Текст книги "Холод"

А дальше?

Кажется, этот вопрос принадлежал не самому Сэту, а некоему внутреннему голосу. Действительно, что же дальше? Конфеты, чай… в комнате, конечно, холодно, но… при чем тут комната?

Сэт, если начистоту, ты ведь понимаешь, что будет дальше, верно?

Понимаешь.

Сейчас ты допьешь чай, доешь конфеты. Ляжешь, потому что уже вечер. Анальгина нет, спиртного тоже никакого нет, поэтому ты будешь долго-долго лежать без сна – ты вообще не привык спать по ночам, ты привык по ночам работать, и толком переучиться так и не сумел. А тут еще и ноги болят, поэтому ты точно не заснешь, и будешь лежать в этой холодной комнате до утра, ожидая рассвета.

Зачем, Сэт?

Чтобы завтра за тобой пришли? Разрешили взять чемоданчик, который ты уже загодя приготовил, вытолкали взашей из твоей комнаты, впихнули в автобус, или куда там у них положено впихивать тех, кого депортируют, и…

И?

И что?!

Ты будешь ехать неизвестно куда, а какие-то чужие люди будут глумиться над твоей комнатой, швырять на пол книги, рыться в вещах. Ведь именно так и будет, Сэт, не обманывай себя. Всё, иллюзии кончились, и оптимизм кончился тоже. Ты ведь помнишь, как они вели себя в тех же лабораториях, верно? Твоя комната, твое пристанище, она следующая. Ну и сам ты тоже следующий, потому что ты представления не имеешь, что такое депортация, и куда именно тебя собираются отвезти.

– Не хочу, – прошептал Сэт в холодную пустоту. – Я не хочу вот так. Пожалуйста, не надо.

И ведь это не самый худший вариант.

Ему, если вдуматься, вообще повезло.

Он никогда не ходил с обритой головой, его не тащили в общем вагоне неведомо куда; его не проверяли на улицах, не били, не унижали по-настоящему. Это была очень неплохая жизнь, признай это, старый звездочет Сэт. Ну, разве что в этой жизни не было ничего личного, и никого близкого, но это ведь не принципиально.

Монах при двойных звездах, вспомнил Сэт. Это кто-то из женщин так сказал, уже и не вспомнить, кто. Получилось не обидно, потому что женщина всего лишь сказала тогда правду. Какой смысл обижаться на правду?

Сэт отхлебнул еще чаю, сунул в рот еще одну конфету. Вкусно. Если бы это всё могло разрешиться хоть как-то иначе, он бы, наверное, пообещал себе ежедневно выпивать по вот такой же чашке чая, и съедать по три, даже нет, по четыре конфеты. Если бы…

Нет никакого «если бы».

В коридоре послышались крадущиеся шаги, Сэт от неожиданности едва не уронил чашку. Прислушался. Двое, люди. Совсем рядом от двери. Запер? Да, запер. Дом старый, дверь, по счастью, очень крепкая. Ну, или ему кажется, что крепкая.

– Один он там? – спросили шепотом за дверью.

– Держи карман, один, – хмыкнул другой голос, пониже. – Небось сидит у него кто-то. Свет горит?

– Ну.

– Баранки гну! Пидорасит он там кого-нибудь, зуб даю. Видал, сколько дыр в заборе? Значит, шастают к нему эти…

– С деревни?

– Ну а откуда? С деревни, ясное дело.

– И чего их не увезут никак? – говоривший был явно рассержен. – Дети же видят. Сжечь к хуям деревню эту, и пусть бы передохли все!

– Не боись, без тебя разберутся. Ладно, пошли, не будем сейчас того… опасно, точно он не один. А жалко, я-то думал, поживимся чем.

– Так может того, за ребятами сгонять? – оживился второй голос. – Слуш, давай сгоняю! Впятером навалимся, все кости переломаем им, пидорам.

– Не, лучше не так давай. Сейчас в бытовку сходим, жахнем с пацанами, а там решим. Все равно его завтра того… по любому.

– А может, деньги у него есть?

– Ой, деньги… ну, ты сказанул… книжки у него старые, жопу подтирать, может, и сгодятся. Ладно, пошли.

* * *

Сэт сидел, ни жив, ни мертв, хотя шаги в коридоре давно стихли.

Вот так.

Ну всё, приехали.

Дождался.

Что же делать?

«А нечего, – ответил тут же внутренний голос. – Нечего тебе делать. Это всё, Сэт. Это конец. Бесславный и отвратительный конец. Потому что они вернутся. Пьяные, ошалевшие от безнаказанности. Вернутся, и…»

Сэт встал. Осторожно поставил пустую чашку на краешек стола. Задвинул ящик, ручка тихо звякнула. Ну что же, всё так всё, пронеслось в него в голове. Вот только…

Чистое белье он вынул из подготовленного чемоданчика, оттуда же достал почти новый свитер и запасной «выходной» шарф. Нечего было и думать о том, чтобы помыться – в общем душе, расположенном в дальнем конце коридора, разорвало трубы, да и холод там стоял уличный. Ладно, сойдет и так. Сэт, зябко ежась, переоделся, сложил старые вещи на кровать. Вынул из ящика своего Псоглава, родового, порядком потертого, сунул в карман пальто. Фигурка досталась от матери, и оставить его тут, в комнате, у Сэта просто не поднялась рука. Все равно ведь найдут. Может, спрятать? А куда? Зарыть? Смешно. Много ты зароешь в промерзшую землю, старик. К тому же по этой земле скоро пойдут бульдозеры.

Сердце защемило, Сэт вытащил из кармана трубочку с таблетками, сунул в рот валидол. Ничего, ничего, совсем немного осталось продержаться.

Он медленно прошелся по комнате, открывая книжные шкафы, гладя корешки – в тот момент ему казалось, что книги словно бы отзываются на его прикосновения, прощаясь. Он гладил книги, как гладил бы любимую кошку, вот только своей кошки у Сэта никогда не было, рауф запрещали держать животных, но все равно, книги отвечали сейчас его рукам живым теплом, словно и сами были живыми. Наверное, им холодно, думал Сэт. Сейчас мы это исправим.

Он открыл все шкафы – пусть то, что произойдет, происходит максимально быстро. Долой препятствия. Открыл стол, вытащил из тумбочки несколько папок исписанной мелким подчерком бумаги. Там, в этих бумагах, была настоящая бесконечность, и ни одной звезды, которая держала бы небо. Звезды там были свободны, как и положено звездам, вот только бумаги стали от времени хрупкими, как и сам их хозяин.

Сэт принялся развязывать папки и вываливать их содержимое в центре комнаты. Больше, еще больше! Если есть что-то в моей воле, если что-то осталось тут моим, то пусть оно и будет моим, и я не хочу, чтобы к этому моему прикасались чужие грязные руки. Пусть оно уйдет вместе со мной, или даже немножечко опередит меня, я хочу знать, я хочу быть уверен, что к тому, что было дорого мне, не прикоснутся все эти, вся эта…

– Мразь, – прошептал Сэт, удивляясь собственной дерзости. Он никогда не ругался. В жизни он не произнес ни единого бранного или матерного слова. Кажется, над тем, что Сэт не ругается, тоже смеялись когда-то, но он сейчас не мог вспомнить, кто, и когда, и по какому поводу это было.

– Ничего не отдам. Обойдутся.

Окно, вдруг подумал он. Нужно открыть окно, не через дверь же? Верно, дверь лучше оставить закрытой. Рамы Сэт, разумеется, держал заклеенными, и сейчас, когда он, отстегнув шпингалеты, рванул на себя обе створки разом, раздался сухой бумажный треск, а из щелей выпала на подоконник скрученная в жгуты посеревшая вата, которую тут же подхватил зимний ветер.

Теперь спички. И нужно поджечь так, чтобы не разгорелось сразу, чтобы они заметили не в первые минуты, чтобы они не успели. И чтобы самому успеть – уйти.

Потому что хотелось сделать еще одну вещь, тоже бесконечно важную, которую Сэт хотел сделать все эти дни, но не сумел.

Первый робкий язычок пламени пробежал по краю бумажного листа, и, прежде чем огонь охватил лист целиком, Сэт успел прочесть то, что на этом листе было написано – уравнение Дрейка, с опровержением, сделанным Крайтоном, и с какими-то пометками самого Сэта, но он не успел прочесть, с какими, потому что огонь вцепился в бумагу, и обжег ему пальцы. Сэт выронил лист, медленно поднялся с колен.

Сухая бумага занялась охотно, огонь терзал листы, они скручивались, съеживались; Сэт догадался часть из них смять, поэтому костер на полу его комнаты разгорался сейчас охотно и быстро. Сэт снял с ближайшей полки несколько книг (простите, милые), и кинул в огонь – к потолку взметнулся сноп искр.

– Прощай, – прошептал Сэт, обращаясь неизвестно к кому. – Больше мы не увидимся.

Он отступил к окну, а потом, повинуясь внезапному наитию, протянул к огню руки. От костра, уже начавшего превращаться в пожар, тянуло теплом, и Сэт понял, что скоро это тепло станет нестерпимым огненным жаром, именно тем, который он дарил сейчас своей комнате, своим книгам, всей своей жизни.

Из окна он вылез неловко, подвернув слегка ногу, но сумел встать, и даже отряхнуть пальто. Хорошо, хорошо. Вот так – правильно. Что ж, надо двигаться, пока они не пришли. Они придут, и, пока они будут глазеть на пожар и бегать вокруг, они благополучно затопчут его следы. И не поймут, был ли он в комнате, не был, и если не был, куда подевался.

Сэт еще раз посмотрел на разгорающееся в окне пламя, и побрел прочь.

* * *

Кладбище сейчас было основательно заметено снегом. Никто его не чистил, и никто тут давно уже не бывал. Правильно, кому они сдались, эти звездочеты. Сэт, увязая в снегу, медленно брел в старую его часть, к могиле Струве, того самого Струве, который давным-давно обнаружил на этом самом холме остатки древнего сооружения, и понял, что раньше тут была обсерватория. Чья – неизвестно, но Струве построил тут больше двухсот лет назад новую, и…

Какая теперь разница.

Уже через неделю тут ничего не будет. Ни кладбища, ни обсерватории. И эти деревья сгинут, и этот полуразрушенный забор, и камни, и само место. Потому что людям нужно плодиться. Им бог велел плодиться. И они вняли. Какое мерзкое слово, пронеслось в голове у Сэта. «Плодиться». Животное какое-то слово, не для разумных существ. Даже кошки, и те… как-то не так это делают… Вот кролики да, они именно что плодятся. И почему-то им нужно плодиться именно там, где находится обсерватория. Не кроликам, конечно. Людям. Что за нелепость? Мало других мест, чтобы строить эти бесконечные дома?

«Не люблю кроликов, – вдруг подумал Сэт. Подумал, и усмехнулся. – Какая же глупость лезет в голову! Да ну их всех, мне теперь точно всё равно».

Могилу он нашел быстро, ориентируясь по знакомым очертаниям стволов деревьев. Нашел, сел, прислонившись к обелиску спиной.

– Здравствуйте, Василий Яковлевич, первый астроном на этой высоте, – прошептал он. – Я Сэт Асгард, последний. Больше никого не осталось. Можно, я посижу у вас тут немного? Тут тихое и спокойной место, а там… стало слишком шумно.

Ответом ему была тишина, но вовсе не та, которой искал сейчас Сэт. Совсем рядом пролегала большая дорога, по которой несся нескончаемый поток машин, и ни о какой тишине не могло быть и речи.

– А еще, Василий Яковлевич, я очень хотел посмотреть на небо. На хорошее чистое небо, – прошептал Сэт. – И самое обидное, что не сумел. Потому что тут больше нет чистого неба. А даже если оно и чистое, оно засвечено. Вот так всё бесславно кончается. Мне очень жаль, но я ничего не мог исправить. Я много читал о вас, и знаю, что вы были добрым человеком. Для вас важны были знания и талант, а не раса. И… я так хотел быть похороненным тут, где-нибудь неподалеку, но этому не суждено сбыться. Поэтому… вы не будете против, если я тут умру? Не волнуйтесь, меня в любом случае найдут. Или утром, или через несколько дней. Сейчас очень холодно, так что я… не доставлю беспокойства. Разве что птицы, но мне кажется, что и птицы не помешают. Простите, я несу какую-то чушь. Больше не буду.

Жаль, что нет спиртного, подумалось ему. Говорят, если выпить, можно заснуть и замерзнуть довольно быстро. А так придется помучиться. Уже сейчас трясет от холода, а это значит, что смерть точно не будет легкой. Ведь не хочется же, правда? Может быть, можно как-то быстрее? Постой-ка, ведь в кармане лежит почти полный тубус таблеток! Что будет, если выпить за раз полтора десятка таблеток валидола? Наверное, ничего хорошего. Ладно, если станет совсем нестерпимо, попробовать стоит. Вот только руки. Пальцы и так гнутся не очень хорошо, а тут еще и мороз… Сэт вытащил из кармана перчатки, поспешно натянул их – и тут до него дошло.

Звездочет, ты сумасшедший, да? Ты собираешься замерзнуть насмерть, но при этом ты надеваешь перчатки, чтобы у тебя не замерзли руки?

Сэт рассмеялся, но смех получился какой-то жутковатый. Хриплый, лающий. Как кашель. Полный идиотизм, думал Сэт. Нет, так нельзя. Надо, пожалуй, съесть валидол до того, как руки перестанут слушаться, а голова – соображать.

Первые две таблетки он рассосал довольно быстро. Вкус валидола нравился, да и действие тоже, таблетки всегда помогали ему успокоиться. «Наверное, я просто засну, если приму их все, – думал Сэт. – А ведь это хорошо. Я так и хотел. Заснуть, и замерзнуть во сне. Трус я, по всей видимости. Малодушный трус. Другой бы под машину бросился, повесился, перерезал себе вены, или что-нибудь еще придумал, а я сижу на могиле, и ем валидол, потому что на другое решение, например, сгореть в комнате, у меня не хватило духу. Малодушие, да. Ну что ж, значит, так и будет. Я не герой, никогда не был героем. Но все же лучше так, чем трястись в автобусе, зная, что бульдозеры разрушают всё то, ради чего ты прожил жизнь».

Вдали раздались крики, потом Сэт заметил между деревьями слабый пламенный отсвет. Он чуть приподнялся, но разглядеть, что там происходит с домом, отсюда не представлялось возможным. Можно было только догадываться, по этому самому отсвету. Кажется, его план удался. Кажется, там сейчас горит не только его комната, а уже и весь дом. Вполне может быть, дом очень стар, перекрытия между двумя этажами деревянные, и деревянные же конструкции крыши. Значит, задумка удалась на славу.

Хорошо.

Сэт кинул в рот еще три таблетки, потом добавил четвертую. Надо было взять с собой конфеты, с раскаянием подумал он. Чтобы ими заедать таблетки. Довольно противный вкус, если пытаться съесть их так много. Мерзкий вкус. Но следует признать, что уже очень скоро ему станет всё равно. А это хорошо. Замечательно. Еще две таблетки. Сэт встряхнул тубус – в нем осталось совсем чуть-чуть, а эффекта пока что еще не было.

Значит, надо рассосать эти две, потом оставшиеся четыре или пять… а потом будь что будет.

* * *

– Эй, уважаемый, не подскажете, что это там такое происходит? – произнес голос над головой Сэта. Тот, не смотря на валидол, чуть не подпрыгнул от неожиданности – он был готов поклясться, что не слышал ни шагов, ни каких бы то ни было других звуков. Откуда же тогда голос?

– Что? – не понял Сэт.

– Что, говорю, происходит там? – с интересом спросил голос. – Все кричат и бегают, и явно что-то горит.

– Смею предположить, что если все кричат, бегают, и что-то горит, то там, вероятно, происходит пожар, – Сэт, наконец, поднял голову. – Вывод напрашивается сам собой.

Против ожиданий, говоривший был не человеком, нет. Это был рауф, мужчина, чистокровный, высоченного роста, одетый в скромно выглядящие, но явно хорошего качества вещи (подобное пальто Сэт, например, видел у кого-то из начальства), без шапки, и без перчаток.

Рауф стоял справа от монумента Струве, и с интересом, чуть склонив на бок голову, рассматривал Сэта. Вроде бы он не делал ничего особенного, не вел себя бесцеремонно, но почему-то от его взгляда Сэту стало не по себе.

– Логично, – кивнул рауф. – И что-то мне подсказывает, что вы можете быть в курсе, откуда взялся этот самый пожар. Верно?

– Нет, – Сэт мотнул головой. – Не знаю, откуда.

– Ну, не знаете, так не знаете, – покладисто согласился мужчина. – А что вы тут сидите?

– Навещаю могилу, – процедил Сэт. То есть ему показалось, что процедил, на самом деле голос от холода звучал хрипло и слабо. – Нельзя?

– Да можно, конечно, – мужчина пожал плечами. – Просто вы странно это делаете. Обычно во время посещения не принято сидеть на могиле с ногами, облокачиваясь о² памятник.

– Мне так удобно, – отрезал Сэт. – Юноша, вы шли куда-то? Так вот и идите своей дорогой. Пожалуйста, – добавил он. – Вы меня очень обяжете.

– Да? – с легкой ехидцей спросил мужчина.

– Да, – раздраженно ответил Сэт. – Вы прерываете мои… мое общение с…

– С духом покойного? – уточнил мужчина. – Я вас умоляю, не надо. Хотите, я вам расскажу, что происходит на самом деле? Сидите-сидите, вы все равно не сумеете встать. Так вот, происходит следующее. Вы зачем-то подожгли тот дом, и удрали сюда, чтобы посмотреть, сгорит или нет. А вот дальше…

– А дальше – не ваше дело, – зло отрезал Сэт. – Идите своей дорогой, юноша. Идите.

– Не получится, – с сожалением ответил мужчина. – Я, понимаете ли, уже оказался здесь, и просто так уйти не имею права.

– Имеете, – покачал головой Сэт. – Поверьте, имеете. И, знаете, лучше, правда, идите поскорее. Там…

– Что там? – мужчина присел на корточки.

– Люди, – поморщился Сэт. – Это… это они за мной пришли, и я… в общем, не попадайтесь им на глаза. Уходите. Дайте мне…

– Замерзнуть? – лицо мужчины посерьезнело. – Ничего не выйдет.

– Почему? – безнадежно спросил Сэт. Голова слегка закружилась – кажется, начали действовать таблетки.

– Потому что, во-первых, я уже здесь. Во-вторых, вы, уважаемый, явно слабее меня, и автоматом попадаете в зону моей ответственности. В-третьих, вы что-то приняли, вы замерзли, вы в безвыходном положении. Я не могу пройти мимо. Понимаете?

Сэт вздохнул и отвернулся.

Не может он… чертов альтруист, полудурок принципиальный, откуда же тебя принесло ночью на кладбище, на котором и днем-то живые бывают лишь иногда и только в теплое время года? Кто ты такой? Зачем ты здесь?..

– Кто вы такой? – спросил Сэт.

– Прохожий, – пожал плечами мужчина. – Ничего более. А кем бы вы хотели, чтобы я оказался? Дедом Морозом?

– Было бы неплохо, – усмехнулся Сэт. – Но вы не он.

– А вдруг? – туманно улыбнулся мужчина. – У вас, наверное, есть сокровенное желание, которое вы бы хотели исполнить перед смертью?

– Вы моя галлюцинация? – неуверенно спросил Сэт. – После валидола?

– Да нет. Я вроде бы сам по себе, – немного удивленно ответил мужчина. – Так есть желание или как?

– Есть. Неосуществимое. Я бы хотел увидеть не засвеченное небо. Пространство. Не наблюдать, просто посмотреть, – Сэт ощутил, что мысли сбиваются, а еще ему захотелось спать. – Смешно, правда? Я же астроном… сраный звездочет… – он снова хрипло засмеялся. – Звездочет, который двадцать лет не видел ни одной звезды…

– И это всё? – немного удивился мужчина. – Негусто же у вас с желаниями. Может быть, придумаете что-нибудь еще?

– Нечего мне больше придумывать, – Сэт опустил голову. – Юноша, я вас очень прошу, уходите. Вас, наверное, ждет кто-то, машина стоит на обочине, вас будут ругать. Делайте то, ради чего пришли, и уходите.

– И что вы хотите, чтобы я сделал? – прищурился тот в ответ.

– То, ради чего рядом с этим кладбищем останавливают машины, – поморщился Сэт. – Я отвернусь, не бойтесь.

– Удручающее зрелище, – констатировал мужчина, поднимаясь на ноги, и отряхивая снег с полы пальто. – Ну и вот что прикажете делать? – спросил он, подняв голову. – Он же сам не пойдет никуда… Сколько вы приняли валидола? – спросил он, снова поворачиваясь к Сэту.

– Какая вам разница? – ответил Сэт. Голос прозвучал едва слышно. – Сколько было, столько и принял.

– Черт знает, сколько, в общем. Сколько, спрашиваю?

– Я не считал, – Сэт прикрыл глаза. – Много…

На него волнами накатывала дрема, даже ощущение холода куда-то пропало. Действительно, хорошо, и даже совсем не страшно. Еще чуть-чуть, и он, наконец, заснет. Плохо только, что этот незнакомец…

А «этот незнакомец» зачем-то набрал полную пригоршню снега, и принялся растирать Сэту лицо, заставляя проснуться.

– Эй, астроном, или как тебя там! – рявкнул он. – А ну-ка подъем! Давай, давай, глаза открыл!.. Теперь быстро и серьезно. Ты свои звезды увидеть и в самом деле хочешь?

– Хватит издеваться, – попросил Сэт.

– Так хочешь или нет?!

– Хочу, – Сэт почувствовал, что глаза снова начали закрываться, не смотря на то, что по лицу текла растаявшая вода. – Уйдите, пожалуйста…

– Вместе уйдем, – твердо ответил мужчина, рывком поднимая Сэта на ноги. – Обопритесь на меня, и потерпите минуту.

– Там… горит? – Сэт вдруг почувствовал, что в глазах темнеет. Кажется, сейчас он может потерять сознание. Но почему-то важно, очень важно узнать – что же там?

– Горит, – заверил мужчина. – Еще как горит… Рыжий, мы здесь модуль будем до завтра ждать?! – рявкнул он. – Сколько можно? И предупреди Кили, что нам потом придется вернуться на исходную, чтобы пройти следящие системы. Пусть исходную смотрит, а не Пулково, понятно? А ну-ка давай, астроном, пара шагов, и поехали.

– Куда? – едва шевеля губами, спросил Сэт.

– На звезды смотреть, я же обещал. И дышать не забывай, а то звезды не покажу.

* * *

Пробуждение получилось странным – потому что ощущения от этого пробуждения были странные. Еще не открыв глаз, Сэт ощутил, что кровать, кажется, не его. Его была жестче и неровная, а эта, на которой он лежал, оказалась и мягкой, и ровной. Вторая странность – не болело сердце. Утром оно обычно побаливало, не сильно, но всё же; сейчас же Сэт не чувствовал сердца вообще, совсем, словно его не было. Ноги тоже не болели. И руки. И дышалось ему удивительно легко.

Несколько минут Сэт лежал, не открывая глаз, и прислушивался к ощущениям. Странно, очень странно. Надо сообразить, что же произошло. Он начал мысленно конструировать события, от разговора в лаборатории и до поджога. Да, это сходится. Тогда ничего странного не происходило. Дальше… дальше он пошел на кладбище, чтобы умереть там, верно? Верно. Принял валидол, почти весь, который был в тубусе, а потом…

Незнакомец!

Странности в этом разговоре тоже не было, но Сэт помнил, что в последние минуты, которые он мог вспомнить, рядом был этот самый незнакомец, и дальше…

А дальше он, Сэт, наверное, все-таки потерял сознание.

И теперь лежит на этой мягкой кровати. Неизвестно где. А еще, кажется, ему укололи обезболивающее, а это не очень хорошо, потому что даже в больнице никто ему, рауф, обезболивающее бы колоть не стал. Жирно слишком.

Так.

Стоп.

Это точно не больница. Больничные кровати Сэт помнил – и готов был поклясться, что ничего общего с этой мягкой и ровной поверхностью они не имеют. Значит, этот странный мужчина отвез его куда-то еще? Зачем? И куда? Сэт напрягся – он вспомнил про то, что кто-то из продавщиц рассказывал про какие-то тайные секты, в которых…

– Может быть, вы все-таки откроете глаза? – спросил кто-то. – Открывайте, открывайте. Тут ничего страшного нет. Правда.

* * *

Страшного вокруг действительно ничего не оказалось, но Сэт, открыв глаза, растерялся окончательно. Комната, в которой он находился, не имела ни одного прямого угла, по крайней мере, он сейчас углов не видел. Может быть, из-за странного приглушенного света? Стены темно-серые, они словно бы скрадывают пространство, и непонятно, большая комната, или маленькая… но действительно, ничего страшного. Кажется.

– Ну, видите? Да не бойтесь вы, ну зачем так. Меня Кили зовут… или Кайл, неважно, как удобнее, так и называйте. А вы Сэт, верно?

Говоривший оказался полукровкой, гермо, с изрядной долей человеческой крови. Оказывается, он сидел рядом с кроватью, и сейчас с интересом разглядывал Сэта. Симпатичный и довольно молодой. Только странный. Сэт нахмурился. Кили заметил это и усмехнулся.

– Волосы, да? – тут же спросил он. – Я сам всё никак не привыкну. А они говорят – ходи так. Тебе лучше с волосами.

Сэт в полном замешательстве смотрел на собеседника, и всё никак не мог понять, что же следует ему ответить.

– Вы так больше не делайте, – с упреком продолжил Кили. – Двенадцать таблеток валидола! Зачем было столько принимать, умереть же можно. Знаю, знаю, Саб рассказал, что вы собирались… но всё равно, не делайте так больше. Они вас двое суток откачивали, говорят, сердце слабое. Но это можно исправить, они умеют. Они и не такое умеют. Видели бы вы меня до того, как я к ним попал!..

– Кто такие «они»? – спросил Сэт. Спросил просто так, чтобы хоть что-то спросить.

– Саб, Эри, Скрипач, Ит, и кот Шилд, – объяснил Кили. – Да вы с ними скоро познакомитесь. – Они… ну, в общем, долго рассказывать. Пусть лучше Саб, когда вернется. Или рыжий. Я вас запутал, да? – вдруг сообразил Кили. – Извините, Сэт. Просто они сейчас заняты, и попросили посидеть с вами.

– А вы кто такой?..

– Я? – кажется, Кили тоже слегка растерялся. – Ну, они говорят, что я химик, хотя какой из меня химик. Я так же, как вы. Только таблеток не пил. Они меня тоже подобрали, только не здесь, а в Дне. Это город такой, Дно называется. Наверное, вы не слышали.

– Когда-то слышал, – Сэт нахмурился. – Кажется. Подождите… Кили. Они, эти четверо, вас… спасли? С вами что-то случилось, и…

– Ит спас, – уточнил Кили. – Так же, как вас спас Саб.

– Саб?

– Ну да, тот мужчина, который с вами говорил. Его зовут Саб. Они искали, где можно войти в город, ну и вот… он на вас случайно наткнулся. Посадил модуль, пошел пешком. Увидел пожар, свернул с дороги, посмотреть, увидел, что вы у могилы сидите.

– Простите, Кили, но я ничего не понимаю, – признался Сэт.

Страха больше не было, а вот недоумение росло всё больше.

– Я так и знал, что не получится у меня объяснить, – с грустью заключил Кили. – Вот если бы тут Эри была, она бы сумела. А я… – он безнадежно махнул рукой. – Сэт, простите. Я не справился.

– Давайте иначе, – Сэт на секунду задумался. – Кили, где мы находимся?

– Ах, черт, я же совсем забыл! – Кили хлопнул себя ладонью по лбу. – Он просил, сказал, что обещал!.. Ну всё, Саб меня убьет, когда вернется. Он ведь просил, а я не сделал. Тоже, видимо, растерялся, и… сейчас…

Стена комнаты вдруг словно мигнула – и пропала.

И в ту же секунду Сэт ощутил, что во рту у него пересохло, а язык прилип к гортани – и он не смог произнести ни звука. От неожиданности.

Потому что вместо стены перед ним было – небо.

Огромное, черное, бархатистое небо – и звёзды.

– Он сказал, что обещал вам… что дал вам слово, обещал показать не засвеченное небо, – оправдывающимся тоном произнес Кили. – Что такое не засвеченное или засвеченное небо? Никогда не слышал.

– Кили, где мы находимся? – голос, наконец, вернулся, но звучал так, словно Сэт, перед тем как говорить, съел горсть песка.

– Мы? А, так мы в корабле, – пожал плечами Кили. – Сейчас уточню. Люся, где мы?

– Удаленная орбита, расстояние до поверхности планеты шестьсот километров, – сообщил голос с потолка. – Кайл, показать?

– Покажи, – согласился с голосом Кили. – Мы, когда ребят заберем, отойдем дальше?

– Как прикажут. Смотрите. Проведу медленно, чтобы головы не закружились.

Картинка в окне начала сдвигаться – звезды заскользили куда-то в бок, и через несколько секунд на стене вместо звёзд оказалась планета. Сэт почувствовал, что сердце его, до этого спокойное, бешено заколотилось. Потому что если звезды могли быть изображением или подделкой, то эта картина – нет.

Планета была настоящей, он понял это сразу, тут же.

Потому что планета жила.

И Сэт сейчас видел то, что в жизни никогда даже не чаял увидеть: солнечный отблеск на поверхности океана, облачную дымку, сияющую полоску стратосферы, скручивающийся в спираль циклон, идущий с севера к югу… на теневой стороне он различил россыпь сверкающих точек, и тут же сообразил, что это города, вот так они светятся, вот так их и должно быть видно сверху, из пространства… сердце заколотилось еще сильнее, и, кажется, Кили это заметил.

– Тихо, тихо, – заговорил он, снова присаживаясь рядом с кроватью. – Сэт, не надо так нервничать! Успокойтесь! Сейчас система сработает, и станет легче. Попить хотите? Чаю, водички, лхуса?

– Валидола, – одними губами произнес Сэт. – Может, я уже умер? Так не бывает…

– Бывает, бывает, – заверил Кили. – Еще и не так, говорят, бывает. Давайте вы водички выпьете, а потом вам лучше бы поспать. Они скоро должны вернуться, вот они-то вам всё и объяснят. Вы поспите, а я рядом побуду, постерегу. Хотя тут не от кого стеречь. Кроме нас на корабле никого, а они и так очень добрые, чего от них стеречь?..

Кили всё говорил и говорил, а Сэт вдруг ощутил, что его неудержимо тянет в сон, не в обморок, как тогда, на кладбище, а именно в сон, и бороться с этим сном у него нет ни сил, ни желания. Глаза закрывались сами собой, и через минуту Сэт уже спал, так и не дослушав, что говорил ему Кили.