Текст книги "Труп выгоревших воспомиманий"

– Никаких отпечатков. – Спокойным голосом пролепетал Олег, разминая виски указательными пальцами обеих рук. – Никаких, кроме вас двоих, свидетелей случившегося. Никаких наводок на потенциального убийцу. И звонок Кейтмана из психбольницы.

– Тебе звонил Кейтман? – Удивился Людовик, переглядываясь со мной. – Зачем?

– Наш «многоуважаемый» патологоанатом Френсис Кринман сбежал. – Пояснил Олег, понимая о проговорившейся новости. – Его поимкой и поиском занялись наши конкуренты.

– Как давно он сбежал?

– Два дня назад.

– И ты молчал? – Людовик перенял эстафету Олега и стал, буквально, закипать с пустого места. – Как такое можно держать в секрете? Он ведь каннибал!

– Каннибал. – Усмехнулся Олег. – Не доказано его участие в каннибализме. Да и убийцей бывшей врач не является. Так, самый обыкновенный психопат, любящий коллекционировать сердца покойников, от которых отказались родственники.

Я задумалась. Патологоанатом спалился, забыв уничтожить разрезанное мертвое тело, оставив его в морозильной камере. Его сменщик, пришедший на следующие утро на своё рабочие место, увидев разрезанное тело, незамедлительно сообщил об увиденном администрации больницы и вызвал полицию. Как мы прознали об этом деле, я уже и не помню, но мы прибыли в морг практически перед приездом полицейских. Зрелище оказалось жутковатым, а статья завораживающей.

Я скрипнула зубами. По большей части это произошло на рефлекторном пофигизме моей неудовлетворенности. Пофигизм всегда имел свойство появляться не вовремя. Возможно, ему давали толчки воспоминания о моем не слишком радужном детстве, не желающие покинуть мой разум как бы я не старалась. Возвращаясь снова и снова, во сне и наяву, к моменту моего подсознательного заключение и сдерживание моего разума, готовому подчиняться не моей, а чужой воле близкого для меня человека, воспоминания всплывали по не виданному мне щелчку пальцев или взмаху волшебной палочкой. Они будто давали мне некий толчок, говоря со мной, унижая меня и ставя в неловкое положение, заставляя принимать увиденное за действительность давно минувших дней.

Вопрос о смене города проживания на момент поступления в университет пришёлся как нельзя кстати. Мне необходима была смена обстановки. Я хотела начать свою жизнь с чистого листа, имея возможность максимально ограничить контакты и встречи с моим бывшим парнем, проживающей в нашей съемной квартире в Москве вместе с моей лучшей подругой, и постараться набраться отнятых сил, вернувшись в нормальное состояние. Была ли я сумасшедшей? Нет. Ходила ли я лечиться  к психологу, поправив свои нервы? Да. Получила ли я нужный мне результат от смены  зоны комфорта? Отчасти да, отчасти нет. Видимо эти факторы и способствовали проявлению выплёскивания агрессии в сторону Людовика.

– Гиблое место всегда имеет свои корни. – Выпалила я невпопад ещё одно бабушкино заключение. На меня заинтересованно уставились две пары любопытных глаз, но я не собиралась идти на попятную, понимая всю безвыходность в оказавшейся ситуации. – Вам не кажется, что убийца нас хочет предупредить о надвигающихся событиях?

– По–моему, – хмыкнул Олег, – два оставленных трупа, дерзко выставленные в безрассудные композиции, это уже предупреждение, граничащее с безумием.

– В композицию был выставлен один труп. – Людовик поправил Олега. – Первую девочку всего лишь расчленили, а ее части тела засунули в непроизвольном порядке куда попало.

– Но даже над этим куда попало, убийца поразмыслил мозгами, прежде чем осуществить задуманное. – Олег сверкнул глазами. – А это, мой дорогой друг, достойно уважения.

– Мерзкая фантазия, граничащая с безумством, никогда не достойна уважения. – Не согласился с Олегом Людовик.

Я мысленно согласилась с Людовиком, не собираясь удовлетворять своего напарника лишним высказыванием. В детстве, садясь на обожаемое кресло в родительской       библиотеке, я брала под Новый Год детективную историю. Мне не описать словами появляющиеся чувство при прочтении леденящей душу истории, придуманную любимым или пока неизведанным мною автором. Иногда, в безлюдные времена, когда мои родители уезжали отдыхать, оставляя на меня нескончаемый поток приходивших нянь, я закрывалась в своей комнате, забиралась на подоконник, закутывалась в любимый теплый плед и часами читала книгу. Моя любовь к детективам крепла с каждой прочитанной книгой и полюбившимся романом, который я умудрялась из родительской библиотеки приносить в свою комнату. Вот так, под впечатлением о прочитанных книгах, я стала журналисткой. Однако я не учла момента, что в книгах дела распутываются намного легче и быстрее, нежели мне показала практика в реальной жизни.

– Рабочий день на сегодня закончен. – Объявил нам Олег, махнув в непроизвольном жесте рукой, разрешая покинуть Могильный Памятник. – И, Яна, еще один труп по твою душу, мне придется отстранить тебя от этого дела.

Я кивнула, понимая всю серьезность сказанных слов. При официальном отстранении от дела, с подписанной бумагой и выговором Олега, Людовику придется заниматься расследованием самостоятельно. Людовик открыл передо мной дверь, пропуская меня вперед. Он осторожно коснулся моего локтя, а рядом со своим ухом, я почувствовала его теплое дыхание.

– Со мной или ко мне? – Словно невзначай, поддразнивая меня, поинтересовался Людовик.

– Ко мне. – Невольно ответила я.

Переступить запретную черту – легко. Я видела в Людовике лишь надоедливого напарника, пытающегося вечно переступить границу дозволенно проведенной линии личного пространства. Возможно, мне пора отпустить свое прошлое и постараться довериться окружающим меня людям. Я решила, спускаясь по лестнице в сторону выхода, что сначала составлю план снятия собственных оков, и освобожу свой рассудок от досужих ужасов восприятия окружающего мира, а потом, постепенно прибегну к его выполнению.

Я, садясь в машину, назвала адрес своей съемной квартиры. Всю дорогу мы ехали молча. Тишину нарушали лишь звуки мчащихся наравне с нами встречных машин. Легкий теплый воздух проникал сквозь щель приоткрытого окна, навевая на меня умиротворенное состояние души. Я прикрыла от усталости глаза, мысленно уговаривая свой организм не привыкать к хорошему чувству спокойствия.

Машина резко остановилась, заставляя меня проснуться. Первым делом я заметила, как Людовик сильно сжал руки, покоящиеся на руле. Он напряженным взглядом смотрел в темный угол, не замечая сигналящих гудков недовольных водителей.

– Людовик, ты… – Я старалась успокоиться, но у меня не выходило. То мимолетное состояние блаженного умиротворения прошло так же быстро как и появилось. – Какого черта ты остановился на середине дороги?

Людовик с сожалением посмотрел на меня. Его взгляд не выражал ничего хорошего, и я внутренне сжалась, приготовившись к худшему исходу событий.

– Наши давние знакомые свернули на указанную тобой улицу. – Сказал он, соизволив нажать на педаль газа и привести свою машину в движение.

– Наши знакомые? –Как дура повторила я, превращая сказанное в вопрос, удаляя из него лишнее и вылавливая лишь малую суть услышанного.

Естественно Людовик упоминал школьниц, решив слегка перефразировать их в знакомых. Это происходило у напарника на автомате. Похоже, Людовик принимал за знакомых всех подряд, кого успевал запомнить и повстречать в течении нескольких дней больше двух раз. Бывали случаи, когда Людовик считал знакомого серийного убийцу своим знакомым вплоть до скамьи подсудимых.

Людовик остановил машину около моего подъезда. Я не спешила выходить на улицу, понимая, что если напарник захочет проследить за школьницами, не скрывающиеся в толпе прохожих и , словно маяк, маячившиеся перед нашими глазами, то меня отстранят от дела незамедлительно. Напарник, очнувшись и поняв всю безрассудность идеи, успевшей зародиться у него в голове, пришел к моему же выводу. Он довольно быстро и слажено расслабился, вытащил ключ зажигания и неспешно вышел из машины.

– Надеюсь, у тебя есть бутылка крепкого вина? – Подмигнул он мне.

Первым делом, когда я вошла в свои апартаменты, я включила свет. Давняя традиция, позволяющая почувствовать меня дома, в безопасности, не отпускала с шести лет. Родители постоянно включали мне светильник в виде бабочки, которые сейчас можно найти в любом магазине IKEA или набрать в поисковике интернета. Когда свет с великой охотой появлялся в доме, я чувствовала родительскую заботу, которой мне не хватало в одиночестве студенческой жизни.

Минимализм в квартире – моя слабость. Здесь есть все необходимое, но, в то же время, практически ничего и нет. Я знала, что при всей своей любви к Парижу, не смогу остаться здесь навсегда. После окончания учебы заберу свои вещи и уеду домой к родителям. Собственно мое желание в минимализме оправдывало себя как нельзя лучше. Я не закупалась бытовой техникой, не привозила тоннами кухонные приборы, изредка баловала свою душу хождением по магазинам, примеряя на себе любимые толстовки. Отправляясь на каникулы домой, я благополучно отвозила туда часть приобретённых вещей. Это делалось из-за нежелания после окончания университета одной вести пять забитых до верха чемоданов.

Моя уютная квартира могла олицетворить мое душевное одиночество. Небольшая гостиная, здесь же, неподалёку маленькая кухня, ванная и туалет. Вот и вся жилплощадь. Я спала на диване, расправляя его при каждом заходе в мир сновидений в полноценную кровать. Когда родители узнали о моем крохотном жилье, развозился скандал. Мой отец посчитал себя оскорбленным и велел мне найти апартаменты дороже, большей площадью и включающих минимум две спальные комнаты. Я отказалась, предъявляя вполне веские аргументы не переезжать. Для нашей семьи далеко не секрет: мой отец любит деньги. Он их зарабатывает и с неимоверной лёгкостью тратит. Я же более экономная чем отец. В тот вечер мы поссорились, и, до сих пор не разговаривали. Мама встала на мою сторону. В моей семье отец безотговорочно слушается свою жену. В нерушимом споре слово матери – закон. Мне не хватало слов поддержки отца, но спешить мириться первой я не собиралась. Может быть, я померюсь с ним, когда приеду погостить к родителям.

– Так что там насчёт вина? – Людовик нарушил затянувшиеся молчание.

– Красное или белое? – Вопросом на вопрос поинтересовалась я.

– Хм… – Озадачился Людовик. – А если бы я поинтересовался не вином?

Я закатила глаза. Сейчас мой напарник, вопреки своим ожиданиям, считал меня маленькой, не способной к принятию алкоголя внутрь девочкой. Я медленно обошла стол, встала напротив раковины и открыла дверь находящейся наверху столешницы. Здесь покоились и немного пылились бутылки с алкоголем: тоник, шампанское, бурбон, два вида вина и ликёр. С алкоголем мы перешли на ты года два назад. Я им не злоупотребляла. Одного бокала вечером мне было более чем достаточно. Мои капризы восхвалялись избранными напитками. Бутылки менялись, а вот сладкий привкус алкоголя оставался неизменным. Я люблю пробовать что-то новое, но не люблю горьковатый вкус, который ассоциируется у меня с горечью и печалью.

– Так что ты предпочтешь, Людовик? – Слукавила я, не смея обернуться, боясь показать улыбку, появившуюся на моем лице. – Вино, шампанское, а может… решишь выпить что-нибудь покрепче, например, бурбон или ликёр?

– Пожалуй, остановлюсь на бокале красного вина. – Ответил он еле слышимым голосом.

Я не стала спорить и, достав бутылку красного сухого вина «La Cote aux Enfants», пожалуй, самого дорогого алкогольного напитка в моем баре, я открыла пробку и налила доверху два бокала, покоящихся на столе с прошлой недели. Я не планировала красоваться дорогим вином перед несносным напарником. Просто, не любила экономить на алкоголе, понимая, что вряд ли отравлюсь дорогим вином, нежели есть высокая вероятность отравиться вином дешевым.

– Ты так и собираешься стоять в проходе? – Протягивая Людовику один из бокалов, улыбнулась я. – Или не царское это дело садиться на скромный диван, примостившийся чуть ли не рядом с входом в мою скромную обитель?

Стоило мне опуститься на диван, накатила неимоверная усталость. Такое состояние бывало у меня не часто, по большей степени редко, да и то проявлялось лишь в тех моментах, в которых присутствовали оснащенные события прожитого дня. Моменты, похожие на сегодняшние два убийства. Я пригубила вина, краем глаз заметив, как Людовик сделал то же самое, оставаясь на прежнем месте. Он с нескрываемым интересом осматривал каждый уголок апартаментов. Его взгляд блуждал, иногда останавливаясь на несколько минут на определенных предметах: маленькой стопочке книг, затаившихся в углу; цветка в горшке, стоящего на кофейном столике; паре дисков, расположившихся рядом с пультом от телевизора.

Людовик медленно подошел к дивану и сел с противоположной от меня стороны. Его бокал с вином оказался наполовину опустошенным. Похоже, с бутылкой вина придется сегодня расстаться. Я не особо огорчусь, ведь у меня появиться возможность поискать в магазине что–нибудь новое, не уступающее выпитому алкогольному напитку. Алкогольная продукция, как и покупаемые продукты в супермаркете, должны заканчиваться, выпиваясь в меру предусмотренных правил. Если бы я пила это вино в одиночку, то оно бы у меня закончилось не ближе чем к Новому Году.

Во входную дверь постучали, прерывая возникшие из неоткуда неловкое молчание. Сотрудники, к коим относится и мой напарник, обязаны держаться в рамках личного пространства. На работе, во время слежки, гонки за громкими делами, граничащие со схожими и такими не похожими друг на друга сенсациями, но чем–то от них отличающихся, с легкостью получается находить с сотрудниками язык общения. Здесь, в произошедшей ситуации, невидимый барьер поднимается, ставя меня, как хозяйку, в плохом свете. Я встала с дивана, ставя бокал на кофейный столик, смотря, как бы вино не пролилось на лежащий роман, который я любила читать после трудового дня, нежась под теплом натянутого до плеч одеяла. В моей голове не могла просочиться мысль настороженности. Но я без угрызения совести и спокойно бьющегося сердца, открыла дверь. Передо мной стоял курьер. На его голове красовалась белая бейсболка, скрывающая шоколадного цвета волосы. Одет он был неподобающе уважающим себя курьерским компаниям: неброские джинсы и черная мужская толстовка с капюшоном.

– Яна Лаврецкая? – На чистом французском спросил он.

– Да, это я. – Подтвердила я.

Курьер, не назвавший своего имени, протянул мне большую коробку из– под обуви. За коробкой последовал бланк росписи получения посылки. Я поставила свою подпись, кивнула курьеру и закрыла дверь, не дожидаясь ухода парня двадцати одного года восвояси. Поспешила с действиями, не заметив лукавую улыбку, появляющуюся у курьера после вручения в мои руки посылки. Я незамедлительно вернулась к своему гостью. К слову, посылка ощущалась невесомая, как перо лебедя или вороны. Я, недолго думая, решила открыть посылку утром, надеясь, что она не взорвется во время моего сна.

– Ты напросился ко мне, чтобы просто помолчать и пригубить вина? – Поинтересовалась я, после нескольких минут выводящего из себя молчания.

– Я боялся, что ты… сделаешь какую–нибудь глупость. – Ответил Людовик. – Но, похоже, я заразился от тебя притягиванием неприятностей на свою голову.

– Привыкай как к хорошему, так и к плохому. – И снова из меня вылетела одна из немногих любимых присказок бабушки.

У Людовика завибрировал телефон. Он неохотно достал мобильный из кармана и поморщился, всматриваясь в номер звонившего. Напарник отключился, ставя недопитое вино рядом с моим бокалом. В его глазах появилась неохота, смешанная с долей сожаления. В следующую минуту Людовик встал, все так же продолжая держать телефон в руке.

– Прошу меня простить, – прокашлялся он, словно слова прощения давались ему сложнее, чем все тот же старый добрый сарказм, постоянно вылетающий из его уст в мой адрес. – У меня появились неотложные дела.

Людовик чуть ли не бегом поспешил к двери, не дожидаясь моего ответа и прощания, открыл дверь и исчез в пустом проходе многоквартирного дома, оставляя меня с немного ошеломленным лицом, провожать оставшийся вечер в компании одиночества и недопитого вина.

Глава 4

Вторник, 6 июня

Вино слегка притупляет мозги. Не доказанный учеными, но зато проверенный на собственным опыте факт. Мой новый ,пока что, рабочий день начался не с подъема любимой мелодией будильника, а с нотки головной боли, решивший прийти на смену беззаботности после двух выпитых бокала вина. Сначала я выпила свое содержимое бокала, а потом допила бокал Людовика, что оказалось лишним, но стоимость дорогого вина не позволило мне просто вылить остатки в раковину. Сейчас, я понимала всю глупость сделанного поступка. Моя рука на автомате потянулась к телефону, лежащему на все том же кофейном столике. Мимолетному прохожему может показаться, будто мой кофейный столик – это склад ненужных вещей и всякого бесполезного хлама, неизвестно откуда появляющегося под утро и исчезающего под вечер. На самом же деле, непроизвольный беспорядок – мой порядок, где я могу найти то что мне необходимо утренним днем, собирая в очередной раз сумку или рюкзак на работу. Сегодня на почетном месте оказались два пустых бокала вина, не убранные вечером; роман, так и не притронувшийся к прочтению моими глазами; коробка, невпопад принесенная накануне курьером и телефон, почему то взявший отпуск и ушедший в «загул».

Я встала, посмотрев на себя снизу вверх, насколько это помогала мне зудящая головная боль, не желающая проходить без вмешательства медицинских препаратов, и поморщилась. Я впервые, за столь длительный промежуток времени, заснула в верхней одежде, не удосужившись вчера привести себя в порядок и лечь пусть не в пижаме, но хотя бы в моей спальной футболке.

Зазвонил мой домашний телефон, просачиваясь успевшей забытой трелью, заставляя меня вздрогнуть. Я забыла о существовании стационарного телефона. Как правило, звонки от назойливых людей, предлагающих купить или перейти на ту или иную компанию, вещь, незначительный опрос, звонили днём. В это время я , естественно, находилась на работе. Мои же родители созванивались со мной по мобильному, ссылаясь на мою бесконечную загруженность в течении всего дня. Мои настенные часы оповещали о вступлении в свои права семи часов утра. Агенство Могильный Памятник начинал свою работу в десять, поэтому я без лишнего промедления решила включить автоответчик и посвистывая, направилась в ванную, приводить себя в порядок.

Моя ванная – рай для тех, кто обожает заботиться о своём теле. Я к таким вещам отношусь скептически, не понимая всего удовольствия торчать утром по несколько часов, специально вставая сломя голову и выходя на бегу из ванны, боясь опоздать на работу. На полочках ,в ряд и по алфавиту, расставлены мои любимые средства по уходу за телом и волосами, а так же несколько  видов масок для лица. Моя мама раз в неделю отправляет мне почтой все новые косметические штуки, которые сначала пробует на собственной коже, а потом, влюбившись, пытается влюбить в них и свою непутевую дочь. Я же веду себя как бетонная стена,  неприкосновенно довольствуясь своими законами и начинаниями.

Открыв верхний шкаф, первым делом я достала баночку с таблетками от головы и заранее приготовленную бутылку воды. Воду в бутылке я заменяю раз в день  или в два, возвращая наполненную прозрачную бутылку на место. Некогда не узнаешь, в какой промежуток времени посчастливиться незамедлительно выпить таблетку, превращая свой организм тела в порядок. Бывали дни, когда бутылка стояла нетронутой весь день, но даже при таком раскладе я все равно меняла в ней воду. Я положила желтую таблетку на язык, поморщилась от горьковатого вкуса, и запила ее водой, не забыв сделать большой глоток воды. После проглоченной таблетки я стала чистить зубы и ,расчесав волосы, собрала их в конский хвост, не заботясь о появившихся на моей голове «петухах». Осторожно сняла с себя одежду, беспощадно закинув ее в стиральную машину, и зашла в душевую кабину. Урегулировав тёплую для моего организма воду, я удовлетворенно промычала, как только льющаяся из крана вода коснулась моего тела.

Через десять минут после принятого душа, я находилась на кухне, завернутая лишь в одно полотенце. Я поставила чайник кипятиться, а сама переводила взгляд, облокотившись на столешницу с домашнего телефона на наедающую мне здраво мыслить коробку. Недолго думая и откладывая одну большую проблему, сулившую мне ничего хорошего до приезда на работу, я включила автоответчик. Сначала была тишина, лишь изредка прекращая своё существование шуршанием (предположительно мною) фантиком от конфет. Тишина сменилась страхом, словно на меня вылили струю холодной воды, засунули в холодильник на несколько часов, вынули и вновь облили на меня холодную воду. Кажется, на момент прослушивания до боли знакомого мне голоса, который я старалась забыть все эти два года, я забыла как дышать.

« Не спеши забывать тех, кто тебя пригрел, Яна. Ты всерьёз думала, что можешь убежать от меня, от нас, не заплатив при этом назначенную цену? Я наслышан о твоих…достижениях. Молодец, ты заслужила мою похвалу. Не думал, что после всего, что с тобой произошло, ты найдёшь в себе силы двигаться дальше. Признаться, это изрядно подпортило мои планы. Эх, а как я старался, лез из кожи вон, направляя моих дорогих выпускниц на проложенную им же дорогу. С тобой пришлось изрядно попотеть, ведь ты замела все следы, практически не оставив шанса найти тебя. Но…ха-ха-ха… ты забыла один из приобретённых у меня уроков, и оставила маленькую лазейку, сквозь которую я смог подсмотреть и просочиться, чтобы найти одну заблудшую душу, нечаянно выпущенную в свободное плавание. Я бы посоветовал тебе внимательно присмотреться к своему кругу общения. Одна твоя знакомая, просившая меня под впечатлительными пытками, не говорить тебе мое имя, боясь за потерю дружбы с тобой, открыла мне завесу секретной тайны крохотного мира Яны. И, о какое счастье, я послушал ее, несколько раз заставляя пожалеть о несущественном предательстве с ее стороны. И, дабы не быть многословным, а то сама понимаешь, я до боли занятой человек, я хочу дать тебе ещё один шанс, Яна. Надеюсь, ты получила мои послания. Зная тебя, я удивлюсь, если ты не ответишь на мой зов и не вернёшься к своим корням, на родину. Ведь мои методы познания человеческой души ещё полны нескончаемой фантазии, а сцепленные руки, лежащие от безделья на рабочем столе, так и чешутся воплотить эти мимолетные прихвостни в жизнь. Все таки результат требует жертв, согласна?»

Отправитель не попрощался и не представился. И я обрадовалась, приняв решение не поднимать телефонную трубку. Ведь если бы я это сделала, то я боялась нафантазировать многочисленные повороты событий, которые могли бы со мной произойти. Я вспомнила о потребности в дыхательной функции моего организма, когда стала задыхаться от нехватки воздуха. Я сделала глубокий выдох, пытаясь прийти в себя. Теперь открывание посылки оказалось опасным занятием. Правда, нести огромную коробку из-под обуви через весь центр Парижа, мне не доставляло никакого удовольствия, но теперь, при сложившихся обстоятельствах, открывать коробку в офисе было безопаснее. Я на гнущихся шагах подошла к шкафу, открыла дверцу, перебрала свои рубашки и ,решив остановиться на светло-голубом цвете, в виду отсутствия формы на рабочем месте, я трясущимися руками стала застегивать на себе пуговицы, не забыв надеть под рубашку нижнее белье  такого же цвета. Справившись с пуговицами, кое-как натянула на себя вторую пару повседневных джинс и, трясущимися руками, впервые, набрала номер напарника, не удосужившись посмотреть на настенные часы.

– Лаврецкая. – Людовик прохрипел мою фамилию, борясь с явным недосыпом. – Ты знаешь какой сейчас час?

– Ты можешь подвезти меня в наш офис? – Быстро, пока не передумала, спросила я напарника.

– Неожиданно. – Ответил Людовик. – Я заеду за тобой в девять.

И первым нажал отбой, прерывая наш разговор. Про кофе я благополучно забыла. В голове продолжал звенеть пугающий меня голос, не скрывая своё нежелание пропасть из моего мозга. Мои руки дрожали, до боли сжимаясь в кулаки. Я этой боли не ощущала, а если и ощущала, то сжимала кулаки ещё крепче, зацепляя ногтями кожу рук. Я прикрывала глаза, боясь окунуться в не кончающийся поток плохих воспоминаний. К сожалению, на негнущихся ногах, я села на не заправленный диван и рухнула с головой в воспоминания, которые старалась забыть, начав новою жизнь.

Я открыла глаза и почувствовала как нахожусь в своем, но в то же время чужом, незнакомом мне теле. Мне семнадцать, волосы выкрашены в черный цвет, олицетворяющий знак протеста (уже не помню чего именно), и я смело стреляю по мишеням из учебного пистолета, постоянно пропуская их центр. Разрешения на ношение оружия у меня нет, но я предполагаю, что оно есть у моего наставника, который пристально следит за ходом нашей стрельбы. В обучающей группе нас четыре человека: все девочки, доросшие до возраста семнадцати лет и старше. Я вытираю пот со лба и краем глаз смотрю на других девушек. Эти девушки, одновременно мои соседки по комнате и соперницы, по доброй воле пришедшие к наставнику по разным причинам. Таких девушек наставник ценит и уважает. Ведь не каждый в здравом уме способен уйти из семьи, порвать связи с беспокоящимся родственниками, и с легкой душой выпить предлагающую гадость для контроля разума и более «здравому» подчинению своего хода действий неизвестному мужчине.

– Яна, не отвлекайся! Урок ещё не подошёл к концу. – Спокойным голосом, заставляя каждое тело дрожать и покрываться мелкими мурашками, говорил мне наш надзиратель.

И я повинуюсь ему. Вновь перезаряжаю пистолет, отворачиваюсь от умело стреляющих напарниц и пытаюсь попасть в цель. Наша цель для стрельбы – провинившиеся ученицы. Они стоят к нам спиной, глаза у них завязаны чёрной лентой, а в рот влита лошадиная доля алкоголя. Они не понимают, что происходит, и не поймут, когда их настигнет пуля в сердце. Им не больше пятнадцати. Мои напарницы, уже сдружившиеся с ружьем смело стреляют по живой плоти, задевая то кусок ткани на руке, то попадая в более важные органы. Они натренированы, им интересна суть убийства, а я… я не могу так поступить с живым человеком, пусть и находясь под контролем чужих мыслей, в дроблённых в мою голову новых правил, придуманных моим личным наставником. Я мажу, мои пули пробивают стену, и ещё ни разу не задели человеческую плоть. Мое поведение раздражает наставника. Я чувствую его пристальный недовольный взгляд, упивающийся мне в спину. Скоро, после окончания урока по стрельбе, меня ждёт наказание за непослушание. На мою смену придут другие, я это знаю. Эту несчастную девочку, стоящую передо мной никто не спасёт, но я ничего не могу с собой поделать. Я не могу стать машиной для убийства по указке. Я не могу лишить невинного человека, попавшего в сети не возврата. Я делаю глубокий вдох и нажимаю на курок.

Я стою на давно забытом берегу озера и смотрю на гладкую поверхность воды. Из-за запустения, вода не голубая, а зеленоватая. На ней изредка, если присмотреться, можно увидеть плывущую тину. Хрупкий мир морской среды обитания умер, стоило людям уехать из этого края. На улице осень вступила в свои полноценные права. Листва на деревьях успела окраситься разными цветами красного и жёлтого. В промежутках ещё можно заметить отблески зелёного оттенка, грустно напоминающим об уходе лета. Неугомонный ветер не хочет успокаиваться. Он поднимает опавшие листья и несёт их в лишь одному ему изведанную даль. Я потуже затягиваю свой кардиган, не оборачиваясь на звук приближающихся шагов.

Я заранее знаю кто посмел прервать мое умиротворенное состояние. И я не ошиблась, услышав его голос.

– Осень всегда умеет впечатлить нас своими красками, правда? – Спрашивает он, останавливаясь на расстоянии вытянутой руки.

Он ждёт моего ответа, прекрасно зная, что я не могу остаться в стороне. И я отвечаю ему, понимая, что если не отвечу, мне будет только хуже. 

– Да, осень красива, но в то же время и кровава. – Я улыбаюсь, слегка поворачиваясь к нему боком. Его улыбка озаряет хмурое лицо, но не доходит до глаз. – Я… обязана в этом участвовать?

Заминка в моем вопросе говорит о многом, и в то же время ни о чем. Я сглатываю, нервничая под его пристальным взглядом. Мне не хочется участвовать в операции, но разве у меня есть выбор? Юноша утвердительно кивает, отстраняясь. Своим жестом он словно приглашает меня пройти к месту назначения, где ,скорее всего, его отец уже все приготовил. Я печально смотрю на воду, и иду по направлению указанной руки. Юноша идёт за мной, полагаясь на мою сообразительность выйти на нужное место мне самой. Мы устремляемся вглубь леса. За нашими спинами  смыкаются деревья, отрезая нас от привычной нам цивилизации и поглощая в неизведанную пустоту. Мы небыстро ступаем по опавшим листьям, слушая их хруст под нашими ногами и вслушиваясь в пение беззаботных птиц, время от времени пролетающих над нашими головами. 

Юноша протягивает мне нож, и, чтобы его взять, не поранившись от остро заточенного лезвия, я останавливаюсь. Эта остановка дарит мне удар в спину. Я, от неожиданных действий, которые должна была предвидеть, спотыкаюсь, но удерживаю равновесие, не падая на землю. 

– Похоже, ты прогуливала учебу моего отца, Яна. – Недовольно произносит юноша, обнимая свободной рукой мою талию и, прижимная меня к себе, продолжает. – Скажи, ты успела придумать себе наказание? Или мне опять попотеть за тебя, прикрывая твою непутевую спину своим телом? 

– Я выучила урок. – Шепчу я, не в силах подавляющей меня гордости говорить следующие слова вслух. – Твоя защита имеет свою цену. 

– Ну, хоть что-то ты все же смогла выучить. – Хмыкнул юноша. – Жаль, что ты учишь лишь мои уроки, а не уроки моего отца.

Я выскочила из омута воспоминаний, отвлекающим непрекращающимся стуком в дверь. Я посмотрела на свои руки. Они еще тряслись от давно пережитых плохих дней. И я спокойно поспешила открывать дверь своих апартаментов. В коридоре находился Людовик. По его невозмутимому взору невозможно было определить: переживает он за меня или нет.

– Ты открыла вчерашнюю посылку? – Вот так, без должного приветствия, поинтересовался Людовик.

Я отрицательно покачала головой, покосившись своим взглядом на коробку.

– Нет. – Я кашлянула, пытаясь убрать хрипоту, слышимую из моего горла. – Произошли некоторые обстоятельства, из–за которых я хочу открыть посылку в офисе, на глазах всех сотрудников Могильного Памятника.