолго. Ни к чему это. Подобное питается подобным. Если долго смотреть в бездну, бездна начинает всматриваться в тебя. Поэтому похандрил – и хватит! Нас ждут великие дела!

– Кто бы сомневался!

– И я думаю посоветоваться с одним человеком… – Вася замолчал, но взгляд у него при этом был хитрым и довольным. Начальник что-то замыслил. И Анна незаметно улыбнулась.

Глава 6
Гости ниоткуда

 
Гонимый волей рока,
Словно мяч,
Беги дорогами удач и неудач.
Зачем? – лишь Он, тебя
Пустивший, знает.
А ты – Его игрушка,
Плачь – не плачь.
 

Омар Хайям

Флоренция. День назад

Сад был полон призраков. Даниэла это поняла, как только ступила на его территорию. Так странно думать: еще недавно бабушка была жива. А теперь ее нет. Раньше Даниэла не задумывалась над смертью. Но сейчас ей показалось, что эта таинственная гостья – рядом с нею. Она ощущала невольную вину за бабушкину смерть. Кто знает: может быть, она своими настойчивыми расспросами привела бабушку в волнение и сердце не выдержало? Никто ничего не знает. Семейный доктор сказал, что бабушка умерла от старости. Но что такое старость?..

Даниэла тряхнула волосами. Было странно думать о смерти и старости сейчас, когда ей всего девятнадцать лет, и вся жизнь впереди. Но ведь смерть может наступить в любой момент. И тогда Старость выглядит совсем в другом свете – подарком небес.

Мари-Роз. Родная, любимая. С теплой улыбкой и ласковыми руками. Маленькой Даниэла очень любила бывать у бабушки. Гуляла по этому саду, который представлялся сказочным лесом. Купалась в этом пруду. И в детстве пруд казался ей ужасно таинственным и огромным. Теперь, конечно, все не так.

В темноте воздух пах жасмином и розами.

Даниэла могла бы зажечь фонарик, но она хорошо ориентировалась в этих местах. Они были ей знакомы столько лет, и поэтому она шла на ощупь. Постепенно глаза привыкли к темноте, и она шествовала уже уверенней. Даниэла могла бы прийти сюда днем, но были причины сохранить свой визит в тайне.

Она вышла к пруду. Его гладь отливала тусклым серебром. Даниэла быстро разделась и нырнула в воду. Она плыла, тихо отфыркиваясь, затем перевернулась на спину и какое-то время лежала так, на воде, плавно подгребая под себя руками. Прямо на нее смотрела равнодушная луна.

Где-то раздался треск сломанной ветки, и она словно очнулась от наваждения. Выбралась на берег, натянула на себя платье и надела туфли на мягкой подошве – удобные и без каблуков.

Даниэла ступила на террасу и посветила фонариком. Вот спальня Мари-Роз, вот гостиная. Она вспомнила слова Витторио: «Ищи в потайных ящичках. Мы, флорентийцы, любили делать мебель на заказ – с разными укромными уголками, невидимыми для постороннего глаза».

Кабинет Мари-Роз был, к ее удивлению, заперт, но Даниэла знала, где бабушка хранила запасные ключи, когда стала все забывать. И, отыскав горшок с пеларгонией, сунула руку в землю. Так и есть! Ключ от кабинета был там.

Отряхнув его от земли, Даниэла вставила ключ в замочную скважину и, повернув два раза, толкнула дверь вперед. С тихим скрипом дверь открылась.

Бабушкино бюро! Даниэла провела по нему пальцами. И вспомнила разговор с Витторио.

– Это же очень просто, – объяснил ей Витторио. – Надо только знать устройство бюро.

– А если я не знаю, что делать?

– Измерь его. И сфотографируй. Остальное предоставь мне. Сможешь?

– Конечно!

Она посмотрела на схему, которую дал ей Витторио. Если бы он был рядом – ей было бы легче. Но двоих заметить легче, а Даниэле это было не нужно.

Витторио верит в нее, в то, что она справится сама. И она должна быть на высоте, оправдать его ожидания. Витторио обвел красными кружками уголки, где обычно делали потайные места. Это мог быть ящик или просто пустая полость…

Даниэла наморщила лоб, подвинула стул, села и пальцами – методично, как будто бы играя на пианино, – принялась исследовать старое бюро.

Она ощупывала его довольно долго и неожиданно захотела пить. Прошла на кухню и, не зажигая света, в темноте, открыла дверь кухонного шкафа. Там стояла бутылка лимонада. Даниэла сделала несколько жадных глотков и прислушалась. Где-то вроде скрипнула половица.

Даниэла метнулась к двери и застыла. Может, ей послышалось? Старый дом полон шорохов и звуков. Наверное, по ночам бродят духи живших когда-то здесь людей.

«Кончай бояться! Кончай питать эти страхи! Это все твои расшалившиеся нервы», – одернула себя Даниэла.

И вернулась в кабинет продолжать поиски. Вскоре ей повезло. Даниэла надавила на место соединения ящика и стенки бюро, за ним обнаружила панель, а за панелью – выдолбленное в стене отверстие. В тайнике лежали письма и бумаги.

Даниэла оглянулась, ей показалось, что кто-то стоит в дверях и смотрит на нее. На секунду в памяти промелькнул силуэт женщины в длинном платье.

– Бабушка, прости! – шепнула Даниэла. – Прости! Но мне нужно знать всю правду!

Она сунула бумаги в сумку и поспешно покинула дом.

Когда она садилась в машину, ей показалось, что где-то совсем рядом зашуршали колеса и еще одна машина тронулась с места. Или просто этой ночью у нее прорезался звериный слух? Как это обычно бывает в минуту опасности.

* * *

Витторио смотрел на нее с улыбкой.

– Поздравляю с трофеями!

– Грацие!

Даниэла звонко расхохоталась:

– Если бы ты видел меня этой ночью! Испуганная девочка в замке Синей Бороды. Был момент, когда я здорово струхнула и думала уже повернуть обратно.

– Почему?

– Мне казалось, что за мной кто-то следит. Ночь, напряжение, расшалившиеся нервы… Было от чего разыграться воображению.

На удивление Даниэлы, Витторио отнесся к ее словам серьезно.

– Может быть, ты не так уж и далека от истины. Никто не знает…

Она задумалась.

– Но кто это мог быть? И что ему надо?

– Или ей? – быстро вставил Витторио.

– Или ей.

– Кого-то привлекла твоя активность по раскапыванию семейных тайн.

– Мы вроде были осторожными.

– Да. Но трудно все предусмотреть.

– Если только Паоло…

Витторио взмахом руки отверг это предположение.

– О, нет, он – сама порядочность!

– Тогда кто и как?

– На самом деле вариантов – масса. И мы можем даже не знать о них. Подслушанный разговор, Паоло проговорился, а может быть, твоя бабушка перед смертью поделилась с кем-то своими тревогами и опасениями.

Даниэла нахмурилась.

– Может быть…

– Говорят же, старые люди часто предчувствуют свою смерть, и она могла…

Даниэла всхлипнула.

– Мне так больно думать, что я косвенно виновата в ее смерти. Если бы я не стала раскапывать всю эту историю…

– Не вини себя ни в чем. Это просто стечение обстоятельств.

– Стечение обстоятельств, – эхом повторила Даниэла. – Это ты просто меня так успокаиваешь.

– Ничуть! Я говорю сущую правду.

Что-то зашуршало, мимо пролетел Ангел.

– Как твой попугай? – спросила Даниэла.

– Вроде неплохо. Иногда, правда, капризничает и показывает характер.

Ангел сел на шкаф и придвинулся ближе к Даниэле.

– Ты ему понравилась, – усмехнулся Витторио.

– А тебе? – вырвалось у девушки.

Витторио смутился.

– Прости! – Даниэла тоже почувствовала себя неловко.

– Просто я не очень хорошо говорю комплименты, – проговорил молодой человек. – Это ты меня прости. Выгляжу как чурбан.

– Все в порядке, – быстро сказала Даниэла, она боялась, что Витторио может обидеться.

– Вернемся к нашем делу. И где эти бумаги?

– Здесь! – Даниэла похлопала по сумке.

– Отлично! И тебе не показалось, что сегодня за тобой кто-то следит? – с тревогой спросил Витторио.

Даниэла не могла не признаться себе, что его беспокойство было ей приятно.

– Нет, не обратила внимания. Но ты же знаешь, сколько днем в городе народу… Я могла просто не заметить.

– Будем надеяться, что эти страхи напрасны, – сказал Витторио. – Главное, не нервничать по пустякам.

– Спасибо.

– Давай посмотрим твой улов. Но сначала кофе? Или граппу?

– Ни-ни, – замахала руками Даниэла. – Кофе. Или травяной чай. – Она не хотела пить при Витторио крепкие напитки. Ей вдруг стало важно, что о ней подумают и как она выглядит со стороны.

– Идет!

Чай пах лимоном, апельсином и мятой. И по телу разливалось успокаивающее тепло. Купол Брунеллески за окном тоже внушал успокоение. Что бы ни случилось – Флоренция будет вечно. Город вечной весны. Жемчужина Италии, да и всего мира.

– Купол мне напоминает створку жемчужины, – сказала Даниэла. – Как же он красив! Парит над городом, укрывая его от разрушительного времени. – И Даниэла замерла, удивленная. Она никогда раньше не говорила так возвышенно, так поэтично. Что же с ней творится?!

– Какие прекрасные слова! – воскликнул Витторио.

– Сама удивляюсь…

– Наверное, с кем поведешься, от того и наберешься, – усмехнулся молодой человек.

– Ну что ты! Я рада…

Они сидели на полу, на средневековом ковре и разбирали бумаги Мари-Роз, а за окном в душистом летнем мареве красовался самый чарующий город на земле…

Бумаги шли вперемешку. Письма располагались не по датам, а как придется.

…Теперь перехожу к одной наиболее волнующей части моего письма. К характеристике женщин Максима Горького… Я понимаю, что Даниэла пыталась быть объективной и беспристрастной. Насколько ей это удалось? Сказать трудно, но бедная девочка старалась, очень старалась.

Насчет Марии Андреевой, бывшей гражданской жены Горького, я тебе уже говорила – красавица-актриса… Хотя эпитет «красавица» подходит ко всем женщинам Горького, в том числе и к нашей Даниэле. И зачем только в недобрый час она встретила этого русского медведя?

Женщины Горького были очень красивы, но по-разному. Помимо красоты каждая из них обладала всепобеждающим обаянием. Я говорю о трех красавицах и трех главных женщинах в жизни писателя: Марии Андреевой, невестке Тимоше и Марии Будберг, предмета его нешуточной страсти. О каждой можно слагать поэмы, с каждой можно писать картины… И за каждой, заметь, тянулся шлейф сплетен, слухов, шепотков…

Мария Андреева – помимо всего надежный товарищ, тесно связанный с большевиками и Лениным. Последний называл ее товарищ-«феномен». За то усердие и старание, с каким она добывала деньги для большевистской партийной кассы. А как она одурачила бедного Савву Морозова, безнадежно влюбленного в нее!.. Многим не дает покоя убийство этого русского мецената, поданное под видом самоубийства, после которого ленинская касса обогатилась еще на сто тысяч рублей. Именно на эту сумму был выдан Марии Андреевой страховой полис на случай смерти миллионера-фабриканта. И выдан им, чтобы бедная Маша в случае его ухода в мир иной ни в чем не нуждалась. Маша была цепкой, без грана жалости и тени сочувствия к кому-либо. Но это же можно сказать и о других подругах Максима Горького. Да, его женщины были именно такими – железными женщинами, валькириями революции. А он – буревестником. Они стоили друг друга.

Только не надо рисовать Максима Горького простачком, этаким невинным дедушкой, усмехающимся в седые усы. Он был плоть от плоти того времени с его кровью, жестокостью и коварством. Другие люди просто не выживали. Их сметал ураган революции.

Женщины Горького – яркие, незаурядные. Сокрушающие мужчин почти профессионально. Я сказала «почти», потому что моя натура восстает против такой откровенности. Назвать их профессионалками – было бы слишком!

Они были музами. Музами революции, хотя это звучит противоестественно. Но что было, то было… Эти жестокие красавицы притягивали к себе ярких незаурядных мужчин, которые были готовы ради них на все. В том числе и на смерть…

Здравствуй, Мария! Я пишу тебе в надежде, что ты все-таки прочтешь мое письмо. Хотя ты почему-то перестала мне отвечать…

Как же отчаянно и самозабвенно Даниэла влюбилась в Макса Бедного, или Максима Горького! Да так, что поехала за ним в Россию. «Я умру иначе от тоски», – говорила она нам. Что, ты думаешь, ее ожидало там? Ты не представляешь, но она стала постепенно очаровываться… Да-да, очаровываться коммунизмом! Я думаю, в коммунизме есть некое обаяние. Обаяние гибели или последнего всплеска перед Апокалипсисом. Тайна завороженности разными идеями – это очень сложный вопрос, рассуждать над которым должны более подготовленные умы. Никак не я.

Я жалею Даниэлу и желаю ей всяческих благ…

Мир не просто сошел с ума, он стоит у последней черты и в любой момент готов полететь в тартарары. Вспомни историю нашей римской цивилизации, сколько мы всего дали миру… Не перечислить… Фундамент Европы – это наша цивилизация, римское право, которое до сих пор лежит в основе законодательства большинства стран… И что от нас осталось? Мы перешли в разряд музейного памятника. Наш символ – разрушенная колонна, которая стоит под открытым небом, продуваемая всеми ветрами. Мы несем обаяние прошлого, а коммунизм – обаяние будущего. Поэтому он так привлекателен. И то, и другое – обречено. Вопрос только во времени. Все идеи сначала устремляются вверх, к небу, потом – происходит спад. И так всегда. И только христианство раскрывает во всей глубине божественный замысел. Но и здесь – глубина открывается не всем, и Библию каждый толкует на свой лад.

Коммунизм пытается заменить собой библию, и, кажется, ему это удается. Первое дело – борьба с конкурентами. Поэтому большевики так яростно крушат храмы и борются с религией. Они никогда не смогут построить свое «царствие божие на земле», если станут равнодушно взирать на то, что кто-то рядом тоже старательно строит и возделывает это царство.

Нас приводит в содрогание варварское обращение с памятниками. Мы понимаем, чем это все закончится – разрушенными колоннами, запустением и забвением. Но, видимо, человечеству каждый раз нужно все повторять сначала. Оно ничему не учится и не усваивает уроки истории. И это удручает…

Витторио поднял голову от бумаг. Даниэла залюбовалась его тонким профилем, носом с легкой горбинкой, темными волосами, вьющимися на концах.

«Таких людей ваяли наши мастера древности. Сейчас царит более грубый, приземленный тип красоты, – мелькнуло у нее в голове. – Даже я выгляжу по сравнению с Витторио как простая плебейка. А он словно законсервировался в вечности».

– А что, если твоя бабушка просматривала эти бумаги незадолго до смерти? – проговорил Витторио.

– И что?

– И сумела найти то, что привело ее в волнение.

– Чего она раньше не знала?

– Или не знала или пропустила. Или забыла. Вариантов несколько…

Даниэла склонилась над письмом в его руках. Ее волосы коснулись щеки Витторио, он нежным движением отвел локон.

– И кому, по-твоему, адресовались эти письма? Мы знаем только имя – Мария. И кто их автор? – задала вопросы Даниэла.

– Для меня ясно одно – этот человек из твоей семьи, иначе бы твои бабушка и мать так тщательно не скрывали бы этот факт и не уберегали бы тебя от расследования семейных тайн. Вполне вероятно, что тебя назвали Даниэлой в честь той Даниэлы, о которой идет речь в письмах. Это может быть просто совпадением, но мое сердце подсказывает, что это больше, чем случайность.

Даниэла задумчиво кивнула головой.

– Кто писал? – Витторио замолчал, а после крат-кой паузы продолжил: – Итальянка – раз, человек вашего круга – два. Судя по всему, близкая подруга Даниэлы – три. Больше сказать ничего не могу. Кстати, я подумал насчет адресата Марии. – И он посмотрел на нее. – Первое же имя твоей бабушки – Мари-Роз…

– Ты думаешь, письма адресованы ей?

– Не знаю. Но я допускаю все…

* * *

Флоренция. Наши дни

Если ты по жизни неудачница, то очень трудно предполагать, что жизнь внезапно повернется к тебе светлыми сторонами.

Так думала Вера, уже не рассчитывая на звонок от Паоло. В самом деле – глупо ждать какого-либо продолжения их знакомства. Мужчина просто проявил любезность, свойственную человеку его возраста, и тем самым еще раз подтвердил репутацию итальянцев как галантных кавалеров.

От той прогулки осталось приятное послевкусие, но Вера понимала, что это был незаслуженный подарок судьбы, за который надо поблагодарить всевышнего и не надеяться на большее.

Что теперь делать, она не знала – после неудачи у Орбини оставалось только искать другие подходы, вот только ничего на ум не приходило. Вера размышляла, что она слишком надеется на других людей, вместо того чтобы полагаться на себя. Вдруг она вспомнила, что, как приехала в Италию, ни разу не связывалась со Светланой, та, правда, тоже молчала. Но разговор с подругой мог натолкнуть на какие-то мысли и к тому же восстановит душевное равновесие.

Светлана трубку не брала, Вера подумала, что та где-то ходит по делам, и нажала отбой. Но вскоре подруга откликнулась, прислав эсэмэску. «Через пять минут выйду на скайп».

Увидев изображение подруги на экране, Вера ощутила прилив хорошего настроения. Светка была, как обычно, в ярко-желтом и жевала бутерброд.

– Прости, что я здесь жующая такая, – промычала она с набитым ртом. – Только что вернулась домой, голодная. Рассказывай, как ты…

– Ничего хорошего, – вздохнула Вера.

– Так не бывает! Ты сгущаешь краски, – авторитетно заявила подруга. – Старайся быть объективной.

– Я стараюсь…

– Плохо стараешься. Изложи суть дела. Подожди, я сейчас.

Исчезнув с экрана, Светка вернулась уже со вторым бутербродом, толще первого раза в два.

– Не обращай внимания. Давай излагай, что там у тебя…

Вера рассказала о своих злоключениях, после чего Света погрузилась в молчание.

– Что ты скажешь? – забеспокоилась Вера. – Связь хорошо работает?

– Связь – отлично. А вот твоя голова – не очень. Ты уж не обижайся, это я по-свойски.

– Спасибо на добром слове, – грустно улыбнулась Вера.

– Ну кто кроме меня тебе всю правду-матку скажет? Ты делаешь одну ошибку за другой. Во-первых, зачем ты сразу поперлась к этим так называемым родственникам? Ты их можешь просто спугнуть, точнее, напугать, и против тебя заведут уголовное дело, чтобы вытурить из страны в два счета.

– Интересно, каким образом? Ничем противозаконным я здесь не занимаюсь.

– Учитывая их связи и влияние, тебе и не надо быть в контрах с законом, тебе просто подбросят белого порошка, к примеру, и все. Представь картинку: ты под конвоем и гремишь в тюрягу. Тебе на помощь бросается консул, хотя я в этом не уверена, а с тебя требуют выкуп-залог, солидные бабки, которых у тебя нет. И неизвестно, чем все закончится.

– Ты так думаешь?

– Я обрисовываю крайний вариант. В жизни нужно быть оптимистом, но готовиться к худшему. Так, на всякий случай. Но ты меня понимаешь.

Вере внезапно стало не по себе. Конечно, Светка обрисовала живописными красками самый черный вариант, но почему-то он стал казаться страшно реальным. Таким реальным, что Вере хотелось немедленно осмотреть свои вещи и комнату: не подбросили ли ей уже чего-нибудь криминального в ее отсутствие.

– Ты, я смотрю, побледнела. Прости. Я, наверное, перегнула палку, но лишняя бдительность никогда не повредит. А незнание хуже всего. Особенно незнание некоторых нюансов поведения… – Второй бутерброд быстро исчез во рту подруги. – Теперь перехожу ко второй ошибке. Конечно, я понимаю твое желание видеть в каждом добряка и радетеля… Но, на мой взгляд, ты совершенно напрасно так доверилась этому Полю.

– Паоло.

– Один хрен! Где гарантия, что он уже не рассказал все этим Орбини? Ты доверилась первому встречному! Где осторожность? Где понимание, что не все люди друг другу – братья? Ве-ра! – по слогам сказала Светлана. – Ты как пятилетняя девочка!

Вера почувствовала, что на глазах выступают слезы. Она сглотнула. Подруга была права, она слишком расслабилась и делает одну ошибку за другой. Кто такой Паоло? Почему она все рассказала чужому человеку, который проявил к ней участие, не подумав о том, что это может быть опасным и иметь далекоидущие последствия?

– И что ты теперь думаешь делать? – Светлана потягивала из тыковки матэ и смотрела на нее.

– Не знаю, – вздохнула Вера.

– Осмысли свое положение, не торопись… Во всяком случае, не делай ничего поспешного. Сгоряча. Обещай мне!

– Обещаю, – эхом откликнулась Вера.

– Ну и славно! Я сейчас бежать должна. Как там, кстати, погода?

– Прекрасная! Тридцать два. Даже жарко.

– По сравнению с промозглой Москвой – самое оно. Наслаждайся хотя бы этим. Надо во всем видеть хорошие стороны.

Иногда незамысловатая Светкина философия помогала, иногда – раздражала. Сейчас – был как раз второй случай.

После разговора с подругой Вера была порядком растревожена, ей было не по себе, а Светины слова не выходили из головы. Теперь, как ни старайся, их оттуда уже не вытравить: поселились прочно.

Вера легла на кровать, похоже, начиналась мигрень. А может, надо было плюнуть на все и никуда не ездить? Ей дали справку, что произошла ошибка, нужно было принять к сведению и успокоиться. Не стараться докопаться, доказать обратное. Почему она решила пойти по другому пути – рвануть и выяснить все на месте? И что теперь? Разве она учла все детали? Нет. Если бы она проработала свой план досконально, ей не надо было бы сюда приезжать. Вере стало так себя жалко, что она тихо заплакала, зажимая себе рот рукой, как будто бы кто-то мог ее услышать. Если бы не желание выбраться из безнадеги собственной жизни, обеспечить Пашино будущее, она бы ни за что не стала ввязываться в эту историю. Но так хотелось выкарабкаться из той беспросветности, в которой она обитала: ни денег, ни достойной работы, ни собственного жилья, что это желание и толкнуло ее на поездку-авантюру. Она не могла смириться с тем, что у нее украли мечту. Украли жизнь, где все уже было расписано и разложено по полочкам. Ведь это было самое страшное: когда все уже представляешь явно и зримо, а тут говорят, что произошла ошибка!

Заливаясь слезами, Вера не сразу услышала звонок мобильного. А когда взяла сотовый, то увидела на экране надпись: «Паоло Фосканери» – и не поверила своим глазам.

Она быстро вытерла слезы и нажала на соединение. Вера постаралась, чтобы ее голос звучал как можно ровней и спокойней, чтобы ни в коем случае в нем не было надрыва.

– Алло!

– Вера! У меня есть для вас новости. Мы могли бы встретиться?

Сказанное доходило с трудом, но если есть новости, то, значит, не все потеряно. Значит, еще есть надежда… Сердце качнуло маятником от уныния к робкой радости.

– Скажите, когда вам удобно? – услышала она в трубке.

– Когда? – Она бросила взгляд на часы. – В любое время. Я сейчас свободна.

– Тогда жду вас через час на Золотом мосту. Найдете самостоятельно?

– Да, конечно.

В этот раз Вере было не до красот живописнейшего моста Флоренции. Она стояла у входа на мост и ждала Паоло. От реки Арно дул свежий ветер, приятно холодил кожу и играл волосами Веры, время от времени она поправляла прическу. Вера всматривалась в толпу, боясь проморгать Паоло.

Она увидела его сразу: в сером полотняном костюме и светлой шляпе с маленькими полями.

При встрече он церемонно поцеловал Вере руку и спросил: как она.

Вера зарделась, уже бог знает сколько времени никто не интересовался тем, как она себя чувствует. «Как настроение? – продолжал вопрошать Паоло. – Конечно, Флоренция – красивейший город, но бывает, что и обилие красоты утомляет. Особенно туристов».

Вера неопределенно мотнула головой. Но Паоло, казалось, все мгновенно понял.

– Я думаю, нам нужно посидеть за чашкой кофе и расслабиться.

Кофе в Италии был вкуснейший. С аппетитной пенкой, легкой горчинкой, крепкий, с долгим послевкусием, медленно тающим во рту. Кофе этот невозможно было выпить залпом или впопыхах. Его нужно было смаковать и наслаждаться.

Так было странно: столько лет знать Италию виртуально, мечтать о ней, рассматривать картинки с видами Рима, Флоренции, Венеции и, наконец, оказаться здесь.

– Ваш итальянский весьма хорош, – похвалил ее Паоло. – Вы были хорошей ученицей.

Вера смутилась, наклонившись над чашкой кофе. Ах, если бы он знал, как ее пленяли жаркие краски Италии, как думалось, что этот теплый благоуханный край поможет спастись от унылости и однообразия жизни. А потом – никогда не покидала надежда, что она поедет в Италию и увидит все своими глазами. Но сказать об этом – обречь себя на непонимание со стороны Паоло. Это все сложно и трудно объяснить, потому что слишком личное…

– Мне всегда нравилась Италия, – промямлила она. – Поэтому я старалась и учила язык.

Вера подняла на Паоло глаза и увидела, что он смотрел на нее с улыбкой. И улыбка у него добрая. Веру немного отпустило, стало легче.

– Вы еще не заказали десерт. Что вы хотите? Здесь подают замечательные сладости.

Тирамису таял во рту: шоколадно-сливочный, нежный. Паоло пил эспрессо и, откинувшись на стуле назад, смотрел на Веру.

– Я долго обдумывал вашу историю, – проговорил он. – Кое-что требовалось уточнить, сопоставить ваш рассказ с другими фактами, данными… И я решил, что вы должны знать…

Из объяснений Паоло следовало интересное: некоторое время назад к нему обратилась представительница этого самого рода Орбини – Даниэла. Молодая поросль, как церемонно объяснил Паоло. У Даниэлы была просьба узнать: нет ли в их роду русских корней и вообще каких-либо пересечений с русскими. Девушка не стала особо вдаваться в пояснения, сказала только, что нашла у прабабушки одно письмо, и многое в нем было ей непонятным. Он, Паоло, давно – как и его отец, дед и прадед – живет во Флоренции и, конечно, знает многих, да и его адвокатская практика предполагает знакомство с тайной изнанкой жизни флорентийцев, о которой не говорят вслух. Поэтому делом заинтересовался.

Главным образом в том письме речь шла о тезке Даниэлы, молодой женщине, поведение которой шло вразрез с негласным кодексом чести уважаемой семьи. Юная Даниэла оторвалась от своих корней, увлеклась левыми идеями и даже – о ужас! – увлеклась мужчиной, который никак не мог составить ей партию. И увлеклась нешуточно.

И вот он, Паоло, подумал, нет ли какой-то тайной связи между этими двумя делами. Кто знает? Иногда ниточки судьбы весьма причудливо переплетаются. И стоит только потянуть за одну, как за ней следует другая. Что Вера об этом думает?